Некоторые речения Иисуса и рассказы о нем в «утраченных текстах» 7 страница

История христианства, не замечающая центральной роли Девы Марии и поклонения ей, дает искаженную картину. Куда бы ни смотрели мы – на Италию или Францию, Китай или Индию, Сирию или Египет, – везде самой яркой чертой христианского искусства и благочестия оказывается образ Девы. Для огромного числа христиан на протяжении истории эта сверхъестественная Мария – вместе с легендами, окружающими ее имя, и ее ритуальным календарем – стала неотъемлемой частью их веры. И эта «девственная Мадонна» отнюдь не представала пассивной матерью-домохозяйкой – нет, она выглядела активным духовным лидером, в сущности, фигурой, очень похожей на ту, какой гностические тексты изображали Марию Магдалину¹³.

Протестанты позднее возмущались тем, что с течением времени поклонение Деве превратило ее в людском сознании в спасительницу и посредницу, перехватившую у сына его уникальные функции. Но что бы мы ни думали о таком богословии, – несомненно, возникло оно гораздо раньше, чем принято считать, и в Средние века уже не было новостью. В сущности, процесс этот начался еще в первые столетия жизни церкви.

Дева упоминается во всех четырех канонических евангелиях, хотя три из них не отводят ей центральной роли. Старейший из четырех евангелистов, Марк, писавший около 70 года н. э., едва о ней упоминает. Однако в Евангелии от Луки, написанном в 90-х годах, евангельское повествование уже обрамлено переживаниями и восприятием Девы Марии, и именно ей дано произнести исполненные глубокого богословского значения слова в хвалебном гимне, так называемом «Магнификате» («Величит душа моя Господа…»). В книге Откровение, написанной примерно в это же время, есть загадочные строки о «жене, облеченной в солнце, под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд»; она бежит в пустыню, чтобы родить там мессианского правителя. Позднейшие поколения связывали этот образ с самой Девой Марией: вполне естественное толкование, если предположить, что ее сын – Иисус Христос¹⁴.

Как видим, в конце I века статус Девы Марии стремительно повышался, что продолжалось и в последующие десятилетия. Не позднее 160 года в «Диалоге с Трифоном» богослов Иустин Мученик провел сравнение, которое в Средние века станет общим местом, – между Евой и Марией. Поведение Евы, говорит он, привело в наш мир грех, а Мария принесла искупление: «Ева, также нетронутая дева, приняв слово змея, породила непослушание и смерть. Но Дева Мария с верой и радостью выслушала от ангела Гавриила благую весть, что Дух Господень снизойдет на нее»¹⁵.

Несколько лет спустя пламенный защитник ортодоксии Ириней Лионский писал почти то же самое: «Итак, из-за девы люди впали в рабство смерти – и девою спасены; непослушание одной девы уравновешено послушанием другой». В Средние века авторы, пишущие по-латыни, часто замечали, что зло вошло в мир через Еву, но было побеждено, когда ангел перевернул это имя и сказал «Ave» – Аве, Мария! «Радуйся, Мария!» К III веку верующие уже молились ей¹⁶.

Что же касается псевдоевангелий, посвященных Деве, – они составляют полный цикл, в котором на эту могущественную, богоподобную женщину переносятся практически все атрибуты Христа. Такую «феминизацию» невозможно объяснить лишь тем, что церковь, мол, приспосабливалась к языческим верованиям и обычаям. «Марианские евангелия» глубоко укоренены в иудейской и раннехристианской традициях и возникли задолго до того, как церковь начала массово обращать в христианство язычников¹⁷.

Наполненные чудесами повествования о смерти Марии появляются в III–IV веках, а в V веке, во времена блаженного Августина, достигают своего расцвета. В Средние века возвышенные представления о Марии находят воплощение в богослужении и благочестивых церковных традициях. Так, антифон VIII столетия, приписываемый английскому книжнику Алкуину, восхваляет Марию так:

 

 

Благословенна ты в женах, ты, чрез кого снято с нас

проклятие матери Евы,

Благословенна матерь Божия, вознесенная превыше

хоров ангелов в небесные чертоги¹⁸.

