Детство военных и послевоенных лет

 

Ищенко (Борисенкова) Любовь Александровна

ур. д. Косичино Людиновского р‑на Калужской обл., проживает в г. Калуге

 

Нашу деревню оккупировали фашистские войска в 1942 году. Мне было шесть лет. Некоторые люди говорят, ну что можно помнить в этом возрасте, а у меня до сих пор все в памяти и перед глазами.

Наш дом заняли немцы, нас выгнали на улицу. Приютили – семья брата папы. Домик был маленький, но жили три семьи.

Отец ушел на фронт и не вернулся.

Воспоминания – это тяжелый труд, нужно все пропустить через сердце. А это так нелегко. Самые страшные воспоминания – это декабрь 1943 г. – апрель 1945 г. Жители деревни и наша семья были загнаны в товарные вагоны для отправки в неволю.

В сентябре 1943 года наша деревня была освобождена от фашистских захватчиков, а для нас всех начиналась страшная жизнь на чужбине. Еще ребенком я узнала слово крематорий. Привезли нас, не помню названия места, выгнали из вагонов, построили, погнали мыться в баню, но оказалось: люди входили, а из бани не выходили. Взрослые поняли, что это не мыть будут, а сжигать. Стали шепотом прощаться, до нашей шеренги осталось человек несколько, чтобы войти в баню, из которой не было бы возврата к жизни, но на наше счастье загудела тревога (сирена, алярма – так называли немцы, они очень ее боялись).

Наши войска вели атаки. Нас быстро немцы погнали снова в вагоны и повезли дальше. Пригнали в Германию в направлении Шпандаувек в лагерь Райсбрюк (Равенсбрюк – прим, ред.) – это название помнил мой брат. Жаль он умер, не дожил до образования нашего Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Лагерь обнесен колючей проволокой, усиленно охранялся. Взрослые и подростки угонялись с утра до вечера на работы. Мы, дети, оставались в бараках. Голод, страх нас никогда не покидал. Ждали родителей, чтоб поесть один раз в день вареной брюквы или морковки. Поэтому я сейчас инвалид 2‑й группы, у меня все внутри больное.

По утрам в бараки к нам приходили немцы, немки с собаками, с плетками и переводчиком, чтобы проверить, нет ли больных, особенно они боялись тифа. Если обнаруживали тиф, то семью увозили и сжигали, в бараках делали дезинфекцию. Еще помню, как при проверке утром маму немец заставил поднять брошенный окурок, а мама отказалась. Принесли скамейку, положили ее и стали бить плеткой, а потом погнали на работу.

Я очень болела. К концу 1944 года отнялись ноги, перестала ходить. Имею шрам на подбородке, немец мне оставил на память.

Прошло 54 года после войны. Помню, как нас освободили. Рано‑рано утром к нам в лагерь проникла наша разведка. Услышав такие слова их: «Тише, матери, мы вас к обеду освободим», – все стали обниматься, плакать от радости. Да! К обеду нас освободила Советская Армия. Нас везли на попутных машинах до определенных пунктов. В одном из пунктов, помню, принесли нам наши солдаты патоки и белого хлеба, но не велели много есть детям, боялись, будет заворот кишок.

Много было в пути событий, все не опишешь.

Наступил долгожданный момент – добрались до своей земли – Родины. Вышли на своей станции, упала наша мама на землю, стала ее целовать и горстями ко рту прикладывать. А нам сказала: «Дети, я вас привезла домой хотя больными, но живыми. Живите дружно, честно, а я не жилец» – и вскоре умерла от туберкулеза легких. Это страшно мне вспоминать, как у нее изо рта текла кровь.

Нас с младшей сестрой определили в детский дом с. Мосур Барятинского района. Помог директор Людиновского тепловозостроительного завода.

Ну, теперь я инвалид 2‑й группы, но оптимистка. Уже третий год поддерживаю связь с БМУ и работаю в комитете Калужского городского отделения Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Мне хочется сделать людям хотя бы что‑то приятное.

