ЧАСТЬ I Студиябвным танцам предмастерьев 10 страница

Окно лаборатории выходило в парк, по-осеннему многоцветный, по-вечернему безлюдный. Учебные корпуса трецера угадывались лишь по подсветке фасадов. От студенческого кампуса неслись обрывки мелодий и смех.

– Девять дней, Вутесса. С катастрофы на Малахитовой прошло девять дней! – Тлиман начал говорить, как только убедился, что в лаборатории нет посторонних. – И я, заметьте, вас до сих пор не тревожил. Зарок себе дал – жду до начала Месяца Памяти. Сама думаю, придет и доложит. И что же? Оператор из госпиталя домой вернулся. Совет… сам Совет! опросом свидетелей занялся. А мастер-поисковик ко мне не торопится. Забыли про наш уговор? А, Вутесса?

«Да, – спохватилась мастер-поисковик. – Начался Месяц Памяти».

По традиции, и Бежа здесь ничуть не уступала Пламастре, в эти дни каждому оврину полагалось посетить каменные, омываемые океаном столбы, побывать на Певучей скале и, стоя у мемориальной плиты, почтить память погибших. Завершалось время паломничества в годовщину падения Пещер. Хотя на Пламастре сейчас больше говорили о падении Узла. Слухи множили число налетчиков и пострадавших. Аналитики и патриоты, из самых рьяных, рассуждали о возможности смены главы СВК. Вутесса о будущем не гадала – ее не отпускало прошлое. Пока Гдэн держал ответ перед Советом, мастер-поисковик вела свой, мало кем замеченный бой.

– Мне надо! Пусти! – размазывая по щекам слезы, кричал тогда Иргуш.

Брат рвался к сестре. Забыв о способностях оврина, он махал кулаками и даже укусил наставницу. «Феномен отрочества», – машинально отметила Вутесса. За профессиональным термином скрывалась склонность юных овринов отстаивать свою правоту словами и кулаками, забывая при этом о слойке, сколь бы пышной она не была. Но кусаться?

 – Ты не золотой – ты злой мастер! – зашипев от боли, выпалила Вутесса и едва успела закрыться, когда, вопреки «феномену», Иргуш начал наращивать слои.

Зеленая змейка против золотой. «Что у него на уме? Сцепка? Рангата?» – Вутесса знала, что проиграет первую и не сможет противостоять второй.

– Ну что ж, иди… Ну иди же! Вдарь, как ты говоришь, по врачам. Они твою Рилду спасают и других. А ты вдарь. Только не удивляйся, когда змейка рассыплется у тебя на руке.

– Это как? – Иргуш исподлобья глядел на наставницу. Его слойка, перестав расти, колыхалась и шла волнами – как море в штормовую погоду. – Ты нарочно так говоришь, да?

– А ты проверь.

Золотой мастер насупился. Вутесса следила за его слойкой. Та медленно начала оседать. На пяти слоях золотой мастер остановился:

– Увидеть Рилду хоть можно?

– Завтра. Если будешь себя хорошо вести.

Их пропустили. О том, как, уложив подопечного, Вутесса провела в госпитале половину ночи; как после долгих уговоров Берек решился на время оставить раненную жену; как два ветерана Пещер и биосенса убеждали и убедили начальника госпиталя, что визит лицеиста к новоявленному ординару не может никому навредить – Иргуш не узнал. Рядом со спящей сестрой он просидел больше часа. Вутесса ждала брата Рилды в госпитальном парке и мысленно благодарила бывшего координатора экспедиции на Бежу – не отмахнулся, хотя мог.

Иргуш вышел от сестры без слез, но унылый:

– Зря они так. Слойку покорежили, слои перемяли. Другим теперь разглаживай. Даже обидно!

По дороге из госпиталя он цедил энкотель и молчал.

«Перенервничал сорванец, или я накануне со сноводителем перемудрила», – решила Вутесса, когда вечером, выклянчив добавки молока, золотой мастер заснул, сидя за столом. Отправить Иргуша в лицей она не рискнула, но молила Источник, чтобы Рилду побыстрее отпустили домой.

