2020-04-20
68
I, 1964, S. 1376; Cassio А. С Laso e Damone sofisti e novatori, - PPass 26, 1971, p. 275-280;
Meister K. Damon, der politische Berater des Perikles, - RSA 3, 1973, p. 29-45; Lord C. On
Damon and music education, -Hermes 106, 1978, S. 32-43; Barker A. (ed.) Greek Musical
Writings. Vol. 1. The Musician and His Art. Camb., 1984; Wallace R. W. Damone di Oa ed i
suoi successori: un'analisi delle fonti, - Harmonia Mundi: musica e filosofia nell'antichita. Ed.
R. W. Wallace, B. MacLachlan. R., 1991, p. 30-53; Delaitre D. Damon d'Athènes, - DPhA
II, 1994, p. 600-607; Wallace R. W. Damon of Oa: A Music Theorist Ostracised? - Murray P.,
Wilson P. (edd.). Music and the Muses. The Culture of «Mousike» in the Classical Athenian
City. Oxf., 2004, p. 249-267; RitoohZ. Griechische Musikästhetik. Quellen zur Geschichte der
antiken griechischen Musikästhetik. Stuttg., 2004.
Э. Г. ПАНАИОТИДИ
ДАРДАН (Δάρδανος) Афинский (сер. 2 - нач. 1 в. до н. э.), философ-стоик, учился у Диогена Вавилонского и Антипатра из Тарса (ISHerc. col. 51; 53). Вероятно, возглавлял школу после Панетия (в кон. 2 - нач. 1 в. до н. э.) или один из ее влиятельных «кружков» (на которые тогда делились стоики, ср.: Athen. V 186а) наряду с Мнесархом (principes stoicorum - Cic. Acad. II 69). О сочинениях и учении сведений нет.
Лит.: Dorandi T. Ricerche sulla cronologia dei filosofi ellenistici. Stuttg., 1991, p. 29-34.
A. A. СТОЛЯРОВ
ДВИЖЕНИЕ 295
|
|
|
ДВИЖЕНИЕ (греч. κίνησις, лат. motus), любое изменение вещи, предполагающее ее переход из одного состояния в другое. Видами движения являются: качественное и количественное изменение, изменение положения в пространстве (перемещение) и субстанциальное изменение, включающее возникновение и уничтожение.
Проблематичность понятия «движение» была осознана еще античными философами. Парменид, основатель Элейской школы, отрицал существование движения 1) на том основании, что в процессе изменения вещь переходит из небытия чем-то в бытие чем-то, иными словами, из небытия в бытие. Однако такой переход невозможен, поскольку небытия нет. Следовательно, движение невозможно. 2) Поскольку из ничего не может возникнуть что-либо, то бытие не возникает и не уничтожается, оно никогда не было и не будет, но есть нераздельно и всецело в настоящем. Отсюда следует, что если бы движение относилось к числу сущих вещей, оно в каждый момент своего существования было бы дано все целиком, т. е., не успев начаться, сразу завершилось бы. В поддержку позиции Парменида его ученик Зенон Элеиский выдвинул несколько аргументов, получивших название Зеноновых апорий, в которых доказывалось, что всякая попытка мыслить движение по необходимости заходит в тупик (апорию) и, следовательно, движение не мыслимо и не существует. Известно четыре апории Зенона о Д. — «Дихотомия», «Ахиллес», «Стрела» и «Стадий». В них философ показывает, что: 1) поскольку движение всегда происходит по непрерывной величине, а всякая непрерывная величина делима до бесконечности, то движущемуся телу за конечное время приходится проходить бесконечное число отрезков, что делает движение невозможным; 2) в каждый отдельно взятый момент времени движущееся тело занимает определенное положение в пространстве и, следовательно, покоится; а раз оно покоится в каждый момент своего движения, то значит - и во все время движения. Т. обр., свидетельства чувств, убеждающие нас в существовании движения, явным образом расходятся с доводами разума. По мнению Парменида и Зенона, это означает, что чувства сообщают нам ложное представление о мире, заставляя считать существующим то, чего нет. Гераклит и его последователи, напротив, считали, что «все есть движение и помимо движения нет ничего». Свой тезис они обосновывали тем, что в существовании любой вещи нас убеждает ее движение, тогда как покой делает все неподвижным и мертвым. Кроме того, никакая вещь не есть нечто одно, но принимает разные характеристики в зависимости от того, кто ее воспринимает: с точки зрения одного наблюдателя она может оказаться большой, с точки зрения другого — малой. Это происходит от того, что размер, цвет, вкус и другие чувственно воспринимаемые свойства вещи не принадлежат ей самой по себе, но возникают только в процессе ощущения. Ощущение же есть движение, которое сближает друг с другом орган ощущения и соответствующий ему предмет и делает первый - ощущающим, а второй - ощущаемым. В результате оказывается, что ничто в мире не есть, но все всегда становится, становление же обеспечивается движением.
