Роль Патриарха Никона в борьбе с еретическими «новшествами» при исправлении богослужебных книг

Повсеместно, в течение веков в общественном мнении господствует точка зрения, что именно Патриарх Никон ввел новшества в богослужебные книги и обрядность. При этом игнорировалось мнение даже таких историков как Митрополит Макарий (Булгаков), в том числе некоторые его утверждения, с очевидностью свидетельствующие не о борьбе со старыми обычаями и обрядами, а о сравнительно недавно тогда внедренных новшествах, искажающих церковное учение[366].

Парадокс заключается в том, что и в известных книгах можно было бы при желании обнаружить истину, но желание это ни у кого не возникало.

Вот как об этом периоде российской истории пишет С.Михайловский:

«В недрах Церкви боролись между собою два направления, совершенно противоположные друг другу, но одинаково неблагоприятные истинному духу Церкви. С одной стороны здесь уже деялась тайна беззакония, приготовлявшая отступление от нас тех, которые от нас изыдоша, но не бяша от нас: болезнь, имевшая произвести безобразный струп раскола, сильно заразила здравое тело Церкви, и делалась день ото дня опаснее. Невежество помрачило чистоту нашего древнего вероучения изобретением новых неизвестных Церкви, догматов; обезобразила древний величественный чин православного богослужения искажением богослужебных книг, установлением новых, чуждых Церкви, обрядов, и злоупотреблением в существеннейших частях богослужения — в пении и чтении; наконец — расстроило самый порядок церковного управления грубым своеволием и неповиновением власти церковной. Между тем все это прикрывалось святыми и в высшей степени дорогими для сердца русского именами православия и священной древности».^[367]

Казалось бы, лучше и не выразишь суть исправления Патриархом Никоном еретических нововведений «тайны беззакония». Но на такие доводы по ранее не понятным причинам никто не реагировал.

 «Неужели оттого, что одни крестились двумя перстами, чтили старопечатные книги, осьмоконечный крест и пели сугубую аллилуйю, а закон других предписывал трехперстное знамение, служение по исправленным Патриархом Никоном книгам, почитание четырехконечного креста и тройную аллилуйю – неужели от этого 10 миллионов народа отпали от прочей массы русского населения, чуждаются ее, избегают общения с нею? …Нет, не эти отступления раскололи русский народ на две половины»^[368]

Причина раскола была гораздо глубже. За внешней незначительностью обрядовых разногласий скрывается глубокая ересь, включая отрицание Триединства Бога, отрицание Святой Троицы^.[369]

При этом внимательное изучение многократно изданных материалов обнаруживает подтверждение того, что Патриарх Никон боролся именно с еретиками - расколоучителями старообрядчества. Имеются в виду новшества, которые начинались еще с пресловутого, придуманного «видения» инока Ефросина о том, что нужно сугубить аллилуйю, со Стоглавого собора, но особое распространение получили в середине XVII века.

Для доказательства этого далеко не общепринятой трактовки событий XVII века можно привлечь как широко известные, но по необъяснимым причинам, невнимательно прочитанные материалы, так и открытые сравнительно недавно архивы изданий XVII века.

Например, С. Михайловский пишет: «Как глубоко и как широко пустили свои ядовитые корни нововводные заблуждения, составляющие основу раскола»^[370].

Основанием для появления еретического двуперстия в России середины XVII в. явились ереси, искажающие православное учение о Святой Троице и Боговоплощении. Лжеучения новых ересиархов основывались на древних ересях манихеев, ариан и несториан и являлись новым проявлением ереси жидовствующих.

Ересиархами, исповедующими вышеуказанные лжеучения до раскола, явились старцы Капитон, Антоний (Подольский), а затем протопоп Аввакум.

«Сначала всех раскольников называли в Москве «Капитонами», от чернеца Капитона, распространявшего раскол, но скоро увидели, что Капитон был лишь один из многих, что раскол проник всюду».^[371]

В сочинении XVII в., направленном против ереси Капитона, говорится, что Капитон явился основателем «новой ереси», которую он распространял, «выйдя из лесов», среди крестьян «простых в разуме», представляя себя «посланником вышнего Бога». Главное обвинение против капитоновского учения заключалось в том, что оно отрицало триединство Божества - Троицы.

Как известно, отрицание догмата триединого Бога составляло наиболее характерную черту лжеучения новгородско-московских еретиков XV –XVI в. в.

