2020-11-29
43
В занимательной английской лингвистике есть интересный пример, отражающий особенности интонационной делимитации речи. Правда, он не совсем удачно отнесён совсем к другой теме. Однако на своём месте он весьма интересен. Некий профессор английского языка написал на доске предложение: A woman without her man is nothing.
Затем попросил студентов расставить в нём знаки препинания. Все юноши сделали это следующим образом:
A woman, without her man, is nothing.
(Женщина, без своего мужчины, ничто)
У девушек результат оказался совсем иной:
A woman: without her, man is nothing.
(Женщина: без неё, мужчина – ничто)
При этом данная ситуация поясняется как “великая сила пунктуации”. Но дело здесь не в пунктуации, тем более что перед нами вторичная форма общения: письмо. И пунктуация выступает в нём как средство, используемое не для порождения, а для отражения речевого явления при трансформации устной формы речи в письменную. Само же явление первичнопредставляет собой информацию устной формы. Задана эта информация в виде предложения, в котором необходимо установить его синтагматическую структуру и её интонацию как средство интерпретации передаваемого содержания.
Шутка указывает на два возможных варианта оформления синтагматической структуры предложения и две интонации. Это обусловило гендерное восприятие и разную пунктуацию. Синтагматическая структура в первом случае такова:
A woman, / without her man, / is nothing.
При чтении предложения вслух у него плавная интонация, не имеющая никаких перепадов и характеризующаяся двумя одинаковыми паузами, между которыми находится синтагма со значением уточнения, определяющего признака субъекта, названного в первой синтагме.
Во втором случае синтагматическая структура и интонация совсем иные:
A woman: // without her, / man is nothing.
Здесь тоже три синтагмы, но только начальная по материальному выражению такая же, как и в первом случае, хотя у неё теперь иная интонация, а следовательно, и другое ситуативное значение. Две другие синтагмы этого варианта вообще отличаются от синтагм первого варианта.
Если для автора интонация – это способ представления структуры и интерпретации содержания, то для читателя она средство идентификации авторской структуры и содержания. Интонация первой синтагмы второго варианта выполняет функцию представления. При чтении синтагма воспринимается как именительный темы. Пауза после неё более продолжительна, чем между второй и третьей синтагмами.
Тема и содержание данной шутки, по мнению её автора, обусловлены пунктуацией. Если объяснять фрагментарно, это действительно так. Но если объяснять основательно, то нужно сказать, что они здесь обусловлены: 1) конкретной информацией, 2) особенностями авторской синтагматической структуры предложения, отражающей конкретный смысл, 3) письменным оформлением предложения, способствующим точному отражению его синтагматической структуры, и 4) гендерным характером его восприятия. Много подобных фактов мы наблюдаем и в русской речи, например, при изучении обособления или бессоюзного сложного предложения, когда в зависимости от авторской пунктуации варьируется содержание предложения.
Комментатором игнорируются первые три фактора, хотя они являются основными. Он рассматривает эту шутку как пример курьёзного характера пунктуации. Но пунктуация при написании речи обусловлена интонацией и передаваемым содержанием. Изначально для автора пунктуация – следствие, а не причина. Он расставляет знаки препинания по требованию интонации. Она обусловила и определённую пунктуацию, и смысл текста. Читатель на основании этого следствия должен установить реальную авторскую интонацию и соответствующее ей содержание.
Данная шутка возможна только при неполном графическом отражении информации (без пунктуации). В устном общении интонация однозначна, в связи с чем синтагматическая структура фразы очевидна, как и её коммуникативная цель. Поэтому никаких пунктуационных вариантов, не соответствующих цели, при трансформации устного варианта фразы в предложение нет.
Когда же данный речевой фрагмент представлен в виде предложения и читатель должен определить его синтагматическую структуру и интонацию, то пунктуация при этом становится для него весьма важным ориентиром.
Обратимся к речевому фрагменту, условно считая его текстом, и выясним соотношения в нём между интонацией и знаками препинания:
Петренко один из подозреваемых признал свою вину и дал показания.
Если участникам эксперимента предложить этот фрагмент речи с тем, чтобы они поставили в нём знаки препинания, однозначного варианта не будет, так как здесь возможны интонационно-смысловые модификации:
1) Петренко: /// один из подозреваемых / признал свою вину / и дал показания;
2) Петренко – / один из подозреваемых – // признал свою вину / и дал показания;
3) Петренко, / один из подозреваемых, // признал свою вину / и дал показания.
Первый вариант передаёт такое содержание: “ Петренко сообщил, что один из подозреваемых …” Ему характерна интонация сообщения. Второй и третий варианты при взаимозаменяемых знаках препинания передают одну и ту же информацию: Подозреваемый Петренко признал свою вину и дал показания. Пунктуация в них отражает для читателя варианты выделения в предложении обособленного приложения. Интонация у них одинакова. Она не только сообщающая, но и квалифицирующая, так как определяет субъекта как подозреваемого.
