Две концепции вакуума 4 страница

Не раз тема дали возвращается в аспекте рефлексии. Так, например:

«ach hinter den rauchenden Bergen, hinter den auffliegenden Wolken, da wohnt ein schцneres Land, da wohnt die Seele, die du suchst, da liegt der Himmel nдher der Erde?» Aber hinter dem Gebirge und hinter dem Gewцlke stцhnt auch ein verkanntes Herz und schauet an deinen Horizont herьber und denkt: ach, in jener Ferne wдr'ich wol glьcklicher!» (Hesp. 19 — VI 103); или: Besteht denn der Himmel unseres Daseins, wie der blaue ьber uns, aus цder matter Luft, die in der Nдhe und im Kleinen nur ein durchsichtiges Nichts, ist und die erst in der Ferne und im Grossen blauer Aether wird? (T. 2 — XV 22).

Итак, на всей области воды — влаги — света, принимающей в романах Жан-Поля гигантские очертания, лежит печать дали и запрета — печать «табу». Было бы примитивно истолковать эту тему дали и запрета в духе трафаретно-сенти-ментальных томлений. Правда, обычно принято ограничиваться констатированием в литературном сентиментализме черт преувеличенной нежности и чувствительно­сти. Но со времен психоанализа мы знаем, что там, где преувеличенная нежность, там всегда следует искать большой затаенной жестокости. Эти «жестокие» оберто­ны нетрудно вскрыть в романах Жан-Поля. Мы уже отмечали, что море жизни для Жан-Поля есть смерть. Мы отмечали близость темы жизненной влаги к мотиву крови и подчеркивали связь последнего с темой заката. Проследим теперь детальнее все родственные этой группе образы.

Для примера возьмем лишь наисентиментальнейший роман «Геспер». Не может не броситься в глаза обилие уподоблений, взятых из области ран, крови, ножей, копий:

Und du, gedrьckter Geist, fьr den die Gegenwart eine Wunde und die Vergangenheit eine Narbe ist... (Vov. V 18); blumenloses Golgatha ihrer verwundeten Seele (4 — V 78); wunde Nerven (9 — V 180. Cp. 22 — VI 163); so weiche denn nie aus meinem Herzen, du erhabne Gestalt, und ruh' ewig auf seinen Wunden\ (20 — VI 109); gab es dann ein anderes Mittel fьr die Trostlosigkeit ihres Freundes, als ein Schwert und die letzte Wunde! (25 — VI 218); warum цffnest du entfernte дhnliche Wunden an geheilten Menschen? (25 — VI 226); den Funken, der nur eine Brandwunde macht, schwinget ihr zum Feuerrade um, und unter den Blьten ist euch ein spitzes Blatt ein Dorn! (25 — VI 226); O! Tonkunst, die du die Vergangenheit und die Zukunft mit

 

163

Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»

ihren fliegenden Flammen so nahe an unsre Wunden bringst... (28-ter Osterf. — VII 71); ach dann gingen alle Wunden der Menschen wieder auf und wдrmten sanft mit dem rinnenden Blute jede Brust, die in ihrer Wehmut erstarb (38 — VII 67); denn die Flцtentцne rissen seine bleichen Wunden zu weit auseinander (38 — VIII 71).

С образом ран связывается образ истекания кровью:

er suchte... sein... unglьckliches Herz zu ьberschreien und zu betдuben... nicht mit den Trommelwirbeln der Lustbarkeiten; unter diesen verblutete es vielmehr, so wie unter dem Trommeln die Wunden stдrker fliessen; sondern mit Menschen; diese waren die blutstillenden Schrauben, die er um seine Seele legte (23 — VI 176); Der Tod berьhrte das blutige Herz (22 — VI 165).