|
|
|
Обе эти позиции были подвергнуты критике Платоном. Он показал, что отрицая существование движения и делая бытие единым и неподвижным, элейские философы тем самым отрицали возможность познания бытия. Ведь познавать и быть познаваемым значит действовать и испытывать
296 ДВИЖЕНИЕ
воздействие, но действие и страдание суть виды движения, следовательно, если бытие неподвижно, то оно непознаваемо, а если познаваемо, то по необходимости движется. С другой стороны, если бы бытие только двигалось и никогда не находилось в покое, как считали последователи Гераклита, то и в этом случае оно было бы непознаваемым, ведь знание предполагает некоторую устойчивость, а если вещи постоянно меняются, то и знание о них невозможно (Soph. 248a-249c). Кроме того, если бы движение не заключало в себе чего-то неподвижного, оно и само не могло бы существовать, поскольку тогда не существовало бы движущегося объекта, остающегося неизменным на протяжении всех происходящих с ним изменений. Все эти соображения привели Платона к выводу, что бытие должно одновременно и покоиться, и двигаться. Однако сначала требовалось опровергнуть тезис Парменида о невозможности движения и доказать, что переход из небытия в бытие в каком-то смысле возможен. Платон решает эту проблему, предложив понимать небытие как инобытие. Тогда движение будет переходом от существующего одним образом к существующему другим образом. Первым и подлинным сущим у Платона являются идеи, поэтому и первым движением у него оказывается познание и мысль. Такое мыслительное движение является одной из категорий идеального мира, благодаря которой все сущее в целом делается живым и познаваемым.
Аристотель, как и Платон, отказывается понимать движение как переход от чистого небытия к чистому бытию. Возражая элеатам, он замечает, что если бы движение представляло собой переход из одной противоположности в другую, оно действительно было бы невозможно, так как противоположности полностью исключают друг друга и не допускают опосредования. Однако движение есть результат воздействия противоположностей на нечто третье, что выступает по отношению к ним в качестве субстрата, последовательно принимающего на себя противоположные определения. Этот лежащий в основе субстрат Аристотель называет материей, а противоположные определения, между которыми осуществляется его переход, — формой и лишенностью формы. При этом форму Аристотель отождествляет с сущим, лишенность — с не сущим, а материю - со средним между тем и другим, т. е. с «возможностью». Введение понятия «возможность» и коррелирующего с ним понятия «действительность» позволило Аристотелю впервые сформулировать определение движения: «действительность (энтелехия) существующего в возможности, поскольку оно возможно» (Phys. Ill, I, 201al0). Из этого определения видно, что всякое движение является целесообразным, причем его целью является та самая действительность, которую в виде возможности содержит в себе движущееся. Еще одной причиной движения наряду с целевой, материальной, формальной является то, что привносит форму в материю и заставляет вещь двигаться путем непосредственного соприкосновения с ней. Аристотель называет ее «двигатель» или «движущее». Для естественных вещей таким двигателем является природа, поэтому наука о природе (физика) сводится у Аристотеля к учению о движении, его видах, условиях, законах и причинах. Видами естественного движения Аристотель считает возникновение и уничтожение, качественное и количественное изменения тел и их перемещение в пространстве. При этом первым и несводимым к остальным видом движения он полагает именно пространственное, а из пространственных - круговое, потому что только круговое движение
|
|
|
ДВИЖЕНИЕ 297