Отражению реальной авторской синтагматической структуры предложения способствует не только пунктуация (в том числе и авторские знаки препинания). Для выделения синтагм может использоваться разный шрифт (разрежённый, курсив, жирный, а также его размер и цвет), размещение их в разных строках в виде лесенки, чем, как известно, активно пользовались в своих произведениях В. Маяковский, А. Вознесенский и другие поэты. Размещая синтагмы в разных строках, они тем самым осуществляли синтагматическое членение текстов, способствуя быстрому осознанию их интонации.
Так что пример из английской речи отражает не столько “великую силу пунктуации” на основе гендерного его восприятия, сколько важность осознания авторского синтагматического членения предложения и его интонации.
Главная задача интонации и всех просодических средств – осуществление авторской делимитации речи, т. е. разграничение с помощью пауз всех исходных речевых единиц, что сделает предельно доступным значение каждой из них.
В авторском исполнении существует только один вариант интонации, так как одновременно передать в речи два её варианта невозможно. Задача читателя – найти единственно верный вариант интонации, т. е. авторский вариант. Если у читателя несколько вариантов синтагматического членения текста, например три, то минимум два из них ошибочны. К тому же нет гарантий, что и третий вариант соответствует авторскому членению.
Таким образом, основной инструмент делимитации речи – интонация. В устной речи она очевидна, поэтому идентификация передаваемого содержания не представляет для слушателя никаких проблем.
В связи с этим членение текста как завершённой единицы письменной речи с целью выявления его реальных речепорождающих компонентов должно опираться на его устный (авторский) вариант, как первичную и естественную форму, на предполагаемое авторское интонационное членение, как основной способ максимально точно понять передаваемое содержание.
Все другие подходы к членению читаемого текста и его предложений, например, на состав подлежащего и состав сказуемого, носят общетеоретический характер и весьма часто не соотносятся с реальным содержанием предложений. Только восстановленная авторская интонация может считаться надёжной основой для выявления реальных исходных речевых единиц структуры и содержания конкретного текста.
Для наглядности на уровне предложения, которое условно можно считать минимальным текстом, сравним варианты его делимитации и обратим внимание на то, как при этом варьируется передаваемое содержание.
Друг видел эту книгу в библиотеке (никаких пауз в этом фрагменте нет, передаётся один нерасчлененный факт, например, при утверждении, что книга есть в библиотеке).
Друг / видел эту книгу в библиотеке (передаётся два факта, например, при аргументации, что есть человек, который видел книгу в библиотеке).
Друг видел / эту книгу в библиотеке (т. е. друг видел, что эта книга есть в библиотеке, он не просто знает, а видел её).
Друг видел эту книгу / в библиотеке (так что не будем искать её по магазинам, а обратимся в библиотеку).
Таким образом, в зависимости от передаваемого содержания и его нюансов возможны разные варианты интонации и членения этой речевой структуры. Вполне очевидно, что членение данного речевого фрагмента в каждом случае разное, у него разная интонация, разные смысловые акценты. Это свидетельствует о том, что реальное членение речи осуществляется её субъектом не по структурно-грамматическому принципу, с выделением структурно главных членов предложения, состава подлежащего, состава сказуемого, второстепенных членов и даже факультативных (?), – а на основании интонационно-смысловой обусловленности, вполне определённой коммуникативной цели и конкретной интерпретации содержания. Такой вывод соответствует характеру порождения речи.
Таким образом, интонация – важный многофункциональный атрибут речи. В частности, она выполняет такие функции:
– представительную (начиная с первой синтагмы субъектом речи интонационно представляется каждая очередная наращиваемая единица);
– делимитативную (все синтагмы разграничиваются паузами);
– выделительную (разграничиваясь, они тем самым выделяются как отдельные минимальные речевые структуры с единым ситуативным значением, благодаря чему речь адекватно осмысливается);
– интерпретационную (отражает авторское значение каждой синтагмы с выделением её основного смыслового компонента);
– объединительную (возможно, это выглядит парадоксально, но, разграничивая синтагмы, интонация отражает связь и отношения между их значениями, последовательно объединяет эти значения и тем самым представляет общее содержание речи в его развитии);
– различительную (вписанная в текст интонация структурно и по смыслу различает графически одинаковые речевые единицы);
– коннотативную (отражает эмоционально-экспрессивный характер речи и оценку субъектом передаваемого содержания).