На этом фоне ран и истекания кровью необыкновенно ярко всплывают образы порезов и уколов — ран, наносимых колющим и режущим оружием:

der scharfe Schmerz durchschnitt sein volles Herz (23 — VI 173); In Viktors Herzen zog ein dreischneidiges Mitleiden schmerzlich hin und her (24 — VI 190); die scharfe Sichel des Erdenmonds rьckte schneidend in die kurzen Tage und Freuden der Menschen (3 — V 75); Die Zeit ist nichts als ein Tod mit sanftem, dьnnern Sicheln (38 — VIII 43); Sense der Zeit (7 — V 137. Cp. 30 - VII 113 и Todessense 38 - VIII 70); Impf-Schnitte des Schicksals (28 -3 Osterf. — VII 76); das Schicksal hatte ihm diese Woche nichts gegeben als Lanzetten-Schnitte in seine Herzschlagader (21 — VI 127); Da der Schmerz den Menschen veredle und ihn durch die kleinen Schnitte, die er ihm gebe, so regelmдssig entfalte, wie man die Knospen der Nelke mit einem Messer aufritze (28 — 3 Osterf. — VII 68); dass er mit einem Messer, dessen eine Seite vergiftet ist oder beide, meinen Jugendfreund unter unsern doppelten Schmerzen von meiner Seele schneidet (31 — VII 124); О du gutes Schicksal, ein solches Schachtmessen lege nie am Herzen meiner Klotilde an» (32 — VII 163).

Уколы:

das mдnnliche Herz, das die Freundschaft durchstochen hat, blutet tцdtlich fort (31 — VII 138); Erinnerungen, die wie Gehirnbohrer die Seele betasteten (39 — VIII 79); das Schicksal schlug alle die geschliffnen Waffen, die bisher in seine Nerven gedrungen waren, noch einmal in die blutenden Oeffnungen, wie man in die Wunden der Ermordeten die alten Instrumente wieder hдlt, um zu sehen, ob' s dieselben sind (39 — VIII 82); dass die Natur nur Domenhecken; die Menschen aber Dornenkronen machen (5 Schalttag. VI 125); dass es keine Tugend, sondern nur eine Wollust ist, die Dornenkrone von einer zerritzten Stirne, den Stachgьrtel von wunden Nerven wegzunehmen (9 — V 180); stechende Bedьrfnisse (9 — V 184); Jedes andere weibliche Gesicht auf der Strasse gab ihm Stiche (20 — VI 106); Ziehe die Bienenstacheln der Erdenstunden aus ihrem milden Herzen (20 — VI 108); wenn man beim Stiche der Biene oder des Schicksals nicht stille hдlt, so reisset der Stachel ab und bleibt zurьck (20 — VI 115).

И наконец, образы пыток⁴⁴, образ грызущих вампиров⁴⁵, и общая «оценка» боли:

die Entzьckung grдnzet nдher an den Schmerz als an die Ruhe (33 — VII); in der heissen bьrgerlichen Liebe sei mehr Qual als Spass; in ihr sei wie in Dante' s Gedicht von der Hцlle, letzte am besten ausgearbeitet und der Himmel am schlechtesten (это — witzige Bemerkung Mathieu' s 24 — VI 198).

Собрание этих цитат станет еще выразительнее, если сопоставить «Геспер» ^с Другим романом той же эпохи, например, с «Вертером» Гёте: здесь в описании любви и внутренней жизни почти совсем нет метафор ран, нанесенных кем-то при Помощи колющего или режущего оружия. Здесь — inneres unbekanntes Toben, das die Brust zu zerreissen droht, das die Gurgel zupresst, или Krankheit, Fieber, словом, конец Приходит изнутри. У Жан-Поля же в соответствии с приведенными цитатами —

Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»

Lindenblьten (Hesp. 38 — VIII 70); mit Thienetten Blattlдuse von den Rosen, Regenwьrmer von den Beeten nehmen und einen Freudenhimmel von jeder Minute (F. 2 — III 100).

То же в сновидении:

hoch, oben im stillen Blau flog langsam eine goldene Biene leise singend einem Sternchen zu (Fl. 64-XXI 318).

