2020-04-12
90
Интуиция кареглазого сработала раньше сознания. Мастер подумал бы о типе защиты, о приеме, каким лучше отразить удар – лихач вложил в атаку все силы. Пятнадцатью слоями он обрушился на один и покалечил, порвал бы – Носор прикрыл слойку Аласта и парировал удар лихача.
В Слоснадзоре шутили, что Аласт – стайер, а Носор – спринтер. «Всему свое время», – поясняли друзья и напарники. Когда требовалось, Носор мог вести долгую схватку не хуже Аласта. Только действовал напарник мягче, будто старался убедить лихача: «Смирись, сдайся, и слойка останется при тебе». Иногда такие уговоры помогали. Но сегодня Аласт ждать не желал.
Досада на собственный промах, догадки Носора о его, Аласта, стажировке – верные догадки, надо сказать! – да еще взбунтовавшееся предчувствие – чем не повод ускорить развязку? Да и лихач, и тому есть свидетели, сдаваться не думает.
Кареглазый пытался вырваться. Он даже умудрился открыть новый слой. Пусть неустойчивый, зато свободный. «Пора!» – решил Аласт и затянул петли аркана. Стремясь поскорее закончить схватку, он смял, сплюснул в бугристый сэндвич слойку лихача и лишь потом испугался: неужто убил кареглазого?
Лихач дышал, только обмяк. Не подхвати его помощники Аласта, свалился бы на пол. Рядом на табурете сидела девица – живая статуя с бокалом в руке. «Оцепенела от страха? – мельком подумал Аласт. – Ни бьется в истерике, и на том спасибо. А очевидцы Слоснадзору очень даже «к чему». Больше слухов – меньше лихачей. И меньше хлопот инспекторам, соответственно».
Носор защелкнул на шее кареглазого слок, вслух сообщил:
– Полная нейтрализация.
– Необратимо, – подтвердил инспектор, прислушался к себе и ругнулся сквозь зубы. Схватка слоек завершилась – волны тревоги продолжали бег.
«Помехи от слока?» – Аласт пощипал бородку.
О фиксаторе слоистого сознания инспектор знал больше других мастеров – должность обязывала. Блокировка открытия новых слоев – свойство первое, общеизвестное. Невозможность для «ослокованного» лихача закрыть активные слои и, стало быть, невозможность восстановить силы – свойство второе, многими игнорируемое. И третий, мало кому интересный нюанс: предчувствие других овринов воспринимало отбывающего наказание лихача таким же опасным – или ничтожным – каким он представлялся Слоснадзору в миг установки слока. «Побочный эффект», – пожимали плечами создатели фиксатора слойки. «Ой ли?» – мысленно возразил им инспектор и оскалился, хотя схватка осталась позади.
Помощники увели лихача. Носор, сидя на подоконнике, не мигая глядел на Аласта.
– Ну, чего ты уставился? – проворчал инспектор. – Хочешь знать, какой ответ прислала Пламастра? Она прислала отказ! Не будет ни вызова, ни стажировки.
– Ты рекомендацию Слоснадзора им высылал? Или на Пламастре нейтрализация двух мастеров достижением не считается?
– Двух зеленых мастеров, – уточнил Аласт. – Зеленые змейки у них, понимаешь? Такие же, как у нас с тобою. А от меня требуют данные по схваткам с обладателями витых змеек. Малахит, обвитый золотой лентой, – где я его на Беже возьму?
Напарник провел рукой по лысой макушке:
– Ну-у, вариант-то всего один – вызвать на схватку Хранителя Бежи.
– Носор, мне не до шуток! – носком ботинка Аласт отправил под диван осколок стекла. – Пламастра знает, как получить витую змейку. У них таких мастеров целый Совет.
– Тебя ведь предупреждали: не примут. Ты с Бежи. Они – Пламастра. А раз уперся – пиши Хранителю. Так, мол, и так, прошу оказать честь – померяться слойкой со мной недостойным. Смех смехом, ну, как получишь ответ?
