2020-05-25
66
Азирафель лихорадочно подмигнул.
- Ну посмотрите же, мой дорогой мальчик, прошу Вас.
Охранник сунул руку во внутренний карман и с удивлением вытащил оттуда шелковый платок цвета голубоватого гусиного яйца, с кружевной окантовкой. Азирафель сразу понял, что кружева были лишними, поскольку они зацепились за пистолет, выдернули его из кобуры и отправили в полет на другой конец комнаты, где он приземлился в миску с мармеладом.
Ребятишки разразились восторженными аплодисментами.
- Эй, а вот это неплохо! - сказала девочка-конский-хвостик.
Уорлок тут же перебежал комнату и схватил пистолет.
- Руки вверх, псы позорные! - радостно возопил он.
Охранники оказались в затруднительном положении.
Некоторые из них потянулись за собственным оружием, другие стали приближаться к мальчику, а кто-то, напротив, от него отпрянул. Остальные дети начали канючить, что они тоже хотят пистолет, а некоторые уже пытались выхватить оружие у тех охранников, которые были достаточно безрассудны, чтобы его достать.
|
|
|
Затем кто-то запустил в Уорлока горсть мармеладок.
Мальчишка взвизгнул и нажал на курок. Это был «Магнум 32», стоящий на вооружении ЦРУ, серое, тяжелое, не понимающее шуток оружие, способное с тридцати шагов взорвать человека, не оставив после него ничего кроме кровавого дыма, ужасного беспорядка и бумажной волокиты.
Азирафель моргнул.
Тонкая струйка воды вылетела из дула и окатила Кроули, который как раз выглянул в окно, пытаясь определить, не находится ли черная собака в саду.
Азирафель выглядел смущенным.
Но тут ему в лицо влетел кремовый торт.
Было почти три часа пять минут.
Взмахом руки Азирафель превратил все остальные пистолеты в водяные и вышел.
Кроули обнаружил его на подъездной дорожке - тот пытался извлечь из своего рукава обмякшее тельце голубя.
- Опоздал, - сказал Азирафель
- Я вижу, - сказал Кроули. - Это оттого, что его засунули в рукав, - он протянул руку, вытащил поникшую птицу и вдохнул в нее жизнь. Голубь что-то благодарно проворковал и, осторожно оглядываясь, улетел.
- Да я не о птице, - сказал ангел. - Пес. Он опоздал.
Кроули задумчиво покачал головой.
- Ну-ка, посмотрим.
Он открыл дверцу машины и включил радио.
- I-should-be-so-lucky,-lucky-lucky-lucky-lucky,-I-should-be-so-lucky-in-ПРИВЕТСТВУЮ, КРОУЛИ [65] .
- Привет. Хм, кто на проводе?
- ДАГОН [66] , ПОВЕЛИТЕЛЬ АРХИВНЫХ МУК, ВЛАДЫКА БЕЗУМИЯ, ПОДГЕРЦОГСТВО СЕДЬМОЙ ТРУБЫ. ЧЕМ МОГУ ПОМОЧЬ?
- Адский пес. Я просто хочу убедиться, что все в порядке.
- ВЫПУЩЕН ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД. А ЧТО? НЕ ПРИБЫЛ? ЧТО-ТО НЕ ТАК?
- Эээ, нет. Все в порядке. Просто отлично. Ого, я его вижу. Хороший пес. Прекрасный пес. Просто ужасающий. Вы там внизу отлично поработали, ребята. Что ж, приятно было поболтать, Дагон. До скорого, ага?
|
|
|
Кроули выключил радио.
Они посмотрели друг на друга. Из дома донесся громкий выстрел и звук разбитого стекла.
- Какая досада, - пробормотал Азирафель с легкостью, которую мог себе позволить лишь тот, кто не сквернословил уже шесть тысяч лет и не планирует начинать. - Должно быть, я один пропустил.
- Собаки нет, - сказал Кроули.
- Собаки нет, - сказал Азирафель.
Демон вздохнул.
- Давай в машину, - сказал он. - Надо это обсудить. И, Азирафель?..
- Да?
- Вычисти этот проклятый крем, прежде чем сядешь.
***
Это был жаркий, тихий день вдали от Центрального Лондона. На обочине дороги, ведущей в Тадфилд, пыль оседала на заросли борщевика. В живых изгородях гудели пчелы. Воздух был таким, словно то, что осталось от него вчера, сегодня разогрели повторно.