Особое внимание следует обратить на летучих мышей, преследующих насеко­мых. Летучая мышь — аналог «ангела смерти», о котором говорилось выше:

Auf einmal sah er hoch ьber den taumelnden Maikдfern und verwehten Nachtschmetterlingen und ihren pfeilschnellen Jдgern, den Fledermдusen im Himmel ein breites, einem zerstьckten Wцlkchen дhnliches Gefolge von Zugvцlgeln (Sieb. 14 — XII 163); Firmian ging neben Fledermдusen und Maikдfern — dem Vortrab und Vorposten eines blauen Tages (Sieb. 12 — XII 102)^S1.

Вообще интерес Жан-Поля и его героев к мелкому необычен: Er ging vor nichts Kleinem blind vorbei, worьber der Welt- und Geschдftsmann verschmдhend schreitet; so wie er wieder vor keinem Pomp des bьrgerlichen Lebens stehen blieb (Hesp. 9 — V 186). Фикслейн собирает Sammlung der Druckfehler in deutschen Schriften... zeigte, welche am meisten vorkamen, bemerkte, dass daraus wichtige Resultate zu ziehen waren und riet dem Leser, sie zu ziehen (F. 2 — III 173). Здесь автосатира. Мы знаем, с каким тщанием Жан-Поль с гимназических времен делал эксцерты самого разнообразного содержания.

Спасти мелочь и пылинку — затаенная мысль Жан-Поля. И эта именно мысль — в основе темы эфемеры. Маленький Густав в «Невидимой ложе» ловит rote Kдfer, marmoriere Schneckenhдuschen... und ьberhaupt alles, was auf sechs Fьssen zappelte... в коробочку с стеклянными окнами (7 — 1 57). У Фикслейн был Mьcken-Louvre: Lehmhaus fьr Fliegen (F. 2 — III 98). И то же делал сам Жан-Поль (см. в его автобиографии — о Fliegenhaus aus Ton.)

Вследствие любви Жан-Поля к антитезам и контрастам наряду с неизмеримо малым всегда стоит неизмеримо большое. Но редко встречается не фантазируемый образ бесконечности — например, бесконечность синевы неба⁵², то есть вообще «бесконечность для глаза» (бесконечность воздушного круга). Гораздо чаще это бесконечность воображаемых космических пространств, «бесконечность по учеб­нику астрономии»⁵³, которая должна лишь оттенять бесконечную малость реаль­ных «пылинок»⁵⁴, воспринимаемых со всей живой непосредственностью.

Таковы же великаны (die Riesen), рядом с которыми всегда воспринимается малое.

die liegende Riesin der Natur, in den Armen tausend und tausend saugende Wesen tragend (Uns. L. 27 — II 8. Cp. die Nacht, die mit Riesengliedern im Mondschein auf der Erde schlief. (Hesp. 35 — VII 22); neben der unendlichen Mutter die kleinen wimmelnden Kinder, die unter der Welle und unter der Wolke flogen (T. 1 — XV 18); Bist du denn nicht, du grosse Natur, gar zu unendlich und zu gross fьr die armen Kleinen hier unten, die nicht Jahre lang, geschweige Jahrtausende glдnzen kцnnen, ohn'es zu zeigen (Fl. 42 — XXI 70); Wie erhebt es den Geist, dass der Mensch ist und dass er die ungeheuere Welt denkt und sich (T. 114 — XVI 475)"-

Не большое воспринимается, как человек индивидуум, а неизмеримо малое. Мы, так сказать, смотрим из малого на большое, а не из большого на малое. Это осо­бенно ясно, если обратиться к роману «Титан». Как известно, этот роман был на­писан (не без влияний Якоби) против «штюрмерских» и титанических тенденций современников и потому правильнее мог бы быть назван «Анти-Титаном». Здесь

 

167

Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»

именно та точка зрения из большого на малое, которой Жан-Поль старательно избе­гает, придана образу Титана, расщепленного в романе на две самостоятельные ин­дивидуальности: Албано и Рокэроля. Идеалы их — «необузданное гениальничанье» (первоначальное заглавие романа — Das Genie). Постоянные характеристики их — wild, stьrmend, frei:

Wie ein Zentaur, halb Mensch, halb Wild, trat er mit verworrenem dumpfen Kriege seines ganzen Wesens unter die melodischen Seelen und Freuden (T. 129 — XVI 481).