 

 

О ТОМ, КАК ДАЛЕКО ПРОДВИНУЛИСЬ МАРИАНСКИЕ ИДЕИ, можно судить по так называемому Протоевангелию, или Евангелию детства от Иакова, рассказывающему о семье Христа. В отличие от большинства псевдоевангелий и других раннехристианских текстов, этот можно датировать довольно точно – его активно обсуждают и цитируют известные отцы церкви. Написано оно, по-видимому, около 170 года, если даже не ранее – во времена древней церкви¹⁹.

Это евангелие, якобы написанное Иаковом, братом Иисуса, в 40-х годах, на самом деле несет на себе довольно заметную печать исторических обстоятельств 160–170-х годов. По мере распространения христианства иудейские и языческие критики сформулировали набор обвинений в его адрес: все их собрал вместе греческий философ Цельс. С точки зрения врагов христианства, его порочило то, что возникло и распространялось оно среди бедняков, необразованных, легковерных – как мы бы сейчас сказали, среди низшего класса. Иисус для этих врагов христианства так же был невежественным бедняком, да еще и с полу-криминальным образом жизни. А в истории о девственном рождении виделась лишь неловкая выдумка, призванная прикрыть то, что он был рожден вне брака, – и мать его, следовательно, была безнравственной женщиной²⁰.

Протоевангелие было призвано опровергнуть все эти обвинения. Бедняки? Вздор. Иоаким, отец Марии, был очень богат. А чистота и невинность ее доказывается целой серией фантастических историй о ее рождении и детстве. По сути, тема невинности и чистоты Марии звучит в этом тексте с такой силой, что его легко принять за житие какой-нибудь святой, написанное в XII или XIII веках, в эпоху монастырей и целибата²¹.

Протоевангелие применяет к Марии канонические повествования о рождении Иоанна Крестителя и Иисуса. Родители Марии, как и Иоанна, стары и бездетны, и зачатие ее совершается чудесным образом. Ангел, явившись Анне, говорит ей: «Зачнешь и родишь, и семя твое станет известно всему миру». Таким образом, рождеству Марии, как и ее собственному материнству, предшествует Благовещение²².

Не менее удивительно и детство Марии. Едва она научилась ходить, мать устроила для нее у себя в спальне особый покой, где за ней ухаживали лишь «нетронутые» женщины. В три года Марию ведут в Храм, и там священник предрекает ей особую роль в грядущем искуплении Израиля. Из-за ее будущего значения родители решают растить Марию в Храме – идея, показывающая полное незнание того, что представлял собой Храм, прекративший существование за сто лет до сочинения этого евангелия. Мария «была вскормлена в Святая Святых, и получала пищу из рук ангела, и слушала гимны, и плясала перед Господом». Благовещение она также слышит в Храме, когда шьет ритуальную завесу – ту самую, что порвется при распятии ее сына²³.

Мария взрослеет, и священники собираются, чтобы решить ее судьбу. Ее решают отдать в жены пожилому Иосифу – решение, которое его самого смущает. «У меня сыновья, – говорит он, – и сам я стар, а она юная девушка: не хочу я стать посмешищем для сынов Израилевых». Однако его преклонный возраст важен для повествования: он отклоняет все подозрения в том, что у Иосифа с Марией, до брака или после, могли быть сексуальные отношения. Итак, Иосиф не хочет жениться на юной невесте и уступает лишь прямому приказу священника. Далее следует знакомая нам новозаветная история о том, как обнаружилась ее беременность – здесь усложненная тем, что за «безнравственность» супруги подвергаются официальному суду. По дороге в Вифлеем Мария начинает рожать. Иосиф находит для нее пещеру, а охраняют ее его взрослые сыновья²⁴.

Тема девственности звучит и здесь. Повитуха, принимавшая роды, поражается тому, что Мария по-прежнему девственна. Она рассказывает об этом второй повитухе, Саломее, которая не верит такому чуду. (То же имя, Саломея, носила одна из учениц Христа, в альтернативных евангелиях также играющая важную роль.) Это ведет к сцене, параллельной известной сцене из истории Христа, которая современным читателям кажется гротескной. Саломея говорит, что не поверит этому, пока сама не вложит пальцы в чрево Марии, – точь-в-точь как Фома Неверующий говорил, что не поверит в воскресение Христа, пока сам не вложит персты в его прободенный бок. Как и в случае с Фомой, повитуха предпринимает это испытание и убеждается в истинности чуда (и при этом у нее отсыхает рука). Как видно, уже тогда учение о вечном девстве Марии вызывало большие сомнения и споры²⁵.