может продолжаться до бесконечности, оставаясь непрерывным; поскольку же перводвигатель мира есть бытие вечное и единое, то и первое вызываемое им движение должно быть непрерывным и вечным. Невозможность бесконечного прямолинейного движения Аристотель обосновывает конечностью мира и наличием в мире т. н. «естественных мест», достигнув которых, тела по необходимости останавливаются. Необходимыми условиями существования движения философ считает пространство и время, утверждая, что движение всегда осуществляется по некоей пространственной величине и в течение определенного промежутка времени. Поскольку же всякая величина непрерывна, то движение тоже является непрерывным, т. е. делимым до бесконечности. Используя тезис о непрерывности движения, Аристотель предлагает решение апорий Зенона, утверждая тем самым возможность существования и познания движения.
|
|
|
В эллинистический период представитель Мегарской школы Диодор Крон выдвинул аргументацию против движения, сопоставимую с апориями Зенона Элейского. Аргументы Диодора подкрепляли правильность усвоенной мегариками элейской картины вечного неподвижного бытия (называемого двумя именами «единым» или «благом»).
Диодор утверждал, что ничто само не движется, но только бывает подвинуто (Stob. I 19, 1 = Aët. I 23, 5). Доказательства этого тезиса: 1) тело, не имеющее частей (амера), должно находиться в не имеющем частей месте и поэтому не должно двигаться ни в нем (поскольку оно заполняет его, а движущееся должно иметь место, большее себя), ни в том месте, в котором оно не находится (поскольку оно уже не находится в том месте, чтобы в нем двигаться) (Sext. Adv. math. X 85-102); 2) движимое движется в настоящем «теперь», т. е. в неделимое время (ибо если настоящее разделится, то разделится на прошлое и будущее и перестанет быть настоящим). Но движущееся в неделимом времени проходит по неделимым местам; но если оно проходит по неделимым местам, оно не движется: когда оно находится в первом неделимом месте, оно еще не движется, когда же находится во втором неделимом месте, оно опять не движется, но подвинуто. Получается, что о движении можно судить только как о свершившемся факте, поэтому мыслить его как процесс невозможно (X 119-120).
Важное значение для разработки теории физического движения имела т. н. теория «импетуса», разработанная в 6 в. н. э. Иоанном Филопоном. Согласно этой теории, двигатель передает движимому телу движущую силу (κινητική?>ύναμις, лат. virtus motiva, y средневековых авторов принятый термин - impetus), которая и позволяет телу самостоятельно двигаться после отделения от двигателя (основные положения теории движущей силы были разработаны во 2 в. до н. э. астрономом Гиппархом в книге «О телах, движущихся вниз под действием их тяжести», см. цит.: Simpl. In De Caelo, 264, 25-265, 30). Вытекающая из теории «импетуса» концепция движения в корне отлична от аристотелевской, основанной на идее естественных мест (с которой были связаны его представления о легкости и тяжести) и идее близкодействия (с которой был связан закон соотношения силы и скорости при насильственном движении). Поскольку вызываемое импетусом движение не является естественным, оно не может рассматриваться как процесс актуализации чего-то возможного. Такое движение мыслится как имманентное свойство или состояние движущегося тела, заключенное в нем
298 «ДВОЯКИЕ РЕЧИ»
наподобие теплоты или цвета и сохраняющееся до тех пор, пока «импетус» за счет сопротивления среды не ослабнет. Некоторые сторонники динамики «импетуса» (Буридан, Николай Орем) делали отсюда вывод, что если тело не будет встречать никакого внешнего сопротивления, как это имеет место при движении в пустоте, то его «импетус» останется неизменным, а значит и движение будет продолжаться вечно.
