2020-04-12
82
– Слышишь? Яблоки осыпаются. А тебе дела нет! То в лицее застрял, то с друзьями на речке.
Иргуш исподлобья поглядел на сестру:
– Пучка крючков от яблока не отличить, да? Это бахроту сорвало. И в лицее я не застреваю – мы кряк кормим.
– А сад?
– Уберем. Я способ придумал, почти… Так что там с чутьем на опасность?
Умению брата перескакивать с темы на тему Рилда завидовала давно: «И понимаешь, да не откажешься. Сегодня – особенно».
– Предчувствие оврина не работает против тех, кому доверяешь, – вздохнув, пояснила сестра. – Золотой мастер доверяет тем, за кого отвечает. Стало быть, он самый уязвимый из овринов.
– В сказках, Золотой мастер самый сильный.
– В сказках – да.
– Так не честно! – Иргуш насупился.
Рилда улыбнулась:
– Болтун ты. А мне завтра на дежурство. Давай-ка к себе. И спать!
– Ну, Рилд! Сказку про то, как птица-среброкрыл Золотому мастеру скалу проспорила, расскажи, а? И спать. Сразу!
История была длинная, но брату нравилась. «Только бы снова о Стрельчаре речь не завел!» – подумала Рилда.
– Ты укроешься и будешь лежать. Тихо-тихо!
Раздавшийся следом вопль заполнил дом – все два этажа. Иргуш выскочил из спальни. Сестра вернула на кровать одеяло: «Значит, золотой мастер? А «шальная» соседка, похоже, права. Ай да Вутесса! Ай да наставница! Придется напомнить шефу о его обещании. Осторожно и твердо... Ох, помоги мне Источник!»
Иргуш ждал Рилду в коридоре. Сестре, в отличие от приятелей-лицеистов, брат не доверял.
***
Скалы? Эрозия? Тысячелетний труд ветра и вод? Или десяток футбольных стадионов посреди океана?
«Да, именно стадионы!» – сравнение является туристу, стоит гиперкатеру достичь заповедной планеты и пробиться сквозь облака. Простор арены, козырек над трибунами – одна аналогия порождает другую, и вот уже глаз туриста настойчиво ищет – а иногда и находит – разметку поля и стойки ворот.
Задержаться? Полюбоваться открывшимся чудом?
Над катером зависает огромная птица. Ее крылья накрывают кабину серебристым зонтом. Желтый, хищно загнутый клюв оказывается совсем близко. Руки туриста впиваются в подлокотники, но катер закладывает вираж, и птица остается позади.
– Среброкрыл, – переведя дух, шепчет турист. – Не приведи Источник столкнуться с таким на открытом месте!
Катер снижается. Стадионы? Нет, ничуть не похожи. Над неспокойными водами океана высятся массивные каменные столбы. На «козырьках» – здесь их называют барьерными кольцами – видна разметка для посадки прыжковых катеров. Проемы в отвесных стенах прикрыты цветными витражами. Что скрыто за ними? Возможно, уютные гроты, или пологие спуски, или развилки тоннелей.
– Вот они, знаменитые Пещеры! – восклицает турист и, отыскав среди скал самую мощную, уверенно заявляет: – А вот Певучая!
Катер скользит к громаде. Футбольный стадион ее вершине мог бы уместиться легко. Только его здесь никогда не было. Обломки каменного кружева на барьерном кольце, фрагменты более светлой кладки на Южной лестнице, деревянный настил над остатками лестницы с северной стороны – следы давней битвы повсюду. Не враз решившись, турист спускается с кольца в «чашу», заходит в восстановленные тоннели, заглядывает в немногие расчищенные гроты.
«Нет, – улетая, решает турист. – Это не Пещеры. Это руины Пещер. Хотя, спору нет, развалины живописные».
Оврины предпочитали говорить о музее. Смотрители охотно водили гостей по Певучей скале и ее соседкам, но на два каменных столба чужаков не пускали никогда – туда подскакивали ветераны Пещер. Одна скала для Бежи, другая для Пламастры. А между ними с десяток изуродованных взрывами каменных громад – как молчаливый укор и напоминание о былом единстве.
