Союз Свободных Планет 13 страница

К тому моменту, когда имперцы осознали, что происходит, противник уже обошёл основные силы Империи и приближался к месту расположения штаба Райнхарда. Скорость этой атаки впечатлила бы даже Ураганного Волка Вольфганга Миттермайера.

Турнейзен, Браухич, Альдринген, Карнап и Грюнеман изо всех сил пытались повернуть назад, но подверглись обстрелу со стороны флота-приманки, получив значительные повреждения. Не то чтобы это их сильно беспокоило, ведь перед ними находились основные силы Союза.

Если бы эта атака увенчалась успехом, имперцы могли бы нанести жестокий фланговый удар. Но флот Яна как всегда был на высоте. Хотя авангард имперцев выпускал лучи и ракеты наугад, нанеся некоторый урон правому флангу атакующего флота Союза, те нарушили строй и устремились влево, создавая впечатление, что их центр вот-вот сломается. Убеждённые в этом, Турнейзен и Браухич, пришедшие в ярость и стремящиеся отплатить за унижение, которому они подверглись, попавшись на приманку, вместе атаковали противника.

Обстановка на поле боя изменилась быстро. Имперские адмиралы были ошеломлены, узнав, что находятся под ударом противника, когда уже было решили, что успешно сломили его. Изгиб в построении кораблей Союза был на самом деле вогнутой поверхностью, намеренно образованной в ответ на наступление имперцев, оказавшихся в итоге в полуокружении. В другой ситуации они вряд ли совершили бы такую глупую ошибку, но оптическая иллюзия заставила их думать, что они атакуют фланг противника, сделав жертвами сверхъестественных тактических способностей Яна.

Огонь флота-приманки, атаковавшего с тыла, также усилился, и теперь корабли Союза атаковали врага со всех сторон.

Бесчисленные полосы пронзали имперский флот, клинки света разрубали боевые корабли. Окружённые и обездвиженные имперцы попали в объятия смерти.

– Флот Альдрингена почти уничтожен!

Этот отчёт, полный тревоги и страха, был встречен гробовым молчанием на мостике «Брунгильды». А следом посыпались и другие плохие новости.

– Передние ряды флота Браухича гибнут! – оператор, передающий эти отчёты, с трудом контролировал свой голос.

Райнхард уже понял, что отдельными рядами или даже флотом продолжающееся разрушение не ограничится, а будет включать также его легендарную непобедимость и славу.

«Меня перехитрили», – подумал Райнхард.

Тень самоуничижения пробежала по его побледневшему красивому лицу. Если бы окружение оказалось успешным, его поражение стало бы крайне вероятным, но будь он проклят, если он не собирался сокрушить Яна Вэнли до того, как это произойдёт. Не имея ничего, кроме незавершённого окружения и неуклюжей расстановки сил, он и его люди стали лёгкой добычей.

«Неужели мы одержали все эти победы только для того, чтобы в конце концов проиграть? Кирхайс, это предел того, как далеко я должен был зайти?»

Сжимая медальон своей точёной белой кистью, он задавал себе эти безмолвные вопросы в своём бездонном одиночестве. Его друг ничего ему не ответил, и Райнхард не мог его заставить.

Имперский флот находился на последнем издыхании, ожидая момента, когда он окончательно падёт, словно огромный вечнозелёный дуб, поражённый молнией.

 

Старший адъютант Райнхарда, контр-адмирал Артур фон Штрейт, подошёл к своему молодому господину. Известный своими прямыми суждениями, он дал совет, стараясь сохранять решимость перед лицом катастрофы:

– Ваше превосходительство, сейчас для вас подготовят шаттл. Прошу вас, вы должны бежать, пока возможно…

Райнхард взглянул на своего помощника, и у того перехватило дыхание от холодного блеска в голубых глазах командующего.

– Не выходите за рамки своих обязанностей. Я никогда не слышал о тактике, предполагающей бегство, в котором нет необходимости. С каких пор мы начали праздновать труса?

– Простите, что говорю без приказа. Но бегство на данном этапе не означает поражения. Как только мы соберём силы всех адмиралов, то сможем взять реванш.

Однако златовласый юноша был упрям, он уже забыл, о чём совсем недавно говорил Эмилю.

– Если я буду убит здесь Яном Вэнли, значит, это всё, чего я заслуживаю. Какой же из меня тогда верховный правитель? Погибшие от моих рук станут потешаться надо мной в Вальгалле. Вы хотите, чтобы я стал посмешищем?

– Ваше превосходительство, не относитесь так легко к своей драгоценной жизни. Давайте начнём с начала. Прошу вас, уходите, пока возможно, – присоединился к уговорам капитан Гюнтер Кисслинг, командир охраны Райнхарда с топазовыми глазами.

Но выражение лица главнокомандующего сохраняло фарфоровую торжественность и никак не изменилось после слов подчинённых. Штрейт перевёл взгляд на Кисслинга. Хотя это шло вразрез с намерениями их господина, он намекнул, что тому нужно покинуть флагман. Кисслинг кивнул.

В этот момент сразу три корабля, прикрывавших «Брунгильду», стали жертвами сосредоточенного огня. Один получил попадание в энергетическое ядро и исчез в огненном шаре. Другой раскололся надвое, а последний выплюнул поток обломков из открытой пробоины и попытался выйти за пределы досягаемости.

Их взрывы промелькнули на экране, потрясая тех, кто находился на флагмане. Огромные объёмы высвободившейся энергии обрушились на «Брунгильду» табуном диких лошадей, яростно раскачивая её. Все, кто находился на мостике, за исключением одного человека, попадали на пол. Лишь молодому диктатору удалось избежать падения благодаря невероятному чувству равновесия и ловкости.

А потом случилось нечто странное. В яростной атаке Союза наступило затишье. Пытаясь помочь Эмилю подняться на ноги, Райнхард бросил острый взгляд на экран, где ненадолго исчез водоворот световых лучей, возвращая привычную темноту космоса.

– Это флот Мюллера! – закричал оператор. Мюллер пришёл нам на помощь… Мы спасены!

Эти последние слова выразили чувства всех присутствующих на командном мостике и вызвали хор согласных возгласов.

 

IV

Существовала причина, по которой из всех имперских адмиралов, рассредоточившихся для выполнения плана грандиозного окружения, именно Нейхардт Мюллер смог прибыть первым. Получив приказ захватить базу снабжения в звёздной системе Лукас, находящуюся довольно близко к Вермиллиону, он планировал вернуться, как только выполнит эту задачу. База выглядела укреплённой, и потому казалось, что на её захват потребуется несколько дней. Однако, когда Мюллер оказался в системе Лукас, то получил известие, что база встретит их, не сопротивляясь.

Тем, кто сдал базу без боя, был её начальник, офицер по имени Обри Коклен. Разумеется, его многочисленные подчинённые настаивали на том, что хранящиеся у них припасы слишком ценны, чтобы просто так отдавать их врагу. Они собирались по крайней мере облучить и сделать непригодными хранящиеся на базе 80 миллионов тонн зерна, 24 миллиона тонн мяса, 63 миллионов тонн кормов для домашней скотины, 2,6 миллиона карат промышленных алмазов, 38,4 миллиона тонн жидкого водорода и сопоставимые запасы редких металлов, топлива и нефтепродуктов. Но Коклен отказался, объяснив свои действия таким образом:

– Если бы у нас хранились припасы для использования в военных целях, то так и следовало бы поступить. Однако они предназначены для мирных жителей. И как бы ни изменилось руководство и политическая система, мы не можем оставить их умирать. Пусть меня назовут предателем, это будет мой крест.

Экстремистски настроенные солдаты из числа его подчинённых, не намеренные отдавать имперцам ценные ресурсы, попытались напасть на Коклена, но другие сдержали их. В конце концов, база снабжения в системе Лукас была сдана противнику без происшествий. Поначалу Мюллер презирал Коклена за то, что считал эгоистичным и предательским поступком, но позже, узнав от своих людей о приведённых им аргументах, впечатлился и пригласил его присоединиться к своему штабу, подумывая о том, чтобы назначить его на важную должность по надзору за поставками и финансами.

Коклен отклонил это предложение. И без того считая себя трусом, он беспокоился о том, что будет выглядеть в глазах других предателем, отдавшим ресурсы врагу, чтобы обеспечить себе высокий пост. Тогда Мюллер пообещал, что ресурсы будут использованы только для нужд мирных жителей, а Коклен и его люди смогут вернуться на Хайнессен. Убедившись, что его приказ выполнен, Мюллер тихо ушёл. Но добропорядочность Коклена не была оценена должным образом. После возвращения на Хайнессен и обвинения от своих подчинённых, он был арестован по подозрению в пособничестве врагу и отправлен в отдалённый лагерь для военнопленных. В условиях последовавшего военного и политического хаоса о его существовании могли бы забыть навсегда, если бы не усилия одного человека. Два года спустя, когда окончилось восстание системы Баалат, Нейхардт Мюллер отправил своих людей на поиски местонахождение Коклена и спас его от голодной смерти в лагере. Впоследствии Коклен стал главным бухгалтером у Мюллера, но это уже другая история.

 

Возвращение Мюллера и спасение им остатков флота Райнхарда стало третьим переломным моментом битвы при Вермиллионе.

Если бы не его фланговая атака 2-го мая, флот Союза до конца дня мог бы убить Райнхарда фон Лоэнграмма. По крайней мере, так единодушно предполагали будущие историки, которые не могли удержаться от соблазна порассуждать на эту тему. В предыдущие дни тактическое командование Яна Вэнли было почти безошибочным, на время превзойдя даже гений Райнхарда. Но теперь ему предстояло столкнуться с серьёзным препятствием.

Появление флота Мюллера вселило в имперцев новые силы. Полные решимости одолеть Союз, они открыли орудийные порты и, используя всю оставшуюся с их распоряжении энергию, обрушили на грозного противника град лучей и ракет.

В рядах кораблей Союза вспыхнули огненные цветы, оставлявшие за собой пустые тёмные дыры. Но, даже оказавшись в невыгодном положении, силы Союза огрызались ответным огнем, сокрушая имперские корабли.

Контр-адмирал Союза Дасти Аттенборо, находясь на грани истощения, продолжал командовать на передовой без сна и отдыха.

– Мы не должны сдаваться и убегать лишь потому, что к битве присоединился ещё один имперский флот, – заметил он, поглаживая рукой заросший щетиной подбородок. – Но мне очень интересно, что ещё осталось в рукаве у Чудотворца Яна.

Флот Мюллера торопился присоединиться к битве, и потому оставил позади 40% своих отставших кораблей, так что вряд ли теперь мог называться полноценным флотом. И это было для Яна некоторым подспорьем.

Появление Мюллера вообще казалось Яну больше случайностью, чем просчётом. Он полагал, что первым из имперских адмиралов должен вернуться славящийся несравненной скоростью Вольфганг Миттермайер, и Ян планировал убить Райнхарда до того, как это произойдёт. На тот момент все расчёты в его плане были хорошо сбалансированы. Если бы ситуация оставалась прежней, победа была бы у него в руках. Но теперь планы приходилось менять.

– Я действительно поторопился, сбрасывая со счетов Мюллера… – пробормотал Ян, обмахиваясь беретом. Он и не думал недооценивать самого молодого командующего имперского флота, но в итоге получилось, что именно это он и сделал.

Первым атаку Мюллера принял на себя адмирал Лайонел Мортон.

И это был жестокий удар. Флот Мортона, на начало битвы насчитывавший 3690 кораблей, уже через час сократился до 1560-ти. Его потери за этот час составили 57,7% – цифра, которая, будучи абсолютно точной, показалась бы сомнительной любому военному историку.

Разумеется, имперцам тоже пришлось заплатить немалую цену. Окружение Союза сохраняло свою форму, обрушивая на вражеский флот всё, что у него было, и постоянно высвобождая вспышки света и энергии. Но в этот конкретный момент Мюллер превзошёл Яна той решимостью, с которой ворвался на поле боя.

– Адмирал Мортон погиб в бою.

Услышав этот скорбный доклад, Ян ненадолго закрыл глаза. Заметив верные признаки отчаяния и усталости на его молодом лице, Юлиан и Фредерика обменялись встревоженными взглядами.

Остатки флота Мортона, потерявшие своего командира и находящиеся под интенсивным обстрелом, с трудом смогли удержать строй и перегруппироваться, соединившись с основными силами Яна. Мюллер же, разбив Мортона, смог вклиниться между Яном и Райнхардом, словно прикрывая хозяина от вражеских атак собственным телом.

– Он первоклассный командир. Отлично читает ситуацию, отлично сражается и отлично защищает своего императора.

Ян был не единственным, у кого была дурная привычка превозносить силу своего врага. Райнхард тоже был подвержен этому, со своим складом ума и тонкой чувствительностью нередко испытывая уважение и восхищение к врагам, а к собственным товарищам – презрение и ненависть.

Но на этот раз восхищаться действиями противника не пришлось. Неистовство атаки Мюллера оказалось слишком сильным, чтобы силы Союза смогли его поглотить, пока противник пробивал себе дорогу через их построения. Полосы смертоносного пламени разили во все стороны, на мгновение освещая тёмный путь к смерти и играя безмолвный реквием для своих жертв.

– Мюллер преуспел, – пробормотал спасённый от необходимости бегства Райнхард, стоя на мостике «Брунгильды». Он вытер своё прекрасное лицо полотенцем, переданным Эмилем, и стал ждать развязки, в буквальном смысле затаив дыхание.

 

V

Флот Союза находился на краю пропасти, отделяющей жизнь от смерти. Если бы Мюллер привёл с собой все свои корабли, то точно столкнул бы его с этого края.

Хотя это вовсе не означало, что имперцы имели преимущество на всех фронтах. Если быть точным, борьба с противником, до сих пор удерживающим их в окружении, отняла у них очень много времени и энергии. От флотов Альдрингена и Браухича остались жалкие остатки, а у Карнапа, Турнейзена и Грюнемана оставалось недостаточно сил, чтобы прорваться через вражеские ряды. Турнейзен полностью сосредоточился на обороне, а тяжело раненный Грюнеман передал командование своему начальнику штаба.

Сутки спустя флот Карнапа тоже уступил натиску противника и, когда число потерь достаточно выросло, командующий связался с основным флотом Райнхарда, чтобы запросить подкрепление. Услышав об этом от связиста, молодой диктатор взмахнул своими роскошными золотыми локонами.

– У меня нет для него подкреплений. Пусть сражается и умирает с тем, что у него есть. А если он чем-то недоволен, пусть выскажет мне всё в Вальгалле.

Райнхард не был бессердечным, просто у него действительно не осталось ни одного свободного корабля.

Однако Карнап воспринял этот совет довольно тяжело.

– Сражаться и умереть, значит?! Что ж, да будет так. Если я погибну первым, то раньше доберусь до Вальгаллы, и там уже ты будешь у меня на побегушках, Райнхард фон Лоэнграмм!

Карнап поднялся со своего командирского кресла и отдал приказ всему своему истощённому флоту атаковать на максимально доступной скорости. Если бы им удалось сосредоточить удар в одной точке и прорвать окружение, флот Яна мог бы развалиться.

Решение Карнапа было вполне естественным, но оно открыло Яну ценную возможность.

– Открыть огонь! И цельтесь как можно тщательнее!

Ян особо подчеркнул вторую часть, так как энергия и боеприпасы его флота подходили к концу. После чего он приказал создать проход в том месте, на котором противник сосредоточил стрельбу с обеих сторон.

Имперцы оказались приятно удивлены. Те, кто находился в окружении, попытались вырваться из него, а те, кто находился снаружи, попытались прийти на помощь окружённым товарищам. В итоге они с обеих сторон устремились в одну точку пространства, заполнив её и дав флоту Яна шанс использовать своё умение концентрировать огонь.

Карнап испарился вместе со своим флагманом. Бушующая огневая мощь, направленная на один корабль, уничтожила разом и множество соседних, превратив пустоту космоса в огромное кладбище с быстро затухающими всполохами.

Так ход битвы изменился в четвёртый раз.

Нейхардт Мюллер увидел, что его передовой флот охвачен пламенем. В его светлых глазах отражались разноцветные вихри. Жестокость и разрушительная мощь удара Союза в тот момент были просто поразительными. Флагман Мюллера оказался подбит в шести местах, в том числе повреждён был и термоядерный реактор, вынуждая членов экипажа искать укрытия.

– Ваше превосходительство, – взмолился капитан Гусман, на бледном лице которого выступили капельки пота. – Прошу вас, покиньте этот корабль. Он обречён.

Мюллер кивнул, неохотно соглашаясь. Он не желал бросать корабль, но иного выхода не было.

– Ладно, тогда мы перенесём наш штаб на другой корабль. Какой линкор ближайший?

Узнав, что ближайшим является «Нойштадт», Мюллер снова кивнул.

– Вы отправитесь вместе со мной на шаттле.

Лишь этот приказ удержал капитана от самоубийства.

В отличие от Райнхарда, чьи ноги были скованы цепями его собственного стремления к славе, Мюллер, потерпев однажды жестокое поражение от Яна, научился быть гибким перед лицом неминуемой гибели. Так что он доверился шаттлу и оставил свой флагман умирать.

Но стоило Мюллеру сменить флагман, как огонь Союза сосредоточился на «Нойштадте», быстро выведя его из строя. Через пять минут после того, как Мюллер и его люди покинули корабль, он исчез в огненном шаре.

– Мне повезло или не повезло? – произнёс Мюллер с горькой улыбкой.

Он перенёс свой штаб на линкор «Оффенбург», а два часа спустя на «Хельтен». Мюллер сделал это не из трусости, а в качестве доказательства своей решимости упорно сражаться даже в пылу проигранной битвы.

Благодаря этому, Нейхардт Мюллер стал известен среди потомков как адмирал, трижды менявший флагман в течение одного боя, но его отваги и самоотверженности оказалось недостаточно, чтобы отразить натиск Яна Вэнли. Позже биографы всегда будут подчёркивать, что адмирал Ян Вэнли был чуть ли не единственным в мире человеком, способным вести битву с такой такой спокойной решимостью и невероятной проницательностью, преодолевая кризис за кризисом в попытке ухватить победу за хвост.

Так или иначе, Ян справился с угрозой со стороны Мюллера и сформулировал новый план битвы, который довёл до совершенства.

Но 5-го мая произошла пятая резкая перемена в ходе сражения. Её причиной стало случившееся в 3,6 световых годах от поля боя, на столичной планете Союза Хайнессене. В этот день, в 22-40, по сверхсветовой связи оттуда было отправлено сообщение для Яна. Председатель Верховного Совета Джоб Трунихт отдал приказ о безоговорочном прекращении огня. Когда этот приказ был получен, батареи орудий Союза как раз собирались взять на прицел флагманский корабль Райнхарда фон Лоэнграмма, «Брунгильду»…

 

 

 

АДРИАН РУБИНСКИЙ – 5-й правитель Феззана. Прозвище – «Чёрный Лис».

НИКОЛАС БОЛТЕК – Бывший помощник Рубинского. Представитель Феззана в Империи.

АЛЬФРЕД ФОН ЛАНСБЕРГ – Граф, бежавший на Феззан.

ЛЕОПОЛЬД ШУМАХЕР – Бывший капитан имперского флота. Бежал на Феззан.

БОРИС КОНЕВ – Независимый торговец. Капитан торгового корабля «Берёзка». Работает в представительстве Феззана на Хайнессене.

МАРИНЕСКУ – Помощник Конева. Административный работник на «Берёзке».

ДЕГСБИ – Епископ, отправленный с Земли, чтобы присматривать за Рубинским.

ВЕЛИКИЙ ЕПИСКОП – Правитель, скрывающийся в тени Рубинского.

РУПЕРТ КЕССЕЛЬРИНГ – Помощник и сын Рубинского. Погиб.

 

 

Глава 1. Холода наступают

 

I

В первые мгновения 799-го года Космической эры, 490-го по имперскому календарю, герцог Райнхард фон Лоэнграмм смотрел на бесчисленные созвездия, танцующие безумный танец на фоне неба цвета индиго. Льдисто-голубые глазаюного завоевателя, которому в новом году исполнялось двадцать три года, посылали к ним ледяные стрелы сквозь стеклянный потолок в безмолвном заявлении: «Все эти далекие звезды существуют только для того, чтобы я мог их покорить». Райнхард взмахнул роскошными золотыми волосами, стоя спиной к командирам имперского флота в своём большом приёмном зале. Звон колокола, раздавшийся через настенные динамики, возвестил о завершении старого года. Райнхард повернулся и, подойдя к столу, поднял хрустальный бокал с шампанским. Все присутствующие так же подняли свои, наполнив комнату волнами отражённого света.

– Прозит!

– Прозит! За новый год!

Всё новые тосты раздавались без остановок.

– Прозит! Союзу Свободных Планет пришёл конец! – один из гостей высоко поднял бокал, пристально глядя на Райнхарда. Всё в нём буквально кричало о гордости и высокомерии. Райнхард сверкнул в ответ изящной улыбкой и снова поднял бокал под крики и аплодисменты, отчего щёки говорившего покраснели.

Голос, о котором шла речь, принадлежал вице-адмиралу Исааку Фернанду фон Турнейзену. Он был одним из самых молодых командующий среди людей Райнхарда, того же возраста, что и его господин. В школе он, как и староста его класса, Райнхард, находился на доске почёта, а позже сделал себе имя в Военной академии, но бросил учёбу, отправившись на фронт, где завоевал медали и за командование в бою, и за тактические умения. В отличие от других однокурсников Райнхарда, телом и душой поддерживавших Липпштадтскую Коалицию, он продемонстрировал рассудительность и честность, присоединившись к Райнхарду и под руководством ныне покойного Карла-Густава Кемпфа добившись немалых успехов. После окончания войны он ушёл от Кемпфа, чтобы служить непосредственно Райнхарду, тем самым избежав участи своего прежнего командира, погибшего от рук Яна Вэнли. Этого оказалось достаточно, чтобы убедить окружающих и самого Турнейзена в том, что его бережёт ангел-хранитель. Стремясь оправдать славу избранного, он преуспевал во всём. В бою или где-либо ещё, Исаак Фернанд фон Турнейзен стремился быть самой яркой звездой.

Такое рвение ни в коем случае не было неприятно Райнхарду, но оно вновь напоминало ему о человеке, никогда не выставлявшем напоказ свои огромные способности и великие достижения, человеке, который теперь был мёртв. Зигфрид Кирхайс, его рыжеволосый друг, спасший жизнь Райнхарда ценой своей, никогда бы не потерпел такой заносчивости. Хотя Райнхард знал, что сравнивать этих двоих не имеет смысла, он всё же неосознанно делал именно это.

Больше чем великолепием этого пышного праздника, Райнхард гордился тем, что все были одеты в военную форму, готовые отправиться в любой момент. И некоторые и в самом деле отправятся на поле боя сразу после завершения празднования. В частности, Вольфганг Миттермайер, возглавляющий авангард имперских сил, и командующий второй волны Нейхардт Мюллер.

Мюллеру, самому молодому из адмиралов имперского флота, в этом году исполнялось двадцать девять. Лишь слегка опущенное левое плечо было заметно окружающим из всего множества ран, полученных им за необычайно долгую для такого возраста военную карьеру. В противном случае казалось бы, что он каждой своей чёрточкой демонстрирует пример кроткого штабного офицера, страстно придерживающегося идеалов осторожного наступления и крепкой обороны.

Следом за ним по возрасту шли Миттермайер, известный под прозвищем Ураганный Волк, и адмирал флота Оскар фон Ройенталь, в настоящий момент выполнявший поставленную перед ним задачу по захвату крепости Изерлон. Вместе эти двое составляли знаменитую «Двойную звезду» имперского флота. Миттермайер был на восемь лет старше Райнхарда и на два года старше Мюллера – по меркам общества, совсем ещё новичок в жизни. Впрочем, это нисколько не помешало ему сказать как человеку, умудрённому опытом:

– Приятно видеть такой энтузиазм в молодом поколении.

Невысокий, но стройный словно гимнаст, Миттермайер был самым титулованным из собравшихся адмиралов. Тем не менее, для него бравада молодых командиров демонстрировала также и их незрелость.

– Я тоже молод, но такого уровня энергии у меня нет.

В голосе Мюллера прозвучал несколько неуместный цинизм. Для молодых солдат нетерпеливость была нормой. Самые амбициозные люди предпочитали перемены стабильности и смутные времена миру, зная, что это ускорит их восхождение к вершине. Живая иллюстрация этого явления стояла перед глазами Миттермайера и Мюллера.

Теперь, когда господство Райнхарда фон Лоэнграмма было близко к тому, чтобы стать всеобъемлющим, шансы на продвижение для его подчинённых быстро уменьшались. Во всяком случае, в их ограниченном восприятии, стеснённом притязаниями, всё выглядило так, будто дверь, ведущая к славе, вот-вот захлопнется перед их носом. Но даже когда коллеги и наставники соперничали друг с другом, они оставались товарищами в жизни и смерти. Поэтому Мюллер, ещё не достигший славы Миттермайера и Ройенталя, откровенно говорил о своих желаниях.

– Как бы то ни было, я готов поспорить, что командование всеми силами Союза возьмёт в свои руки лично их главнокомандующий.

– Ты имеешь в виду адмирала Александра Бьюкока?

– Да. Это настоящий ветеран. Даже если сложить наши военные карьеры, а также Ройенталя и Биттенфельда, мы лишь слегка приблизимся к тому, чего достиг этот старик. Он ходячий военный музей, – отдал должное противнику Миттермайер.

С тех пор, как Мюллер познакомился со старшим товарищем, он сознательно пытался подражать его достоинствам, однако понимал, что никогда не достигнет выразительного мастерства Миттермайера.

– Кажется, у вас тут оживлённая беседа?

Адмиралы повернулись на голос и поклонились своему молодому командиру, подошедшему к ним с бокалом в руке.

Обменявшись несколькими вежливыми фразами, Райнхард обратился к Ураганному Волку:

– Знаю, вы превосходный тактик, но всё же спрошу. Будучи загнан в угол, Союз обязательно ответит, и мне хотелось бы знать, как вы собираетесь этому противостоять.

Пустой бокал отбросил преломленную радугу света на лицо молодого главнокомандующего.

– Если бы у Союза было достаточно огневой мощи, а также резервов, чтобы не обращать внимания на потери, можно было бы с уверенностью предположить, что они блокируют выход из Феззанского коридора. У нас не было бы выбора, кроме как вступить с ними в бой, что стоило бы больших потерь и, прежде всего, времени. В этом случае мы оказались бы в очень невыгодном положении, в том числе и потому, что Феззану как тыловой базе в долгосрочной перспективе доверять не стоит.

Анализ Миттермайера был точным, а изложение ясным. Собравшиеся вокруг офицеры согласно кивали.

– Но в данный момент их силы слишком немногочисленны, чтобы осуществить такой манёвр. Они не могут позволить себе проиграть, ведь в таком случае их столица останется беззащитна, а первая же битва станет последней. Они будут вынуждены сдаться.