Иными словами, интонация осуществляет интерпретацию содержания с его конкретными нюансами, обеспечивая адекватное его понимание. Тем не менее, несмотря на исключительную теоретическую и практическую значимость, многие вопросы интонации, порождения и восприятия речи остаются проблемными. Нередко высказываются мысли, вызывающие сомнения и даже возражения.
Во-первых, не всегда чётко различаются фонетический и синтаксический аспекты интонации, языковое и речевое её проявление, что неудивительно при отсутствии чёткого разграничения сфер языка и речи.
Во-вторых, нередко отсутствует чёткость и последовательность при описании её компонентов, характера их проявления и степени важности. Так, Н. В. Черемисина выделяет в качестве важнейших компонентов интонации “ ударение и мелодику ” (именно в такой последовательности), что, на наш взгляд, придаёт мыслям автора элемент случайности [6].
Устная речь как первичная форма общения интонационно начинается вовсе не с ударения, а с мелодики, представления, делимитации и выделения исходных синтагм, в которых главный в смысловом отношении элемент несёт на себе ударение. Он может находиться в синтагме на любом месте. Но ударение – отнюдь не начальный компонент интонации.
В-третьих, трудно согласиться с утверждением, повторяемым лингвистами (в том числе и упоминаемым автором), что речь интонационночленится на слова и предложения. Оно в такой же степени соответствует действительности, как и утверждение о том, что Солнце всходит и заходит. Безусловно, в речи (уточним: в письменной речи, так как разговор идёт о предложении) графически выделяются слова и предложения. Но это не значит, что при чтении вслух звучащая речь интонационно членится на эти единицы, на что в своё время указывал ещё Л. В. Щерба.
В устном общении и при чтении вслух ни слова, ни предложения интонационно не разграничиваются. Но если какие-то отдельные слова выделяются в речи, то они выполняют функцию синтагм или их выделение обусловлено какой-то особой причиной (учебной, логопедической и т. п.).
Занимаясь изучением восточно-лужицкого наречия, Л. В. Щерба обратил внимание на то, что устная речь интонационно не членится на слова и предложения. Она членится автором на синтагмы, что прямо указывает на то, на основе каких единиц речь воспринимается. Добавим: вместе с тем, это указывает также на то, из каких именно речевых единиц автор составляет структуру и содержание своей речи.
Что касается слова, оно не речевая единица, о чём писал ещё двести лет назад В. фон Гумбольдт: “… речь строится не из предшествующих ей слов, а, наоборот, слова возникают из речи” [7]. Это мнение разделяли А. А. Потебня, И. А. Бодуэн де Куртенэ, Л. В. Щерба, Г. В. Колшанский. Показательно, что И. А. Бодуэн де Куртенэ разграничивал слово как обобщённый, самодостаточный номинативный знак языка и слово как минимальную речевую единицу и ввёл для них разные термины: лексема и синтагма.
Речь – самостоятельная лингвистическая сфера со своими единицами. Её естественное членение осуществляется интонационно субъектом не на языковые, а на речевые единицы, т. е. на непосредственные компоненты её порождения – на синтагмы, а также на единицы её традиционного оформления: фразы – в устной форме, предложения и высказывания (сложное синтаксическое целое) – в письменной.
Разумеется, в речи несложно найти языковые единицы, но их выделение не будет соответствовать ни её порождению, ни её реальной структуре. К членению речи они не имеют непосредственного отношения. Если её структура и содержание не из них порождается, – следовательно, они не могут быть единицами её речевого членения. Естественное интонационное членение речи представлено говорящим при общении при делимитации исходных её единиц. Именно на него нужно ориентироваться при изучении как устной, так и письменной речи. Особенно важно его учитывать при чтении текстов.
При написании диктантов, когда интонация становится опорой для индивидуального восстановления текста на слух, часто возникает вопрос: “Это уже новое предложение?”.
Если бы речь интонационно членилась на предложения, такой вопрос был бы неуместен. Но исследователи почему-то не интересуются причинами его появления. Они с удивительным постоянством продолжают говорить о чётких границах предложений в тексте, не задаваясь вопросом: почему слушатели благодаря интонации легко воспринимают звучащую речь и её содержание, но не воспринимают структур и границ предложений звучащего текста и нуждаются в предупреждении о начале очередного предложения? Ответ здесь может быть только один: предложение – индивидуально-авторская структура текста.
Речь – это динамика, процесс и способ формирования и передачи мыслей. Она предполагает линейную сочетаемость порождающих и оформляющих её единиц. Слово как самостоятельная статическая значимая единица языка предполагает отдельность: предмет – название (слово). Разумеется, речь опирается на лексическую систему, но это не основание считать слова самостоятельными речевыми единицами.