Такова же «титанида» (T. 59 — XY 366) и «уранида» (Т. 115 — XVI 373) Линда. «Ich pariere, — говорит о ней Julienne, — sie steigt auf den Montblanc und in den Vesuv»⁵⁶.

Но для Жан-Поля на этом смотрении из большого, сверху, подобно Гулливеру на лилипутов, лежит «табу», как на теме моря. Он будет говрить об Erzengel, рассмат­ривающем через Sonnen-und Weltenmikroskop die nдchste Laus — человека (Fl. 56 — XXI 216), но на том, чтобы самому встать на место архангела — лежит запрет⁵⁷.

Окончательно это уяснится, если обратить внимание, как редко у Жан-Поля встречается описание картин с низким горизонтом — то есть с высокой точкой зрения. Такие описания носят исключительный характер. На вершине горы (в «Титане») обитает старец Шпенер. Эмануель в «Геспере», который соответствует Шпенеру «Титана» — мудрый индус, готовящийся к смерти — восходит на горы.

Emanuel fьhrte sie, als ihr leitendes Gestirn, auf seine lieben Berge, diese Frontlogen der Erde (Hesp. 34-VII 199)^S8.

На вершины гор восходят люди, отрешившиеся от земных привязанностей и покончившие счеты с жизнью, возвышающиеся над жизнью. Замечательны в этом отношении слова Шоппе в «Титане»:

Ein Jьngling muss nicht, wie der alte Spener, Alles in der Vogelperspektive, von oben herab darstellen (T. 82 - XVI 130)⁵'.

Для простых смертных — восхождение на гору запретно и гибельно. Тема вос­хождения связывается всегда с темой смерти. Вышка скалы — tarpejischer Felsen (F. 6 — III 139. Ср. мысли о самоубийстве на Felsenspitze — Т. 131 — XVI 501):

Man steigt den grьnen Berg des Lebens hihauf, um oben auf dem Eisberge zu sterben (Fl. 61 — XXI 285); Viktor stand auf dem hohen Gebirg, wo man am Begrдbniss-Tage eines Freundes steht, unten am Gebirge ging das Todtenmeer des Abgrunds weit hin (Hesp. 39 — VIII 76-77).

Обратно, могила приравнивается к горе:

Leser! der letzte Augenblick in Maiental ist der grцsste — erhebe deine Seele durch Schauer und steige auf Grдber wie auf hohe Gebirge, um hinьber zu sehen in die andre Welt! (Hesp. 36 — VII 239).

Те же оттенки нетрудно уловить в описаниях полета и парения в высоте. Вообще Жан-Поль проявляет больше интереса к «семейным идиллиям» птиц и их пению, Чем к полету:

wenn die einschlummernde Natur in abgerochenen Lauten des zu Bette gegangenen Vogels gleichsam noch ein Paar Worte im halben Schlafe sagte (Uns. L. 7 — I 61); Jetzo war seinen krдftigen strotzenden Gefьhlen jedes Getцse willkommen, das Schlagen der Eisenhдmmer in den Wдldern, das Rauschen der Lenzwasser und Lenzweide und das aufprasselnde Rebhuhn (Hesp. 31 — VII 131); die дtzende Mutter, vor der der junge Vogel mit zitternden Flьgeln Zerfloss (Hesp. 33 — VII 179); jeder darьber hinziehende Vogel schien seine Freundin zu suchen

Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»

169

 

und zu lieben wie er (Hesp. 31 — VII 132); leicht flattern diese Flugtauben (= die Mдdchen) in eine fremde Familie (T. 65 - XXV 407). Пение соловья и жаворонка в романах Жан-Поля попадается на каждом шагу. Но если есть идиллические полеты, то только там, где порхает целая стая птиц, почти совершенно отождествляющаяся с стаей мошек, которая столь часто встре­чается в романах Жан-Поля. Показательно уже, что птицы упоминаются наряду с насекомыми⁶⁰. Вот некоторые примеры «блаженных» стай:

die Vцgel wurden an langen Sonnenstrahlen aufgezogen, und die geflьgelte Welt hing taumelnd im ausgegossnen Wohlgeruch (Sieb. 12 — XII 112); die Tцne... zuckten in den vergoldeten Vцgeln, die wie Aurorens Flocken umher schwammen (Fl. 13 — XX 95. Ср. о голубе как Flocke, падающем на Gottesacker, Hesp. 25 — VI 230).

Поразительно, что эти описания берут птиц с такой точки зрения, на которой они делаются мелкими — издали, то есть почти такими, как мошки или бабочки. Блаженные стаи — исключения. Обычно же у Жан-Поля полет — гибельный, угро­жающий опасностями:

seine innere Flьgel waren wie die des Strausses, voll Stacheln und verwundeten ihn im Erheben (T. 59 — XV 371); Gleich den Tauben flattert sie um das hohe Schadenfeuer, о mцge sie nicht wie jene mit verzehrtem Gefieder entweichen und wieder kommen und endlich darin zerfallen! (T. 62 — XV 38); So steigt denn dieser arme Geschцpf, (Лиана) wie man vom Paradiesvogel sagt, so lange im Himmel gerade empor, bis es tot herunterfallt (T. 81 — XVI 121); Giulia wie eine Taube die Flьgel dem Regen und Weinen auseinanderfaltete (Hesp. 36 — VII 232); niederfallende weisse Taube (Hesp. 25 — VI 230 и 28 — 3 Osterf. VIII 69-70); Wir stehen hier unten als Tauben unter dem erhabnen Orkan (T. 79 — XVI 112); oben werfen die Stьrme die Menschen mit den grцssten Flьgeln gleich Paradiesvцgeln am meisten umher (Hesp. 38 — VIII 42); Der Morgen legte allen Seelen die Flьgel an, die der Mittag den Menschen immer bindet (T. 71 — XVI 35); wo ьberall der Strom wie ein verwundeter Adler mit dem Flьgel an die Erde schlug (T. 116 - XVI 381)". В связи с темой заката:

wie weit schon die Sonne hinabgeflogen sei mit Amorsflьgeln durch einen kдltern Himmel (T. 118-XVI 398-399).

У «титанов» Албано и Рокэроля сильнее всего проявлены комплексы полета, то есть проявлены именно в тех характерах, которые проявили и выявили титани­ческое смотрение сверху, с высот (как великаны):

dem rosenroten Flammantvogel nachzuahmen (T. 25 — XVI 153); der wilde Geist, der uns auf Kuntursflttigen vor Abgrьnde schleppt (T. 35 — XV 211) и т. д. Весьма часто здесь — образ хищной птицы:

ein hoher Raubvogel (T. 54 - XV 318. Ср. 85 - XVI 145; 107 - XVI 309); Karl klebte blos mit dem hдngenden schweren Gefieder des Nachtvogels an den heitern Gestirnen um ihn (T. 55 — XV 324); als habe sich sein Leben wie ein Adler durch eine Sturmwolke durchgearbeitet und der schwarze Sturm laufe unter seinen Flьgeln weiter (T. 66 — XV 417); Gleichsam als wдre ein Adler aus seinem Morgenglanz hireingeflogen und hдtte als ein Raub-Genius die Flьgel ьber seine Augen geschlagen (T. 107 — XVI 307).

