double arrow

ЭВОЛЮЦИЯ РУССКОЙ ИДЕИ

В историческом плане впервые о русской идее мы можем говорить в связи с созданием монахом Филофеем в XVI в. концепции Москвы как третьего Рима. Она идеологически помогла становлению великого государства Российского, но суть ее была бы неправильно понята, если бы свелась только к созданию русской империи. Последнее было средством, целью же – сообщение всему человечеству света православного христианства в его русском понимании. «Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы – вот в чем русская идея»1.

Идея «третьего Рима» выражала вселенский характер русского православия. Отметим три основные черты концепции Филофея, который, кстати сказать, отнюдь не первый ее сформулировал – первенство здесь не за Россией: несокрушимая вера в истинность

1 Соловьев B.C. Русская идея // Соч. в 2 -х т. Т. 2, с. 246.

262

 

христианской религии именно в ее православном варианте; стремление сообщить свет этой веры всему миру; и, наконец, мессианское убеждение, что России это удастся.

Первую трещину в русское православие внес церковный раскол XVII века, а ощутимый удар ему нанес Петр I не столько ориентацией своей политики на Запад, сколько тем унижением, которому подверглось национальное в угоду западному. Церковный раскол, ослабивший духовную мощь церкви, очень помог Петру. Проникновение западного просвещения существенно ослабляло русское православие, и в начале XIX века произошел светский раскол общества на западников и славянофилов.

Звонком, возвестившим о раздвоении интеллигентского сознания, послужило философическое письмо П.Я. Чаадаева. С этого момента, через весь XIX век проходит истощающая духовные силы русского общества борьба, аналог которой мы вряд ли отыщем в мировой истории, потому что в ней отразилась та же специфика русской души – вера в особое предназначение России и стремление обеспечить счастье для всех (то, что Достоевский назвал «всемирной отзывчивостью»), пусть даже в ущерб своей нации и крайним напряжением сил.

H.A. Бердяев считал XIX век «наиболее характеризующим русскую идею и русское призвание». Это идет от признания им двойственности и поляризованности в качестве основных черт русского народа. Рассматривая преимущественно XIX век, Бердяев, в отличие от Соловьева, который ограничил русскую идею одним качеством, включил в нее слишком много, в том числе то, что было результатом расщепления русской идеи, так что она стала расплываться и терять очертания. Говоря о русских исканиях на социальную тему, Бердяев приходит к выводу: «в России вынашивалась идея братства людей и народов. Это русская идея, но поскольку эта идея утверждалась в отрыве от христианства, которое было ее истоком, в нее входил яд», т.е. существенно расширяет понятие русской идеи. Есть у Бердяева и такая характеристика: «русская идея есть эсхатологическая идея Царства Божьего».

Поляризация общественного сознания и общественных сил продолжалось до конца XIX века. Нарождавшийся капитализм создавал экономическую основу для крушения русской идеи. Она, однако, оказалась настолько живучей, что смогла победить, вопреки историческому материализму Маркса и Энгельса, экономический базис общества ценой модификации в мессианский большевизм.

263

 

Размышляя над исходом противостояния западников и славянофилов, нельзя не отдать должного третьей силе, которая на время смела их с исторической арены – русскому коммунизму. Одна из причин, почему это удалось, заключается в том, что большевики соединили в теории демократическую идею всеобщей свободы со славянофильской идеей предназначенности России дать миру истину и счастье. Ни то ни другое большевики не смогли осуществить, но они сами вдохновились этой идеей и вдохновили других. B.C. Соловьев писал, что «русская идея, мы знаем это, не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской». Теперь мы знаем, что русская идея может быть атеистической идеей построения рая на земле без Бога. Основа русской идеи не в конкретно-конфессиональном содержании, а в ее соответствии структурно-экзистенциальным особенностям русского национального характера: вере в возможность обеспечения всеобщего счастья (в этом проявляется «всемирная отзывчивость» русской души»); убежденности, что принесет его всему миру Россия (мессианизм) в кратчайший срок (максимализм) и готовности к неимоверным усилиям для достижения этого (самопожертвование).

