Книга Жизни и образование

...Все мы имеем знание; но знание надмевает,

а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь,

тот ничего еще не знает так, как должно знать.

1 Кор. 8, 1-2.

Странное дело, чем дольше живешь, тем больше чувствуешь необходимость самообразования. Уже пройдена большая половина жизненного пути, отмеренного человеку в Евангелии, а только сейчас — на пятом десятке начинаешь понимать расхожую сократовскую мудрость: я знаю только то, что я ничего не знаю. Конечно, вовсе не пугает то, что уже никогда, видимо, не придется изучать высшую математику или премудрости нейрохирургии, быт племен Центральной Африки или последние достижения астрофизики. Эти информационные поля — удел чьих-то иных судеб. Но главная беда нашего поколения, как и всех тех, кто учился в советское время, это отсутствие духовно-нравственного образования тех разношерстных сумм знаний, владельцем которых становился каждый человек с аттестатом или дипломом в кармане.

Долгие десятилетия настоящим идолом просвещенного советского общества была абстрактная интеллигентность. Этому понятию произвольно присваивались наивысшие умственные, моральные, нравственные качества. Интеллигентность была чуть ли не единственным “мерилом” чести и достоинства, справедливости и гражданской принципиальности, свободолюбия и благородства... Неофициальное звание интеллигента оценивалось как высшая награда, мандат непогрешимости. Культ интеллигентности, как и всякое сектантство, порождал своего рода прелесть — абсурдные, совершенно противоречащие логике и здравому смыслу умозаключения властителей дум и инженеров человеческих душ о том, будто бы интеллигентным может быть крестьянин или рабочий, офицер и даже священник! Корпоративное самообольщение интеллигенции априорно ставило свое сословие над всеми остальными, присваивая отдельным представителям “чужаков” свои превосходные качества... Пожалуй, только раз в семидесятые годы прозвучала инвектива по отношению к тогдашней наиболее кичливой части советской интеллигенции. Это было остроумное слово А.И.Солженицына — “образованщина”. Но по-настоящему же убожество этого “мерила”, этого “высшего” гражданского “критерия” проявилось в годы перестройки и радикальных реформ.

Празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 году, как мне кажется, стало переломным моментом в самосознании миллионов моих соотечественников, это было похоже на какой-то мощный тектонический сдвиг. Фальшивая ностальгия по пыльным комиссарским шлемам и непутевым детям революции, заселявшим Арбат после 1918 года, выглядела величиной несоизмеримой в сопоставлении с громадой десяти веков, осененных Христианством, овеянных Русским Православием.

Помню, примерно тогда или немного раньше мне попала в руки “Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря”, потом удалось прочитать “Богомолье” Ивана Шмелева, затем “Закон Божий”, изданный Свято-Троицким монастырем в Джорданвилле... Никакие сенсационные публикации в “Огоньке”, “Московских новостях” или “Новом мире” не могли сравниться с этим действительно захватывающим чтением, которое не столько утоляло праздное любопытство, сколько меняло душу и сам взгляд на окружающий мир... Но самое главное, тогда стала доступна Библия, наконец появившаяся в свободной продаже в московских храмах!

Прежде читал от случая к случаю отдельные книги Ветхого Завета — Екклизиаст, Песнь песней, книгу Иова. В различных советских изданиях публиковались куски Священного Писания с “научными”, естественно атеистическими, комментариями. Был у меня и Новый Завет какого-то заграничного протестантского издания с бисерными буквами на папиросной бумаге. С отдельными житиями святых знакомился в книгах популярной тогда серии “Памятники Древнерусской литературы”. Но эти “ликбезовские” наскоки хотя и пробуждали порой какие-то мистические шевеления в сердце, смутные религиозные переживания, сразу пробить коросту привычного безверия не могли.