Миттермайер перевёл дух и продолжил:

– Поскольку они не могут выдержать прямого столкновения, то, с большой долей вероятности, постараются затянуть нас вглубь своей территории. Когда наши силы окажутся растянуты до предела, они перережут пути снабжения и блокируют коммуникации, после чего изолируют наши флоты и уничтожат их один за другим. Иными словами, повторят нашу тактику в битве при Амритсаре три года назад. Если мы из соображений тщеславия растянем свои боевые порядки, то поступим именно так, как от нас ждут. Но при этом у нас есть один шанс на победу.

Миттермайер остановился и посмотрел на Райнхарда. Улыбка молодого герцога представляла собой изысканное сочетание проницательности и изящества, служа знаком признания способностей его подчиненного.

– «Двуглавая змея», верно?

– Именно.

Миттермайер вновь выразил восхищение проницательностью своего господина.

Взгляд голубых глаз Райнхарда переместился в сторону.

– А что скажете вы, адмирал Мюллер?

Самый молодой адмирал имперского флота коротко поклонился.

– Я придерживаюсь того же мнения, что и адмирал Миттермайер. Только не уверен, что Союз сможет исполнить свою роль, сохранив порядок в своих рядах.

 

– Что ж, всегда будут недалёкие люди, которые посчитают трусостью не вступить в бой при виде врага, – заметил Райнхард, насмешливо улыбнувшись воображаемому противнику.

– Это даст нам преимущество. В беспорядочной битве на истощение победа наверняка достанется нам.

– Но где в этом веселье? – пробормотал Райнхард.

Из уст кого-то другого подобное высказывание могло показаться высокомерным. Но как гений, однажды победивший вдвое превосходящего по силам врага в системе Астарта, а также добившийся беспрецедентного достижения, разгромив гигантский флот Союза, в котором было около тридцати миллионов солдат, он имел право на такое отношение. Единственное, что Райнхард ненавидел больше, чем неумелых союзников – это неумелые противники.

– Остаётся лишь надеяться, что враги будут действовать, не теряя рассудка.

Сказав это, Райнхард попрощался с Миттермайером и Мюллером и отошёл в сторону, чтобы присоединиться к ещё одной дружеской беседе.

Личный секретарь Райнхарда, Хильдегарде фон Мариендорф, отрезвляла себя после выпитого вина охлаждённым яблочным соком. Вице-адмирал Турнейзен поставил пустой бокал и, пребывая в хорошем настроении, заговорил с графиней, известной своей красотой и изобретательностью.

– Историки будущего наверняка позавидуют вам, фройляйн. Разве не всем хотелось бы присоединиться к вечеринке и стать свидетелем творения истории?

Вице-адмирал Турнейзен, чьё юное лицо было наполнено тщеславием, посмотрел на Хильду в поисках одобрения. Девушка ответила утвердительно, хотя в мыслях она могла лишь пожать плечами. Она никогда не считала Турнейзена неумелым командующим, но не могла подавить опасений и кривой улыбки по поводу его фанатичного обожания Райнхарда. Безусловно, Райнхард был гением, но гении не всегда являются лучшими объектами для подражания. Во всяком случае, по её мнению, ему лучше было бы стремиться к надёжности и упорству Мюллера или Валена, но Турнейзен был слишком ослеплён несравненным сиянием Райнхарда, чтобы замечать кого-то ещё.

 

Спустя два часа после наступления нового года, адмирал флота Миттермайер отставил свой бокал и уверенным шагом направился к Райнхарду.

– Что ж, ваше превосходительство, я отправляюсь, – сказал он, поклонившись.

– Молюсь за вашу удачу на поле боя. Надеюсь встретиться с вами на планете Хайнессен.

Ураганный волк ответил на бесстрашную улыбку Райнхарда собственной и, ещё раз поклонившись, пошёл к выходу из зала; серебряные позументы на чёрной военной форме сияли в свете люстр. Байерляйн, Бьюро, Дройзен и Зинцер последовали за своим храбрым и благородным командиром, в свою очередь покинув зал. Затем Нейхардт Мюллер также, поклонившись, вышел вместе со своими людьми.

Когда треть присутствовавших вышла, разговоры утихли, напоминая теперь шелест ветра в кронах деревьев. Обойдя зал и поговорив с наиболее значимыми фигурами в командовании его флота, Райнхард, скрестив ноги, сел в дальнем углу.

На мгновение по равнине его сердца прокатился порыв эмоций. Несмотря на то, что он был воодушевлён перспективой эпической битвы, эта перспектива вдруг начала распадаться, и ему стало не по себе. Он не мог ни объяснить, ни заставить других понять обуявших его чувств.

«Когда я захвачу Феззан и завоюю Союз Свободных Планет, став правителем всей Вселенной, – думал он. – Как я смогу жить дальше, не имея врагов?»

Когда Райнхард родился, пламя войны между Империей и Союзом бушевало уже 130 лет или 1140000 часов. Райнхард не знал в жизни ничего кроме войны. Для него мир был лишь тонким ломтиком ветчины, зажатым между двумя толстыми кусками хлеба войны. Но когда он убьёт всех своих врагов и объединит Вселенную, дав начало новой династии, у него не останется противников, против которых он мог бы использовать свой ум и отвагу.

Этот златовласый юноша с первого дня живший ради того, чтобы сражаться, побеждать и завоёвывать, должен был приготовиться к тому, чтобы взвалить на себя бремя мира и тоски. И тогда…

Райнхард криво улыбнулся. Он забегал вперёд. Победа ещё не была у него в руках. Может, это по нему будут играть печальную элегию? Сколько амбициозных людей выигрывали одну битву за другой лишь для того, чтобы покинуть сцену в последнем акте? Но он отказывался стать одним из них. Он намеревался провести сегодняшний день без происшествий и в то же время уже концентрировал своё внимание на дне следующем. С этого дня его жизнь больше не будет принадлежать ему одному.

В четыре часа утра празднования завершились, и люди разошлись по своим домам собираться для предстоящей битвы. Корабли адмирала флота Вольфганга Миттермайера уже взлетели в ночное небо из центрального космопорта Феззана. Первой в этом году миссией Ураганного Волка был захват контроля над принадлежащим Союзу концом Феззанского коридора.

 

II

 

Относительно немногие чиновники Союза Свободных Планет занимались делом, поскольку большинство из них паниковали из-за водоворота новых обязанностей и не желали ничего, кроме подтверждения наступления нового года. Сообщения об оккупации Феззана силами Империи держались в тайне, но эта информация, подобно попавшему в сети зверю, продиралась наружу сквозь завесу секретности и постепенно наводняла каналы СМИ Союза.

Тем временем высшее руководство собралось на совещание в конференц-зале с толстыми стенами. Но пока они с бледными лицами начали обсуждать произошедшее и возможность, всего в километре от их круглого стола, на улице транслировали вести о приближающейся опасности члены экипажа вернувшегося с Феззана корабля.

Поскольку никакого эффективного плана обороны у них не было, дамба самоуспокоенности прорвалась мутным потоком массовой истерии. Достоинство правительства Союза отчасти спасал тот факт, что в период информационной блокировки ни один высокопоставленный чиновник не попытался сбежать – но, по слухам, это произошло лишь потому, что ни о каких безопасных зонах не было объявлено. Таким образом, правительству не удалось вернуть доверие народа даже на моральном уровне.

Вместо этого, не имея другого выхода, добропорядочные граждане обращались к властям, чтобы дать выход эмоциям. Осуждая своих руководителей как «неумех» и «растратчиков зарплат», они одновременно требовали решительных действий и контрмер.

Всё это время правительство Союза находилось под руководством «красноречивого софиста», председателя Верховного Совета Джоба Трунихта. Как политик, он принадлежал к так называемому молодому поколению. Он обладал незаурядной внешностью, безупречной карьерой и пользовался популярностью даже среди избирателей-женщин. Опыт службы председателем комитета обороны гарантировал ему доступ к огромным политическим фондам. Даже устроенный «Военным Конгрессом» государственный переворот, который мог бы разрушить его репутацию, в итоге не оставил на нём ни царапины. И теперь народ ждал его выступления и убедительного красноречия, которое должно было успокоить их. Но он тянул с этим, а когда люди уже начали гадать, не были ли его слова пустой болтовнёй, и не спрятался ли теперь глава правительства от «своего возлюбленного народа», Трунихт сделал заявление через пресс-секретаря правительства:

– Я полностью осознаю вес своей ответственности.

Сказав только это и не уточнив своего местонахождения, он серьёзно усугубил опасения граждан. Теперь уже многие говорили, что Джоб Трунихт был обычным демагогом, произносившим множество напыщенных речей, но сбежавшим поджав хвост при первых признаках опасности.

Командующий крепости Изерлон, адмирал Ян Вэнли, ненавидевший Трунихта всеми фибрами души, придерживался иного мнения. У него сложилось впечатление о Трунихте, как о человеке, способном выкарабкаться из любой ситуации. Но, вне зависимости от того, было впечатление Яна пере– или недооценкой Джоба Трунихта, факт оставался фактом: глава правительства не смог ответить сиюминутным ожиданиям своего народа. Что ещё хуже, те самые нанятые журналисты, когда-то представившие Трунихта как луч надежды в политической сфере и завоевавшие аудиторию на его восхвалениях, теперь пытались его оправдать, говоря: «Мы должны понимать, что это ответственность не только председателя, но и всех нас». Таким образом, пресса вернула критику своим читателям, которые «только подчёркивают привилегии своего правительства, отказываясь согласиться с его мерами».

Уолтера Айлендса, председателя комитета обороны, несмотря на то, что он был не более чем доверенным прихвостнем Трунихта, вовсе не обязательно стоило считать столь же ненадёжным. Трунихт в своё время назначил его председателем потому, что основатели Союза, опасаясь возникновения диктатуры, законодательно запретили возможность совмещения полномочий. Злые языки утверждали, что Айлендс лишь служил посредником между Трунихтом и военными властями. Он никогда не показывал независимых взглядов и не вёл собственной политики, казалось бы, довольствуясь своей ролью третьесортного государственного деятеля, соединяющего главу правительства со штабом флота и руководителями корпораций по производству боеприпасов.

Но после вторжения имперского флота на Феззан, его положение и ценность как политической фигуры полностью изменились.

Когда Трунихт укрылся в своём личном раю, испортив себе репутацию, никто иной, как Уолтер Айлендс, сделал выговор своим сбитым с толку коллегам на экстренном заседании Верховного Совета, приняв меры для защиты правительства Союза от распада. Этот пожилой политик, давно разменявший шестой десяток и лишь теперь впервые занявший пост председателя комитета, казалось бы, стал выглядеть на десять лет моложе, несмотря на тяжёлую ситуацию, в которой он очутился. Его спина выпрямилась, глаза горели, а походка была полна энергии. Единственным, что не ожило, были поредевшие волосы на голове.

– Что касается непосредственного командования армией, мы предоставим его экспертам. Нам же сейчас необходимо решить, сдадимся мы или же будем сопротивляться. Другими словами, выбрать путь, по которому пойдёт наше государство, и заставить военное руководство согласиться с этим. Если мы откажемся сейчас от этой ответственности, то последствия обрушатся на солдат, находящихся на передовой, вызвав бессмысленное кровопролитие. Это означало бы настоящее самоубийство нашего демократического правительства, – сказал Айлендс.

Видя, что никто из присутствующих не проявил интереса к возможности сдаться, председатель комитета обороны продолжил:

– В таком случае, нам нужно решить, станем ли мы сопротивляться до тех пор, пока Союз не будет обращён в прах и все его граждане не погибнут? Или же используем армию как политический рычаг для достижения выгодного для нас мира? Сделать выбор нужно уже сейчас.

Остальные члены Верховного Совета сидели в молчаливом недоумении, не столько из-за серьёзности положения, сколько из-за разрушившего их предубеждения председателя комитета обороны, который до сего дня был лишь номинальным должностным лицом, но теперь взял ситуацию в свои руки, продемонстрировав превосходную проницательность и осведомлённость, и произнёс убедительную речь, предоставив коллегам наиболее целесообразный путь к разрешению конфликта.

В мирное время Айлендс был паразитом на запачканной заднице этой администрации. Но в этот критический момент его дух воспрял, словно феникс демократии из пепла зависимого политика. Спустя полвека бездействия, он всё же впишет своё имя в историю для потомков.

 

Хотя главнокомандующий Космического флота Союза Александр Бьюкок и в самом деле был острым на язык циником, это никак не влияло на его беспристрастность. Старый адмирал, которому уже перевалило за семьдесят, был готов сотрудничать с председателем комитета обороны, по его мнению, старавшимся сделать всё возможное как политик и как человек в это сложное время. Вместо апатичного и опрометчивого Айлендса, которого он критиковал прежде, теперь он видел оживлённого и умного председателя, лично пришедшего в штаб командования и открыто признавшего свои прошлые ошибки. Поначалу Бьюкок не был полностью убеждён, но, поскольку председатель комитета обороны потребовал от военного руководства сотрудничества в достижении выгодных условий примирения, у него не осталось сомнений, что Айлендс наконец пришёл в себя.

– Похоже, ангел-хранитель председателя комитета обороны вышел на пенсию, – пробормотал старый адмирал после того, как Айлендс закрыл совещание и вышел из кабинета. – Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Адъютант Бьюкока, капитан 3-го ранга Пфайфер, был не до конца согласен со своим командиром. Он очень сожалел, что Айлендс не прозрел раньше.

– Может, мне не стоит так говорить, но я иногда задаюсь вопросом, не было бы лучше, если бы прошлогодний государственный переворот увенчался успехом. Быть может, мы сами выстрелили себе в руку, в которой нуждалась наше государство для своей защиты.

– И противопоставить деспотизму Империи военную диктатуру Союза, чтобы они сражались до конца за всеобщую гегемонию? Разве в этом есть надежда? – тон старого адмирала был не циничным, но тем не менее едким. Чёрный берет на голове заставлял волосы казаться ещё белее. – Знаешь, если я чем-то и горжусь, так это тем, что был солдатом, сражающимся за демократическую республику. Я никогда не был готов смириться с мыслью об изменении политической системы Союза под предлогом противостояния Империи. Я бы скорее предпочёл, чтобы Союз погиб как демократическая республика, чем выжил как государство под властью диктатуры.

Увидев, что его адъютант почувствовал себя неловко, старый адмирал задорно улыбнулся и добавил:

– Должно быть, это прозвучало довольно резко. Но правда в том, что государству нет смысла в продолжении существования, если оно не может защитить жизнь своих граждан и свои основополагающие принципы. Если спросить меня, то бороться стоит за наше демократическое правительство и жизнь граждан Союза Свободных Планет.

Закончив этот разговор, адмирал Бьюкок отправился к адмиралу Доусону, начальнику Центра стратегического планирования и единственному человеку, который мог считаться его начальником. На самом деле, Доусон был мелким чиновником, чьи цвет лица и аппетит подорвала внезапно свалившаяся на него ответственность, но, по распоряжению Бьюкока, он всё же поддерживал свой штаб в рабочем состоянии, ожидая решающей битвы.

Высшее военное руководство Союза собирало все свои силы. Наряду с Первым флотом под командованием адмирала Паэтты, спешно были собраны несколько небольших флотилий, состоящих из патрульных групп и сил самообороны систем, общим числом всего лишь тридцать пять тысяч. К тому же, среди этих кораблей было немало десантных. Непроверенные и устаревшие корабли, стоявшие на консервации или готовившиеся к утилизации, также входили в это число, чтобы быть использованными для связи или отвлекающего манёвра. Бьюкок разделил двадцать тысяч кораблей, не относящихся к Первому флоту, на Четырнадцатый и Пятнадцатый. Командовали ими, соответственно, Лайонел Мортон и Ральф Карлсен. После переговоров в Центре стратегического планирования, их обоих повысили от контр– до вице-адмиралов, хотя это никак не компенсировало того, что им придётся вести неопытные и неупорядоченные войска в бой против бесконечно более сильного имперского флота.

Бьюкок вместе с тремя командующими флотов и начальником генерального штаба занялись разработкой планов контратаки. Начальником генерального штаба до недавнего времени был вице-адмирал Османн, но у него случился разрыв аневризмы головного мозга, и он попал в военный госпиталь. Всё ещё находясь в постели, он был освобождён от должности,а его место в конференц-зале занял заместитель, Чун У Чен, мужчина лет тридцати, привыкший лишь к бумажной работе. Всего за три недели до этого он преподавал стратегию в Военной академии Союза и считался молодой звездой в команде профессоров, но более опытные в военном деле прозвали его «пекарем во втором поколении». Во время попытки государственного переворота ему удалось встретиться с адмиралом Бьюкоком, находящимся под арестом. Тогда, держа под мышкой своей штатской одежды бумажную папку, он с любопытством оглядывался кругом и выглядел словно какой-то деревенский дурачок.

Чун У Чен поклонился старшим офицерам и пробормотал приветствия. Из нагрудного кармана его военной формы выглядывал недоеденный бутерброд с ветчиной. Подобное удивило даже стойкого вице-адмирала Карлсена. Но недавно назначенный начальник генерального штаба, тем не менее, хладнокровно улыбнулся.

– А, это. Не обращайте внимания. Даже чёрствый хлеб станет вкусным, если подержать его над паром.

Карлсен считал такое совершенно неуместным, но не видел смысла это подчёркивать и повернулся к адмиралу Бьюкоку.

Тот подвёл итог. У них недоставало сил, чтобы пытаться задержать имперский флот у выхода из Феззанского коридора. Поэтому им оставалось лишь дать врагу продвинуться глубже, а потом атаковать их линии связи и снабжения и снова отступить.

– А что если отозвать адмирала Яна Вэнли из крепости Изерлон? – спокойно предложил Чун У Чен, подавшись вперёд вместе со своим бутербродом.

Остальные были ошеломлены несоответствием между серьёзностью того, что он предложил и неторопливостью того, как это было произнесено. Бьюкок приподнял свои седые брови, приглашая начальника штаба дать объяснения.

– Изобретательность адмирала Яна и сила его флота чрезвычайно ценны для нашей армии, а оставлять его на Изерлоне – всё равно, что положить в холодильник свежеиспечённый хлеб, – предложенное им сравнение подтверждало его прозвище «пекарь во втором поколении». – Когда крепость Изерлон располагается в Коридоре, её стратегическая ценность невероятна, но, как только она окажется блокирована врагом с обеих сторон, эта ценность будет потеряна. Даже если имперцы не смогут захватить Изерлон, они без единого выстрела сделают его бесполезным. А так как враг уже в Феззанском коридоре, то тратить ресурсы на защиту Изерлона бессмысленно.

– Возможно, вы и правы, но в настоящий момент адмирал Ян ведёт бой с мощной вражеской группировкой. Он не может просто взять и прилететь сюда.

Но Чун У Чен отмахнулся от замечания адмирала Паэтты.

– Адмирал Ян что-нибудь придумает. А без него мы окажемся к крайне невыгодном положении с чисто военной точки зрения.

Это высказывание было чересчур прямолинейным, но никто не мог его опровергнуть. Для армии Союза имя Яна Вэнли было синонимом победы. Тот же Паэтта, когда-то бывший командиром Яна, был спасён им от полного поражения в битве при Астарте.

– Даже если мы попробуем заключить мир, имперцы наверняка потребуют передать им Изерлон в качестве одного из условий. В этом случае никакая находчивость адмирала Яна ничем не поможет Союзу. Возможно, всё было бы иначе, имей мы в своём распоряжении больше сил и времени, но в нынешних обстоятельствах нам придётся взвалить на него всю грязную работу.

– Вы хотите сказать, что нам нужно приказать адмиралу Яну покинуть Изерлон.

– Нет, ваше превосходительство, в чём-то столь конкретном нет необходимости. Будет достаточно передать адмиралу Яну, что командование берёт на себя всю ответственность, и что он может действовать так, как посчитает нужным. Полагаю, получив такое сообщение, он не станет сосредотачиваться на защите крепости.

Завершая своё дерзкое предложение, Чун У Чен вытащил из кармана недоеденный бутерброд и возобновил свой прерванный обед.

 

III

 

Наибольшему осуждению на Хайнессене подверглась группа беженцев, которые не более чем полгода назад хвастались созданием «Законного правительства Галактической Империи».

Имея в своём распоряжении императора Эрвина Йозефа II, который «сбежал» со столичной планеты Империи, и заимствуя военную мощь Союза свободных Планет они грозились свергнуть военную диктатуру Райнхарда фон Лоэнграмма. Согласно их договору с властями Союза, после этого Империя должна была перейти к конституционной системе, но при этом восстанавливались суверенитет и привилегии старого дворянства, и те, кто вынужден был сбежать, многократно окупят свои потери. Но теперь все их планы пошли прахом.

«Эти бездари не смогут больше пытаться написать сладкую картину реальности, растворяя краски в сиропе», – подумал Бернхард фон Шнайдер, которому так называемое «законное правительство» присвоило звание капитана 2-го ранга. Будучи разумным человеком, Шнайдер не питал ни капли иллюзий по поводу замков в небе, которые изгнанная знать строила исключительно на принятии желаемого за действительное. Но хоть он и чувствовал себя совсем не безнадёжным, он не мог вести себя так, будто наблюдает за этим фарсом с большой высоты. Объект его преданности, Вилибальд Йоахим фон Меркатц, рассматривался после бегства из Империи как «приглашённый адмирал», но в качестве министра обороны «законного правительства» он неохотно организовывал новое боевое соединение. Несмотря на то, что он усердно трудился, помогая Меркатцу, Шнайдер при этом много думал о будущем.

Если имперский флот вторгнется через Феззанский коридор, то шансы на победу Союза будут невелики. Даже несравненная изобретательность Яна Вэнли в лучшем случае уравнивала шансы.

Максимум, на что мог надеяться Союз – заключение мира. А в рамках этого мира наверняка необходимо будет наказать руководство «законного правительства», которое послужит заодно козлом отпущения, на которого можно списать все ошибки. И семилетний император Эрвин Йозеф ехал на этом козле прямо к месту казни.

Шнайдеру больно было думать об этом несчастном ребёнке. Ребёнок-император, чья собственная воля игнорировалась всеми, и который служил опорой для политики и амбиций взрослых, заслуживал сочувствия. Впрочем, времени на размышления о будущем императора у Шнайдера не оставалось. Ему необходимо было направить все силы на защиту Меркатца от политического циклона, который готов был обрушиться на них. Более того, поскольку Меркатц считал бессовестным заботититься о собственной безопасности в ущерб другим, Шнайдеру приходилось делать это, демонстрируя отстранённость. Все эти тяготы сделали выражение его лица более мрачным и проницательным. Молодой офицер взглянул в зеркало, припомнив прежние времена в столице Галактической Империи, когда придворные дамы называли его милым мальчиком. Подобно обанкровившемуся человеку, жаждущему прежней роскоши, он тяготился своим унынием.

Тем не менее, Шнайдер добровольно нёс груз ответственности и смотрел в будущее, в то время как большинство людей не могли даже понять, что они должны делать, чтобы пережить сегодняшний день, не говоря уже о завтрашнем. Исполняющий обязанности канцлера законного правительства Империи граф Ремшейд был выведен из равновесия, когда ситуация вышла из-под контроля, и можно лишь предполагать, сколько времени он потратил, пытаясь привести всё в норму. Шнайдер с насмешкой наблюдал за тем, как изгнанные дворяне, не имевшие собственного мнения и под влиянием Ремшейда дремавшие в саду оптимизма, потеряли всякий смысл существования.

 

Скрывшись с Одина вместе с Эрвином Йозефом, граф Альфред фон Лансберг получил должность заместителя военного министра в законном правительстве. Его преданность юному императору и династии Голденбаумов была непоколебимой, но как человеку, который не только сердцем, но и умом был поэтом, ему было больно, что он не смог придумать никакого конкретного плана по защите императорской семьи. Бывший капитан Леопольд Шумахер, помогавший ему проникнуть в столицу, гораздо больше, чем о судьбе династии Голденбаумов, беспокоился о благополучии своих людей, оставшихся на Феззане. Оба мужчины чувствовали себя бессильными и всё, что они могли – это стараться не сорваться в пучину отчаяния.

 

Первое в этом году заседание кабинета министров законного правительства было созвано в спешке, и на нём отсутствовали министр финансов виконт Шефлец и министр юстиции виконт Гердер. Среди пятерых присутствующих министр императорского двора барон Хозингер видом и запахом напоминал дракона, охранявшего свой алкогольный клад: бутылку с виски он продолжал сжимать и под столом в зале совещаний. А министр обороны, адмирал Меркатц, хранил тяжёлое молчание. Это оставило дебаты о будущем правительства в изгнании в руках трёх человек: канцлера и государственного секретаря графа Ремшейда, министра внутренних дел барона Радбруха и главного секретаря кабинета министров барона Карнапа. Подобно инкубации неоплодотворённого яйца, дискуссия была серьёзной, но тщетной, и была прервана истерическим смехом министра императорского двора. Хозингер обратил к собравшимся своё налитое кровью и полное осуждения лицо, и заявил:

– Благородные и верные господа, как насчёт того, чтобы сказать правду? Вас совершенно не заботит судьба династии Голденбаумов. Вас интересует только личная безопасность, оказавшаяся под угрозой после того, как вы опрометчиво бросили вызов герцогу Лоэнграмму. И когда этот белобрысый щенок ступит на нашу землю как победитель, куда вы спрячетесь?

– Барон Хозингер, вы уверены, что хотите запятнать своё имя в пьяном угаре?

– У меня нет имени, которое можно было бы запятнать, ваше превосходительство канцлер. В отличие от вас, – от омерзительно рассмеялся, обдав собравшихся перегаром. – Я могу прокричать с крыши то, чего вы никогда не скажете, опасаясь испортить свою драгоценную репутацию. К примеру, то, что можно выдать Лоэнграмму его величество императора, чтобы попытаться завоевать его расположение.

Сказав это, он, затаив дыхание, ждал реакции своих коллег, чью гордость только что ранил нематериальным клинком. Даже Меркатц на мгновение с ужасом посмотрел на него, не находя слов. Барон Радбрух вскочил на ноги, опрокинув кресло.

– Бесстыжий пьяница! Когда ты потерял свою честь дворянина?! Забыв о бесчисленных милостях и почестях, дарованных Империей, ты думаешь лишь о собственной безопасности! Ты… – не сумев подобрать подходящего оскорбления, Радбрух задохнулся и гневно уставился на Хозингера. Он осмотрел собравшихся в поисках поддержки, но даже канцлер и государственный секретарь граф Ремшейд не предпринял никаких усилий для того, чтобы распутать паутину напряжённого молчания, так как он понимал, что настоящим противником Радбруха является не Хозингер, а чудовище эгоизма, поднявшее голову из-под его собственной нечистой совести.

Это столкновение не было мелочью. Не считая Меркатца, участие остальных в создании этого правительства в изгнании было и в самом деле результатом погони за личными интересами. Когда всё закончилось провалом, перед ними появилась новая эгоистичная цель – спасти собственные жизни. Но мысль о том, чтобы выдать императора герцогу Лоэнграмму, при всей своей привлекательности, вызывала такое отвращение к себе, что алкоголь оставался единственным спасением.