В настоящее время, когда Россия находится на перепутье, споры о русской идее стали очень актуальны, и представители всех политических сил или объявляют русскую идею мифом, или наделяют ее различными чертами, соответствующими их собственным идеологическим позициям.

Вместо одной, объединяющей всю нацию идеи опять видим две противоположности, только западники называются теперь демократами, а славянофилы – патриотами. Вряд ли какая-либо из этих двух сил способна дать новый вариант русской идеи, объединяющей всю нацию. Бердяев справедливо писал, что «русское сознание не может быть ни славянофильским, ни западническим».

В основе своей русская идея восходит к христианству, заимствованному из Византии. Вторая модификация русской идеи – русский коммунизм – результат переработки возникшего на Западе марксизма. В русской идее нет ничего имперского, как, скажем, в древнеримской, поскольку цель здесь – не завоевать мир материально, а осчастливить его духовно.

Русская идея идет из души русского народа. Выполнение этой идеи каждым человеком и нацией как таковой есть моральный долг, и если он не выполняется, человек и нация уходят в небытие. Отказ от национальной идеи означает духовную, а затем и физическую смерть нации. Такая опасность существует сейчас в России.

264

 

Какой может быть новая русская идея? Два этапа ее возникновения – взятие из другой культуры концепции и ее оригинальная модификация. Поэтому, когда распадается данный вариант русской идеи, на обломках сразу появляются две противоположности: сторонники чужой идеи в чистом виде (западники в XIX веке, демократы сейчас) и сторонники своеобразного развития России (славянофилы в XIX веке, патриоты сейчас). Отношения между ними могут обостриться до предела, но могут быть синтезированы в рамках новой модификации русской идеи, которая вбирает их в себя. Так было в период формирования большевизма, так, по-видимому, будет и сейчас.

Новая русская идея будет структурной модификацией все того же желания осчастливить весь мир. Марксизм разгромлен, но стремление к благодати, заложенное в структуре русского национального характера, остается. Ему нужна новая идея, не столь приземленная, как идея потребительства и национальной исключительности. Хотя невозможно сказать наверняка, что это будет, потому что все творчески новое непредсказуемо, намечаются три варианта.

1. Возрождение мессианского православия.

2. Возрождение мессианского большевизма.

Конечно, это «нео» не будет простым повторением того, что было. «История никогда не поворачивает назад, не восстанавливает прошлого», – писал С.Л. Франк. Возвращение к православию наиболее реально, но имеются существенные трудности: само православие должно модифицироваться, отвечая современным социальным условиям и давая ответы на проблемы сегодняшней жизни. Коммунизму же предстоит смыть насилие и ложь, которые на нем наслоились.

3. Модификация русской идеи в нечто принципиально новое,
например, в мессианский экологизм – стремление к спасению
всей планеты путем соединения современного зеленого движения
с соответствующей мистикой типа «Розы мира» Д.Л. Андреева,
придающей экологии религиозную окраску.

Основную идею мессианского экологизма можно выразить нравственной максимой Л.Н. Толстого: «Относись к людям и животным так, как хочешь, чтобы относились к тебе», распространив ее на всю природу. Она обладает всеми чертами, необходимыми, чтобы стать русской идеей – качествами вселенскости, духовности и высочайшей морали самопожертвования. «Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и уст-

265

 

ремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него войдет»1, – писал Бердяев в 1946 году. Вряд ли он тогда думал о земле в экологическом смысле, но это сейчас можно у него услышать. Кто-то возразит: нам ли, отставшим в заботе о природе, мечтать о зеленом пути. Но и в XIX веке Россия отставала от передовых капиталистических стран. Логика развития идей не совпадает с логикой развития бытия. Единственное условие заключается в том, чтобы претендент на русскую идею обещал всеобщее счастье. Экология такому запросу отвечает. «Сила, даже победоносная, ни на что не пригодна, когда ею не руководит чистая совесть», – писал В.С. Соловьев2. Совесть требует отказа от нынешнего безжалостного уничтожения природы.

