2013-12-28
712
Раздел 2. История культурной политики в России
Наталья Кирилловна (Нарышкина)
Мария Ильинична (Милославская)
Марта 1629 — 29 января 1676
Алексей Михайлович Романов (Тишайший)
Из рукописи Котошихина, принадлежащей Упсальскому университету
Иллюстрации
Я.
Ямщики 124.
Ян Казимир 62.
Ярославль, гор. 122.
Ясаулы 147, 151; войска Запорожскаго 125.
Ясельничий 91.
Яуза, река, 99.
Ф.
Феодор Иванович, царь: частный его характер;
отношение к Борису Годунову; огорчение
при вести о смерти брата; кончина 2, 3.
роти приездуывают у околничих и у думных людей в Посолском Приказе, а на о и при послех; а стрелцы стоят толко в
Дополнительные материалы, не включенные (за искл. илл. №1) в публикуемое издание. – Адъютант!
Иллюстрация, приложенная к публикуемому изданию 1884 года.
(1 апреля 1624 — 3 марта 1669)
Первая жена Алексея Михайловича. Свадьба состоялась в 1648 году. По словам Котошихина, Алексей Михайлович в церкви «узре некоторого Московского дворянина Ильи Милославского две дочери в церкве стоят на молитве, послал по некоторых девиц к себе на двор, велел им того дворянина едину мнейшую дочь взяти к себе в Верх; а как пение совершилось и в то время царь пришед в свои хоромы, тое девицы смотрил и возлюбил, и нарек царевною» (см. стр. [6] данного издания). Костомаров же, видимо со слов Олеария, пишет: «Собрали до двухсот девиц; из них отобрали шесть и представили царю. Царь выбрал Евфимию Федоровну Всеволожскую, дочь касимовского помещика, но когда ее в первый раз одели в царскую одежду, то женщины затянули ей волосы так крепко, что она, явившись перед царем, упала в обморок. Это приписали падучей болезни. Опала постигла отца невесты за то, что он, как обвиняли его, скрыл болезнь дочери. Его сослали со всею семьею в Тюмень. Впоследствии он был возвращен в свое имение, откуда не имел права куда-либо выезжать.»
Мария Ильинична Милославская родила Алексею Михайловичу 13 детей.
(22 августа (1 сентября) 1651 — 25 января (4 февраля) 1694)
Вторая жена царя Алексея Михайловича. Дочь боярина Кирилла Полуэктовича Нарышкина.
Со слов Костомарова: «В начале февраля 1670 года царю понравилась более всех Наталья Нарышкина, но царь продолжал смотреть девиц, в надежде найти еще покрасивее. В апреле, как видно, он колебался между Нарышкиной и Авдотьей Беляевой… Выбор царя остановился на Нарышкиной; но свадьба почему-то была отложена. Так как у Алексея Михайловича были уже взрослые дочери почти одних лет с Натальей, то у них явилось нерасположение к будущей мачехе…. Это обстоятельство, вероятно, также способствовало замедлению брака, но не могло предотвратить его. 22 января 1671 года Алексей Михайлович сочетался с Натальей».
30 мая 1672 года родила царевича Петра, будущего императора Петра Великого.
В тысячелетней истории России было три культурные революции, три попытки насильственно и радикально изменить картину мира российского народа. Это – крещение Руси, когда на языческую картину мира наложилась картина мира византийского православия, петровские реформы, внедрившие в картину мира патриархальной Руси фрагменты западно-европейской цивилизации, и, наконец, большевистская культурная революция, попытавшаяся сбросить «старую» культуру с «корабля современности» и на пустом освободившемся месте создать пролетарскую классовую культуру. Именно переломные моменты в культурной истории государства и станут основным предметом внимания во второй части этого пособия.