Раздался звук, будто тысячи металлических голосов крикнули "Хайль!" и тут же смолкли.
На дороге стояла черная собака.
То есть, должно быть это была собака. Нечто собакообразное.
Бывают собаки, при встрече с которыми вы понимаете, что несмотря на тысячи лет рукотворной эволюции, любого пса от волка отдаляют[1] [2] [3] [4] лишь две кормежки. Они двигаются медленно, целеустремленно - зов предков во плоти. Их зубы желты, дыхание зловонно, а хозяева кричат вам с безопасного расстояния: «да он же просто старый слюнтяй, отпихните его, если будет досаждать», а в зелени собачьих глаз вспыхивают и мерцают алые костры Плейстоцена.
Однако при виде этого пса даже такая собака постаралась бы небрежно проскользнуть за диван и притвориться, что в данный момент она чрезвычайно заинтересована своей резиновой косточкой.
Пес зарычал. Это был низкий, рокочущий звук свернутой в тугое кольцо угрозы, такой рык начинается в самой глубине одной глотки, чтобы оборваться на чьей-то другой.
С его челюстей капала слюна, с шипением прожигая асфальт.
Он сделал несколько шагов вперед и принюхался к неподвижному воздуху. Навострил уши.
Откуда-то издалека доносились голоса. Голос. Мальчишеский голос, но именно он был создан, чтобы подчинять и ему невозможно было не подчиниться. Когда этот голос скажет: «Рядом» - пес пойдет рядом, если скажет: «Убей» - пес убьет. Голос его хозяина[67].
Пес перемахнул через изгородь и не спеша потрусил по полю. Пасущийся там бык мгновение внимательно его разглядывал, взвесил свои шансы и поспешно ретировался к другому краю изгороди.
Голоса доносились со стороны небольшой рощицы. Пес подкрался, с его челюстей струилась слюна.
Один из голосов сказал:
- Он не станет. Ты всегда говоришь, что станет, а он никогда не делает. Попробуй-ка поймай своего папу на слове подарить тебе питомца. Какого-нить интересного питомца. И вот увидишь, эт будет чёта навроде палочника. Эт-то что твой отец посчитает интересным питомцем.
Пес изобразил собачий эквивалент недоуменного пожимания плечами, но тут же потерял ко всему интерес, потому что заговорил Хозяин, Центр его Вселенной.
- Это будет собака, - сказал он.
- Ага как же, ты нипочем не знаешь, что это будет собака. Никто не говорил, что это будет собака. С чего ты ваще взял, что получишь собаку, если тебе никто не говорил? Твой отец затянет песню, что она все время ест.
- Бирючину.
Третий голос был значительно чопорнее первых двух. Таким голосом может обладать человек, который перед тем как собрать модель из пластикового конструктора не только разложит и пересчитает все детали в соответствии с инструкцией, но и раскрасит те части, которые необходимо сперва раскрасить, а потом даст им спокойно высохнуть перед началом сборки. Все, что отделяло этот голос от карьеры дипломированного бухгалтера, было лишь вопросом времени.
- Они не едят бирючину, Уэнсли. Где это ты видел, чтобы собака ела бирючину?
|
|
|
- Я про палочников. Они и вправду очень интересные и едят друг друга, когда спариваются.
Повисла задумчивая пауза. Пес подполз поближе и понял, что голоса раздаются из ямы в земле.
Деревья фактически скрывали старый меловой карьер, теперь наполовину заросший колючим кустарником и вьюнком. Старый, но не заброшенный. Его пересекали следы, отполированные участки склона намекали на частое использование скейтбордов и говорили о регулярных тренировках велосипедистов на Стене-Смерти или, по крайней мере, на Стене-Серьезно-Ободранных-Коленок. Куски опасно истертой веревки спускались с доступных для лазанья зеленых ветвей. Тут и там листы гофрированного железа и деревянных досок были зажаты между расходящимися стволами деревьев. Обгоревшие останки кузова «Триумф Геральд Эстейт» утопали в крапиве, виднеясь лишь наполовину.
В одном углу грудой колес и проржавевшей проволочной сетки было отмечено место известного Затерянного Кладбища, куда прикатили умирать тележки из супермаркета.