Ещё больше усложнял ситуацию и портил настроение руководителей правительства в изгнании тот факт, что объект из верности, семилетний император Эрвин Йозеф, не делал ничего, чтобы вызвать их симпатию. Так и не научившись подавлять своё эго и выражая его только при помощи нападок, этот эмоционально нестабильный ребёнок в глазах своих усталых подданных казался проявлением их собственных внутренних демонов. Их верность была не чем иным, как нарциссизмом, отражённым в кривом зеркале, которым был Эрвин Йозеф. Однако, естественно, похищенный с трона помимо его воли ребёнок не мог нести за это ответственность. Никто из окружавших его взрослых, которые демонстративно восхищались им и изображали любовь, никогда не занимался развитием его характера.

Эрвин Йозеф больше не мог даже называться императором. В более чем десяти тысячах световых лет от них, на Одине, уже произошла смена хозяина трона. После побега Эрвина Йозефа на нефритово-золотом троне теперь будет восседать младенец: «императрица» Катарина Катчен I. Она была самым молодым правителем Галактической Империи за всю историю, а также, по всей видимости, последним правителем из династии Голденбаумов, основанной Рудольфом Великим пять веков назад. Эрвин Йозеф же был публично объявлен «свергнутым императором».

Когда военно-политический поток событий между деспотической Империей Лоэнграмма и Союзом Свободных Планет превратился из стремительного, душевное равновесие изгнанной знати не могло не пошатнуться. Личные интересы превалировали, и этого было достаточно, чтобы, как небрежно предложил Хозингер, выдать императора их заклятому врагу Лоэнграмму. Как бы они ни пытались это отрицать, они вполне могли преодолеть позор и поступить так, не имея никаких гарантий, что герцог Лоэнграмм простит их. Он вполне мог сурово наказать их за измену и нечестную игру.

Сбежать же от сил вторжения с верой в то, что однажды династия Голденбаумов будет восстановлена, означало начать жизнь, полную бесконечных полётов и бродяжничества. Хотя это могло показаться романтичным, на практике такая жизнь будет совсем не лёгкой. Без политической защиты Союза Свободных Планет или огранизационных возможностей и экономического влияния Доминиона Феззан, в дополнение к отсутствию какой бы то ни было военной мощи, было маловероятно, что они смогут жить в бегах на вражеской территории. Хоть многим дворянам и не хватало дальновидности, но и настолько слепыми они не были.

В конце концов, не видя выхода и понимая, что всё это бессмысленно, Ремшейд пожалел Хозингера и распустил совещание, достигнув предела своей усталости.

На следующий день должно было состояться ещё одно серьёзное, но бесполезное совещание изгнанных аристократов. Однако Йохан фон Ремшейд, исполнявший обязанности председателя, был встречен пятью пустыми креслами и министром обороны Меркатцем, молча сидящим в одиночестве. Ремшейд остался ни с чем.

 

IV

 

На фоне постоянных потрясений люди боялись того, что может с ними случиться. Пусть гордость и не позволяла им с этим смириться, происходящее подавляло их волю и рассудительность. Это было похоже на бег в противоположном направлении по палубе корабля: как бы быстро ты ни бежал, до земли всё равно не добраться.

Борис Конев тоже ощущал эту беспомощность. С тех пор как его отправили в представительство Феззана на Хайнессене, он продолжал работать там секретарём. Хоть у него и не было никакого желания становиться государственным чиновником, он был вынужден это сделать по приказу правителя Феззана, Адриана Рубинского. Но Конев был независимым торговцем, а его тяга поступать согласно собственным убеждениям была очень сильна даже для феззанца. Его отец и отец его отца летали на торговых судах по всей вселенной, преодолевая политические и военные препятствия, и прожили жизнь, руководствуясь лишь своими волей и разумом. Это была семейная традиция, которую Борис всё ещё надеялся продолжить, и поэтому тот факт, что он застрял на государственной службе, сильно задевал его самомнение.

 Ни дня не проходило без мысли о том, чтобы бросить на стол заявление об увольнении и вновь стать обычным гражданином, отказавшись от своей должности и положения. Теперь, когда его родной Феззан был оккупирован имперским флотом и Рубинский ударился в бега, он и сам хотел поступить так же. Но всё же остался. Сколь бы иррациональным это ни казалось, он не мог бросить тонущий корабль.

Он боялся за свой торговый корабль, «Берёзку», которую оставил дома с экипажем из двадцати человек. Но связь с Феззаном и дорога туда находились под строгим контролем Союза, делая возвращение невозможным. Должно было произойти нечто драматическое, вроде отступления имперского флота с Феззана или поражения Союза в войне, чтобы он мог хотя бы помыслить о воссоединении со своим любимым кораблём и командой. По мнению Бориса, второе было куда более вероятно, так что именно об этом он молился богу, в которого не верил, каждый день приходя в здание представительства Феззана, чтобы выполнять ставшую бессмысленной работу.

 

Этот год, 799-й год Космической эры и 490-й по Имперскому календарю, должен был войти в историю как год самого длинного похода имперского флота. В конце прошлого года, после оккупации Феззана в качестве тыловой базы, Империя взяла под свой контроль все обитаемые планеты в Феззанском коридоре. Понимая важность правительства, порядок на Феззане пока что сохранялся. Но если имперская оккупация затянется за счёт их материальных ресурсов, феззанцы, независимые по природе, быстро устанут от подчинённого положения.

Пока же груз долга лежал на плечах Вольфганга Миттермайера, чей флот двигался в авангарде имперских сил. Через три дня после того, как он отправил на разведку своего храброго подчинённого, вице-адмирала Байерляйна, в надежде обнаружить активность Союза, он получил от него ответ:

«Никаких признаков врага на выходе из Феззанского коридора».

Получив это сообщение, Миттермайер взглянул на начальника своего штаба, вице-адмирала Дикеля, и сказал:

– Что ж, они впустили нас в фойе. Теперь вопрос в том, сможем ли мы добраться до столовой. И даже когда мы сядем за стол, еда вполне может оказаться отравленной.

8-го января 799-го года Космической эры, первый флот Империи незваным гостем прошёл через Феззанский коридор и поплыл в огромный океан неподвижных звёзд и планет, которые они никогда ещё не видели.

 

 

 

Глава 2. Флот-ковчег адмирала Яна

 

I

В крепости Изерлон, на другой стороне Союза Свободных Планет, также наступил новый год. Но даже если бы солдаты гарнизона крепости, осаждённой огромным флотом адмирала Оскара фон Ройенталя, и хотели его отпраздновать, у них не было настроения для праздничных тостов.

Единственным, что мешало им впасть в полное отчаяние, была твёрдая вера в адмирала Яна Вэнли, их «Чудотворца», который командовал и самой крепостью, и её флотом. Этому молодому черноволосому и черноглазому офицеру в наступающем году исполнялось тридцать два. После окончания Военной академии он накапливал награды одну за другой, воюя как с внешними, так и с внутренними врагами, и привлёк внимание даже адмиралов Империи, которые признавали его самым изобретательным полководцем Союза. Несмотря на это, внешне он куда больше был похож на молодого учёного, а не на одержимого военной карьерой солдата.

– Чего бы я ни пытался добиться в этом мире, я каждый раз терплю поражение. Так что с тем же успехом можно просто выпить и лечь спать, – таким тихим самоуничижением Ян приветствовал новый год, будучи окружён опасностями со всех сторон.

Но когда он смотрел на далёкие энергетические лучи на экране, директива из столицы преодолела поставленные имперским флотом помехи и добралась до него:

«Верховное командование принимает на себя всю ответственность. Вы свободны принимать любые решения, которые сочтёте необходимыми. Главнокомандующий Космического флота Союза Свободных Планет адмирал Александр Бьюкок».

После того, как он перечитал приказ несколько раз, затвердевшие мышцы его лица расплылись в мягкой улыбке, словно он готов был в любой момент запеть. Приказ ему очень понравился.

– Иметь такого понимающего командира – большая удача.

Сказав это, он бессознательно нахмурился. Теперь, когда все части были на своих местах, пора было браться за дело. Если бы он получил простой и невежественный приказ «защищать крепость любой ценой», Ян использовал бы все тактические уловки, имеющиеся в его распоряжении, в борьбе с осадившим Изерлон флотом адмирала Ройенталя. Но теперь, когда ему предоставили полную свободу действий, будет лишь на благо Союза Свободных Планет, если Ян ответит на милость адмирала Бьюкока и рассмотрит всю войну на метауровне, а не только лежащее перед ним поле боя. Любой, кто встретился с ним впервые, не поверил бы в это, но Ян находился на высшей ступени командования, уступая лишь адмиралам Бьюкоку и Доусону.

– Вот хитрый старик… Он ожидает, что я буду работать сверх своей зарплаты. – проворчал Ян. А потом добавил, окончательно предавая забвению восхищение, которое недавно выразил: – Интересно, на сколько увеличится моя пенсия за каждый уничтоженный корабль противника?

Только старший лейтенант Фредерика Гринхилл, которая всегда была рядом с ним, услышала эти слова. Подобным образом Ян разговаривал только со своим подопечным, Юлианом Минцем, и потому большинство историков ничего не узнает об этом факте. Они будут знать лишь, что адмирал Ян поднялся со своего командирского кресла и через своего адъютанта созвал совещание высшего руководства крепости. После чего объявил им спокойным тоном, словно говоря о меню на обед:

– Мы покидаем крепость Изерлон.

 

Командный состав крепости был не так уж удивлён. Глава администрации крепости контр-адмирал Алекс Кассельн, начальник штаба контр-адмирал Мурай, заместитель командующего Патрульным флотом контр-адмирал Фишер, командующий обороной крепости генерал-майор Вальтер фон Шёнкопф, заместитель начальника штаба коммодор Фёдор Патричев и командир подразделения Патрульного флота контр-адмирал Дасти Аттенборо были живыми свидетелями находчивости Яна Вэнли. Тем не менее, услышав новость, они вернули свои кофейные чашки на блюдца, создав звенящую симфонию опасения.

– Что вы сейчас сказали, ваше превосходительство? – негромко переспросил контр-адмирал Мурай, ценивший простую тактическую мудрость.

Кассельн и Шёнкопф обменялись быстрыми взглядами.

– Мы покидаем крепость Изерлон, – как робот повторил Ян.

Пар, поднимающийся от кофейных чашек, щекотал подбородки штабных офицеров, пытающихся осмыслить это заявление. Ян привык, что перед ним стоит чашка с чаем, но с тех пор как ушёл Юлиан Минц, а с ним и лучший чёрный чай во вселенной, ему пришлось сдаться и тоже пить кофе, который он терпеть не мог.

– Не то чтобы я не соглашался с вами, но не могли бы вы дать нам объяснения?

Ян кивнул Мураю, вопрос которого сочетал в себе веру в командира и подозрительность.

– Хоть крепость Изерлон и находится в самом центре длинного коридора, она обладает стратегической ценностью лишь до тех пор, пока один из его концов прикрывают союзники. Если же враг возьмёт под свой контроль оба конца, то крепость окажется между молотом и наковальней, в полной изоляции. Крепость, как и размещённый в ней флот, станет бесполезным. Таким образом, хотя Изерлон останется неприступным, уловка Райнхарда фон Лоэнграмма сделала его ненужным. И цепляться за него нам не только не обязательно, но даже глупо. В конце концов, пусть даже только флотом, а не крепостью, но мы должны принять участие в борьбе со вторжением.

– Разве мы не сможем продержаться, используя плоды наших военных достижений, чтобы в итоге навязать Империи мирный договор?

– Но разве имперцы не потребуют передать им крепость в рамках этого договора? И где мы тогда окажемся? Так или иначе, Изерлон практически потерян. Нам следует сейчас же покинуть его.

Хотя слова Яна и звучали великодушно, его подчинённые знали, что не стоит думать, будто ему хочется просто так подарить крепость назад Империи.

– Но как мы сможем стоять и смотреть, как то, за что мы так упорно боролись, попадает в руки врага? – заместитель начальника штаба коммодор Патричев оглядел собравшихся, наклонившись над столом всем своим грузным телом.

– Уверен, имперцам было ещё более досадно видеть, как мы захватываем крепость, на постройку которой они потратили столько ресурсов и труда, и которую потом так долго защищали, – небрежно ответил Ян. Три года назад он лишил противника этой великолепной крепости, к большому огорчению всего имперского командования. Так что филантропией возвращение Изерлона не было.

При этих словах Вальтер фон Шёнкопф цинично усмехнулся. Именно он сыграл главную роль в той операции, ткнув бластером в лицо имперского командующего крепостью адмирала Штокхаузена.

– Но, адмирал, даже если мы покинем Изерлон, вряд ли вражеский флот отпустит нас просто так. Как нам отразить их атаку?

– Может, нам стоит обратиться к командиру вражеского флота адмиралу Ройенталю с серьёзной просьбой? Поскольку мы отказываемся от крепости, то можем попросить его закрыть глаза на женщин и детей.

Никто не рассмеялся над этой непродуманной шуткой. Впрочем, даже хорошая шутка вряд ли могла бы пробить сковавший их панцирь напряжения и мыслей о приближающейся гибели. Пока они разговаривали, огромный вражеский флот развёртывался перед крепостью под командованием великолепного тактика адмирала Ройенталя, что не могло не нервировать их. Атака розенриттеров Шёнкопфа, нацеленная на Ройенталя, едва не увенчалась успехом, но больше он им подобного не позволит. И потому, несмотря на то, что Ройенталь славился мужеством и умелым владением оружием, Шёнкопф продолжал корить себя, что позволил большой рыбке ускользнуть.

– Тем не менее, нельзя забывать и о психологических последствиях. Если адмирал Ян, преследуемый имперским флотом, будет вынужден покинуть Изерлон, это сильно обеспокоит граждан Союза. Люди могут потерять веру в победу ещё до начала сражения. А в такой ситуации и сражаться будет куда тяжелее. Советую вам рассмотреть и эту сторону вопроса.

Ян признал, что в словах Мурая есть определённая доля истины, но, по правде говоря, он не считал заботу об общественном мнении своей ответственностью. Сражение против всей военной машины Галактической Империи, управляя лишь одним флотом, и без того требовало всего его тактического таланта без остатка, если он собирался победить.

Шёнкопф оказался первым, кто решил высказаться:

– Я согласен с начальником штаба. Лучше дождаться момента, когда наше правительство посинеет от страха и станет молить нас покинуть крепость и спасти их шкуры. Тогда-то эти продажные мерзавцы поймут, как много значит для них ваше превосходительство.

– Но к тому времени станет слишком поздно. Мы потеряем шанс на победу.

– Постойте-ка. Говоря о «шансе на победу», вы имеете в виду, что мы всё ещё можем победить?!

За пределами крепости Изерлон подобное высказывание наверняка сочли бы неуместным, но Ян никогда не был предубеждён, когда дело касалось точки зрения подчинённых, за что его иногда критиковали современники из числа старших офицеров, а также более поздние историки, считавшие, что он был слишком терпелив в данном отношении.

– Понимаю, что вы хотите сказать, генерал-майор Шёнкопф. С военной точки зрения мы находимся в чрезвычайно невыгодном положении, и весь наш опыт говорит, что никакие тактические победы не смогут преодолеть стратегического превосходства противника. Но сейчас у нас есть один-единственный шанс изменить ситуацию в нашу пользу.

– И какой же?.. – даже проницательный Шёнкопф не мог предположить, в чём заключается этот шанс.

– Лоэнграмм не женат. В этом его слабость и наша возможность, – холодно улыбнулся Волшебник.

 

II

 

Когда совещание подошло к концу, Ян вызвал своего адъютанта.

– Лейтенант Гринхилл, примите все необходимые меры по организации эвакуации гражданского населения. Лучше всего просто следовать протоколу для подобных ситуаций… если он, конечно, есть.

– Я буду ждать приказов вашего превосходительства, – ясным и убеждённым голосом ответила Фредерика. – Я так понимаю, у вас уже есть план?

– Ну, мне ведь нужно оправдывать ожидания, верно?

Ян не был любителем похвастаться. Он презирал обманчивые фразы о «несомненной победе» и «огромных военных успехах». Подобное не помогло бы ему выиграть ни одной битвы.

У Фредерики были собственные причины верить в своего командира. Когда ей было четырнадцать, и они с матерью находились на планете Эль-Фасиль, ей лично довелось ощутить мощь имперского флота. В то время, будучи ещё совсем юной, девушка справлялась с трудной ситуацией лучше склонной к истерике матери. А человеком, ответственным за эвакуацию мирных граждан, был не кто иной, как Ян Вэнли, которого незадолго до того повысили до младшего лейтенанта. Этому молодому лейтенанту Фредерика и принесла собственноручно приготовленные бутерброды. Затем она робко спросила его о шансах на успех, но он витал в облаках и отвечал уклончивыми фразами вроде «Ну…» и «Как-нибудь…», что только усиливало тревогу и недоверие людей.

– Он делает всё, что может. Те, кто делают меньше, не имеют права критиковать его.

Фредерика, вставшая на его защиту, была единственным союзником Яна. Но после того, как ему удалось придумать замечательную стратегию побега, и он стал героем, всё изменилось.

– Мы верили в его гений с тех пор, как он был ещё никому не известен! – хором хвалили массы.

Напоследок наградив Яна долгим взглядом, Фредерика вернулась в столицу, где воссоединилась с отцом, Дуайтом Гринхиллом, и ухаживала за матерью, пока пыталась поступить в Военную академию. Долгое время отец считал амбиции дочери на военном поприще результатом своего влияния…

В то время как Фредерика из прошлого могла помочь Яну только в мелочах, теперь её способности и положение значительно выросли, и без неё Ян, плохо разбиравшийся в бумажной работе, мог бы погрязнуть в документах. Увеличение её ценности для адмирала было для Фредерики немалой радостью, но исключительно личной, вслух о ней адъютант Яна, олицетворявшая в равной мере красоту и ум, предпочитала не говорить.

 

В зал совещаний вернулся Вальтер фон Шёнкопф. Казалось, командующий обороной крепости, известный своим острым языком, хочет что-то сказать. Поглаживая свой заострённый подбородок, Шёнкопф без стыда обратился к Яну:

– Понимаете, я тут подумал… Что станут делать наши правители, узнав, что на Хайнессене больше не безопасно? И меня вдруг осенило: они ведь наверняка решат бросить свой народ и сбежать вместе с семьями в неприступную крепость Изерлон!

Ян промолчал, хотя сам не смог бы утверждать наверняка, потому ли, что не знал, что сказать, или потому, что не хотел. То, что высокопоставленные чиновники Союза злоупотребляли своей политической властью, сильно его расстраивало, ведь они смотрели свысока на сам дух демократии, за которую он сражался. Как бы то ни было, он был не в том положении, чтобы высказывать такое мнение.

– Те, кто должны защищать свой народ, но вместо этого думают лишь о собственной безопасности, должны понести соответствующее наказание. Было бы неплохо собрать их в кучу и подарить Лоэнграмму одной аккуратной посылкой. Или мы могли бы просто казнить их за измену. А потом вы могли бы сами взойти на вершину власти. «Республика Изерлон» – не такая уж плохая идея.

Хотя трудно было сказать, насколько Шёнкопф серьёзен, он явно полагался на решение Яна. И если бы командующий согласился, то он лично возглавил бы розенриттеров, чтобы арестовать этих нечистых на руку чиновников.

– На мой взгляд, политика похожа на канализацию, – избежал прямого ответа Ян. – Без неё общество не сможет функционировать, но она столь зловонна, что приближаться к ней никому не хочется.

– Есть те, кто очень бы хотели к ней приблизиться, но не имеют такой возможности, – парировал Шёнкопф. – А есть и те, кто и не хотел бы этим заниматься, да вынужден. Может, странно для меня такое говорить, но и вы стали военным не потому, что вам того хотелось.

– Не думаю, что из этого следует вывод, что все успешные военные должны становиться диктаторами, – сказал Ян. – А если это и так, то я предпочту поскорее умыть руки и не лезть в это грязное дело.

– Поддерживать диктатора или сопротивляться его власти и бороться за свободу, решает народ. Я живу в этом государстве уже тридцать лет и до сих пор не могу найти ответа на один вопрос: как относиться к парадоксу, когда большинство граждан желает диктатуры, а не демократии?

Молодой командующий привычным движением одновременно пожал плечами и покачал головой.

– Сомневаюсь, что кто-то может ответить на этот вопрос, – Ян сделал паузу, глубоко задумавшись. – Прошёл миллион лет с тех пор, как люди научились добывать огонь, но пожары случаются до сих пор. А современная демократия не существует ещё и двух тысяч лет. Думаю, ещё рано делать какие-то выводы.

Шёнкопф подумал, что подобные рассуждения больше подошли бы антропологу, а не историку, которым, как всем было известно, мечтал стать Ян.

– Сейчас важнее другое, – сказал Ян, меняя тему. – Нам предстоит множество неотложных дел, так что давайте займёмся ими. Бессмысленно спорить об ужине, если завтрак ещё не готов.

– Кстати, вы слишком великодушны, возвращая «ингредиенты» обратно поставщику.

– Мы просто одолжили их, когда они были нам нужны. А теперь нужда в них отпала, так что мы можем вернуть их.

– А что будет, когда они нам снова понадобятся?

– Мы одолжим их ещё раз. А пока позволим Империи взять их на попечение. Жаль только, что процентов за пользование они нам не заплатят…

– Знаете, крепость – это как жена, её нельзя вот так запросто друг другу одалживать! – не выдержал словесной игры Шёнкопф.

Сомнительная метафора командующего обороной вызвала у Яна кривую улыбку.

– Ну, если бы мы стали просить, то нам бы, конечно, отказали…

– Так вы говорите, что это будет ловушкой?

– Наш противник – знаменитый адмирал Ройенталь, входящий в Двойную Звезду имперского флота. Он не из тех, кто попадает в ловушку.

На взгляд Шёнкопфа, выражение лица его командира в тот момент больше подходило не великому полководцу, разрабатывающему гениальную стратегию, а студенту, собирающемуся подшутить над печально известным учителем.

 

III

 

Адмирал флота Галактической Империи и командующий окружившим Изерлон соединением Оскар фон Ройенталь встретил новый год на мостике своего флагманского линкора «Тристан». На главном экране перед ним висел серебристый шар Изерлона, отделённый от него восемьюстами тысячами километров пустоты.

Ройенталь был высоким красивым мужчиной с каштановыми волосами, но наибольшее впечатление производили его разноцветные глаза. Гетерохромия, из-за которой его правый глаз стал чёрным, а левый – синим, оказала немалое влияние на всю его жизнь. Следствием этого изъяна было также и то, что что мать пыталась выколоть ему один глаз перед своим самоубийством, а отец топил себя в алкоголе.

Его отец, обычно проводивший вечера, предаваясь вакханалиям на втором этаже их просторного особняка, иногда спускался на первый. Стоя перед своим сыном, рядом с которым в это время не было управляющего и кормилицы, старший Ройенталь смотрел на него налитыми кровью глазами и говорил такие вещи, как: «Никто не хотел тебя» и «Лучше бы ты не рождался».

Последнее стало рефреном постоянного недовольства Оскара фон Ройенталя. Со временем он пришёл к выводу, что ему действительно не следовало рождаться. Но в какой-то момент, хотя он и сам не мог сказать, когда это случилось, он ушёл от стремления к смерти и стал стараться делать всё возможное, чтобы жить, хотя прошлое и оставило на нём свой отпечаток.

В настоящий момент его приказов ждали два адмирала: Корнелиус Лютц и Гельмут Ренненкампф. В отличие от Лютца, Ренненкампф привлёк внимание Ройенталя своим нежеланием сотрудничать с молодым командующим и тем, что продолжал решительно настаивать на полномасштабном штурме Изерлона.

Ройенталь не думал, что Ренненкампф некомпетентен. Райнхард фон Лоэнграмм не позволил бы бесталанному человеку чем-то командовать в своей армии. Так что Ренненкампф обладал достаточными тактическими и командными способностями. Вот только его кругозор по большей части ограничивался текущим боевым пространством. Он очень ценил тактические победы и не видел леса за деревьями, когда дело доходило до более грандиозных целей войны.

Про себя Роейнталь считал его ограниченным. Впрочем, Роейнталь критически относился даже к себе. Победа или поражение, превосходство или неполноценность – всё это было относительным и субъективным.

– Атака в лоб будет бесполезной, – сказал Ройенталь Ренненкампфу в надежде убедить его. – Если бы его можно было взять силой, Изерлон уже раз пять-шесть сменил бы хозяина. Но единственный, кому удалось это сделать – тот мошенник, который наблюдает за нами из крепости, пока мы говорим.

Уже одно это заставляло Ройенталя высоко ценить вражеского командующего.

У Ренненкампфа тоже были основания для его убеждённости. До них уже дошли сообщения о том, что Митермайер и прочие добрались до Феззана. А при нынешнем положении вещей бесплодное противостояние с Яном Вэнли в Изерлонском коридоре ничего им не даст. По крайней мере, они могли бы добиться славы тех, кто вернул Империи крепости Изерлон. Имея в своём распоряжении подавляющую мощь трёх флотов, разве не должны они разработать стратегию более жестоких атак, сокрушив тело, разум и дух врага?

Всё это он и попытался выразить, но безуспешно.

– Интересное мнение, но подобные действия лишь напрасно истощат наши силы. Тем более, что в них нет необходимости.

Уловив раздражение в голосе командующего, Ренненкампф оскорблённо взглянул на него.

– Не могу с вами согласиться, адмирал. Если Ян Вэнли оставит крепость, его обвинят в содействии врагу. Да и в любом случае настоящий военный до конца защищает свой пост.

– Какой в этом смысл? Наш флот уже вторгся на территорию Союза через Феззанский коридор. Когда Изерлонский коридор был единственной целью военных действий, существование крепости и её защита имели смысл. Но времена изменились. Если продолжать цепляться за крепость просто ради того, чтобы сохранить её, то это ничем не поможет Союзу в войне. И Ян прекрасно всё это понимает.

Кроме того, без размещённого в крепости флота у Союза просто не было сил для ведения войны. В данный момент шансы Союза были в лучшем случае ничтожны, а без этого резерва, который мог бы хоть как-то помочь, они и вовсе стремились к нулю. Так что единственным логическим выходом было вывести флот из Изерлона.

Ренненкампф ответил на это очевидным вопросом:

– Но если Союз падёт, а Изерлон останется неприступным, разве это не позволит Яну сохранить свою репутацию незапятнанной?

– Да, будь Ян таким, как вы, он думал бы именно так, – Ройенталь не смог скрыть презрения и ему потребовались все силы, чтобы сохранять спокойствие. Ренненкампф был верен себе, и просто не мог представить грандиозности предстоящей битвы.

На стратегическом уровне Райнхард сделал бессильной тактически неприступную крепость Изерлон, проведя флот через Феззанский коридор, чем продемонстрировал свою экстраординарность. Но Ренненкампф, для которого победа означала завершение тактического столкновения, был не в состоянии оценить революционного изменения обстоятельств.

«Понятно, почему этот белобрысый мальчишка и в самом деле может захватить вселенную, – цинично кивнул Ройенталь самому себе. – Поля сражений полны храбрых людей, но стратегических вдохновителей, организующих войны, происходящие на этих полях сражений, прискорбно мало».

– Адмирал Ренненкампф, если бы это было возможным, я бы тоже предпочёл полномасштабный штурм крепости. Но наш главнокомандующий отдал другой приказ. И мы должны ему подчиниться, – решил вмешаться Корнелиус Лютц.

Ройенталь стёр с лица недовольное выражение и слегка поклонился двум адмиралам.