«На востоке Европы, на рубеже двух частей мира, провидение поселило народ, резко отличающийся от своих западных соседей. Его колыбелью был светлый юг: меч азиатца-русса дал ему имя; издыхающая Византия завещала ему благодатное слово спасения; оковы татарина связали крепкими узами его разъединенные части, рука ханов спаяла их его же кровью».
В.Белинский. Литературные мечтания. Полн. собр. соч. в 13-ти тт. Т. 1. М., 1953, с. 36.
Основой, на которой складывалась на Руси общенациональная картина мира, стала картина мира протославян, основные фрагменты которой восходили к глубокой древности. Изучать эту картину мира чрезвычайно трудно – из-за отсутствия исторических источников. О первых трех-четырех столетиях жизни славянских племен прямых сведений не существует, и о славянской культуре того времени можно судить только по немногочисленным фрагментарным письменным свидетельствам византийских и арабских историков и путешественников, а также по материалам археологических раскопок. Что касается религиозных представлений древних славян, то почти полное отсутствие свидетельств о них вплоть до VI века и малое их число, относящееся к периоду от VI до XI веков, вынуждает ученых формировать представления о древнейших славянских верованиях, используя в основном косвенные источники. Такое положение с источниками обуславливает сложность воссоздания картины мира древних славян – об этом говорит и обилие различных теорий по этому поводу. Синкретизм, нерасчлененность мировосприятия и духовной жизни людей рассматриваемой эпохи, недифференцированность отдельных сфер ее культуры затрудняют для современного ученого понимание ментальности человека того времени. Добавим к этому еще трудности изложения на современном «книжном» языке всего того, что мыслили и представляли себе наши далекие предки. Попытки же навязать древней эпохе современный «профессиональный» язык неизбежно ведут к серьезным искажениям того, что было «на самом деле». Сетка привычных для современника понятий и представлений не ложится на эту эпоху, не стыкуется, не совмещается с ней. Поиски привычных образов и терминов ведут либо к модернизации, либо к упрощению рассматриваемых явлений.
Как точно заметил В.О.Ключевский, «должно быть каждому народу от природы положено воспринимать из окружающего мира, как и из переживаемых судеб, и претворять в свой характер не всякие, а только известные впечатления, и отсюда происходит разнообразие национальных складов или типов, подобно тому как неодинаковая световая восприимчивость производит разнообразие цветов. Сообразно с этим и народ смотрит на окружающее и переживаемое под известным углом, отражает то и другое в своем сознании с известным преломлением» (1).
Славяне, как и все другие народы, создавали собственную картину мира прежде всего на основе географических особенностей тех мест, где они селились и жили. «Сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. И от этих славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими, где кто сел, на каком месте....Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие древлянами, потому что сели в лесах... Так же славяне, которые сели около озера Ильменя, прозвались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом» – так рассказывает русская летопись «Повесть временных лет».
Иностранные путешественники рассказывали о славянах тех лет: «Они селятся в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер, устраивают в своих жилищах много выходов вследствие случающихся с ними, что и естественно, опасностей» (2).
Древние славянские представления о мироздании отличались расплывчатостью и неустойчивостью форм. Как предполагают этнографы, центральным образом картины мира, скреплявшим другие ее образы и фрагменты, у славян (впрочем, как и у многих других народов мира) было так называемое мировое дерево. Именно в этом образе воплощались представления о пространственно-временных координатах картины мира. С помощью мирового дерева в картине мира устанавливались необходимые связи между человеком и богом, землей и небом. Мировое дерево в картине мира изображало, во-первых, тройную вертикальную структуру мира – три царства: небо, землю и преисподнюю; во-вторых, четверичную горизонтальную структуру (север, запад, юг, восток); в-третьих, двоичную – жизнь и смерть (зеленое, цветущее дерево и дерево сухое). С помощью мирового дерева структурировались (тоже обычно в виде триад) и другие сферы, например, время: прошлое – настоящее – будущее; предки – нынешнее поколение – потомки; благоприятное – нейтральное – неблагоприятное и др. Возникновение в славянской картине мира мирового дерева означало установление основных связей между частями мироздания.