Уже с ранних пор у Албано Жан-Поль отмечает эти «полетные» стремления: Woher hatte Albano diese unbezwingliche Sehnsucht nach Hцhen, nach dem Weberschiffe des Schieferdeckers, nach Bergspitzen, nach dem Luftschiffe, gleichsam als wдren diese die Bettaufhelfer vom tiefen Erdenlager? (T. 12 — XV 85-86).

Но если юности Жан-Поль извиняет эти полеты и описывает их сочувственно⁶³ или относится к ним снисходительно-иронически, то для него самого они отравле­ны смертью. Это — полеты Икара. «Блаженные» полеты — полеты запретные. Только там, где стая птиц, или там, где чужие крылья (руки) поднимают человека, они лишаются этих отравляющих свойств:

ein prдchtiges Morgan-Land faltete vor mir die glьhenden Flьgel auf und riss mein Herz in das allerheiterste Reich (Fl. 46 — XXI 95); von einem Arm aus den Wolken durch alle ьbereinander stehenden Wolken des Lebens durchgehoben ins Blau (Fl. 51 — XXI 146); Die langen Abendschatten am Ufer und die langen roten Wolken legten sich ihm als neue grosse Schwingen an, welche ihn bewegten, nicht er sie (Fl. 52 — XXI 168).

Подлинная сфера таких полетов — область фантазии, то есть область заведомо неосуществимого и потому чуждая угрозам смертной кары, грозящей за подлинный полет. В этой связи возвращается все по-новому индивидуализируемый избитый образ «крыльев фантазии»:

Ich hatte den Flьgeln seiner Phantasie nicht Federn genug ausgerissen (Uns. L. 20 — I 177); die Ermьdung berupfte seinen Phantasien die Paradiesvogel-Scwingen (Sieb. 12 — XII 101); Nur noch der Flьgel der Phantasie zuckt an ihrer Leiche (T. 53 — XV 311); statt der verlornen Liebes-Arme nur Fittige der Phantasie haben (T. 53 — XV 313); gerade die Flьgel der Phantasie waren an diesem sanften, steten Schwane zu stark (T. 95 — XVI 219); um nifcht an Linda's Phantasie die grossen widerspenstigen Flьgel aufzumachen (T. 117 — XVI 393); dichterische Menschen, die immer die Flьgel der Phantasie aufspannen werden wie die Lerchen и т. д. (Hesp. 26 — VII 19). Ср. mit geflьgelter Phantasie (Uns. L. 20 — I 181).

Крылья «фантазии», хотя и индивидуализированные и освеженные новыми деталями — достаточно отвлеченны. Но таковы и вообще летающие птицы Жан-Поля: это или экзотические Paradiesvцgel, или птицы вообще⁶⁵. Больше того — у Жан-Π оля в одном месте попадается фантастический образ «абстрактных» крыльев, без туловища:

die Menschenzeit geht schnell als ein dahinfliegendes Flьgel-Paar ohne Schnabel und Schweif (T. 79 -XVI 112).

Только однажды полетные фантазии Жан-Поля прорываются со всей силой и яркостью, преодолевая страхи. Характерно, что это происходит там, где все лица скрыты масками, то есть там, где в самой близости подчеркнута даль. Я имею в виду конец Flegeljahre и описание маскарада — этот литературный прототип шуманов­ского карнавала. Выписываю в виде обрывков «полетные» аналогии:

.... da sogar der Kцrper Musik werde — wie der Mensch fliege und das Leben stehe — wie zwei

_t    Seelen die Menge verlieren, und einsam wie Himmelkцrper in einem Aetherraum um sich und

_u   um die Regal kreisen... (Fl. 63 — XXI 304-305); «sei froher! Freuden sind Menschenflьgel, ja

Ί Engelschwingen» (XXI 308); die Menschen und die Lichter flogen und wirbelten (XXI 310).