Обойдя девицу в синем – так минуют стол или кресло, – Аласт остановился рядом с напарником у распахнутого окна. В воздухе плыл запах подгоревшего мяса, из дома напротив слышалась пьяная ругань, над улицей волчками вилась пыль.
– Нет! Я зарок дал. Третья попытка последняя. Больше никаких заявок, никаких стажировок. Но если они решили, что я отступлюсь...
Аласт сжал кулаки. «Побочный эффект, говорите? – мысленно воззвал он к создателям слока. – Сдается мне, я знаю, как сделать побочное основным. И кому моя выдумка встанет поперек слойки – тоже знаю».
С табурета на незваных гостей таращилась девица: губы дрожат, в глазах плещется ужас. Зато из бокала не пролито ни капли. «Аккуратистка, надо полагать, – мельком отметил Аласт. – Или денег на новое платье нет». Заставив себя расслабиться, инспектор пригладил истерзанную бородку; шуток, порожденных ею, Аласт знал больше иных шутников, оттого и не сбривал – из принципа.
Рядом кашлянул Носор. Аласт опомнился:
– Уходим!
Отключив маскировочное поле, грузились без спешки, можно сказать, напоказ. И пусть окрестные дворы и улицы оставались безлюдны, инспектор не сомневался – за ними наблюдают, как всегда.
Аэрокар набрал высоту и заскользил над берегом в сторону вулкана. Солнце успело опуститься к холмам и теперь атаковало машину с левого борта. Фильтр кабины работал исправно – Аласт видел лишь окруженный облаками солнечный диск, яркий, но не слепящий. Панораму по правому борту заполняли оттенки синего. Море и небо тянулись друг к другу, чтобы сойтись у горизонта. Оттуда к берегу скользило десятка два лодок – рыбаки спешили пристать до темноты.
И терзало слойку Аласта предчувствие надвигающейся беды. Оно стихло лишь после того, как пускающий слюни лихач оказался на руках у медиков, а аэрокар Слоснадзора взял курс на Западное побережье – в столицу.
«Побочный эффект от слока, – уверился Аласт. – Что ж, тем лучше для Бежи. И для меня».
***
Начало выходного, как и положено после боевой схватки дня, выдалось солнечным. Аласт сбегал размяться на пляж. После холодной ночи морская вода обжигала, однако инспектор доставил себе удовольствие – окунулся. Бодрый, но пока неголодный, он вернулся в дом – светлый, двухэтажный и пустой.
«Плата за стойкость», – проходя мимо покинутых комнат жены и сына, убеждал себя Аласт, каждый день, по несколько раз. В свой кабинет инспектор давно не заглядывал – пустота дома становилась там почти осязаемой. Работал в гостевом холле. Кухня рядом, диван за спиной, вместо внешней стены – панорамная стеновая мембрана; в небольшой, но удобный стол встроен терминал информатория.
Сегодня в центре кольца, над которым полагалось парить стереоэкрану, обнаружилась чашка с недопитым шербетом, остывшим и загустевшим. Как она там очутилась, Аласт не помнил, а идти на кухню за свежей порцией любимого большинством овринов напитка не захотел.
Экран вышел из спячки, стоило сдвинуть чашку с сенсорного кольца. Закрыв все лишнее, инспектор отыскал в каталоге файл с именем «Витой полосатик». Кому-то оно могло показаться забавным, даже смешным! но только не мастеру и уж тем более не мастеру с Бежи. Аласт открыл файл не без волнения, перечитал. Способ сделать Пламастру сговорчивей – вот он, придуман и подробно описан. Предложение составлено. Осталось его отослать.
Активировав почтовый сервис, Аласт назвал адрес получателя.
– Вы уверены, что желаете отослать сообщение?
Голос вирт-администратора источал дружелюбие. Предчувствие спало. «И что вчера на тебя нашло?» – в который раз удивился Аласт. Вопрос к предчувствию был риторическим. А вот вирт-администратору следовало отвечать.
Аласт пощипал бородку. Уверен ли он?
Мастер в двадцать лет. Друзья радовались, пройдя испытание на серебряные и синие змейки. У трех, всего трех! приятелей хватило умений на черный браслет. Сокурсник Аласта по Столичному университету – звезда факультета, отличник! – надорвался и решил утопить досаду в вине.