Западные латинские церкви не одобряли Протоевангелия, поскольку к историям о семье Иосифа вообще относились с подозрением. В результате на Западе эта книга исчезла; латинские рукописи ее не сохранились. Снова появляется она лишь в 1552 году, уже в печатном виде, однако не исчезла на христианском Востоке. Протоевангелие оставалось почитаемым в Византийской/Православной церкви и далее: известны его переводы на сирийский, эфиопский, грузинский, саидский (коптский), древнецерковнославянский, арабский и армянский языки²⁶.

 

ДАЖЕ В ЛАТИНСКОЙ ЕВРОПЕ ОДНА ИЗ ПРИЧИН, по которой Протоевангелие исчезло из обращения, была та, что почти все его содержание можно было найти в других текстах, столь вторичных, что в современном мире их назвали бы чистым плагиатом. Вместе они составляют семью текстов, прямо зависящих от Протоевангелия. Три важнейших из них – собственно Протоевангелие, Евангелие Псевдо-Матфея и «Рождество Марии» – мы обозначим общим названием «марианских евангелий».

Основной заменой Протоевангелия на Западе стало Евангелие Псевдо-Матфея, написанное, по-видимому, в VII веке. Его автор соединил греческий текст Протоевангелия с рассказами о детстве самого Иисуса, создав таким образом историю родителей Иисуса, его детских лет и отрочества, вплоть до начала служения (иногда эту книгу называли Liber de Infantia — «Книга о детстве»). Сомнения в ее авторстве составитель рассеял изобретательно – приложил к ней подложные письма блаженного Иеронима, якобы свидетельствовавшего о подлинности этого «Евангелия» и даже его переводившего. Фальшивому тексту – фальшивые свидетельства! В результате «Псевдо-Матфей» и источники, лежащие в его основе, получили в западном средневековом мире огромную популярность. Помимо латыни, рассказы «Псевдо-Матфея» были переведены на многие «народные» языки: англосаксонский, старофранцузский, провансальский²⁷.

Значение «Псевдо-Матфея» огромно: он стал одним из источников, по которым средневековые европейцы знакомились с историей Иисуса Христа, пусть и претворенной в художественную форму и сильно «приукрашенной». К IX веку в Европе имел хождение также сокращенный рассказ о рождении Марии, под заглавием «Рождество Марии» – «Libellus de Nativitate Sanctae Mariae» («Книжечка о рождестве Святой Марии»). «Псевдо-Матфей» был включен в «Золотую легенду», где повторяются все уже знакомые нам истории – в том числе и история о недоверчивой повитухе²⁸.

Описывая рождение и первые годы жизни Марии, «Псевдо-Матфей» в целом следует Протоевангелию, но с некоторыми отличиями. Храм здесь превращается в настоящий средневековый монастырь, где Мария «присоединяется к общине дев, день и ночь хвалящих Бога». Но даже в таком благочестивом обществе Мария выделяется своим благочестием и трудолюбием: она – идеальная протомонахиня. Иосиф тем временем оказывается еще старше, чем в Протоевангелии, – его будущая невеста моложе уже не только его сыновей, но и внуков ²⁹.

До сих пор мы говорили об основных «марианских» текстах; однако сведения о жизни девы Марии встречаются и во многих раннехристианских писаниях. Одно из них – загадочное «Вопрошание Варфоломея», возможно, тождественное с Евангелием Варфоломея, цитируемым несколькими ранними комментаторами, и относящееся к IV веку. Значительную часть дошедшего до нас текста составляет рассказ самой Марии о Благовещении: выдержан он в загадочных выражениях, сделавших бы честь любому гностическому евангелию. Начинает Мария с молитвы или воззвания – возможно, на «языках ангельских»:

 

Тогда Мария, встав перед ними, простерла руки свои к небесам и начала говорить так: Elphue Zarethra Charboum Nemioth Melitho Thraboutha Mephnounos Chemiath Aroura Maridon Elison Marmiadon Seption Hesaboutha Ennouna Saktinos Athoor Belelam Opheoth Abo Chrasar.