Сейчас нельзя сказать, что в России экологические идеи побеждают, но это может произойти. Конечно, необходимым условием осуществления данного варианта должно быть изменение науки, появление новых плодотворных теорий постиндустриальной эпохи.

Прав Бердяев, когда он пишет: «В сознании русской идеи, русского призвания в мире произошла подмена. И Москва – Третий Рим, и Москва – Третий Интернационал связаны с русской мессианской идеей, но представляют ее искажение»3. Будем надеяться, что в третий раз подмены не произойдет, и русская идея проявится в своей полноте и чистоте.





И.В. КИРЕЕВСКИЙ

Из значительного количества русских философов XIX-XX веков выделим трех, которые сыграли, пожалуй, главную роль в развитии оригинальной русской философии. Первый из них И.В. Киреевский (1806-1856), поставивший вопрос о том, какой должна быть оригинальная русская философия. Киреевский подверг критике современную ему западную философию за ее чрезмерный рационализм и призвал к развитию синтетической философии, которая включала бы в себя гармоничное сочетание разума и чувств человека, разных типов культуры. Главная заслуга Киреевского в том, что он осознал, чем может и должна быть русская философия – синте-

1 Бердяев H.A. Русская идея // Русская идея. В 2 -х т. М., 1994. Т. 2, с. 269.

2           Соловьев B.C. Соч. в 2 -х т. М., 1989. Т. 2, с. 238.

3           Бердяев H.A. Русская идея // Русская идея. М., 1994. Т. 2, с. 236.

266

 

зом западной и восточной философии и синтезом различных отраслей культуры – философии, религии, искусства. Киреевский не выполнил этой задачи в полном объеме, но ее четко сформулировал в статье «О необходимости и возможности новых начал для философии». Статья была задумана Киреевским как введение к большой работе, но скоропостижная смерть помешала ее написанию.

Киреевский считал, что главное в человеке – «сердце», чувство. Особо он ценил чувство печали, которое, как он полагал, создает возможность проникновения в сущность жизни. Киреевский верил, что, овладев всеми сторонами европейского просвещения, Россия станет духовным вождем Европы.

Недостаток главенствующей в то время немецкой философии Киреевский видел на примере Шлейермахера в том, что чувства функционируют отдельно от разума. Достоинство же русского ума и характера, по Киреевскому, состоит в цельности. Человек должен стремиться «...собрать в одну неделимую цельность все свои отдельные силы, которые в обыкновенном положении человека находятся в состоянии разрозненности и противоречия»1.

Киреевский не думал, что мудрость тождественна добродетели, но полагал, что на высокой стадии нравственного развития разум поднимается до уровня «духовного зрения» (интересно, что Л.Н. Толстой использовал словосочетание «ум сердца», а Б. Паскаль говорил о «логике сердца»). Посредством объединения в одно гармоничное целое всех духовных сил (разума, чувств, эстетического смысла, любви, совести и бескорыстного стремления к истине) человек приобретает суперрациональную истину о Боге. Киреевский мечтал о преодолении противоречия между умом и верой, которое у него самого было очень острым.

Критикуя противопоставление в европейской философии Нового времени разума и чувственного опыта, Киреевский не принимает решения, предлагаемого системой Канта. По Киреевскому, существование не должно выводиться из мышления, как сделал Декарт, поскольку имеется внутреннее непосредственное сознание собственного бытия как «живая истина» (впоследствии С.Л. Франк писал о «живом знании»). Киреевский пишет о «верующем разуме» и о философствовании, которое должно опираться на сочинения отцов церкви.

Источник развития русского духа Киреевский видит в том, что

1 Киреевский И.В. Поли. собр. соч. М., 1911. Т. 1, с. 249.

267

 

если западный человек обычно доволен своим нравственным состоянием, то «русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки, и чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем больше требует от себя и потому тем менее бывает доволен собой»1.

Н.О. Лосский отмечал, что Киреевский многое сказал о методе достижения истины, но не разработал какой-либо системы философии. Он оставил идеи, которые потом нашли продолжение в трудах русских философов XIX – начала XX века и еще ждут своего дальнейшего развития.