О возрождении ереси жидовствующих в раскольническом движении XVII в. свидетельствуют многие источники, в том числе старообрядческие.

Так из летописных источников явствует, что в Вологду был сослан по делу патриарха Никона поп Сысой, новгородец. В доносе на него царю Алексею Михайловичу указывается: «Тот поп Сысой богохульныя и жидовския речи говорил на Спаса нашего, Иисуса Христа вслух многим людям…».^[372]

Другой ересеучитель, Аввакум, очень известный вождь старообрядчества, учил, что Единосущная и Нераздельная Троица имеет «три равныя существа или естества»: «Зри, Игнатий, соловянин, и веруй трисущную Троицу. Несекомую секи по равенству, не бойся, едино существо на три существа тожде и естества», писал этот раскольничий «священномученик» соловецкому старцу Игнатию.

Он учил, что «воплотивыйся от Духа Святого и Марии Девы Единородный Сын Божий был Сыном Божиим не по существу, а лишь по благодати». ^[373]

Таких же еретических воззрений придерживались и другие столпы старообрядчества, например, Лазарь. Характерны прения о вере между дьяконом Федором, Аввакумом и Лазарем. Протопоп Аввакум говорил об этом:

«Увы мне, грешному! Ей, слезами достойно есть!» и далее он сокрушается о том, что его духовный сын Федор, «молодой щенок», отрицает его толкования о Святой Троице и схождение Христа во ад трактует якобы ложно. За это протопоп его проклинает. А что же говорит об этих прениях сам Федор?

«Они, протопоп Аввакум и поп Лазарь, начали Троицу на тех престолах исповедовать: и трибожну, и трисущу говорят, и в трех лицах, но три состава, а Христос на четвертом престоле сидит и самого существа божественного не исповедывают, но только силу и благодать от сыновней ипостаси, излившуюся на Деву, а самое существо сыновне и Духа Святого на землю никогда не сходит, но сила и благодать посылается. Дух свят не сам же сходил в пятидесятницу, глаголют. Так они описывают божество Святой Троицы плотским разумом. А во ад схожение Христово с плотью по восстанию из гроба исповедует Аввакум, а восстание Христово от гроба не называет воскресением, но восстанием токмо, а воскрес-де, когда из ада вышел. А Лазарь глаголет, только душу бывшую в аду силою Божества и без плоти, до восстания из гроба, и восстание Христово от гроба называет воскресением- Лазарь и Аввакуму противится в том. И в предложении святых даров они оба мудрствуют- с начала проскомидии совершенно тело Христова и кровь. А основа Церкви на Петре апостоле, а не на Христе самом. Я, дьякон Феодор, всего их мудрствования не приемлю, но отметаю».^[374]

Эти вопиющие отрицания всего того, что составляет сущность православной веры не могли остаться незамеченными. Однако, Патриарх Никон, который обличил еретиков, в массовом сознании становится даже виновником раскола. Так «тайна беззакония» искажает действительные исторические факты!

Тем не менее, в глубоко неграмотной и невежественной стране еретические измышления не встречали отпора. Протопоп Аввакум был очень популярен. Он умел убеждать. Поэтому гибель боярыни Морозовой полностью на его совести.

«Это был человек железной воли и непреклонного, неуступчивого характера, фанатик в преследовании своих целей и отстаивании своих убеждений. В приходе, где он был священником, приходят музыканты с медведями. Аввакум считает такое скоморошество грехом. Без дальних околичностей он ломает маски и бубны, один медведь избит им, другой выпущен в поле». ^[375]

«Главный из расколоучителей протопоп Аввакум «заражен был противо- христианскими мыслями, высказывал богохульные мысли о Святой Троице, о воплощении, о погребении и сошествии Иисуса Христа во ад, о душе человеческой и об ангелах».^[376]

Удивительное по своей простоте и доходчивости описание духовных исканий простого крестьянина Ивана Александрова, который прошел путь от полного отрицания православной церкви до полного разочарования в разнообразных «согласиях» и лже- доводах староверов яснее ясного свидетельствует, что термин «старообрядец» не соответствует своему содержанию:

«Я родился от православных родителей, крещен был православным священником, но с возрастом постепенно охладевал к хождению в храм Божий для молитвы, и если изредка ходил, то без всякого к тому усердия, потому что в нашей стороне находится много старообрядцев: Спасова, Филиппова, Федосьева и других согласий, которые говорили мне, что ныне в церковь ходить не нужно, ибо в ней царствует антихрист. и что которые в нее ходят, те невидимо поклоняются антихристу.