 

Затем она рассказывает о явлении ангела: рассказ ее в целом соответствует Протоевангелию, однако дополнен деталями, наводящими на мысль о параллели с распятием Христа:

 

В тот же миг одеяние {завеса} Храма разорвалось, и потряслась земля, и я пала на землю не в силах вынести вида его. Но он возложил на меня руку свою и поднял меня. И подняла я глаза к небу – и вот, явилось облако дождевое и залило меня дождем с ног до головы, а он отер меня одеянием своим. И сказал он мне: Радуйся, благословенная в женах, избранный сосуд, благодать неистощимая!³⁰

 

Три ключевых «марианских евангелия» представляют собой лишь видимые проявления огромной мифологической структуры. В этих книгах мы находим основы всех позднейших богословских прозрений о Марии, в том числе и концепции Непорочного зачатия. Хотя в массовом сознании оно обычно смешивается с девственным зачатием Христа, на деле это означает, что Мария «осталась свободна от первородного греха». В народном благочестии эта мысль часто приводила к убеждению, что сама Мария, как и ее сын, была зачата без плотского соития³¹.

Корни этой идеи восходят к VII веку, когда церковь ввела праздник Зачатия Пресвятой Девы. Однако само ощущение, что это зачатие было необычным, чем-то превыше прочих, гораздо древнее – оно восходит к самому Протоевангелию. Читая там о благовещении Анне, мы отмечаем, что муж ее как раз в предполагаемое время зачатия «удалился в пустыню». Прямо в тексте об этом не говорится, но явно предполагается, что зачатие Марии произошло без человеческого вмешательства³².

В течение столетий эти идеи развивались. Первым богословское учение о Непорочном зачатии предложил около 1100 года английский клирик Эадмер. Аргументы его, впоследствии развитые философом Дунсом Скоттом, сводились к тому, что негоже, мол, святому телу Христову появляться на свет из грешной плоти. Если бы Мария была рождена обычным путем и несла на себе первородный грех, она стала бы нечистым сосудом для божества; значит, она должна была родиться непорочно. Короче говоря, «potuit, decuit, ergo fecit» – Бог мог это сделать; так и подобало сделать; значит, так он и сделал³³.

В 1854 году папа Пий IX формально провозгласил это учение догматом Католической церкви:

 

Еще до начала времен {курсив мой. – Авт. } предвечный Отец выбрал и приготовил единородному Сыну Своему Мать, от которой должен был воплотиться Сын Божий и от которой, когда исполнится благословенная полнота времен, он родился бы в мир… Так превыше всех ангелов и святых чудесно вознес ее Бог, наделив всеми небесными дарами, излитыми из сокровищницы божества, дабы эта мать, непорочная и совершенная, свободная от всякого пятна и порока, обладала полнотой невинности, святости и чистоты.

 

Папа подкреплял это учение различными аргументами, но особенно подчеркивал, что «прославленные книги почитаемой древности, как Западной, так и Восточной церкви, недвусмысленно свидетельствуют о том, что учение о Непорочном зачатии Пресвятой Девы… всегда существовало в церкви, как завещанное предками, и носило характер богооткровенного учения». Под «прославленными книгами» подразумеваются «марианские евангелия»³⁴.

Идея Непорочного зачатия вызывала недовольство протестантов и даже некоторых католиков; но, пожалуй, столь же поразительно звучало учение о том, что Бог избрал Марию еще до начала времени, – учение, возносящее ее на непостижимую высоту. Как Тора для иудеев и Коран для мусульман, Мария стала для христиан тем, что предшествовало самому Творению. До сего дня учение это остается непоколебимым столпом веры для более чем миллиарда католиков на планете.

 

НЕ ТОЛЬКО РОЖДЕНИЕ МАРИИ, НО И ЕЕ СМЕРТЬ становились все более схожи с теми же событиями в жизни самого Христа. Не позднее чем в III веке христиане уже начали задаваться вопросом, какова была конечная судьба Марии – умерла ли она обычной человеческой смертью? Когда около 370 года епископ Епифаний спорил с еретическими воззрениями на Деву Марию, даже он отмечал, что, когда она умерла, где, как, где похоронена, да и умерла ли вообще, – остается доподлинно неизвестным³⁵.

Однако желание создать чудесную историю о ее смерти было непреодолимо. Раз уж Мария родилась без тления – логика благочестия требовала, чтобы тление не настигло ее и в конце жизни, чтобы она избежала процессов, для грешного человеческого тела неизбежных. В начале V века богословские споры о Воплощении вызвали к жизни еще более пламенный культ Девы. Эфесский собор 431 года провел водораздел, официально провозгласив Марию Теотокос — Богородицей³⁶.