– Слойка плывет – закачаешься, – признался он как-то. – И предчувствие затыкается. Попробуй!
Аласта передернуло. Рисковать контролем над слойкой? Ради часа покоя на всю жизнь заблудиться в слоях? «Много чести знаться с таким», – решил Аласт и порвал с однокашником. Но прошло еще двадцать лет – приятели доросли до мастеров. У инспектора подняться выше не получалось.
Отправиться на далекую, Долг знает чем приглянувшуюся Прежним планету Сотар; сжав зубы – чтоб не стучали, – пожертвовать Источнику старую змейку; начав с низшей ступени, пройти все испытания – большинство овринов решались на такое раз в жизни. Аласт рисковал браслетом и званием мастера год за годом. Удача не оставляла – запястье инспектора снова и снова обвивала зеленая змейка. Аласт мечтал о двухцветном браслете – витом полосатике, как называли его мастера.
– Ах, милый! – восклицала Ланта, и черные брови яркой брюнетки изгибались подобно крыльям грациозной птицы. – Какое избитое сочетание: золото и малахит. Ну, хочешь… хочешь, мы гостиную в стиле Источника оформим? Только представь: приглушенный свет, в затененной нише золотая змея обвивает угольно-черную ветку, в такт музыке мерцают портьеры… Не нравится? Ну, давай вместо золотой змеи пустим травчатую… Нет? Снова?! Дался тебе, милый, витой полосатик! Мастером стал? Радуйся! Другие зеленую змейку годами ждут... Не понимаю? Представь себе, не понимаю. Вот у меня змейка черная, а ко мне, косметологу, мастера на прием за месяц записываются. С Черепаховых островов прилетают. К себе, между прочим, зовут... Неинтересно? Тебе, милый, всегда неинтересно. Смотри, сыночек от твоего бубнежа ушки зажал. Правильно, Колтик, не слушай папку. Он нас с тобой на витой браслет променял… Что сказала? Что захотела – то и сказала. И не просто скажу – сделаю!
Прихватив сына, жена отбыла на Черепаховые острова.
Аласт их вернуть не пытался. «Много чести, – объяснял он накатывающей временами хандре. – Много чести». И мрачнел еще больше, представляя, как те же слова, произносят мастера Пламастры.
«Я просил о стажировке. Только о стажировке! Вы сочли меня недостойным? – мысленно воззвал Аласт к Совету Пламастры и входящим в него мастерам. – Вы отказали бежичу. Попробуйте отказать Беже. После моей задумки, после моих расчетов, после того, что мы, бежичи, сделаем. Только попробуйте отказать!»
Вирт-администратор молчал. «Вы уверены?» – подвешенный поверх прочих вкладок, вопрошал с экрана алый транспарант.
– Да, я уверен, – твердо ответил Аласт.
Предложение ушло. В Секретариат Эксперт-ассамблеи Бежи – если Аласт ничего не напутал. Теперь осталось самое трудное – ждать.
Есть не хотелось. Настроив стеновую мембрану на полную проницаемость, инспектор вдыхал смолистый дух янтров, с удовольствием подмечая на ветках деревьев-исполинов свежие игольчатые кисти. Землю под янтрами прикрывал сучкохвост. Его ломкие ветки топорщились кожистыми листьями и словно предупреждали: «Не тронь – сломаешь. А в другом месте я могу не прорасти». Между навесом из хвои и ковром сучкохвоста, будто через окно, виднелось море и череда утесов – зубьями гигантской расчески они рассекали волну. Когда инспектор увидел это побережье впервые, он еще верил: немного упорства, побольше уверенности и витая змейка будет его.
– Жив! О, Источник!
Аласт не сразу понял – голос донесся не с улицы, а из дома. Отключив стеновую мембрану, инспектор повернул кресло. Посреди холла стояла Ланта. В любимом сиреневом костюме, но почему-то в разных туфлях. На руках матери дремал Колтик, у ног верным псом застыла сумка-самоход.