В час, когда над Башней Совета стояла ночь, а здесь, в Пещерах, день миновал середину, на отведенной для жителей Пламастры скале, в выстланном мохнатыми шкурами гроте встретились двое. Два человека. Вернее, два оврина. Но кто сказал, что оврин – не человек?
За решетчатой рамой фальш-окна виднелось затянутое облаками небо. Окажись проем настоящим, пейзаж бы не изменился, как и запах близкого океана, и приглушенный рокот волн.
– Меня вызывает Гдэн. Как вы понимаете, главе СВК не отказывают.
– А то мало ли что? Надеюсь, мастер Вутесса, вы не из тех, кто им молится? – черноволосый франт попытался пристроить поудобнее длинные ноги. Низкое кресло, резной столик с поставленными на него высокими стаканами и небольшие размеры грота делали задачу трудновыполнимой.
– Молятся не Службе, а Оператору, всеведущему и всемогущему. – Та, кого назвали Вутессой, тряхнула копной тонких черных косичек и вздохнула: – Знать бы, где такого найти.
Ростом мастер Вутесса похвастаться не могла, платья предпочитала простые – фигура и вкус позволяли. Хватало и ловкости. Двустворчатая, размером с детскую ладонь ракушка в руках Вутессы то становилась на ребро, то, словно челнок, принималась сновать между пальцами. Признать жемчужницу творением природы мешал ее слишком яркий васильковый цвет, слишком правильная форма и защитная окантовка. Хозяйка ракушки находилась в готе по праву рождения, черноволосый франт был гостем.
– Причина вызова? – спросил он.
– С некоторых пор Гдэна интересует судьба моего подопечного. Да-да, того самого! Однако Службе внешнего контроля ребенок бесполезен. Это я вам, как специалист заявляю, – ракушка соскользнула с ладони на кончики пальцев и замерла, попирая законы тяготения. – Мастер Тлиман, я знаю Гдэна со времен Пещер. Без личного интереса он лишнего слоя не развернет. Недавно обмолвился, что связан обязательствами. Какими и перед кем, уточнять не стал.
Гость улыбнулся, не раскрывая рта.
– За что вы ее так не любите? А, Вутесса? – Взгляд Тлимана чуть задержался на лице собеседницы и скользнул ниже, к глубокому вырезу платья. Оливковая ткань и янтарная кожа Вутессы выгодно оттеняли друг друга. Тлиман сглотнул, резким кивком указал на зеленый браслет собеседницы: – Вы мастер. Она им не станет никогда.
– Если уйдет из СВК, станет.
За пределами грота, в небе над океаном и скалами в толще облаков появилась прореха. Сенсоры фальш-окна не подвели – свет солнца затопил грот, пронизал ворсинки меха, одарил серебристым отсветом створки жемчужницы. Вутесса дунула на ракушку, и та завертелась волчком.
– Знаете, на Беже, Рилда казалась мне мелкой, совсем.
– И вы утонули в луже?
Ракушка сорвалась с ненадежной опоры, ударилась о столик и, дребезжа, подкатилась к стаканам. Мелодичным перезвон разнесся по гроту. Вутесса подхватила ракушку и лишь потом перенастроила фальш-окно. Солнечный свет поблек.
– Оставьте ваш сарказм, мастер Тлиман! Я поисковик. Определять толщину чужих слоек – моя обязанность. Да, при личном контакте, я не найду слоев больше, чем имею сама. Но есть косвенные признаки. А эта тихоня вцепилась в брата. И как, змей ее поглоти, нашла?
– Она нашла, и вы взяли ее на Пламастру – косвенные признаки.
– Или спланированная операция.
Под своды грота взметнулся смех.
– А говорят, это я подозрительный! – вскинув руки – из-под манжеты рубашки показался витой браслет – Тлиман взъерошил свою роскошную шевелюру. – На случай, если вы не заметили: так нелюбимая вами Рилда и ее брат – они голубоглазые, оба. К несчастью для них и к счастью для нас… Я тут недавно студентам тему курсовой работы подкинул: «Причины возникновения на Беже культа зеленых глаз». Любопытно будет взглянуть, что накопают. Если накопают… Кто сообщил Гдэну о Рилде?