Все они старались уверить меня, что настало от лет Патриарха Никона царство последнего антихриста, что архиереи и священники великороссийской церкви суть слуги антихристовы…троеперстное сложение называли печатью антихриста и приводили на это доказательство из 91 главы, как впоследствии оказалось, подложного «седмитолкового апокалипсиса».. Они дали мне с этого подложного апокалипсиса список, и я, читая его, по своей простоте, всему писанному в нем верил, и вполне убедился, что ныне уже царствует антихрист, и троеперстное сложение есть, действительно, печать антихристова…. Поэтому необходимым признал снова креститься, но недоумевал, от кого именно креститься: от филипповцев или федосьевцев. Так как те и другие одинаково утверждают необходимость крещения, а между собой имеют раздор, обзывают друг друга еретиками, то у меня и явилась мысль расследовать, кто из них правее, чтобы безошибочно можно было принять крещение. Сталь рассматривать их разногласия, но сколько ни рассматривал, не нашел достаточной причины, из-за которой следовало бы им разделяться; все же однако федосьевцев находил более справедливыми и потому готов был принять от них крещение». ^[377]

Беседуя с наставниками различных согласий, крестьянин Иван Александров пытливо искал ответы и в Священном Писании: можно ли спастись без Святого причастия, как можно получить благодать не через епископов, так как у старообрядцев нет преемственной благодатной хиротонии, и многое другое. От ответов на такие простые эти вопросы наставники разных согласий уклонялись:

«Поэтому я решился, наконец, заняться исследованием о Церкви великороссийской, проверить, правду ли о ней мне говорили, что будто от лет патриаршества Никона она впала в ереси и чрез то лишилась благодати Святого Духа. После долговременного и тщательного рассмотрения я убедился, что Церковь великороссийская, согласно со всеми Святыми отцами, всегда веровала и ныне православно верует во единого Бога по существу, но славимого в Троице лиц Божества; она учит и ныне так же, как учили древние Святые отцы, что Бог Отец не рождается и не исходит ни от кого, Сын Божий рождается от Отца, Дух Святый исходит от Отца. Она учит, что Сын Божий нашего ради спасения сошел с небес, воплотился от Духа Святого и Марии Девы, и вочеловечился, потерпел за нас страдания, распятие, смерть и погребение. Словом, она учит всему тому, чему учит веровать Символ православный веры. Великороссийская Церковь проповедует, что в Церкви Христовой должна быть непрерывною священная иеpapxия или священноначалие: епископ, пресвитер и диакон, она учит, как учили все святые отцы, что епископы, как Апостолы от Христа, посылаются от своих старших епископов, а не сами собою входят в словесное стадо, яко лжепастыри, — что преемство епископского чина никогда не прерывалось и не прервется, потому что Церковь без епископа существовать не может».^[378]

Иван Александров после длительных бесед с наставниками разных согласий пришел к следующему окончательному выводу:

«Я вполне убедился и в том, что старообрядцы несправедливо обвиняют Патриарха Никона за внесение новостей в богослужебный книги, потому что Патриарх Никон исправлял книги не самовольно, но с согласия русских святителей и по совету восточных патриархов, которых предшественник Никона Московский патриарх Иосиф велит слушать как самого Христа (Книга о Вере лист. 232). Триперстное сложение, троекратное аллилуйя, пятипросфорие, имя Спасителю с двумя гласными буквами Иисус, и прочее, что старообрядцы называют новостями, все это до веры не касается, и было принято не новою, а древнею Церковью. Я сам видел книги, писанные и печатанные за много лет до патриаршества Никона, в коих все вышеупомянутые порицаемые старообрядцами особенности православной Церкви находятся, и потому их новостью именовать нельзя».^[379]

Напрасно современные старообрядцы утверждают, что еретическое толкование учения Святой Троицы протопопом Аввакумом ему лишь приписывается. Многие источники свидетельствуют об обратном.