– Сдается мне, хваленые острова встали тебе поперек слойки. Быстро.
Брови Ланты дрогнули:
– Ты, милый, острова не трожь! Со мной Олска связалась – рыдает. Носор, говорит, на Восточное побережье упрыгал.
Подхватив у жены спящего сына, Аласт перенес его на диван. Укрывая малыша пледом, заметил:
– На Восточное не прыгают, а летают. Кстати, мы вернулись еще вчера.
– Ты, милый, меня не сбивай. Носор сказал: «Два дня». Его змейка молчит. Я тебя вызывать – мне в ответ: «Попробуйте позже». Нет, скажи, что я должна подумать?
– Если Носор от Олски сбежал…
– Да чтоб он слойку склеил, твой Носор! – Пнув сумку – обиженно вякнув, та заскользила к двери гардеробной – Ланта подступила к мужу: – Ты почему связь отключил? Совсем нас с Колтиком ни во что не ставишь?
– Тише! Сына разбудишь. Я работал.
– Работал он! Далась тебе, милый, эта работа! Новостной шлейф ты тоже, небось, отключил?
– Да… – Инспектор по-новому глянул на одетую не по погоде жену, вспомнил о разнице во времени. На Черепаховых островах ночь едва подошла к середине. – Что-то случилось?
Всхлипнув, Ланта опустилась в оставленное Аластом кресло:
– Я смотрю, ты о нас позабыл. А мог, милый, не увидеть вовсе, – порывшись в поясной сумочке, Ланта достала зеркальце и салфетку. Осторожно, чтобы не потревожить припорошенные перламутром ресницы, принялась промокать соленую влагу.
Аласт щипал бородку и ждал, знал по опыту: торопить жену – себе дороже.
– Восточного побережья, считай, больше нет, – закончив, сообщила Ланта. – Слава Источнику, тряхнуло в Великом, а не в Малом океане. У балласта что? Ни чутья, ни службы предупреждения. Аэрокаров, небось, по одному на улицу. А на своих двоих большую волну не обгонишь. По шлейфу передают: какой-то мыс в море рухнул вместе с поселком. Каково?! Хранитель бушует – требует разобраться, почему прогнозисты молчали. Зачем?
«Действительно, зачем? – подумал инспектор. – О, Источник! Зачем я отослал предложение? Отложат. Забудут. Отправят в архив!»
– Иди спать, – сказал жене Аласт. – А я свяжусь с Носором. Сдается мне, вызов на Восточное побережье себя ждать не заставит.
Измятая салфетка выпала из рук Ланты:
– Предчувствие?
– Опыт. На Восточном сейчас и руки, и слойки на перечет… Пожалуй, лучше не ждать. Я полечу. А ты спи.
***
Разоренный большой волной берег оброс новыми поселками. Колт пошел в первый класс. Ланта, снова вспылив, сорвала сына со школы и улетела на острова.
Аласт ждал...
Глава 3
У выхода из сумрачного ущелья катался по камням, бился в невидимых путах великан. От старого обвала ему на помощь ковыляли одетые в мох деревья. Их узловатые корни извивались среди валунов, и казалось…
Что только не привидится в свете двух лун, когда в спальне погашены световые панели, а ветер за окном мотает крону старого ленточника.
–...тут Золотой мастер слойку и распуши. Одним слоем за стражем ущелья следит, другими катер-прыгун из потаенной расщелины вызывает. Уж и путь для него учуял – новый да скорый. А Страж ущелья не сдается. Два барьера, мастером поставленные, одолел и к третьему, последнему, подступается. Предчувствие Золотого мастера набатом гудит – беду предвещает. Только катер уж тут как тут – спустился из-под облаков и позади хозяина на берег потока бурного опустился. Вскочил Золотой мастер в катер да как прыгнет! Из ущелья – прямо к пещере. Горы, леса, даже море перемахнул! Увидел его хромой колдун – попятился, да и свалился в пропасть, куда других сталкивал.