Желание Вутессы сбылось на четвертый день, накануне выходных. Иргуш, по его же словам, отправился присматривать за сестрой, Вутесса вернулась в лабораторию. Другой разрешил бы себе отдохнуть – мастер-поисковик вспоминала, сопоставляла, анализировала.

Когда на Малахитовой рушился Узел, сорванец гонял мяч со сверстниками; когда бежичи в поисках кордона обшаривали Брошь, золотой мастер увлеченно болтал с Источником; и только когда Рилда оказалась в госпитале – в безопасности и под присмотром врачей-мастеров – в Иргуша точно зверч вселился. «Предчувствие? – гадала Вутесса. – Влияние Источника на неокрепшую детскую психику? О, Источник, как понять твоих золотых мастеров?.. И как избавится от вит-мастеров?»

Стоя у окна, Вутесса наблюдала, как Тлиман минует стенды с тест-реквизитом, ухмыляется при виде полевых цветов – установленная на тумбе высокая ваза едва вмещала их душистую охапку – ныряет под штангу сканера глубинной диагностики и привычно устраивается в кресле-трансформе. У того даже реакция на захватчика выработалась: отклонить спинку и опустить подлокотники. Прежде, угодничество собственной мебели доводило Вутессу до бешенства. Сегодня она едва сдержала усмешку.

Пусть! Пока, для Тлимана, Иргуш остается всего лишь лицеистом, мечтающем о первой собственной змейке, ни сорванцу, ни его наставнице ничего не грозит.

За неимением другого кресла – ложемент сканера не в счет – мастер-поисковик осталась стоять у окна:

– Хотела бы напомнить, мастер Тлиман, вы сами отправили меня к Гдэну. Он отдал приказ – я подчинилась.

– Что за приказ? Дословно!

В сознание Вутессы шевельнулся ежик тревоги.

– Дословно не помню. Гдэн поручил мне присмотреть за Иргушем и велел блокировать змейку. Сказал, что свяжется позже. Сообщение о Малахитовой он получил при мне.

– Как? От кого?

– По служебной связи. От кого – не скажу, вернее не знаю.

– Да что вы знаете, зверч побери?!

Вутесса отшатнулась. Едкие замечания вит-мастер позволял себе часто – порождал их не гнев, а холодный расчет. Ныне у Тлимана трепетали ноздри и дергались губы.

– Что вы на меня так смотрите? А, Вутесса? Как Гдэн смог связаться с вами, если змейка была заблокирована?

Ежик тревоги свернулся клубком. С какой стороны не зайди – колется.

– Гдэн, он... Я перевела браслет в режим «тет-а-тет».

– Ах, тет-а-тет! – эхом откликнулся Тлиман.

Маслянистый взгляд малахитовых глаз скользнул по фигуре собеседницы. Вутесса поспешила убедиться – одежда цвета молодой травы и лимона исправно прикрывает все, что ей следует прикрывать.

Тлиман поднялся с кресла – только что сидел и уже стоит рядом.

– Хотел бы заметить, мастер Вутесса, – слова шелестели над ухом, дыхание собеседника влагой оседало на коже и волосах мастера-поисковика. – Службы меняются, еще чаще уходят их шефы, неизменен только Совет… Удачных прыжков!

Тлиман вышел так же стремительно, как недавно появился в лаборатории. Вутесса досчитала до десяти – вит-мастер не возвращался. Лишь тогда Вутесса рискнула отойти от окна и, заблокировав дверь лаборатории, включила настенный стереоэкран. Располагался он точно напротив сканера глубинной диагностики и, подключенный к планетарной сети стереокамер, мог воспроизвести едва ли не любой уголок пламастры. В дни тестов, экран демонстрировал юным дарованиям знакомые им места, помогая успокоиться и развернуть слойку. Вутесса на спокойствие не надеялась – она хотела убедиться.

Через реку Игринку по подсвеченному зарей подвесному мосту спешили домой преподаватели, иногда, уже в обратную сторону, пробегали студенты. Близкое присутствие столицы выдавали стаи пестрых, деловито снующих по небу катеров. Прыгуны предпочитали верхние уровни. Компактные, предназначенные для полетов в пределах планеты аэрокары – на Пламастре их чаще называли «сверчками» – довольствовались нижними. Над садами и крышами разноцветных коттеджей высился комплекс зданий Совета. Самая высокая его часть – ажурная башня – напоминала овринам о былой красоте легендарных Пещер.