«При всем своем рвении к старине Аввакум, выступая в роли законодателя раскола, сам создал еретическое учение, начав именно отрицать единосущность Троицы и утверждать, будто в ней три существа, как три лица. «Не спрятався, сидят три Царя Небесные»,- писал он по этому поводу^.[380]

«И в этом случае, однако, создавая несомненно еретическое учение, Аввакум опирался на старину, ссылаясь в числе своих доказательств на одну из старых русских книг, где, благодаря допущенной опечатке, Троица названа «трисущной».^[381] Цитируемый автор, по всей вероятности, старообрядец, таким образом пытается оправдать легендарного протопопа.

Именно Аввакум явился автором учения а двоеперстии. Вот как оно появилось, а лишь потом уже «вдруг» стали обнаруживаться списки Стоглава (все разные).

При патриархе Иосифе на печатном дворе обосновались «боголюбцы», которым царь безраздельно доверял.

«Люди, которым он доверил издание и печатание церковных книг, вовсе недостойные такой высокой доверенности, наполняли их множеством ошибок и грубых прибавлений. В это-то время явилось в церковных книгах лжеучение о сугубой аллилуйи, и прибавление слова «истинного» в восьмом члене символа веры. Кроме того, издатели книг, воспользовавшись благословением патриарха напечатать составленную из разных сочинений книгу «о вере единой, истинной и православной и о святой Церкви», включили в нее в лжеучение о самом важном для старообрядства предмете —включили аввакумовский толк о сложении перстов, огражденный ссылкою на Феодорита, и помещавшийся еще прежде ' в сборнике, известном под названием «книги Кирилловой», хотя в нем помещалось одно только слово Кирилла иерусалимского об Антихристе»[382]

Наконец, чтобы нововводное лжеучение успешнее внушить юным умам, жаждущим просвещения, оно внесено в предисловие учебной псалтыри и в сокращенный катехизис Петра Могилы, несмотря на то, что в киевском катехизисе, с которого он напечатан, ясно предписывается креститься тремя перстами.

Ничуть не удивительно, что собор Московский 1666-1667 г.г. «отлучил от церковного общения как еретиков и раскольников» последователей протопопа Аввакума и его сторонников.^[383] И дело не в двоеперстии, в не так уж и существенных обрядовых отличиях, а в их еретическом толковании.

На соборе 1666-1667 г.г. царь Алексей Михайлович с глубокой скорбью сказал:

«Насеял небесный Домовладыка плодовитую ниву нашей православной державы пшеницею чистого благочестия. Но завистливый враг в то время, как мы, поставленные стражами над ней, дремали, всеял куколь душевредный. Куколь этот – душепагубные ныне насеянные расколы, которых тлетворное прозябение тщится искоренить чистую пшеницу слова Божия истинной кафолической веры. Вот уже богохульное их плодоношение не только обносится по различным странам, городам и весям врученного нам от Бога царства, но и в самый сей город вомчалось и дошло до наших рук в свитках и коснулось наших ушей словестно. Многие скудоумные, заразившись сим душеубийственным злоплодием, как бы вне ума были, заблудились от церкви в новопрозябшие сонмища, отвергли крещение, грехов своих иереям Божьим не исповедали, тайнам животворящим не причащались, кратко сказать, весьма от церкви и от Бога отчуждились». ^[384]

Если вчитаться в эту довольно непростую речь, то очевидно, что речь идет о новых богохульных веяниях, а не о сохранении старины.

Историк Муравьев А.Н. пишет о том, что когда Патриарх Никон прочел на древнем саккосе митрополита всея Руси Фотия, за 250 лет до того привезенного из Греции, символ веры, вышитый жемчугом, и когда сравнил его текс в новых печатных книгах, равно как и чин литургии, то ужаснулся, видя полное их несоответствие. ^[385]

Сравнительно недавно стали доступны для изучения материалы Московского собора 1666-1667 годов. Относительно старообрядцев решения собора однозначны: собор отмечал, что необходимо придерживаться символа веры, «как святые и богоносные отцы на Первом Вселенском соборе в Никее и на Втором Вселенском соборе в Константинополе» приняли.^[386] В Определении Московского собора упоминается и необходимость придерживаться троеперстного перстосложения «по древнему преданию святых апостолов и святых отцов».^[387]

Именно «древнему», а не новому!

При изучении древних церковных книг, по которым следовало исправлять находившиеся в употреблении поврежденные, Никон случайно встретил в документе об учреждении патриаршества в России следующее место «Мы делаем справедливо, когда уничтожаем все новшества в обычаях Церкви; ибо мы видим, что новшества всегда являются виною смятения и раскола в Церкви. Но мы должны следовать заповедям св. отцов и, чему они учили, содержать неповрежденно, без добавлений и опущений»[388].