Как же славяне представляли себе среду, в которой они жили?
Земля представлялась им плоской и либо плавающей в воде, либо стоящей на четырех быках, от резких движений которых иногда происходили землетрясения. У земли был край, хотя дойти до него нелегко, это мало кому удавалось и оттуда не было возврата. Небо походило на натянутую над землей бычью шкуру или на большую крышку от посудины. На небе находились солнце, луна и звезды. Небес насчитывалось много – до семи «штук». Но эти «другие» небеса открывались человеку только в исключительных случаях и в особые дни (ночи), а также во время большой грозы.
Солнце – «красное», «ясное», «жаркое» – представлялось источником всей жизни на земле. Каждые сутки оно пряталось в море или уходило за край земли (под землю), чтобы немного остыть и утром появиться снова. Порядок крестьянских работ был подчинен годовому солнечному циклу и фазам второго светила – месяца («ясного», «светлого»).
Но кроме дневного, «обычного», в картине мира протославянских племен существовало и «подземное» солнце: ночью оно совершало свой неведомый путь под землей, чтобы утром снова взойти на востоке и пройти свой сияющий путь по небосклону. Причем дневное солнце мчалось по небу, увлекаемое квадригой коней; ночное же – плыло по подземным водам, влекомое лебедем, уткой или иной водоплавающей птицей.
Пространственные характеристики картины мира сформировались довольно рано: существовали ясные представления о четырех сторонах света – «впереди», «позади», «налево», «направо». Позднее к ним добавились представления о географических координатах (привычных для земледельца): север – юг, запад – восток. Отсюда, видимо, возникает нередко изображаемая славянами идеограмма поля – квадрат, пересеченный крест-накрест с точками-семенами, и солнца – в виде диска, пересеченного крестом.
Несколько позднее, когда в хозяйстве стала широко использоваться лошадь, славянские племена приобрели большую подвижность. В этой связи их восприятие природы резко изменилось, ибо мировосприятие всадника существенно отличается от мировосприятия пешехода. Дело в том, что всадник избавился от необходимости смотреть себе под ноги, следя за дорогой, он мог видеть с коня весь горизонт; конный намного выше пешего, кругозор его шире, далекие места для него доступнее. Все это привело к тому, что в картине мира конных пастухов округлая выпуклость видимой части земли стала более ясной и отчетливой, нежели в картине мира земледельцев, пахавших ограниченный участок.
Возникнув в бронзовом веке, основные фрагменты картины мира протославян продолжали жить в народном сознании сотни лет. Они существовали в средневековой крестьянской общине и прослеживаются в этнографическом материале вплоть до конца XIX века, отражаясь в символике народного искусства.
В формировании национальной картины мира славян чрезвычайно важную роль играли три основных стихии русской природы – лес, река и степь, о которых В.О.Ключевский писал, что это «основные стихии русской природы по своему историческому значению. Каждая из них и в отдельности сама по себе приняла живое и своеобразное участие в строении жизни и „г понятий русского человека» (3). Лес сыграл важную роль в русской истории: до второй половины XVIII века жизнь большей части русского народа шла в лесной полосе. Еще в XVII веке европейцу, ехавшему в Москву через Смоленск, Московская Русь казалась сплошным лесом, среди которого города и села представлялись крошечными островками. Лес снабжал славянина материалами и пищей: сосной и дубом для строительства, березой и осиной для отопления, березовой лучиной для освещения, лыковыми лаптями, домашней посудой и мочалом. Он снабжал его пушным зверем и лесным медом. Лес служил самым надежным убежищем от внешних врагов, заменяя славянину крепости и замки. Но вместе с тем лес грозил нападением диких зверей. В лесах прятались разбойники. Лес – это и темное царство лешего.