Лит.: AckrillJ. L. Aristotle's Distinction between Energeia and Kinesis, - Bambrough R. (hrsg.). New Essays on Plato and Aristotle. L., 1965, p. 121-141; Skemp J. B. The Theory of Motion in Plato's Later Dialogues. Amst., 19672; Herold N. Bewegung, - Handbuch philosophischer Begriffe. Münch., 1973, S. 209-220; Кто.автор?. Bewegung, - HWPh, hrsg. von J. Ritter. Bd. 1. 1971, S. 864-879; SorabjiR. Matter, Space, and Motion: Theories in Antiquity and Their Sequel. Ithaca, 1988; Gill M. L., Lennox J. G. (edd.). Self-Motion: From Aristotle to Newton. Princ, 1994; Гайденко 77. 77. Физика Аристотеля и механика Галилея, - Научная рациональность и философский разум, М. 2003, с. 219-264; Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.
С. В. МЕСЯЦ
«ДВОЯКИЕ РЕЧИ» (Αισσοι λόγοι, иначе Διαλέξεις, «Рассуждения»), анонимный и не имеющий названия трактат (оба названия даны учеными Нового времени), сохранившийся в нескольких рукописях вместе с сочинениями Секста Эмпирика, написан на дорийском диалекте, датируется 1-й пол. или нач. 4 в. до н. э. (о победе Спарты над Афинами и их союзниками, т. е. об окончании Пелопоннесской войны, говорится как о недавнем событии, Dialex. 1, 8, упоминается могущество персидского царя, см. Rohde, 331-332; Robinson, 1984, 41; против предположений, что трактат написан в гораздо более позднее время автором, который стремился выдать его за произведение эпохи софистики, см. Bergk, Rohde). Использование в трактате антилогического принципа (доводы за и против определенного положения) и в особенности релятивистская позиция автора указывает на влияние софистики, в особенности Протагора (Gomperz, Robinson, 1984, 54-59, ср., однако, Kerferd, 54); в трактате находили также влияние Сократа и его круга (Kranz; Nestle) или даже платоновских диалогов, но черты сходства с последними указывают больше на общность тематики, чем на идейное воздействие.
В первых пяти главах (DK90, 1—4) противопоставляются две точки зрения: согласно первой, понятия полезного - вредного, прекрасного - постыдного, справедливого - несправедливого, истинного - ложного, мудрости - безумия неразличимы (радикальный скептицизм, напоминающий Евтидема, см. ст. Софисты, разд. Релятивизм), согласно второй, между ними есть отличия. Первая сторона опирается на наблюдения, восходящие по своему характеру к Гераклиту: одни и те же вещи принадлежат либо в различных обстоятельствах либо одновременно в зависимости от лица то к первой, то ко второй категории. Сам автор трактата признает, что никакая вещь не является безусловно благой или вредной, но может стать той или иной в определенной ситуации (1,2), однако считает, что эта неограниченная изменчивость и вариативность не упраздняет различие между соответствующими понятиями, хотя он и не берется их определить в общем виде (1, 17). Он стремится показать, что вследствие устранения различия между полезным и вредным в общем виде одна и та же конкретная вещь в одно и то же время и по отношению к тому же лицу оказывается и полезной, и вредной. Это ведет на практике к абсурдным следствиям и вступа-
«ДВОЯКИЕ РЕЧИ» 299
ет в противоречие с нормальным поведением, которого придерживаются и сами скептики (1, 15: персидский царь оказывается ничем не отличающимся от нищего, если блага, которыми он обладает, оказываются многочисленными несчастьями в силу тождественности вредного и полезного; 1, 16 образ жизни, который обычно считается для больных вредным, в то же время и полезен для них и т. д.).