Чтобы дать полное представление о «полетном вихре» этой главы, следовало бы привести ее всю целиком.

Впрочем, еще в одном произведении главной темой сделан полет. Это — Des Luftschiffers Gianozzo Seebuch. Уже юмористическая форма, прячущая в причудли-^вЫе и витиеватые обличил главную тему полета, показывает, как глубоко спрятаны *Полетные фантазии». Но даже и здесь, где с воздушного корабля все внизу делается ничтожным (эфемерой, пылью), сильнее подчеркнут мотив отталкивания от земли, ухождения от земли, нежели смотрение сверху вниз, подобно Гулливеру или Титану.

170  ______________ Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»___________________

Как будто герой все еще остался внизу и смотрит кто-то иной. Но подробнее об этом дальше.

Здесь заканчивается первая глава. Напомним, что наша задача — вскрыть за исследованными образами некоторый определенный индивидуальный мировоз-зрительный строй или, вернее, некоторые устойчивые реакции бессознательного, составляющие его глубочайший базис. Анализированные образы берутся как сим­птомы этих реакций, и то обстоятельство, что нам пришлось так долго останавли­ваться на чисто формальном анализе образов, обусловлено лишь тем, что до сих пор на эти образы не было обращено внимания. Существо нашей задачи освобож­дает нас от необходимости прослеживать литературную историю этих образов. Так, например, для нас несущественно, что тема воды имеет свою литературную исто­рию, что параллели Жан-Полю в его подчеркнутом интересе к водной стихии можно было бы найти у Гейнзе, Новалиса или Захария Вернера⁶⁶ — важны лишь индивиду­альные особенности самого Жан-Поля. Только для того, чтобы оттенить последние, укажем бегло насколько мелких черт. Если такие фразы из «Генриха фон Офтер-дингена» звучат, вырванные из контекста, как Жан-Поль:

der Strahl glдnzte wie entzьndetes Gold или Es dьnkte ihm, als umflцsse ihn eine Wolke des Abendrots, eine himmlische Empfindung ьberstrцmte sein Inneres (1-terTeil. 1 Kap.), то уже такие выражения дальше, как dem Becken, das mit unendlichen Farben wogte und zitterte, и в особенности подчеркнутый голубой цвет (приведенные примеры взяты из сновидения о голубом цветке) — mattes blдuliche Licht... — dunkelblau Felsen (ср. milchblauer Strom I Teil 9 Kap.) — не в стиле Жан-Поля (золотисто-ог­ненные, розовые, серебристо-металлические тона потока).

II

В одном отношении мы должны будем отграничить себя от тем историко-лите­ратурного характера — а именно в вопросе о разграничении того, что обозначалось как (R. М. Werner) direktes и undirektes Erlebnis или (Gundolf) как Urerlebnis и Bildungserlebnis, то есть разграничении переживаний окружающей и внутренней жизни от переживаний художественных объектов. Если даже не ставить вопроса в общей форме, то все же от пристального взгляда исследователя Жан-Поля не мо­жет ускользнуть вторичность, так сказать «книжность» некоторых тем. Мы видели всю значительность темы воды в творчестве Жан-Поля: эта тема не может быть раз­ложена на заимствования и влияния. Но весьма возможно, что такая тема, как тема огня, именно целиком должна быть разложена на «книжные» переживания, и это несмотря на то, что моря Жан-Поль не видел никогда, а с огнем мог сталкиваться на каждом шагу. Огонь применяется условно аллегорически, как «любовь» и «горе­ние души». Эти аллегории Жан-Полем, как и все, индивидуализируются и варьиру­ются. Но узкому диапазону образа огня далеко до «космического всемогущества» моря. Там, где огонь приобретает всю силу и мощь, там он неминуемо ассимилирУ" ется с горящей брызжущей влагой. Словом, говоря совсем парадоксально — огонь, описываемый Жан-Полем, — огонь «из книг» (точно Жан-Поль никогда не воспри­нимал живо и непосредственно огня), а о море, которого Жан-Поль никогда не ви­дел, говорится так, как будто за этим образом скрыто какое-то первичное и очень

 

 

171

Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»

сильное переживание (о нем говорится как о чем-то весьма известном, как об

ИЗВеСТНОМ κατ' ΐξοχην).