Степи оказывали иное влияние на картину мира древнего славянина. Видимо, степь «широкая, раздольная» и безбрежная своим бескрайним простором воспитывала в древнерусском человеке чувство шири и дали, представление о просторном горизонте. Но в то же время степь таила постоянную опасность – славяне здесь соседствовали с враждебным степным азиатом.
Вероятно, самой приятной для славянина стихией была река. Русская река поражала взор и душу бесшумной плавностью течения, простором разлива. Она боготворилась в России – как дорога, как связь, как путь. Как писал Ключевский, славянин «любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов – и было за что... В продолжение значительной постной части года она кормила его. Для торговца она – готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога, не грозила ни бурями, ни подводными камнями... Река является даже своего рода воспитательницей чувства порядка и общественного духа в народе. Она и сама любит порядок, закономерность... Русская река приучила своих прибрежных обитателей к общежитию и общительности» (4).
Все эти три элемента – лес, река и степь – причудливым образом сформировали общий постоянный фон древнеславянской картины мира, наложили отпечаток практически на все отдельные ее фрагменты.
Религия славян «состояла в обожании природы, – писал историк и этнограф Н.Костомаров (1817-1855), – в признании мыслящей человеческой силы за предметами и явлениями внешней природы, в поклонении солнцу, небу, воде, земле, ветру, деревьям, птицам, камням. <...> Верили они также в волшебство, т.е. в знание тайной силы вещей, и питали большое уважение к волхвам и волхвицам, которых считали обладателями такого знания; с этим связывалось множество суеверных приемов» (5).
Однако такая картина мира на протяжении веков отнюдь не оставалась статичной. В целом на основании позднейших источников можно условно выделить три следующие стадии ее развития. Первая, самая архаичная стадия – картина мира, в которой основное место занимало противостояние злых и добрых духов природы. Вторая стадия – представление о доминировании в мире женских божеств плодовитости – рожениц и бога плодородия. Третья стадия связана с предхристианским периодом государственного язычества – когда в картине мира доминировал пантеон мужских богов, прежде всего культ Перуна, бога грозы и войны, покровителя князей и их дружин.
Согласно «Повести временных лет», князь Владимир Святославич создал в 980 году общегосударственный языческий пантеон. Главными божествами пантеона были громовержец Перун и «скотий бог» Велес. Многочисленные явления природы отражались в картине мира славян, как конфликты богов. Перун и Велес относились к высшему уровню богов, воплощая военную и хозяйственно-природную функции. Кроме них в пантеон входили Сварог – бог огня небесного; сын Сварога – Дажъбог – солнце; Стрибог – бог ветра. Бог солнца иногда носил и иные названия – Хоре, Ярило. Культ Ярилы был связан с плодоносящей силой зерна-семени и очень похож на античные культы умирающего и воскресающего бога плодородия.
Такой в самых общих чертах была картина мира Древних славян. При этом важно подчеркнуть, что Древнеславянская картина мира – это всего лишь первоначальное «сырье», исходный объект культурной политики, над которым потом десять веков трудились поколения Рюриковичей и Романовых. Но это еще и те корни, на которых стояли в течение тысячи лет масса российского крестьянства, городской посад и даже социальные верхи. Да и само народное искусство – сказки, хороводы и песни, былины и обряды – все это может быть адекватно понято только с учетом древне-славянской картины мира. Протославянская картина мира сыграла роль только некой первоначальной основы, на которую затем наложились многочисленные иноплеменные влияния. Да и сами славяне отнюдь не были единственным народом, из которого и на котором сложилась русская нация. Как верно писал еще в 1843 году барон А.Гакстгаузен (1792-1866), «ядро русского народа, 36 миллионов великороссов, есть смешанное племя... Славянское племя, заселяя нынешнюю Россию, смешивалось с первобытными обитателями этой земли – чудским племенем (финнами), затем позднее с германским (варягами), татарским, монгольским и другими» (6).