В процессе общения при лингвистическом оформлении мыслей, в сознании выделяются не слова, а получающие актуальность предметы, понятия как объекты мысли. Они конкретизируются с помощью их свойств, качеств, признаков, обычно ситуативных, в результате чего в сознании субъекта возникают не отдельные слова, а лексико-интонационные единства с ситуативным значением, являющиеся исходными компонентами при порождении речи и при её восприятии.
Предложения не могут выделяться в устной речи, так как являются принадлежностью письменной её формы – текста. В устной речи предложений нет, в ней – фразы.
Безусловно, текст можно озвучить, прочитав все его предложения. Можно прочитать в нём какое-то отдельное предложение, создавая иллюзию его чёткой структуры. Но это вовсе не значит, что в устной речи появились предложения и что они имеют строгие, чёткие границы. В этом случае предложения преобразуются в те фразы, на основе которых ранее они были выделены в тексте при его составлении, о чём почти полтора века назад говорил Г. Пауль. Но это уже будут подправленные, подчищенные, подкорректированные фразы.
Для автора интонация – обязательный атрибут оформления своей речи и представления содержания. Она у него определяется содержанием, а для адресата речи интонация субъекта определяет содержание, идентифицирует его. Она основа для осознания и осмысления каждой отдельной синтагмы и синтагматической структуры речи в целом. Если интонация – средство интерпретации речи, а речь имеет устную и письменную формы, то, естественно, интонация должна соотноситься с обеими формами. В устной речи она представлена говорящим однозначно. В тексте она тоже предполагает авторскую однозначность и для идентификации содержания текста должна как-то в нём отражаться, чтобы читатель смог её восстановить и понять автора.
Но восстановить в тексте можно лишь то, что в нём заложено, подразумевается и при опоре на конкретные средства может быть воспринято. Читателю приходится разбираться в синтагматической структуре текста и каждого его предложения и, восстанавливая авторскую интонацию, добиваться точного понимания содержания.
По мнению Н. И. Жинкина, автор старается “вписать” интонацию в текст, способствуя осознанию её читателем. Нередко он вслух проговаривает записываемую речь, контролируя делимитацию исходных единиц и тем самым удерживая и развивая передаваемые мысли.
Интонация шифруется в тексте с помощью существующих средств и способов, с учётом культурно-речевой традиции его оформления. В древности слова и предложения в тексте не разграничивались пробелами (например, в «Слове о полку Игореве»), отражая тот факт, что носители языка интонационно не разграничивали их в устной речи, поэтому не разграничивали их и на письме. Первой книгой, в которой появились пробелы между словами, стал «Апостол», изданный Иваном Фёдоровым и Петром Мстиславцем в 1564 г. Но последующее разграничение в текстах слов не означало, что их начали интонационно разграничивать в звучащей речи. Их графическое разграничение в текстах стало техническим приёмом их письменного представления и идентификации. И не более того.
Выделение предложений с их знаками препинания помогало последовательному отражению передаваемых мыслей, а также восприятию содержания речи, способствовало восстановлению авторской интонации, более быстрому и глубокому осмыслению всех реальных речевых единиц, что ускоряло восприятие текста. Теоретическая основа связи между структурой текста и интонацией представлена в работах А. М. Пешковского, Н. В. Черемисиной, И.И. Ковтуновой, И. П. Распопова, В. А. Артемова, А. М. Мухина, В. Е. Шевяковой и многих других исследователей.
Интонация входит в структуру предложения и текста в качестве обязательного компонента и находит выражение благодаря “системе интонационных фиксаторов” [8].
В качестве последних называют различные структуры предложений, само выделение предложений в тексте, знаки препинания, строчное и ступенчатое членение стиха, различные ритмические фигуры и другие графические, грамматические, логические, лексические и стилистические средства, указывающие на границы синтагм, на синтагматическое ударение в синтагмах, на характер мелодики. Некоторые лингвистические науки вообще строятся на восстановлении интонации письменных памятников. Успехи в исторической и диалектной фонетике появились благодаря осмыслению интонации, заложенной в исследуемых текстах и в записях диалектной речи.
Таким образом, чтение – основной способ получения знаний. Их качество зависит от качества чтения, от знаний, умений и навыков читателя.
Осознание интонации, закодированной в тексте, – главное условие адекватного его восприятия. Отклонение от неё ведёт к нарушению авторской синтагматической структуры текста, меняет нюансы содержания или вообще деформирует мысли.
Контрольные вопросы:
1. Устная речь как основа верификации исследований речи.
2. Речевые единицы и их отношение к устной и письменной речи.
3. Характер порождения речи.
4. Авторская делимитация и её назначение.
5. Синтагматическая запись речи.
6. Интонация как средство интерпретации содержания при порождении речи и его идентификации при её восприятии.
7.Чем обусловлена интонационная делимитация речи?
8. Чем обусловлена универсальность интонации?
