Исследовательские парадигмы и проблемно-тематическое наполнение

 

Как мы увидели в параграфе 2.3., в зарубежной науке политико-коммуникационная проблематика получила свое развитие в предметном поле общей теории коммуникации, в сфере медиаисследований, в недрах политической социологии, социологии общественного мнения и в политологии. Вспомним, что основными организаторами международного симпозиума «Транснациональные связи: вызовы и возможности для политической коммуникативистики» (2010) стали отдел политической коммуникации Международной коммуникативной ассоциации, Международная ассоциация политической науки, Международная Ассоциации медиа и коммуникационных исследований, Европейская ассоциация преподавания и исследования коммуникации, Международный коммуникативный журнал иВсемирная ассоциация по изучению общественного мнения.

В России обретение политической коммуникативистикой собственного научного статуса происходило по особому сценарию.

В перестроечное и первое постперестроечное время проблематика политической коммуникации продолжала развиваться внутри предметной области социологии массовых коммуникаций[79], при этом большинство исследователей массовой коммуникации были связаны трудовыми отношениями с факультетами или отделениями журналистики. В середине 1990-х гг. в профессиональной подготовке журналистов появились специальные учебные курсы, посвященные изучению тенденций развития мировой науки о коммуникациях. Традиция приобщения будущих журналистов к наиболее популярным идеям современной зарубежной коммуникативистики была заложена на факультете журналистики МГУ с опубликованием исследователем-американистом Лидией Михайловной Земляновой книги «Современная американская коммуникативистика. Теоретические концепции, проблемы, прогнозы» (1995).

Рис. 27. Л. М. Землянова (1929-2014), доктор филологических наук, Заслуженный научный сотрудник МГУ, автор серии работ, посвященных теоретическому осмыслению проблем и тенденций развития американской коммуникативистики [80]

 

Тогда же началось и обособление собственно коммуникативного исследовательского дискурса. Появились первые учебные пособия по социологии коммуникации и теории коммуникации[81].

В конце 1990-х – начале 2000-х гг. дисциплина под названием «Теория коммуникации» была включена в учебные планы подготовки студентов ряда социально-гуманитарных специальностей. В частности, теория коммуникации стала обязательной дисциплиной для журналистов, рекламистов и специалистов по связям с общественностью. Поэтому в начале 2000-х гг. появилось большое количество учебных пособий и учебников для студентов гуманитарных специальностей[82].

По всей стране стали открываться соответствующие кафедры. Как уже было сказано выше, в СПбГУ кафедра теории коммуникации появилась на факультете журналистики в 2001 году. А в следующем году близкая по исследуемой проблематике кафедра – социологии культуры и коммуникации – появилась и на факультете социологии. На протяжении ряда лет этими двумя кафедрами были реализованы совместные научные проекты и мероприятия, итогом которых стала публикация серии сборников, посвященных актуальным проблемам теории коммуникации[83].

Таким образом, можно говорить о появлении в середине 2000-х гг. в России национальной школы общетеоретических коммуникативных исследований. При этом большинство научных центров, занимавшихся разработкой проблем социальной коммуникации, было сосредоточено на факультетах и кафедрах по подготовке журналистов, рекламистов и специалистов по связям с общественностью. И если общая теория коммуникации в недрах учебно-образовательных учреждений, связанных с массово-коммуникативной деятельностью, развивалась вполне успешно, то политическая коммуникативистика, которая и представляет собой основной объект нашего анализа, самостоятельного статуса внутри российской коммуникативной науки обрести не смогла. Парадоксальная ситуация, когда «преподавание политической коммуникативистики лучше поставлено на политологических кафедрах, нежели на кафедрах, связанных с общей теорией коммуникаций»[84], в полной мере относилась и к СПбГУ. Так, в 2001-2010 гг. (с момента создания и до закрытия кафедры теории коммуникации) при наличии в учебных планах журналистов, специалистов по рекламе и связям с общественностью большого объема часов по общей теории коммуникации[85], специальные учебные курсы по политической коммуникации отсутствовали (правда, для студентов отделения «связи с общественностью» кафедра теории коммуникации читала серию курсов из цикла «политический PR»), а среди множества учебников и учебных пособий по теории коммуникации, изданных к тому времени по всей России и обеспечивавших учебный процесс, вполне отчетливую связь с собственно политической коммуникативистикой имели, пожалуй, лишь книги советского и украинского исследователя Георгия Георгиевича Почепцова.