Поэтому он решил уж теперь открыто выступить со своими планами и просил Алексея Михайловича в 1654 году созвать в Москве собор ради исправления церковных книг. Никон предложил собравшимся архиереям вопрос: «Должно ли следовать новым, в Москве напечатанным книгам, в которых нашли много неправильного и неточного, или – лучше сказать многое, что погрешительно уклоняется от древних греческих и славянских книг,—или же должно отдать преимущество древним греческим и славянским книгам, содержащим один и тот же устав, исполняя который, как восточные богословы и учители, так и московские святители приобрели благословение Божие». После долгих рассуждений, в которых «Никон своим красноречием воспламенял сердца, как пламенем огня», пришли к решению, что справедливо и законно исправлять новые книги по сравнению с древними греческими и славянскими текстами

Оппозиция обнаружилась уже тогда: епископ Коломенский Павел точно также, как и два архимандрита, один игумен и два протопопа отказались подписать это соборное постановление».[389].

Кроме того, так как исправление церковных книг касалось всей греческой Церкви, то нужно было получить еще согласие константинопольского патриарха. Эта миссия была возложена на ученого грека Иммануила, который должен был также спросить патриарха Паисия и относительно некоторых обрядов, например, крестного знамения, и некоторых литургических формул, например пения, аллилуйя. Паисий в свою очередь созвал собор, который подтвердил постановление московского собора и осудил Павла Коломенского с его приверженцами. Вместе с этим он направил ответы собора на 26 вопросов, предложенных Патриархом Никоном. Паисий отправил также дословно верный список Никейского символа, как неизменного образца, к которому не должно быть прибавляемо ни единого слова и из которого ни единого слова не должно быть выпускаемо; так как греко-российская Церковь во всем согласна с Востоком, то она должна поступать по древним письменным преданиям и учениям православной восточной Церкви, которые содержатся в древних греческих и славянских церковных книгах. «Я радуюсь — видит Бог»,—так писал он Никону, — «и из глубины души моей ценю написанное тобою ради достоинства и разума, данного тебе Богом»[390].

Немедленно Патриарх Никон приступил к делу. Арсений Суханов, теперь настоятель Троице -Сергиевой лавры, был снова отправлен, чтобы собрать или купить в древних монастырях древние рукописи.

Так он приобрел их 505 в Афонском монастыре, в числе их было Евангелие 605-го года, псалтирь —1055 года и служебник 1055 и 1200 года. Кроме того Никону прислали еще около 200 рукописей патриархи — константинопольский, александрийский, антиохийский и сербский, равно как многие митрополиты, архиепископы и протопресвитеры.

Весною 1655 года созванный собор, в котором принимали участие патриарх антиохийский Макарий, патриарх сербский Гавриил и митрополиты—никейский Григорий и молдавский Гедеон, еще раз подтвердил постановления соборов 1654 года в Москве и Константинополе.[391]

Кроме того, согласились относительно крестного знамения, потому что патриарх Макарий, при согласии других чужеземных святителей, объяснил, что издавна был обычай делать крестное знамение тремя перстами. Тех, которые по армянскому обычаю полагали бы крестное знамение двумя перстами, анафемствовали.

Таким образом, если бы вдруг Патриарх Никон пошел на поводу у раскольников, то это означало бы разрыв с братскими православными Церквями. Кроме того, широко известно, что восточные церкви были как-бы «старшими» по отношению к русской Церкви.

Патриарх Никон всеми своими действиями утверждает, что Русская Православная Церковь не может быть Церковью изолированной, что она есть часть Вселенской Церкви, что между частями этой Церкви должно быть каноническое общение и согласие, и восстает против самостоятельного принятия ответственных, важных решений, способных привести к нарушению канонического единства Церкви, без совета и благословения Вселенских Патриархов. Так же последовательно Патриарх Никон выступает и за полную самостоятельность Церкви от светской власти (об этом подробно заговорят лишь в начале ХХ в.)^[392]., так как Церковь - Богом созданное учреждение, для управления которым необходимо иметь благодать апостолов, а не благодать на управление царством.