Сходной стратегии автор трактата следует, опровергая утверждения об отсутствии различия и между остальными понятиями. Более сложен его довод против утверждения скептика, что многочисленные примеры противоположных представлений о прекрасном и постыдном у разных народов (ср. Hdt. Ill 38, ср. VII 152, доводы Гиппия против Сократа Xen. Mem. IV 4, 19-25) указывают на отсутствие чего-то безусловного в этой сфере и тем самым ведут к упразднению самих этих понятий. Согласно скептику, если все, что считается постыдным у всех народов, будет снесено ими в одно место, а затем им же будет предложено унести то, что они считают прекрасным, то все постыдные вещи окажутся унесенными (2, 18). И в этом случае автор, очевидно, следует своему общему принципу: сами понятия прекрасного и постыдного сохраняются несмотря на то, что ни одно из представлений о том или ином обычае как прекрасном или постыдном не является всеобщим Его контраргумент начинается словами «было бы странно, если бы постыдные вещи, сделались прекрасными, когда их собрали вместе, а не остались такими, какими они пришли», и представляет собой опровержение тезиса через демонстрацию ошибочности его следствия: скептик утверждает, что принесенные постыдные обычаи оказались прекрасными, т. е. полагает, что они перестали быть тем, чем были раньше. Допустим, однако, что собраны были не постыдные обычаи, но конкретные вещи, которые где-то считаются постыдными - бык, золото, серебро и т. д.; тот, кто унес их в качестве прекрасных, унес те же самые вещи - бык остался быком, золото золотом и т. д. - следовательно, и постыдные обычаи должны остаться постыдными, даже если они постыдны лишь для одних людей, а другие считают их прекрасными (2, 26-27). Автор занимает, т. обр., релятивистскую позицию (можно решить, какова конкретная вещь в данной ситуации и применительно к данному лицу, но нет вещей, которые полезны и вредны всегда и в любых обстоятельствах и нельзя дать общее определение полезного и вредного), отчасти напоминающую позицию Протагора, в особенности в том варианте, как она представлена в платоновском «Теэтете» (возможно различить полезное и вредное в конкретной ситуации, но нет объективных критериев истинного и ложного).
В гл. 6 рассматривается вопрос, можно ли научить мудрости и добродетели, являвшийся предметом оживленных дискуссий (см. ст. Софисты), причем автор приводит несколько доводов в пользу положительного ответа, но заканчивает выводом: «Я не утверждаю, что добродетели и мудрости можно научить, но лишь то, что доводы противной стороны меня не удовлетворяют» (иначе: Kerferd, p. 131). В доказательство возможности научиться мудрости и добродетели автор указывает на софистов, которые обучают именно им, в противоположность преподавателям специальных видов знания, а также на философов, подобных Анаксагору и пифагорейцам (6, 7). Любопытен также аргумент, что приобретение мудрости помимо преподавания софистов не исключает обучения, но объясняется природными задат-
300 ДЕКСИПП
ками и своего рода неинституционализированным обучением, подобно обучению языку у родителей и других людей (ср. доводы Протагора, Plat. Prot. 325а-326e).
В заключительных главах (текст здесь плохо сохранился, сочинение дошло не полностью) рассматривается вопрос: справедливо ли выбирать на должности по жребию (фундаментальный принцип афинской демократии), против чего автор возражает, ссылаясь на типичный аргумент: для всех видов деятельности избирается специалист (гл. 7); он стремится доказать необходимость знания «природы всех вещей» для деятельности судьи, политического оратора и преподавателя риторики, что указывает на основное направление софистического образования 5 в. (судебное и политическое красноречие) и одновременно на его тяготеющее к универсализму содержание (гл. 8), в заключение перечисляются основы мнемотехники, «прекраснейшего изобретения для мудрости и для жизни» (ср. преподавание мнемотехники Горгием, DK82 В 14, и Гиппием, 86 А 12; Xen. Symp. 4, 62): внимание, повторение, установление ассоциативных связей (гл. 9). Несмотря на ограниченный диапазон и умеренное дарование автора, его трактат дает редкую возможность взглянуть на тематику и методы аргументации софистики глазами ее представителя.
