Рабочий контроль на заводах Петрограда

или Почему на самом деле в 1917 году было две революции и можно ли из этого опыта извлечь уроки для сегодняшнего дня?

Давид Мандель - профессор Монреальского университета Квебека (Канада).

В последние годы стало обычным изображать Октябрьскую революция как жестокий и преступный эксперимент, навязанный народам России кучкой жаждущих власти фанатиков, вдохновлен­ных ложными теориями Карла Маркса. Это стало новой "официаль­ной точкой зрения" на Октябрь, которая пропагандируется ново­испеченными "демократическими" идеологами. Эта точка зрения нашла значительное признание у народа, разочарованного горь­кими плодами 70 лет Коммунистического правления, народа, инс­тинктивно отвергающего революцию, к которой относится, как объявил этот режим, его происхождение.

На самом деле и старая, и новая официальные версии Ок­тября являются зеркальным отражением друг друга: то, что пре­возносилось в одной, очернялось в другой. Но обе сходятся в одном: Партия, и особенно ее руководство, было всем, а прос­тые рабочие или сознательно ее поддерживали, или слепо ей по­виновались, все зависело от того, какая это версия.

Одной из целей этого очерка было пролить свет на харак­тер Октябрьской революции, остановившись на рассмотрении про­цессов, происходивших на предприятиях и на том, какую в них роль сыграли рабочие. Я попытался показать на основе истори­ческих фактов, что движение за рабочий контроль в 1917 году было прежде всего конкретным ответом рабочих на жестокий по­литический и экономический кризис. Тщательный анализ действий рабочих помогает объяснить, почему рабочие, которые сбросили царя в феврале 1917, совершив, как они считали буржуазно-де­мократическую революцию, в течение следующих нескольких меся­цев решили, что необходимо ограничить экономическую власть частных собственников и их заводской администрации (необхо­димость ограничить их политическую власть была очевидна с са­мого начала для всех рабочих) и, наконец, забрать эту власть полностью.

Фабзавкомы и борьба за рабочий контроль, которую они вели, зародились и развивались "снизу", как ответ на угрозу массовой безработицы и контрреволюции. Никакой другой аспект революции не показывает столь убедительно той роли, которую сыграли в ней независимое творчество и инициатива рядовых ра­бочих.

Другая цель этого очерка - сделать доступным для рабочих активистов богатый исторический опыт русского рабочего движе­ния, который не потерял своей актуальности и по сей день. Движение за рабочий контроль на заводах было попыткой рабочих не допустить экономического краха, поддержать производство, сохранить свои рабочие места и демократическую революцию. И хотя три четверти века отделяют нас от тех событий, порази­тельна схожесть проблем, с которыми сталкиваются сегодняшние рабочие.

Одним из таких общих для обоих периодов вопросов являет­ся вопрос о собственности. В 1917 году экономика России осно­вывалась на частной собственности. Собственность - это прежде всего право распоряжаться предприятиями и другими ресурсами. Но рабочие были убеждены, что хозяева не желали или не могли продолжать производство, и поэтому они захотели подчинить за­водскую администрацию своему рабочему контролю. Это, в конце концов, привело к тому, что рабочие поставили под сомнение всю систему частной собственности и, наконец, потребовали на­ционализации их предприятий для того, чтобы спасти их.

Это, конечно, противоположно тому, что происходило в по­следние годы в странах бывшего Советского Союза, где офици­альная политика государства была направлена на скорейшую при­ватизацию предприятий, как выход из экономического кризиса.

Становится все яснее, что тружеников ожидает массовая безработица и экономическая и политическая катастрофа, если только преданное их интересам правительство не сыграет актив­ной, организующей роли в экономике. Важно отметить, что в 1917 году самыми горячими сторонниками перехода власти к со­ветам, т.е. государства к трудящимся массам, были активисты движения за рабочий контроль.

Их практический опыт привел их к двум взаимосвязанным выводам. Первый заключался в том, что усилия рабочих по спа­сению их предприятий не могли быть успешными, если бы они ог­раничили себя отдельными предприятиями. У рабочих на изолиро­ванных предприятиях не было достаточно власти для того, чтобы заставить администрацию подчиниться их контролю. И более то­го, им вообще не хватало материальных и особенно финансовых ресурсов для того, чтобы заводы работали. Для того, чтобы ра­бочий контроль на предприятиях был эффективным, его нужно бы­ло поддерживать и сочетать с государственным регулированием.