Против этого постановления опять поднялась оппозиция, особенно со стороны тех, которые должны были пред собором подвергнуться ответственности за порчу богослужебных книг. [393] Этот важный мотив расколоучителей нигде не отмечен историками.

Эти известные и даже почитаемые при дворе люди, даже состоящие в родстве с царской семьей, не хотели быть обвиненными в ереси и продолжали обвинять Патриарха Никона.

Павел Коломенский за свое упрямство был лишен епископского сана, а Аввакум со своим помощником, князем Львовым, был сослан в Соловецкий монастырь, Даниил—в Астрахань.

В следующем 1656 году также происходил собор, который подтвердил ранее принятое решение.

Влияние Никона па дела печатного двора сказалось раньше его патриаршества,—не позже 1650 года. Вступив на патриарший престол, Никон немедленно обратил особенное внимание на дела этого двора. Двор оставался в ведении Дворцового Приказа, но уже в 1652 году новые справщики были назначены по выбору и указу патриарха. В самом начале следующего (1653) года Никон делает одно и очень важное распоряжение. Опись печатного двора,

произведенная в конце 1649 года, обнаружила, что состав «правильных» книг, по которым исправлялись книги в печать, был крайне неудовлетворителен: книги были исключительно славянские и в большинстве печатные, — харатейных оказалось только 23, письменных 11; причем почти все они были ветхи, гнилы, неполны и разбиты.

Особо важны были те отличия, которые были допущены при издании Псалтыри, печатавшейся с 9 октября 1652 по 11 февраля 1653 г.; так как в них, были опущены статьи о двуперстии и о поклонах[394].

Уничтожение этих статей вызвало возмущение прежде всего среди справщиков. Старцы Иосиф Наседка и Савватий сразу же оставили свои должности. Перед наступлением великого поста в 1653 году Патриарх Никон разослал по церквям «Память» о необходимости креститься тремя перстами и о поклонах.

«Память» вызвала открытое недовольство. Немедленно, конечно по совету всех «боголюбцев», Аввакум и Даниил составили челобитную, где привели

свидетельства от книг о сложении перстов и о поклонах, которую подали царю. Царь не дал решения по этой челобитной. Борьба с приверженцами «старых» форм возрастала.[395]

Вожаками этих приверженцев «старых» форм, которые называли себя староверами, кроме Павла, Аввакума и Даниила, был Иван Неронов, протопоп московского казанского собора, попы Никита из Суздаля, Лазарь из Романова, Лонгин из Мурома, московский диакон Феодор Иванов и монахи Капитон и Григорий Они поносили Никона всеми возможными способами, говоря, что он более не пастырь стада, а волк в овчарне; они называли его «еретическим князем», «сыном ада», «богоотступником», «предтечею антихриста», «другом сатаны». Они не обращали внимания лишь на то, что исправление Никона имело за себя древнейшие подлинные тексты.

 

Несмотря на причиняемые оскорбления, Никон сначала поступал весьма снисходительно с религиозными возмутителями. Но когда таким способом он ничего не -достиг, он был вынужден обратиться к строгим мерам.

Павел Коломенский, «военачальник полка праведных», был наказан кнутом и сослан в Палеостровский монастырь. Равным образом протопоп Неронов, который сначала был сослан в Симонов монастырь в Москве, был заточен в Вологодский монастырь; здесь он раскаялся, был помилован и под именем Григория поступил в монашество. Протопоп Даниил был лишен своего сана и по приговору гражданского суда был брошен в астраханскую тюрьму, где он и умер. Лонгин также окончил свою жизнь в муромской тюрьме.

Между тем Аввакум, умевший приобрести расположение царя, вместе со своим семейством был сослан в отдаленную местность Сибири. Царь Алексей, желавший только, чтобы все окончилось без шума и возмущения, еще вполне одобрял поведение Никона; Никон еще стоял на высоте своего могущества, был чтим и уважаем, как ни один патриарх до него и после него,- но в лагере его противников его падение было уже делом решенным[396].

Никон однако же предупредил своих врагов: 10-го июля 1658 года, по окончании литургии, положив посох чудотворца Петра пред Владимирскою иконою Божией Матери, он объявил громко всему народу, что он уже не хочет быть более патриархом московским и удалился в Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь. Аввакум возвратился в Москву из своей Сибирской ссылки. Как в Сибири, так и здесь он пропагандировал свое дело, и к нему примкнули многие высокопоставленные лица: Исайя, князь Салтыков, княжна Евдокия Урусова, боярыни —Марья Данилова и Феодосья Морозова, равно как и игуменья Иустиния. В этом проявилась огромная опасность для Церкви. Это стало возможным исключительно при попустительстве царя.