– Ну да! Вот так прямо из пещеры и в пропасть. – Мальчишка лет десяти, с пепельными, выгоревшими за лето волосами, оперся локтем о подушку: – А про то, как Золотой колдуна к обрыву подманивал?
Молодая, излишне худая рассказчица улыбнулась и плотнее запахнула мохнатый халат:
– Зачем тебе сказки рассказывать, когда ты их наизусть знаешь?
– Вредничаешь, да? Сестра называется! Ты завтра на дежурство ускачешь, а я в лицее... Ой! Мне... Ведь просил! – без пижамы, в одних трусах, брат скатился с кровати, едва не снеся сидящую на стуле сестру, рванулся к окну.
– Иргуш!
– Отстань! У меня сеанс воспитания.
На подоконнике, в горшке из обожженной глины по кругу росло десятка три ростков. Кожистые листья отсвечивали серебром. Рядом стоял расписной кувшин.
Иргуш поднял руки над ростками.
– Слушайте и повинуйтесь! – строго и торжественно возвестил он. – Растите быстро, переплетайтесь плотно. Помните! Сначала шар, потом трубка. Всем...
Ростки стояли, не шелохнувшись, зато сестра поморщилась и прижала пальцы к вискам:
– Тебя направленному воздействию не учили? Ир-гуш! Соседи решат, ты с ними слойкой помериться собрался.
– А кто хвастал, будто у нас на доме экраны лучше лицейских? Ты. При мне. Соседям ничего не сделается... О, вон одни прискакали.
– Прилетели, – поправила Рилда. Украшенный светящимися ромбами катер завис над соседним участком и медленно, наверняка с помощью автопарковщика, начал опускаться в ангар. – Это в сказках Золотой мастер по любому поводу скачет. Ты закончил?
– Погоди. – Иргуш приподнял руки и продолжил строже прежнего: – Всем равнение на кувшин. Будьте, как он! Станьте им!.. И смотрите у меня.
Он погрозил росткам кулаком.
– Зря стараешься. Голос задействует один слой. Всего!
– Из-за одного слоя ты бы не верещала. Я шестнадцать штук развернул. Биологичка велела расслоиться и желать. Сильно-сильно! А вслух желается легче... Рилд, ну не злись. Я этих недовоспитанных завтра с собой заберу, если тетя Вутесса переноску привезти не забудет.
– Мастер Вутесса. Тоже мне, нашел родственницу.
– Когда учит – мастер, а когда переноску везет – тетя. – Брат вернулся на кровать, скрестив ноги, уселся поверх одеяла: – Рилд, а как понять, что в сказке ложь, а что намек?
– Иргуш?
– Не, правда. Помнишь, на Беже, еще в Стрельчаре, ты меня стишок учить заставляла?
Кто без пульта, жеста, слова
Ход событиям задает?
Кто семь дел одновременно
Делать враз не устает?
Его отыщешь ты по змейке.
Не шелестит она в траве,
Но цепко охватив запястье,
Блестит браслетом на руке.
Рилда помнила. О продуваемом морскими ветрами Стрельчаре – в особенности. Думать о покинутом доме было больно, забыть – страшно. Мнилось, стряхни одно воспоминание, уйдет другое: скрытый под скалой крохотный пляж, жалобные крики быстрокрылых чернохвостов и улыбка не ведающего своей судьбы Валада.
– Ты чего? – стоя на коленях, брат заглядывал сестре в лицо. – Плачешь, да?
– Не выдумывай!
Рилда подалась назад – подальше от полос лунного света. Два спутника над планетой служили зримым напоминанием: здесь не Бежа, здесь Пламастра. Да и просторный двухэтажный коттедж мало походил на оставленный пять лет назад скромный блок-дом.
– И какая связь между стишком и сказкой? – спросила Рилда у брата.
– В том-то и дело, что никакой! – Иргуш растопырил пятерню и принялся загибать пальцы: – У сказочного мастера змейка золотая. У самых важных пламастровских – тех, кто в Башне Совета сидит... то есть заседает – у них змейки витые, двухцветные. У тети Вутессы...
– Мастера Вутессы.
– Ага. У нее зеленая. А нас в лицее, как учат?