Если вы ребенок, то такое место для вас показалось бы раем. Окрестные же взрослые называли его просто Яма. Пес всмотрелся в толщу крапивы и разглядел четыре фигуры, сидевшие в центре карьера на столь необходимом для всякого приличного тайного штаба реквизите - на ящиках из-под молока.
- А вот и нет!
- А вот и да!
- Спорим, что нет, - сказал первый голос. У него был такой тембр, который позволял определить его как принадлежащий юному существу женского пола, и он был окрашен нотками любопытства и ужаса.
- Вообще-то да. У меня было целых шесть палочников, до того, как мы уехали на праздники, и я забыл им оставить бирючину, а когда я вернулся, то увидел только одного. Толстого.
- Не-а. Это не палочники, это богомолы. Я видела по телевизору, там одна богомолиха съела другого, а он вроде даже этого и не заметил.
Последовала еще одна глубокомысленная пауза.
- А о чем они молятся? - спросил голос его Хозяина.
- Нинаю. Наверно о том, чтобы не жениться.
Псу удалось пристроиться так, чтобы одним своим исполинским глазом заглянуть в дыру в поваленной изгороди и прищуриться.
|
|
|
- По-любому, это будет как с великом, - авторитетно заявил первый голос. - Я думала, что у меня будет такой велик с семью скоростями и узким седлом, фиолетового цвета и все такое прочее, а они мне подарили бледно-голубенький. С корзиночкой. Девчачий велик.
- Ну, ты же девочка, - сказал один из голосов.
- А вот это вот - сексизм. Дарить людям девчачьи подарки только потому, что они девочка.
- Я намерен получить пса, - твердо сказал голос его Хозяина. Его Хозяин сидел к псу спиной, и он не мог пока разглядеть его черты.
- Ага, такого большого Ротвейлера что ли? - с уничижительным сарказмом спросила девочка.
- Нет, это будет пес, с котором можно повеселиться, - сказал голос его Хозяина. - Небольшой пес...
... глаз, видневшийся сквозь крапиву, внезапно исчез...
-... но такой, сообразительный, чтобы лазал по кроличьим норам и чтоб у него еще было смешное ухо, которое вечно вывернуто наизнанку. И истинный дворняга. С родословной.
В глубине карьера был неслышен[5] [6] [7] легкий хлопок, прозвучавший на самом его краю. Такой звук мог породить внезапный выброс воздуха в образовавшийся вакуум, появившийся, например, после того как большая собака внезапно стала маленькой.
Легкий щелчок[8] [9] [10] [11], последовавший за этим, наводил на мысль о том, что одно ухо только что удачно вывернулось наизнанку.
- И я назову его...- сказал голос его Хозяина. - Я назову его...
- Ну! - сказала девочка. - И как же ты его назовешь?
Пес замер в ожидании. Это был тот самым момент. Наречение. Именно это определит его цель, предназначение, его сущность. Глаза тускло мерцали красным огнем, правда теперь они были значительно ближе к земле, а слюни орошали крапиву.
- Я назову его Пес[68]! - сказал его Хозяин, весьма довольный собой. - Никаких проблем с таким именем.
Адский пес застыл. В глубине своего дьявольского мозга он понимал, что что-то пошло не так, но на свете не было ничего страшнее непослушания, к тому же стремительно растущая любовь к Хозяину разрушила все опасения. В конце концов, кому какое дело до его размера?
И он рванул вниз по склону карьера навстречу своей судьбе.
Это и правда было странно. Ему и раньше хотелось бросаться на людей, но теперь он вдруг понял, что вопреки всем ожиданиям, ему хочется одновременно с этим вилять хвостом.
***
- Ты говорил, что это он, - простонал Азирафель, рассеянно отковыривая последний кусочек кремового торта от лацкана. Он облизал палец.
- Это и был он, - сказал Кроули. - В том смысле, уж я-то должен знать наверняка, так ведь?
- Значит вмешался кто-то еще.
- Но больше ведь никого нет! Есть только мы, верно? Добро и Зло. Либо одна сторона, либо другая.
Он ударил по рулю.
- Ты даже представить себе не можешь, что с тобой могут сотворить там, внизу, - только и сказал он.
- Подозреваю, нечто схожее с тем, что могут сотворить там, наверху, - сказал Азирафель.
- Да, брось ты. Ведь ваши товарищи непостижимо милосердны, - кисло сказал Кроули.
- Да? А ты когда-нибудь бывал в Гоморре?