Изд.: DK И, 405-416; I sofisti: Testimonialize е frammenti. Ed. M. Untersteiner. Fase. I. Fir., 19612; Robinson T. M. Contrasting Arguments: An Edition of the Dissoi Logoi. Salem, 19842; Dissoi Logoi: Zweierlei Ansichten. Ein sophistischer Traktat. Text, Übersetzung, Kommentar. Hrsg. A. Becker u. а. В., 2004; Маковелъский А. О. Софисты. Вып. 2. Баку, 1941.
Лит: Bergk Th. Fünf Abhandlungen zur Geschichte der griechischen Philologie und Astronomie. Lpz., 1883; Rohde E. Rec. Bergk (1884), - Rohde E. Kleine Schriften. Bd. 1. Tüb.; Lpz., 1901, S. 327-335; Gomperz H. Sophistik und Rhetorik. Lpz.; В., 1912; Kranz W. Vorsokratisches. IV. Die sogenannten Dissoi Logoi (1937), - Sophistik. Hrsg. v. C. J. Classen. Darmst, 1976, S. 629-640; Nestle W. Vom Mythos zum Logos: Die Selbstentfaltung des griechischen Denkens. Stuttg., 1942. 19752; Guthrie, HistGrPhilos III. The Fifth Century Enlightenment. Camb., 1969, p. 316-319; Robinson T. M. Matthew de Varis and the Dissoi Logoi, - CQ 22, 1, 1972, p. 195-198; Kerferd G. B. The Sophistic Movement. Camb., 1981; Hoffmann J. H. Das Recht im Denken der Sophistik. Stuttg.; Lpz., 1997; Kerferd G. В., Flashar H. Die Sophistik, - GGPh, Antike 2. 1, 1998; Burnyeat M. F. Dissoi Logoi, -Routledge Encyclopedia of Philosophy. Vol. 3. L., 1998, p. 106-107; Bringmann К Rhetorik, Philosophie und Politik um 400 v. Chr.: Gorgias, Antiphon und die Dissoi Logoi, - Chiron 30, 2000, S. 491-503; Classen С. У. Zum Text der Dissoi logoi, - Eikasmos 12, 2001, S. 107-127; 15, 2004, S. 101-123; Robinson T. M. The Dissoi Logoi and Early Greek Skepticism, - Before Plato: Essays in Ancient Greek Philosophy. Ed. A. Preus. Albany, 2001, p. 187-198; Idem. Protagoras, the «Protagoras» and the Dissoi Logoi, - Symposium Platonicum Pragense III. Prague, 2003, p. 233-245; Bett R. Is there a Sophistic Ethics? -AncPhil 22, 2002, p. 235-262; Scholz P. Philosophizing Before Plato - On the Social and Political Conditions of the Dissoi Logoi, - Ideal and Culture of Knowledge in Plato. Hrsg. W. Detel u. a. Stuttg., 2003, p. 201-230.