Хозяин змейки серебристой, без пульта – слойкою одной,
Запрет ангар, окно закроет ненастной ночью грозовой.
Коль кольца сини, в синеву высот,
Ведомый слойкой, быстрый катер устремится.
Но до иных миров скакнет сквозь мрак лишь тот,
Кто с черной змейкой подружится.
Рилда пожала плечами:
– Синее небо – синяя змейка, черный космос – черная змейка. Стишок об уровнях владения слойкой. При чем здесь мастера?
– Почему про них стишка нет? Даже обидно!
– Обидно иметь слойку и не владеть ею. Ты, вот, Стрельчар приплел. А много там змееносов назвать можешь?
– Ну-у...
– Из мастеров – никого! У нас на школу три змейки было. У директрисы с завучем по серебристой и синяя у пилота. А для мастера, уровень черной змейки значит не больше, чем для тебя – умение читать. Лицеисту пора бы знать: змейка способностей не дает, она возможности подтверждает. Я, между прочим, «сквозь мрак» каждое дежурство скачу. Без всяких хвостатых!
– Подумаешь! Вот как стану…
По дому разнеслась требовательная, хотя и приятная трель. Брат с сестрой уставились друг на друга. «В такой час? Кто бы это?» – читалось в одинаково голубых глазах.
Ответ знал домашний компьютер-распорядитель или Домовой, как его еще называли. Словесным приказам и командам с терминала он подчинялся охотно, но оврины, кого не обделила природа, предпочитали общаться с Домовым, используя слойку: та чуяла информацию, как собака – добычу.
– Соседка явилась, – сообщил более расторопный брат. – Эта, шальная которая.
– Иргуш?
– Ну, Рилд! Ну, не знаю я, как ее звать. А шаль на ней всегда – то на голове, то на плечах, то вообще… – брат почесал нос. – Шальная или нет, она сегодня днем заходила. Ты тогда у тети Зарьи была.
Мысленно желая соседке угодить в черную дыру, Рилда спустилась по лестнице в холл, разблокировав входную дверь, прошла через сад.
По случаю ясного вечера, кромки газонов на обсаженной ленточниками аллеи едва светились. Над головой, колышимые ветром, шуршали ленты хвои. За аллеей, над пологими склонами массивной и темной Ростихи, в небо уходил сноп зеленых и рыжих лучей. Их источник – знаменитую Башню Совета – не удавалось разглядеть даже с крыши дома. Иргуш залезал – проверял.
Соседка ждала у обвитой виноградом калитки. Статная фигура, модная стрижка. Брат не соврал – шаль присутствовала, как и вечернее платье. В лунном свете мир казался зеленовато-черным, но любительнице шалей сочетание шло. А вот Рилда вышла из дома в халате и шлепанцах. Хорошо хоть прическа не подвела. Пепельные, стянутые в тугой узел волосы хорошо смотрелись с любой одеждой.
– Голубушка, вы просто неуловимы! – соседка всплеснула руками. Рилду окутало облако фруктовых ароматов, по щеке скользнула шелковистая кисть. – Ой! Извините. Слышала, завтра на дежурство ускачите? Вы только ничего не подумайте. Я в чужие дела ни полслоем. Но осень, она, знаете ли, ждать не станет. В прошлый-то год, как получилось? Мы друзей позвали, а на балкон не выйти – от вашего сада, вы уж простите за прямоту, гнилью несет.
Спорить с соседкой не приходилось. Первый урожай молодого сада Рилда вспоминала с содроганием. «У него кухонный синтезатор заело», – заявил тогда Иргуш. Собирать опавшие яблоки он отказался, но соседи молчали, и Рилда считала, что беда коснулась ее одну.
– Сказали бы…
– Сами, голубушка, должны понимать. Беженцы с Бежи...
– Мы бежичи.
Любительница шалей рассмеялась:
– Да, бросьте! Все так говорят. И мы ведь, согласитесь, вас приняли и слова поперек не сказали. А вы мастера сюда привели. Вутесса, так кажется? Ее косички – наверняка парик. Вы бы, голубушка, поосторожней. Мастер-наставник? Знаем мы таких мастеров! И брата своего предупредите.