- Конечно, - сказал демон. - Там была замечательная маленькая таверна, в которой подавали потрясающий коктейль из перебродившего сока финиковой пальмы, с мускатным орехом и толченым лемонграссом...
- Я имею в виду после.
- А.
Азирафель сказал:
- Должно быть, что-то произошло в больнице.
- Исключено. Там было полно наших людей.
- Каких людей? - холодно поинтересовался Азирафель.
- Моих людей, - поправил себя Кроули. - Хорошо, не то чтобы прямо моих людей. Но этих... мм-м-м.... сам знаешь. Сатанистов.
Кроули попытался сказать это как можно пренебрежительнее. Помимо того, что мир был невероятно интересным местом, которым они хотели наслаждаться настолько долго, насколько это вообще возможно, существовало довольно мало вещей, по поводу которых эти двое сходились во мнении, но в чем они полностью соглашались друг с другом – так это во взглядах относительно людей, по той или иной причине решивших поклоняться Князю Тьмы. Кроули всегда было за них несколько неловко. Они не то чтобы заслуживали грубого обхождения, но он смотрел на них примерно так, как ветеран Вьетнамской войны смотрит на человека, пришедшего в полной боевой экипировке на собрание Соседского патруля[69].
Кроме того, они были удручающе полны энтузиазма. Взять хотя бы всю эту кутерьму с перевернутыми крестами, пентаграммами и петухами. Большинство демонов это просто озадачивало. В этом не было ни капли необходимости. Все, что требуется для того чтобы стать сатанистом – это лишь усилие воли. Вы можете быть одним из них и прожить всю жизнь понятия не имея о том, что такое пентаграмма, а с дохлым петухом быть знакомым исключительно на примере блюда «Курица а-ля Маренго».
Кроме того, некоторые сатанисты старого толка были вполне приятными людьми. Да, они произносили все положенные речи и проходили через все необходимые ритуалы абсолютно так же, как и те, кого они считали своими противниками, а затем просто отправлялись домой и жили себе тихой, скромной в целом заурядной жизнью всю оставшуюся неделю, не имея в голове никаких особенно зловещих размышлений.
Но что касалось всего остального...
Бывали такие люди, называвшие себя сатанистами, которые заставляли Кроули просто извиваться от чувства неловкости. И дело было не в том, что они творили, а в том, что они во всем винили Ад. Стоило какой-нибудь невообразимо тошнотворной идее, до которой ни один демон не додумался бы и в тысячу лет, поселиться в их голове, какой-нибудь безумной мрачной гадости, которую мог породить только полноценный человеческий мозг, как они начинали голосить: «Дьявол заставил меня сделать это!», и тут же вызывали сочувствие судей. В то время как все дело именно в том, что Дьявол едва ли когда-либо заставлял кого-нибудь что-то делать. Просто нужды не было. Но люди никак не могут взять этого в толк. Ад не был вместилищем зла, точно так же как Небеса, по мнению Кроули, не являлись источником добродетели. Это просто разные стороны в великой космической шахматной игре. Место, где действительно можно отыскать нечто неподдельное, неподдельную благодать и неподдельное леденящее душу зло — это глубины человеческого разума.
- Ах, - сказал Азирафель. – Сатанисты.
- Я не понимаю, как они могли что-то напутать, – сказал Кроули. – Я имею в виду, всего два младенца. Не слишком сложно, верно?.. – он замер. Из затуманенных глубин его памяти отчетливо проступил образ невысокой монахини, которая показалась ему на удивление безмозглой особой даже для сатанистки.
И там был кто-то еще. Кроули смутно припоминал трубку и вязаную кофту с таким зигзагообразным узором, который вышел из моды году эдак в 1938-ом. На ее обладателе словно бы было написано: «будущий отец».
Он рассказал об этом Азирафелю.
- Не так много для начала, - сказал ангел.
- Ну, еще мы знаем, что ребенок жив, - сказал Кроули. – так что...
- А откуда мы это знаем?
- Если бы он объявился Внизу, как ты думаешь, я бы все еще сидел здесь?
- И то верно.
- Значит, все что нам надо сделать – это его найти, - сказал Кроули. – Посмотрим больничные записи.
Мотор Бентли кашлянул, и машина рванула вперед так резко, что Азирафеля просто вжало в сидение.
- А что потом? – сказал он.
- А потом мы отыщем ребенка.
- А что потом? – машина влетела в поворот, ангел зажмурился.
- Не знаю.