Первоначально восточнославянские племена занимали лишь незначительную часть той громадной территории, которую занимает современная Россия. Восточные славяне заселяли только небольшую западную часть этой территории, речные бассейны, связывавшие Балтийское море с Черным. Вся прочая, большая часть территории современной России была заселена другими народностями и племенами. В истории данного региона эти этносы играли более важную роль, чем восточнославянские племена. Достаточно напомнить, что сердцевина России – лесистая полоса, в центре которой находится Москва, – была населена народами финского и литовского происхождения, а в примыкающих к этой области с юга и востока районах кочевали тюркские племена. Да и основателями первых больших государств на Восточно-Европейской равнине были не славяне, а пришлые народы: на юге – хазары (пришельцы из Азии), а на севере – варяги (из Скандинавии). Вскоре варяги победили хазар и стали господствовать на всем протяжении Восточно-Европейской равнины. По-видимому, смешанное население первых городов, куда стекались торговцы и беглецы из разных стран, и получило название «Русь» (так финны называли шведов, приезжавших в Финляндию через Балтийское море).
Только с IX века начинает складываться территориальная и политическая общность славян, а по мере ее укрепления постепенно формируется и единая национальная картина мира. Основу ее составляла, естественно, картина мира древних славян. Но не только: в этом процессе крайне важную роль сыграло мощное воздействие других народов Запада и Востока. По иному и быть не могло, ибо в течение столетий русская территория была ареной контактов и столкновений резко различающихся цивилизаций – Византии, Европы и азиатского Востока.
Славянская кровь, как и кровь многих иных народов, не может претендовать на некую «чистоту». Не только князья систематически вступали в политически выгодные браки с отпрысками иноземных владык. Многочисленные набеги, военные победы и поражения приводили к смешиванию племен, в результате которого и сформировался славянский (русский) этнос.
«Мы не только славяне и татары, – подчеркивал Б.Зайцев, – мы наследники Византии. Родина наша была и есть гигантский котел, столетиями вываривавший из смесей племен и рас нечто совсем свое и совсем особенное» (7). Иными словами, на формирование национальной картины мира народов России интенсивно влияли весьма своеобразные культуры Юга, Востока и Запада. Юг в этих процессах был представлен в основном византийской культурой. Ее влияние на Россию стало решающим, начиная с крещения, и продолжалось весь период с X по XIII век.
Культурное взаимодействие Руси и западных славян было мощно и постоянно, хотя и противоречиво, ибо сочетало противостояние и взаимное притяжение. В IX-X веках на юге Моравии существовала Велико-моравская держава – государство западных славян (в 906 году она была разгромлена кочевниками-венграми). С ней связано изобретение славянской письменности Кириллом и Мефодием. В 863 году они были приглашены из греческих Салоник в Великоморавию, где создали независимую славянскую церковь и впервые перевели с греческого на славянский язык несколько богослужебных книг. Составленная ими славянская азбука открыла новую эпоху в духовном развитии славянских народов: в IX-XII веках в восточнославянском регионе возникла общая «культура-посредник» – общеславянская письменность и наднациональный церковнославянский язык. На этой основе был создан фонд рукописных памятников, который стал «уменьшенной копией» византийской литературы.
Вскоре после гуннского нашествия (IV в.) в Европе появились хазары – тюркский народ из Средней Азии, раскинувший свои кочевья в Западно-Прикаспийской степи. К концу VIII века хазары создали здесь мощное государство, простиравшееся от Крыма до Каспия и на север до средней Волги. Столицей его стал Семендер, а позднее – Итиль (на Волге). Хазарский каганат был гораздо мощнее и значительнее возникшего позже варяжско-русского государства. С хазарской знатью и с царским домом вступали в брачные союзы аланы, венгры и даже византийские цари-базилевсы.