– Кажется, я перешёл черту. Прошу прощения за свою грубость. Но рано или поздно созревший плод упадёт сам. И сейчас я не думаю, что нам стоит перетруждаться.

– Значит, мы прекратим атаковать Изерлон и просто окружим его?

– Нет, адмирал Лютц. Это тоже не сработает, так как даст врагам драгоценное время. Если они что-то задумали, это не значит, что мы должны позволить им спокойно заниматься подготовкой.

– То есть, подвергнем крепость беспокоящему огню?

– Слишком прямолинейно. А мы, скажем так, будем использовать все имеющиеся у нас возможности.

 

Устроенная Ройенталем атака сильно беспокоила Яна Вэнли.

Отражая это ожесточённое наступление, ему приходилось думать и об эвакуации. Он доверил Кассельну все практические действия, но для того, чтобы успокоить недовольство мирных жителей, которых выгоняли из домов, уже успевших стать своими, требовалось нечто большее. Ян решил, что его личного обращения может оказаться достаточно, чтобы развеять их страхи.

– Вдруг появилась куча дел. А я не создан для сверхурочной работы…

Командир Первой космической эскадрильи крепости Изерлон, капитан 3-го ранга Оливер Поплан, заслужил не только безмерную ненависть, но и уважение пилотов-истребителей противника. Количества сбитых им вражеских валькирий, смешавшихся с космической пылью, хватило бы на целый флот. А тех, кто попался в зубы его эскадрильи, было вдесятеро больше. Его способность объединять три одноместных истребителя-спартанца в единое целое была новаторской в мире воздушных боёв, где индивидуальные навыки имели первостепенное значение. В будущем он войдёт в историю как первоклассный пилот, превосходный новатор в технике воздушного боя, а также невероятный развратник, но только он сам будет знать, что из этого было для него ценнее всего.

После нескольких вылетов у Поплана наконец появилась небольшая передышка. В офицерской столовой он вёл себя как древний защитник социализма.

– Когда я вернусь на Хайнессен, то создам профсоюз пилотов! Я посвящу жизнь избавлению их от переутомления! Вот увидите!

– А мне казалось, что ты собирался всю жизнь посвятить женщинам, – язвительно заметил Иван Конев, командующий второй эскадрильей.

Несмотря на то, что Конев был асом, не уступающим Поплану в способностях, он был порядочным человеком, словно высеченным из базальта, и, в отличие от своего товарища, не предавался распутству. Пока Поплан развлекался с женщинами и вином, Конев решал кроссворды из книг столь толстых, что их легко можно было принять за словари. Но эти две противоположные личности составляли удивительно взаимодополняющую пару.

 

IV

 

 

На следующий день имперский флот вновь обрушился на крепость, и у командующего обороной генерал-майора Шёнкопфа не осталось свободного времени. Используя всех доступных артиллеристов, а также на полную задействовав инженерный корпус для выявления и ремонта повреждений, он старался отвечать на каждый выстрел тем же. Офицеры связи без перерывов принимали и пересылали приказы и сообщения. Один из них потерял сознание от переутомления, у другого парализовало голосовые связки, так что их пришлось заменить. Контр-адмирал Кассельн тоже не спал, готовясь к массовой эвакуации, но всё же делегации гражданских лиц удалось пробраться и устроить акцию протеста перед местом жительства Яна.

– Граждане, пожалуйста, успокойтесь.

Выражение лица Яна было безразличным, но за ним он скрывал нешуточное волнение. Для реализации его плана было необходимо, чтобы все станции флота Изерлона работали без помех. Ян чувствовал, что битва с таким мастером тактики, как Ройенталь, будет крайне опасной, а мысль о том, чтобы быть втянутым в войну на истощение он и вовсе постарался задвинуть подальше. Добавить к этому мирных граждан, балансирующих на грани паники, и покажется удивительным, как он ещё не присоединился к ним.

– Не волнуйтесь, всё будет в порядке. Будьте уверены, мы целыми и невредимыми вывезем вас на безопасную территорию.

Давая это голословное обещание обеспокоенной делегации, он мог лишь надеяться, что кто-то способен гарантировать его успех. Он был атеистом, неверующим, так что ни в коей мере не был склонен доверять свою судьбу и судьбы других людей богу, которого никогда не встречал. И всё же бремя пяти миллионов человеческих жизней, военных и гражданских, было слишком тяжёлым для него одного.

Несомненно, такой умный человек, как адмирал Ройенталь, уже понял суть ситуации. У Яна было лишь два возможных выбора: остаться в крепости или покинуть её. И будь то препятствование побегу или ослабление военной мощи, продолжающиеся атаки на крепость точно будут полезны. Осознание этого ещё больше злило Яна.

 

Командиры среднего звена флота Яна, занятые урегулированием различных конфликтов, оказались в трудном положении. Командующий Ян Вэнли разрешил им один боевой вылет, но строго запретил выходить за границу зоны досягаемости главных орудий крепости.

Контр-адмирал Дасти Аттенборо, получивший этот приказ, вступил в жестокий бой, но с поддержкой крепости ему удалось отбросить имперцев. Однако это отступление было запланированным. Аттенборо с трудом удалось удержать своих подчинённых от продолжения погони. Под их давлением, вернувшись назад, он упрашивал Яна снова позволить им вступить в бой.

– Не обсуждается.

– Не говорите так. Я же не ребёнок, выпрашивающий монетку. Речь идёт о боевом духе наших войск. Пожалуйста, разрешите вылет!

– Не в этой жизни, – ответил Ян, словно скряга, у которого просят в долг.

Поняв тщетность уговоров, Аттенборо впал в уныние.

Ян же и без того был умственно истощён. Поддержание флота в боевой готовности и сохранение огневой мощи вымотали его, поэтому он опасался подвергать своих людей лишнему риску. И осознание этого ещё больше портило ему настроение.

Прозвище «Чудотворец» сильно давило на него. Оно таило в себе неизбежную опасность не только веры, но и переоценки. И солдаты, и гражданские верили, что адмирал Ян точно сможет выкрутиться из любой ситуации, но что насчёт него самого? На что полагаться ему? Ведь он-то прекрасно знал, что не всемогущ. И точно не старательнее других. Мало кто из боевых командиров брал столько же дней оплачиваемого отпуска, сколько он. Да и его стратегии чаще были придуманы в спокойной обстановке. Как он когда-то слышал, цивилизация возникла из врождённого желания людей делать меньше, но при этом производить больше, и только варвары считали правильным эксплуатировать тело и разум для достижения целей.

– А если я возьму на себя всю ответственность? Тогда вы меня отпустите? Прошу вас!

У Яна не было достаточно терпения, чтобы выслушивать подобные просьбы. Хотя он сам был молодым прославленным военным, он презирал воинскую систему ценностей и мышления, за что историки будущего будут называть его «ходячим противоречием».

Фредерика Гринхилл, адъютант Яна, всегда находившаяся рядом, уловила его настроение и кашлянула, предупреждая об этом Аттенборо. Тот сразу же изменил тактику.

– Я придумал способ довольно легко победить врага. Разрешите проверить его?

Ян посмотрел на Аттенборо, затем на Фредерику, и с горькой улыбкой кивнул. В конце концов, желание максимально ослабить противника было не такой уж плохой идеей.

Когда, после нескольких поправок, Ян дал Аттенборо разрешение приступить к реализации его плана, молодой контр-адмирал вышел из его кабинета едва ли не вприпрыжку. Ян тяжело вздохнул и с недовольством обратился к своей прекрасной помощнице:

– Не стоит ему потакать, старший лейтенант. У нас и без того хватает трудностей.

– Пожалуй, я зашла слишком далеко. Мои извинения.

Фредерика посмотрела на него, сдержав улыбку, и Ян не стал жаловаться дальше. Услышь его сейчас Кассельн, он бы точно посмеялся, ведь Фредерика взяла на себя немалую часть этих «трудностей», занимаясь всей бумажной работой.

 

 

V

 

Около пятисот транспортников отправились из крепости Изерлон в сторону территории Союза Свободных Планет в сопровождении вчетверо большего числа боевых кораблей.

Получив сообщение от разведывательной группы, Ройенталь нахмурился и через плечо посмотрел на своего ближайшего товарища.

– Что думаете, Бергенгрюн?

– На первый взгляд может показаться, что высокопоставленные лица или мирные граждане пытаются бежать из крепости, – тактично ответил начальник штаба молодому командующему. – Учитывая положение, в котором они находятся, такое вполне можно допустить.

– Но вы в этом сомневаетесь. Почему же?

– Мы ведь говорим о Яне Вэнли. Никогда не знаешь, какую ловушку он расставит.

– Да уж, Ян Вэнли – это серьёзно. Герой-ветеран, заставляющий нас дрожать от страха, – усмехнулся Ройенталь.

– Ваше превосходительство!

– Не расстраивайтесь. Даже я опасаюсь его ловушек. И мне не улыбается перспектива прослыть «вторым Штокхаузеном», столь нелепо потерявшим эту крепость.

Ройенталю не было нужды приукрашивать, выставляя себя в лучшем свете. Реальные достижения, способности и уверенность в себе были его тремя точками опоры, позволяющими сохранять хладнокровие и точность суждений.

В данный момент признаки ловушки пробудили сигнал тревоги в его мозгу. С другой стороны, возможно, Ян как раз и пытался его в этом убедить, призывая отправиться в погоню навстречу смерти. Одному первоклассному командующему нелегко было точно угадать тактику другого.

Однако вскоре его сомнения разрешились. Ройенталь получил сообщение о том, что Ренненкампф мобилизовал свой флот для преследования эвакуирующихся с Изерлона.

– Прекрасно. Предоставлю это ему, – сверкнул улыбкой Ройенталь.

– Но что, если адмирал Ренненкампф действительно поймает большую рыбу? Вы в самом деле хотите отказаться от почестей за это достижение?

Замечание Бергенгрюна на восемьдесят процентов было предупреждением, а на двадцать – подозрением, что его командир слишком доверчив. Ройенталь несколько секунд помолчал, оценивая этот сомнительный коктейль, а потом ответил:

– Если Ренненкампф добьётся успеха, это будет означать, что колодец изобретательности Яна Вэнли иссяк. Но, к сожалению или к счастью, я сомневаюсь, что это случилось. Поэтому давайте просто посмотрим на тактику адмирала Ренненкампфа и понадеемся, что он нас не разочарует?

Бергенгрюн молча кивнул, глядя как высокая фигура Ройенталя плавно поворачивается к главному экрану. Прежде чем попасть к Ройенталю, Бергенгрюн служил под командованием покойного Зигфрида Кирхайса, и теперь он начал задаваться вопросом, насколько же отличались характеры этих двух адмиралов.

 

Безусловно, Ренненкампф был опытным и умелым командующим. Поэтому он отказался от чего-то столь простого, как линейное преследование, и разделил свои силы, чтобы взять противника в клещи. С этой целью одна часть его флота отправилась по пологой дуге вперёд, стремяcь отрезать противнику путь к отступлению, в то время как другая пристроилась ему в тыл. Блестяще исполненное окружение выглядело завершённым, и Ройенталь, внимательно наблюдавший за происходящим на своём экране, даже удивлённо прищёлкнул языком. Но лишь на мгновение.

Силы Союза, следуя собственному продуманному плану, предвидели передвижение флота Ренненкампфа и заманили его в зону поражения крепостной батареи. Эта тактика, в прошлом нанесшая тяжёлый удар Нейхардту Мюллеру, не должна была сработать во второй раз, но Ренненкампф стал её второй жертвой. Ужасное зрелище развернулось снова, когда его флот под ливнем света стал вспухать огненными шарами уничтожения.

Ройенталь узнал о случившемся несколько мгновений спустя.

– Мы не можем просто стоять и смотреть, как они умирают! Нужно помочь им!

На этот раз десятки тысяч лучей света обрушились на со стороны имперского флота на крепость. Невероятное количество энергии беззвучно ударило по внешней стене Изерлона. Не оставив ни единой вмятины, обстрел окутал шестидесятикилометровый шар крепости радужным туманом. Вихри энергии закружились по броне, разрушая невыносимым жаром орудийные башни и огневые точки. Огневая мощь Изерлона заметно ослабла, и флот Ренненкампфа, корчась, как раненная в живот змея, смог восстановить порядок.

Но это не значило, что горькая симфония имперского флота, сочинённая Аттенборо в аранжировке Яна, уже подошла к концу.

Часть флота Ренненкампфа, ушедшая вперёд, не понесла урона. Разъярённые и жаждущие мести, они набросились на вражеский флот. Однако флот Союза с самого начала демонстрировал признаки распада, и, после короткой и неудачной попытки контратаки, начал отступление, расползаясь как осадок по воде.

– Даже с таким умелым командиром эти проклятые мятежники из Союза не стыдятся бегства!

Ренненкампф по характеру был человеком, недооценивающим своих врагов, но в этот раз он помнил, что за ним наблюдает главнокомандующий Ройенталь. И Ренненкампф любой ценой хотел избежать его насмешек и восстановить свои пошатнувшиеся после неудачного начала боя позиции.

Оскар фон Ройенталь никогда не подвергался критике в том, что касалось тактических и командирских умений. Подчинённые верили в него и восхищались, но у коллег этот известный дамский угодник и любитель съязвить, порой вызывал неприязнь. Впрочем, по сравнению с всеобщей ненавистью к начальнику генерального штаба Паулю фон Оберштайну, некоторая антипатия к Ройенталю была совсем незаметной. К тому же, его большие боевые заслуги были общепризнанными среди адмиралов. Более того, в то время, когда погиб Зигфрид Кирхайс, и Райнхард впал в ступор от горя, Ройенталь одним из первых успокоил беспорядки среди адмиралов и воспользовался покушением на Райнхарда для установления диктаторского режима.

Ренненкампф, как и Кемпф, сражавшийся на этом же месте с Яном год назад и потерпевший поражение, видел в Ройентале конкурента, за которым трудно угнаться. И всё же амбиции заставляли его продолжать попытки.

Он отдал суровый приказ, приближаясь к вялым транспортникам.

– Остановите эти корабли. Если они откажутся сдаваться, откройте по ним огонь.

В этот самый момент вспышка заполнила всё их поле зрения, когда все пятьсот транспортных кораблей внезапно взорвались. Те, кто осмотрел в этот момент на экраны, почувствовали, что их глаза вот-вот лопнут. Вспышка превратилась в быстро растущий шар энергии, поглотивший имперские корабли.

Флот Ренненкампфа потерял порядок и, замедляясь, погружался в мутный поток энергии. Остановившиеся полностью корабли были поражены теми, кому не удалось этого сделать, и вместе они танцевали в путанице света и тепла, напрягая при этом до предела свои системы предотвращения столкновений. Внутри шара большого взрыва один за другим возникали взрывы поменьше, уничтожая живое и неживое.

– Снова эти хитрые уловки!..

У Ренненкампфа чуть не пошла пена изо рта. Как тот, с кем разыграли эту уловку, он полностью вышел из себя. Его флагман едва избежал попадания под энергетическую волну. Многим другим кораблям повезло меньше.

Не став упускать этого шанса, Аттенборо приказал перейти в атаку. Младший товарищ Яна по Военной академии и сам был весьма одарённым. Его командование эффективно направляло рвение подчинённых.

За короткое время, потребовавшееся адмиралу Лютцу для нанесения ответного удара, Аттенборо прорвался и уничтожил множество кораблей противника. Из всех битв, произошедших между Яном и Ройенталем, ещё ни одна не заканчивалась столь односторонним разгромом.

Имперский флот потерпел поражение, потеряв более двух тысяч линкоров и понеся в сто раз больше потерь.

 

Когда Ренненкампф, в полнейшем унынии, вернулся на базу, Ройенталь лишь взглянул на него, словно говоря «Другого я и не ожидал», но вслух этого не произнёс, вместо этого поблагодарив за службу и отпустив отдыхать. Ройенталь не видел причин отмечать случившееся, так сказать, в качестве дефицита в своей бухгалтерской книге. Хотя на тактическом уровне они уступили, но зато им стал ясен план командующего флота Союза: сделать так, чтобы имперцы не решились преследовать их, когда они в самом деле решат эвакуироваться. Если бы враг хотел простой тактической победы, не было нужды во всей это театральности.

– Значит ли это, что нам всё равно стоит готовиться к преследованию? – спросил Бергенгрюн.

– Преследованию? – разноцветные глаза Ройенталя цинично блеснули. – А зачем нам их преследовать? Если мы позволим им уйти, то сможем заполучить крепость Изерлон не пошевелив и пальцем. Вам не кажется, что это уже достаточная победа?

Если бы они поддались эмоциям и стали преследовать отступающего врага, вероятность стать жертвой очередной хитрой контратаки оказалась бы весьма велика. Ян стремился вступить в бой с основными силами имперцев. Разве не стоило им просто позволить ему идти туда, куда он хочет?

– Но если мы отпустим Яна Вэнли, в будущем он может вернуться подобно болезни.

Ройенталь слегка скривил губы.

– В таком случае, лучше будет бороться с нею сообща. Наш флот не должен быть единственным, кто подвергается риску заражения.

– Но, ваше превосходительство…

– Интересно, слышали ли вы такое изречение, Бергенгрюн: «Если исчезнут дикие звери, то и охотники станут не нужны». Вот почему охотники никогда не убивают всех животных.

Начальник штаба посмотрел на своего командира взглядом, полным понимания и беспокойства.

– Ваше превосходительство, не говорите таких опрометчивых вещей, которые могут неправильно понять, – негромко сказал он. – Нет, не просто неправильно понять – это могут посчитать клеветой. Так что, прошу вас, воздержитесь от этого. Вы один из самых известных адмиралов имперского флота, и каждое ваше действие оказывает влияние на многих людей.

– Ваш совет имеет смысл. Постараюсь впредь внимательнее следить за словами, – откровенно поблагодарил Роейнталь своего начальника штаба. Он знал, что подобного помощника трудно найти.

– Рад, что вы прислушались к моему совету… Что ж, если мы не будем преследовать противника, нужно приготовиться к захвату крепости Изерлон.

– Верно. Займитесь этим.

Так начался бескровный захват Изерлона Ройенталем.

 

Как однажды сказал Ян Вэнли своему подопечному, Юлиану Минцу:

– Когда дело доходит до стратегии и тактики, лучше всего расставить ловушку, дав противнику то, чего он хочет.

Ещё он сказал:

– Нет ничего лучше, чем проснуться и увидеть, как из посеянных тобой семян выросли высокие бобовые стебли.

И вот теперь Ян пытался воплотить эти идеи в жизнь. Его побег из крепости Изерлон, который капитан Оливер Поплан назвал «ночным полётом», был не слишком разумным действием, а скорее являлся вынужденной мерой, с помощью которой можно было извлечь выгоду из силы его Патрульного флота. В противном случае, он бы попусту растратил силу, находящуюся в его распоряжении, не говоря уже о том, что от этого зависело множество жизней. По сравнению с безопасностью гражданского населения Изерлона, оставление крепости, как и любой техники, было не более чем избавлением от тёплой одежды весной.

Поскольку контр-адмирал Кассельн, административно ответственный за эвакуацию пяти миллионов человек, никогда не отличался творческим мышлением, Ян почувствовал, как его сердце упало, когда тот дал операции кодовое имя «Проект Ковчег».

– Чем беспокоиться о подобной ерунде, – ответил на вопрос о названии Кассельн, – я лучше подумаю о том, как эвакуировать из крепости пять с лишним миллионов человек. И, между прочим, если бы не ваш с Аттенборо план, в результате которого было уничтожено пятьсот старых транспортников, забот у меня было бы меньше.

Действительно, транспортных и госпитальных кораблей было явно недостаточно, и потому часть гражданских лиц приходилось размещать на боевых кораблях.

Шестьсот новорожденных и их матерей, а также врачи и медсёстры, были размещены на борту линкора «Улисс». Говорили, что этот линкор бережёт могущественный ангел-хранитель, благодаря чему он невредимым пережил множество сражений, и потому он был самым безопасным средством для перевозки младенцев, которые нуждались в максимальной защите. Хотя экипаж линкора отнёсся к такому объяснению краней скептически. Даже капитан 3-го ранга Нильсон, капитан «Улисса», был ошарашен перспективой увидеть тысячи подгузников, развешанных на мостике его корабля. Хотя старший штурман линкора, младший лейтенант Филдс, изо всех сил пытался поднять боевой дух, настаивая на том, что именно после родов женщины становятся наиболее привлекательны и что нужно радоваться тому факту, что их будет сопровождать сразу три роты таких красавиц, воображение его сослуживцев рисовало скорее не легион Мадонн, а хор орущих младенцев, поэтому подбадривания штурмана остались без внимания.

Разместить пять миллионов человек – 5 068 224, если быть точным, причём в это число входили солдаты и гражданские, мужчины и женщины – было непростым делом. И Кассельн не находил у окружающих сочувствия. Даже его собственная семья, жена и две дочери, были расстроены тем, что покидают Изерлон. Тем не менее, работа продвигалась.

Инженерный корпус под командованием капитана Линкса установил низкочастотные бомбы по всей крепости, в том числе в её водородных реакторах и центрах управления. Об этом знали многие высокопоставленные офицеры, но мало кто знал о том, что старший лейтенант Фредерика Гринхилл исполняет ещё один приказ Яна, находящийся под строгим секретом. Ян закладывал основу для будущего возвращения Изерлона. Услышав детали, Фредерика с трудом сдержала удивление и волнение.

– Итак, в идеале мы должны убедиться, что враг обнаружит наши бомбы, но не слишком легко. Иначе они могут разгадать настоящую ловушку. Я всё правильно поняла?

– Именно так. Другими словами, лейтенант, я хочу устроить диверсию, которая отвлечёт имперцев от настоящей ловушки.

Сама ловушка была до смешного проста, но это и делало её такой эффективной.

– Если крепость и её операционные системы окажутся повреждены, уловка потеряет всякую ценность, – ещё раз объяснил он. – Нужно сделать так, чтобы враг обязательно обнаружил приманку, но потерял бдительность и не стал искать дальше.

Фредерика прокрутила в уме содержание приказа и не могла не восхититься его простотой и грандиозностью результата.

– В этом нет ничего оригинального или первоклассного. Небольшая хитрость, вот и всё. Хотя я уверен, что враги придут в ярость, когда всё закончится, – не принял Ян комплимента. – Кроме того, мы не знаем, будет ли от этого толк. Быть может, нам больше не понадобится крепость Изерлон.

На мгновение взгляд карих глаз Фредерики задержался на профиле её молодого командира, словно он изрекал пророчество или божественное откровение, хотя дело было вовсе не в этом.

– Я думаю, она нам ещё понадобится. Крепость Изерлон – наш дом… дом всего флота Яна. Мы обязательно вернёмся сюда. И когда это случится, все увидят плоды изобретательности вашего превосходительства.

Ян погладил рукой подбородок, как делал в тех случаях, когда не мог выразить мысль. Опустив руку, молодой командующий заговорил словно неопытный мальчишка:

– Как бы то ни было, старший лейтенант, займитесь этим. И успеха вам.

Именно это Фредерика и ожидала от него услышать.

 

 

VI

 

Сообщения о том, что корабли противника начали массово покидать крепость Изерлон, поступали к Ройенталю отовсюду. Многие запрашивали приказ об ответных мерах. Но командующий строго запретил начинать боевые действия без его прямого приказа. В прошлый раз он слишком поспешил с действиями, но дважды таких ошибок не допускал.

– Бесполезно преследовать их, – заявил Ройенталь. – Крепость они с собой взять не смогут, а её захват – наш главный приоритет.

Вскоре после этого адмирал Ренненкампф прямо спросил о целесообразности атаки, но командующий ответил категорическим отказом.

– Это лишь повлечёт ещё одну контратаку. Кроме того, я всё равно не желал бы войти в историю как человек, расстрелявший бегущих гражданских. Пусть уходят.

Ренненкампф послушно удалился, недавнее поражение приглушило его воинственность.

«Хорошо, теперь всё, так или иначе, пойдёт более гладко».

– Бергенгрюн, вы отправляйтесь за Яном Вэнли, но только после захвата крепости. И не стоит догонять его или вступать с ним в бой. Это мы отложим на другой раз, – сказал Ройенталь начальнику своего штаба. – Просто держитесь у него на хвосте. А пока займёмся крепостью, которую наверняка подготовили к нашему появлению.

По вопросу о том, кто должен идти первым, своё веское мнение высказал адмирал Корнелиус Лютц. Хотя Ян Вэнли эвакуировал всех из крепости Изерлон, следовало внимательно отнестись к возможным «прощальным подаркам», которые он мог оставить. И предположение о том, что вражеский командующий заложил бомбы в важнейших точках крепости, чтобы уничтожить всех имперцев разом, когда они будут её оккупировать, было не таким уж параноидальным. Учитывая то, как сильно спешил флот Союза оказаться подальше от Изерлона, степень риска при приближении к нему была чрезвычайно высока. И лучшее, что они могли сделать – это отправить в крепость сапёров, которые исследовали бы её и лишь затем дали разрешение высадиться всем остальным.

– К мнению адмирала Лютца не стоит относиться легкомысленно.

Ройенталь приказал всем флотам отступить от крепости, а группу сапёров, возглавляемую капитаном инженерного корпуса Шмуде, наоборот, сопроводили внутрь.

Получив такую неожиданную честь, капитан Шмуде пребывал в приподнятом расположении духа, хотя и немного нервничал, входя в бывший вражеский лагерь. Подозрение Лютца подтвердилось, когда тщательное исследование выявило установленные в различных точках низкочастотные бомбы, которые затем были успешно демонтированы.

– Мы прибыли в самый последний момент. Бомбы были хитроумно спрятаны, и через несколько минут вся крепость взорвалась бы, нанеся большой урон нашим войскам, – капитан Шмуде не смог сдержать волнения, выступая с этим докладом.

Оскар фон Ройенталь кивнул, водяное колесо размышлений завертелось за его разноцветными глазами. Возможно, Ян Вэнли специально устроил всё именно так? С другой стороны, взрыв крепости действительно мог бы нанести им огромный урон, а за этим последовала бы контратака вернувшихся кораблей Союза, которую флот Империи мог бы и не пережить. Так стоит ли радоваться успеху? И не было ли каких-то других «прощальных подарков»? Ройенталя охватили сомнения. Он задавался вопросом, не замышляет ли Ян Вэнли нечто более зловещее.

– Он хитрый человек. Интересно, что он планирует делать дальше…

 

Тем временем, Ян Вэнли, успешно совершивший «ночной полёт», стоял на мостике своего флагмана «Гипериона», не в силах оторвать тревожного взгляда от огромного шара крепости Изерлон, висящего в центре главного экрана. Он был почти полностью уверен, что этого не случится, но если бы бесконечно малая вероятность того, что имперцы не смогут обнаружить бомбы, всё-таки выпала бы, Ян не только разрушил бы крепость, но и поставил под угрозу множество человеческих жизней. Установленное время взрыва прошло, и как только пришло подтверждение, что на поверхности крепости не появилось трещин и других следов взрыва, он наконец смог вздохнуть с облегчением.

– Слава богу, похоже, они их всё-таки нашли.