- Боже правый.
- Я полагаю… уйди с дороги, придурок… ваши люди не согласятся … вместе с самокатом! … предоставить мне убежище?
- Я собирался спросить тебя о том же… Осторожно, пешеход!
- Раз вышел на улицу - значит знает, чем рискует, - сказал Кроули и подбавил газу, ловко втиснув Бентли между припаркованной машиной и такси таким образом, что между ними вряд ли бы уместилась и лучшая из кредитных карточек.
- Следи за дорогой! Следи за дорогой! В любом случае, где находится эта больница?
- Где-то к югу от Оксфорда!
Азирафель ухватился за приборную панель.
- Ты не должен ехать по центру Лондона со скоростью девяносто миль в час!
Кроули посмотрел на спидометр.
- Почему нет? – сказал он.
- Ты нас убьешь! - Азирафель мгновение поколебался, - Неприятным образом развоплотишь - поправился он, немного расслабившись. – В любом случае, ты можешь убить других людей.
Кроули передернул плечами. Ангел никогда по-настоящему не сталкивался с двадцатым веком и не понимал, что по Оксфорд-стрит вполне можно ехать со скоростью девяносто миль в час. Надо просто устроить все так, чтобы никого не было на твоем пути. А поскольку все знали, что по Оксфорд-стрит невозможно ездить со скоростью девяносто миль в час, то никто этого и не замечал.
В любом случае, машины лучше, чем лошади. Двигатель внутреннего сгорания стал божест... благосл... просто подарком судьбы для Кроули. В прежние времена, единственным видом лошадей для деловых поездок были огромные, черной масти скакуны с огненными глазами, у которых из-под копыт летели искры.
Для демона это было то, что французами называется de rigueur [2]. Обычно Кроули с лошадей падал. Он совсем не умел ладить с животными.
Где-то в районе Чизика Азирафель принялся рассеяно рыться в груде кассет, сваленных в бардачке машины.
- Что такое Velvet Underground?
- Тебе не понравится, - сказал Кроули.
- А, - пренебрежительно протянул ангел. – Би-боп.
- Ты знаешь, Азирафель, что если сейчас взять и попросить миллион людей описать современную музыку, то ни один не станет использовать слово «би-боп»? – сказал Кроули.
- А, вот это уже кое-что. Чайковский, - сказал Азирафель и вставил кассету в Блаупункт.
- Это тоже не понравится, - вздохнул Кроули. – Кассета провалялась в машине уже больше двух недель.
Тяжелые удары ритм-баса наполнили Бентли, когда они проносились мимо Хитроу.
Азирафель нахмурился.
- Не узнаю, - сказал он. – Что это?
- Это Чайковский. Композиция «Another One Bites the Dust», - сказал Кроули, закрывая глаза, они как раз проезжали Слау.
Чтобы скоротать время, пролетая мимо спящего Чилтерна они еще успели прослушать «We Are the Champions» Уильяма Бёрда и «I Want To Break Free» Бетховена.
Но ничто не могло сравниться с «Fat-Bottomed Girls» Вогана Уильямса.
***
Говорят, что лучшие мелодии принадлежат Дьяволу.
В широком смысле, это так. Зато все хореографы – на Небесах.
***
Равнина Оксфордшира простиралась на запад, рассеянным светом обозначая деревни, в которых честные йомены спали после длинного трудового дня, полного забот, редакционных совещаний, финансовых консультаций и разработок программного обеспечения.
На вершине холма вспыхивали светлячки огней.
Геодезический теодолит – один из самых страшных символов двадцатого столетия. Его появление в сельской местности свидетельствует только об одном: грядет Расширение Автомагистрали – о, да - и строительство жилищного комплекса на две тысячи домов в соответствии с Предписанием о Формировании Нового Облика Деревни.
Управленческие кадры будут предоставлены.
Но даже самые добросовестные геодезисты не проводят свои исследования в полночь, и кроме того, ножки теодолита слишком глубоко увязли в дерне. Не так уж много на свете теодолитов, к верхушке которых была бы привязана веточка лесного орешника, и не на каждом висят хрустальные маятники, а ножки обычно не украшают узором из кельтских рун.
Легкий ветерок колыхал полы плаща, накинутого на стройную фигуру человека, который регулировал ручки прибора. Это был очень тяжелый плащ, явно водонепроницаемый, с теплой подкладкой.