– Я ей доверяю.
– Как можно, голубушка?! Ну, земляне, данкирцы там – они, если хотят, пусть рискуют. Но мы-то, оврины. Зачем нам свое чутье доверьем убивать? Гилвик мой, глядите, какой бизнес развернул. И все на нем, на чутье. А сад вы, голубушка, приберите. Или наймите кого.
На крыльцо соседнего коттеджа легла полоса света. Ступени лестницы, плиты дорожки – быстро одолев то и другое, на аллею вышел рослый мужчина. Подходить не спешил или вовсе не собирался. Стоял, слушал.
Соседка мельком взглянула на мужа, поправила соскользнувшую с плеча шаль:
– Вы уж, голубушка, не подведите. А то у моего Гилвика друзья – народ непростой. А дежурства… Мой вам совет: бросьте. Служба внешнего контроля на слуху, спору нет. Но вам-то с нее какой прок? Служебный гиперкатер? Работа прислуги того не стоит. Вы ведь Оператору служите?
– Я внешневик, – холодно поправила собеседницу Рилда. – Работник Службы внешнего контроля, как вы верно заметили. Прислуживать и служить…
Соседка делано рассмеялась:
– Да я ж не в укор, голубушка! А хотите… хотите я с Гилвиком поговорю? Ему на новую линию обкатчик гиперкатеров требуется. Мастеров Гилвик не переносит. Но вы, хвала Источнику, не мастер. И гиперпрыжками владеете.
– У меня контракт.
– Бросьте, голубушка! Прежде всего, вы женщина. Истерика перед начальством – обязательно при посторонних! – разорвет самый прочный контракт. Останется слетать на Сотар и с Источником на черный браслет сговориться. Поверьте, года не пройдет, собственным катером обзаведетесь. Не сотарским конечно – нашим. Фирменным! Эмблему: черная ящерица с травиной в пасти – не встречали? Я придумала!
С гордым видом соседка выставила вперед подбородок.
«И правда шальная, – подумала Рилда. – Определила бы, чего хочет: Гилвиком своим припугнуть или к нему на работу устроить. Последнее вероятней. Найти обладателя черного браслета, да чтоб гиперкатера испытывать согласился... Тут мастер нужен и мастер опытный. Или безбраслетный внешневик – работник СВК, как пишут в документах Службы внешнего контроля».
– Я подумаю, – пообещала Рилда. – А сад мы уберем. Как вернусь с дежурства, так уберем. Удачных прыжков!
В том, что любительница шалей способна отправить катер в прыжок, Рилда сомневалась. Но так уж повелось: если земляне при расставании желают друг другу хорошей дороги, то оврины говорят о гиперпрыжках. Очень, кстати сказать, показательно.
Соседи, стоя на аллее, о чем-то шептались. Рилда вернулась в дом. Дверь в спальню брата закрыта. «Ну, слава Долгу!» – сестра скользнула к себе в комнату. Свет лун сюда не проникал, зато позволял любоваться ночным садом. Яблони с далекой Земли и местные бахроты, увешанные мясистыми, собранными в бороды крючками, опоясывала изгородь из колючих, щедрых на ягоды дарелл. Вокруг небольшого бассейна раскинул серебристо-синие лапы ползунец. Он, как и ленточники на аллеи, происходил с Пламастры.
Стоило сесть на банкетку, включилась подсветка зеркала. Давать команду Рилде не пришлось – Домовой знал привычки хозяйки. Распустив волосы, Рилда взялась за расческу. И первым же движением едва не выдрала клок.
Иргушу что? Сказал и забыл: о Беже, о «дяде Валаде», о жизни, которой никогда не вернуться. У сестры последовать примеру брата не получалось.
На Беже, да и на Пламастре, о Стрельчаре теперь если и вспоминали, то лишь как о поселке, которому исключительно не повезло. Рилда судила иначе. Стрельчар – это родина, родительский дом, место, где рождаются мечты… и где они умирают. «Да чтоб ему провалиться!» – плача в подушку, шептала Рилда-школьница. «Да сгинуть ему в черной дыре!» – в сердцах восклицала Рилда-учительница и завидовала младшему брату – тот мечтал об одном: сбежать к живущей своим домом сестре.