Ян прижал руку к груди, оторвался от экрана и покинул мостик, чтобы отправиться спать в свою каюту, предварительно поклонившись серебристо-белому шару, выражая тем самым свою благодарность.

– Прощай, крепость Изерлон. Не изменяй мне, пока я отсутствую. Ты настоящая королева космоса, ни одна женщина не сравнится с тобой, – с грустью промолвил капитан Поплан, неохотно прощаясь с крепостью.

Стоявший рядом с ним генерал-майор Шёнкопф молча поднял на уровень глаз фляжку с виски. Мурай выпрямился и отдал честь. Фредерика и контр-адмирал Кассельн последовали его примеру. У каждого из них были свои мысли во время прощания с космической крепостью, на два года ставшей для них домом. Ступят ли они ещё когда-нибудь на искусственную поверхность Изерлона?..

 

В суматохе, последовавшей за возвращением Изерлона в лоно Империи, случился досадный инцидент. Было обнаружено, что один из заведующих складами, долгое время прослуживший на этой должности, незаконно присвоил часть брошенного Союзом имущества, не отразив его в описи. Когда военная полиция расследовала это дело, выяснилось, что он уже много раз проделывал такое. Ройенталь подобного не допускал. Во время трибунала, в соответствии с законами военного времени, офицера приговорили к смертной казни, и командующий лично исполнил приговор. Осуждённый истерически кричал, когда его волокли к месту казни, а там стал молить о пощаде. Но, осознав наконец, что это бесполезно, он перешёл к обвинениям:

– Мир несправедлив! Неважно, разрушаете ли вы города или убиваете десятки тысяч людей, если это делается во имя войны! Пока вы побеждаете, вам, адмиралам и командующим, будут вручаться титулы и медали! А меня, за небольшую кражу трофеев объявляют преступником!

– Зачем теперь-то кричать? У меня уши болят от твоих воплей.

– Это выходит за рамки разумного! Вы можете называть герцога Лоэнграмма героем или гением, но, в конце концов, разве он не злодей, пытающийся захватить всю Галактику? Мои преступление – ничто по сравнении с его!

– Тогда почему ты сам не попробовал захватить Галактику?

Изящные брови Ройенталя чуть дрогнули, когда он нажал на спусковой крючок, и мозги приговорённого разлетелись по полу. Его товарищи хранили торжественное молчание.

После того, как Ройенталь устроился в бывшем кабинете Яна Вэнли, к нему прибыл офицер инженерного корпуса с докладом. Пока не будет установлено их собственное программное обеспечение, у него на столе наверняка скопятся горы отчётов. Судя по всему, все данные в тактическом компьютере были стёрты, а значит, имперцам нужно будет ввести все данные с нуля. Впрочем, этого и следовало ожидать. Но эти вопросы не входили в обязанности Ройенталя, его заботы были чисто стратегическими.

Будущего никто не знал. И какой бы странный тактический трюк ни использовал Ян Вэнли, пока ему, Оскару фон Ройенталю, удалось избежать того, чтобы выглядеть глупо, он был вполне доволен своим положением. Ведь фактически вражеский командующий вручил им крепость на блюдечке. Хотя это также означало и то, что за всем происходящим может стоять нечто, чего он не мог вообразить.

«Как бы то ни было, крепость наша. Я готов добросовестно принять всё, что мне предлагают», – подумал Ройенталь, а затем обратился к офицеру связи:

– Свяжитесь с Одином. Передайте, что я захватил крепость Изерлон.

Итак, 9-го января, впервые за почти два года, крепость Изерлон вновь оказалась в руках Империи.

 

 

Глава 3. В поисках свободного космоса

 

I

 

В наступающем 799-м году Космической эры Юлиану Минцу должно было исполниться семнадцать лет, и уже во второй раз он встречал новый год с тревогой.

Впервые это случилось, когда благодаря закону Треверса его опекуном стал Ян Вэнли, тогда ещё капитан. Затем его повысили до адмирала, а сам Юлиан прошёл путь от гражданского на военной службе до полноценного солдата, затем произведённого в мичманы. Награда нашла героя: он был назначен военным атташе Союза на Феззане. Ему предстояло отправиться из крепости Изерлон в столицу, Хайнессен, а затем на Феззан, который лежал почти в десяти тысячах световых лет.

Не прошло и полугода с тех пор, как он попрощался с теми, кого любил, и начал новую жизнь на Феззане, полную дел. Сердце Юлиана как будто оледенело: ему казалось, что здесь он не живет, а существует. «Обязательно найди себе красивую девушку и вернись с ней обратно», — напутствовал его капитан 3-го ранга Поплан. Но Юлиан не смог бы завести любовницу, даже если бы хотел. Будь у него хоть десять процентов от страсти Поплана, сама идея, может, и привлекла бы его, но... «И вот наш герой умирает в одиночестве и безвестности», — прошептал про себя Юлиан.

В свои неполные семнадцать лет он вымахал до 176-ти сантиметров, догнав наконец своего опекуна Яна. «Но только в физическом плане», — думал Юлиан. Юноша слишком хорошо понимал, что во всех иных отношениях он едва ли мог угнаться за Яном. Ему всё ещё многому предстояло научиться, но главным было вылезти из-под крыла опекуна. Пока он не напишет собственную историю, не применит на практике всё, чему его учили: стратегию, тактику, историю, — ему никогда не догнать Яна Вэнли.

В своём убежище, скрытом в глухом переулке Феззана, оккупированного имперскими войсками, Юлиан смахнул льняные волосы, упрямо падающие ему на лоб. Открывшиеся черты лица, изящные и в то же время живые, даже немного напоминали женские. Ему, впрочем, было всё равно. Единственное, чем он пока мог гордиться, — успехами в собственном развитии: он не даром почерпнул знания тактики у Яна, учился стрельбе и рукопашному бою у Вальтера фон Шёнкопфа и технике воздушного боя у Оливера Поплана.

— Мы всё ещё не можем вылететь? — спросил Юлиан Маринеску, который пришёл в убежище по его приглашению.

Маринеску, сумевший найти корабль и навигатора, был административным работником на «Берёзке», частном торговом корабле. А ещё он был верным другом Бориса Конева, которого уже начинало раздражать собственное вынужденное безделье в столице Союза, Хайнессене. Хотя Маринеску ещё не было сорока, волосы на его голове поредели, а брюшко стало весьма заметным. Только его глаза пылали юношеским задором.

— Нельзя так просто говорить «всё ещё». Прошу вас, наберитесь терпения. Ой, а я ведь вчера то же самое говорил, да?

Улыбка Маринеску была лишена цинизма или сарказма, но Юлиан, осознавая свою нетерпеливость и беспокойство, немедленно покраснел. Имперский флот по-прежнему не пропускал гражданские корабли через Феззанский коридор. Вне зависимости от того, как хорошо они спланируют побег с Феззана, если бы они улетели сейчас, их бы немедленно схватили. Имперский флот, вероятно, разрешит пролёт гражданских кораблей, когда утихнут военные действия, хотя бы для того, чтобы успокоить народ Феззана. Когда это произойдёт, неожиданные проверки каждого корабля будут невозможны.

— Таким образом, — подытожил Маринеску, — это серьёзно облегчит нам побег.

И, хотя его предсказания и выводы убедили Юлиана, юноша едва мог успокоить биение сердца и инстинкт, пробудивший в нём тягу вернуться домой.

— И всё же, сколько нам ещё ждать?

Эти полные недовольства слова слетели с губ посла Хенслоу. Хенслоу, владелец известной компании, был освобождён от руководящего поста за отсутствие деловой хватки и таланта, после чего получил почётную должность в правительстве Союза и тактично сослан на другую планету. Если бы в Союзе искренне верили в важность дипломатии, такого человека никогда бы не отправили на Феззан

— Сколько ещё ждать? Очевидно, до тех пор, пока мы не сможем спокойно улететь.

Маринеску был тактичен по отношению к Юлиану и даже уважал его, но к Хенслоу он не проявлял ни малейшей почтительности.

— Мы уже заплатили за корабль.

Хенслоу всё же одумался и не стал напоминать, что деньги он дал из своего кармана. Возможно, потому, что подобные слова не соответствовали его деловым стандартам.

— И это всё, что вы сделали. А потому советую спуститься с небес к нам на землю. Гостевая кабина заказана на имя Юлиана Минца. Вы лишь дополнительный багаж.

— Но это я всё оплатил! — тут же потерял над собой контроль Хенслоу, обнажив свою истинную натуру, но это не возымело никакого действия на Маринеску.

— Насколько я знаю, платил мичман Минц. Быть может, вы одолжили ему деньги, но это ваше личное дело, и меня не касается.

Прапорщик Машенго, который сидел рядом с Хенслоу, чувствовал, что Маринеску издевается над послом, даже сильнее его самого. Великолепно сложенный темнокожий мужчина, напоминающий телосложением быка, небрежно вклинился в разговор, чтобы сгладить растущее напряжение.

— Маринеску, когда вы вошли, мне показалось, что у вас есть для нас какая-то хорошая новость. Неужели я ошибся?

Его вопрос был встречен с одобрением. Маринеску прекратил бессмысленную пикировку с послом и повернулся к темнокожему великану.

— У вас острый взгляд, прапорщик. По правде говоря, я пришёл передать вам это.

C этими словами административный работник «Берёзки» вытащил из внутреннего кармана три паспорта.

 

II

Юлиан Минц шёл по улице из булочной с огромным бумажным пакетом в руках. Он старался раз в день покидать своё убежище, чтобы познакомиться с городом. Внимание имперских патрулей он бы вряд ли привлёк, по крайней мере сейчас. Юлиан — по иным причинам, нежели Ян, — совсем не был похож на военного. Он скорее привлекал внимание девушек его возраста, и это, пожалуй, даже ударяло по его профессиональному самолюбию.

Вдруг Юлиан замер как вкопанный. Внимательный взгляд его тёмно-карих глаз метался по сторонам. Казалось, вокруг не было заметно ничего необычного. Но вдруг он понял.

Причина, заставившая Юлиана насторожиться, была не визуальной — он её услышал. Он выхватил единственное имя из разговоров прохожих, и оно словно завладело им: «Лоэнграмм». Герцог Райнхард фон Лоэнграмм вот-вот проедет по этой самой улице! Сюда направляется имперский премьер-министр, верховный главнокомандующий Галактической Империи, гросс-адмирал, герцог Райнхард фон Лоэнграмм.

Грудь Юлиана пронзило горькое чувство сожаления. На случай обыска он оставил бластер в убежище. Будь он при нём, он мог бы собственноручно решить судьбу светловолосого молодого человека, доставившего столько бед Союзу Свободных Планет. Если бы можно было вернуться назад во времени, он бы не послушался прапорщика Машенго и взял бластер.

Юлиан закрыл глаза и глубоко вздохнул, изгоняя из головы ярость. Он едва смог вернуть самообладание и не совершить глупость, к которой его подталкивало собственное сознание и тело. Как бы сильно он ни желал, от этого у него в руке не появился бы бластер. Да и к тому же, разве адмирал Ян однажды не говорил ему об этом? «Ни терроризм, ни фанатизм никогда не двигали историю в правильном направлении». Юлиан с раннего детства мечтал стать военным, но ни разу не задумывался о том, чтобы стать террористом. Герцог Райнхард фон Лоэнграмм, этот тиран, должен быть не убит террористом, а побеждён в честной битве. Поэтому то, что он не имел при себе оружия, было только к лучшему.

Это была возможность иного рода, чем терроризм: это был шанс увидеть Райнхарда фон Лоэнграмма собственными глазами. Он видел величие Лоэнграмма лишь в виде голограмм или в СМИ. Даже адмирал Ян не видел его лично. А сейчас этот самый тиран, во плоти, проедет здесь с минуты на минуту. Вернув самообладание и движимый теперь ещё большим желанием, Юлиан протиснулся через толпу людей.

Вдоль проезжей части и тротуаров были установлены ограждения. Шеренги мощных гвардейцев, вооружённых и одетых в форму, мягко оттесняли людские волны спереди и сзади. Учитывая то, кого они охраняли, уровень защиты был весьма посредственным. Юлиан пробрался к ограждению и, по привычке смахивая волосы со лба, ожидал проезда молодого диктатора.

По дороге двигался автомобильный кортеж. Первым ехал броневик, а за ним следовал дорогой, но не привлекающий внимания лэндкар. Юлиан не раз слышал, что, как правило, герцог фон Лоэнграмм не любит показную роскошь, и эти слухи подтверждались. Только исходя из этого у Юлиана уже сложилось благоприятное впечатление о Райнхарде.

Перед толпой проехал лэндкар, внутри которого сидело какое-то высокопоставленное лицо. Юлиан напряг зрение: в окне он увидел бледное, угловатое лицо, на которое падали седые пряди волос. Свет, исходящий из глаз этого человека, был неестественным, что делало выражение лица совершенно чёрствым. Юлиан покопался в памяти и остановился на папке «начальник штаба имперской Космической армады, адмирал флота Пауль фон Оберштайн». Времени на раздумья не было, поскольку за одним лэндкаром показался другой. Человека с золотыми волосами, показавшегося в окне автомобиля, нельзя было не узнать. Сердце Юлиана заколотилось.

Неужели это был герцог фон Лоэнграмм? Юлиан, не мигая, уставился на элегантное лицо юного диктатора, точно желая навечно запечатлеть его в памяти, но понял, что это лицо невозможно забыть, даже если очень сильно постараться. Но не только из-за того, что его черты были особенными, — в нём ощущалась невероятно мощная энергия. Юлиан услышал, как с его собственных губ, словно бы откуда-то извне, сорвался вздох, и попытался отвести взгляд.

Человека, сидящего рядом с Райнхардом, на первый взгляд можно было принять за красивого юношу одного возраста с Юлианом. Но коротко остриженные русые волосы и выражение лица, полное достоинства, выдавали в нём юную девушку. Похоже, что это была личный секретарь герцога фон Лоэнграмма, но Юлиан не смог вспомнить её имени.

Райнхард в свою очередь тоже рассматривал людей. Его взгляд прошёл по горизонтали и скользнул по юноше, лицо которого было немного скрыто за льняными волосами.

И всё же на долю секунды он поймал взгляд Юлиана. Для него это был лишь один взгляд из тысяч. Для Юлиана же он имел куда большее значение. Если Райнхард, как и Ян Вэнли или сам Юлиан, не был сверхчеловеком, то не был и посланцем каких-то высших сил. И пусть ему было дано больше, чем обычным людям, его способности всё же не выходили за рамки человеческих. В прошлом были те, кто обладал большим военным гением, политическими амбициями, величием, элегантностью и хваткой, чем воплощает в себе Райнхард фон Лоэнграмм. Вот только тех, кто был равен ему во всех его талантах, можно было сосчитать по пальцам, в отличие от числа звёзд и планет, которые он намеревался подчинить. Но, как бы то ни было, Райнхард не мог предвидеть будущего, а спустя годы не смог бы вспомнить события этого дня.

Когда лэндкар имперского премьер-министра умчался, и толпа начала расходиться, Юлиан также побрёл прочь. Уж он-то никогда в жизни не забудет этот день. В этот момент кто-то легонько хлопнул его по плечу. Подняв глаза, он с удивлением увидел перед собой улыбающееся лицо административного работника «Берёзки».

— Маринеску...

— Прошу прощения, не хотел пугать. Что чувствуете после того, как увидели герцога Лоэнграмма в живую?

— Что я ему не ровня.

Эти слова непроизвольно слетели с губ Юлиана. В выражении лица и внешности Райнхарда Юлиан разглядел лишь сияющее великолепие, которое поражало всех вокруг. Теперь Юлиан понял, почему адмирал Ян восхищался юным диктатором, которого он сделал своим врагом.

Услышав лаконичный и тяжёлый ответ Юлиана, Маринеску слегка приподнял брови.

— Понятно. Это он сейчас выглядит как молодой аристократ, но так было не всегда. До того как стать графом, а затем герцогом Лоэнграммом, он был бедным человеком, которому повезло родиться дворянином. Его отец продал собственную дочь, чтобы обеспечить сыну лучшее будущее.

— Продал свою дочь?..

— Её держали словно в клетке при императорском дворе. Не то чтобы он её официально продал, но вполне мог бы и продать. Для низкородных дворян империи дочь — драгоценный товар, золотой ключик, открывающий дверь в мир богатства и власти. Отец Райнхарда и Аннерозе — так зовут его сестру — не был единственным, кто решил воспользоваться этим способом. Если бы младший брат императорской фаворитки оказался бездарностью, он мог бы спустить всё на тормозах, однако Райнхард начисто лишён способности прощать зло, а потому, рано или поздно, его чаша терпения должна была переполниться. Так что вполне естественно, что он не прощал тех, кто цеплялся за устаревшие ценности. В его картине мира, единственный смысл существования таких людей был в том, чтобы подчиняться. То же касалось и его собственного отца. Райнхард так и не простил ему, что тот продал Аннерозе, даже когда его жизнь уже клонилась к закату. Остаток своей жизни отец Райнхарда провёл в кутежах, просадив всё, что у него оставалось. Когда он внезапно умер, Райнхард наотрез отказался возмещать убытки. А похороны отца посетил только по единственной причине: чтобы не расстроить сестру.

Юлиан знал кое-что о прошлом Райнхарда, но, услышав эту историю полностью, никак не мог заставить себя вновь пробудить ненависть к врагу Союза. Это его даже в определённом роде смутило. Фигура мальчика, который, несмотря на жёсткий характер, думал только о старшей сестре, затмила образ властолюбивого тирана, который он нарисовал в своем сознании.

— Хотя, учитывая всё это, многие говорят, что своим успехом он обязан влиянию сестры. А без неё он остался бы никем.

— Но разве в моём возрасте он уже не был первоклассным офицером, награждённым почётными орденами?

— Вас и самого награждали, мичман. И, если позволите, в вашем возрасте Волшебник Ян был ничем не выдающимся курсантом в Военной академии. Если так подумать, то вы — на шаг впереди, а то и на два.

По глазам Юлиана было видно, что он серьёзно задумался.

— Маринеску, можно подумать, что вы специально пытаетесь меня подбодрить, так ловко подбирая слова об адмирале Яне и герцоге Лоэнграмме. Бросьте! Если бы вы сравнили меня с кем-то менее гениальным, мне, может, и пришлась бы по душе ваша лесть. Но, когда вы сравниваете меня с такими людьми, как адмирал Ян и герцог Лоэнграмм, я теряю последние остатки уверенности в себе. Эффект противоположный. От этого я ощущаю ещё большее смятение, — Юлиан попытался контролировать тон своих слов, но безуспешно.

— О, так вы думаете, что я пытался льстить? — переспросил Маринеску без капли стеснения, приглаживая свои редкие волосы. — Мои искренние извинения, если вам так показалось. Я лишь хотел обратить ваше внимание, что никто не рождается героем или великим полководцем, но, вероятно, перегнул палку.

— Что вы, это я перегнул палку!

— Так давайте оставим эту тему? Я и так уже занял достаточно вашего времени. По правде говоря, я направлялся к одному клиенту.

— Клиенту?

— Будем откровенны: я не останусь в плюсе, если перевезу только вас и ваших товарищей. Мне нужно найти как можно больше клиентов. Кроме того, это поможет отвести часть угрозы.

Юлиан понимал, к чему он ведёт. Чем больше будет целей, тем менее строгим будет досмотр и наблюдение. И всё же юноша не мог отделаться от мысли, что это просто феззанский стиль ведения дел. Разве не было людей, которые теряли деньги из-за того, что полагались на такую логику? С другой стороны, феззанцы не стали бы полагаться на свою логику, не будь она проверена на деле.

Для поддержания беседы Юлиан спросил, кто же этот клиент, хотя ответ его мало интересовал. Он больше беспокоился о том, что его собственное прошлое может привлечь внимание других пассажиров, а своё они, если не захотят, могут и не открыть.

— Священник церкви Земли, — небрежно ответил Маринеску. — Хотя, если подумать, кто-то посерьёзнее. Может, епископ? Во всяком случае, он не работает, а добывает свой хлеб, читая проповеди.

Маринеску не считал нужным скрывать собственного предубеждения к людям с подобным статусом.

— Но я всё равно не могу лишить помощи священника. Сделай другом одного, и сотни его последователей станут твоими друзьями. А это чертовски хороший источник информации. И всё же...

Маринеску недовольно добавил, что никогда не понимал противоречия: почему все эти императоры, дворяне и священнослужители, — люди, которые не способны выжить без последователей, трудящихся на них, — так часто почитаются. И его мнение, мнение трудолюбивого и успешного в делах феззанца, разделяли многие.

— Но он же важный клиент, верно?

— Нет, но некогда он был важным человеком.

Маринеску имел подтверждение этому из разных источников. Словно драгоценность в зловещей легенде, информация передавалась от одного торговца к другому, пока не дошла до него. Бывший священник некогда, пользуясь покровительством правителя, жил припеваючи. При этом он понимал, что одного этого достаточно, чтобы вызвать недовольство консервативно настроенных богатых торговцев. Поэтому, пока правитель Адриан Рубинский пребывал в добром здравии, он старался завоевать его благосклонность. Но хитрый правитель Феззана скрылся сразу после начала имперской оккупации. И, хотя о Рубинском не было ни слуху ни духу с тех пор, верность епископа осталась непоколебима.

Маринеску обычно не был склонен к авантюрам: если дело того требовало, он мог даже пойти против капитана Бориса Конева, человека, который редко спускался с небес на землю, и уговорить его не влезать в передрягу. Конечно, подбирая слова, насколько это возможно. Но теперь, когда он уже решился пойти на риск и переправить Юлиана Минца на территорию Союза Свободных Планет, административный работник «Берёзки» перестал видеть в опасности предприятия проблему. Его ход мыслей подтверждала феззанская пословица: «Если яд смертоносен, то исход не зависит от его дозы».

— Итак, мичман, не хотите ли совершить небольшую прогулку и познакомиться со своим попутчиком?

Маринеску, уловив улыбку на лице Юлиана, мягко развел руки, словно подражая ей.

— По правде говоря, я ещё не встречался с этим священником или епископом, или кто он там есть, поэтому мне немного не по себе. Если он слетит с катушек, я с ним один не справлюсь. С вами мне будет спокойнее.

Маринеску просто невозможно было ненавидеть. Кроме того, Юлиан не видел ничего плохого в том, чтобы оказать ему небольшую услугу, после всего, что он сделал. Если бы Маринеску хотел заманить его в ловушку, он бы уже сделал это: случаи предоставлялись не раз.

Юлиан согласился и, всё ещё держа в руках пакет из булочной, вошёл вслед за Маринеску в давно заброшенное здание, которое, казалось, вот-вот могло рухнуть. Затхлый воздух как будто превратился в плотную парообразную стену. Они поднялись на второй этаж в сопровождении крыс, хором пищавших угрозы незваным гостям. Маринеску открыл дверь.

— Епископ Дегсби из церкви Земли, я полагаю? — обратился он учтиво в темноту комнаты.

Поскольку Маринеску никогда не видел этого человека, — по поводу которого у него заранее сложилось предубеждение, — он решил выбрать более деловой тон беседы. Одеяло вяло зашевелилось, и на посетителей уставилась пара мутных глаз.

 

III

Когда Райнхард вошёл в импровизированный кабинет премьер-министра, на столе его уже ожидал подробный доклад о взятии крепости Изерлон адмиралом флота Ройенталем.

— Примите мои поздравления. Теперь оба коридора находятся под контролем вашего превосходительства, — Штрейт говорил красиво, но казалось, будто он читает с листка.

Старший лейтенант Рюкке также выразил поздравления, причём довольно поэтично, чем заинтриговал Хильду:

— Пусть события и дальше будут складываться в Вашу пользу.

Это была и правда хорошая новость, поэтому у Райнхарда не было причин пребывать в плохом настроении, но радость ощущалась так, словно была соломенным домиком: всего одно дуновение, и от неё не осталось бы и следа. В прошлый раз, захватив крепость Изерлон, правители Союза Свободных Планет были уверены, что им ничего не угрожает. Так что теперь Райнхард считал, что нет причин праздновать эту локальную победу.

— Я так понимаю, Ян Вэнли остался цел и невредим, — пробормотал Райнхард из-за стола, перелистывая страницы отчёта. Тот был составлен предельно объективно, восстанавливая ход сражения поминутно. Ройенталь не приукрасил свой успех даже в мелочах.

Штрейт взглянул на своего юного командира:

— Ваше превосходительство, я слышал, Ян Вэнли покинул крепость. Вряд ли это обрадовало правительство Союза — они же не спустят ему это с рук. Неужели его казнят?

Райнхард оторвал взгляд от отчёта. Обычно он приветствовал вопросы от подчинённых. Это заставляло его мозг работать: ведь они были далеко не глупыми людьми.

— А если они его казнят, кто будет командовать флотом адмирала Яна? Даже если он формально останется командиром и будет отдавать приказы, сидя где-то в тепле и безопасности, — солдатам самим не справиться. А если он не подчинится…

«...тогда высшее руководство Союза отличается ещё большим слабоумием, чем имперская высшая знать», — мысленно закончил за него Райнхард.

— Если позволите, он мог закрепиться в Изерлонском коридоре и на расстоянии сдерживать наши атаки через Феззанский коридор. Так почему он не принял к этому меры?

— Это было бы небезопасно. Да и единственный шанс Союза одержать победу — дать флоту Яна свободу.

— Это как же?..

— Неужели не понимаете? Убив меня в бою.

Тон Райнхарда и его лицо выражали безразличие. Лишь Хильда смогла его прочитать. Она увидела, что его глаза, — похожие на лазурные драгоценные камни, оставленные на льду, — загорелись с новой силой.

После того, как Штрейт и Рюкке удалились, Райнхард вызвал своего ординарца и велел приготовить кофе для него и Хильды. Мальчик, выбранный из числа курсантов военного училища, был при нём на протяжении всего похода. Когда он внёс кофе со сливками, по кабинету разлился приятный аромат.

— Вы разгадали план адмирала Яна и всё равно собираетесь лично повести флот?

— Конечно. Фройляйн Мариендорф, я намерен стать правителем Галактики, и если я собираюсь достигнуть этой цели, то обязан следовать собственному пути. Я всегда на передовой. Это то, что отличает меня от бездарной знати: я всегда сражался лично и побеждал. Именно поэтому солдаты поддерживают меня.

Райнхард опустил взгляд на кофе, сравнивая его черноту с белизной фарфорового сервиза. Хильда всё же высказала свое мнение:

— Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, что вы не должны тратить время на еще одну бесполезную битву. Возвращайтесь на Один. Предоставьте командование наступлением из Феззанского коридора адмиралу Миттермайеру, а из Изерлонского — адмиралу Ройенталю. Не сомневаюсь, что они одержат победу. Мне хотелось бы, чтобы вы оставались в безопасности и наслаждались плодами победы.

Райнхарда эти слова не разозлили; не заставили они его и изменить своё решение. Хильда и сама прекрасно знала, что её предложение было абсолютно естественным.

— Фройляйн, я хочу сражаться.

