V. Этика. VI. Метафора атома

V. Этика

Удовольствия чувств обманчивы, а истинны только лишь духовные радости, утверждал Демокрит. Резкие, бурные движения (а таковые именно и порождаются раздражением чувств) нарушают равновесие души (т.е. атомов огня), и поэтому, несмотря на временное, кажущееся удовольствие, они ведут к продолжительному неудовольствию, тогда как тонкое, нежное движение мыслящей деятельности заключает в себе истинное удовольствие.

Истинное же блаженство человека заключается в спокойствии души, и для обозначения его Демокрит употреблял выражения «хорошее расположение духа», «неустрашимость», «невозмутимость», «гармония», «соразмерность», «внутреннее благосостояние». Для характеристики истинного блаженного состояния души Демокрит использовал образ морского затишья, а всякое излишнее раздражение повергает чувства в бурное, неспокойное состояние. Правильное состояние нежного, гармонического движения душевных атомов возможно только посредством мышления: из его активности, из познания посредством мышлении и вытекает истинное счастье человека [16].

Счастье для человека, по мнению Демокрита, состоит не во внешних благах, но в познании, в умеренности и ограничении самого себя, в руководстве умом страстями и порывами души.

Осуждая все неистовое и страстное, Демокрит превыше всего ценил дружбу и с опаской относился к любви, считая, что она вызывает преобладание удовольствия над сознанием.

Рассуждения Демокрита о счастье тесно связаны с его представлением об обществе, о государстве. Демокрит — сторонник демократии, важнейшие принципы которой в соединении с духовными устремлениями составляли его социально-нравственный идеал. Для него бедность в демократии предпочтительнее благополучия при тиранах, также как свобода лучше рабства.

Государство, утверждал Демокрит, тем демократичнее, чем больше в нем единомыслия, причем единомыслие не на словах, а в реальных действиях. Он призывал людей к совместному действию в государственных делах, к согласию в планах обустройства своей жизни.

Государство, считал Демокрит, должно помогать бедным. Хотя «интересы государства должно ставить выше всего прочего и должно заботиться, чтобы оно хорошо управлялось», нельзя применять насилие «против общего блага. …Хорошо управляемое государство есть величайший оплот» [17], ‑ говорил мыслитель. Государственному управлению надлежит учиться, так как это особое и высокое искусство.

Для обычных людей благом будет жить в родном полисе при неустанном совершенствовании государственных законов. Мудрец же, знающий истинную природу вещей, может быть, по мнению Демокрита, счастлив где угодно.

VI. Метафора атома

Атом – понятие, абсолютно закономерное для античного сознания, во многом его выражающее и определяющее, вбирает в себя универсальные смыслы античной культуры. Грек – атом в своем космосе. Античный полис – политический атом. Античная этика изображает отдельного человека как тело, как атом среди атомов. И т.д.

О. Шпенглер, характеризуя античную или «аполлоновскую культуру» видел в атомах Левкиппа и Демокрита элементы античной трагедии. Масса смешанных атомов, претерпевающих, кидаемых туда и сюда судьбой, слепым случаем – как Эдип, – а в противоположность этому действующая как единство система атомов, агрессивная, энергетически господствующая над пространством… Атомы «сами собой» носятся в пустоте; Демокрит допускает только толчок и ответный толчок как форму перемещения; Аристотель считает отдельные движения случайными; у Эмпедокла встречаются наименования «Любовь и Ненависть», у Анаксагора – «соединение» и «разъединение»… ‑ Так, пишет Шпенглер, ведут себя действующие лица на сцене аттического театра. И таковы же, следовательно, формы бытия античной политики: видим крохотные города, политические атомы, «расположившиеся длинной вереницей по островам и по приморью, каждый ревниво оберегающий свое существование для себя и вечно нуждающийся в опоре, замкнутые и капризные до карикатурности, толкаемые туда и сюда лишенными плана и порядка событиями древней истории, сегодня возвышенные, завтра уничтоженные». Здесь нет между людьми, государствами, мировоззрениями внутреннего напряжения, есть только раздоры, зависть и ненависть, нет глубокой потребности в отделенности, одиночестве, превосходстве – следовательно, также нет напряжения между атомами античного космоса [18].