Противопоставляя духовное физическому, Киреевский писал: «...в физическом мире каждое существо живет и поддерживается только разрушением других; в духовном мире созидание каждой личности создает всех и жизнию всех дышит каждая»2. Положение о необходимости «духовного общения каждого христианина с полнотой всей Церкви» получило развитие в учении A.C. Хомякова о соборности. Киреевский понимал цельность общества как соборность и общинность, сочетающую личную самостоятельность с общим порядком. Он отрицательно относился и к современной ему европейской жизни, и к николаевскому режиму в России. Это придало его философии дополнительный трагический оттенок.

Истина доступна только цельному человеку, утверждал Киреевский. «Тот факт, – пишет Лосский, – что различные части программы Киреевского осуществлены многими русскими философами, которые часто даже не были знакомы с его работами, говорит о существовании удивительного сверхэмпирического единства нации и о том, что Киреевский был выразителем сокровенной сущности русского духа»3.

B.C. СОЛОВЬЕВ

По пути, намеченному Киреевским, пошел самый крупный русский философ B.C. Соловьев (1853-1900), сын известного историка СМ. Соловьева. Он также считал, что истина достижима только посредством соединения всех способностей человека, всей полноты его разума и опыта, включая сюда и чувственный, и нравственный, и религиозный, и эстетический опыт. Соловьев полагал, что любая вещь познается в ее отношении к целому. Это целое не множест-

1           КарнегиД. Как завоевать друзей... М., 1989. Т. 1, с. 22.

2           Там же, с. 278.

^Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991, с. 28.

268

 

венность вещей, а всеединство. Эмпирически человек способен познать лишь частную и множественную действительность. «Разум или смысл познаваемых вещей и явлений может быть познан только разумом или смыслом познающего субъекта, отношение данного предмета ко всему может существовать для нас лишь поскольку в нас самих есть принцип всеединства, то есть разум»1.

Ни опыт, ни мышление сами по себе не могут привести к истине, так как истина означает то, что есть. «Но есть – все. Итак, истина есть все. Но если истина – есть все, тогда то, что не есть все, т.е. каждый частный предмет, каждое частное существо и явление в своей отдельности от всего, – не есть истина, потому что оно и не есть в своей отдельности от всего: оно есть со всем и во всем. Итак, все есть истина в своем единстве или как единое»2.

Полное определение истины, по Соловьеву, содержится в трех словах: сущее, единое, все. Данные опыта и мышления соединяет, по Соловьеву, религиозный принцип. Внешнее эмпирическое и рациональное познание должно дополняться познанием внутренним, мистическим и абсолютным, в котором содержится объективная реальность. Этот третий вид познания Соловьев называет верой, понимая под ней не субъективное убеждение, а интуицию, т.е. непосредственное созерцание сущности. Это истинное знание как соединение эмпирического, рационального и мистического познания будет также соединением полноты содержания духовных созерцаний Востока с логическим совершенством западной формы. Таким образом, данный гносеологический синтез предстает как синтез достижений двух типов общества, осуществляемый русской философией как занимающей промежуточное положение между Западом и Востоком. Такой же синтез западной и восточной мысли на основе синтеза достижений мировых религий пытался осуществить Л.Н. Толстой. Абсолютная истина мыслилась Соловьевым как синтез науки, философии и религии. Истиной как всеединством предстает Бог, воплощающий в себе и божественное и человеческое начала. Бог соединяется с разумной душой человека и его материальным телом. Соединение идей Востока и Запада дает возможность Соловьеву утверждать: «Итак, абсолютное есть ничто и все: ничто поскольку оно не есть что-нибудь, и все, поскольку оно не может быть лишено чего-нибудь»3.

1 Лососий И.О. История русской философии. М., 1991, с. 109.

2 Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1911 - 1914. Т. 2, с. 296 - 297 .
3 Там же, т. 1, с. 320.