В IV и V веках, примерно во времена Епифания, появляется группа текстов, где описано отшествие Марии в мир иной. Хотя ученые спорят о точной последовательности этих текстов и их отношениях друг с другом, ключевые среди них выделить нетрудно³⁷.

Около 400 года появляется пространный художественный рассказ о кончине Девы. По-видимому, первоначально написанный по-гречески, он быстро распространился и был переведен на сирийский, эфиопский, арабский. Одна из их версий известна нам под заглавием «Шесть книг отреченных»: в переводе на английский она составляет около 12000 слов. Происхождение этой книги неясно, однако в ней отражены верования и практики, приписываемые коллиридианам. Учитывая контекст, вряд ли она была написана позже, чем через двадцать лет после сокрытия библиотеки Наг-Хаммади³⁸.

«Шесть книг отреченных» представляют собой полное евангелие, во многом перекликающееся с каноническими текстами, однако многие знакомые темы и сюжеты в нем перенесены с Иисуса на саму Деву. Готовясь к смерти, рассказывает книга, Мария призвала к себе апостолов – и они чудесным образом перенеслись к ней с разных концов земли. Фома перенесся из Индии, а те, кто уже умер, ради такого случая воскресли из мертвых. После смерти Марии с небес спускается на сияющей колеснице Иисус и забирает ее «в сад Эдемский». Душа ее возносится на небеса, где встречается с великими библейскими героями – Илией и Моисеем³⁹.

Идея сверхъестественной кончины Девы была, судя по всему, широко распространена и породила немало сюжетов и легенд. Еще один важный текст, De Obitu Mariae («О кончине Марии»), приписывался самому апостолу Иоанну – вполне логично, учитывая, что именно ему Иисус на кресте поручил заботиться о своей матери. Эта книга, написанная, возможно, на рубеже V и VI столетий, рассказывает в целом ту же историю, что и «Шесть книг отреченных», однако с важной новой деталью. Так же вокруг смертного одра Марии собираются апостолы – однако после смерти на небеса возносится не только душа ее, но и тело:

 

Апостолы взяли постель ее и отнесли святое и драгоценное тело ее в новую гробницу в Гефсимании. И вот, сладостный аромат исшел от гробницы, где покоилась Матерь Божья; и через три дня послышались голоса ангелов, прославляющих Христа, Бога нашего, от нее рожденного. Когда же окончился третий день, умолкли голоса – и все поняли, что святое непорочное тело ее перенесено в Рай.

 

Трудно вообразить себе более явную и откровенную параллель с Воскресением Христа⁴⁰.

 

ЕЩЕ ОДНА КНИГА, ИМЕВШАЯ ОГРОМНОЕ ВЛИЯНИЕ, – сочинение V века, со временем получившая название De Transitu Virginis («Об Успении Девы»). Сама по себе она не слишком отличается от «конкуренток», хотя вносит несколько новых идей и литературных приемов. Огромную популярность обеспечило книге то, что в ней собран материал, содержащийся во всех этих текстах, облеченный в ортодоксальную форму. А перевод на латинский язык способствовал ее распространению в регионах, которым скоро предстояло стать центром христианского мира⁴¹.

«Об Успении» подписана (ложно) именем уважаемого отца церкви II столетия Мелитона Сардийского; он написал ее якобы с целью опровергнуть еретические заблуждения некоего Левкия. В ответ ему, говорит Псевдо-Мелитон, я напишу правдивый, авторитетный рассказ о кончине Марии – и начну с распятия Христа. Два года после первой Пятидесятницы, сообщает он далее, Мария служила новорожденной церкви, живя на Масличной горе. Однажды к ней является ангел, приветствующий ее практически цитатами из оригинального Благовещения. Он приносит ей пальмовую ветвь из рая – эта ветвь пребудет с ней до похорон. Святой Иоанн, а за ним и прочие апостолы с разных концов света переносятся к Марии на облаках. Все они собираются вместе для молитвы:

 

И, когда сели они в круг, утешая ее, и провели три дня в хвалах Богу – вот, на третий день, около третьего часа, глубокий сон нашел на всех, бывших в доме, так что никто не мог остаться бодрствующим, кроме самих апостолов и трех дев, бывших с ними. И вот, явился Господь наш Иисус Христос со множеством ангелов, и воссиял свет великий, и ангелы пели гимн и вместе восхваляли Бога. И рек Спаситель, говоря: восстань, драгоценнейшая жемчужина, и шествуй в жизнь вечную!⁴²

 

Христос уверяет Марию, что сатана не имеет над ней власти, – он сам, вместе с ангелами, будет охранять ее:

 

И, когда Господь говорил сие, Мария, восстав с пола, опустилась на ложе и, благодаря Бога, испустила дух. И увидели апостолы душу ее – такой белизны, какую язык смертного описать не в силах; ибо сиянием своим она превосходила белизну снега, и всякого металла, и блеск серебра⁴³.