А. Л. БЕРЛИНСКИЙ
ДЕКСИПП (Αέξιττττος) (1-я пол. 4 в. н. э.), философ-платоник, ученик Ямвлиха (о Ίαμβλι,χβίος - Simpl. In Cat. 2, 9 Kalbfleisch). Автор написанного в диалогической форме комментария к «Категориям» Аристотеля в 3-х кн. (последняя дошла не полностью). Перед Д. стоит задача гармонизировать с платонизмом учение Аристотеля, вошедшее в программу обучения философа-платоника начиная с Порфирия и Ямвлиха, на комментарии кото-
ДЕМЕТРИЙ ЛАКОНСКИЙ 301
рых к «Категориям» Д. опирается. Долгая традиция критики Аристотеля в Среднем платонизме и у стоиков (Корнута, Афинодора) завершается в Επη. VI 1-3 Плотина. Именно аргументы Плотина Д. разбирает во 2-й и 3-й кн. после принципиального обсуждения в 1 кн. самого термина «категории», а также понятий бытия, сущности, существования, омонимии и др. Отклики на комментарий Д. - у Симпликия.
Текст: Dexippi in Aristotelis categorias commentarium. Ed. A. Busse. В., 1888 (CAG IV 2). On Aristotle Categories. Transi, by J. Dillon. L., 1990.
Лит.: Aubenque P. Plotin et Dexippe, exégètes des Catégories d'Aristote, - Aristotelica. Mélanges offerts à Marcel de Corte. Liège; Brux., 1985, p. 7-^40; Hadot P. The harmony of Plotinus and Aristotle according to Porphyry, - Sorabji R. (ed.). Aristotle Transformed. The Ancient Commentators and Their Influence. L., 1990, p. 125-140.
Ю. А. ШИЧАЛИН
ДЕМЕТРИЙ (Δημήτρυος) Киник, представитель кинического движения времен имп. Нерона (сер. 1 в. н. э.), приятель Сенеки. Самый известный. С именем Д. связано первое публичное столкновение между киниками и римскими императорами, о котором сообщают историки (ср. Suet. Caes. VI 39; Tac. Ann. XVI 34-35). Известен защитой в 70 н. э. доносчика Эгнатия Цел ера, осужденного Сенатом по представлению стоика Музония Руфа.
Лит.: Billerbeck M. Der Kyniker Demetrius: ein Beitrag zur Geschichte der frühkeiser-zeitlichen Populärphilosophie. Leiden, 1979; Kindstrand J. F. Demetrius the Cynic, - Philol 124, 1980, S. 83-98; Moles J. 'Honestius Quam Ambitiosius'? An Exploration of the Cynic's Attitude to Moral Corruption in His Fellow Men, - JHS 103, 1983, p. 103-123; Billerbeck M. Greek Cynicism in Imperial Rome, - Die Kyniker in der modernen Forschung. Hrsg. von M. Billerbeck. Amst, 1991, S. 147-166.
M. А. СОЛОПОВА
ДЕМЕТРИЙ ЛАКОНСКИЙ (Δημήτριος ο Λάκων) (ок. 150-75 ДО Η. Э.), фи-лософ-эпикуреец, ученик Протарха из Баргилии; учил сначала в Милете, затем в Афинах, где был близок наиболее видному представителю эпикуреизма этого времени Зенону Сидонскому, учителю Филодема из Гадары.
Фрагменты сочинений Д. сохранились в библиотеке папирусных свитков из Геркуланума. Тексты Д. показывают, что эпикуреизм в конце 2 в. до н. э. был весьма разносторонним учением, в котором был представлен широкий спектр проблем школьного учения от физики до этики. Как особенность философии Д. можно отметить его интерес к математике, в частности, известно о его критическом разборе «Начал» Евклида (о них писал и Зенон Сидонский), а также его разработку метода критического анализа и интерепретации текстов Эпикура.