269

 

Человек как индивидуум, содержащий в себе абсолютное начало, не хочет и не может удовлетвориться никаким условным содержанием, а убежден, что может достичь полноты бытия. Однако обретается эта полнота только посредством полного взаимопроникновения всех живых существ, объединенных любовью друг к другу и к Богу. В этом объединении «смысл любви», как называется одна из работ Соловьева. Таким образом, мир есть абсолютное становящееся, тогда как Бог есть абсолютное сущее. Человек может совершенствовать процесс воссоединения всех существ с Богом, принося себя в жертву ради любви к Богу и единому миру.

Эволюцию природы и человека Соловьев трактовал как стремление к всеединству. Царство минеральное, растительное, животное в царстве человеческом возвышается до идеи безусловного совершенства. «Человечество духовное или от Бога рожденное не только понимает умом, но и принимает сердцем и делом это безусловное совершенство как действительное начало того, что должно быть во всем, и стремится осуществить его до конца или воплотить в жизнь всего мира»1.

Каждое предыдущее «царство» служит материалом для последующего. Эволюция «не есть только процесс развития и совершенствования, но и процесс собирания вселенной»2.

Здесь уже основы модной ныне концепции ноосферы. При этом каждая последующая эволюционная ступень своей материальной основой имеет предыдущую ступень, а содержание свое получает от Бога. Эволюция, по Соловьеву, не только эволюция материального, но и эволюция ценности и сущности. Можно сказать, что Соловьев создал сверхнатуралистическую теорию эволюции, как практический синтез науки, философии и религии.

Соловьев считал, что сознание человека требует осуществления абсолютного добра и пытался обосновать это в трактате «Оправдание добра». На пути к царству божьему люди должны действовать не в одиночку, а вместе, составляя общество, построенное на принципах справедливости. Единство в боге может опираться только на свободное подчинение членов этого единства целому. Здесь вводится принцип свободы и одновременно все построение приобретает утопический характер. В идеале «общество есть дополненная или расширенная личность, а личность- сжатое

1           Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1911 - 1914. Т. 7, с. 197.

2           Там же, т. 7, с. 204.

270

 

или сосредоточенное общество»1. Но этот идеал далек от социальной реальности и часто даже противоречит ей, когда социальная обстановка мешает самореализации личности.

Соловьев резко расходится с большинством русских мыслителей в понимании права, рассматривая его как низший предел или некоторый минимум нравственности, равно для всех обязательный, а государство как совокупно организованную жалость.

Соловьеву был присущ славянский мессионизм, основанный на признании им у русского народа прирожденной способности к самоотречению, свободе от ограниченности и односторонности.

Идеальное было для Соловьева конкретным бытием, к осуществлению которого человек должен стремиться, а не абстрактной идеей. В этом стремлении человек обретает дар бессмертной жизни, распространяющейся на всю природу, находящуюся ныне в состоянии смерти и разрушения. Природа, по Соловьеву, живое тело человека, и она покоряется совершенному человеку. Представлением о Боге как всеединстве Соловьев делал шаг от христианской философии к пантеизму.

Хотя Соловьев был оптимистом, он понимал (особенно в «Трех разговорах», написанных в конце жизни), какие громадные трудности и опасности стоят на пути духовной эволюции. В одном из стихотворений (Соловьев был и большим поэтом) он писал:

«В незримой глубине сознанья мирового Источник истины живет не заглушён, И над руинами позора векового Глагол ее звучит, как похоронный звон».

H.A. БЕРДЯЕВ

H.A. Бердяев (1874-1948) еще один представитель русской религиозной философии, который жил, однако, уже в других исторических условиях, и поэтому религиозные мотивы в его творчестве тесно соприкасались с социальными, так что последние часто выходили на первый план. Этот социальный контекст состоял из трех русских революций, 1-й мировой войны, воцарения большевиков и вынужденной эмиграции.

Основная противоположность, с которой начинается разработка мировоззренческих проблем, по Бердяеву, – между духом и приро-

1 Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1911 - 1914. Т. 9, с. 215.