И только через русское церковное искусство, которым я давно по-настоящему увлекся, именно в момент осознания тысячелетней громады нашей религиозной традиции пришло живое понимание, что душе потребна вера! Тогда-то эту вспыхнувшую жажду стал утолять труднодоступным еще чтением действительно церковных книг. Эта радость смешивалась с горечью: почему только после тридцати открылись эти сокровища?! Тот же “Закон Божий” должно было бы изучать с младых ногтей еще в начальной школе! Но с упорством великовозрастного школяра постигая Священную историю в книгах Судей и Царств, вновь и вновь перечитывая Екклезиаста, постепенно обретал понимание промысла Божия и о себе, и о моих сверстниках, и о России. Ведь и ветхий Израиль столетия жил, потеряв текст Священного Писания в храмовых хранилищах, впадал в язычество и тьму суеверий. Вот и Русь — Новый Израиль — одолевает с Божией помощью последствия атеистического вавилонского плена.

Поначалу хотелось вообще отринуть все прежние светские знания. Так обычно бывает со всеми “новоозаренными”. Но однажды я услышал в проповеди поразительное рассуждение. Батюшка обратил внимание прихожан, что Господь сотворил человека по образу и подобию Своему. И не только в Адаме, но и в каждом жившем и ныне живущем человеке присутствует образ Божий. Только в одних он помрачен, искажен грехами или неверием, а в других — у святых и праведных — являл себя ясно и неложно. Совсем неожиданно проповедник “заземлил” свое рассуждение. Он сказал, что широко распространенное слово “образование” и означает приближение внутреннего человека к образу Божию, а не “диплом МГУ”.

— Православные не должны гнушаться своей человеческой природы, не должны угнетать свою личность, своих дарований и жизненного опыта, накопленных знаний, но все это они должны усилием духа, усилием воли ПРЕОБРАЗОВЫВАТЬ в себе через молитву, через покаяние, через постижение Священного Писания... Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный! (Мф. 5, 48).

Позже я прочитал у преподобного Иоанна Дамаскина в “Точном изложении Православной Веры” такие удивительные слова: “Из видимого и невидимого естества Бог Своими руками сотворил человека по образу Своему и подобию. Из земли Он образовал тело, а душу, разумом одаренную, сообщил человеку Своим дуновением. И сие-то мы называем образом Божиим. Словом “по образу” означается сила ума и сила свободы; и словом “по подобию” — уподобление Богу в добродетели, сколько это возможно”.

После памятной проповеди меня словно окатила волна непривычной религиозной поэтичности. Был как раз канун Преображения. Меня особенно поразила внутренняя перекличка Фаворского события новозаветной истории и первой главы Книги Бытия. Мистика слов “образ”, “образец”, “изображение”, “образование” самопроизвольно притягивала сознание и заставляла задумываться о привычных вещах по-новому. Сама величественная красота, образность мира и гармоничные переклички подобий в нем совершенно увлекли меня. Именно тогда я “открыл” для себя значение “параллельных” мест в Библии: поначалу я, конечно, просто не замечал столбцы из крохотных буквенных сокращений и цифр на полях Книги Жизни. Читая толкования Святых Отцов, обратил внимание, что они всегда подкрепляют свои рассуждения и объяснения несколькими примерами из разных книг Библии, не довольствуясь одной отсылкой. Благодаря этому методу получается объемное, стереоскопическое “изображение” словесно описываемого предмета или явления.

Потом я из академического учебника методов толкования Священного Писания узнал, что это обязательный богословский прием. И вот как-то я принялся читать Книгу Бытия с первой главы со всеми параллельными местами. При этом, если при отсылке на определенное место я находил новую отсылку, прочитывал и ее. Кроме того под рукой я держал Толкование на Книгу Бытия Блаженного Феодорита Кирского, Беседы о ней же Святителя Иоанна Златоустого и двухтомную Библейскую энциклопедию. Такое обстоятельное чтение первых одиннадцати глав — до строительства Вавилонской башни и разделения на языки — заняло у меня более недели. Занятно, что по ходу чтения я постоянно обнаруживал все новые и новые параллельные места, которые не отмечены в маргиналиях. Я понял, что для последовательного и осознанного чтения всей Библии таким образом у меня не хватит жизни.