Это непосредственно подвело рабочих ко второму выводу: цель сохранить предприятия и заработок рабочих не может быть достигнута при правительстве, враждебном интересам трудового народа.

Другой вопрос, который возникает при рассмотрении опыта 1917 года, это вопрос об отношениях между профсоюзами и фаб­завкомами, органами рабочего контроля. Как это часто бывает сегодня, профсоюзы, особенно их высшее руководство, склонно относиться враждебно к идее рабочего самоуправления и вмеша­тельства рабочих в управление. В 1917 году они обвиняли зав­комы в том, что те хотели вытеснить профсоюзы, взять на себя функции, не свойственные рабочим. Но рабочие, которые толкали завкомы к вмешательству в сферу управления, понимали, что они не смогут защитить себя в условиях экономического краха при помощи традиционных методов борьбы профсоюзов - забастовок, оказания давления с целью добиться более высокой зарплаты и т.д. - методов борьбы, которые тем не менее оставляли приня­тие главных решений на усмотрение начальства.

Профсоюзные лидеры обвинили завкомы также в сообщничест­ве с администрацией. Это был серьезный вопрос, поскольку Вре­менное Правительство и собственники действительно пытались переложить ответственность за увольнения рабочих и закрытия заводов на фабзавкомы и таким образом направить на них гнев рабочих. На самом деле заводские комитеты готовы были сотруд­ничать с администрацией, чтобы сохранить свои предприятия, но они хотели быть уверены в доброй воле администрации. Они не хотели, чтобы начальство использовало их как прикрытие в сво­их целях, направленных против рабочих. Поэтому они требовали доступа ко всей информации и документам, то есть рабочего контроля. Фабзавкомы всегда понимали, что необходимо быть не­зависимыми от администрации, даже когда сотрудничали с ней.

Однако в огромном большинстве случаев сама администрация не желала сотрудничать с рабочими комитетами. Именно это, в конце концов, привело к тому, что фабзавкомы взяли на себя управление заводами, а рабочие обратились к государству с просьбой национализировать их заводы.

Это лишь несколько аспектов рабочего движения в 1917 го­ду, которые могут представлять интерес для рабочих сегодня.

___________________________

Расширенная версия этого очерка была успешно защищена мною в качестве докторской диссертации в Колумбийском Универ­ситете Нью-Йорка, одном из самых выдающихся американских ака­демических учреждений. Потом эта работа было опубликована Мак­миллан Пресс, крупнейшим англоязычным издательством.

Конечно, невозможно писать о важных и противоречивых ис­торических событиях, не имея определенной точки зрения на них. Я активно участвовал в канадском рабочем и социалисти­ческом движении в течение многих лет и я не пытался в этой работе скрыть мою симпатию к рабочим Петрограда и их борьбе.

I. ВВЕДЕНИЕ

Одной из наиболее характерных черт рабочего движения 1917 года в Петрограде было отсутствие у рабочих чёткого представления о социально-экономическом содержании разворачи­вающейся революции.

Это было характерно не только для рядовых рабочих, но и для лидеров рабочего движения. По этому поводу на Первой Все­российской конференции фабзавкомов, всего лишь за неделю до восстания, меньшевик Линьков, делегат из Твери, жаловался: "Для того, чтобы правильно разрешить вопрос о рабочем контро­ле над производством, нужно раз и навсегда уяснить себе, яв­ляется ли русская революция социальной или нет. Этот основной вопрос мы всегда ставим перед большевиками, но они обоснован­ного ответа не дают".

Для него, умеренного социалиста, ответ был ясен: "Мы го­ворим, что наша революция не социальная, а политическая с со­циальной закваской, если можно так выразиться, в ней постав­лены социальные вопросы огромной важности". И для анархиста Жука, делегата от Шлиссельбургского порохового завода, вопрос был так же ясен: "Мы переживаем социальную революцию". Зато большевик Н. Скрыпник, член Центрального Совета фабзавкомов, был менее однозначен: "Рабочий контроль еще не социализм. Это лишь одна из переходных мер, приближающих нас к социализму". ¹