 

Рис. 28. Г. Г. Почепцов (1949), доктор филологических наук, профессор, Заслуженный журналист Украины, президент Украинской ассоциации по связям с общественностью, специалист в области коммуникативных технологий и информационных войн

 

В отличие от практических руководств по организации и проведению избирательных кампаний, в изобилии издававшихся, как мы увидели в предыдущем параграфе, политтехнологами того времени, или сугубо научных исследований [86], ориентированных на специализированное академическое сообщество, или учебных пособий, в которых связь с общетеоретическими аспектами политической коммуникации была весьма слабой, книги Почепцова были в большей степени ориентированы на совмещение теории политической коммуникации и анализа актуальной практики. Особенности моделирования политической коммуникации и выявление закономерностей политико-коммуникационного процесса были описаны исследователем в одних из первых учебников по теории коммуникации[87], по связям с общественностью[88], информационным войнам и коммуникативным технологиям[89], имиджмейкингу[90], изданных на русском языке. Однако при всем внимании к теоретическим аспектам политической коммуникации учебная и научная литература, вышедшая из-под пера ученого, все-таки была ориентирована на решение практических задач в сфере организации эффективных политических коммуникаций, то есть соответствовала потребностям рынка коммуникационных услуг.

Отечественная теория журналистики продолжала изучение разных аспектов политико-коммуникационного процесса и даже достигла в этом плане определенных успехов. Так, в 2001 году диссертационный совет СПбГУ, принимавший к защите диссертации на соискание ученых степеней кандидата и доктора наук по специальности научных работников 10.01.10 «Журналистика», первым в России получил право присвоения диссертантам ученых степеней по политическим наукам. Заметим, что все предшествующие годы работы по журналистике защищались исключительно по филологическим наукам (по специальности 10.01.10 «Журналистика») либо по другим научным специальностям (чаще всего в диссертационных советах по политологии).

Системный характер стало приобретать преподавание политического функционирования прессы. В учебные планы подготовки журналистов стала входить специальная дисциплина – политология журналистики, которая позиционировалась ее разработчиками[91] как одна из разновидностей социальных теорий журналистики. Появились тематические профили в системе высшего журналистского образования[92].

В конце 2000 – начале 2010-х гг. в научно-образовательной отрасли журналистики стали происходить существенные изменения. Факультеты, отделения и кафедры журналистики по всей стране стали преобразовываться в научно-образовательные центры по изучению журналистики и массовых коммуникаций (как мы увидели в параграфе 2.3., аналогичный процесс в США протекал в 1980-х гг., а в Западной Европе – в 1990-2000 гг.). Например, кафедра журналистики Челябинского государственного университета в 2011 году была преобразована в кафедру журналистики и медиаобразования. В Дальневосточном федеральном университете журналистика претерпела долгую эволюцию – от отделения на филфаке к самостоятельному факультету, подразделению Института массовых коммуникаций и в 2011 году, с созданием гигантского ДВФУ, – к кафедре массовых коммуникаций, с весьма широким профилем учебной деятельности.

Такой же сложный путь журналистика прошла и в Казанском государственном (ныне в Приволжском федеральном) университете. С 1962 года на историко-филологическом факультете существовало отделение журналистики. В 1992 году оно получило статус самостоятельного факультета, а в 1994 году, когда к нему присоединили кафедры социологии и психологии, возникло новое структурное подразделение – факультет журналистики, социологии и психологии. С 2003 года факультет продолжил существовать под новым названием – факультет журналистики и социологии. В 2012 году на базе факультета был создан Институт массовых коммуникаций и социальных наук, который, в свою очередь, в 2014 году вошел в состав Института социально-философских наук и массовых коммуникаций.