Этот “богословский” эксперимент более всего меня убедил, что такой текст, какой являет собой Библия, невозможно было бы создать одним человеческим разумом. Его целостная гармония и сверхсложность построения совершенно равновелики гармонии и премудрости самой Вселенной. Только Творец Вселенной мог создать такой текст! Можно искусно подражать стилю некоторых библейских книг, можно нагромоздить энциклопедический Эверест информации из всех научных и художественных знаний о мире, можно взять для сравнения любой национальный эпос, в конце концов, можно собрать воедино всю богословскую литературу, все Священное Предание. Все равно — ничего подобного Библии в мире больше нет!

Еще в школьные годы меня здорово удивило одно свойство древесного угля. Его структура напоминает супергубку с громадной внутренней поверхностью. Если бы эту поверхность удалось каким-то чудом развернуть в плоскости, то кусочек березового угля со спичечный коробок покрыл бы собой площадь размером в футбольное поле. В математике есть даже специальная дисциплина, изучающая подобные поверхности. Называется она топологией. Так вот, “топология” библейского текста, его реальная информативная емкость, благодаря невероятному внутреннему параллелизму, конечно же, превышает объемы всех остальных знаний человека о Боге, о себе и мире. Фактически каждое слово Книги Жизни неразрывно связанно одновременно и со всем текстом Библии, и с каждым ее словом.

Святые Отцы древности знали Священное Писание наизусть. Им не было нужды разворачивать длиннющие свитки и листать тысячестраничные фолианты. Их разум, просветленный постом, молитвою и подвигами смирения, мгновенно находил нужные сопоставления и подобия в письменном Откровении Божием для необходимых в данный момент поучений и наставлений. Это был их путь “уподобление Богу в добродетели, сколько это возможно”. Подобное знание Священного Писания не было крайней редкостью и во времена не столь отдаленные. В 17 веке и в первой половине 18-го на Руси встречались священники, которые не владели письменной грамотой. Они, сызмальства прислуживая в алтаре, заучивали наизусть не только все молитвы и службы годичного круга, но и все евангельские, апостольские чтения и паремии. Как по нашим современным меркам считать таких уникумов — образованными людьми или невеждами?

Известный покровский крестьянин Григорий Ефимович Распутин, которого до сих пор некоторые “исторические” писатели пытаются представить чуть ли не образцом мракобесия и кондовости, знал наизусть Библию по-церковнославянски, причем начал ее изучать уже в сравнительно зрелом возрасте. Говорят, и сейчас в некоторых наших монастырях встречаются старцы, которые помнят весь годичный круг служб и Священное Писание.

Нам, простым смертным, погруженным в сутолоку будничных мирских забот, конечно же, невозможно состязаться с такими удивительными примерами богомыслия и мудрости. Но даже иногда по совету Апостола Павла, растворяя свои мирские познания христианской любовью и посильно сопрягая их со Словом Божиим, мы можем не только приближаться к Истине умом, но и меняться изнутри душою, которая стремится к хоть малому уподоблению Отцу небесному.

Почему надо регулярно читать Библию? Зачем нужно побуждать себя к этому? Для чего необходимо искать там ответы на все мало-мальски важные житейские вопросы? Современный старец Архимандрит Кирилл (Павлов) совсем просто объясняет полезность постоянного библейского образования:

“Для верующего человека существенным доказательством бытия будущей жизни служит Священное Писание. Для православного человека Писание является источником всех познаний, в том числе и познания о будущей жизни. Еще в Ветхом Завете эта тайна была возвещена людям, и люди уверовали в будущую жизнь. Премудрый Соломон говорит: И возвратится прах в землю, чем он был; а дух возвратится к Богу, Который дал его (Еккл. 12, 7)”.

Сретение Господне 1999 года от Р.Х.