Вутесса вздрогнула:
– Не я.
– Надеюсь.
– Правда, не я!
– Зачем так громко? А, Вутесса? – Бережно, словно живого, Тлиман коснулся браслета в форме змеи. Пальцы гостя чуть подрагивали: – Хотите, чтобы я вам поверил? Есть безотказный, веками проверенный способ доказать свою искренность.
Глаза Вутессы превратились в щелки:
– Думаете одолеть меня в схватке слоек и потом допросить? Мастер Тлиман, хочу напомнить, что здесь вы всего лишь гость. А я хозяйка этого грота. В Пещерах, личные покои мастера неприкосновенны. Охрана? Ее эффективность вас удивит. И пусть вы обладатель витой змейки и член Совета…
– В первую очередь, я мужчина. А вы женщина. Мы оба оврины. Ваш грот… –нарочито медленно, гость провел рукой по наброшенной поверх кресла мохнатой шкуре. – Контакт слоек при телесной близости – что может быть естественнее, а, Вутесса? Мы с вами давно знакомы. Даст Источник, перейдем, наконец, на «ты»...
– Нет! – Вутесса не могла объяснить поднявшуюся в ней неприязнь. Чутье оврина и женская интуиция были согласны со своей хозяйкой.
– Ежиха, – процедил Тлиман. Взяв со столика стакан, он отхлебнул густой, шоколадного цвета напиток: – Хороший у вас энкотель. Сами делаете?
– Да, когда есть время.
– Ну, слава Источнику! А то все «нет» да «нет». – Гость приподнял стакан: – И энергоемкость похоже приличная.
– Уж побольше, чем у готового, в тубы залитого! – Вутесса тряхнула косичками: – В отличии от вас, мастер Тлиман, я – спец по живому. Отношения с техникой у меня напряженные. Она, поганка, из меня силы высасывает, словно вампир. Приходится «заправляться» в прок. Иначе, после прыжков «сквозь мрак» я в мумию превращаюсь. А тут еще этот вызов!
– Зато у вас есть «неприкосновенный» грот… Но давайте вернемся к «этому вызову». Гдэн пообещал Рилде приглядывать за ее братом. Интересно, зачем?
– Зачем пообещал?
– За чем именно он обязался следить? – глоток за глотком Тлиман цедил энкотель. – Ребенок бывал на Сотаре?
Вутесса сжала ракушку между ладоней:
– Совет не рекомендует возить к Источнику несовершеннолетних.
– Влияние Источника на психику соискателя не доказано.
– Однако не доказано и обратное.
Гость залпом допил энкотель, вернул стакан на столик:
– Надеюсь, вы не задумали сменить покровителя. А, Вутесса?
– Н-нет.
– Любите вы это слово.
Нащупав под манжетой браслет, Тлиман надавил на голову витой змейки. Кольца браслета обмякли и соскользнули с руки. Осторожно – на то он и обряд! – Тлиман потер змейку о мех. Вутесса выронила ракушку – к счастью, не на пол, а себе на колени.
Гость вернул браслет на запястье и поднялся:
– Выслушайте Гдэна, потом доложите. Удачных прыжков!
Шаги Тлимана затихли в туннеле – Вутесса медлила покидать грот.
Иргуша она опекала с Бежи. Талантливый озорник, а с недавних пор непоседливый ученик, он обещал лет через десять стать толковым помощником. Но вначале его сестра из формального опекуна превратилась в хорошо защищенного, прочно зацепившегося за Пламастру родственника; потом Тлиман объявил себя покровителем сорванца; и вот теперь судьбой мальчишки озаботился глава Службы внешнего контроля или, если кратко, шеф СВК. Врать себе было незачем – Вутесса ревновала. Хотя бы потому, что Иргуша она считала своей находкой. Ну, почти своей.