Это чувствовалось даже по тону Райнхарда. Это были слова не амбициозного человека, жаждущего власти, а юноши, который желал исполнить свою мечту во что бы то ни стало. Для Райнхарда выбор был очевиден. На мгновение Хильда подумала, что напоминает строгую и неприятную учительницу, которая пытается отобрать у ребёнка дорогую ему вещь. На деле, конечно, это было не так, но по сути она была права. Лидеры, вместо того, чтобы самим совершать подвиги, должны позволять подчинённым геройствовать вместо них. Но лишать Райнхарда битвы означало посадить дикую хищную птицу в клетку, словно обыкновенного попугая. В заточении блеск в его глазах определённо потускнел бы, равно как и его величие и сила крыльев.

Райнхард стал собой, сражаясь против множества врагов, и не мог представить без этого жизнь. В первые десять лет жизни его единственным другом была его сестра Аннерозе, которая была старше него на пять лет. Аннерозе была для него источником света, и прежде, чем она попала в плен к стареющему правителю, она дала ему второго друга.

Рыжеволосый мальчик Зигфрид Кирхайс, повыше ростом, — хотя они были ровесниками и одноклассниками — всегда был на стороне Райнхарда и помог устранить многих врагов с его пути. Всякий раз, когда они с триумфом возвращались домой, прогнав очередных хулиганов, Аннерозе никогда не хвалила их, а делала вместо этого горячий шоколад для маленьких героев. Тепло дешёвого горячего шоколада в простеньких чашках всегда их успокаивало. Каким бы тяжёлым ни было детство, этой награды им было достаточно. Что бы ни предложил Райнхард сестре сейчас взамен, это не смогло бы сравниться с радостью тех дней.

Он предоставил ей высокое положение, но так и не смог убедить своё сердце, что ей этого будет достаточно для счастья. Он знал единственный способ продемонстрировать, как он ей дорожит. Титул графини, а также поместье и деньги, которые к нему прилагались, едва ли могли выразить всю глубину привязанности Райнхарда к старшей сестре.

В длинном списке вещей, которые должны быть у его сестры, явно отсутствовала позиция «муж». Сознательно или нет, Райнхард не желал принимать человека рядом с ней. Видя его в таком состоянии, Хильда невольно забеспокоилась. Пока рядом с ним будет его несравненная сестра, Райнхард не сможет любить, как обычный человек. Но её тревога, конечно, была напрасной. Просто он ещё не повстречал на своём пути женщину, которую мог бы полюбить...

Райнхард отвёл взгляд от своей дорогой фарфоровой кофейной чашки.

— Мы покидаем Феззан, — объявил он. — Завтра, как и планировали.

Услышав эти слова, Хильда, витавшая в облаках, быстро вернулась в реальный мир. Она утвердительно кивнула.

— Фройляйн, если мне суждено владеть Вселенной, я бы предпочёл взять ее голыми руками, а не в перчатках.

Хотя Хильда всей душой разделяла чувства Райнхарда, её сердце сжалось, словно от холода. Занавес времени на секунду приоткрылся, и тусклый рассвет осветил его фигуру, словно предрекая будущее. Быть может, это было просто видение, но в этом волшебном свете и словах, произнесённых Райнхардом, ощущался намёк не только на то, как он жил, но и как умрёт. По крайней мере так подумала Хильда. Впрочем, до смерти ему было ещё далеко — сейчас Райнхард весь пылал огнём жизни. Жизненная и душевная сила чувствовались в каждом его движении.

 

IV

В тот же день, когда герцог Райнхард фон Лоэнграмм покинул Феззан ради новых завоеваний, адмиралы Биттенфельд и Фаренхайт выступили со своими флотами с территории Империи к Феззану. Они планировали через пять дней соединиться с силами Райнхарда. Солдатам был предоставлен последний выходной, чтобы навестить родных.

Жители Феззана испытывали смешанные чувства из-за того факта, что Николас Болтек стоял на борту имперского военного корабля всего на шаг позади Фаренхайта и Биттенфельда. Поскольку он последовательно занимал высокие посты советника правителя Феззана Адриана Рубинского и посланника в Империи, никто бы не назвал его некомпетентным. Хотя он не предупредил их об имперском вторжении, то, что он получил в космопорте титул «действующего генерал-губернатора Феззана» от герцога Лоэнграмма прямо перед его отбытием, недвусмысленно намекало, что он заранее знал о вторжении. Очевидно, что тот, кого раньше называли правой рукой правителя, продал свободу и независимость Феззана, получив должность генерал-губернатора в качестве награды за предательство.

«Будь то Родина или родители, — говорилось в феззанской шутке, — можешь продать их без сомнения. Главное — не продешевить».

Но теперь, когда феззанцев продали самих, повода для смеха не было. Конечно, кто-то верил, что Империя просто решила наконец подчинить Феззан и установить диктатуру. Более деятельные граждане приветствовали перемены и, понимая, что у них на глазах происходит становление абсолютного господства великой империи над всем человечеством, желали найти путь к процветанию Феззана при новой системе. Для себя они решили, что политический статус — не более, чем разменная монета, и потому нет особого смысла переживать.

Оба лагеря были в чём-то правы, но в такие моменты человеческому мозгу сложно справиться с эмоциями, и люди пристально наблюдали за тем, как Болтек занял губернаторскую резиденцию и приступил к работе.

Идеал феззанского гражданина гласил, что каждый должен добиться успеха собственным трудом. Поэтому Болтека, прикатившего в имперской колеснице, мог открыто поддерживать только слепой.

Люди обсуждали происходящее в барах или за закрытыми стенами собственных домов.

— Куда же подевался Чёрный лис Феззана Рубинский? Откуда он за всем наблюдает, ничего не предпринимая, пока Болтек делает вид, будто ничего не произошло?

В любую эпоху, при любой политической системе, лица, наделённые властью, всегда будут иметь убежища, скрытые от посторонних глаз. Каждый ребёнок, который устраивал себе на чердаке место для игр, знаком с этим ощущением, но лишь отчасти: для него подобное убежище — место грёз. Для людей, наделённых властью, это место собственных страхов: потери власти и безопасности.

Своё убежище Адриан Рубинский построил не сам: оно досталось ему в наследство от предшественника. Плод ума и человеческой хитрости, оно находилось уровнем ниже убежища для высокопоставленных лиц, о чём было известно лишь немногим избранным в правительстве Феззана. Убежище было оборудовано надёжными системами энергоснабжения, водоснабжения, вентиляции, дренажа и уничтожения отходов, подключенными к общегородским системам, поэтому риск его раскрытия был минимальным.

Скрываясь с не более чем десятком самых проверенных соратников в этом тайном подземном дворце, Адриан Рубинский наслаждался покоем на своём добровольном домашнем аресте. Убежище выглядело настолько роскошно, насколько это вообще было возможно: высокие потолки, достаточно пространства для того, чтобы себе ни в чём не отказывать. Меню было настолько богатым, что можно было есть разные блюда каждый день в течение года, и всё равно не перепробовать каждый пункт в нём. Любовница Рубинского Доминик Сен-Пьер, единственная женщина в убежище, проводила почти всё время с правителем. И хотя их разговоры заканчивались обычно ссорами, о такой преданности друг другу не могли мечтать даже ближайшие соратники. Один из их разговоров происходил в таком ключе:

— Похоже, что Дегсби, этого могучего епископа церкви Земли, которого ты хотела отправить подальше от Феззана, подобрал новый бог, — сказал Рубинский.

— Это славно. Но о чём, чёрт возьми, ты говоришь?

— Ты всегда была талантливой певицей и танцовщицей, но плохой актрисой, — Рубинский говорил назидательным тоном, словно учитель со студенткой-троечничницей.

Доминик поставила бокал с виски перед своим любовником с более громким звоном, чем обычно.

— Неужели? Твой любимый сынок Руперт Кессельринг до самого конца верил, что я на его стороне.

— Он не был внимателен к деталям. Вместо того, чтобы наблюдать за реальной игрой актёров, он видел лишь собственную иллюзию.

Доминик намеренно упомянула имя молодого человека, который пытался убить собственного отца, но сам был убит им, но убийца лишил её удовольствия увидеть какую-либо реакцию. Не шелохнулось даже виски в его бокале. Такое самообладание или способность его сымитировать, разозлило Доминик. Она перестала притворяться, что ей всё равно, и ринулась в атаку:

— Может, тебе стоит задуматься о страховке, если тебя совсем не заботит тот, в чьих руках твоя судьба? — Доминик умолчала о том, что покойный Руперт Кессельринг приказал епископу Дегсби бежать, хотя прекрасно знал о связи Рубинского и церкви Земли. — Скажу прямо: не думай, что я с радостью решила помочь тебе убить сына. Мне до сих пор не по себе.

— Всё время думал, что ты хотела мне помочь. — Рубинский с каким-то странным безразличным видом уставился свет, отражавшийся от кубика льда в его бокале, прежде чем вновь взглянуть на Доминик. — Получается, ты выбрала меня, а не его, чисто инстинктивно? И если твой инстинкт тебя не подвёл, получается, нет смысла плакать над пролитым молоком, не правда ли?

— «Пролитое молоко» было совсем как корова, его давшая: он тоже думал, что самый умный.

— Ты права, он взял от меня только плохое. Если бы он лучше умел сдерживать свои амбиции, то не умер бы таким молодым.

— Постой. Разве воспитывать сына — не обязанность отца?

— Если речь идет об обычной семье. В любом случае, я последний, с кого нужно было брать как образец для подражания. Вне зависимости от его способностей, если бы он захотел стать учёным или художником, я бы помог ему во всем, если бы ему это было нужно.

Доминик испытующе посмотрела на него, не в силах понять истинный смысл слов Рубинского.

— Всё же в итоге победило чувство самосохранения. А значит, ты должен понимать и моё положение.

— Понимаю. Как и любой, кому приходилось побывать в шкуре того, кто ниже твоего уровня, — ответил Рубинский, вновь наполняя бокал. — В любом случае, я намерен порвать с церковью Земли. Ты сделала то, что я планировал сделать сам. А потому я и не мешал.

В основе власти церкви Земли, по большей части, лежала тайна её существования. И когда завеса прохудилась и через неё стал просвечивать свет правды, злые духи, скрывавшиеся в этой тайной комнате восемь столетий, были почти побеждены.

Рубинский, словно шахматист, у себя в голове двигал по доске фигуры людей и разыгрывал партии, которые мог сыграть в будущем. Время, проведённое в укрытии, он мог использовать максимально полезно, чтобы выработать оптимальный план.

 

V

 

24-го января частный торговый корабль «Берёзка» с восемьюдесятью пассажирами без документов на борту покинул Феззан. После отбытия Райнхарда и возвращения демократии на Феззан были открыты гражданские маршруты, и «Берёзка» одной из первых покинула планету. Разрешены были только перелёты между Феззаном и Империей. Дорога в Союз всё ещё была закрыта. Маринеску, конечно, указал неверный конечный пункт их путешествия, так что, если бы их перехватил имперский флот, им пришлось бы сдаться.

Перед отбытием Маринеску настоял на принятии дополнительных мер страховки, одной из которых была подача доноса в канцелярию генерал-губернатора, где утверждалось бы, что группа людей планирует направиться в Союз.

— Им и в голову не придёт, что тот, кто сообщил об этом, сам и планирует всю операцию, — пояснил Маринеску Юлиану, который не видел необходимости лишний раз будить лихо.

Прапорщик Машенго, будучи одновременно и советником Юлиана, доверился Маринеску, который называл себя экспертом в таких вопросах. Чтобы понять человеческую природу, нужно уважать заслуги и гордость оппонента. Юлиан, голова которого едва доходила Машенго до подбородка, был к этому готов. Бессмысленно переживать о том, что ты не в силах контролировать. Разве Ян Вэнли постоянно не говорил об этом? «Даже если ты стараешься изо всех сил, всегда останется то, в чём ты не так хорош. В таких случаях стоит довериться тем, кто разбирается в вопросе лучше тебя». И всё же Юлиан знал, что просто ищет себе оправдание.

На их пилота Кали Уилока Юлиан произвёл впечатление ещё в момент знакомства. Он сразу решил, что юноша ему придётся по душе. Он хвалил Юлиана за то, что он — хотя и не выглядел смелым — решился проникнуть на территорию Союза прямо под носом имперского флота, и поклялся сделать всё, что в его силах, чтобы дело увенчалось успехом. Хотя Юлиан думал, что на него можно положиться, Уилок обладал довольно радикальными взглядами. Он считал, что если оставшиеся силы Союза объединятся с финансами Феззана, то победа над имперским флотом не так уж и нереальна, и начал перечислять способы, как этого можно достичь. Он опустил общие детали и, сардонически усмехнувшись, тут же предложил создать объединённый фронт борьбы против Лоэнграмма. Для Юлиана было немыслимо слышать, что о Союзе говорят, как будто он уже проиграл и был уничтожен. Он верил, что если с Яном Вэнли всё будет в порядке, силы Союза не сдадутся так легко. Это чувство было сродни религиозному. Юлиану казалось, что Ян Вэнли, демократия и Союз Свободных Планет — неразделимая Троица.

Среди пассажиров — большинство из которых выхватили счастливый билет — Юлиана больше всего интересовал человек, известный как епископ церкви Земли Дегсби. За короткое время он превратился из фанатичного пуританина в богохульника и распутника, и понять, какое высшее существо указало ему путь на «Берёзку», было невозможно. Юлиан впервые заинтересовался им, ещё когда навещал его в промозглом убежище вместе с Маринеску. Его также интересовало политическое влияние церкви, таинственное происхождение которой по-прежнему не давало ему покоя.

Так Юлиан покинул Феззан на борту корабля «Берёзка». Это произошло за две недели до сражения флотов Империи и Союза в звёздной системе Рантемарио, когда он, — как написано в некоторых исторических книгах, — на борту корабля с другим названием должен был приземлиться в столице Союза, Хайнессене.

 

Глава 4. Двуглавая змея

 

I

Имперский флот под командованием Миттермайера стремительно продвинулся на 2800 световых лет от Феззана, не встретив никакого сопротивления. Ожидая подхода союзных сил в звёздной системе Поревит, флот принял сферическое построение: ядро из транспортов, окруженное боевыми кораблями, готовыми принять удар неприятеля со всех сторон.

Система Поревит получила название в честь мифического бога войны с пятью лицами, поскольку состояла из массивного солнца и четырёх газовых гигантов. Миттермайер узнал это из навигационных данных Феззана.

До тех пор, пока они не достигли этой системы, мощностей баз Союза, которые они планировали использовать для связи, снабжения и ведения боевых действий — даже несмотря на то, что их было больше шестидесяти, — по сравнению с теми, что находились вблизи Изерлона, серьёзно не хватало. Большинство из них уже были оставлены по приказу из столицы, и флот Миттермайера продвигался через опустевшие системы словно по выжженной пустыне.

Тем временем в вооружённых силах Союза происходили события, связанные с базой связи JL77 в звёздной системе Спала, о которых Миттермайеру не было известно. Пока все базы в срочном порядке эвакуировались, на JL77 вовсю кипела работа. База продолжала собирать и передавать информацию об имперском вторжении вплоть до того момента, когда оно действительно началось, и солдаты осознали, что у них отрезаны пути к отступлению.

На JL77 находилось лишь 2000 военных. Её огневая мощь была мизерной, а мобильность нулевой. К базе даже не было приписано ни одного боевого корабля. Империя могла бы раздавить её одним мизинцем, как слон букашку. Поскольку на JL77 лежала колоссальная ответственность, Центр стратегического планирования Союза Свободных Планет не мог оставить военнослужащих базы в беде перед лицом надвигающейся опасности. Дополнительный груз вины был им сейчас ни к чему. На выручку базе были посланы 30 000 солдат и 300 боевых кораблей. Однако когда исполняющий обязанности командующего базы капитан Бретцели получил весть о высланном подкреплении, ни одна жилка на его лице не дрогнула.

— Я ценю этот жест, — сказал он предельно тактично и немедленно отозвал подкрепление.

Вероятно, любой на его месте пришёл бы в ужас, но только не он.

— Это значит, что мы должны с честью принять наше поражение? Мы же не можем просто так отказаться от помощи? — спросил его один из подчинённых. На его лицо было жалко смотреть.

Бретцели покачал головой.

— Не всё так просто. Лишь так мы можем спастись. Пока всё остается как есть, наше существование не представляет угрозы для Империи. Данные, полученные имперским флотом на Феззане, явственно говорят об этом. В ту секунду, когда мы мобилизуем тысячи солдат и триста кораблей, Империя непременно узнает о приближении наших сил. И в этом случае враг, который решил было оставить нас в покое, поднимет брошенную перчатку. Если они хотят нас пощадить, не вижу смысла отвергать их предложение.

Все произошло так, как и предвидел Бретцели. Без видимой необходимости атаковать и уничтожать беззащитную базу JL77, Миттермайер спокойно проследовал мимо неё. Молодой адмирал, конечно, был далеко не пацифистом и при малейшем оказании сопротивления немедленно уничтожил бы JL77, но он не был и палачом.

Как на следующий день Бретцели сказал своей жене:

— По правде говоря, не знаю, отпустил нас враг или нет. Но если бы они атаковали, погибли бы тысячи. Мне бы хотелось думать, что они решили пощадить нас. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь ещё попадем на такую ярмарку благотворительности.

30-го января имперские экспедиционные силы под командованием Райнхарда соединились с авангардом в системе Поревит. Оставив половину наземных войск на Феззане, они присоединились к флотам Биттенфельда и Фаренхайта в самом сердце территории Союза. В общей сложности их силы насчитывали 112 700 боевых кораблей, 41 900 кораблей поддержки и снабжения, транспортов, медицинских блоков и 16 600 000 солдат и офицеров. Впервые под командованием Райнхарда оказалось столь значительное войско в реальном бою. Даже когда он противостоял более чем тридцатимиллионной армии Союза в сражении при Амритсаре, его силы были вдвое меньше.

Когда Райнхард и адмиралы собрались на мостике имперского флагмана «Брунгильда», Миттермайер встал, чтобы начать доклад.

 — Похоже, вооружённые силы Союза считают, что дальше этого сектора наш флот не продвинется, и, кажется, они готовятся к контратаке или полномасштабному наступлению.

Речь Миттермайера сопровождалась демонстрацией на экранах важнейших данных, собранных на Феззане. Получение богатой картографической информации об обширной территории Союза было одним из главных стратегических преимуществ от оккупации Феззана. С этой информацией, победа была почти у них в руках.

— От системы Поревит до Рантемарио не обнаружены обитаемые планеты. У Союза не остаётся иного выбора, кроме как дать нам сражение в этом секторе, если они не хотят подставить под удар гражданских. Я в этом абсолютно уверен.

Когда Ураганный волк завершил доклад, Райнхард резким движением поднялся с места. Те, кто видел его в мундире, не могли не подумать о том, что модный дом, которому некогда было поручено разработать форму для имперского флота, создал этот чёрный с серебром мундир, словно зная, что в далёком будущем появится молодой человек, которому он подойдёт идеально.

— Думаю, что вы не ошиблись в выводах. Силам Союза удавалось избегать сражений до этого момента, но вскоре им придется вступить в битву, чтобы успокоить народ. Будьте уверены, наша тактика «двуглавая змея» будет достойным ответом на их приветствие.

Триумфальная речь Райнхарда вызвала у адмиралов прилив воодушевления.

«Двуглавая змея» была классической боевой тактикой, часто применявшейся в наземных сражениях, которую стали использовать и в открытом космосе.

Представьте гигантскую змею с головами на обоих концах ее длинного тела. Если кто-то решит убить её, атаковав одну из голов, другая по дуге обойдёт и ужалит агрессора. А если её тело атакуют по центру, обе головы одновременно нанесут удар.

Командир, который одержит победу, используя подобную тактику, моментально превратится в глазах несчастных проигравших в великого и решительного гения.

Загвоздка в её использовании заключалась в том, что она требовала численного перевеса в силах. Если по одной из частей построения наносился концентрированный удар, необходимо было выдерживать эту атаку до тех пор, пока головы не совершат охват. В противном случае враг мог прорвать строй и одержать победу.

Для успешного функционирования змеи гибкость и способность адаптироваться были необходимы в первую очередь, особенно, когда речь шла о коммуникации и манёврах. Если что-то из этого перечня переставало работать, солдатам ничего не оставалось, кроме как смотреть, как вдалеке атакуют их товарищей.

По этой причине коммуникационная сеть имперского флота была оснащена системой защиты от помех. А в том маловероятном случае, если бы он дала сбой, для подстраховки были подготовлены 2000 шаттлов, способных быстро преодолевать короткие расстояния. Верховный главнокомандующий Райнхард фон Лоэнграмм был безупречным командиром, поэтому, если бы его приказы передавались быстро и так же быстро исполнялись, победа не должна была заставить себя ждать.

Как только этот вопрос был решён, началось обсуждение назначений.

«Само собой, первой группой — первой головой, если позволите, — будет командовать Миттермайер», — по крайней мере, это ожидали услышать от него адмиралы. Но они не поверили своим собственным ушам, когда он отдал другой приказ.

— Вы хотите сказать, что будете командовать авангардом лично? — приподнялся Нейхардт Мюллер со своего места. — Это большой риск. Силы Союза, может, и ослаблены, но это лишь повышает вероятность того, что они будут сражаться до последнего вздоха. Я думаю, вам следует держаться в тылу и позволить сражаться нам.

— В этом построении нет тыла, адмирал Мюллер. Лишь вторая голова, — холодно подчеркнул Райнхард.

Мюллер замолчал, и молодой диктатор мягкими гибкими пальцами распутал свои золотистые волосы.

— Миттермайер, вы командуете телом. Именно там Союз атакует, если решит разделить наши силы. Вам, очевидно, придётся принять на себя первый удар.

— Но...

— Я здесь, чтобы победить, Миттермайер. А чтобы сделать это, нужно сражаться. Я не собираюсь прятаться по углам ради собственной безопасности.

Распределив остальные назначения, Райнхард объявил часовой перерыв и удалился, а адмиралы встали и отдали честь ему вслед.

«Воин до гробовой доски. — Миттермайер ощущал это ещё сильнее, чем когда-либо. — Победа в сражении для него — смысл жизни. Ни одному правителю до него не было важно, как именно мы её одержим».

Райнхард с грацией шагал к своему личному кабинету, однако остановился, услышав сдержанный, но решительный голос, доносящийся из-за угла коридора. Молодой герцог бросил свой пронзительный взгляд на стоявшего у стены юного солдата с рыжевато-каштановыми волосами; раскрасневшиеся щеки и нервная поза мальчика произвели на него впечатление полной невинности. По мундиру Райнхард определил, что это кадет.

— Могу я тебе чем-то помочь?

— Ваше превосходительство, прошу прощения за грубость, но я бы хотел попросить вас кое о чём. Пожалуйста, победите и объедините Вселенную...

Чистые восторженные помыслы и стремление заставляли голос мальчика страстно подрагивать. Увидев в нём живое отражение себя из далёкого прошлого, ледяные глаза Райнхарда чуть потеплели. И тот же самый голос, что направлял великие космические армады, мягко произнёс:

— Разреши мне узнать твое имя?

— Конечно. Эмиль фон Зелле.

— Славное имя. Так ты хочешь, чтобы я победил, верно?

— Да... Хочу!

— Что ж. Тогда ты не будешь возражать, если я не оставлю тебе врагов, которых ты смог бы победить в будущем?

Молодой диктатор улыбнулся мальчику, который не знал, что ответить. Эту благосклонную улыбку Эмиль фон Зелле будет помнить всегда, до тех пор, пока холодная рука смерти закроет ему глаза.

— Эмиль, я одержу победу, потому что ты хочешь, чтобы я победил. Чтобы ты мог вернуться домой живым и сказать своей семье: «Это я вдохновил Райнхарда фон Лоэнграмма на победу у Рантемарио».

 

II

Союзу Свободных Планет следовало бы подготовить приветственный банкет для захватчиков, но у них в меню не было такого полноценного и подготовленного блюда, как у Империи. После долгих раздумий местом генерального сражения была выбрана система Рантемарио.

— Имперский флот собрал все свои силы в системе Поревит, и пока что они ведут подготовку, но я подозреваю, что затем они двинутся на нашу столицу, Хайнессен.

Последнее сообщение, отправленное с базы JL77, несмотря на работу имперских систем подавления, пришло в первый день февраля во время совместного совещания командования Космического флота и Центра стратегического планирования. Невыспавшиеся и беспокойные лица высокопоставленных офицеров, собравшихся в подземном зале для совещаний, были бледны и испещрены морщинами от бесконечных тревог.

— Если предположить, что они направляются прямо к Хайнессену, то они проследуют через системы Рантемарио, Джамшид и Керим.

— Вы действительно думаете, что имперский флот выберет такой прямой путь? Это слишком очевидно.

— На данный момент у Империи нет причин поступать иначе. Они выберут кратчайший путь до Хайнессена, вне всяких сомнений.

— Все планеты отсюда и до Джамшида необитаемы. Рантемарио же теперь нельзя назвать границей — это наша последняя линия обороны.

— Да и времени у нас нет.

Сейчас они говорили не только о войне. Речь шла о политике.

Правительству Союза удалось защитить лишь столицу, поэтому опасения, что они бросили граждан прочих систем, распространялись по невидимым каналам повсеместно. Чтобы использовать свои ограниченные ресурсы по максимуму, было решено защищать Хайнессен оставшимися силами и дать генеральное сражение противнику, который проделал долгий путь, добираясь сюда.

Но поскольку город, где находилось правительство, располагался на поверхности Хайнессена, в воздухе начали витать подозрения, что власть имущие, прикрываясь красивыми словами о правом деле, используют армию лишь для собственной защиты, а не для защиты граждан, как оно должно было быть. И пока эти подозрения множились, страхи усиливались, а правительство Союза не демонстрировало никаких признаков желания защитить свои территории, существовала вполне реальная опасность, что правительства пограничных звёздных систем могут объявить о своём нейтралитете и независимости от Союза. Одного подобного призыва было бы достаточно, чтобы вызвать цепную реакцию среди масс от прохода в Феззанский коридор до малонаселённой звёздной системы Баалат. Соответственно, это неправильно было бы даже назвать нейтралитетом, поскольку каждая страна попала бы в зависимость от Империи. У Союза не оставалось иного выбора, кроме как обеспечить лояльность, сражаясь и побеждая. Правительству было трудно смириться с такими обстоятельствами, но у них действительно не было оправданий, если бы их неспособность гарантировать безопасность этих систем была брошена им в лицо. Три года назад твердолобые представители правительства и военных властей сговорились осуществить внезапное вторжение на территорию Империи, потеряв большую часть армии при Амритсаре, и теперь пожинали плоды той авантюры.

На разработку стратегий у Центра стратегического планирования не оставалось времени. Их поставили в крайне невыгодное положение, заставив балансировать на узеньком мостике между пропастью паники и нигилистического пораженчества. Поэтому они приняли командование на себя.

Глава Центра стратегического планирования адмирал Доусон объявил, что после совещания с важным членом правительства ему предоставили всю полноту военной власти. Не то, чтобы он был этому особенно рад: это лишало его уверенности в себе и заставляло проявлять независимость, а без приказов председателя комитета обороны или советов своих подчинённых он старался не брать на себя риск. Ставя свою подпись на бесчисленных документах и выполняя рутинную административную работу, он сплёл вокруг себя кокон, в котором спрятался от надвигающейся катастрофы.

Вооруженные силы Союза вдохновили всех поставить всё на чашу весов. Никто не спрашивал, что с ними произойдёт, если Союз проиграет.