 

Моя судьба

 

Капусткина (Фенькина) Анна Ивановна

1929 г.р., ур. пос. Великое Поле Калужской области

 

Я, Капусткина Анна Ивановна (девичья фамилия – Фенькина), 1929 года рождения, 26 октября родилась в Калужской области Жиздринского района Петровского сельсовета, пос. Великое Поле.

До войны жили в колхозе хорошо. Я закончила четвертый класс, и вдруг – война.

Осенью 1941 года в начале октября к нам ворвались немцы. Все были пьяные, веселые, но люди были напуганы их посещением и старались не показываться им на глаза. Пошла жизнь под страхом. Начались бомбежки.

Потом наши отогнали немцев. При отступлении немцы по соседству с нами в деревне Петровка расстреляли всех мужчин. Когда наши отступили и немцы вернулись, было это в 1942 году, в январе 21 числа. Тогда немцы сожгли наш поселок. Сначала у нас отобрали коров. Собрали стариков и под оружием приказали гнать коров на станцию Зикеево, а жителей поселка выгнали из домов кто в чем был. Матери несли малолетних детей, а старушки несли иконы. Потом нас, как скот, загнали всех в один большой дом, а с того конца стали поджигать наши дома. Мы думали, что и нас подожгут, но когда загорелся предпоследний дом, нас выгнали и погнали в сторону станции. Догнали до железнодорожного переезда и вернули назад. Наши дома уже догорали, кругом, то там, то здесь, взрывались патроны после отступления фронта. Осталось два каменных дома без крыш на весь поселок.

Перезимовали, а весной 43‑го, в апреле месяце, нас вывезли в Белоруссию. Нас остановили в местечке Щучино, а потом через два месяца – в г. Лида Гродненской обл. В августе нас отправили в Германию.

Жили в лагерях г. Нордхаузен. Работала на заводе Норд‑Верк. Будучи несовершеннолетней, работала по 12 часов и в дневную и в ночную смену. А в ночную сон‑то берет свое – только голову опустишь (а тут немец старший над нами, ходил все время с кружкой воды), а он в лицо эту воду плюхнет, и сидишь смену мокрый у станка. Кормили плохо. Каждый день кольраби, а хлеб пекли с добавлением древесной муки. У людей стали болеть желудки. Когда на заводе в цеху получился обвал, нас перевезли в поселок Ильфельд. Там тоже мы жили в лагере за проволокой, и цех наш тоже перевели туда.

И вскорости стало слышно, что американцы наступают. Перед приходом американцев нас вывезли в лагерь Дора (Гарцунген) и хотели уничтожить, но американцы опередили.

Наутро в наш лагерь ворвались танки. До нашего прибытия в лагерь немцы всех уничтожили. Американцы там обнаружили электрические стулья, а потом пришел человек, который скрывался в горах, и рассказал: перед тем, как нас привезли в лагерь, немцы заставили мужчин копать себе могилу. И в этот ров их закопали живьем. Американцы заставили местных откопать этот ров, и там оказалось 27 человек. Местные жители сделали 27 гробов и похоронили их в братской могиле. Хоронили всем лагерем, был митинг, так как там были русские, белорусы, итальянцы и французы и даже два немца (их считали изменниками). Это было жуткое зрелище. Мы стояли и смотрели, когда вытаскивали их из ямы. У кого шинель закручена на голове, у кого кусок одеяла, кто рубашку натянул на голову: страшно смотреть смерти в глаза. Все это пришлось пережить.

Когда война закончилась, американцы передали нас нашим. Везли нас на машинах через Варшаву до Ковеля, а в Ковеле погрузили в пассажирские вагоны до Брянска.

Приехали домой в августе месяце. И дома голодовка. Ели лебеду, собирали мерзлую картошку. Трудная была судьба, учиться дальше не пришлось, надо было помогать родителям.