Везение нагрянуло к мастеру-поисковику пять лет назад – во время командировки на Бежу. До обиды запоздалая спасательная экспедиция запомнилась работой в мобильном госпитале, всепроникающей дрожью земли и неожиданно робким обращением медсестры Дилы:
– Мастер Вутесса, понимаете, у нас тут малыш чудит. Я к координатору, а он... – Сестра-хозяйка облизнула губы: – Он велел к вам…
Иргуш предстал перед Вутессой худым и всклокоченным. Пепельные волосы, казалось, собрали всю пыль округи; по лбу тянулась розовая стрелка – след от пореза; полинялые шорты и футболка были великоваты; сандалии шлепали при каждом шаге и норовили свалиться с ног.
– Слышала, ты котят вылечил?
– Вот еще! – Иргуш фыркнул. – Я их не вылечил, а оживил. Их утопили. Я чуть не заплакал. А потом вспомнил. Мне Рилда говорила: если очень-очень захотеть, то сбудется. И я захотел. Я так сильно захотел – даже голова закружилась. А они ожили. Потому что Рилда никогда не врет!
– Рилда это…
– Моя сестра. Она взрослая и очень умная.
– А что стало с котятами? – Вутесса постаралась уйти от разговора о родственниках.
– Они долго чихали. И за мной бегали, будто за мамой-кошкой. Я их даже кормил! А потом убежали, – Иргуш шмыгнул носом. – Рилда сказала, что они выросли. Вы не думайте, я их не обижал.
– Верю! Ты когда-нибудь слышал о глубинном сканере?
Иргуш заморгал часто-часто:
– Думаете, на Стрельчаре кто-то остался? Не-е, они убежали. Их Стрельчар прогнал. Я близко убежал, они далеко…
– Я говорю о сканере слойки.
Иргуш с радостью схватился за подсказку:
– Знаю! Это когда слои считают, да? У нас в Пыльном переулке двум ребятам считали. У Линка целых семь нашли и в столицу послали – учиться. Я тоже хотел, но мама сказала, что дорого. А Рилда вообще заругалась...
Ближе к полуночи, в тесной комнате с предусмотрительно затемненным окном собрались трое. Вутесса, отчаянно зевающий координатор и щуплая, словно подросток, сестра-хозяйка пытались понять, во что ввязываются или уже ввязались.
– Вутесса, шестьдесят слоев – это серьезно, – координатор сидел на подоконнике. Мощная фигура начальника экспедиции едва ли не полностью загораживала проем. – Но что, если у ребенка объявятся родственники? Как он вообще уцелел?
– Спасатели подобрали. В первый же день, – сидя на лежаке, Вутесса привалилась спиной к стене. Светлая форма медика почти сливалась с панелями бытового модуля. – У Стрельчара берег высокий – волна его не взяла.
– А мыс и поселок она съела, – пискнула с угла лежака Дила. – Ну, так малыш говорит.
Координатор пробарабанил пальцами по подоконнику:
– Допустим. Хотя в пять лет оказаться одному далеко от дома… Но допустим. Сколько времени имя ребенка находится в списке спасенных?
– Мастер Берек, я… – Дила опустила голову. Руку медсестры окольцовывал синий браслет – зримое подтверждение неравенства положения. – Понимаете, я сведений о малыше не давала. Хотела сперва вам показать.
Координатор крякнул.
– Чудесно! Нет, просто чудесно! Одна прячет, другая тащит. – Великан покачал головой и вдруг зевнул. Огромного кулака едва хватило, чтобы прикрыть рот. – Узнай бежичи о вашей затее – представляете, какой поднимется ор?
Вутесса представляла. Соскочив с лежака, она подступила к координатору:
– Берек, он реанимировал утопленных котят, а здесь, в госпитале, прослыл живым талисманом. Вы видели статистику? Диагнозы? Аномально малые сроки выздоровления? На случайность их при всем желании не списать. Причина одна – Иргуш. Он биосенс. Будущий врач или биолог. И я не говорила о шестидесяти слоях. Я сказала, не менее! Сканер дошел до предельной для себя глубины. Контактный тест опасен – ребенок плохо владеет слойкой. Сорвись он, кто из нас сможет его поддержать? Дила, дорогая, в списки поступивших Иргуш был занесен?
– Да… Мы же не знали, что малыш чудить вздумает.
– Вот! И знаете, кто хочет, тот найдет.
В тщетной попытке отогнать сон, координатор потер лицо:
– Умеете вы, Вутесса, выбирать время. Так говорите, ребенок – биосенс?
– Сильнейший из известных. И он мой!
– Разве я спорю? – великан хмыкнул. – Значит так. Ребенка забрать разрешаю, но не раньше, чем начнется эвакуация госпиталя. И прошу… нет, приказываю! больше никого в эту авантюру не посвящать.
Мастер-поисковик подчинилась охотно, даже с радостью.
– Ну что, сорванец, опять головастиков в луже ловил? – встретив чумазого, в мокрой футболке Иргуша, вопрошала она несколько дней спустя. – А сандалии где?.. Что-о? Засосались?! К Диле бегом! Там тебе кроссовки с Пламастры прислали… Да, с доброй Пламастны… Скоро, скоро поскачем. Как тетя Вутесса док-линзы соберет, так сразу поскачем.
Она уже видела себя наставницей самого талантливого биосенса Пламастры. Тлиман к спецам по живой природе в те времена интереса не проявлял...
О сделке с членом Совета Вутесса не жалела. Собственная лаборатория и звание ведущего поисковика Пламастры – Тлиман знал, что предложить. Существующее с Допещерных времен право мастера на выбор и смену наставника – Тлиман поставил себе на службу даже его. Вутесса учила – член Совета покровительствовал молодым дарованиям. До появления беженца – или бежича? – такое разделение казалось мастеру-поисковику справедливым.
Фальш-окно в гроте потемнело – над океаном сгущались сумерки. Но если в Пещерах время двигалось к вечеру, в столице Пламастры наступало утро. До встречи с главой СВК оставалось часа четыре. Скакать «свозь мрак» мастер-поисковик не любила, но должность и зеленый браслет обязывали. Чтобы вызвать со стоянки катер, вывести его за пределы планеты, а после, полагаясь на чутье, рассчитать прыжковую цепочку до дома, времени хватало с лихвой.
Так зачем торопиться?
Вутесса допила энкотель, с горечью усмехнулась: «Ну вот, заправка топливом произведена». Убрав в мойку стаканы, она положила на стол ракушку. Приказ по слойке – и кромки створок окрасились бирюзой. Ракушка раскрылась. Над тремя жемчужинами развернулся стереоэкран. Размером он не превышал апельсина, но чем дольше зритель задерживал на нем взгляд, тем больше и четче становились фигуры, разборчивей звучали голоса. При желании, эффект присутствия мог стать полным.
Вутесса хотела и боялась. Ветеран Пещер? Ко дню, когда над обжитыми скалами появились нэдийские рейдеры, «ветерану» не исполнилось и двадцати лет. Личный грот –пусть без витража, пусть тесный, зато свой – достался мастеру-поисковику благодаря ракушке. Юной Вутессе ее подарила названная мать – перед тем, как пропасть без вести на многие годы.
Разбухший до размеров грота экран казался окном в прошлое. По светлым туннелям и расцвеченным витражами переходам ходили друзья, которым вскоре предстояло погибнуть или стать врагами. В чаше под барьерным кольцом играли малыши. На широком внешнем карнизе болтали и смеялись подростки – многим из них вскоре предстояло уйти в небытие.
Между временем записи и сегодняшним миром лежало около шестидесяти стандартных лет или, как предпочитали говорить оврины, шесть периодов. После отлета Тлимана прошло полчаса. Детали разговора смазались, но одна сцена стояла у Вутессы перед глазами: Тлиман снимает змейку с руки и трет браслет о мех.
«Прописываем змейку в Пещерах? Студенты – понятно. Но член Совета мастеров? Что же такое затеял вит-мастер, если решил подпитаться от ауры прежних времен?»
Гадать было некогда. Вутесса закрыла жемчужницу. Когда-то, жители Пещер получали именные ракушки-памятки в подарок или в награду. Никаких ключей или паролей – жемчужницы настраивались на слойку владельца и откликались только на ее зов. С падением Пещер секрет изготовления ракушек-памяток оказался утрачен. Большинство жемчужниц лишились хозяев и превратились реликвии, ценные, но немые. На Пламастре, страшилками об оживших двустворчатых хищницах подростки пугали малышей. Вутесса вводить молодежь в искушение избегала – свою ракушку она всегда забирала с собой.
***
Над кабиной гиперкатера разметала млечные хвосты спиральная галактика. Казалось, холодный перламутровый глаз взирает на наблюдателя из аспидной черноты. Стоило заставить себя не моргать, хвостатое око кидалось навстречу, его зрачок превращался в торнадо, а наблюдатель ощущал себя щепкой, затянутой в мощный вихрь.
Тлиман нашел это место случайно: остановился отдохнуть после цепочки прыжков, засмотрелся и едва не опоздал на заседание Совета. С тех пор «хвостатое око» стало для вит-мастера добрым знакомым. Не рискуя получить вызов на змейку, здесь можно было перевести дух, подумать или, как сейчас, вспомнить о событиях, что четыре десятилетия назад определили судьбу будущего члена Совета мастеров…
Как изучать архивы легендарных Пещер? Юный Тлиман ответил бы сходу: «Так, чтобы тебе не мешали». Но разве седовласому бородачу-наставнику это объяснишь?
– Востри слойку и слушай! – рыкнул Ерс. На стол перед учеником встала корзина крупных, янтарного цвета ягод. Стереоэкран погас, в лицо Тлиману пахнуло лесом и медом. – Доставишь на Тихий остров. Прямо в ротонду! Как передашь, доложишь по змейке. Только ты, гривастый, учти: сколько туда лететь, я знаю.
Тлиман тряхнул черными космами, бережно, будто живого, коснулся браслета в форме змеи:
– Что, зеленая, влипли?
Тварь на запястье дернулась. Тлиман поморщился. Зеленый браслет он получил с месяц назад. Друзья завидовали, Тлиман досадовал – на наставника. Стараниями бородача, полученный в придачу к браслету гиперкатер не простаивал и дня.
«Можно подумать, я на пилота пассажирского лайнера учусь, – ведя катер над морем, жаловался змейке посланец Ерса. – Вчера, вон, голова кругом шла, и в глазах троилось. Без выпивки, заметь! А дед не верит. Вот возьму и поменяю наставника! А что? С тобой, зеленая, имею право».
Представлять, как седовласый наставник рвет в досаде черную, без намека на седину бороду, было приятно. Тлиман упивался обидой, хотя знал – промолчит. Покровительство главы Совета – от такой удачи не отказываются, даже если архивы легендарных Пещер приходится изучать по ночам.
Очертаниями Тихий остров походил на запятую. К плоскому, покрытому кустарником кругляшу примыкал высокий утес, поросший по гребню травой. После щедрых весенних дождей сочная зелень поблекнуть еще не успела.
Посланец Ерса скосил глаза на корзину. На родине янтарных ягод, должно быть, стояла осень. «Длинноватый путь для лесного гостинца, – отметил Тлиман. – И ведь не поленился кто-то, привез. А от роли гонца отказался».
Ротонда отыскалась легко. Беломраморная, на вершине утеса она сияла так, что у Тлимана заслезились глаза. Пришлось перенастроить фильтр кабины. В катере обосновались сумерки, зато посланец Ерса увидел: резьбу на колонах, буруны под обрывом и серпантин белой дорожки. Начиналась она от ротонды и, спустившись по склону, выводила к небольшой мраморной лестнице и широкому пляжу. Там, на песке, как на посадочной площадке, ожидали хозяев два гиперкатера.
«Огневки», – не без зависти подметил Тлиман и, обмирая от собственной наглости, посадил личную, более скромных размеров «кобылку» на пятачок перед мраморной лестницей. За спиной шелестело море. Сверху давило солнце. Влажный, пропитанный запахом водорослей воздух казался густым.
– Гоняет по планете будто курьера, – досадуя на наставника, проворчал Тлиман. – Можно подумать, у нас на Пламастре с капсулами доставки напряг.
Он скинул куртку. Хотелось закатать брюки, но случай обязывал соблюдать приличия. Подхватив корзину, Тлиман взбежал по ступеням и оказался на дорожке. Плиты белого мрамора плотно прилегали одна к другой, предлагая не самый быстрый, зато безопасный путь наверх.
– Еще бы перила установили!
Не удержавшись, Тлиман отправил в рот несколько ягод – сладко до приторности, а на губах соль. Посланник Ерса прибавил шагу. Дорожка металась по склону и постепенно забиралась все выше. Тлиман оттер со лба пот, подмигнул поблескивающей на запястье змейке:
– Ну, что, зеленая, предстанем перед первой из овринов? А вдруг она спросит о чем? А я растеряюсь. Или отвечу. И потом обо мне в новостях… Влипнем в историю? А, хвостатая?
Змейка молчала – браслет связи, что с него взять?
Дорожка сделала последний поворот, и Тлиман оказался на вершине утеса. Ни влажной духоты, ни смрада от гниющих водорослей – синий простор, горьковатый аромат трав и ветер. Он прянул в лицо, донес из ротонды обрывки резких, полных раздражения фраз.
Тлиман остановился.
Под куполом, за круглым столом, друг против друга сидели двое: мужская кроткая стрижка – против высокой прически, жилистая фигура – против стройной, угрюмое молчание – против потока упреков. Лицо говоруньи скрывала тень, но жить в столице и не признать Прародительницы?
«Она!» – от восторга и благоговения у Тлимана на глаза навернулись слезы. Об оттягивающей руку корзине он думать забыл… пока первая из овринов не умолкла, а из-за колон не раздался гневный рык:
– Идеи? Проекты? Обескровить резервное убежище – вот твой проект! Вы господа, мы прислуга – вот твоя идея! И Советом своим не стращай. Руки у него коротки до нас дотянуться!
Ответа Прародительницы Тлиман не разобрал, но ее собеседник вскочил:
– Врешь! Ты не посмеешь! Не исполнить мне Долга, ты врешь! А если всерьез…
Блеск мрамора сделался нестерпимым, голову Тлимана сдавил невидимый обруч. «Схватка слоек? Здесь?!» – ужаснулся посланец Ерса. От запахов сочной травы к горлу подкатила дурнота, уши заложило, словно на высоте в горах. Корзина сделалась непомерно тяжелой и притянула к земле.
Очнулся посланец Ерса на траве. Рядом, перевернутая, валялась корзина. Стрела из рассыпанных ягод указывала вниз – к морю, пляжу и двум, всего двум! катерам. Тот, что поменьше, принадлежал Тлиману. Хозяин оставшейся «огневки» – и он ли один? – успел укрыться в кабине. Купол закрылся бесшумно и быстро – только блеснула на солнце утопленная в борт голограмма. На ней, с бурой, в красных прожилках скалы в черные волны пикировала птица: крючковатый клюв хищника, перья отливают серебром.
«Вот уж действительно влип!» – Тлиман прижался к земле.
Катер снялся с пляжа и, набирая высоту, заскользил над утесом. Пожелай Тлиман, он мог бы пересчитать перья на хвосте птицы. «Огневка» облетела ротонду, поднялась над островом и ушла в сторону солнца. Лишь тогда посланник Ерса вспомнил о змейке и вызвал наставника. Позже, украшенную среброкрылом «огневку» опознали ветераны Пещер – катер принадлежал гордому до высокомерия Хранителю Бежи.
К вечеру Тлиман осознал, как ему повезло – он дома и жив, а вот первую из овринов до сих пор ищут.
– Едва ли найдут! – в ответ на расспросы ученика, проворчал Ерс и оказался прав.
Спустя полгода поиски прекратили. Остров зарастал кустарником. Мраморные плиты облюбовал мох. С края обрыва отправлялись в странствование альбатросы. В ротонде, чей купол оставался действенно чист, копилась, выметалась ветром и вновь собиралась сухая трава, год за годом, десятилетие за десятилетием.
Минуло полвека – по меркам овринов, не так и много. Обитатели Пламастры и Бежи то восхваляли, то проклинали своих вождей: за разрыв без крови, за обиду без мщения. Тлиман в пересудах не участвовал. Историк и член Совета мастеров, он прилетал на заброшенный остров два-три раза в год – унять сомнения и убедиться. Причуда памяти или последствие травмы слойки, но стоило Тлиману ступить под купол ротонды, голос из прошлого возвещал: «Да вернется мир на круги своя, когда слабый поможет сильному!»
Хвостатое око? Перламутровый глаз? Или удачно подобранный фильтр, позволивший сделать зримыми лучи невидимой части спектра?
Мастеру слойки не составило труда вырваться из хватки оптической иллюзии. За пределами «огневки» остались звезды, космос и панорама спиральной галактики; здесь, внутри катера, ожидали команд хозяина удобно подсвеченный пульт, комфортный ложемент и безотказный браслет. Пальцы Тлимана тронули змейку, коснулись ее головы и скользнули к хвосту. Двуцветная тварь, чья зеленая предшественница давно обратилась в прах, дернулась и попыталась разом выполнить две команды: крепче обхватить запястье и сняться с руки.
– И все-таки, за чем именно обязался следить Гдэн? – пробормотал Тлиман.
Витая змейка молчала – браслет связи, что с него взять?
Глава 4
«Без повода для случая, без случая для Оператора!» – желали друзья пилоту прыжкового корабля. «К зверчу!» – откликался тот и, если имел браслет-змейку, прикрывал голову твари рукой: тебя, мол, хвостатая, мои хитрости не касаются.
Обманывать зверча, известного пакостника межзвездных путей, считалось делом обычным, даже достойным. Всерьез в зверчей мало кто верил, зато поминали часто: в шутку, со злости, с досады. Оператора всуе не поминали никогда.
– Ох уж мне эти «прыгали – знаем»! – процедил тот, к кому в трудный час обращались все звездолетчики. – Расчеты прыжковых цепочек мы, значит, на проверку Оператору не сдаем – примета плохая. А врать в тех расчетах примета велит?
Оператор находился один в круглом довольно просторном зале. «Рабочая полусфера» значилось на схеме первого Узла, рассчитанного на Оператора и его четверых помощников. Название, однако, не прижилось. На профессиональном жаргоне, потом в детских сказках, а там и в официальных документах круглый зал стали называть «сферой», знаменитой сферой Оператора.
Вместо кресла – широкий приземистый пуф, равно удобный для работы и медитации; вместо потолка – купольная мембрана. Сейчас, следуя воле Оператора, она создавала иллюзию прозрачного свода. Казалось, рядом с Узлом нет ни площади, ни зданий исследовательского центра, ни дороги, что вела через луг к стоянке для катеров – лишь пологие холмы, бирюзовое небо да отливающий малахитом океан. Это он дал имя планете – Малахитовая. Удаленный от материков и транспортных маршрутов кусок суши орвины арендовали у колонии землян.
Техники и исследователи еще досматривали сны – Оператору в дни вахты спать не полагалось. Виновник его недовольства – пилот круизного лайнера – паниковал за три парсека от Узла. Пока бортмеханик пытался оживить полумертвый пульт, старший стюард храбро врал пассажирам: мол, невесомость и аварийное освещение есть побочный эффект субпространственного перехода. Гармонию информационного поля раздирала какофония близкой катастрофы.
Не покидая Узла, Оператор дотянулся слойкой до аварийного лайнера, минуя отказавшие пульты, взял управление прыгуном на себя. Землянин просканировал бы системы – Оператор прислушался к чутью оврина. Оно подсказывало – Оператор работал. Давал команды на запуск исправных узлов, отключал поврежденные, восстанавливал то, что возможно было восстановить. Оврины называли происходящее кратко – рангата. Для спасения, как сейчас, мирная. Для защиты, что тоже случалось, боевая: летел пиратский рейдер – стал космический мусор, работал банк данных – остались инфо-кристаллы, чистые, как в день их монтажа.