 

Получив приказ о проведении полномасштабной атаки, все военные, кроме разве что Доусона, погрузились в дела. Приближались время и место сражения. Такую простую тактическую задачу профессиональные военные восприняли легко и без особой рефлексии. Только Ян Вэнли сражался с Империей лицом к лицу в последние два года, поэтому всеми руководила врождённая страсть к сражениям.

Ян Вэнли покинул Изерлон 18-го января. Из-за большого количества эвакуированных гражданских, скорость его флота, разумеется, была невелика, но по пути он надеялся найти убежище для жителей Изерлона на какой-нибудь подходящей планете, что позволило бы затем поспешить к системе Рантемарио на максимальной скорости. Чун У Чен, с самого начала подчеркивавший, насколько важны солдаты Яна, горячо поддерживал именно такое развитие событий. При условии того, что все пошло бы по плану, флот Яна должен был достигнуть системы Рантемарио 15-го февраля. И если бы удалось оттянуть начало битвы до тех пор, им представилась бы возможность быстро укрепить свои силы и выступить против Империи. Но при этом сохранялась реальная возможность, что имперские силы вторгнутся в систему Баалат ещё до прибытия Яна, не говоря уже о крупных частях имперских сил, приближающихся с тыла. Это означало, что пока Ян будет сражаться при Рантемарио, ему придётся пожертвовать системой Баалат, которую займут имперцы. Из-за этих рисков план оказался мёртвым ещё в зародыше.

По крайней мере, комитет обороны — то есть, фактическое правительство Союза — с пылкостью, которая была невообразима ещё полгода назад, взялся за дело: эвакуировал городское население Хайнессена в горы и леса и отдал приказ Космическому флоту к вылету, продолжая подготовку к приёму беженцев с Изерлона. Комитет также отправил послания во все звёздные системы, в которых выражал поддержку планетам, которые желали сложить оружие и не вступать в прямой вооруженный конфликт с Империей.

 

4-го февраля Космический флот Союза Свободных Планет покинул Хайнессен и отправился к звёздной системе Баалат. Под непосредственным командованием адмирала Александра Бьюкока находились Первый флот и все, кого удалось собрать, так что общая численность достигала 32 900 кораблей и 5 206 000 солдат.

Старый адмирал, которому в этом году должно было исполниться семьдесят три, получил прямо перед вылетом правительственное сообщение о присвоении ему звания гранд-адмирала.

— Это мне они так намекают, чтобы я не возвращался живым?

— Нет, это просто крик отчаяния, — последовал невозмутимый ответ начальника штаба Чун У Чена, стряхивавшего хлебные крошки с мундира. Его самого только что повысили до адмирала.

Чун У Чен, как и Ян Вэнли, не был похож на военного, но по немного иным причинам. Когда он был назначен на должность инспектора академии и появился на обходе в гражданской одежде, его проводил до заднего входа в столовую курсант, который принял его за продавца еды. Все знали эту байку, но поскольку имя студента никогда не называлось, в её правдивости сомневались. В любом случае, человек, о котором ходила не одна подобная байка, не очень-то подходил на роль адмирала в такие вот времена увядающего мира.

 

По мере того, как силы Союза приближались к месту генерального сражения в звёздной системе Рантемарио, их беспокойство усиливалось. Те, кто служил в разведывательных подразделениях и отрядах связи, прекрасно осознавали, что на их плечах лежит огромный груз ответственности. И это осознание лишь усиливалось их стресс. Операторы систем наблюдения и связи сидели с бледными каменными лицами, заламывая руки под панелями управления и тем самым выдавая свое беспокойство.

— Стыдно на это смотреть, — сказал новый адъютант Бьюкока.

Этот адъютант был объектом постоянных насмешек со стороны своих товарищей и младших по званию, и не по своей вине. Внешность и характер были у него вполне обычные, со своими обязанностями он также справлялся без нареканий. Причиной же подобного отношения к нему был его дальний предок, от которого он унаследовал жалкий кусок земли и необычную и странную фамилию: Зоульцкуариттер. 

И каждый раз, когда он представлялся, ему непременно задавали вопрос, как она пишется. Все без исключения, кто видел её написание, тут же хмурились, пытаясь понять, как она произносится. Вдобавок ко всему, его звали Сун. В школе, когда его чествовали как старосту класса, каждый слог был для него, словно удар ножом в сердце: «Выпускается староста класса Сун Зоульцкуариттер!» Этот голос до сих пор эхом отдавался у него в голове, как и взрыв смеха, пронесшийся по залу, где проводилась церемония выпуска. Даже директор, который мог бы прекратить всё это за секунду, не удержался.

Больше всего Зоульцкуариттер боялся стать старостой группы, когда он поступил в Офицерскую академию: это стало бы повторением конфуза. Опасения, впрочем оказались напрасными, так как старостой стал другой ученик по фамилии Форк. Так началась его карьера военного, и так же как раньше он проклинал своих предков, военные историки будущего будут проклинать его самого. Ведь даже самый ленивый из историков не мог избежать упоминания имени и фамилии адъютанта командующего в Битве при Рантемарио. 

За день до отправления флота, капитан 3-го ранга Зоульцкуариттер был назначен адъютантом гранд-адмирала Бьюкока, поскольку его прежний адъютант, капитан 3-го ранга Пфайфер, впал в глубокую кому после сердечного приступа и находился под наблюдением врачей в военном госпитале. То, что молодой офицер со странной фамилией, часто помогавший Пфайферу по службе, оказался рядом со старым адмиралом, было, откровенно говоря, мерой экстренного порядка. Так, вслед за начальником штаба, был выведен из боя и заменён ещё один важный человек в командовании.

Старый адмирал с лёгкостью решил вопрос со сложным и необычным именем адъютанта и решил называть его по первым буквам его длинной фамилии. Так его прозвали «капитан 3-го ранга Зоуль». К большой радости последнего, прозвище в конце концов стало его настоящей фамилией. И хотя это было неуважением к предкам, он был счастлив избавиться от привычных насмешек: «Дело всё в том, что у него было три отца, но поскольку никто не знал, кто из них биологический, их фамилии соединили в одну». До тех пор, пока он оставался капитаном 3-го ранга Суном Зоульцкуариттером, насмешки были неизбежны.

Новый адъютант пришёл с докладом к старому адмиралу 7-го февраля в 12:40 после того, как офицеры завершили обед. Бьюкок вместе с начальником штаба Чун У Ченом и капитаном 2-го ранга Эмерсоном, капитаном флагмана «Рио Гранде», были в столовой для старших офицеров. Когда дело касалось еды, начальник штаба был неуклюж и небрежен, поэтому его салфетка была в десять раз грязнее, чем у остальных. Однажды на вечеринке Ян Вэнли шёпотом сказал Юлиану Минцу: «По сравнению с ним даже я кажусь эстетом». На что Юлиан ответил: «Не ставьте себе такую низкую планку».

С первого разведывательного корабля пришло срочное сообщение: имперский флот был обнаружен. Затем аналогичные сообщения стали поступать одно за другим. На всех двенадцати экранах на командном мостике была выведены тактические данные, которые передавались в главный штаб.

— Имперцы выстроились в построение двуглавой змеи? Выходит, они хотят, чтобы мы атаковали по центру. Но я считаю, это слишком рискованно.

 Бьюкок задумчиво кивнул в ответ на совет молодого адъютанта.

 — Возможно. Даже не так. Я абсолютно уверен, что вы правы. Но отступление не входит в наши планы. Мы должны воспользоваться слабостью формации врага и уничтожить центр, флот за флотом.

И он вздохнул, понимая, что между его словами и возможностью подкрепить их делом, лежит целая пропасть. Предполагалось, что в распоряжении у имперского флота находится более ста тысяч кораблей.

— Как бы то ни было, герцога Лоэнграмма не просто так называют гением. Он всегда начеку. Всегда на шаг впереди нас.

— Поэтому Ян Вэнли и другие военные так высоко отзываются о его тактическом даре. Не уверен, знаете ли вы, что сказал Ян Вэнли, капитан 3-го ранга Соул. Я слышал эти слова лично: «Если бы я родился в Империи, я бы с гордостью поднял его знамя».

— Не слишком ли это крамольные слова?

— Почему же? Я бы поступил так же. Хотя не думаю, что Райнхарду фон Лоэнграмму от меня, бесполезного и бесталанного, был бы какой-то прок, — равнодушно сказал старый адмирал.

Молодой адъютант на мгновение растерялся, но затем понимающе улыбнулся.

На следующий день, 8-го февраля, в 13:00 дистанция между флотами Союза и Империи сократилась до 5,9 световых секунд. Тот, кто посмотрел бы на место битвы «с высоты», увидел бы, как скопления светящихся точек складывались в веретенообразное построение флота Союза, продвигавшегося к центру длинной горизонтальной линии имперских кораблей, слегка загибающейся внутрь, словно стрела, направленная в тело огромной змеи.

Приблизившись, Бьюкок, однако, отказался от идеи наносить удар по центру. Тело имперского построения было дополнительно усилено, и даже если бы им удалось быстро пробиться через него, Бьюкок рисковал попасть под перекрёстный огонь с флангов. Не легче ли было позволить врагу сделать первый шаг, выманить его, отражая атаки, и по очереди уничтожить каждую голову?

В 13:40 он приступил к выполнению нового плана. Пять минут спустя, когда дистанция сократилась до 5,1 световой секунды, прозвучал первый выстрел.

 

III

Артиллерийский бой завершился через 30 минут. Траектории энергетических лучей и ракет пересекались, они сталкивались в пучках света, беззвучно расцветавших прекрасными, но инфернальными вспышками.

Флот Миттермайера — тело змеи — первым пришёл в движение. Разосланный со скоростью света приказ предписывал всеобщее наступление. Все корабли последовали ему, не прекращая огня. Они стреляли не для того, чтобы добиться быстрой победы, а с целью продемонстрировать свою огневую мощь и проверить, чем ответит противник. Таков был классический подход Миттермайера к делу. При виде этой армады, приближавшейся мириадами световых точек, командующие передовых подразделений армии Союза ощутили грозное давление, словно невидимая мощная рука сдавила их горло. Несмотря на разумное настойчивое требование ветерана адмирала Бьюкока всем оставаться наготове, одно из подразделений под его командованием открыло огонь. Эти залпы, направленные на приближающийся имперский флот не принесли почти никакого результата, но этого хватило, чтобы посеять истерию вокруг, и начался бесконтрольный огонь.

Таким образом, хоть обезумевший флот Союза беспорядочно наносил удары энергетическими лучами и ракетами, но это был непрерывный плотный огонь, и массивная имперская стена стала давать трещину. К удивлению для обеих сторон, этот хаотичный огонь достиг такой высокой степени массированности, что превысил предел прочности защитных полей. И, вопреки здравому смыслу, авангард Союза рванулся вперед, яростно прорывая себе путь и расширяя образовавшиеся бреши, словно хищник, загнанный в угол. Имперские войска дрогнули.

На борту своего флагмана Миттермайер, наблюдая за происходящим на экране, цокнул языком. Топнув каблуком своих военных ботинок по полированному полу, он повернулся к своему адъютанту капитану 3-го ранга Амсдорфу:

— Хотел бы я спросить у дьявола, кому он готовит место подле себя, Союзу или нам.

Наблюдая за ходом битвы на экране своего флагмана «Брунгильды», Райнхард сохранял спокойствие. Второй адъютант, старший лейтенант Рюкке, нарушил молчание тихим голосом, полным восхищения:

— Я удивлен, что адмирал Миттермайер вынужден отступить. Получается, и в рядах Союза есть храбрые воины?

— Скорее загнанные звери, нежели храбрецы, — холодно поправил его Райнхард. — Миттермайер — матадор. Может показаться, что бык одолевает его, но на деле он бережёт силы и ищет способ победить. Но...

Райнхард грациозно слегка наклонил голову и с натужным смешком пробормотал себе под нос:

— Возможно, эта атака действительно ошарашила его. Должен ли я сделать свой ход сейчас?..

 

Замечание Райнхарда было верно во всех смыслах. Миттермайер действительно заманивал силы Союза, попутно отражая атаки, чтобы рассеять их, но он был поражён их духом. На него, словно на дикого тигра, набросилась свора неопытных охотничьих псов, не ведающих страха, заставив отступать. Именно так чувствовал себя Миттермайер. Превосходство имперского флота в способностях командующих, в качестве и количестве солдат было очевидным, но непредсказуемые и энергичные действия часто сводят на нет изначальные расчёты и планы, в результате чего победа и поражение меняются местами. В истории войн тому немало примеров.

Вне всяких сомнений, атака Союза была более чем беспорядочной. Со всех огневых позиций во все направления летели стрелы света — флот Союза на огромной скорости пронзал необитаемое пространство. Некоторые корабли сами отключили собственные защитные системы, разрезая надвое вражеские эсминцы носовой частью своих кораблей. Крейсеры выпускали залпы из главных орудий прямо поверх них, поглощая корабли своего же флота в шарах смертоносного света. Этот безумный порыв нарушил все разумные оборонительные заповеди, и превратился в пир кровопролития и разрушения. Бьюкок перепробовал все доступные ему средства связи, прежде чем ему удалось получить доступ к каналу связи флагманского корабля командующего авангардом.

— Назад! Отступить и провести перегруппировку! Вы уже убили достаточно!

Опьянённые кровавой бойней солдаты Союза наконец пришли в чувство, обуздали свою ярость, перестроились и попытались отойти от линии фронта. Но имперцы не желали выпускать инициативу из рук и давать Союзу шанс на отступление. Самые доблестные адмиралы Миттермайера — Байерляйн, Бьюро и Дройзен — начали выверенную точную контратаку. Кровь бурлила в их жилах, словно лава, и жаждала мести. В этот момент, гигантская змея из ста пятидесяти тысяч кораблей выгнула дугой две свои шеи и бросилась на флот Союза. Словно пробудившийся ото сна плотоядный динозавр, имперский флот, в пять раз превосходивший численностью флот Союза, как будто издавал беззвучный гул, сотрясающий всё вокруг.

По злой иронии судьбы, Союз превратился из хищника в жертву. На авангард обрушилась мерцающая огненная буря. Подразделения под непосредственным командованием Райнхарда выпустили в них сотни тысяч горящих языков чистой энергии слева, а справа в них метали безжалостные копья энергии флота Мюллера, Фаренхайта и Валена.

Взрывы были настолько яркие, что казалось, сгорит вся Вселенная, — войска Союза, находящиеся под концентрированным обстрелом, сгорали заживо. Даже если внешняя обшивка корабля могла выдержать жар такой атаки, то люди на корабле — нет. Их бросало об стены, на пол и в объятия смерти от быстро растущей температуры внутри кораблей.

Мгновенная смерть даже была избавлением. У тех, кто страдал несколько минут от смертельных ран, пока наконец перед ними не открывались врата избавления, тела дрожали от агонии, вызванной кипением внутренних органов в мути их собственной вытекшей крови, которая затем испарялась белым дымом. Плавящийся пол испепелял без разбора тела живых и мёртвых, а затем это ужасное зрелище исчезало в белоснежном свете взрывов разваливающихся на части горящих кораблей. По этому клочку космоса огромной волной пронёсся всадник на бледном коне, собирая щедрый урожай душ.

В этот день между шестнадцатью и девятнадцатью часами шла самая ожесточенная битва между двумя флотами. Подразделение Союза под командованием Дьюдона, состоявшее из восьмисот сорока кораблей, всего за три часа стало насчитывать лишь сто тридцать. Флот Валена наступал, непрерывно поливая огнём левый фланг Дьюдона.　Вален продвигался дальше, пытаясь обойти левый фланг простивника и вклиниться в его ряды, ведя непрерывный огонь. Это не получилось из-за яростной контратаки адмирала Мортона, но Вален продолжил прижиматься к левому флангу противника, обескровливая силы Союза точными повторяющимися атаками.

 

Фаренхайт обошёл флот Валена и, совершив отважный манёвр, попытался пробраться в тыл флоту Союза, но подвёл свои корабли в опасную близость к звезде Рантемарио, мощное магнитное поле и излучение которой мгновенно вывели из строя их электронику, и он был вынужден отступить. Союз, благодаря разумному командованию Бьюкока, сохранил в многочасовом бою свой авангард.

«Эта победа будет нелёгкой, — подумал про себя Райнхард. — Старик неуступчив. Прямо как Меркатц».

Райнхард вызвал своего первого адъютанта, контр-адмирала Штрейта. Понимая, что сражение зашло в тупик, он отвёл свои силы, чтобы избежать лишних потерь и отдал приказ всем офицерам отдохнуть, чтобы восстановить силы.

С самого начала сражения солдаты постоянно питались высококалорийным печеньем, обогащённым кальцием и витаминами, и ионизированными напитками. От ветеранов новичков отличало полное отсутствие аппетита. Если ветераны были рады добавке и проклинали убогость пищи, то молодых офицеров, для которых эта кампания была первой, просто тошнило от усталости и самой мысли, что в рот нужно будет положить что-то твёрдое, поэтому они терпели как могли ионизированные напитки. Но несмотря на все невзгоды, они ещё дышали, в отличие от многих своих товарищей, навсегда лишившихся шанса стать опытными солдатами.

9-го февраля чаша весов одной из воюющих сторон сильно перевесила. Имперский флот продвинулся вперёд, сжавшись в полукольцо, чтобы сломить сопротивление Союза. Брешь в имперском построении была закрыта так же быстро, как и появилась, тогда как разрывы в построении Союза продолжали зиять.

Загнанные в угол, силы Союза отказались от наступательной тактики, перейдя к обороне. Лучи света, подобно мечам, рассекали корабли, вместо крови разливая энергию, пронзая словно плоть бронированные листы, — флот Союза продолжал сопротивляться изо всех сил. Из-за проплывающих обломков уничтоженных кораблей они поливали огнём своих врагов. Особенно восхитило имперцев одно хитрое тактическое изобретение Союза: они использовали одноместные истребители-спартанцы для того, чтобы приманивать корабли неприятеля на дистанцию выстрела. Пока имперцы пытались догнать противника, который, как они думали, пытается в замешательстве сбежать, по двигательному отсеку — сзади и сверху — наносились смертельные удары.

В целом, перевес Империи в битве не поколебался, но Союзу, укрепившему единство и скоординированность командной цепи, достаточно было лишь одного сильного удара, чтобы повернуть ход битвы и превратить её в кровавую баню взаимного уничтожения. Опытный тактик Бьюкок был полон решимости победить, и даже Миттермайер не знал, как предугадать ход его мыслей.

— Полагаю, у нас нет выбора.

Райнхард, скрестив руки на груди, пристально посмотрел на экран, а затем, наконец, вызвал офицера связи, и, вперив в него взгляд своих ледяных глаз, отдал приказ:

— Сигнализируйте Биттенфельду. Передайте ему: «Ваш ход. Принесите мне берет командующего войсками Союза на пике «Чёрных улан»».

 

IV

9-го февраля в 11:00 «Чёрные уланы», обладавшие невероятной огневой мощью, выдвинулись вперёд по приказу верховного главнокомандующего.

Не получив вчера приказа вступить в бой, адмирал Биттенфельд уже было собрался довольствоваться наблюдением за битвой со стороны, но теперь, торжествующе присвистнув, он высоко вскинул руку перед экраном связи и опустил ее вниз.

— «Чёрные уланы», полный вперёд!

Дослушав доклад вице-адмирала Байерляйна, Миттермайер энергично взъерошил рукой свои медового цвета волосы.

— Близится развязка. Похоже, что Биттенфельд, чей флот мощнейший в Империи, всё же появится на поле боя.

— Какие приказы будут нашему флоту?

— Начинаем наступление. Мы не можем позволить «Чёрным уланам» пожинать все плоды победы.

— Вы читаете мои мысли.

Широко улыбаясь, Байерляйн отдал приказ флоту, призвав своих людей не отставать от «Чёрных улан». Получив сообщение об отбытии флота Биттенфельда, флоты Мюллера, Валена и Фаренхайта воодушевились. Имперские войска единодушно ощущали, что победа у них в руках.

Путь Биттенфельда лежал сквозь огромную бушующую реку яростных потоков энергии, порождаемую солнечным ветром и силами тяготения планет. Обломки потерявших способность навигации кораблей и неисчислимое множество окаменевших человеческих тел плыли по этому беззвучному стремительному энергетическому потоку, уносящему их прочь, к далёкой тьме, за пределы гравитационного влияния солнца системы. Возможно, когда-нибудь через период, превышающий продолжительность жизни человека, эти обломки и тела вновь принесёт назад.

Хотя Биттенфельд мог бы обойти эту страшную реку, но он не собирался ставить под сомнение свою репутацию храбреца. Корабли получили приказ: «Полный вперёд».

Группа этих чёрных как смоль линкоров смело вошла в яростное течение. Поток течения оказался быстрее, чем по расчётным данным, препятствую намерению Биттенфельда пройти прямо. Построение кораблей нарушилось и они были видны ниже по течению на 9 часов, то и дело меняя курс не по своей воле.

Увидев это, начальник генерального штаба Союза Чун У Чен крикнул операторам флагмана:

— Рассчитайте скорости продвижения имперского флота и энергетического потока! Их сносит течением. При правильных вычислениях, мы сможем определить точку выхода.

 

Быстро просчитав все переменные, операторы получили ответ. Вновь полетели приказы начальника штаба, и войска Союза приготовились открыть огонь по флоту Биттенфельда, совершающему «переправу». 

В 11:20 все орудия были приведены в боевую готовность.

Наконец, когда стремительный энергетический поток выбросил корабли «Чёрных улан», они были встречены шквалом лучей и ракет. Ядерные взрывы следовали один за другим, разорванные корабли отбрасывало в реку энергии, через которую они только что переправились, и уносило вниз по течению.

Но командиры «Чёрных улан» вовсе не были пацифистами и были далеки от идеалов полного непротивления. Они придержива-лись собственных идеалов и ярост-но поливали врагов энергетически-ми лучами, словно фехтовальными выпадами. Лучи скрещивались друг с другом, выбрасывая ослепляющие спирали света в тёмное простран-ство.

Снаряды из карбидной стали, выпущенные из рельсовых пушек, пронзали композитную броню, а фотонные снаряды хаотично били по кораблям. Энергетические лучи, устремляясь вниз под острыми углами, поражали водородные реакторы, посылая в полёт ору-дийные башни и обрекая членов экипажей на смерть в вихре горя-чего ветра и радиации.

Истощив, наконец, все свои резервы, слабеющие войска Союза были скошены, словно трава, безжалостными «Чёрными улана-ми». Ядерные взрывы слились в ги-гантскую стену раскалённого добе-ла света. Внутри неё корабли Союза разрывались на куски, вспыхивали пламенем или тонули в спиральных лучах света, а затем обращались в пепел вместе с экипажами.

«Мы получили серьёзные повреждения! Наш корабль обездвижен», «Людские и материальные потери огромны. Мы не можем удержать фронт. Запрашиваю разрешение на отступление», «Тревога! Запрашиваю немедленную помощь!» Эти крики о помощи забили каналы связи Союза, но безрезультатно. Вскоре крики сменились тишиной. Смерть восторжествовала.

— Что ж, вот, похоже, и всё. Солнце садится, одному полководцу слава — тысячам воинов смерть?..

Гранд-адмирал Александр Бьюкок потухшим взглядом не мигая смотрел на экран. Почти весь его флот, включая часть офицеров под его командованием, были превращены в атомы в этом кровавом побоище, устроенном имперским флотом. С каждым загорающимся шаром света число жертв росло в геометрической прогрессии, как росло и число вдов и сирот. Бьюкок не мог спасти ни одного корабли и ни одного солдата. Под центральным командованием осталось лишь лишь 30 крейсеров и эсминцев, выстроившихся вокруг «Рио Гранде»; на бледных лицах членов их экипажей читалась лишь одна эмоция — страх.

— Оставьте меня ненадолго одного, — пробормотал старый адмирал, покидая мостик. Запершись в своей каюте, он достал из ящика стола пистолет и письменные принадлежности. В этот момент дверь, которая должна была быть заперта на замок, была с силой открыта. За ней показался его начальник штаба.

— Вы не должны лишать себя жизни, ваше превосходительство главнокомандующий. Даже адмирал Меркатц продолжает жить после поражения, не так ли?

Увидев небольшой деблокиратор в руке Чун У Чена, старый адмирал медленно покачал головой. В этом движении отразилась вся накопившаяся в нём усталость.

— Если флот уничтожен, то командиру незачем более жить.

Чун У Чен закрыл свой деблокиратор и несколько смягчился.

— Наши войска ещё не полностью уничтожены. Флот Яна Вэнли всё ещё силён. Пока под вашим командованием остаётся хоть один корабль, вы обязаны продолжать исполнять свой долг.

— Хотите сказать, что есть иной способ взять на себя ответственность за поражение, кроме смерти?

Старый адмирал с тоской посмотрел на лежащий перед ним пистолет. Поскольку они потерпели полное поражение от врага, впятеро превосходящего их по численности, и никакого чуда не предвиделось, оставался единственный выход, по крайней мере, так говорили ему все фибры его старой души. Но Чун У Чен намеренно игнорировал мысли старика.

— Если вы покончите с собой, то выполните свой долг только перед Союзом. Я же говорю о вашем долге перед теми, кто победил нас, — перед нашими врагами.

Смысл этих слов стал неожиданно ясен Бьюкоку. Наконец старый адмирал оторвал взгляд от стола и повернулся к своему незваному гостю.

— То, что я собираюсь сказать, может показаться бесчеловечным. — произнёс Чун У Чен, предваряя свое объяснение. — Если вам это придётся не по душе, можете убить меня этим самым оружием. Даже если Союз Свободных Планет сгорит в пламени, его государственному устройству позволят развиваться. Когда благодаря изобретательности Яна Вэнли война сменится миром, Империя устроит суд над военными преступниками. Но если, когда это время придёт, главнокомандующий уже погибнет — в бою или от собственной руки, — те, кто служил под его началом, станут козлами отпущения на скамьях для подсудимых.

В этот момент в глазах адмирала промелькнуло понимание, и на его постаревшем лице появилось довольно весёлое выражение.

— Да, вы правы. Мне ещё понадобится это старое тело, чтобы врагу было кого расстреливать.

Начальник штаба почтительно кивнул.

— А ещё моё и гранд-адмирала Доусона. Военному суду необходимо, чтобы по крайней мере три человека в форме предстали перед ним. Давайте не будем усложнять им работу. Для будущего Союза Свободных Планет Ян Вэнли и другие должны выжить.

Пока они говорили о собственном долге и поведении после поражения, битва приближалась к своему завершению. Но в тылу имперских войск, которые продолжали поддерживать массированную атаку, назревала небольшая, но неожиданная проблема.

 

V

Первыми заметили неладное операторы крейсера «Оберхаузен», приписанного к флоту Мюллера. Потеряв в пылу ожесточенного боя больше половины орудийных башен и капитана, находящегося без сознания после полученной тяжёлой травмы, корабль покинул линию фронта по приказу помощника капитана и пристыковался к ремонтной базе в зоне космического пространства, удалённой от места основного конфликта. Внезапно с тыла показались корабли и начали приближаться.

