Функция целеполагания и специализированная культура

Следуя той классификации компонентов деятельно­сти, которую дал еще Т.Парсонс, мы должны выделить и функцию целеполагания, присущую как культуре, так и политической системе. Именно в ценностной и смыс­ловой сферах культуры фиксируются цели, перспективы и проекты человеческой деятельности. Эти цели могут формироваться на самом разном уровне — от обыден­ных жизненных задач до высших целей религиозного спасения и служения обществу и человечеству. Однако для социальной культурологии большое значение имеет выяснение связи целеполагания с той системой разде­ления труда, которая, как показали К.Маркс и Э.Дюрк-гейм, является важнейшей основой жизнедеятельности общества.

Необходимым условием всякого эффективного раз­деления труда является специализация, включающая в себя не только практическое умение осуществить ту или иную полезную деятельность, но и внутреннюю ус­тановку на достижение цели, признаваемой как полезная, значимая, необходимая. Достижение цели во всех сфе­рах деятельности требует длительной сосредоточенности, накапливания знаний и умений, использования этих на­коплений на практике.

В религиозно регулируемых культурах важным ме­ханизмом целеполагания служит система религиозного спасения. Она оказывает воздействие на всю систему жизненного поведения индивидов, обеспечивая концен­трацию усилий на достижение тех высших целей, ко­торые санкционируются как наиболее достойные и пра­вильные с точки зрения данной религиозной системы.

Конечно, в религии эти цели формулируются именно как ценности (моральное совершенствование, выполне­ние долга, соблюдение заповедей, любовь к Богу и т.д.). Но в повседневной жизни индивид должен преодолевать многие препятствия, искушения и соблазны, чтобы при­близиться к заветной цели. В рамках одной и той же религии утверждаются разные типы спасения, хотя боль­шей частью эти типы приведены в определенную систему, создающую иерархию путей спасения и не допускающую таких расхождений, которые могли бы подорвать цело­стность религиозной общности. Это означает, что сте­пень специализации в религиозной системе неизбежно ограничивалась потребностями поддержания интеграции (см. гл. XI).

Степень разнообразия целей, принятых в данной культуре, находится в тесной связи с дифференциацией общества. В европейской культуре еще в средние века сформировалось устойчивое разделение сфер социо-культурной регуляции: Двор, Церковь и Город. Хотя между этими частями шло постоянное соперничество, приводившее к изнурительным столкновениям, самосто­ятельность каждой сферы придала значительный им­пульс развитию общественной жизни.

Важным средством поддержания многообразия в единстве стало разграничение сфер и каналов распро­странения специальных знаний и тех ценностей и норм, которые предназначались для всеобщего пользования. Это в еще большей степени относится к светской куль­туре, которая на всем протяжении существования тех обществ, где отсутствовало всеобщее образование, не­избежно была ограничена в своем распространении.

Упадок религиозной веры и секуляризация общества приводили к тому, что целеполагание все более пере­мещалось в светскую сферу, что сопровождалось вы­работкой дифференцированных специальных типов де­ятельности, направленных на достижение конкретных “посюсторонних” целей.

Как светская культура, так и религиозная гетеро-доксия, обеспечивавшая варианты спасения, не предназ­наченные для всех, создавали специальные способы от­бора последователей и передачи им особых знаний и традиций творчества. Требовались многие годы обучения и посвящения для того, чтобы ученик в полной мере мог приобщиться к мудрости своего наставника. Такая система оказывалась достаточно эффективной, чтобы обеспечить функционирование как общенормативных, так и специальных знаний и ориентации. Знание пуб­личное и тайное, явное и скрытое, навязываемое и уп­рятанное распределялось по соответствующим сферам. Публичное знание избавлялось от необходимости давать ответы на вопросы, порождавшиеся критическим мыш­лением, и могло поддерживать свой синтез с верой. Но одновременно это давало возможность выжить ина­комыслию, развиваться различным видам литературы и искусства, наукам, философии.

Но уже развитый сельский труд, ремесленная дея­тельность, городские условия создавали потребность в высокой специализации функций, что достигалось в зна­чительной степени на основе наследственного закрепле­ния профессий и места в жизни. Цеховая организация ремесел и торговли в Европе в значительной степени складывалась как институт, обеспечивающий высокую степень специализации деятельности через включение всего комплекса экономических, социальных и культур­ных средств. Зафиксированное во всех языках слово “мастера (или его эквиваленты) свидетельствует о том высоком значении, которое придается в культуре уме­нию добиваться успеха в своем деле. В индустриальном обществе размах специализации резко возрос, что и при­вело к формированию многих вторичных профессио­нальных и социальных субкультур. По существу, имен­но всестороняя разработка специализированных вари­антов культуры, обеспечивающих успешное выполнение различных задач в каждой сфере деятельности, обес­печивает устойчивое развитие современного общества. Напротив, ослабление или утрата такой культуры, про­исходящая в условиях войны, стихийных бедствий, ми­грации населения, может привести к упадку не только хозяйственной деятельности, но и общественной жизни.