Если до сих пор к оппозиции примыкали только низшие классы народа, то теперь она охватила высокие и высшие круги. Тем не менее опомнились и взялись за дело и церковные власти. Когда деятельность Аввакума приняла революционный характер, он был сослан на берег Мезени, где он оставался 18 месяцев, пока не был заключен под стражу в Пафнутьевский монастырь. Все они помимо прочего отрицали необходимость просвещения.

В то время как Патриарх Никон заводил библиотеки с сочинениями греческих, античных и иных классиков, насаждал школы, типографии, выписывал киевских, афонских ученых мужей, устраивал иконописные мастерские, заводил новые ремесленные производства и т.д, Аввакум называл греческих и малороссийских философов песьими сынами^[397].

В начале 1654 года состоялась передача печатного двора в ведение патриарха; который стал полновластным распорядителем на этом дворе за все время своего управления русскою Церковью; все указы, направлявшие деятельность печатного двора, с этого времени исходили исключительно от имени патриарха.[398]

Между тем в духе Аввакума продолжал действовать дьякон Успенского собора Феодор, написавший «Опровержение Никоновских новшеств».

По удалении Никона местоблюстительство патриаршего: престола было поручено Крутицкому митрополиту Питириму. Враг Никона, он был любим ревнителям «недавней старины». Является к нему Неронов. Питирим любезно принимает посетителя, хотя тот пришел и не во-время. Неронов открывает Питириму, что будто- бы ему было видение Спасителя, повелевшего служить по «древним» Служебникам. Питирим ответил:

«верю, отче: может Господь творить преславныя». Неронов действует решительнее. Он подает царю челобитную о том, чтобы Никон, как можно скорее, был низложен, а на его место был назначен другой; в феврале следующего (1660) года, действительно, состоялся собор по делу об оставлении Никоном кафедры. Недовольный этим, Неронов снова бьет челом самодержцу, чтобы быть собору для рассуждения уже не о Никоне, а об исправлении церковных книг. Неронов при этом настаивал, чтобы не обращаться за советом к восточным патриархам, по указанию которых Никон взялся за свое дело Очевидно, Неронов надеялся, что при этом условии возвращение к старым порядкам возможно.[399]

Время не сохранило до нас церковных поучений Никона.

Может быть он и совсем не писал их, а произносил только устно. Осталось однако же несколько других его сочинений, которые служат для потомства памятником глубокого и светлого его ума, обширной начитанности, основательного знания слова Божия, писаний отеческих и правил церковных, пастырской ревности о вразумлении заблуждающих, любви к просвещению, и — особенно к истории отечества.[400]

29 апреля 1666 года царь Алексей Михайлович открыл в Кремле собор русских архиереев. Целью собора было дать оценку процессу исправления книг, а также решить судьбу Патриарха Никона. Позиция собора, сводившаяся к прекращению открытой вражды внутри церкви и постепенному внедрению новых обрядов и книг, была четко выражена в обширном соборном уложении. В нем указывалось на необходимость водворения более строгого благочиния в церковной службе, исполнении церковных треб и поведении священнослужителей, поскольку именно деятельность духовенства давала повод раскольникам критиковать церковь. При этом лидеры старообрядцев были осуждены и лишены возможности восстановить свое влияние в церковных кругах. Но по вопросу о судьбе Патриарха Никона мнения разошлись, и царь понял, что без собора восточных патриархов не обойтись.

Но беда для царя заключалась в том, что так называемы «восточные патриархи» были смещены со своих кафедр, поэтому необходим был подкуп как этих мнимых «Патриархов», так и Паисия Лигарида.

Протопоп Аввакум достаточно разбирался в обычаях московских властей, чтобы догадаться о подкупленности будущих своих и Патриарха Никона судей и без чтения финансовых документов^[401].

Попросту говоря, Паисий александрийский и Макарий антиохийский были не теми, за кого себя выдавали. Да еще и о Лигариде прошел слух, что он отлучен иерусалимским патриархом как неправославный.