А.Ф. Лосев в атоме Демокрита видел преломление одного из основополагающих принципов древнегреческого мировоззрения – принципа рока, судьбы: в рамках космического целого человек – телесная единица, атом, как часть космоса, подчиненный необходимости (Судьбе, Року) [19].

С другой стороны, в атоме Демокрита можно увидеть иной смысл: мир как совокупность атомов есть мир индивидуальностей, поскольку атом как конечная единица представляет истинное бытие, а бесчисленность атомов в космосе необходима для обеспечения всего космического многообразия. Именно этот смысл атомизма актуализируется, по мысли М.М. Бахтина, в эпоху Возрождения [20].

Но в атомизированном космосе есть еще пустота, которая разделяет, разъединяет целостность, не позволяет атомам слиться в единое, нерасчлененное целое – здесь каждый атом есть отдельный атом, самодостаточный как субстанция.

«Атомизированный мир» – метафорическая характеристика мира (общества, культуры), потерявшего свою целостность, утратившего связи между составляющими этот мир дискретными единицами.

Подобный смысл атома, «атомизированного мира» – в названиях философских учений: социальный атомизм («робинзонада» в социальной теории), логический атомизм, и т.д.

Русский философ В.С. Соловьев в статье «Три силы» [21] предлагает концепцию сил, действующих в истории человечества. Первая – сила, подчиняющая все верховному началу, смешивающая многообразие частных форм и подавляющая самостоятельность отдельной личности (мусульманский Восток). Вторая, противоположная сила «стремится разбить твердыню мертвого единства», дать свободу частным формам жизни, свободу личности, которая начинает действовать исключительно для себя (Западная цивилизация). Под действием этой силы общее становится формальным и, по сути, лишается всякого смысла. Соловьев видит исключительно отрицательный характер этих сил, которые опасны для человечества, поскольку у обеих сил нет «внутренней целости и жизни». Необходимо, считает Соловьев, присутствие третьей силы, которая «примиряет единство высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов» (Славянский мир). В истории различие между историческими эпохами и культурами заключается, по мысли Соловьева, в преобладании той или другой силы.

«Атомы» и «атомизм» у Соловьева – метафорические характеристики общественного организма Запада, который имеет тенденцию раздробиться «на последние элементы, на атомы общества, т. е. отдельные лица», когда народ становится простой суммой отдельных лиц, действующих свободно в своих собственных эгоистических интересах. Чрезмерное развитие индивидуализма ведет, пишет В. Соловьев, к своей противоположности ‑ к всеобщему обезличению и опошлению. В конце концов Западная цивилизация приходит к «утверждению безбожного человека, т. е. человека, взятого в его кажущейся поверхностной отдельности и действительности и в этом ложном положении признаваемого вместе и как единственное божество и как ничтожный атом — как божество для себя, субъективно, и как ничтожный атом — объективно, по отношению к внешнему миру, которого он есть отдельная частица… Все, что может произвести такой человек, будет дробным, частным… Отдельный личный интерес, случайный факт, мелкая подробность— атомизм в жизни, атомизм в науке, атомизм в искусстве (выделено мной – Н.К.) — вот последнее слово Западной цивилизации». «Атомизм» в данном случае – это предельное обособление отдельных элементов, последняя степень дробления живого целого (общества, государства, культуры), которая уже лишает это целое «живого духа» [22].

Тезис Демокрита об атомах как конечных неделимых частицах существовал в науке вплоть до конца XIX века. Открытие сложной структуры атома – это и рождение новой метафоры в культуре – «распад атома». «Распад атома» ‑ название прозаической книги русского поэта Г.Иванова (эмигранта после 1917 года) о распаде мироздания, о «безобразии мира» и «мировом уродстве», в бездны которого проваливаются духовные ценности «прежнего мира»… [23].