Пять лет назад не стало ни мыса, ни поселка. Своего дома тоже не стало.
Валад? Едва ли бывший лихач, а ныне – бессловесный обитатель интерната помнил сейчас свое имя. Но он вспомнит. Обязательно вспомнит! Если Рилда закрепится на новом месте, если найдет основание просить о помощи главу СВК. Правила, говорите? Законы? Но почему бы Беже не оказать услугу… нет, не Пламастре, а Службе внешнего контроля? Той уважаемой всеми обитаемыми мирами Службе, которая на деле исполняет вверенный овринам Долг? Почему бы Беже не передать СВК давно обезвреженного лихача? Родственников у него не осталось, друзья забыли…
Дверь спальни медленно отворилась.
– Иргуш? Ты почему не спишь?
Брат прошлепал босыми ногами через комнату, потупившись, остановился перед сестрой.
– Рилд, я вот думаю… Мама с папой, Малька-плакса, ребята с Пыльного переулка – они ведь не успели испугаться, да?
Расческа упала на пол.
«Ну что, учительница, пусть бывшая, получила?»
– Конечно, не успели, – мягко проговорила Рилда. – Они словно заснули и не знают, что нашего Стрельчара нет. А может, их мыс прогнал… Тебя ведь прогнал?
– Нет! Меня прогнал. Их забыл. – Иргуш ссутулился: – Я знаю! Они там – под обрывом. Скоро пять лет... Ты на дежурство, а я в лицее. Один!
Усадив брата на кровать, Рилда укутала его одеялом:
– Вот вернусь, мы с тобой выберем вечер и повспоминаем. Хочешь?
Иргуш помотал головой.
– Море тогда холодное было, – сказал он тихо. – И шипело. Оно так шипело! До сих пор слышу.
– Море невиновато. Вокруг легендарных Пещер оно тоже шипит. Я, правда, там не была…
Иргуш вскинул голову:
– А я буду. Скоро! Нам классная обещала. И золотым мастером стану.
– Только попробуй!
Возглас прозвучал скорее испуганно, чем строго. Озадаченно моргая, Иргуш уставился на сестру. Рилда до боли прикусила губу, хотя понимала – поздно.
– Завидно, да? – наконец, проговорил Иргуш. – Разве я виноват, что ты…
Сестра не дала закончить – прижала брата к себе:
– Конечно, не виноват. И, конечно, ты станешь мастером. Когда вырастешь, обязательно станешь. Только не золотым… Не перебивай – послушай. У мастеров ведь как? Зеленая змейка – верю в себя, витая – верю в себя и отвечаю за других. Отличие золотого мастера от обладателя витой змейки – отвечая за других, золотой мастер способен им доверять. Только так не бывает.
– Почему? – брат вывернулся из-под руки. – Я, вот, Фезке с Микитой доверяю – потому как друзья. А случись что, ругают меня одного – потому как им без меня не справиться.
– Предчувствие оврина – слыхал о таком? Только не говори, что мастер Вутесса тебе не рассказывала.
Иргуш почесал нос:
– Ты о чутье на опасность? И этих, как их... сбоях в гармонии информационного поля, да? А они здесь при чем? Меня вот, если кувшин не воспитаю, никакие гармонии не спасут. У нас ботаничка…
Над головой что-то стукнуло. Сестра с братом дружно запрокинули головы. Как и следовало ожидать, взглядам предстал потолок. Контуры световых панелей едва угадывались. «У «шальной», небось, потолочная мембрана во всех комнатах, – явилась Рилде незваная мысль. – Может и нам? Установил и любуйся: небом или пейзажем. Любым! Шелест сада можно послушать. И зачем соседке балкон, если мембрана фильтрует запахи?» По покатому скату, казалось, скребли десятки когтей. Неведомое существо соскальзывало все ниже, пока не сорвалось. Рилда опомнилась:
