Достоверность наших познаний о фактах биографии Святейшего Патриарха Никона

Доступность архивов, до недавнего времени закрытых, позволила полнее исследовать судьбу материалов судного дела Патриарха Никона, что дает основания усомниться в подлинности наших устоявшихся знаний о соборе 1666-1667 годов.

Различия в описаниях суда над Патриархом Никоном у разных авторов просто удивительны. Недоумение вызывает тот факт, что Патриарх не ответил на грамоту восточных патриархов, содержащую в свою очередь ответы на 26 вопросов Лигарида, зато написал книгу «Возражение…» на вопросы не участвующего в соборе Симеона Стрешнева и ответы на них ничтожного интригана Лигарида? Не рука ли это все того же вездесущего Лигарида?

История материалов о судном деле была изложена в материалах археографической комиссии по документам Московской Синодальной (бывшей Патриаршей) библиотеки:[405]

«Судное дело о патриархе Никоне, послужившее материалом для настоящего тома, напечатано в том виде, в каком оно хранится ныне в Синодальной, бывшей Патриаршей библиотеке. Подлинник его состоит из 12 столбцев различных размеров и одной тетради.

Это судное дело, первоначально хранившееся в Приказе Тайных дел, неоднократно описывалось и приводилось в порядок.

По Указу царя Алексея Михайловича от 5-го октября 1660 года, дела об отречении Никона от патриаршего престола были переданы в Посольский Приказ думному дьяку Алмазу Иванову, по описи, подлинник которой хранится в Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. В настоящем томе подобная же опись, составленная под наблюдением дьяка Алмаза Иванова и им скрепленная, напечатана под №114.

5 октября 1666 года часть переданных в Посольский Приказ дел была доставлена на собор в Патриаршую Крестовую палату».

Далее идет разрыв информации о судном деле, которую можно восстановить лишь по крупицам сведений.

Известно, что 24 февраля 1710 года царь Петр Первый повелел графу Никите Моисеевичу Зотову разобрать и переписать в Ближней канцелярии дела Тайного Приказа, хранившихся в Печатном приказе, и отослать их в Ближнюю походную канцелярию.

В ноябре 1713 года (более чем через 3 года!!!) Зотов исполнил возложенное на него поручение, но тем не менее дела Тайного Приказа, между которыми находилась часть судного дела о патриархе Никоне, были оставлены в Ближней царской канцелярии в Москве, «впредь до указа», но когда последовал указ об отправлении дел Тайного Приказа в Петербург- из дел не видно. Хотелось бы заметить, что и в каком объеме судное дело возвратилось- археографической комиссии выяснить не удалось. Просто она описала то, что осталось.

Известно также, что 13 декабря 1715 года граф Никита Зотов докладывал царю о разборе дел Тайного Приказа. В 1835 году эти дела, между которыми находилась часть дела о патриархе Никоне, поступили в Государственный архив из Сенатского архива, который помещался в подвалах 12 коллегий и по случаю наводнения 1824 года очень пострадал. При этом многие дела настолько пострадали от сырости, что невозможно разобрать их содержание.[406]

 Далее археографическая комиссия перечисляет лиц, которые могли использовать документы, относящимися к судному делу о патриархе Никоне. «Первым воспользовался этими документами Газский митрополит Паисий Лигарид для своей истории о Московском соборе 1666-1667 года и о суде над Патриархом Никоном, которая и была представлена им царю Алексею Михайловичу».

Царь разрешил Лигариду «свободный доступ» к царским книгохранилищам. Пустили козла в огород!

Симеон Полоцкий осенью 1667 года завершил свой труд о деяниях Московского собора 1667 года. Как комментирует этот труд митрополит Макарий, это не точное описание, а сказание. Хотя этот труд не отличается ни строгой точностью, ни полнотой, но археографическая комиссия считает его заслуживающим доверия. Однако затем комиссия дополняет это суждение фразой, которая перечеркивает возможность полного доверия к труду Симеона Полоцкого в силу того, что мы сегодня знаем о Лигариде - об этом «деятеле» и не митрополите, и не газском, и даже не православном:

«Митрополит Паисий Лигарид и Симеон Полоцкий при составлении своих трудов пользовались взаимной помощью и иногда служили друг другу в качестве переводчиков, что можно видеть из сочинений Паисия Лигарида «О соборах на патриарха Никона».

 Как следует понимать сведения комиссии об использовании Новиковым материалов рукописей Синодальной библиотеки при издании Древней Российской Вивлиофики, но при этом Новиков ссылается на выступление на соборе архимандрита Борисоглебского Полоцкого монастыря, которого в судном деле не оказалось?

Кроме того, известительная грамота 12 декабря 1666 года напечатана Новиковым «с копии, которая во многом не сходится с оригиналом».

Получается, что к фальсификации деяний собора могли приложить руку многие?

Митрополит Платон (Левшин) отмечает, что и он пользовался подлинным следствием по делу о низложении Никона, но опубликованная грамота от 12 декабря 1666 года во многом разнится с подлинником, с которым он знакомился.

Как указывает архимандрит Вениамин (Поздняков): «Преосвященный митрополит Платон говорит в своей истории, что он имел у себя рукописное определение собора над Никоном, и что это церковное, как он говорит, определение во многом не сходно с «известием» или гражданским манифестом о низложении Никона»[407].

По рукописи, которую имел преосвященный Платон, обвиняли Никона, в том что:

1)он оставил патриарший престол в Москве и переселился в Воскресенский монастырь сам собой;

2)по причине его отлучения великое следствие заведено, от того многие пострадали;

3)досаждал царю в присутствии собора, и с самим собором вступал в прения и был ему непокорен;

4)митрополита газского называл еретиком и папежником;

5)некоторых архиереев без суда соборного запрещал и из епархии изгонял;

6)по отлучении от патриаршего престола некоторых своих подчиненных наказывал строго, даже и телесно».

Как мы видим, никаких «вин», изложенных в «Возражении….», у многих других авторов, нет.

Так, в изложении архимандрита Вениамина,[408] собор осудил Святейшего Патриарха за то, что он якобы:

1) вмешивался в государственные дела;

2) самовольно оставил престол;

3) по оставлении престола самовластно распоряжался в построенных им монастырях и давал им гордые названия Иерусалима, Голгофы и т.д.

4) не смиренным образом явился на собор и многое другое.

Понятно, что источники, которыми пользовались для приведенных ссылок авторы, отличались существенно один от другого.

Интересно, каким образом осуществлялся доступ к материалам судного дела. Так, член археографической комиссии П.М. Строев составил опись судного дела, «так как «будучи коротко знаком с ризничим Синодальной библиотеки в Москве, получил от него сундук в свое полное распоряжение со свитками старых дел, которые тот посчитал ненужными. Но между свитками Строев нашел все драгоценное подлинное дело о суде Никона патриарха, в столбцах, за подписью всех патриархов и архиереев, бывших на суде. Он отделил эти свитки и просил хранить их бережно в Синодальной ризнице».

Историк А.Н. Муравьев, оставивший нам замечательный труд о посещении Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, написавший книгу о российской истории, почитатель памяти Святейшего патриарха Никона, нашел эти документы в ненадлежащем виде, и, по указанию Бередникова, составителя описи дела, переписал все дело в двух экземплярах (гигантский труд!- Н.К.), а подлинники привел в порядок. По утверждению археографической комиссии, этими копиями пользовался Вильям Пальмер при издании своего сочинения «Патриарх и царь» (Лондон, 1871- 1876).

В 1835 году рукописями Синодальной библиотеки разрешено было пользоваться А.Н. Муравьеву, и они послужили ему для издания «Краткой истории Русской церкви», причем, материалы о Патриархе Никоне в этой книге проникнуты чувством громадного уважения и преклонения перед памятью Патриарха.

Муравьев даже задумал написать историю Патриарха Никона, для которой располагал достаточным материалом. В какой мере он исполнил свое намерение- Бог ведает…

Часть судного дела вошла в издание археографической комиссии под номером 123 из непереплетенных тетрадей Московской Синодальной библиотеки и заимствована из «Секретного дела Святейшего Правительственного Синода», так что будущих историков, видимо, ожидают новые открытия.

В 1856 году профессор С.М. Соловьев был допущен к использованию рукописей для своего обширного туда «История России».

Однако, сравнивая его труд с подлинными документами судного дела, археографическая комиссия находит «неполноту и разницу» в материалах, отмечает, что история пребывания Патриарха Никона в Ферапонтовом монастыре сильно искажена, что он пропускает фразы и изменяет слова.

Вот так мягко и деликатно комиссия фактически делает вывод о недостоверности изложения судного дела Патриарха Никона историком С.М. Соловьевым.

Археографическая комиссия, анализируя труды архимандрита Аполлоса (Алексеевского), находит их точно соответствующими подлинным материалам судного дела.[409]

В 1862 году рукописями Синодальной библиотеки пользовался профессор Московской духовной академии Н.И. Субботин при издании им деяний Московского собора 1666-1667 годов, но комиссия отмечает в них некоторые неточности.

Делопроизводитель Государственного архива Министерства Иностранных Дел Н.А. Гиббенет, по утверждению комиссии, основывал свои труды в основном не на материалах библиотеки, но на материалах этого архива.

Интересно, что комиссия достаточно долго согласовывала издание своего труда, и первоначальное намерение было издать не только материалы Синодальной библиотеки, но и Государственного архива, однако Н.А. Гиббенет издал свой двухтомный труд самостоятельно, и археографической комиссии было отказано в предоставлении материалов.

Профессор Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Павел Николаевский привел новые источники своего мало известного труда «Жизнь Патриарха Никона в ссылке и заключении после осуждения его на Московском соборе 1666 года»[410].

Он пишет, что основанием для труда явились неизданные материалы следственного дела, часть из которых находилась в XII свитке в московской синодальной библиотеки, часть – в государственном архиве, а также в библиотеке Кирилло-Белозерского монастыря. Последние документы то переносились с Санкт-Петербург, в духовную академию, то возвращались в монастырь, затем пропали. Содержание их доступно лишь по статье архимандрита Варлаама, помещенной в «Чтениях Общества Истории и древностей Российских за 1885 год в книге 3.[411]

Протоиерей Павел Николаевский приводит неопровержимые свидетельства многочисленных вставок и нововведений в постановление московского собора (возможно, это единственное изложение истории подписания деяний собора 1666-1667 годов).

Он пишет:

«К подписи соборного приговора члены собора приступили 14 января 1667 года, причем тогда же двумя русскими епископами заявлены сильные возражения и отказ подписаться под приговором соборным, только 24 января приговор был подписан всеми членами собора, хотя и задним числом от 12 декабря 1666 года (обстоятельства этого дела изложены в «Истории русской церкви митрополита Макария, т. XII, стр. 754-760). От того списки этого приговора имеют разные редакции по содержанию и по изложению».

Один из списков черновой (в основном издан Н.А. Гиббенетом), другой (исправленный), по свидетельству протоиерея Павла Николаевского, «находится в рукописном непереплетенном сборнике московской синодальной библиотеки №1 (в особой тетради на л. 9-13). Здесь приговор дополнен вставкой трех новых обвинений против Патриарха Никона:

1) что он своим удалением с патриаршего престола заставил русскую церковь вдовствовать восемь с половиной лет и тем содействовал усилению в ней мятежей и раскольников,

2) что он возвел обвинение на русского государя, царский синклит и духовных властей в пристрастии к латинству главным образом из зависти к газскому митрополиту Паисию Лигариду,

3) что он, живя в Воскресенском монастыре, мучил здесь иноков и мирян разными казнями до смерти». (Конец цитаты)

Однако, имелся и третий список, главная особенность которого- это язык, отличный от принятого в то время.[412] Протоиерей Павел Николаевский предполагает, что это неудачный перевод с греческого.

Павел Николаевский написал значительный труд о пребывании Патриарха Никона в ссылке, который, по его сведениям, опирается на неизданные бумаги из подлинного следственного дела Патриарха Никона.[413]

На основании изложенного можно сделать следующие выводы:

- материалы суда над Патриархом разрозненны;

-доступ к материалам синодальной библиотеки был всегда строго ограничен;

- еще и сегодня многие документы не доступы для исследователей;

- отношение к рукописям было безответственное (едва не был выброшен сундук с рукописями);

- в копиях материалы искажались (намеренно?);

- на основании труда археографической комиссии можно отличить тех, кто действительно хотел узнать подлинную историю суда (архимандрит Аполлос (Алексеевский), историк А.Н. Муравьев), и тех, кто выполнял определенный политический заказ.

Однако самым существенным для нас является следующее утверждение археографической комиссии:

«Ответы патриарха Стрешневу и Паисию Газскому, а также мнение патриарха об Уложении царя Алексея Михайловича в рукописях Синодальной библиотеки не сохранились». [414]

Так как архивы судного дела Святейшего Патриарха Никона были практически закрыты до конца XX века, то самые ревностные почитатели Патриарха Никона не могли составить полное представление о происходящем в XVII веке.

Фактически, единственным источником сведений было сочинение лживого интригана и афериста Паисия Лигарида. Увы, оно наложило отпечаток на последующее восприятие того, что происходило (или не происходило, но придумано Лигаридом) на соборе восточных патриархов.

Множество публикаций посвящено собору восточных патриархов, созванных царем. Эти сочинения отличаются настолько, что можно предположить, что речь идет о разных соборах. Особенно разнятся обвинения в адрес Патриарха.

Если у Каптерева Н.Ф.[415] обвинения собора сводятся к оставлению патриаршества, обидам разных лиц и производят впечатление некоей, выражаясь современным языком, «бытовой разборки», то у Михайловского С., к примеру, эти «вины» носят уже некий глобальный характер. [416]

А у Иоанна Шушерина - еще одна версия. Правда, Иоанн Шушерин, глубоко почитавший Святейшего Патриарха Никона, не был очевидцем событий и не мог встречаться с Патриархом. Поэтому он писал лишь о том, что слышал.

Создается впечатление, что истинные материалы собора, тщательно засекреченные на многие десятилетия, искаженные и наверняка подделанные ловким проходимцем Лигаридом, вряд ли станут когда-либо нам известны…

В этом смысле знаменательна история с сочинением дьякона Луговского, современника Патриарха, который подробно описал собор 1666-1667 г.г. [417] Архимандрит Леонид Кавелин исследовал вопрос о личности автора этого сочинения и пришел к любопытному выводу: такого человека просто не существовало. Очевидно, какой-то информированный участник событий побоялся подписаться своим настоящим именем. Леонид Кавелин высказывает предположение, кто бы это мог быть. А вот в книге священника Самуила Михайловского упоминается сочинение дьякона Луговского, но якобы оно не существует во время написания Михайловским своей книги.

 Дьякон Луговской лаконично и сухо излагает события в их последовательности. Он упоминает о 27 вопросах, которые Святейший Патриарх Никон задал константинопольскому патриарху Дионисию и сам же на них и ответил. Но о «Возражении…», с которым Патриарх якобы пришел на собор- ни единого слова. Казалось бы- почему?

Еще одно недоумение возникает при чтении книги о Патриархе Никоне настоятеля Воскресенского монастыря архимандрита Аполлоса (Алексеевского), изданной в 1826 году. Согласно мнению Аполлоса, 26 вопросов, написанных по-гречески, были переданы Паисием Лигаридом в 1663 году с греком дьяконом Мелетием на Восток для восточных патриархов. Были также переданы и грамоты к каждому патриарху. На все эти 26 вопросов были даны «пространные ответы», подписанные четырьмя патриархами: иерусалимским, антиохийским, константитнопольским и александрийским, а также многими митрополитами.

При этом патриарх иерусалимский Нектарий приложил свою грамоту к царю о том, что он не нашел причин для осуждения Патриарха Никона. [418]

И кто знает эти ответы восточных патриархов? О них и упоминания нигде, кроме приведенной книги, нет (либо упоминаются вопросы, а написан ли был ответ- не известно).

Историк русской церкви Макарий (Булгаков) предлагает еще один вариант: в грамоте иерусалимскому патриарху Патриарх Никон «изложил до 27 вопросов, на которые и просил ответа»[419]

Как это широко известно и многократно заявлялось многими авторами, Симеон Стрешнев якобы задал вопросы Паисию Лигариду, а Святейший Патриарх Никон якобы на эти вопросы-ответы написал свой труд, который озаглавил «Возражение, или Разорение смиренаго Никона, Божиею милостию Патриарха, противо вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту Паисее Ликаридиусу, и на ответы Паисеовы».

Могло ли такое случиться, чтобы в заголовок своей книги Патриарх внес имена своих главных врагов? Зная отношение Патриарха к низкому интригану и прихвостню папы римского Лигариду и проклятому им Стрешневу, это вызывает огромные сомнения. А вот Лигарид, придумывая на ходу на пустом месте многочисленные истории о Патриархе, был известен, как лжец и интриган. Лигарид, к примеру, писал царю, что Патриарх Никон признает только папу римского, что он много часов провел в беседах с Патриархом и многие другие небылицы.[420]

Поэтому Лигарид, стараясь поднять свою роль перед царем, поставить свою ничтожную личность на уровень Святейшего Патриарха, вполне мог внести разнообразные корректировки либо в имеющуюся грамоту Патриарха Никона к патриарху Дионисию, либо использовать ответы восточных патриархов и возражения на них Патриарха Никона.

Понятно, когда Патриарх полемизирует с автором Уложения Никитой Одоевским. Но совсем не понятно, когда Патриарх полемизирует с не имеющим никакого отношения к собору Симеоном Стрешневым. Причем здесь боярин Симеон Стрешнев со своими вопросами? Он и в суде не участвовал, да и вряд ли разбирался в решениях вселенских соборов. И при этом Патриарх оставляет без внимания ответы восточных патриархов. Не могло этого быть никогда!

Фактически полное подтверждение того, что Патриарх Никон написал свои возражения на ответы восточных патриархов, содержится в труде архимандрита Аполлоса (Алексеевского)[421]:

«Патриарх Никон не только не признал себя виновным, но даже не захотел принимать ответов восточных патриархов, которые с вопросами отвергнул. Здесь - то в 26 и 27 возражении жестоко ополчился он против Монастырского приказа и против многих статей уложения».

 Обратим внимание на слова Аполлоса «здесь то», т.е. в возражениях Патриарха на ответы восточных патриархов. Вопросы к патриархам, как указывает архимандрит Аполлос (Алексеевский), действительно составил Лигарид.

Вполне возможно, что знаменитое «Возражение…», известное как главный труд Патриарха Никона, переработано, «исправлено» низким прихвостнем папы римского, лживым интриганом Паисием Лигаридом в пользу Лигарида (и, разумеется, царя) для подтверждения «вспыльчивого характера» Патриарха Никона и его якобы имевшихся нападок на царя.. А Симеона Стрешнева Лигарид приплел, возможно, потому, что это был близкий родственник царя. Ведь Лигарид имел свободный доступ к материалам и был главным переводчиком с греческого (увы, достоверность его «переводов», мы все вряд ли сумеем когда-либо оценить).

Справедливости ради нужно отметить, что в XVII веке вносить поправки в деяния соборов было принято. Царь также вносил свои поправки в деяния собора. Так, он вычеркнул из соборных деяний 1666-1667 г.г. прения о власти царской и патриаршей.[422]

Ранее издавались отдельные части труда Патриарха Никона в основном за рубежом. В первой части многотомного сочинения английского историка В.Пальмера (Лондон, 1871 г.) были изданы «Возражения» Никона с небольшими комментариями и разъяснениями Это был перевод (частью пересказ) главного сочинения Никона на английский язык, случались отдельные выдержки и более многочисленные пересказы на русском языке, но не полная публикация. [423]

Единственное исключение - берлинское издание «Возражений», осуществленное Г.В.Вернадским по поздней неполной рукописи. Да и то в наших библиотеках оно отсутствовало.[424]

И лишь в 2004 году впервые в России это сочинение было, наконец, издано.[425] При этом гигантская работа В.В. Шмидта не содержит исследования имеющихся рукописей, что является основным условием академического издания. Состояние сохранившихся рукописей «Возражения» никем не исследовалось на предмет наличия позднейших вставок и фальсификаций.

А основания для таких подозрений имеются по многим причинам.

Выявление списков «Возражения…» проводилось в семи собраниях трех московских и одного петербургского архивохранилища (РГАДА, РГБ, ГИМ, РНБ). Предполагалось осуществить последовательный текстологический анализ с целью выявления архетипной авторской редакции (или редакций) текста, однако, работа эта осуществлена не была.

Рукопись «Возражения…» не сохранилась.

Архимандрит Леонид (Кавелин), исследуя рукописи книгохранилища Воскресенского монастыря, констатирует факт, что в Описи 1680 года список с «Возражения…» не значится. Первое упоминание о нем возникло в описи 1751 года. [426]

Для целей исследования подлинности главного сочинения Патриарха Никона существенным является следующее утверждение археографической комиссии:

«Ответы Патриарха Стрешневу и Паисию Газскому, а также мнение Патриарха об Уложении царя Алексея Михайловича в рукописях Синодальной библиотеки не сохранились».[427]

Списки (все разные) вызывают большие вопросы.

Невозможно себе представить, чтобы на царя, помазанника Божия, в XVII веке возможно было бы так нападать, как это изложено в «Возражении…»:

«Клялся же и царское величество соблюдать заповеди Божии и святых апостолов и святых отцов и не сохранил и нам не позволил правильно это правити».

В возражении на восьмой вопрос как будто бы Патриарх пишет «Нигде нет правила, разрешающего царям собирать соборы, тем более в отместку».[428] Невозможно поверить, чтобы Патриарх мог такое написать, ведь правила, историю он знал лучше всех участников собора, вместе взятых. Да и дипломатом Патриарх был первоклассным.

Так, в своем письме царю после своего ухода из Успенского собора, написанном в июле 1658 года после двухдневного ожидания ответа царя, опубликованном в трудах археографической комиссии под номером 1, Патриарх Никон в самых почтительных выражениях приносит свои извинения, что не дождался ответа царя и вынужден уехать «в Ваше государево богомолье» Воскресенский монастырь.[429]

Скорее всего, резкие «поправки» внесены Лигаридом. К тому же, никто и никогда не исследовал списки с рукописи на предмет наличия посторонних вставок. А различие стилей и неоднородностей «Возражения…» просто бросаются в глаза.

Почитатели Патриарха Никона отмечали как раз его сдержанность, прощение обидчиков. Вспомним историю новгородского бунта, когда Патриарха чуть не убили, но он кротко простил обидчиков. Вспомним, как он терпеливо выслушивал своих обидчиков на пресловутом соборе. На грубую брань Иллариона, архиепископа рязанского, он отвечал, «Чадо! благодать во уста твои! Уста пастыря должны произносить благословения, а не поношения и неправду».

Если задуматься, то биография Святейшего Патриарха вызывает также громадные сомнения в ее достоверности, таким ли уж простым крестьянским сыном он был? Многие факты в биографии будущего Патриарха косвенно подтверждают то, что фактически, все, что мы знаем о его детстве и юности, основано на трудах Иоанна Шушерина, его клирика, зачастую неубедительно и трудно объяснимо.

Например, когда по просьбе братии Кожеозерского монастыря, он стал его игуменом, то игуменство будущего Патриарха Никона ознаменовалось невиданным процветанием обители: вклады царя Михаила Федоровича, царевны Татьяны Михайловны. В монастырь сделали значительные вклады московские вельможи. В 1643 году монастырь получил беспрецедентные льготы (беспошлинная торговля, деревни, покосы, рыбные ловли и др.). [430] Почему? Не потому ли, что будущий Патриарх был известен царскому двору?

Необычайная образованность будущего Патриарха, а также и то, что простой сельский священник попал в Москву и стал жить в домах именитых людей (сначала – думного дворянина Хлопова, затем - Милославского,– родственника царя Алексея), затем вдруг был замечен царем. Не вписывается в принятую схему и его детская дружба с сыном владельца села Вельдеманово Никитой Зюзиным – все это не укладывается в общепринятую версию биографии с голодом, злой мачехой, которая едва не сожгла его в печи. Между тем, повторяющаяся история о чужой женщине (иногда – это бабушка) по имени Ксения, которая забрала младенца Никиту от злой мачехи, также весьма сомнительна.[431] Этой версии противоречит синодик Святейшего Патриарха Никона из Воскресенского монастыря, в котором в числе близких Патриарха Никона нет женщины по имени Ксения.[432]

В синодике, в перечне имен рода Святейшего упомянуты «священноиерей Мирон» и «священноиерей Иоанн». И это в простой крестьянской мордовской семье!

Косвенно даже место, где стоял дом в Вельдеманове, свидетельствует об особом положении родителей Патриарха Никона- это самое высокое место в селе – Красная горка, поэтому вряд ли простой крестьянин мог бы такое место заполучить для строительства.

В новой уникальной монографии С.М. Дорошенко, недавно изданной, приведены имеющиеся исследования по родственникам Патриарха. На основании сравнения синодиков Иверского и Воскресенского монастырей по данным Сазонова С.В. («Поминание рода Патриарха Никона в синодиках XVII века». Историческая генеалогия. 1993 №2 стр. 82) сделаны выводы о том, что, братьев Патриарха звали Симеон, Никифор и Григорий, бабушку по отцу- инокиня Макрина, по матери- Марина, дед по матери- Гавриил, а по отцу- Василий.[433]Это, однако, не согласуется с синодиком Воскресенского монастыря, в котором перечислены следующие мужские имена:

Священноиерей Мирон, священноиерей Иоанн (дважды), Савва, Гавриил, Федот, Лукиан, Самуил, Симеон, Андрей, Герасим, Тарасий, Григорий, Алексей, Петр, Василий, Михаил, Климент (дважды), Евстафий, Мина, Кирилл, Гавриил, Иоанн и женские имена:

Анастасия, Анна, Параскева (дважды), Мариамия, Пелагия, Марина, Матрона.[434] Получается, что Сазонов С.В. сделал неверные выводы, так как безусловно исключено, чтобы в Иверском синодике были упомянуты совершенно другие имена по сравнению с Воскресенским синодиком. Сазонов С.В. упоминает о наличии в Воскресенском синодике имени «Ксения – девица», что также противоречит данным архимандрита Леонида Кавелина.

Монография С.М. Дорошенко – фундаментальный труд, пожалуй, первое серьезное научное исследование биографии Святейшего Патриарха Никона.

Там подробнейше описана буквально по дням биография Патриарха на основании анализа обширнейшего материала, включая старообрядческие источники. Пожалуй, впервые взято под сомнение общеизвестное мнение о том, что будущий Патриарх был послушником в Желтоводском монастыре.

Со ссылкой на труды Мельникова П.И. приводятся доказательства того, что Никита Минов был послушником в Нижегородском Печерском монастыре. Настоятель монастыря архимандрит Феодосий от имени собранного по инициативе Кузьмы Минина ополчения для борьбы с поляками ездил к князю Дмитрию Пожарскому с просьбой возглавить ополчение. [435]

О том, что будущий Патриарх был послушником именно в Нижегородском Печерском монастыре, пишет и С. Михайловский.[436]

Вот так и становится ясно, почему будущий Патриарх стал одним из самых образованных людей своего времени, понятны и логичны многие факты его биографии.

Памятник Минину и Пожарскому в Москве на Лобном месте был воздвигнут в 1818 году.

Перед сидящим князем Пожарским, «готовым встать с одра болезни и забыть свои раны, стоит высокий ростом Минин и указывает мощною рукою на Кремль».[437] Рост Патриарха Никона был 204 см. Это все, безусловно, косвенные указания на то, что не из такого уж простого рода происходил Патриарх Никон, как это принято считать, и возможно, он был родственником Кузьмы Минина.

Вот как оценивает нравственные качества Патриарха Никона архимандрит Аполлос (Алексеевский), который подробно знакомился с подлинниками судного дела:[438]

«Необыкновенные подвиги его для блага Церкви и отечества, превышали всякую награду человеческую, и правосудный Бог воззвал избранного его на лоно вечной правды своей, и увенчал его венцом неувядаемым. Гонения на Никона служат ясным доказательством, что люди все могут отнимать, кроме деяний, означающих свойства великой души. Никон по качествам сим бессмертен. Пастырские подвиги его доказаны редкими качествами ума и сердца, которые почтены были признательностью по смерти его, положившей предел гонению и зависти, возвысившей Никона опалою. Сия опала столь страшная и убийственная для других, для него было горнилом очищения, в котором чистое злато делается чище и блистательнее, и враги его, искавшие в ней погибели и уничижения для гонимого, возвели его на высочайшую степень славы и величия. Память же его для всех и доныне столь драгоценна, что все подъезжающие к устроенной им Воскресенской обители, в засвидетельствование к нему своих чувствований, приносят молитвы к Богу об упокоении его.

Даже Всероссийские Монархи венценосные Главы свои преклоняют пред гробом его. В бозе почивающий Павел I, бывший в 1797 года в Воскресенском Монастыре со всею Высочайшею своею фамилией, из уважения к памяти его удостоив посетить близлежащую пустынь, им устроенную за Монастырем, и рассматривая в оной все находящееся, с великим любопытством и вниманием возлег на каменное ложе, на коем возлежал Никон и поцеловав его, сказал: «Так-то Патриарх смирял себя; труды его достойны уважения».

Обозревая великое поприще Пастырских подвигов его, в коих познаются редкие качества ума и сердца, и которые свидетельствуют ревность сего Патриарха к распространению истинного просвещения, к водворению благочестия в церквах, к обращению заблуждающихся на путь спасения, к предотвращению верующих от соблазнов и искушений и те духовные свойства, коими смирял он себя пред вечным источником мудрости небесной, видим в Никоне не любимца царского и друга; но и великого мужа, незабвенного в отечестве Пастыря, силою духа никогда не уклонявшегося исходить на дело свое для пользы общей, и коего память, пребудет в потомстве, яко праведного с похвалами, и одно только потомство - сей беспристрастный судия, не знает зависти и увенчает его бессмертною славою».

Может быть, наше поколение и есть то потомство, которое воздаст наконец должное Великому Патриарху?