В 2011 году реорганизация произошла и в СПбГУ. На базе просуществовавшего 65 лет факультета журналистики был создан Институт «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций». Ведущая теоретическая кафедра Института – кафедра теории журналистики – была переименована в кафедру теории журналистики и массовых коммуникаций. В марте 2012 г. в структуре Института появилась новая кафедра – связей с общественностью в политике и государственном управлении, единственное на тот момент российское учебно-научное подразделение со специализацией на подготовке кадров для PR-структур политических организаций и органов власти. Впрочем, данная кафедра стала единственным структурным подразделением ВШЖиМК, которое «вписало» в сферу своих научных интересов политическую коммуникативистику, правда, в аспекте организации прикладных политических коммуникаций.

Наряду с этим свои позиции стали усиливать профессиональные сообщества исследователей массовой коммуникации. Так, в 2011 г. была создана Национальная ассоциация исследователей масс-медиа, декларируемой целью которой стало «объединение российского интеллектуального потенциала в области исследований СМИ, коммуникации и журналистики и создание площадки для продуктивного диалога»[93].

Однако при всем сближении предметных полей политической теории прессы и политической коммуникативистики каждый из обозначенных сегментов продолжало и продолжает свое автономное существование. Политическая теория журналистики акцентирует свое внимание на аспектах, которые не интересуют коммуникативистов: жанры политической журналистики, произведение и методика журналистского труда, личность журналиста, специализирующегося на политической проблематике. В то же самое время политическая коммуникативистика занимается изучением закономерностей и особенностей функционирования и других видов практической политико-коммуникационной деятельности: политическую пропаганду, политическую рекламу и политический PR.

Однако принципиальным расхождением в научных интересах политической журналистики и политической коммуникативистики является то, что «номенклатура данной специальности (10.01.10 «Журналистика» - З. Х.) ограничивает исследовательскую проблематику исключительно медийными вопросами»[94], что не позволяет науке о политической журналистике «расцениваться как адекватная замена политической коммуникативистики»[95].

В условиях очевидной «размытости» политико-коммуникационного научного дискурса концептуальное осмысление феномена политической коммуникации взяли на себя российские политологи.

Одним из первых проблемы теоретического обоснования политической коммуникативистики как особого направления политологических исследований в России стал исследовать московский политолог Михаил Николаевич Грачев. В своих научных статьях и монографических изданиях[96], а впоследствии и докторской диссертации[97] М. Грачев изложил оригинальное видение принципов теоретико-методологического анализа политической коммуникации.

 

Рис. 29. М. Н. Грачев (1962), доктор политических наук, профессор, действительный член Академии политической науки [98], профессор РГГУ и МГГУ им. М. А. Шолохова

 

Вопросы определения дисциплинарной принадлежности и обретения политической коммуникативистикой научного и учебного статуса одним из первых перед академическим сообществом поставил другой московский политолог Александр Иванович Соловьёв.

Рис. 30. А. И. Соловьев (1951), доктор политических наук, вице-президент Академии политической науки, Почетный работник высшего профессионального образования РФ, председатель редакционного совета РАПН [99], профессор МГУ им. М. Ломоносова и МГИМО (У) МИД РФ

 

Статья исследователя[100], в которой были высказаны идеи концептуального осмысления теоретических оснований политической коммуникации в России, стала самым цитируемым источником по данному научному направлению – на конец 2016 г. в Российском индексе научного цитирования было зафиксировано 202 цитирования. Именно А. И. Соловьев стал редактором одного из первых в России учебных пособий по политической коммуникации[101] и фундаментального издания «Российская политическая наука» (в 5 томах), обобщающего итоги научного развития отечественной политологии за два столетия и в последние двадцать лет[102], а также автором монографии[103].

Еще одним исследователем, вклад которого в становление политической коммуникативистики в России неоценим, стала Лидия Николаевна Тимофеева.

Рис. 31. Л. Н. Тимофеева (1952), доктор политических наук, профессор, председатель Правления Российской ассоциации политической науки, вице-президент Академии политической науки, член Президиума Международной ассоциации конфликтологов, профессор РАНХиГС

 

Л. Н. Тимофеева – единственный из российских политологов, активно занимающихся разработкой проблем теории политической коммуникации, который имеет базовое журналистское образование (отделение журналистики Ростовского государственного университета, 1975; отделение молодежной печати Высшей комсомольской школы в Москве, 1978) и большой опыт работы в практической журналистике (17 лет).