Тлиман появился на мосту минут через десять. Шел быстро, то и дело обгоняя коллег. Студенты уступали ему дорогу. Миновав мост, вит-мастер свернул к стоянке катеров. Вутесса ждала. Лишь когда «огневка» Тлимана, глянцево-черная, опоясанная орнаментом из желто-зеленых змей, поднялась над рекой Игринкой и унеслась в сторону Насты, мастер-поисковик отключила настенный экран и вернулась за терминал информатория.

Вутесса покидала трецер в сумерках. Слюнявый шепот, намеки, после которых хотелось встать под горячий душ – встреча с Тлиманом отдалилась, словно декорация, которую оставляют на сцене, но отодвигают на задний план. На переднем остались Сотар, превращение Иргуша в золотого мастера и запоздалое понимание: тогда она, Вутесса, забыла выделить для Гдэна отдельный канал. Режим «тет-а-тет»? Как бы ни так! Глава СВК связался с наставницей Иргуша по блокированной, полностью блокированной змейке! «Интересно, Гдэн обошел запрет или не заметил его? Хотя при чем тут запрет? Змейки вообще не работают на таких расстояниях!»

Дома Вутесса достала полученную на Сотаре шкатулку – взять завтра с собой.

***

Иргуш умоляюще посмотрел на сестру:

 – Давай я с тобой, как с камертоном, попробую.

Дома он теперь ночевал часто: придет, растормошит, заставит Рилду подняться с дивана, на сетования о головной боли приложит свои теплые, по-детски мягкие пальцы к вискам сестры. «Знать бы еще по чьему наставлению! – вздыхала Рилда. – Хотя, может оно и к лучшему – не знать». Стараниями Иргуша или благодаря естественному ходу дней, головная боль заявляла о себе все реже. Иргуш, заметив, что сестре стало лучше, начал являться домой с приятелями: ловким, как акробат, Фезкой и рассудительным полноватым Микитой. Лицеисты хотели есть. Всегда! И не то, что синтезатор из чрева бездушного выплюнул или Рилда для себя приготовила, а что-нибудь такое... вкусное... лучше с кремом.

– А колбасок, как у тети Дилы? Жалко, да?

Утолив голод, компания отправлялась в сад – лазить и орать песни на плодовых деревьях. Обирать их Иргуш с приятелями тоже не забывали. Краснобокие яблоки, грозди душистой, редкой на Пламастре дареллы, даже кисловатые крючки бахрот – что не влезало в рот, забирали с собой.

Сад Иргушу сестра простила, но эксперименты брата над стеновой мембраной доводили Рилду до слез. Прежде она могла вернуть любимые настройки, когда пожелает. Прежде, но не теперь. Иргуш винился, сопел, но его понимание идеальной мембраны со вкусом Рилды не совпадало, как и всегда.

– Не, правда. Давай, я с тобой, как с камертоном, – повторил брат. – На тренинге получалось... Ой, забыл! У нас завтра по настройке контрольная.

Пока бывшая учительница отвлеклась на пропитанное ностальгией, сладостно-тревожное слово «контрольная», Иргуш развернул слои. Мир поплыл. Посвист птиц, голоса с аллеи, шорох опадающих листьев – будто темы единой мелодии, они, то обретали голос, то отдалялись, превращаясь в едва различимый фон. Усиленные в разы, явились запахи: земли, палых яблок, жухлой листвы.

«Тоньше, еще тоньше… А дух от дарелл куда запропал? Соседские разговоры? Убрать! И смех убрать – ему в доме не место. И солнца убавить, как в светлом лесу… Что, опять смех? Вот упрямец!»

Резкая боль и собственный крик вернули Рилду на диван.

Медленно сползает на пол скомканный плед. Пальцы хозяйки терзают подушку-думку. Рядом к низкому овальному столику придвинуты два кресла. У стен, друг против друга в глиняных кадках замерли большие мохнатые шары. «Кольхена вечнозеленая классическая» значится на воткнутых в грунт серебристых табличках.

Мембрана? Какая? Где?