Сохранились фрагменты следующих текстов Д.: сочинение по физике (РНегс. 124), в котором, возможно, обсуждалась и эпикурейская теология, в частности, антропоморфизм эпикурейских богов (ср.: De Falco 1923, p. 57); этому вопросу в рамках обсуждения широкого круга теологических проблем было посвящено отдельное сочинение Д. (РНегс. 1055); сочинение об устройстве космоса (РНегс. 1013), в котором Д. защищал мнение Эпикура о величине Солнца (по Эпикуру, она равна видимому размеру солнечного диска) против стоической критики Дионисия Киренского и Посидония; трактат «О геометрии» (РНегс. 1061), посвя-
302 ДЕМЕТРИЙ МАГНЕСИЙСКИЙ
щенный опровержению некоторых теорем из 1-й кн. «Начал» Евклида (по крайней мере, теорем 3-й, 9-й и 10-й) с точки зрения эпикурейского учения о бесконечно малых; разбор «Апорий» Полнена против «Начал» Евклида, в котором Д. отвечает на критику Полнена со стороны стоика Дионисия Киренского (РНегс. 1083, 1258, 1429, 1642, 1647, 1822); сочинение, в котором Д. рассматривал трудные места из Эпикура, считая, что от подобных проблем можно избавиться или с помощью толкования текста, или предположив, что текст испорчен переписчиками (РНегс. 1012;. Известно о сочинении Д. по этике, возможно, озаглавленном «Об образе жизни», Ката 8ίαιταν (РНегс. 1006), учебнике по физике и этике «Руководство» (Έγχειρίδιον),
Секст Эмпирик приводит мнение Д. о том, как можно в ходе логического доказательства избежать регресса в бесконечность (Adv. math. VIII 348-353), а также его толкование эпикуровского определения времени как «того, что привходит к вещам привходящим» (σύμπτωμα συμπτωμάτων) (Ibid. X 219-220, fr. 294 Usener).
Фрагм.: Puglia Ε. (ed.)· Aporie Testuali ed Esegetiche in Epicuro (PHerc. 1012). Nap., 1988; Romeo С Demetrio Lacone sulla grandezza del sole (PHerc. 1013), - CronErc 9, 1979, p. 11-35; Idem (ed.). Demetrio Lacone. Lapoesia (PHerc. 188 e 1014). Nap., 1988;
Лит.: De Falco V. L'epicureo Demetrio Lacone. Nap., 1923 (repr. 1987); Schmid W. Aus der Arbeit an einen ethischen Traktat des Demetrios Lacon, - Epicurea in memoriam H. Bignone. Gen., 1959, p. 179-195; Romeo C, PugliaE. Demetrio Lacone, - ΣΥΖΗΤΗΣΙΣ. Studi suir epicureismo Greco e Romano. Vol. II. Nap., 1983, p. 529-549; Puglia E. L'Enchiridion di Demetrio Lacone, - CronErc 16, 1986, p. 45-51; AngeliA., Dorandi T. Il pensiero matematico di Demetrio Lacone, - CronErc 17, 1987, p. 89—103; Puglia E. (ed.). Demetrio Lacone. Aporie testuali ed esegetiche in Epicuro (PHerc. 1012). Nap., 1988; Barnes J. Epicurean Signs, - OSAPh Supplem. vol., 1988, p. 91-134; RoselliA. Appunti per una storia dell'uso apologetico della filologia: la nuova edizione di Demetrio Lacone (PHerc. 1012), - SCO 40, 1990, ρ. Ι ΠΙ 38; Santoro M. Demetrio Lacone. [La forma del dio]. Nap., 2000.
M. А. СОЛОПОВА
ДЕМЕТРИЙ МАГНЕСИЙСКИЙ (Δημήτριος 6 Μάγνης) (сер. 1 В. ДО Н. э.), греч. писатель, известен как автор сочинений: 1) «О соименных поэтах и авторах» (IJepl των ομωνύμων ποιητών те και συγγραφέων); 2) «Об одноименных городах» (Περί συνωνύμων πόλεων); 3) «О согласии» (Περί ομονοίας). Соч. «О соименных авторах» использовал Диоген Лаэртий при написании своего историко-философского компендия (D. L. I 112; V 3). Соч. «О согласии» Д. посвятил Аттику и Цицерону, надеясь на то, что они воспользуются им в деле примирения Цезаря и Помпея.