Здесь стоит сделать небольшое отступление. В конце 2000-х гг. РАПН, о которой уже упоминалось выше, приступила к реализации масштабной исследовательской программы под названием «Субдисциплина». Проблемы, изучаемые в современной политологии, были поделены на тематические направления, разработка которых была поручена конкретным исследовательским коллективам РАПН во главе с руководителем – признанным специалистом в области политической науки. Результаты исследований в течение 2010-2011 гг. были опубликованы в специальном разделе журнала «Полис» и продолжают публиковаться издательством «РОССЭП» в виде сборников и монографий из серии «Библиотека РАПН».

В исследовательские коллективы (или Исследовательские комитеты, как их принято называть в РАПН) были включены ученые из разных регионов России. Лидии Тимофеевой, которая долгое время занималась разработкой разных аспектов политической коммуникации[104] и даже руководила методологическим семинаром кафедры политологии и политического управления РАГС (ныне РАНХиГС)[105], было поручено руководство Исследовательским комитетом РАПН по политической коммуникативистике. Итогом разработки исследовательской группы политико-коммуникационной проблематики стал сборник научных трудов «Политическая коммуникативистика: теория, методология и практика», вышедший в 2012 г. под редакцией Л. Н. Тимофеевой.

Если резюмировать научные дискуссии, которые политологи развернули вокруг вопроса дисциплинарной принадлежности и научного статуса политической коммуникативистики, то можно увидеть вполне отчетливую тенденцию к «вписыванию» данной научной отрасли в предметное поле политических исследований.

М. Грачев считает политическую коммуникативистику особым направлением в политологии, которое «использует широкую систему представлений и понятий, большей частью заимствованных из смежных дисциплин, главным образом из психологии и социологии коммуникации»[106].

А. И. Соловьев, один из самых цитируемых в современной российской политологии исследователей, во вступительном слове к учебному пособию по политическим коммуникациям, о котором шла речь выше, отмечает: «На фоне интенсивных исследований информационно-коммуникационных процессов все рельефнее видятся очертания политической коммуникативистики – науки, изучающей природу и строение информационно-политической сферы общественной жизни, характерные для нее механизмы и тенденции развития публичных и непубличных контактов, формы эволюции общения правящих кругов и гражданского общества. Как показывает опыт, эта субдисциплина (курсив мой. – З. Х.) развивается тем успешнее, чем более заметную роль играют политические коммуникации в репродукции механизмов государственного управления и социализации индивида, выстраивании новой системы представительства интересов граждан и, в конечном счете – в становлении информационного общества и соответствующих структур властного регулирования в публичной сфере»[107].

Субдисциплина в политологии понимается как часть научной отрасли политологии, специализирующаяся на изучении особых аспектов объекта науки (в данном случае – политической сферы) и использующая специфический методологический инструментарий.

Вопрос о принадлежности предметного поля политической коммуникативистики как субдисциплины к предметному полю именно политологии рассматривала в своих трудах и Л. Н. Тимофеева. Она – в отличие от предыдущих исследователей – больше склонна к определению «политической коммуникативистики как особой предметной области, отличной от исследования как информационно-коммуникационных составляющих политики, так и политики в информационно-коммуникативной сфере»[108], то есть к признанию за данной отраслью науки права на автономный дисциплинарный статус.

Тем не менее доминирующей в современной науке является следующая позиция относительно статуса и содержания теоретических исследований политической коммуникации: «Российская политическая коммуникативистика переживает процесс институализации, формируются институциональные площадки научного дискурса, осуществляется подготовка научных кадров, происходит консолидация научного сообщества; институализация способствует закреплению за политической коммуникативистикой статуса субдисциплины в рамках политической науки»[109].

Очевидно, что институциональными площадками научного дискурса политологи считают свои профессиональные объединения (АПН и РАПН), а также научно-образовательные центры по подготовке политологов, специализирующихся на политико-коммуникативной проблематике. Например, до недавнего времени[110] в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, штатным сотрудником которой является Л. Тимофеева, реализовывалась магистерская программа «Политическое управление и связи с общественностью» для направления «Политология» – для магистрантов этой программы исследовательница преподавала дисциплину «политическая коммуникативистика». Специальная магистерская программа «Политическая коммуникация» для направления «политология» реализуется в Уральском федеральном университете, а подготовку бакалавриата для направления «Политология» по образовательной программе «Политическая коммуникативистика» осуществляет факультет политологии МГУ, сотрудником которого, как мы помним, является А. Соловьев[111].