"Что именно хотели сделать большевики с государством? Какую программу осуществить? Я повторяю, что у большевиков не было ни таких планов, ни идей... Только материалы для прог­раммы были налицо." Так писал левый меньшевик, публицист и летописец революции Н. Суханов. "Социализм есть, как извест­но, проблема экономическая по преимуществу. Но именно здесь ни Ленин, ни Троцкий не разработали экономической программы". И то, что у них было, продолжал Суханов, "не выходило за пре­делы знакомой нам экономической программы [умеренного, мень­шевистко-СР-овского] Исполнительного комитета [Петроградского Совета] от 16 мая... Для [текстильного магната, Министра про­мышленности во Временном правительстве] Коновалова это было равно социализму. Но по существу до социализма тут было еще далеко". Правда, признался Суханов, контроль "был центральным пунктом на всех рабочих собраниях. Но этот "социализм" был очень застенчивым и скромным. Он шел в другом направлении, но все-таки не дальше, чем правый меньшевик Громан со своим "ре­гулированием" и "организацией народного хозяйства и труда". ²

Чрезвычайный съезд Партии большевиков был намечен на 17-18 октября именно для того, чтобы, наконец, принять такую программу. Но планируемый съезд так и не состоялся.

Но если идеи о социальном характере революции были ещё туманными, сами действия рабочих были, наоборот, как нельзя более однозначными. На многих предприятиях фабзавкомы уже давно выступали с самостоятельными инициативами, вторгаясь в сферу управления вопреки сопротивлению администрации. Требо­вание контроля было выдвинуто "снизу" после Февральской рево­люции тогда, когда оно еще не фигурировало в программе ни од­ной из социалистических партий, в том числе и большевиков, хотя рабочие-активисты этой партии с самого начала играли видную роль в фабзавкомах. После Октябрьского восстания фаб­завкомы, опять под сильным давлением снизу, настаивали уже на самой широкой свободе своих действий по отношению к завод­ской администрации. А в конце января 1918 года на Шестой Пет­роградской конференции фабзавкомов делегаты от заводов уже требовали от Советского правительства подготовить национали­зацию их предприятий. К июню этого года вышел Декрет о Нацио­нализации.

Уже в первые месяцы после Февраля рабочие стали ощущать опасность экономического краха, и вслед за ним - поражения революции. Осознание необходимости сильного государственного регулирования, чтобы предотвратить этот крах, сыграло решаю­щую роль в поддержке, которую рабочие оказали большевикам во второй, Октябрьской революции. Именно благодаря требованию экономического регулирования революция 1917 года вышла из своих первоначально буржуазно-демократических рамок и все больше и больше устремлялась к тем "социалистическим экспери­ментам", которых так боялись меньшевики и социал-революционе­ры (СР-ы).

II. ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НА ЗАВОДАХ.

Помимо политических требований - установление демокра­тической республики, скорейшее заключение всеобщего мира без аннексий, раздача земли крестьянам без выкупа - в Феврале ра­бочие Питера выдвинули целый ряд экономических требований, которые в их понимании являлись составной частью задач буржу­азно-демократической революции. В эти требования входили ус­тановление восьмичасового рабочего дня, зарплата, "подобающая свободному гражданину" и "конституционный режим" на предприя­тиях.

а. Восьмичасовой рабочий день.

Уже во время Революции 1905 года восьмичасовой рабочий день был центральным требованием рабочего движения, одним из так называемых "трех китов" социал-демократии. Любопытно, что как рабочие, так и предприниматели и царская власть рассмат­ривали это требование как сугубо политическое. "Мы, рабочие, получили восьмичасовой рабочий день и другие свободы", - зая­вил делегат на конференции заводов Главного Артиллерийского ведомства 24 марта 1917 г. ³

Вот почему рабочие решительно отказались подчиниться призыву Петроградского совета закончить 7 марта всеобщую за­бастовку, свергнувшую самодержавие, без установления восьми­часового рабочего дня на своих предприятиях. "Когда я переда­вал это постановление рабочим, - объяснил депутат Петроградс­кого совета, - то в душе чувствовал, что нам сделать это не­возможно: рабочий не может добыть свободу и не использовать ее для облегчения ярма труда, для борьбы с капиталом". ⁴

По сведениям Петроградского Общества фабрикантов и за­водчиков от 7 марта, из 111 заводов, о которых имелись сведе­ния, работало всего 28, и на большинстве из них рабочие "явочным порядком", то есть по собственной иницитиве и без разрешения начальства, уже ввели восьмичасовой рабочий день. ⁵

б. "Зарплата, подобающая свободному гражданину"

Таким образом, всеобщая забастовка, переросшая в Фев­ральскую революцию, была одновременно и политической забас­товкой против самодержавной власти и экономической забастов­кой против капитала.

