2020-09-24
79
Ассоциации мужчин с войной, а женщин с миром, не ведут к разрешению противоречий, а, напротив, усиливают гендерную иерархию и ложные дихотомии, позволяют мужчинам оставаться у власти и игнорировать решения женщин в вопросах безопасности и международной политики. Негативный пример подобных ассоциаций отражен в работах уже упомянутого нами Френсиса Фукуямы, который объясняет различия в отношении к войне у мужчин и женщин биологической предрасположенностью, утверждает, что «феминизированный» мир, то есть менее конфликтный, возможен только на Западе, однако, в связи с тем, что территориями за пределами Запада руководят молодые агрессивные мужчины, западные мужчины также должны сохранять за собой право контроля в международной политике и сфере безопасности ради эффективного противостояния внешним угрозам.
В отличие от венных действий, в миротворческих компания женщины принимали широкое участие. В 1960-е состоялась забастовка женщин за мир, рассматривавших правительственную политику «ядерного сдерживания» как угрозу безопасности, они также подвергали сомнению и тезис об участии мужчин в войне для защиты женщин.[99] Против присутствия крылатых ракет и насилия в Британии протестовали коммунарки «Гринэм-Коммон»,[100] против «исчезновений» и репрессий своих сыновей в Аргентине-матери ассоциации «Плаза де Мэйо», против отправки своих сыновей в Чечню-гражданки России.[101] Исследователь-феминист Бетти Риэрдон доказывала нравственный приоритет «феминных» ценностей над всеми остальными в ядерном мире.[102] Сара Раддик связывала материнскую заботу с политикой мира, апеллируя к «материнскому попечительству» как «альтернативе здравого смысла».[103] Политолог Линн Сигал, напротив, встревожена «пацифизмом» женщин и опасается, что они идут воевать лишь из-за боязни выглядеть «не по-мужски», а биологический редукционизм мешает изменить положение.[104]
В отношении к силовым методам гендерный разрыв существует и продолжает увеличиваться – женщины в меньшем числе выступают сторонниками «жесткой силы». Примером тому может служить война в Заливе, от 1991 года, где за силовое вмешательство в Ирак высказалось «за» 48% мужчин и 22% женщин, «против» 78% женщин и 48% мужчин.[105] Исследования, собранные в 1994-98 гг., показывают устойчивую связь между борьбой за равенство женщин и отношением к дипломатии и компромиссу, следовательно – и между феминизмом и позитивным отношением к разрешению международных конфликтов.
Вернемся к мифам о «мужчинах-защитниках» и обратимся к статистике. Согласно докладу ООН «о человеческом развитии» от 1995 года,[106] число жертв среди гражданского населения выросло примерно с 10% в начале 20 века до 90% в конце. Как известно, женщины составляют об общего числа военного контингента (комбатантов) примерно 2%. Феминисты обращают внимание и на число изнасилований в военное время: так, в Руанде во время межэтнических конфликтов конца 20-начала 21 вв. Подверглись насилию около 250 тысяч женщин, они были изгнаны с позором из родоплеменных сообществ, а, поскольку не получили статус беженцев, им не была оказана и помощь со стороны международного сообщества. Войны в бывшей Югославии, где в одной только Боснии и Герцеговине было изнасиловано около 20 тысяч женщин из 35, продемонстрировали, что изнасилование может использоваться как систематическая военная стратегия, используемая в целях подрыва идентичности общества в целом. [107]