В интересной статье Siegm. v. Lempicki⁶⁷ делается попытка все существо роман­тизма вывести из преобладания и почти исключительного господства опосредство­ванного переживания. Романтизм отправляется от переживаний литературных, этому соответствует преобладание форм подражания, пародии, переработки, литера­турного состязания и т. д. Отсюда отношение к действительной жизни как к роману или теме романа, «сознательная стилизация и формирование жизни по литературе» (Stilisieren und Gestalten des Lebens nach der Literatur 373). Отсюда возрождение ре-нессансовского идеала poeta philologus и превращение филологии в универсальную науку⁶⁸, то есть рассмотрение всей действительности как поэмы, книги — как лите­ратурного произведения, ждущего своего филологического истолкования.

Есть большой соблазн в подобном духе понять и творчество Жан-Поля, в осо­бенности если вспомнить его из ряда вон выходящие «книжные» интересы — библиофильство, беспорядочную страсть к чтению книг самого разнообразного содержания, подавляющую массу столь же разнообразных выписок, щегольство редкостными цитатами и ссылками в романах и т. д. Не без внутренних оснований его романы испещрены уподоблениями жизни и действительности — роману, драме, книге, картине и т. д., то есть истолкованием непосредственного переживания по образцу или типу опосредствованного (литературного).

Посмотрим на примерах:

Мир как книга:

statt der Handbibliothek rauschen die Blдtter des ganzen grossen Naturbuchs vor mir (Uns. L. 53 — II 210); О wie schmachtete er (so wie in der Kindheit von Oktav zu Quart-Bьchern, von Quart zu Folio, von Folio bis zu einem Buche so gross wie die Welt ist) jetzt nach geahneten Lehren und Lehrern! (T. 11 - XV 81)⁶⁴.

Жизнь как книга:

die alten Drucke (Inkunabeln) der ersten Lebenstage (T. 59 — XV 364); die Prachtausgabe des eignen Lebens nachzudrucken (T. 58 — XV 348).

Человек как книга:

ein Jьngling, der den ersten Griechen sieht... hдlt ihn fьr klassisch verklдrt und fьr einen gedruckten Bogen aus dem Plutarch (T. 25 — XV 150).

На обеде у Neupeter'a Вальт смотрит на новую посуду с точки зрения использо­вания ее в романе, который он пишет (das neue Geschir in seinen Doppelroman als einen Kьchenschrank abliefern Fl. 22 — XX 190), а в своем поведении в сцене в саду Руководствуется английскими романами (F1. 38 — XXI 38). Об Албано в «Титане» прямо говорится — mehr unter Bьchern als unter Menschen aufgewachsen (T. 102 — XVI 267).

Жизнь как театральное представление:

Leibgeber sah zu sehr das Leben fьr ein Karten- und Bьhnenspiel, fьr ein Glьck- und Commerz-Spiel, fьr eine Opera buffa und seria zugleich an (Sieb. 18 — XII 240) «Wir ziehen immer nur einen Theater-Vorhang von einem zweiten weg und sehen nur die gemalte Bьhne der Natur» (Walt в Fl. 23 — XX 202); Je mehr Dцrfer vor Siebenkдs mit ihren wandernden Theatertruppen vorьber liefen: desto theatralischer kam ihm das Leben vor (Sieb. 12 — XH 98); «Das Leben fдngt, wie das griechische Drama, mit Possen an» (Vult в Fl. 58 — XXI 245).

I    Пия Ι   тела

174____________________ Жан-Поль Рихтер и его «Эстетика»__________________________