Государство это обладало высокой религиозной терпимостью – хазары исповедовали самые разные религии – иудаизм, мусульманство, христианство – «они были веротерпимы до полной неразборчивости» (8). Хазарские города были громадными рынками, на которых азиатские купцы торговали с европейскими, и где одновременно сходились магометане, иудеи, язычники и христиане. Хозяйственная и культурная зависимость славянских племен от хазарского влияния дала основания некоторым историкам вообще начинать русскую историю «с хазарского периода». Так или иначе, но серьезное влияние на картину мира восточных славян и на их психологический тип хазары, безусловно, оказали – слишком тесными и продолжительными были их контакты.
Какие же конкретные черты могли передать хазары складывающейся картине мира русского этноса? Русский лингвист Н.С.Трубецкой дал частичный ответ на этот вопрос, составив психологический портрет типичного тюрка и охарактеризовав особенности его картины мира. «Типичный тюрк, – писал исследователь, – не любит вдаваться в тонкости и в запутанные детали. Он предпочитает оперировать с основными, ясно воспринимаемыми образами и эти образы группировать в ясные и простые схемы. С другой стороны, схематичность тюркской психологии не препятствует широкому размаху и полету фантазии. Тюрк предпочитает симметрию, ясность и устойчивое равновесие. Разыскивать и создавать те исходные и основные схемы, на которых должно строиться его миросозерцание, для тюрка всегда мучительно, ибо это разыскивание всегда связано с острым чувством отсутствия устойчивости и ясности. Потому-то тюрки всегда так охотно брали готовые чужие схемы, принимали иноземные верования. Но «раз уверовав в определенное миросозерцание, превратив его в подсознательный закон, определяющий все его поведение, в универсальную схему и достигнув таким образом состояния устойчивого равновесия на ясном основании – тюрк на этом успокаивается и крепко держится за свое верование» (9).
В этом способе мировосприятия легко узнать многие черты будущего русского народа: любовь к удобным схемам, консерватизм, открытость для восприятия чужеземных теорий и т.п. Как отмечал Н.С.Трубецкой, хотя православие было воспринято славянами от Византии, «все-таки самое отношение русского человека к православной вере и самая роль, которую эта вера играла в его жизни, были в определенной части основаны на туранской психологии... Психологическое различие между русским и греческим подходом к вере и к обряду... было следствием именно того обстоятельства, что в древнерусском национальном характере укоренились этнопсихологические элементы, совершенно чуждые Византии» (10).
Скандинавы, которых в Европе называли норманнами, а на Руси варягами, сыграли крайне важную роль в становлении русской государственности. Они густо заселяли север Европы и в своих походах доходили до Багдадского халифата. Хорошо вооруженные отряды варягов (викингов) быстро распространились по Центральной и Западной Европе, завоевав ряд ее северных областей. Некоторая их часть около 800 года осела на берегах Ладоги. Скандинавы (или варяги) – воины и грабители – облагали данью славянское и финно-угорское население Приладожья и земель, лежащих у Финского залива. Но они посещали Русь и в другом качестве – в роли купцов и воинов-наемников.
В IX веке внимание варягов привлекли волжские торговые пути. Постепенно варяги завладели всеми главными водными артериями, ведущими к Черному морю. Они сумели прочно закрепиться среди славянских племен благодаря возникшей для них опасности, исходившей с юга от орд печенегов, которые раскинули свои кочевья по всей южнорусской степи от Дона до Дуная. Да и сами норманны были не менее славян заинтересованы в очищении торговых путей от кочевников, а потому приняли призыв славянских и финских общин «княжить и володеть ими».
Варяги, по-видимому, и стали основателями первого русского государства. Согласно летописи, начальник варяжского военного отряда Рюрик вместе с братьями Синеусом и Трувором был призван северными славянами на управление. Рюрик княжил у славян в Новгороде, Трувор у кривичей в Изборске, а Синеус у веси на Белоозере. Отсюда пошли Рюриковичи – знаменитая династия русских князей. Так начался процесс преобразования первобытных славянских племен в систему варяжских княжеств.