Однако ни политологи, ни медиаисследователи на сегодняшний момент не смогли обеспечить политической коммуникативистике высокую степень институционализации. Приходится согласиться с мнением о том, что «ситуация с профессиональным гильдиями во многом отражает ситуацию в академической науке. Большинство организаций не имеют прямого отношения к политико-коммуникативной проблематике, но при этом обозначают ее как одну из затрагиваемых проблем, не желая специализироваться на ней непосредственно»[112].

Подведем промежуточные итоги.

Российская политическая коммуникативистика в 2010-х гг. все еще находится в поисках своих концептуальных оснований и дисциплинарной принадлежности. Теоретические вопросы изучения политических коммуникаций наиболее полно рассматриваются в предметном поле политологии, в то время как исследованием теоретических основ организации прикладных политических коммуникаций занимаются специалисты из другой сферы – политической журналистики, связей с общественностью и политической рекламы. В условиях нарастания значимости массово-коммуникативного контекста политического процесса актуальным становится выделение в предметном поле медиаисследований проблемно-тематической специализации по политической коммуникации. Также есть потребность в осознании места политической коммуникации в структуре общей теории коммуникации. Показательным является отсутствие в структуре ведущего профессионального объединения исследователей и преподавателей коммуникации – Российской коммуникативной ассоциации, созданной еще в 2000 г., – секции по политической коммуникации. Как мы помним из параграфа 2.3., такая секция есть в структуре Международной коммуникативной ассоциации, и именно она задает тон в исследованиях по политической коммуникации.

Если говорить о проблемно-тематическом наполнении отечественной политической коммуникативистики, то окажется, что наиболее полно в научном дискурсе представлена классическая политологическая проблематика, во многом соответствующая актуальным вопросам зарубежной политической коммуникативистики (см. параграф 2.3.). Однако есть аспекты, которым в России уделяется особое внимание, что позволяет отечественным исследователям претендовать на роль мировых лидеров по разработке некоторых сегментов теории политической коммуникации.

Исследователь И. Лебедев выделяет следующие перспективные для отечественной политической коммуникативистики проблемно-тематические направления: «Во-первых, российской политической коммуникативистике по силам внести значительный вклад в конституирование и развитие категориального аппарата коммуникативистики как таковой и способствовать его превращению в полноценную терминологическую систему. Другие направления, по которым российская политическая коммуникативистика может внести значительный вклад в общемировую, – концептуализация понятий политического рынка и рефлексия базового инструментария политического маркетинга, а также ретроспективный анализ инструментов немаркетинговой коммуникации, рефлексия политической роли СМИ и политической составляющей массовых коммуникаций, а также проблематики государственной информационной политики и вопросов обеспечения информационной безопасности. Анализ синтетических форм политических коммуникаций – смеховой и кризисной, а также проблематики информационного воздействия на процесс принятия политических решений со стороны конкретных групп интересов и рефлексия вопроса информационного лоббизма и ряда других политико-коммуникативных явлений также является перспективным направлением для российской политической коммуникативистики»[113].

Как видим, у отечественной политической коммуникативистики огромный запас научных знаний, которые мы можем явить мировому академическому сообществу. Конечно, круг перспективных проблем так широк, что в одном пособии их не охватить. Однако проблемно-тематические направления, которые находятся в исследовательском поле теории журналистики и массовых коммуникаций и по которым в Высшей школе журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ накоплен довольно богатый опыт, станут объектом нашего рассмотрения в следующей части данного учебного пособия. К числу таких направлений относятся:

- понятие политического рынка, инструментарий политического маркетинга и практика организации политических маркетинговых коммуникаций;

- инструментарий немаркетинговой коммуникации и практика организации пропагандистских кампаний;

- политическая журналистика в реализации политических целей;

- политические аспекты массовых коммуникаций;

- медиакоммуникации и гражданская активность.