 

Христос приказывает похоронить тело Марии в новой гробнице, а душу ее передает архангелу Михаилу.

Затем апостолы готовят Марию к погребению. Тело ее омывают три девы: это напоминает нам о трех женщинах, пасхальным утром пришедших к гробнице Христа. Иудейский первосвященник, разъяренный торжественным шествием, пытается перевернуть катафалк – но тут же падает, пораженный внезапной чудесной болезнью, и исцеляется, лишь признав Христа своим спасителем⁴⁴.

Однако погребение Марии оказывается лишь временным. Апостолы просят Христа забрать Марию на небо, и Христос дает согласие:

 

И приказал он архангелу Михаилу принести душу пресвятой Марии. И вот, архангел Михаил откатил камень от дверей гробницы; и рек Господь: Восстань, возлюбленная и ближайшая мне из родных по крови! Ты не осквернилась соитием с мужчиной – пусть и тело твое не осквернится тлением. И немедля Мария встала из гробницы, и благословила Господа, и упала к ногам Господа, поклоняясь ему… И, поцеловав ее, отступил Господь и передал ее душу ангелам, дабы они отнесли ее в рай.

 

Так в коротком тексте мы встречаем отголоски и Благовещения, и Пятидесятницы, и входа в Иерусалим, и второе воскресение⁴⁵.

По мере развития этой истории в ней появлялось еще больше чудес и аналогий с жизнью Христа. Согласно распространенной средневековой легенде, присутствовать при взятии Марии на небеса собрались все апостолы, кроме Фомы, который, как мы помним, так же «опоздал» на воскресение Христа. Однако Мария явилась ему отдельно и, чтобы доказать истинность этого видения, оставила ему знаменитую реликвию – Пояс Богородицы. Эту сцену, запечатленную в «Золотой легенде», часто использовали художники Ренессанса⁴⁶.

Широкая популярность этих текстов может встревожить многих современных читателей-христиан. Почитать или любить Богородицу – одно дело; но так откровенно ставить ее на место Христа… это попахивает богохульством. Не случайно в VII веке Коран осуждал христиан за то, что они воздают божеские почести Иисусу и его Матери⁴⁷.

Некоторые раннехристианские лидеры разделяли это беспокойство относительно «чрезмерного» возвеличивания Марии. В VI столетии декрет Геласия объявляет апокрифическими три «марианских евангелия», хотя мы не знаем точно, как их названия соотносятся с известными нам текстами. В список Геласия включены Liber de infantia salvatoris { «Книга о детстве Спасителя»}; Liber de nativitate salvatoris et de Maria vel obstetrice { «Книга о рождестве Спасителя и Марии, или Повитуха»}, а также книга под названием Transitus sanctae Mariae { «Успение святой Марии»}. Возможно, третья книга – та же самая, что и «Об Успении Девы», нам уже известная. Если так – перед нами еще один пример полной неспособности церковных властей предотвратить распространение книг, которые их не устраивали⁴⁸.

На протяжении столетий после Геласиева указа благочестивые ученые, писавшие о взятии Марии на небеса, демонстрировали свой скептицизм вводными словами вроде: «Некоторые говорят, что…» В VIII веке историк Беда говорил паломникам, собиравшимся в Палестину, что они увидят там «пустую гробницу, в которой, как говорят, покоилось тело пресвятой Марии, – но неизвестно, кто и когда его оттуда забрал». А чуть позже франкский аббат Амвросий Аутперт писал об успении Марии:

 

Однако ни одна кафолическая история не рассказывает нам о том, как она переместилась из нашего мира в небесные сферы. Ибо говорят, что церковь Божия не только отвергает апокрифы { respuere apocrypha }, но и вовсе ничего об этих событиях не знает. В самом деле есть множество анонимных писаний о взятии Марии на небеса, против которых, как я уже сказал, нас так предостерегают, что едва ли позволено их читать даже для установления истины. И многие смущаются тем, что тело ее не найдено на земле, но о телесном восшествии ее на небеса кафолическая церковь не учит, а учат лишь апокрифы.