До определенного времени была очевидна обособленность варяжских князей с их дружинами от управляемого ими славянского населения. Водворившись на «княжеском столе», варяжский конунг сначала и не думал расставаться со своей разбойничьей ладьей, надолго сохраняя образ жизни странствующего искателя военной добычи. Но постепенно часть варяжской знати влилась в состав русского боярства, а к концу X – половине XI веков они все чаще вступали в тесные связи с местной знатью, теряли свой этнический облик, язык и ославянивались. В конечном счете немногочисленный контингент варяжских пришельцев растворился в массе славянского населения.
Картина мира скандинава-викинга была довольно своеобразной. Характер религии викингов-варягов говорит о том, что центральное место в их картине мира занимала война, все остальное было производным от нее. Ведущей ценностью была личная храбрость, доходящая до безумия. Но уже тогда значительное влияние среди викингов стала приобретать христианская религия. Среди первых христиан были многие короли-викинги с их дружинами.
Несомненно, викинги определенным образом повлияли на складывающуюся картину мира славян, где главным фоном были лес, река и степь, а война была не самым главным атрибутом. Можно предположить, что влияние викингов сказалось и при выборе славянами христианской религии.
Вместе с тем Север нес в себе и еще одно, более скромное и внешне менее эффектное влияние – со стороны финских племен. Как писал об этом В.Ключевский, «финны при первом своем появлении в европейской историографии отмечены были одной характеристической чертой – миролюбием, даже робостью, забитостью» (И). Все мелкие финские племена Древняя Русь объединяла под одним общим названием – Чуди. Некогда они жили далеко южнее линии рек Москвы и Оки. Однако колонизация их более воинственными славянскими племенами была вполне мирной. В результате этих контактов в славянскую среду проникло немало физических и нравственных особенностей, унаследованных от растворившихся в ней финнов. Ключевский утверждал, что в результате этого синтеза «наша великорусская физиономия не совсем точно воспроизводит общеславянские черты. Другие славяне, признавая в ней эти черты, однако замечают и некоторую стороннюю примесь: именно скуластость великоросса, преобладание смуглого цвета лица и волос и особенно типический великорусский нос, покоящийся на широком основании, с большой вероятностью ставят на счет финского влияния» (12).
Как писал А.Герцен, «после норманнского первым иноземным элементом, примешавшимся к русской национальности, был византийский. Пока наследники Святослава лелеяли мечту о завоевании восточного Рима, этот Рим предпринял и завершил их духовное подчинение» (13).
Киевская Русь возникла в IX веке объединением ряда восточнославянских племен, сходных друг с другом в культурном отношении. Ее столицей стал Киев – территориально одинаково близкий и к Византии, и к Востоку, и к Западу. В «Повести временных лет» первыми киевскими князьями называются Аскольд и Дир – варяги, бояре Рюрика, отпросившиеся у него в поход и по дороге между делом захватившие Киев.
Новгородский конунг Олег (видимо, швед или норвежец) был первым исторически достоверным правителем Киевской Руси. В 882 году, выдав свой варяжский отряд за купеческий караван, Олег ворвался в столицу и истребил правящую там династию. Захватив власть в Киеве, он стал во главе огромного объединения почти всех славянских племен. Однако это объединение было крайне нестабильным. Местные князья выбирались и свергались, между княжествами и племенами заключались и расторгались союзы. Киевскому правителю приходилось огнем и мечом подавлять попытки отдельных князей выйти из-под его власти. Первые русские князья – норманны по происхождению и пираты по роду занятий – промышляли захватом рабов и работорговлей. Отсюда непрерывные войны между самими русскими князьями, целью которых, помимо прочего, было «ополониться челядью», т.е. захватить как можно больше рабов, которых затем сбывали в Константинополе – на ближайшем к России невольничьем рынке – ив мусульманском Халифате. Об этом своем товаре, «челяди», первые князья говорили совершенно открыто, не стесняясь: в их картине мира этот товар занимал место в одном ряду с другими предметами тогдашней торговли – мехами, медом и воском. Так называемое полюдье – сбор дани со славянских племен – обеспечивало киевскую дружину и ее прислугу всем необходимым. Но непомерные поборы нередко вызывали вспышки недовольства и даже сопротивления.