Для рабочих приличная зарплата, как и восьмичасовой ра­бочий день, была неотъемлемой частью буржуазно-демократичес­кой революции. "Условия хищнической эксплуатации, которые су­ществовали при феодальной системе России, не могут существо­вать в новой России", - провозгласил 6 марта Нарвский районный совет. ⁶

Установление законодательным порядком минимальной зара­ботной платы было настоятельным требованием делегатов прохо­дившей 20 марта сессии Петроградского совета. Сессия обсужда­ла материальное положение рабочих. Делегат от Путиловской верфи подвёл итоги дискуссии:

"Теперь обязанность Совета Рабочих и Солдатских Депута­тов войти в наше положение и пересмотреть все наши расценки, переработать их и создать нам сносное существование, а не удивляться, что мы предъявляем такие требования. И вот мы же­лаем, чтобы комиссия, которая будет избрана здесь, обследова­ла положение и вошла в переговоры с администрацией, которая заодно с предпринимателями под флагом патриотизма раздевала рабочих, так как они все думали, что рабочий только и создан для того, чтоб пить из него по каплям кровь и выжимать все соки, а потом, как ненужную вещь, выбросить за борт. Теперь, товарищи, не так: когда рабочие проснулись от трудового сна, они требуют справедливой оплаты и предъявляют справедливые требования, а предприниматели кричат: "Караул, нас грабят!" Товарищи, вы-то, вероятно, не разделяете их ужаса, вы входите в положение всех рабочих, и вы, вероятно, скажете им: "Нет, вы гнули рабочих, вы обирали их, а впредь вы должны заплатить им столько, сколько их труд стоит". ⁷

в. "Конституционный режим" на заводах.

Другим требованием было установление "конституционного режима" на заводах. Оно было ответом на произвол и деспотизм, присущий дореволюционной заводской администрации, а также на тесное ее сотрудничество с царской Охранкой. (Дирекция регу­лярно доносила полиции на активистов, увольняла их по указке последней и отвечала на политические забастовки локаутами. В свою очередь, политические власти посылали войска - казаки особенно отличались своей "доблестью" - на подавление экономи­ческой забастовки. ⁸). Рабочие рассматривали этот заводской режим не только как тяжелую форму экономической эксплуатации и политического гнета, но и как оскорбление своего человечес­кого достоинства.

Поэтому по возвращении на заводы после Февральской рево­люции рабочие тут же принимались за чистку администрации от ненавистных им элементов. Сначала это принимало традиционную форму: рабочие сажали виновных на тачки, одевали им на голову мешки, и вывозили с позором за ворота завода. По мере того как страсти утихали, процесс принимал более организованный и мирный характер.

Объясняя эти увольнения, рабочие выдвигали в основном три типа оправданий:

1. Начальник был орудием самодержавия. Он регулярно сооб­щал Охранке о "нарушителях порядка" и угрожал "неугодным" по­литическими репрессиями.

2. Начальник был деспотом, попиравшим достоинство рабочих и доводившим эксплуатацию до невыносимых размеров.

"Мастер Волков, - заявили рабочие малярной мастерской Балтийского завода, - это главный виновник нашего гнета и уни­жения, переживаемого за последние годы... С 1909 он начал свою позорную программу - сбил расценки до невозможного - 8-9 коп. - не считаясь с условиями труда... Этот ужас мы все ис­пытали во все время до последних дней произвола". ⁹

Здесь стоит отметить, что во время подъема рабочего дви­жения в 1912-1914 гг. в Петрограде прошло много забастовок с требованием "вежливого обращения" к рабочим о стороны началь­ства. Царский Министр Торговли и Промышленности в своё время определил это требование как "политическое". ¹⁰

3. Начальник не соответствовал своей должности.

Если первые две причины были не новы, то эта указывала на важный, хотя еще и не полностью созревший, сдвиг в созна­нии рабочих после Февральской революции. Демократический пе­реворот пробудил у рабочих чувство заботы и ответственности за благополучие предприятий.

Рабочие Первой электрической станции решили уволить всю администрацию предприятия, объясняя, что вся она состояла из последователей старого режима, людей "вредных с экономической и бесполезных с технической точки зрения". На Балтийском за­воде начальник цеха был смещен рабочими как "человек, мало сведущий в техническом понимании своего дела",и который, вдо­бавок, проводил на заводе не более 2-3 часов в день. На любую просьбу рабочих он отвечал угрозами отправить их в тюрьму или на фронт", "ввел шпионов среди рабочих и зорко следил средь своих посредственников, чтобы не было никакой организации кроме монархической". ¹¹