На прямой вопрос Патриарха Никона Макарий антиохийский (правда, бывший) заявил на соборе, что Лигарид является православным: «Газский митрополит во дьяконы и в попы ставлен в Иерусалиме, а не в Риме - про то-де он, антиохийский патриарх, ведает подлинно». Гораздо дальше пошел в защите Лигарида царь Алексей Михайлович, объявивший участникам большого церковного собора, что газский митрополит живет истинно... и грамота у него поставленная есть и свидетельствована, а (об) отлучении его от иерусалимского патриарха грамоты не бывало». Как видим, Алексей Михайлович покрыл Лигарида, но в его словах прозвучал мотив отлучения, что было известно лишь узкому кругу лиц, т.е. царь проговорился.

Лигарид полученные якобы для своей епархии деньги отсылал к себе домой на остров Хиос. Он попросту спекулировал на желании русских властей помочь притесняемым мусульманами единоверцам!

Патриарх Нектарий писал о Паисии Лигариде: «даем подлинную ведомость, что он отнюдь не митрополит, не архиерей, не учитель, не владыка, не пастырь, потому что он столько лет отстал и по правилам святых отец есть он подлинно отставлен и всякого архиерейского чина лишен, только именуется Паисий». Православной церковью он проклят, зато «латыни свидетельствуют и называют его своим, и папа римский берет от него на всякий год по двести ефимков». То есть московские деньги шли отчасти анафемствованному изгою, отчасти папе римскому, которого в Москве называли чуть ли не первым врагом православия!

Вот такие «судьи» осудили Патриарха Никона и сослали в ссылку.

«Восточные патриархи», бывшие на суде, были задарены русским правительством и, кроме того, их совершенно изолировали от сторонников Святейшего, от которых они могли бы узнать все беззаконие, совершавшееся над последним. При всем том и сами патриархи колебались по поводу осуждения Никона.^[402]

    Наконец, не все русские епископы были согласны на строгое осуждение своего Первоиерарха, в особенности Черниговский архиепископ Лазарь Баранович, один из самых просвещенных иерархов того времени, уважаемый за свою благочестивую жизнь самим Государем. К нему примкнули на Соборе Симон, архиепископ Вологодский, и Мисаил, епископ Коломенский.

    Поэтому на втором заседании Собора вместо обвинения все безмолвствовали, несмотря на то, что Государь требовал улик против Патриарха Никона.

На последнем заседании Собора Святейшему был объявлен приговор – Патриарх был лишен сана, с сохранением только иночества, и присужден к заточению в Белозерский Ферапонтов монастырь. По прочтении приговора, тут же восточные Патриархи сняли с Патриарха. Никона святительские знаки и надели на него простой монашеский клобук. Святейший Никон спрашивал, зачем в отсутствие Царя и в малой церкви, а не в том же соборе Успения, где некогда умоляли его вступить на Патриарший престол, ныне неправедно и втайне его низлагают. Но ответа не получил.

Когда патриархи сняли с него патриарший клобук и панагию, он с горькой усмешкой заметил: «Возьмите это себе, разделите жемчуг между собой: достанется каждому золотников по пяти, по шести, сгодится вам на пропитание на некоторое время. Вы, бродяги, турецкие невольники, шатаетесь всюду за милостыней, чтобы было чем дань заплатить султану! Возьмите,- продолжал Патриарх Никон, - и мою мантию, если желаете!».^[403]

Прямо с этого «суда Синедриона» Патриарха отправили в ссылку в Ферапонтов монастырь, затем перевели в Кирилло-Белозерский монастырь. В ссылке Патриарх терпел лишения и скорби 15 лет.

Достопримечательна эта трагедия, которая произошла на «великом соборе» 1666-1667 г.г.: могущественный Патриарх Никон сходит со сцены истории, а дело его жизни, исправление книг и обрядов православной русской Церкви, санкционируется на вечные времена, конечно—за дорогую цену.[404]

Таким образом, Патриарх Никон довольно быстро разобрался с существом и целями «ревнителей», предвидел и раскол, и грядущую гибель отечества, и поэтому предпринимает активнейшие начинания во всех областях жизни, борясь с церковно-общественными, гражданско-государственными недугами всеми доступными ему средствами: мольбами, протестами, своим удалением с кафедры, отряхиванием праха от ног своих, анафемой на правонарушителей, грозными пророчествами, своей непреклонной стойкостью в посылаемых на него гонениях и т.д.