Славянские княжества подвергались внешним нападениям: на севере – набегам норманнов, на юге – аваров и хазаров. Поэтому, когда в 978 году князь Владимир возглавил Киевскую Русь, перед ним в качестве первоочередной встала задача максимально укрепить объединение славянских племен. Но сделать это было можно только путем сближения их картин мира.
Дело в том, что славянская картина мира к тому времени, видимо, стала напоминать мозаику. Дошедшие до нас письменные источники изображают в основном городскую жизнь, а население тех городов было отнюдь не славянским, а очень сильно смешанным. Туда стекались торговцы и просто беглецы из всех тех стран, куда ходили русские купеческие караваны.
Смешение славянских языческих образов и представлений с хазарскими, скандинавскими и византийскими должно было серьезно подорвать единство прото-славянской картины мира.
Решив укрепить национальную картину мира, Владимир, как уже было сказано, для начала попытался было ввести единый для всех вариант общегосударственной языческой религии: рядом со своими теремами на холме в Киеве он построил общегосударственный пантеон из шести богов. Языческие жрецы активно преследовали первых русских христиан – теперь уже с санкции великого князя. Сам Владимир, показывая пример своим подданным, стал ревностным идолопоклонником и даже приносил человеческие жертвы. Как утверждал Н.Карамзин, «славяне,...омраченные суеверием идолопоклонства, обагряли свои требища кровию христиан, выбранных по жребию из пленников или купленных у морских разбойников. Жрецы думали, что идол увеселяется христианскою кровию, и к довершению ужаса пили ее, воображая, что она сообщает дух пророчества» (14).
Однако эта попытка Владимира оказалась неудачной: язычество как слишком своеобразная, связанная с местными реалиями картина мира не могло сыграть серьезную объединяющую роль для славянских племен, живших в порою весьма несходных природно-географических условиях. Кроме того – и это тоже очень важно – языческая картина мира никак не стыковалась с картинами мира мировых религий – ни с мусульманской на Востоке, ни с католической на Западе, ни с православной на Юге. А это ставило серьезные препятствия для внешних контактов и заимствований в области культуры, науки, ремесел и строительной техники.
Сам будущий креститель Руси в вопросах морали отнюдь не был догматиком, что открывало перед ним широкие возможности выбора новой религии. Известно, что в дни своей языческой юности он вел жизнь Далеко не благочестивую. Будучи сыном князя Святослава и его наложницы Малуши, честолюбивый и жестокий, он обманом заманил своего старшего брата Ярополка в засаду, велел убить его и захватил его владения. Получив отказ от полоцкой княжны Рогнеды, к которой сватался, Владимир силой взял ее себе в жены, убив предварительно ее отца и двух братьев. Так, пройдя по трупам родственников, сын рабыни стал Великим князем киевским, а своего дядю Добрыню поставил новгородским воеводой. Впрочем, для доминировавшей в те времена картины мира такой образ действий был вполне естественным.
Историк русской церкви Е.Е.Голубинский (1834-1912) так объясняет выбор Киевской Русью православной версии христианства: «Владимир расположен и убежден был к принятию греческого православного христианства Киевскими Варягами-христианами... Он действовал... как государь, сознававший настоятельную государственную необходимость этой веры» (15). Этот выбор прокомментировал позднее академик Б.Д.Греков (1882-1953): «Русь предпочла византийскую ориентацию, считая ее более выгодной, чем подчинение Риму....Византийская церковь была, несомненно, терпимее Римской; в противоположность последней она допускала существование национальных церквей, давала значительную возможность самостоятельной жизни» (16).