В структуре культуры принято выделять также обы­денную культуру, включенную в повседневное сущест­вование людей, в котором не придается особого зна­

чения высокой и специализированной культуре. Вот та­кое ироническое описание дают ей в “Золотом теленке” И.Ильф и Е.Петров: “Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, сущест­вует маленький мир с маленькими людьми и малень­кими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны “Мертвые души”, построена Днепровская гид­ростанция и совершен перелет вокруг света. В малень­ком мире изобретен кричащий пузырь “уйди-уйди”, написана песенка “Кирпичики” и построены брюки системы “полпред”. В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Малень­кий мир далек от таких высоких материй. У его оби­тателей стремление одно — как-нибудь прожить, не ис­пытывая чувства голода”.

Однако в последние десятилетия обыденная куль­тура стала предметом внимательного изучения социо­логов и культурологов, так как именно в ней в сущест­венной степени обеспечиваются жизненные функции человека и общества. Кроме того, возросший интерес к этой стороне культуры вызван усилением прагмати­ческих ориентации в современной западной культуре (см. с. 142-143)

Более серьезное описание обыденной культуры на огромном материале разных цивилизаций мы найдем в книге Ф.Броделя “Структуры повседневности. Возмож­ное и невозможное” (М., 1986). Французский ученый приводит тщательное описание таких сторон жизни об­щества, как пища и напитки, жилище, одежда и мода, технические приспособления, деньги. А особое внимание уделяет описанию городской жизни, путей сообщения и торговли. Через всю эту повседневность он дает подробное и многомерное изображение различных сто­рон жизни различных обществ в XV—XVIII вв.

Именно эта устойчивость позволяет ей содействовать поддержанию социокультурного микропорядка, в кото­ром индивид может регулировать свою деятельность, расход энергетических и психических ресурсов. Кроме того, эта культура в наименьшей степени подвержена институционной регуляции. Можно сказать, что в этой обыденности человек более свободен, чем в остальных сферах, хотя это может означать крайнее ограничение рамок этой “свободы”. Через освоение культуры по­вседневности еще в раннем детстве человек входит в мир, приобретает необходимый индивидуальный опыт общения с привычной средой. На протяжении всей ос­тальной жизни человек обретает в культуре повседнев­ности ту микросреду, состояние которой во многом обес­печивает его жизненные потребности — по пословице “Дома и стены лечат” (или, напротив, подрывает его состояние). И эта среда в современных условиях от­личается высокой сложностью и вариативностью: дом, семья, место учебы, рабочий коллектив, служебная об­становка, друзья, соседское окружение, городской транс­порт, обслуживание и т.д.

Отношение индивида к такой обыденности может быть разным. Пушкинская героиня, увезенная из столи­цы в деревню, утешилась тем, что “привычка свыше нам дана, замена счастию она”. Впрочем, ее повседневность была заполнена многочисленными помещичьими забота­ми. Именно неспособность вырваться из повседневности сгубила возможности и таланты Обломова — одного из наиболее “представительных” персонажей русской ли­тературы. Повседневность была выразительно заклейме­на М.Горьким в “Песни о Буревестнике” в образе гагар, которым “недоступно счастье битвы”.

Однако обратим внимание также и на то, что не обязательно существует резкая граница между высокой и обыденной культурой. Каждый человек стремиться придать предпочитаемый им стиль своему жилищу, ук­расить его чем-то, хоть отдаленно напоминающим о большом искусстве. Домашняя посуда и убранство стола могут свидетельствовать о вкусе хозяина и стиле жизни семьи. Но, конечно, наиболее емким и гибким средством введения высокой культуры в обыденную жизнь явля­ется язык как средство общения, способное создать об­становку высокой духовности и тонких чувств в самой непритязательной или убогой обстановке.

Хорошо известно, что обыденная и низкая жизнь часто служила предметом не только реалистического (и критического) изображения (например, в полотнах русских “передвижников”), но и эстетического любо­

вания — например, в полотнах голландских мастеров XVIII в., импрессионистов или известного японского мастера Хокусаи (1760—1849). Широкое развитие сре­динной культуры (см. гл. IV) создавало основу для культивирования устойчивых ценностей повседневной жизни.