Одна из стен холла исчезла. На ее месте, казалось, возникла низкая, оплетенная плющом ограда, за которым шелестел, стрекотал и посвистывал уютный, тронутый осенью сад.

– Так лучше, – выдохнула Рилда. – Между прочим, от твоего камертона у меня разболелась голова.

Иргуш не слушал – с видом дотошного инспектора осматривал шары кольхен. Зелень их листьев отливала медью, а гибкие, длинные ветви обвивали друг друга, не брезгуя цепляться усами за самих себя. На Беже эта помесь куста и лианы встречалась в заповедных урочищах. На Пламастре – только в домах. Иргуш сделал вид, что хочет обхватить правую кольхену. Длины рук не хватило, зато удалось дотянуться до торчащего вверх уса.

– Стой! – Рилда рванулась с дивана, но, как всегда, опоздала.

Дернув кольхену за ус, брат метнулся ко второму шару. К сожалению, свободные усы отыскались и там.

– Иргуш!

У правой кольхены вырастал флюс. Левая оседала, делась похожей на поварской колпак.

– Я их тренирую, – привычно объяснил брат. – Раньше они за семь дней в шар собирались, а тут в пять уложились, почти. И голову твою я не трогал – сама виновата. Следила, советовала, а потом, как дашь – по смеху. Я даже испугался.

– Нет!

– Чего нет? – Иргуш уставился на сестру. – Ты вдарила…

– Не смей! Ты же знаешь! Ничего ты не знаешь…

Выскочив из гостинной, сестра взбежала по лестнице на второй этаж – в свою, пока еще свою спальню.

Не раз за последние дни Рилда досадовала: и дернул ее зверч выбрать для жизни дорогой район. Любая покупка – заказ с доставкой. До остановки маршрутных подкидышей – полчаса пешком через парк. Хвала Вутессе – та согласилась подвозить Иргуша в лицей.

Планета с населением в полмиллиона овринов не признавала жизни в тесноте. Всем видам транспорта пламастровцы предпочитали воздушный. Или прыжково-воздушный – кому как удобнее. «Вы не по числу голов – по числу слоев нас считайте», – в шутку советовали гиды туристам-инопланетникам. О том, что у многих обладателей слойки лишь один из родителей является оврином, гиды упоминать избегали – старые раны залечивались трудно, зато открывались легко.

 «Переехать в другой район? – гадала Рилда. – Освоить контактный «сверчок»?»

Переезд означал продажу дома – жалко, больно и неизбежно, если оценить размер оставшихся в распоряжение Рилды средств. В СВК на Операторов их не жалели, как не жалели их сами Операторы – судьба и заработок казались расписанными вперед на периоды.

Контактный, рассчитанный на ручное управление «сверчок» представлялся приговором слойке, причем приговором окончательным. «Нет, не сейчас, – качала головой бывшая Оператор. – Хватит с меня Журавля».

Посещение домашнего Узла – эту поездку Рилда представляла, боялась и все-таки оказалась к ней не готова. Нет, бывшего Оператора не осуждали – с ним здоровались, но избегали смотреть в глаза. Да что там! На Рилду вообще старались не смотреть. Будто неудача – болезнь, и внешневики опасались заразиться. Суеверную брезгливость не смог превозмочь даже шеф.

– Свой контракт ты можешь считать расторгнутым, – ровным голосом сообщил Рилде глава СВК. Самый тонкий слух не уловил бы в речи Гдэна обычной насмешки. – Слава Источнику, обошлись без убийств, а то...

– А-а пилоты? – от удивления, Рилда не заметила, что перебила собеседника. – И катер раздавленный. По шлейфу показывали в новостях.

Гдэн скривился:

– По шлейфу – это к журналистам. Я знаю, что видел. У Маяка обошлось – синяки и ожоги. С пилотами хуже – контузия слойки. Ну, а в «кобылке» – да, сплющило. Однако несчастный случай – не убийство. Источник свидетель, «ласки» сработали филигранно. И Бежа в оценке их действий согласна с Советом. Редкое единодушие, заметь!

– «Ласки»?

– А кто, думаешь, тебя вытащил? И стражей с их транспортами остановил?