В большинстве книг о колдовстве говорится, что ведьмы работают нагишом. Это оттого, что большинство книг о колдовстве написали мужчины.
Молодую женщину звали Анафема Девайс. Она вовсе не была поразительной красавицей. Ее черты, если каждую из них рассматривать по отдельности, были на редкость симпатичны, но целиком ее лицо производило впечатление собранного наспех, без какого-то определенного плана. Возможно, самым подходящим словом, чтобы описать ее внешность было бы слово «благовидная», хотя люди, которые знают, что означает это слово могли бы также добавить «живенькая», правда, от слова «живенькая» веет пятидесятыми годам, так что скорее всего они этого не сделают.
Молодые женщины не должны гулять ночью в одиночестве даже в Оксфордшире. Но любой рыскающий по округе маньяк мог бы лишиться чего-то большего, чем просто работы, напади он на Анафему Девайс. Ведь она была ведьмой. И именно потому, что она была ведьмой, а значит девушкой разумной, она слабо верила в защитные амулеты и заклинания, вместо этого у нее был хлебный тесак футом в длину, который она носила за поясом.
Она посмотрела сквозь стеклышко и сделала еще одну пометку.
Она пробормотала что-то себе под нос.
Геодезисты часто бормочут под нос. Они бормочут что-то вроде: «В два счета проложим тут объездную дорогу», или: «Здесь три целых и пять десятых метра, плюс-минус комариное крылышко».
Но она бормотала нечто совершенно иное.
- Ночь темна/Блестит Луна, - приговаривала Анафема, - Восток на Юг/ На Запад на юго-запад[70]… запад-юго-запад... есть, поймала…
Она достала сложенную карту топографического агентства Ordinance Survey и посветила фонариком. Затем извлекла прозрачную линейку и карандаш. Прочертила линию на карте. Линия пересекла другую. Анафема улыбнулась, и вовсе не оттого, что ей показалось что-то забавным, а так, как улыбаются, когда особенно каверзная задачка наконец-то сошлась. Она сложила свой странный теодолит и прикрепила его к раме велосипеда, стоящего у ограды, убедилась, что Книга покоится в корзине, и выкатила на туманную аллею.
Это был очень древний велосипед, с рамой, по всей видимости сделанной из водосточных труб. Его собрали задолго до изобретения трехступенчатой передачи и, возможно, сразу после изобретения колеса.
Но городок был совсем рядом, прямо под холмом. Волосы струились на ветру, плащ позади нее надулся, словно тормозной парашют, и ее двухколесный джаггернаут с трудом ускорялся, прорываясь сквозь теплый, летний воздух. По крайней мере в этот час ночи на дорогах нет машин.
***
Мотор Бентли был розовым, розовым потому, что наконец-то начал остывать. В противоположность ему, температура кипения Кроули приближалась к критической отметке.
- Ты говорил, что видел указатель, - сказал он.
- Да, но он промелькнул так быстро. И в любом случае, я думал, что ты тут уже раньше бывал.
- Одиннадцать лет назад!
Кроули швырнул карту на заднее сидение и вновь завел мотор.
- Может быть нам следует кого-нибудь спросить, - сказал Азирафель.
- О, да, - отозвался Кроули. – Мы сейчас остановимся и спросим первого встречного, который посреди ночи прогуливается по... эээ... трассе, верно?
Он переключил скорость и вырулил на буковую аллею.
- Есть что-то странное в этом месте, - сказал Азирафель. - Чувствуешь?
- Что?
- Притормози на минутку.
Бентли вновь сбавил скорость.
- Странно, - пробормотал ангел. - Я улавливаю вспышки...
Он поднял руки к вискам.
- Чего? Чего же?
Азирафель пристально на него посмотрел.
- Любви, - сказал он. - Кто-то по-настоящему любит это место.
- Пардон?
- Похоже это и есть то самое великое чувство любви. Я не могу объяснить иначе. Особенно тебе.
- Ты имеешь в виду, как...- начал Кроули.
Раздался скрежет, крик и треск. Машина остановилась.
Азирафель моргнул, опустил руки и осторожно открыл дверь.
- Ты в кого-то врезался, - сказал он.
- Нет, не я, - сказал Кроули. - Кто-то врезался в меня.
Они вышли. Прямо за Бентли на дороге лежал велосипед, переднее колесо было закручено лентой Мебиуса, заднее зловеще пощелкивало, пока не замерло окончательно.