271

 

дой. К понятию духа Бердяев относит жизнь, свободу, творческую деятельность, Бога; к понятию природы – вещь, психику, необходимость. Свобода не создается Богом, а существует до него, поэтому Бог не ответственен за свободную волю человека. Божественная жертва призвана покорить свободу путем просвещения ее изнутри.

Личность есть, по Бердяеву, духовная категория. Ее реализация начинает восхождение от подсознательного через сознательное к сверхсознательному. Творческая деятельность человека представляет собой дополнение к божественной жизни, она является «божественно-человеческой». Ставя личность во главу своей философии и придавая ей божественные атрибуты, Бердяев называл свою философию персоналистической (от «персона» – личность). Бердяев отличал персонализм от индивидуализма. «Быть самим собой – значит осуществлять Божий замысел о себе, Божью идею»1.

Человек – двойственное существо, живущее одновременно в двух мирах – явлений и вещей в себе. Между ними может быть взаимодействие посредством любви. Духовное познание – это единение между субъектами в мистическом опыте, в котором, здесь Бердяев использует строку из стихотворения Тютчева, «Все – во мне, и я – во всем».

Общество, нация, государство имеют меньшую ценность, чем личность. В этом тезисе проявляется полемика Бердяева со сторонниками марксистской и националистической идеологий.

Бердяев пишет о двух видах этики – этике закона, которая приспособлена к требованиям повседневной жизни, и этике искупления и любви к Богу, евангельской этике, которая дает возможность Богу через жертву осуществить в мире единство любви и свободы. Путем восхождения к свободе, проникнутой любовью к Богу, человек достигает преображения и обожествления. Бердяев выделяет еще и этику творчества, которая также есть путь в Царство Небесное.

Бердяеву присущ пессимизм относительно прошлого человеческой истории. «Ни один проект, разработанный в недрах исторического процесса, не был когда-либо успешным», – писал он в «Смысле истории». Этому мешало насилие в средние века и отрешение от Бога в Новое время, нерелигиозный гуманизм, который ведет к утрате человечности человеком. История христианского мира слишком часто представляла собой распятие Христа. Социализм, по Бердяеву, подменил истинную соборность (занимающую в русском менталитете высокое место), основанную на любви и ре-

1 Хрестоматия по философии. М., 1977, с. 275.

272

 

лигиозном преображении твари, фальшивой, основанной на принудительном служении личности обществу. Единственное царство, которое может преуспевать, пишет Бердяев в «Опыте эсхатологической метафизики» – это Царствие Божие. Смысл истории, по Бердяеву, находится по ту сторону истории, в метаистории. И конечная победа Царства Божия неизбежна.

Россия, считал Бердяев, призвана стать единством Востока и Запада, но не за счет эмпирического национального характера, который противоречив и которым нельзя только восхищаться, а за счет эсхатологических потенций, еще не проявившихся в полной мере.

Бердяев полагал, что абсолютное добро может быть осуществлено только в Царстве Божием. Исторический процесс он рассматривал, как борьбу сил добра и зла. Представление о вечных муках ада Бердяев считал садистским и отказывался признавать рабское, террористическое, по его мнению, учение о вечном проклятии. Спасение, утверждал Бердяев, будет иметь всеобщий характер, поскольку никто не может быть счастлив, если кто-то другой страдает.

Пафос философии Бердяева в защите абсолютной ценности личности, необходимости ее свободы и важности ее творчества.

Интересна в русской философии концепция «живого знания» С.Л. Франка (1877-1950) как единства мышления и переживания, как мыслящего переживания, позволяющего преодолеть противоречие между декартовским «мыслю, следовательно, существую» и экзистенциалистским «существую, следовательно, мыслю» на основе соединения двух реальностей: «мыслю и существую».

М.Н. Бахтин (1895-1975) развил концепцию диалогического познания как познания субъекта, который рассматривается в качестве мыслящего и чувствующего, в форме диалога с ним. Живое и диалогическое знание можно сопоставить в западной гносеологии с концепцией личностного знания М. Полани (1891-1976), под которым понимается учет индивидуальных переживаний ученого в процессе познания.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: