ЧАСТЬ I Студиябвным танцам предмастерьев 2 страница

Валад развел руками: дескать, где получилось, там и играли – сама просила брата занять, пока в школе учительствуешь. Рилда вздохнула и подала мужу салфетку. Она уже припомнила и свою просьбу, и подозрительный порядок в комнате, и упрямство Иргуша. Тогда брат провел у них три полных дня. Валад слова в укор не сказал. На четвертый день, Рилде удалось спровадить Иргуша домой.

– Кстати, тигр на обложке нарисован замечательно, – с лукавой улыбкой отметил Валад.

Намекал на спящего зверя из любимой присказки жены? «Первую страницу мог бы и посмотреть, – с внезапной ревностью подумали Рилда. – Хотя, кому интересны детские мечты? Особенно чужие. Особенно, если они не сбылись. Да и не могли сбыться».

– Но я предлагаю вернуться к нашим… вернее, не к нашим информаториям, – по-прежнему улыбаясь, продолжил Валад. – Библиотеки там, за редким исключением, хлам. Архивы – мусорная свалка. Но спроси археолога, что он предпочтет: исследовать помойную яму или чистый двор? Позабыть мне о Долге, если древняя помойка не окажется для ученого интересней каменных плит. Мы, шутейщики, тоже народ любопытный. Климат-генератор, баня с «парным» самогоном – это так, для разминки. А вот дотянуться слойкой до архива, поднырнуть под пароль и покопаться в хозяйской «свалке»… Знаешь, иногда, выгода от таких раскопок получается вполне осязаемой. – Валад отхлебнул глинтвейна: – Ворот у нас с тобой действительно нету, пока! А вот аэрокар скоро появится. Не новый, конечно. Зато свой. Я узнавал…

Валад не договорил. Запах гвоздики сделался нестерпимым. У Рилды перехватило дыхание. Она рванулась к окну и едва не налетела на чужака в костюме полувоенного покроя. Приземистая фигура, лысая… или бритая? голова, серебристые нашивки на вороте и рукавах рубахи. Влез крепыш в окно или прошмыгнул через комнату мимо хозяев, оставалось неясным. Зато оливковую с серебром форму на Беже знали все.

Рилда отпрянула. Справа и слева от мужа уже стояли двое громил, тоже в форме, но с нашивками поскромнее. Валад молча таращился на явившихся. Казалось, он еще не осознал, что происходит. Произошло!

Последним в кухню-гостиную вошел желтоволосый щеголь в штатском. «Главный», – поняла Рилда и обнаружила, что снова сидит на табурете. В ушах звенело. К ногам будто привязали по якорю. Под руку попался по-прежнему полный бокал. Рилда вцепилась в него, как хватаются за талисман или как за осколок прежней, канувшей в небытие жизни. Сознание оставалось на удивление ясным: «Слоснадзор! Что б мне с завучем поругаться, это Слоснадзор! Валад, родной, ты ж меня уверял, будто вы, шутейщики, мастерам неинтересны».

Хотелось вскочить, встать между мужем и чужаками – Рилда сидела, не двигаясь, подумала ни с того ни с сего: «Интересно, если катер Слоснадзора вдруг наберет высоту и полетит к озерам, чужаки кинуться его догонять?» Мысль отдавала помешательством, хотя Валаду наверняка бы понравилась. Иргуш бы тоже ее оценил. «Если очень захотеть, то сбудется», – не раз поучала его сестра. Пятилетний брат верил. Рилда желала поверить, но не хватало сил – их еще в школе высосала тревога, беспричинная, неотступная…

«Предчувствие оврина? Кто сказал, что чутье на опасность – удел мастеров?»

От запоздалой догадки застучало в висках, зато фигуры в комнате сделались четкими. Сквозь тревожный перезвон пробились звуки из реального мира: хриплое дыхание Валада, шорох шагов, обрывки фраз. Говорил желтоволосый щеголь. Рилда видела, как шевелятся его губы, разбирала слова. Смысл ускользал. Или Рилда не смела вникнуть в суть сказанного?

Из дома напротив слышалось пение, хриплое, на диву громкое. Пропитые голоса дробили фразы, будто отбивая слова на барабане:

 

       У бежича утех немного,

       Но ты с соседом драться погоди.

       Один бокал – и прочь тревога,

       Три – прочь слойкам, мрак ее поглоти!

 

Насчет слойки выпивохи привирали – опасаться срыва стоило мастерам. А вот о способности алкоголя заглушать предчувствие оврина знали все. Знали и пользовались!

«Неужели и Валад?»

Обдумать догадку Рилда не успевает – комнату накрывает тишина. Ни слова, ни вскрика. Но в сознании Рилды тревожный колокольчик вырастает до колокола. Перезвон переходит в набат. Валад вздрагивает. Бокал с недопитым глинтвейном выскальзывает из его руки и, облив диван, разбивается об пол. В нос Рилде бьет острый запах гвоздики. Ни шага, ни жеста. Но в фигурах инспекторов Слоснадзора покоя не больше, чем у хищника перед прыжком. Валад – зверь в западне. Рилда – зритель. Напряжение грядущей схватки пронизывает воздух, предметы, живые тела. Закрыть глаза? Но где та повязка, что позволит отгородиться от неминуемого? От запаха гвоздики першит в горле. Набат неистовствует.

Атака? Она уже началась. А что беззвучна и незрима, так и слойка для обычного глаза невидима. Зато от ее воздействия попробуй, отгородись! В такие мгновенья можно и пожалеть, что родился не землянином или данкирцем, а оврином.

На висках Валада вздуваются вены, между бровей залегает складка, на прокушенной губе выступает кровь. Рилде сдавливает виски. Испугаться учительница младший классов не успевает – давление ослабевает, чуть повременив, отступает головная боль.

Хищники сжалились? Отпустили добычу? Собирают силы, чтобы нанести решающий удар?

За окном, песня сменяется руганью. Соседи любят выбирать для нее ясные вечера. В комнате, крепыш и щеголь обмениваются взглядами. «Похоже, и вам непросто», – злорадно отмечает Рилда. Пока робкая, возникает надежда: «А ну как Валад их всех одолеет? Чужаки уйдут. Мы убежим…» Придумать, куда на Беже можно укрыться от Слоснадзора, Рилда не успевает. Щеголь качает головой, и Рилде снова сдавливает голову, сильнее, чем в первый раз.

По телу Валада пробегает дрожь; лицо багровеет, покрывается испариной и словно меняет хозяина. Разглаживается складка между бровей, тускнеют глаза, губы с третей попытки складываются в подобие улыбки. Струйка слюны, смешиваясь с кровью, стекает от угла рта по идеально выбритому подбородку, капля за каплей пятнает шейный платок. На темно синем атласе смешенная с кровью слюна кажется черной.

И тишина в комнате, и пьяная брань за окном.

Глоток глинтвейна? Рилде чудится, что, сама того не заметив, она выпила стакан самогона. Картинка перед глазами то становится до отвращения четкой, то расслаивается на десятки полупрозрачных пленок. «О слоистом сознании знаю – теоретически. О слоистом зрении слышу впервые», – Рилда насилу давит рвущийся наружу смешок. Хочется разрыдаться. Или расхохотаться. Или броситься на чужаков с кулаками. Желания возникают и умирают. Их хозяйка походит на статую: бледна, безголоса, недвижима.

По гостиной, обходя Рилду, как минуют вазон или торшер, снуют чужаки. «Инспектора Слоснадзора, – подсказывает память. – Щеголь в штатском наверняка мастер. А может, и не он один…» Рилде не до официальных названий и званий. «Полная нейтрализация», – говорит одетому в штатское лысый крепыш. Желтоволосый щеголь кивает: «Необратимо». «О чем это они?» – вяло удивляется Рилда. Глаза слипаются, но надрывный перезвон незримого колокола не дает уснуть. Картина перед глазами снова расслаивается и не спешит собираться воедино.

Когда у Рилды хватает сил оглядеться, в доме нет ни Валада, ни чужаков.

 

***

 

Из опустевшего дома она выскочила, плохо понимая, отчего и куда бежит. Стучали зубы, дрожали колени. Незримый колокол звонил равномерно и грозно. «Неужели по Валаду? – сама того не замечая, шептала Рилда. – А я-то, дуреха, на время жаловалась. Овду вопросами донимала. Нет бы, сообразить!»

Визит Слоснадзора, осколки стекла на полу, дорожка слюны на знакомом до малейшего изгиба подбородке – Рилда помнила и не верила. «Только не Валад! – шептала она. – О чем он думал, замахиваясь на Слоснадзор? К шуткам придрались? Лихачом обозвали? Так на первый раз, наказание больше, чем на год, не назначают. Конечно, если не нападать на инспектора. Валад, родной, может ты и забыл, но слоистое сознание – это не только возможности и способности. Это уязвимость в схватке с другими овринами. Особенно с мастерами. А лысый со щеголем наверняка мастера. Таким чужую слойку порвать, небось, не труднее, чем мне нашинковать капусту».

Судьбами задержанных лихачей Рилда интересовалась мало, но Валад, знавший, казалось, все и обо всем, утверждал, будто овринов с разорванной слойкой помещают в особые интернаты, где безвольные и бессловесные бывшие лихачи живут или умирают – кому как повезет.

«Как там сказал щеголь? Необратимо? Нет, я ослышалась. Этого не было. Этого просто не может быть!» – к горлу подкатила тошнота, Рилду качнуло. Поняв, что сейчас упадет, она протянула руку – лононь легла на край пласт-листа. К счастью, тот легко выдерживал вес человека.

Дважды к ней подходили, предлагали помощь. Рилда отмахивалась – ком стоял в горле, не давая произнести ни слова, мешая дышать. «Я ослышалась. Ведь ослышалась? Позабыть мне о Долге, ослышалась!» – внутренний голос звучал все напористей, заглушая, стирая из мыслей все, что звучало до него. Наконец, Рилда нашла в себе силы вздохуть полной грудью. «Я ослышалась», – с облегчением проговорила она.

Солнце село, и сумерки быстро окутывали Стрельчар. Улицы и переулки обелюдили, зато обрел голос прибой. Рокот набегающих волн раз за разом сменялся бессильным шипением. Море штурмовало мыс – тот не давался. Из-под подкрашенных закатом облаков неслись жалобные крики птиц – так кричат чернохвосты.

-Р-р-рилда! – радостный вопль, казалось, прокатился по всему поселку. – Ты к нам, да?

Из прорехи в заборе выглядывал Иргуш. Позади… да, позади остался знакомый перекресток. Похоже, ноги приняли решение за хозяйку – привели Рилду к дому родителей.

– У вас как, штиль, буря? – спросила она.

Чумазый, в засаленной куртке, брат ухмыльнулся:

– Боишься, да? А меня, как сбегу, назад отправляешь.

– Ир-гуш.

– Не боись, папа к дяде Биху ушел. – Брат почесал нос: – А если пущу, сказку про то, как Золотой мастер Долг отдавал, расскажешь? Ты обещала!

– В другой раз.

– У-у, вредина! – Иргуш исчез за забором, но не успела Рилда миновать пласт-лист, как впереди распахнулась калитка.

– Заходи, – разрешил брат и, не утерпев, добавил: – С дядей Валадом поссорилась, да?

У Рилды поплало перед глазами.

Зажмуриться, сделать глубокий вздох.

«Я ослышалась!» – слова, произнесенные шепотом, походили на заклинание. Иргуш озадаченно сморщил нос, но промолчал. «Нет, – думала Рилда, бредя к крыльцу мимо цветущих кустов смородины. – Хватит фантазий! Валад, вон, домечтался. А Иргуш... Скажу матери, чтобы впредь никаких сказок о мастерах. Хоть золотых, хоть витых, хоть зеленых».

Ароматы весеннего сада раздражали. При воспоминании о запахе гвоздики к горлу подкатывала тошнота.

 

***

 

Наутро, о визите Слоснадзора, казалось, знал весь Стрельчар. Учителя поглядывали на Рилду со смесью жалости и любопытства. Спасибо Овде – отбилась от навязанной завучем попутчицы и вытащила подругу на экскурсию. Первый и третий классы – двадцать шесть школьников на двоих взрослых. Пилот не в счет.

Все дальше удаляясь от моря, школьный «подкидыш» скользил над быстрой речкой Ворчуньей. На всю округу она славилась чистотой воды и горбатыми мостами. Перила для них выковал местный умелец-кузнец.

Свежая трава. Редкий кустарник. Вызолоченная солнцем громада Сони бессменным часовым охраняет горизонт.

– Сегодня мы отправимся в путешествие по Звонкому урочищу, – голос Овды журчал подобно ручью. – Начнем от водопада. Через рощу кольхен спустимся к речке Ворчунье. Посмотрим на остатки живой беседки, полюбуемся перилами горбатых мостов...

Рилда едва понимала, куда и зачем летит. «Я ослышалась!» – беззвучно твердила она. Прошлый день помнился смутно. Подчас, Рилде казалось, что он ей приснился. Тревожный колокол, впервые заявив о себе накануне, сегодня звонил неутомимо, подчас заглушая слова Овды.

– …кольхены за усы не дергать, – вещала подруга, – а то окривеют. Листья, каким бы цветом ни отливали, не обрывать. В кусты не нырять – здесь зельчак попадается. Обожжетесь – придется подкидыш досрочно вызывать. В Ворчунью не лезть, за цветами по полянам не рыскать...

Рилда не желала видеть ни цветов, ни полян – ей хотелось остаться дома. «А жить ты на что думаешь? – вчера вечером осведомилась мать. – Позабыть мне о Долге, мы тебя с отцом не обидели – выучили. Ныне брата твоего поднимаем. Коли вернулась, живи. Но на шею нам не садись». Утром Рилда отправилась в школу…

– Кто тут боялся опоздать на обед? – Овда выглянула из-за кресла.

Ученикам было не до обеда – они сосредоточенно тыкали пальцами в стереэкраны планшетов.

– Та-ак. Ну-ка игрушки позакрывали! Десять минут лета, а они... Третий класс! Я кому говорю? Обед у нас сегодня походный – у моста в беседке. Конечно, не в живой – в новой, обычной. Туда же за нами прилетит подкидыш. Кто не предупредил родителей, не беспокойтесь – к концу уроков вернемся. Вострите слойки и помните: мы не буклет для туристов составляем – родной край познаем.

«Познаем, – мысленно повторила Рилда. – Валад, между прочим, тоже хотел познавать».

Пролетев над водопадом, подкидыш опустился на посадочную плиту. Стоило открыть кабину, внутрь ворвался рев водяного потока.

– Ну что, путешественники, готовы? – Овда оглядела учеников, на мгновение задержалась на подруге. – Тогда выходим. Каждый берет у меня рюкзачок. И чтоб не вздумали выбросить! Там ваш обед и вода. Вначале первый класс... Теперь третий... А наставница Рилда проверит, чтобы никто ничего не забыл.

Подкидыш улетел. Ученики сновали вдоль прозрачного, но прочного барьера. Кто-то, задрав голову, любовался мощью потока, другие старались заглянуть вниз – в котловину, прикрытую облаком брызг.

– Да ну, ерунда. Вот на Черепаховых – да. Там на каждом острове по водопаду.

– Ага, по два – сцепкой. А здесь в скале пещера – мне папа говорил.

– А птицы-то, птицы, так и шныряют!

– Ой, девочки, радуга!

– А ну, малышня, дай пройти!

– Наставница Овда, они толкаются!

– Третий класс, моих не трогать! Кто рюкзачки покидал? Подобрать!

Овда и здесь старалась за двоих: разнимала, поясняла, рассказывала, пытаясь перекричать детский гомон и гул падающей воды. Рилда не вмешивалась. Казалось кощунством, что кто-то может радоваться, удивляться, играть: «Что им до Валада? Одни не знали, другие забыли. Овда не лучше других. Тут горе, а она меня на экскурсию».

Колокол тревоги ударил так, что содрогнулась скала. Отзвуки набата, множимые эхом, раскатились по урочищу. Школьники, даже Овда присели. Многие, ища опору, ухватились за валуны. Рилда силилась разобрать: где явь, где предчувствие?

Колокол грянул с удвоенной силой. Вторя ему, скала содрогнулась вновь.

– Соня... проснулся, – пискнули рядом.

Кто – Рилда не разобрала. Школьники загалдели. Над вулканом, клубясь и разрастаясь, в небо поднимался сизый гриб.

Подошла Овда.

– Связи нет, – тихий голос подруги с легкостью пробился сквозь набат. – Сколько раз просили подключить Стрельчар к орбиталке. «Хватит с вас ретранслятора!» Ну, вот и хватило. Стоял-то на Соне. Небось, первым же выбросом снесло. Предлагаю подождать с четверть часа. Если подкидыша не пришлют, придется добираться пешком.

Рилда уставилась на подругу:

– Они не могут нас бросить. Они обязаны!

– Тише, Рилда. Мы не одни.

– Вот! Именно! Между прочим, отсюда до Стрельчара три часа ходу. Взрослому! А с нашей оравой...

Со стороны моря донеслось бормотание. Будто тысячи недовольных особ, перебивая друг друга, жаловались на судьбу. Рилда, Овда, все, кто находились у водопада, замерли, прислушиваясь.

Толпа недовольных росла. Бормотание перешло в вой. Земля вибрировала. Сводящая зубы дрожь проникала сквозь подошвы, заставляя стрельчарцев переступать с ноги на ногу. Рилда не могла оторвать взгляда от ящерицы – как та, дергаясь и подскакивая, съезжает в трещину вместе с веткой и песчинками. «Только бы выдержала скала!» – как заклинание, повторяла Рилда и пропустила миг, когда дрожь земли унялась.

Первой среагировала ящерица – выскочила из трещины и скрылась за камнем. Рилда проследила за ее побегом и вдруг осознала: гул набата – он тоже стих. «Или у меня со слухом беда?»

– Думаю, подкидыша нам не дождаться, – шепотом, сообщила Овда.

Рилда перевела дух – слух, слава Источнику, был в порядке – и ужаснулась, поняв, на что намекает подруга:

– Они не дойдут.

– Конечно. Мы их доведем.

Жестом остановив готовую продолжать спор Рилду, Овда улыбнулась ученикам:

– Отчего приуныли? Наш Соня чихнул. Хуже всего подкидышу – ему из-за серого облака к нам не добраться. Рюкзачки подбираем, бутылки бережем. А вот пить, пока, можно вволю. Когда спустимся к Ворчунье, пополним запас водою из водопада. Наше путешествие немного затянется. Зато после будет, о чем вспоминать.

– Наставница Овда! – Круглолицая девчушка протянула учительнице сложенные лодочкой ладони: – Смотрите, серая бабочка.

Вокруг тут же собрались любопытные, тянули шеи, стараясь взглянуть на «бабочку». Впервые Овда помедлила с ответом.

– Это всего лишь пепел, – наконец, сказала она. – Ну что, путешественники, готовы? Тогда в поход!

Серое облако разрасталось. Его тень накрыла Звонкое урочище и, погасив радуги, двинулось дальше – к Стрельчару. Школьники продолжали спуск. Рилда опять шла последней. Предчувствие молчало. Но страх – обыкновенный, свойственный всем живым существам – терзал воображение, рисуя картины возможного будущего. «Как там Иргуш? Мать с отцом, как?» Словно откликаясь на беззвучный вопрос, память подкинула обрывок вчерашнего разговора. Рилда, должно быть, слышала его в полусне. «Жалей, да не балуй! – слова наверняка принадлежали отцу. – Слышишь, мать? Коли наша егоза дома засядет, помяни мое слово, свихнется. Тебе оно надо? Во-от. То-то! Работа, работа и снова работа – лучше лекарства нам для егозы не найти. А мне беленькой дай. Да не жадничай! Что-то душа не на месте. Уж не знаю, к чему…»

По небу порхали серые бабочки. «Это всего лишь пепел», – шепотом повторяла Рилда. Хотелось верить, что стрельчарцы успеют набрать воды прежде, чем «бабочки» отравят поток.

 

Глава 2

 

Каждому оврину ведомо – у мастеров на опасность чутье. Развернут сознание на слои – «навострят слойку», если говорить попросту, – уловят сбой в гармонии информационного поля, как музыкант улавливает фальшь в мелодии, и знают, чуют – грядет беда. Правило одинаково работало в космосе, на далеких и близких обитаемый планетах и конечно в двух освоенных овринами мирах: богатой Пламастре и более скромной, родной для Аласта Беже. Вот только понять, откуда наползает опасность, мастеру удавалось не всегда.

 Аласта предчувствие донимало с полудня. Волны тревоги покалывали сознание, мешая сосредоточиться на вызове, что поступил в Слоснадзор с Восточного побережья.

«Ошибка в оценке лихача?» – Аласт пощипал бородку. Шириной с палец, она тянулась от нижней губы до кончика подбородка. Длиннее не вырастала – хозяин выдирал. Худощавый и желтоволосый, он относился к тем немногим инспекторам Слоснадзора, кому случалось обезвреживать мастеров: на Черепаховых островах и здесь, на Западном побережье, прямо в столице. На Восточном побережье необходимость в подобных подвигах не возникала.

«Звание мастера способностей не дает – оно возможности подтверждает», – напомнил себе Аласт.

Браслет связи просигналил о вызове. Разговора с инспектором добивался напарник. Причина? Готовность аэрокара к вылету. «Ты давай, пошевеливайся», – не высказанное пожелание звучало в тоне сообщения и самом факте звонка.

– Торопимся на задание? – осведомился у напарника Аласт. – Или спешим вернуться?

Ответом был громкий зевок.

– Носор?

– Да понял я, понял, – буркнул напарник. – Жду!

О завершении разговора браслет связи сообщил легкой вибрацией. Цвет он позаимствовал у изумруда, форму – у змеи. Два витка вокруг запястья хозяина, золотистые бусины глаз, раздвоенный язычок – непосвященному, изумрудная змейка могла показаться дорогим украшением. Аласт и правда ей дорожил: как спортсмен дорожит медалью, а ученый – патентом на изобретение. Для оврина, зеленая змейка служила подтверждением статуса мастера. Для инспектора Слоснадзора, ее ношение являлось обязательным, в отличие от предписанной уставом формы полувоенного образца. С тех пор, как изумрудная тварь впервые обвила руку Аласта, прошло без малого двадцать лет…

Отгоняя невеселые мысли, инспектор мотнул головой, перечитал вводную по лихачу: «…взлом личных данных... шантаж… владению слойкой не обучен…» Обыденность случая успокаивала. Неистовство предчувствия настораживало. «Слышишь, лихач? Может, ты хотя бы зеленоглаз?»

Со снимка на Аласта смотрел темноволосый, пижонистого вида парень. Светлый костюм, модная стрижка, в глазах недовольство. В карих глазах! Аласт в предрассудки не верил, но статистику уважал. А она утверждала: большинство мастеров слойки зеленоглазы. «Под цвет браслета», – как любили шутить в Слоснадзоре.

«Большинство, говоришь? – одернул себя инспектор. – А если лихач – меньшинство?»

Обычно, в схватках с лихачами Аласту хватало напарника. Но если другие расы – земляне или данкирцы, даже гордые нэды, – если все те, кого природа обделила слойкой, предчувствий боятся, то оврины ими живут. Инспектор запросил поддержку. Четверо служащих Слоснадзора – такого состава хватило бы для задержания мастера.

– В случае сопротивления, нейтрализуйте на месте, – напутствовал Аласта глава департамента. Он тоже следовал чутью – своему.

«Нейтрализуйте! – поднимая служебный аэрокар, ворчал про себя инспектор. – Слово-то какое... нейтральное. А мне потом объяснительные пиши. Знать бы, каким он окажется этот «случай»!

Инспектор наращивал скорость, пока над пультом не всплыло сообщение о перегрузке систем. Низкое вечернее солнце заливало кабину тревожным, красноватым светом. Внизу мелькали луга Срединного плоскогорья, поблескивали линзы холодных озер. Аэрокар вновь просигналил о перегрузке, и Аласту пришлось сбросить скорость. Компенсаторы инерции, как и при разгоне, справились на «отлично». Напарник, коренастый и лысый, с неизменной щетиной на круглом лице, с тревогой поглядывал то на пульт, то на инспектора, однако, молчал. В отличие от Аласта, на службу он всегда являлся в форме.

До Восточного побережья добрались быстрее обычного.

Одноэтажные грязно-желтые коробки – в документах их называли компакт-домами – на высоком мысу смотрелись колонией паразитов на спине кита-великана. Полукруглые бухты – они тянулись по обе стороны от мыса – хранили следы обвалов и пикников.

– Какое место изгадили, – процедил Аласти направил прикрытый маскировочным полем аэрокар к поселку. – Может, экологов вызвать? А, Носор?

Не отвечая, тот оглянулся на помощников. Два плечистых парня, оба в оливковой форме Слоснадзора, но без положенных инспекторам нашивок, не скупясь на остроты, изучали пейзаж за бортом. Вместо того, чтобы призвать к порядку младших по званию, Носор наклонился к Аласту, тихо спросил:

– Опять проблемы со стажировкой?

Инспектор оскалился:

– Никаких проблем.

– И поэтому ты едва не угробил машину? О заявке на стажировку я знаю. От тебя, между прочим! Так что, выкладывай. Пламастра прислала ответ?

Аэрокар дернулся. Из глубины кабины послышался стук и приглушенная брань. Когда инспектор с напарником выглянули из-за кресел, помощники высматривали что-то на полу.

– Ключ от ошейника уронили, – пояснил тот, кто сидел позади Носора, и, словно в доказательство, потряс небольшим обручем в мягкой оплетке.

– Ошейники надевают животным. Слоснадзор работает с овринами, – отчеканил Аласт.

Помощник выпрямил спину. Не держи его страховочные захваты, вскочил бы по стойке «смирно»:

– Виноват, мастер Аласт! От слока ключ. Конечно, от слока. Он же фиксатор слойки, он же блокиратор раскрытия новых слоев. Применяется в медицине, используется службой...

– Достаточно! – рявкнул инспектор и покосился на Носора.

Напарник с нарочитым вниманием озирал окрестности. Бесшумный, а сейчас и невидимый, аэрокар парил над домом лихача. К убогому строению примыкал скромный, но ухоженный сад. Зато на соседних участках мусор, похоже, не убирали со времен новоселья.

«А чего еще ожидать от Восточного побережья?» – подумал инспектор.

Тишина в кабине становилась тягостной. Аласт прислушался к своим ощущениям: может, тайком от инспектора, его коллеги общаются друг с другом по слойке? Нет, безмолвие царило и здесь. Хотя умением вести беззвучный разговор обладали все служащие Слоснадзора. «Силы бережем? Инструкции соблюдаем? Вот и славно!» – Аласт усмехнулся.

За спиной инспектора сопели от нетерпения помощники. Рядом Носор катал на скулах желваки. Раздражение напарника Аласт понимал, но давать команду к началу операции медлил. По негласной традиции Слоснадзора, инспектор давал лихачу шанс: учуй, догадайся и, быть может, сбеги.

«Только как тебе, неучу, нас учуять?»

Стоило солнцу зайти за облако, слойку Аласта будто током тряхнуло. Инспектор прикусил губу. «Сегодня без «случая» не обойдется. Долгом поклясться могу!» – отметил про себя Аласт и повел прикрытый маскировочным полем аэрокар на посадку.

 

 

***

 

Появление из ниоткуда четырех служащих Слоснадзора, со стороны, наверное, смотрелось эффектно. Было бы кому оценить!

Входная дверь открылась без щелчка и без скрипа. Бытовой модуль бездействовал. Спальня тоже оказалась пустой. Голоса доносились из кухни. Или здесь ее следовало называть гостиной?

Аласт подал знак и отступил к стене, пропуская помощников.

Кареглазый парень, он же лихач, и блеклая девица в синем платье молча таращились на незваных гостей. Помещение наполнял аромат специй, в руках хозяев подрагивали бокалы, похоже, с глинтвейном. И ни намека на «случай».

«Блокируйте свидетеля и обеспечьте внешний экран», – послал Аласт по слойке беззвучный приказ помощникам. Мимоходом инспектор отметил расторопность напарника – Носор занял пост у распахнутого окна.

– Инспектор Слоснадзора, – вслух представился Аласт. – Прошу…

Закончить он не успел – кареглазый задействовал слойку. Понятия, знакомые каждому мастеру: веер задач, тип контроля, рисунок слоев – лихач о них если слышал, то уж точно никогда не использовал. Слоистым сознанием он орудовал «от души», насколько хватало упрямства и дара, отпущенного природой. В семьях мастеров так играли подростки: сцепятся слойками, как сохатые рогами во время гона, и давят, покуда хватает сил. Кто продержался дольше – тот победитель.

Вот только в столкновении с Слоснадзором нет места для игр.

Инспектор прикинул возможности лихача. Двенадцать? Вместе с неустойчивыми, кареглазый мог задействовать в схватке пятнадцать слоев. Да, не богатство. Но если с умением и осторожностью… Аласту для взлома частного архива хватило бы десяти. Тайного взлома! Без следов и последствий. А лихач попался. Что само по себе доказательство.

Необучаемы. Или трудно обучаемы. В отчетах о таких бедолагах пишут: отсутствует соответствие базовым требованиям. Инспекторы изъясняются короче и жестче – балласт. Говорят, на Пламастре возятся даже с такими. Но то на Пламастре, богатой и высокомерной. Здесь, на Беже, жизнь суровей, а порядки строже. Исключения бывают, но Восточное побережье они обходят стороной.

«Нападение на инспектора Слоснадзора», – следуя служебной инструкции, по слойке объявил коллегам Аласт. «Страховочный экран готов», – так же беззвучно отрапортовал Носор.

Нападение на инспектора считалось уже не проступком, а преступлением. Стало быть, никаких уговоров и никаких мнимых угроз – инструкция разрешала сразу переходить к захвату чужой слойки. Аласт перепроверил защиту: свою, сослуживцев – и атаковал слоистое сознание лихача.

Первой жертвой оказался бокал. Выскользнув из руки кареглазого, он облил глинтвейном обшарпанный диван, прыснул стеклянным крошевом по плитам пола. Лихач не заметил – боролся. На висках вздулись вены, лицо налилось кровью и застыло в оскале. Аласт выглядел бы не лучше, но звание мастера обязывало. Участвуя в операциях, инспектор всегда оставлял один слой свободным: следить за жестами, мимикой и иметь запас – на случай, на крайний случай!

Затянувшаяся схватка слоек могла довести участников до истощения. Даже до смерти! Спешка сулила поражение. Сегодня инспектор предпочел третий путь – хитрость.

Срединное плоскогорье, где вырос Аласт, славилось стадами кольцерогих оленей. Казалось, они сошли с герба Бежи. Там похожий красавец, растянувшись в прыжке, стремился достичь отмеченной тремя звездами дали. Считалось, что герб повторяет старинный оберег. Вырезанный из дерева, он когда-то принадлежал первой из овринов и бесследно исчез вместе с ней. Хотя зачем оврину обереги?

Юному Аласту олени представлялись ожившей сказкой. На каникулах, будущий инспектор любил забредать к их опекунам. Пил молоко, слушал байки. Увидев, как плетут ременной аркан, попросил научить. Оленеводы рассмеялись и согласились. Аласт до мозолей стер руки, но результат тех трудов хранил до сих пор. Наставления оленеводов он тоже запомнил: «Не дергай и слабины не давай. И не вздумай перекрутить ремень. Негодный выйдет аркан. Совсем негодный!» Аласта тогда поразило, что управа на гордых красавцев создавалась из шкур их же сородичей...

Сегодня инспектор плел аркан на чужую слойку, создавая петли из слоев своей. С одним слоем Аласт перемудрил.