- Да будет свет! - сказал Азирафель.
Бледно-голубое свечение озарило аллею.
Из ближайшей канавы донесся голос:
- Как, черт возьми, вы это сделали?
Свет погас.
- Сделали что? - виновато сказал Азирафель.
- Ох, - теперь голос звучал растерянно, - кажется я обо что-то ударилась головой...
Кроули сердито сверкнул глазами на длинную металлическую полосу, зиявшую на черном глянце корпуса Бентли и на вмятину в бампере. Вмятина выправилась. Краска затянулась.
- Поднимайтесь, юная леди, - сказал Азирафель, вытаскивая Анафему из зарослей папоротника. - Кости не сломаны.
Это было утверждение, а не предположение. На самом деле небольшой перелом был, но Азирафель не смог удержаться от возможности сотворить добро.
- У вас были выключены фары...- начала она.
- Так же, как и у вас, - виновато сказал Кроули. – Баш на баш.
- Увлекаетесь астрономией, верно? - спросил Азирафель, возвращая велосипед в вертикальное положение. Из корзинки высыпались какие-то предметы. Он указал на потрепанный теодолит.
- Нет, - сказала Анафема. - В смысле, да. Вы только посмотрите, что вы сделали со старым беднягой Фаэтоном.
- Прошу прощения? - сказал Азирафель.
- Мой велосипед. Он весь согнулся в...
- Старинные машины удивительно живучи, - беспечно заметил ангел, передавая ей велосипед.
Переднее колесо поблескивало в лунном свете, безупречной формы, словно один из Кругов Ада.
Анафема уставилась на него.
- Ну что ж, раз все успешно разрешилось, - сказал Кроули, - возможно нам стоит вернуться к своим делам, эм. Эм. А Вы случайно не знаете дорогу в Нижний Тадфилд?
Анафема все еще пялилась на велосипед. Она была почти уверена в том, что на нем не было багажной сумочки с комплектом инструментов для ремонта проколотых шин, когда она выезжала из дома.
- Вниз вдоль холма, - проговорила она. – А это точно мой велосипед?
- О, разумеется, - сказал Азирафель, прикидывая не перестарался ли он случайно.
- Но я уверена, что у моего Фаэтона никогда не было насоса.
У ангела вновь появилось виноватое выражение.
- Но вот тут же как раз есть для него место, - беспомощно сказал он. - Два маленьких крючка.
- Вы сказали вниз вдоль холма? - спросил Кроули, пихнув ангела локтем в бок.
- Похоже я действительно ударилась головой, - сказала девушка.
- Мы бы Вас конечно подвезли, - быстро вставил Кроули, - но тут не хватит места для велосипеда.
- Разве что, на багажной полке, - сказал Азирафель.
- У Бентли нет...Ох. М-да.
Ангел сгреб рассыпавшееся содержимое корзинки на заднее сидение машины и помог ошеломленной девушке сесть.
- Мы не можем, - сказал он Кроули, - оставаться в стороне.
- Ты - быть может. Такой как я - вполне. У нас сейчас другие задачи, как ты прекрасно знаешь.
Кроули сердито посмотрел на новенький навесной багажник. Ремешки были украшены тартаном.
Велосипед сам собой взмыл в воздух и прочно привязался в нужном месте. Кроули сел в машину.
- Где Вы живете, моя дорогая? - елейным голосом спросил Азирафель.
- И фар у моего велосипеда тоже не было. То есть, были такие, с двумя батарейками, но они потекли, и я их выкинула, - сказала Анафема. Она сверлила Кроули взглядом. - У меня есть нож для хлеба, - проговорила она. - Где-то.
Это сообщение шокировало Азирафеля.
- Мадам, уверяю вас...
Кроули зажег фары. Он видел и без них, но на дороге могли попасться другие люди, и лучше бы их не нервировать. Затем он воткнул передачу и поехал вниз по склону. Дорога вынырнула из-под сени деревьев и через несколько сотен ярдов привела их на окраину небольшого городка.
Местность выглядела знакомо. Прошло уже одиннадцать лет, но что-то в памяти отозвалось, словно далекий колокольный звон.
- Здесь поблизости есть госпиталь? - сказал Кроули. - При женском монастыре.
Анафема пожала плечами.
- Не думаю, - сказала она. - Единственное крупное строение в округе - это Тадфилд Мэнор. Но я не знаю, что там творится.