Рилда предпочла промолчать. Как она не тормошила память, конец воображаемой – или реальной? – рангаты тонул в сером киселе.

– Страховую выплату я для тебя отстоял, но это, к сожалению, все, – продолжал Гдэн. – Об «огневке» не беспокойся – выловили. Личные вещи получишь завтра. Прыгун тебе бесполезен, к тому же, он принадлежит СВК. И не забудь сдать браслет.

Рилда положила служебное устройство на стол.

Спорить? Оправдываться?

Бывшая Оператор сама мало что понимала.

***

Новый павильон для Узла – жалкая пародия на погибшую Брошь – возводился посреди луга на очищенной от кустов и дерна площадке. Когда-то Гдэн на таком варианте настаивал. «Внешневикам не стоит отрываться от коллектива исследователей», - прозвучало в ответ. Ныне уже сам «коллектив» требовал остановить строительство.

– Они нам на старую базу отправиться предлагают. С целью, так сказать, оптимизации расходов, – в хрипловатом голосе координатора клокотали отзвуки недавнего спора. Изображение отсутствовало, но кольцо стереоэрана светилось желтым, свидетельствуя: канал гиперсвязи открыт. – Был я на той базе. Места – не повернуться, класс слойко-стойкости «универсал». Если поставим экраны, на базе прыгун посадить станет негде. А с «универсалом», Оператор в первый же день всю начинку сожжет. Гдэн, помогите! – голос координатора сорвался на сип.

– Не суетись, – буркнул Гдэн. – Работы продолжать там, где начали. Отладку сферы завершить до смены кордонов. А с недовольными я разберусь. Подскачу и разберусь. Остров для СВК подбирался. Мастерам боязно? Мы готовы пожелать им удачных прыжков – до самого дома.

Подсветка кольца погасла.

– Мастера, – процедил Гдэн. В устах главы СВК, желанное для большинства овринов звание звучало ругательством.

Достав из ящика, Гдэн поставил на стол глянцево-черный ларец – из тех, что оврины привозили с Сотара. Крышка открылась с тихим щелчком. Лицо укротителя Операторов скривила усмешка. На ложе из черного бархата, словно томная красавица в вечернем наряде, возлежала золотая змейка. Только вот вывести красавицу в свет глава СВК не смел...

Немногим более полувека назад, в день, когда над планетой, где располагались Пещеры, зависли прыгуны нэдийской эскадры, Гдэна выбрал в помощники мастер Жалин – поманил пальцем любопытного юнца и пинком отправил в «огневку».

– Детей в первую очередь! – кричал из чаши Певучей скалы кто-то из старших. – К зверчу оборудование! Вывозите детей!

Любопытный юнец, как и все в его возрасте, считал себя взрослым, но то ли пинок оказался слишком сильным, то ли Гдэн – слишком легким. Зацепившись, он рухнул под кресло. Мольбы о помощи пропали втуне. Пока Гдэн соображал, за что хвататься и в какую сторону ползти, «огневка» поднялась над барьерным кольцом. Выбираясь, Гден едва не сорвал ногти. Не реагируя на его вопли, сын Прародительницы вел катер над океаном. Гдэн еще разбирался со страховочными захватами, а «огневка» Жалина уже стояла в гроте Дикой скалы. Купол кабины создавал иллюзию прозрачности и позволял рассмотреть каменный свод – серый с багровыми прожилками.

– Блок, помнится, у тебя мощный, – глаза Жалина, зеленые, как напоенная влагой трава, в свете кабины казались черными.

– С мастером Ерсом сцепку держал. Три минуты! – не понимая, куда клонит его похититель, на всякий случай похвастал Гдэн и пригладил вихор на макушке – жесткие каштановые волосы, как их не стриги, подчиняться хозяину не желали.

В гроте Дикой скалы Гдэн бывал раз пять или шесть. Резная корона, цветные витражи, нити подвесных мостов и оврингов оставались уделом Певучей скалы и ее соседок. На Дикой поработали ветра и дожди – отполировали стены и выточили на вершине раздвоенный рог. Под ним, словно распахнутая беззубая пасть, темнело отверстие грота. Четыре личных катера под его сводами помещались свободно, но случалось такое редко – на Дикую заскакивали, чтобы отдохнуть от многолюдья обустроенных скал.