 

Английский ученый Эльфрик очень осторожен. В своей проповеди, восхваляющей рождество Марии, произнесенной около 1000 года, он предупреждает слушателей: «Не будем пересказывать те ереси, что сочинили еретики о ее рождении, ибо мудрые учителя нам это запрещают, и ереси о ее смерти, на которые мудрые ученые запрещают нам ссылаться»⁴⁹.

И все же основные идеи этих «ересей» обретали все большую и большую силу. Уже, самое позднее, в VI веке Успение или Взятие на небеса отмечалось как праздник и в Восточной (Палестина и Египет), и в Западной (Галлия) церквах. Не позднее чем в VI веке величайшие церковные учителя проповедовали о победе Марии над смертью. В Галлии около 600 года Григорий Турский писал:

 

Когда же ход жизни блаженной Марии подошел к концу, и настало ей время быть призванной из этого мира, все апостолы с разных концов земли собрались в доме ее. И когда услышали они, что вот-вот она будет взята из мира, стали бодрствовать вместе с ней. И вот, сошел Господь Иисус с ангелами своими, и, взяв душу ее, передал ее архангелу Михаилу и скрылся. Но, когда занялся день, апостолы положили тело ее на катафалк и отвезли в гробницу, и стерегли его там, ожидая прихода Господа. И вот, снова предстал перед ними Господь: приняв святое тело, приказал он поднять его на облаке в рай, где ныне, воссоединившись с душой, {тело Марии} радуется вместе с избранными Господа и наслаждается вечным блаженством, которому не будет конца.

 

В начале VIII века святой Иоанн Дамаскин сообщает как об общеизвестном на Востоке предании, что «Мария умерла в присутствии всех апостолов, однако гробница ее, открытая по просьбе святого Фомы, оказалась пустой; из этого апостолы заключили, что тело ее было взято на небеса»⁵⁰.

 

ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ ПРОЯСНИТЬ ТОЧНУЮ ПРИРОДУ КОНЧИНЫ МАРИИ: была ли она взята на небеса до или после физической смерти тела? Западный мир разработал учение о Взятии на небеса – а именно о том, что она была взята на небо живой и не узнала смерти. На Востоке Православные церкви признавали, что она умерла – или, скорее, уснула, самым тихим и безболезненным образом. Отсюда слово «Успение», то есть «Засыпание» (Koimesis). Однако различия эти не были абсолютны: Успение изображали многие западные художники. Кроме того, Восток истово верил в ее последующее воскресение, обнаружившееся из того, что гробница ее на третий день оказалась пустой⁵¹.

Взятие Богоматери на небеса изображали на своих полотнах величайшие западные художники: среди них – Мантенья, Тициан и Рубенс. Менее известно, но куда более удивительно, традиционное восточно-православное изображение, повторенное на множестве икон. Дева лежит на смертном одре, окруженная скорбящими апостолами. Рядом стоит ее сын, принимающий ее чистую душу. Как правило, восточные иконописцы добавляют к этому поразительную подробность, на Западе неизвестную. Иисус, стоящий у постели матери, держит на руках девочку-младенца: это и есть душа новопреставленной Марии в состоянии полной невинности. Трогательно выглядит Иисус любящим опекуном крохотной девочки, которая была его матерью, а стала Новым Творением.

Эти мистические идеи о конце жизни Марии и поныне свято хранятся Католической и Православной церквами, приверженцы которых вместе составляют две трети мирового числа христиан. Уже в наше время, в 1950 году, папа Пий XII провозгласил «богооткровенное учение» о Марии, заявив, что «Непорочная Богоматерь, Приснодева Мария, завершив свой земной путь, была телом и душою взята на небеса… Она не подверглась тлению в могиле и не должна ожидать конца времен для искупления тела ее». И католики, и православные отмечают Успение Богоматери, приходящееся на 15 августа, как большой церковный праздник. Психолог Карл Юнг назвал это принятие нового догмата, придающего такой вес и значение женской стороне Бога, величайшим событием в истории христианства со времен Реформации⁵².