– Хотел бы я знать, чем все закончится, – пробормотал хозяин «огневки». Поджарый и плечистый, фигурой сын Прародительницы походил на гимнаста. На помощника он не смотрел.

Брезговал? Или взял пример с нэдов? У тех молодежь до трех периодов ходила в подростках. «Подростки-переростки! – хмыкнул пятнадцатилетний Гдэн. – Вот доберусь до Сотара – узнаете, какой я «подросток»!»

– Мастер Ерс говорит, в будущем, я его могу превзойти.

– Да, Дед любит поговорить, – словно отгоняя наваждение – или предчувствие? – Жалин провел рукой по лицу и подмигнул Гдэну: – Ну что, помощник? Прыжков бояться – на Сотаре не бывать. Хватай энкотели и садись рядом… Да оба, оба блока тащи! Как щелкну пальцами – откроешь и дашь. Свою слойку прикрой, если сможешь. И чтобы я тебя больше не слышал!

Гдэн оторопело воззрился на мастера и сына Прародительницы:

– А нэды? Они сюда не придут?

– Они бы хотели. Нас, мастеров, разобрать по слоям. Вас, молодежь, определить на подневольную службу. Живыми гады хотят взять! – Жалин оскалился. – Да, если что… Видишь на панели синие лепестки? Это аварийное открывание кабины. Колодец с веткой – отсылка прыгуна на Сотар.

– Но вы… вы же не собираетесь…

– Собираюсь! – мастер глянул на светлый, почти правильной формы овал – выход из грота. Ни моря, ни скал – из катера виднелось лишь затянутое облаками небо. – Я собираюсь затеять рангату, которую никто никогда не вел. Работаем!

 Работал Жалин. Гдэн пялился в бурую с красными прожилками стену и злился на Ерса – расхваленный наставником блок помогал плохо. Виски ломило, уши заложило так, словно Гдэн нырнул на большую глубину. Выход из грота по-прежнему закрывала белесая пелена. Раз промелькнула тень огромной, раскинувшей крылья птицы. «Среброкрыл, – машинально отметил Гдэн. – Видать, на охоту отправился».

Жалин запросил энкотель. Вскрыв упаковку, Гдэн подал туб, а заодно прикинул, что следовало сотворить за минувшее время, чтобы возникла потребность в подпитке. Получалось… дух захватывало, что получалось! Гдэн понял: умрет от любопытства, если не найдет способ подсмотреть за работой мастера.

Следить за действиями наставника овринов учили с детства. Но то на уроках, когда учитель намеренно открывался, снимая блоки. Сын Прародительницы помогать юнцу не собирался. Словно разведчик на вражеской территории, Гдэн выверял шаги – только бы не попасться! В сознании начал вырисовываться веер обрабатываемых Жалином задач: поиск, обходы, захваты. Давление мастерской слойки уменьшилось, а потом вовсе исчезло.

Или сравнялось с давлением слойки помощника?

Гдэн осмелел. На одном слое он наблюдал за Жалином и подавал ему энкотели, на других, следуя примеру мастера, следил за событиями: в Пещерах, в небе и выше – куда, если верить наставникам, без прыгунов дотянуться нельзя. Но если сын Прародительницы смог, ученик Ерса тоже справится.

Жалин творил неслыханное. Перехватывал управление штурмовых шлюпов, сталкивал их или взрывал. Со скал очередная катастрофа представлялась запуском фейерверка, плохо различимого за пеленой облаков. Если столкновение случалось низко, обломки огненными кометами врезались в океан. Одна серым росчерком пометила небо напротив грота. Даже в «огневке» Гдэн ощутил, как содрогнулась Дикая скала.

Волна шлюпов иссякла. Жалин потянулся к прыгунам-маткам, сорвался и зашипел, от боли или с досады.

– Экраны навешали, гады! – словно сквозь водную толщу услышал Гдэн.

Нэды оценили угрозу – прыгуны-матки отошли, вдвое увеличив расстояние до цели. Мастер попросил новую порцию подпитки, потом еще и еще. Гдэн едва не брякнул: «Зачем? Все закончилось!» – от прыгунов хлынула новая волна десанта.