— На чьей они стороне? — спросил первый помощник тоном, полным безразличия, что было довольно безрассудно, особенно, когда победа была уже почти в руках. Когда был послан официальный опознавательный сигнал, в ответ полетели энергетические заряды. Поскольку корабли были вдалеке, их выстрелам не хватало интенсивности и точности, так что они не причинили особого урона, но их хватило, чтобы на крейсере поднялась паника. Неожиданно ветер подул в другую сторону.

— Союз прислал свежее подкрепление?

Эта атака была для имперцев как холодный душ. Союз располагал большей военной мощью, чем они ожидали. У Союза было достаточно времени, чтобы разделить силы и атаковать имперский флот в лоб, пока другая часть флота обходит их с тыла и отрезает путь к отступлению. От одной мысли об этом у доблестных имперских офицеров по спине побежали мурашки. Они продвинулись на 2800 световых лет вглубь вражеской территории. Упоение от завоевания и победы заставило солдат позабыть о гложущей словно червь тоске по дому. Но стоит лишь чему-то подточить их веру в успех — и вся операция пойдет прахом.

— Не преследовать! Перестроиться! Приготовиться отражать атаку с тыла!

Этот приказ, в котором явно ощущалось напряжение, был передан по всем средствам связи, доступным имперскому командному центру. Но скорость полёта нельзя было погасить так просто. Над победой опустился занавес. Имперские корабли потеряли боевой порядок. Понимая это, Союз воспользовался предоставленной им идеальной возможностью отступить, открыв ответный огонь. Новый курс был задан, орудия подготовлены к бою: все энергетические пушки и ракетницы были направлены на растерянный имперский флот.

— Путь к Феззану блокирован! Мы никогда не вернёмся в Империю!

Лишь отповедь Райнхарда заглушила эти панические возгласы.

— Чего вы боитесь?! Какое дело, если у Союза ещё остались силы? Мы сокрушим их, корабль за кораблём. Не теряйте веру в себя! Продолжайте организованное отступление.

Его хладнокровие и смелость в пылу сражения поражали воображение.

— В том маловероятном случае, если путь к Феззану действительно отрезан, мы просто прорвёмся через звёздную систему Баалат и сокрушим Союз Свободных Планет раз и навсегда. А затем пройдём через Изерлонский коридор и с триумфом вернёмся в Империю. Вот и все.

Уверенный голос Райнхарда, казалось, развеял туман паники. Солдаты взглянули на своё солнце — этого молодого непобедимого завоевателя, — и вера в победу быстро воскресла. Пока ими командует этот юноша с золотыми волосами, подобными львиной гриве, они не познают поражения.

По видеосвязи Миттермайер выразил благодарность за сохранение контроля над ситуацией.

— Я вёл себя недостойно. Приношу свои извинения. Мы позволили иллюзии победы околдовать нас. Думаю, мы так привыкли к победам, что не сумели правильно отреагировать на неожиданный поворот дел.

Райнхард не стал его упрекать.

— Это вполне естественно. Даже я не ожидал, что у врага хватит резервов на такой манёвр. В любом случае, быть может, это просто уловка, но нам следует быть острожными.

— Слушаюсь! И всё же, не думаете ли вы, что это дело рук Яна Вэнли?

Райнхард слегка скривил свои тонко очерченные губы, даже так оставаясь прекрасным.

— Если кто и может провернуть нечто настолько коварное, так только этот хитрец.

 

Тем временем, темноволосый командующий, которого Райнхард и Ройенталь называли не иначе как «хитрецом», с мостика своего флагмана «Гиперион» осматривал поле битвы, превратившееся к этому моменту в гигантское море остаточной энергии.

Если бы Ян немедленно ввязался в битву с Империей, у него бы не было шансов на победу. Вести бесполезную битву в одиночку — это одно, но когда ты командующий, и у тебя в подчинении люди, — это худшее из преступлений. Ян планировал провести полноценную ложную атаку, чтобы запутать имперцев и предотвратить уничтожение флота Союза. Но Райнхард верно разгадал этот план.

Адмирал Ян быстро повёл флот от Изерлона, по пути выслав транспортные корабли с гражданскими под командованием Кассельна. Он сделал остановку в звёздной системе Баалат и, не тратя лишнего времени на дополнительные приказы, прибыл раньше, чем того ожидал даже Райнхард.

— Но мы опоздали на полдня. Похоже, я теряю хватку.

В какой-то мере Ян испытывал чувство ненависти к самому себе. И хотя вероятность того, что Райнхард фон Лоэнграмм успешно осуществит вторжение через Феззанский коридор, не ускользнула от него, разработка контрмер снова запоздала.

Имперскому флоту внушили мысль, что у Союза есть секретный засадный флот, который должен был перекрыть ему путь отступления к Феззану, и сделано это было, чтобы рассеять имперские силы, с помощью дезинформации. Герцог Лоэнграмм, гений военного дела, разгадал их замыслы, но, тем не менее, это дало им немного времени. И всё же, почему он не сообщил о своём плане главнокомандующему Бьюкоку и начальнику штаба Чун У Чену заранее? Если бы он сделал это, возможно, они бы сражались по-другому...

Ян пожал плечами.

— Сомнительно, сомнительно, — пробормотал он.

Не была ли эта попытка убедить себя в том, что его участие в битве всё бы изменило, переоценкой собственных возможностей? Ян должен был доказать себе, что на этот раз сделал всё, что мог. Даже при худшем сценарии — смерти Бьюкока и уничтожении флота — он всё равно мог бы ворваться в битву и сокрушить каждую цель на своём пути. Но теперь, когда он спас остатки флота Союза от неминуемой гибели, и имперцы отступали, ему нужно было восполнить силы своего флота, вернуться в звёздную систему Баалат и спасти беззащитную столицу от наводнения войсками Ройенталя.

— Всем кораблям немедленно взять курс на столицу! — приказал Ян, чувствуя себя утомлённым.

Как и все, он опасался Райнхарда и не мог позволить себе предаваться простым человеческим слабостям.

Наконец, оставшиеся части упрямо сопротивлявшегося, но всё же разбитого флота Союза соединились с флотом Яна. Немедленно были налажены системы коммуникации. Ян поинтересовался, в порядке ли старый адмирал Бьюкок, и почувствовал облегчение, увидев на экране связи знакомую седовласую фигуру.

— Я выжил, но мои подчинённые пожертвовали жизнями впустую.

— Что вы говорите? Вам ещё предстоит командовать нами в ответной битве, и мы возьмем реванш.

Ян поручил командование линией обороны Фишеру и поспешил к столичной планете Хайнессен. И, когда Фишер начал отступление, делая вид, что меняет курс, готовясь к преследованию противника, на радаре был замечен приближающийся имперский эсминец. Обеспокоенный флот Фишера послал сигнал: «Остановите корабль. В противном случае мы от откроем огонь». Но ответ оказался самым неожиданным:

— Это Юлиан Минц, военный атташе на Феззане, Союз Свободных Планет. Мы захватили этот имперский корабль. Империя — наш враг. Просим сопроводить нас до столицы Союза, Хайнессена.

Едва веря своим ушам, офицеры связи быстро доложили адмиралу Фишеру о произошедшем.

— Подумать только, Юлиан Минц? Значит, он в безопасности?

В голосе Фишера звучало удивление, но, как опытный командир, он принял меры предосторожности, оказывая приём приближающемуся эсминцу. Он вполне допускал вероятность, что Юлиан Минц, сам того не подозревая, пособничает врагу. Корабль направил свою главную энергетическую пушку на эсминец, а тем временем 60 человек под командованием лейтенанта Пиацци, вооружённые до зубов, подтвердили, что сообщение действительно поступило от Юлиана. По сверхсветовой связи в столицу был немедленно отправлен доклад.

— Так значит, он захватил вражеский эсминец? Во даёт, чертяка, — пробормотал себе под нос Оливер Поплан, когда увидел его.

 

— Выходит, всё же существует такая вещь, как естественный враг, — Райнхард говорил сам с собой, пока на экране имперский флот уже почти вновь вернул себе боевой порядок. На его фарфоровом лице, словно всполохи полярного сияния, отразилось нечто большее, чем гнев.

Райнхард вспомнил, как он победил вражеский флот, вдвое превосходящий его, в звёздной системе Астарта, а затем тридцатимиллионную армаду Союза при Амритсаре. В обоих случаях, тем, кто лишал его безоговорочного триумфа в последнюю секунду, был Ян Вэнли. Сразу после битвы при Амритсаре Райнхард на глазах у всех отчитал Биттенфельда за то, что тот неверно выбрал время для атаки, тем самым сыграв на руку Яну и повысив его славу. Он было решил наказать Биттенфельда, но его покойный друг Зигфрид Кирхайс подавил его ярость в зародыше. Кирхайс сказал напрямую, что на деле Райнхард был зол на себя, и что Биттенфельд лишь попал ему под горячую руку. И поэтому настоятельно просил Райнхарда пересмотреть своё решение.

— Кирхайс, если бы ты только был здесь, мы бы не позволили Яну Вэнли так красоваться...

Вновь Райнхард понял, что разговаривает с мертвецом. Элегантный диктатор внушил себе, что не время оплакивать умерших, но чувства вырвались из пустоты в его груди, и эту дыру он заполнить был не в состоянии. Райнхард понимал, что когда он перестанет вспоминать Кирхайса, то лишится самых тёплых воспоминаний. И страх этой потери перевешивал все разумные доводы.

Имперский флот покинул поле боя, продвинулся на 2,4 световых года и вошёл в звёздную систему Гандхарва, где приземлился на планету Урваши. Вторая планета системы Гандхарва имела скудное население в приблизительно 100 000 человек, слабо развитые земли и жизненно важные водные ресурсы. В своё время корпорация планетарного развития приобрела здесь огромные земельные владения, но вскоре их потеряла, попытавшись стать монополистом, и на долгое время земли были брошены без внимания. Райнхард же намеревался построить здесь военную базу и, возможно, на долгий срок. В будущем, когда в его руках окажется весь Союз, эта богом забытая планета будет играть важную роль: она станет базой для проведения операций по подавлению мятежей и уничтожению пиратства.

 

Глава 5: Тьма перед рассветом

 

I

 

Многочисленные записи, относящиеся к февралю 799-го года Космической эры, чрезвычайно запутанны. Мемуары перемешаны, данные из них противоречивы. Каждый источник рассказывает свою историю:

«Люди, пытаясь отвести взгляд от надвигающейся катастрофы, наводнили увеселительные заведения, и случаи алкогольного отравления и травм в результате пьяных драк многократно увеличились. Улицы были окутаны туманом истерии».

«Даже обычно шумные кварталы развлечений в эти дни было тихими, словно старый слон, умирающий у воды. Пока наконец тишину не нарушил трубный звук, сигнализирующий о его гибели».

«Отчаяние душило людей. Воздух был таким тяжёлым, что казался почти что твёрдым».

«Политические и военные невзгоды вовсе не обязательно влияли на повседневную жизнь людей. Музыка и другие развлечения были ещё более яркими, чем когда-либо».

В конечном счёте, региональные и личные различия, наряду с отсутствием общего решения, привели к путанице и непоследовательности.

Едва ли люди могли смотреть на вещи с оптимизмом, ведь впереди их ждала слишком большая неопределённость. Как ни посмотри, их самый многочисленный флот потерпел сокрушительное поражение, а столичная планета Хайнессен вот-вот должна была оказаться в руках врага. Все прочие системы и вовсе были оставлены этому врагу на растерзание.

Но у людей всё ещё оставался один лучик надежды, за который они могли уцепиться прежде, чем полностью погрузиться в пучины пессимизма и начать оплакивать свою судьбу. Чудотворец Ян и его флот были в добром здравии и по-прежнему сильны, и это давало жителям надежду, как если бы у них было пять флотов. Кроме того, информация о том, что подопечный адмирала Яна смог выбраться с Феззана и захватил имперский эсминец, ещё больше раздула огонь наивного поклонения народному герою.

– Только протеже гранд-адмирала Яна мог подобное совершить. Не знаю, какую дьявольскую уловку он использовал, но он точно столь же хитёр, как и его наставник.

Да, спустя два часа после того, как он ступил на землю Хайнессена, Ян был повышен до гранд-адмирала. Это оказалось неожиданностью для самого Яна, который хоть и слегка, но опасался критики за то, что покинул Изерлон. Впечатление у него было такое же, как у начальника штаба Чун У Чена: «Хмм, всё играют в игрушки с кадровым составом, решили использовать последнюю возможность от отчаяния».

В любом случае, в свои тридцать два года, Ян стал самым молодым гранд-адмиралом, когда-либо служившим в армии Союза. Предыдущий рекорд принадлежал адмиралу Брюсу Эшби, который получил звание посмертно в возрасте 36 лет. Так или иначе, Ян вновь переписал историю, хотя он, конечно, был не из тех, кто наивно радуется подобному.

– Я не настолько скромен, чтобы отказаться от этой чести, но и не слишком радуюсь ей. Что ж, разделим эту честь с адмиралом Бьюкоком.

Новоиспечённый гранд-адмирал сел в лэндкар, отправленный за ним председателем комитета обороны, и направился в штаб-квартиру комитета. Всего год назад он ехал в официальном лэндкаре комитета в качестве обвиняемого, а обращались с ним практически как с заключённым, теперь же он был почётным гостем. К нему присоединились два попутчика – «генерал-лейтенант» Вальтер фон Шёнкопф и «капитан 3-го ранга» Фредерика Гринхилл. Включая и «вице-адмирала» Алекса Кассельна, комитет обороны явно пытался одним махом исправить стагнацию кадров.

Втроём они вошли в здание комитета обороны, и, провожаемые нетерпеливыми взглядами, вошли в кабинет председателя. Несмотря на то, что они уже знали о превращении председателя Айлендса, заметно оживившегося, оказавшись под сильным моральным и физическим давлением, они не могли не быть впечатлены, увидев его вживую, пусть даже у них и оставались циничные опасения по поводу того, как долго это продлится. Предложив им сесть, Айлендс перехватил взгляд Яна.

– Адмирал, по-своему я тоже люблю свою Родину, – сказал он.

Ян знал это, но всё же не мог заставить себя безоговорочно уважать его. Его лицо чуть дёрнулось, вызвав дьявольскую улыбку Шёнкопфа.

Учитывая человеческую историю, Ян не считал патриотизм высшей ценностью. Жители Союза чувствовали себя патриотами по отношению к Союзу, а жители Империи чувствовали себя патриотами по отношению к Империи. В конце концов, патриотизм отличался лишь цветами флага, которому они отдавали честь. При этом он использовался для оправдания массовых убийств, иногда был принудительным, а в большинстве случаев – неразумным. Когда элита использовала его в качестве оружия, масштабы ущерба были невообразимы. Когда Айлендс, ставленник Трунихта, говорил о любви к своей стране, Яну хотелось находиться где угодно, только не там, чтобы слушать это.

– Если вы любите этот народ так же, как и я, адмирал, то я надеюсь, что вы захотите сотрудничать с нами.

Это был тот тип рассуждений, который Ян ненавидел больше всего, но он слишком глубоко запутался во всей этой ситуации, и поэтому ему оставалось лишь выражать кроткое одобрение. По крайней мере, Айлендс, до сих пор бывший лишь несущественной шестерёнкой политического механизма, с момента своего пробуждения и осознания патриотического долга государственного служащего не видел больше необходимости в долгих пустых речах.

– Безусловно, я сделаю всё возможное, чтобы защитить плоды нашей демократии.

Ян постарался ничего не говорить о «нации» или «государстве» и с трудом, но всё же сумел добиться баланса между формальностью и искренностью. Председатель кивнул.

– И я… нет, правительство обязательно вознаградим ваши усилия. Если мы можем чем-то помочь, не стесняйтесь просить.

– Пока что я лишь хотел бы, чтобы вы заранее подумали о том, что будет, если мы проиграем. В случае победы всё более-менее ясно: какое-то время можно будет почивать на лаврах, после чего мы проведём мирные переговоры и займёмся пополнением наших сил. Такие вещи находятся в компетенции политиков, и военный не может вмешиваться в них.

– Было бы глупо просить вас пообещать, что вы победите? – спросил Айлендс.

– Если бы одни лишь обещания могли принести победу, я бы пообещал что угодно, но… – Ян постарался смягчить тоном безжалостный смысл своих слов. Тем не менее, это была правда. Не имея способности формировать мир с помощью слов, он не мог давать обещаний насчёт будущего, зависящего не только от него.

– Конечно. Как глупо с моей стороны… Буду признателен, если вы забудете то, что я сейчас сказал. Я не собирался вмешиваться не в своё дело и давить на вас, каким-либо образом ограничивая.

Услышав такое почтительное обращение, Ян ощутил, что этот человек изо всех сил пытается вселить в него надежду.

– В данном случае, когда стратегическое преимущество врага столь велико, и нужно компенсировать это при помощи тактической победы, я вижу лишь один выход.

Тут он ненадолго остановился. Не для драматического эффекта, а просто потому, что ему необходимо было промочить горло. Стакан чая со льдом, стоявший перед ним, когда они вошли, был уже пуст. Ян почувствовал себя неловко, вынужденный просить вновь наполнить его, но в этот момент Фредерика осторожно подтолкнула к нему свой нетронутый стакан, и он с благодарностью принял его.

– …и этот выход – убить в бою герцога Райнхарда фон Лоэнграмма.

Пока Ян говорил со стаканом в руке, лицо председателя на секунду исказилось. Сказанное казалось слишком уж очевидным. Но прежде, чем он успел впасть в отчаяние, Ян перешёл к сути своего плана.

– Герцог холост, и я собираюсь использовать это.

На сей раз председатель уставился на молодого гранд-адмирала с непониманием, не в состоянии распознать истинных намерений, стоящих за этим заявлением. Но Ян сам готов был всё разъяснить:

– Иными словами, если бы у герцога Лоэнграмма остались жена и дети, особенно наследник мужского пола, его подчинённые могли бы просто начать служить этому наследнику, продлив династию Лоэнграммов. Но у него нет детей. Если он умрёт, установленный им порядок умрёт вместе с ним. Верность и единство его подчинённых неминуемо растворятся в воздухе. Не зная, за кого сражаться, они вернутся в Империю и будут яростно спорить о преемнике, скорее всего, передравшись между собой.

Глаза Айлендса – те самые, что так долго были сосредоточены на борьбе между фракциями, погоне за должностями и уступках – осветились светом понимания и восхищения. Он несколько раз довольно кивнул.

– Конечно, адмирал, вы правы! С его смертью Империя развалится, а Союз будет спасён, – Айлендс ещё никогда в жизни так страстно и яростно не желал кому-то смерти.

– Если мы каким-то образом сможем разделить имперские войска и начать уничтожать их флота по одному, -продолжил Ян, – то герцог Лоэнграмм, будучи человеком огромного мужества и амбиций, придёт за мной лично. Это возможность, которую нам необходимо создать. Это наш единственный шанс на победу.

– Если его подчинённые будут проигрывать один за другим, у него не останется иного выбора, кроме как вступить в бой лично. Да, в этом есть смысл.

– Ну, это больше вопрос психологии, чем тактики.

Ян торжественно скрестил на груди руки. Райнхард фон Лоэнграмм не скрывался в своём дворце, ища удовольствий, а стоял во главе своей армии, стремясь к опасности и невзгодам. Если бы этот прекрасный златовласый юноша был просто солдатом, он бы желал лишь сражений. А если бы он был просто правителем, он бы желал лишь победы. Райнхард же ценил и сражения, и победы, причём больше всего на свете.

«Не в этом ли, – подумал Ян, – одна из причин, почему ему удалось стать верховным правителем вреди всех правителей?»

Ян был уверен, что Райнхард покажется, хотя заранее утверждать что-то и было невозможно. Он мог ненадолго загнать Райнхарда в нужную позицию и, если повезёт, встретиться лицом к лицу с этим блестящим военным гением. Но для этого ему ещё надо будет одного за другим победить нескольких ветеранов-полководцев Райнхарда. Он не сомневался, что на тактическом уровне впереди его ожидают необычайные трудности. Адмирал Ройенталь с разноцветными глазами и «Ураганный Волк» Миттермайер – уже одних только этих двоих хватало, чтобы он почувствовал себя утомлённым.

«Нужно любой ценой избегать столкновения с кем-то из этих двоих. Не стоит ставить под угрозу весь план, тратя слишком много энергии на них».

Химические элементы мазохизма и нарциссизма существовали ниже ватерлинии его духа, так что его не отравило представление о том, что «борьба с сильными противниками делает вас сильнее», путающее войну со спортом. Если уж он должен сражаться, нужно делать это наиболее эффективным способом – то есть, с минимальными усилиями. А если бы ему пришлось столкнуться с Миттермайером или Ройенталем, победа потребовала бы слишком больших затрат времени и энергии.

 

Холодный свет отбрасывал слабую тень к ногам Яна. Когда он вышел из комнаты, угрюмо глядя на движения этой тени, в его голове пробудился голос серьёзного сомнения. Если оставить в стороне ограниченность и ложный патриотизм, ненавидеть кого-то лишь за то, что он сражается под другим флагом, было столь же глупо, как верить в свой собственный. Но оправдывало ли это позицию Яна? Могли ли люди бросать себя и других в жерло войны, если не были безумны? А ещё у Яна было другое сомнение, даже более серьёзное…

Внезапно перед ними возникла фигура. Ян так глубоко задумался, что заметил, что что-то не так, лишь когда Шёнкопф выхватил бластер и бросился вперёд, заслоняя его. Стоящий перед ними человек металлическим голосом заявил, что является репортёром на задании. Его просьбы явно была чётко отрепетирована:

– Адмирал Ян, прошу вас, пообещайте всем гражданам Союза, прямо здесь и сейчас, что вы спасёте наше государство и наш народ от окровавленных рук этих дьявольских захватчиков, что справедливость восторжествует над злом, когда настанет конец света, что вы ответите победой на надежды наших граждан. Пожалуйста, пообещайте нам. Или вы не можете?

Хотя дверь к эмоциям Яна была защищена замком самообладания, в тот момент он был готов сорваться. Он повернулся к незваному гостю и был на грани того, чтобы высказать ему свои мысли, когда на помощь ему пришёл более спокойный голос.

– Его превосходительство гранд-адмирал устал, к тому же, мы не вправе обсуждать что-либо, хотя бы отдалённо связанное с секретной военной информацией. Если вы хотите, чтобы мы победили, я прошу вас понять это и оставить нас в покое.

Что-то в карих глазах Фредерики заставило мужчину отступить. Шёнкопф оттолкнул его в сторону, и они прошли мимо. Таким образом Ян сохранил свою репутацию невозмутимого человека. Но если бы не сообразительность Фредерики…

 

 

II

 

Никто не стал возражать, когда Юлиана Минца повысили до младшего лейтенанта. Защищая своего начальника, посла Союза на Феззане Хенслоу, ему удалось сбежать с оккупированной территории и силой захватить вражеский эсминец. Каждое из этих достижений достойно было повышения, и никого бы не удивило, если бы юноша стал лейтенантом, но в качестве очевидной формальности это было заменено медалью «Борец за Свободу».

Как бы то ни было, появление героя, слишком молодого для своих достижений, стало благодатной темой для журналистов определённого толка. В одной электронной газете даже написали: «Гранд-адмирал Ян Вэнли с первого взгляда разглядел гений младшего лейтенанта и взял его к себе как приёмного сына», но это, конечно, было большим преувеличением. А сам молодой герой был не очень общителен с теми, кто его восхвалял.

– Думаю, что использованная мною тактика может оказаться весьма эффективна в бою с захватчиками. Поэтому, прошу вас, поймите, раскрытие каких-либо подробностей перед решающим сражением окажется на руку лишь нашим врагам.

Позаимствовав страницу из рассуждений Фредерики Гринхилл, Юлиан постарался укрепить прорванную дамбу одностороннего безответственного освещения новостей. Освободившись от внимания прессы, он надеялся, что сможет наконец воссоединиться с теми, кого оставил на Изерлоне, но всё, что ему было о них известно – это тот факт, что адмирал Кассельн участвовал в гонке на трёх ногах, пытаясь распределить всех беженцев.

Юлиан двигался по кольцевой дороге, подумывая, что ему, возможно, придётся вернуться в их дом на улице Сильвербридж, если он хочет встретиться с Яном, когда его окликнул женский голос. Его сердце забилось чаще, когда он повернулся и увидел золотисто-каштановые волосы Фредерики Гринхилл. Несколько человек были явно недовольны тем, что она перекрыла скоростную линию, но девушка не обращала на них внимания.

– С возвращением, Юлиан. Похоже, ты вырос в настоящего героя.

– Спасибо. Но, хотя адмирал наверняка обрадуется моему возвращению, я сомневаюсь, что он будет в восторге от того, что меня возвели на столь высокий пьедестал.

– По-твоему, он может позавидовать?

В отличие от красивых губ Фредерики, в её карих глазах не было улыбки. Посмотрев на неё, Юлиан почувствовал, как у него сбилось дыхание, так что ответил он с некоторым запозданием:

– В-вовсе нет! Такая мысль мне и в голову не приходила.

– Это хорошо. Иначе мне пришлось бы дать тебе подзатыльник. Вот так, – она изобразила удар. – В детстве я была скора на расправу, знаешь ли.

Этими словами девушке удалось в очередной раз удивить молодого героя Союза. Она улыбнулась, глядя на его лицо, выражающее недоверие.

– Мне пришлось начать вести себя более женственно, когда я пошла в армию. Это было нелегко.

– По вам и не скажешь…

– Вот как? Спасибо.

Затем, откинув назад свои золотисто-каштановые волосы, Фредерика сказала ему, что Яна поселили в гостинице «Козерог» неподалёку от здания Комитета обороны.

Итак, 13-го февраля Юлиан Минц смог наконец воссоединиться со своим опекуном в унылой гостинице, предназначенной для военнослужащих. Когда Юлиан открыл дверь, его приветствовал знакомый до боли голос Яна:

– Здравствуй, Юлиан. Ты как раз вовремя. Взгляни, самая подходящая еда для меня.

Ян обвёл рукой стол, на котором без без разбора и без оглядки на эстетику стояли тарелки с колбасой, жареной рыбой, яйцами, картофельным пюре и фрикадельками. Словно и не было этих месяцев разлуки, Юлиан привычно вернулся к своей суровой критике:

– Да вы, наверное, единственный гранд-адмирал в истории, кто питается такой грубой пищей.

– Это верно. И теперь, когда я гранд-адмирал, и пенсия у меня будет повыше, мы можем пойти и отпраздновать наше воссоединие, пообедав снаружи.

– С удовольствием. А вы, как я вижу, по-прежнему думаете о своей пенсии.

– Естественно. В этом я последователен. И сражаюсь с Империей, ведь, если Союз перестанет существовать, её некому будет выплачивать.

– В любом случае, я поздравляю вас с заслуженным повышением.

– Твоё повышение до младшего лейтенанта куда более впечатляюще, – ответил Ян, поднимая небрежно брошенное на диван пальто. Потом он повернулся, посмотрел на юношу с теплотой во взгляде и добавил: – Я рад, что ты вернулся целым и невредимым. Ты действительно проделал отличную работу и даже подрос на несколько сантиметров, чтобы подчеркнуть это. Ты уже совсем взрослый.

– Нет, я ещё лишь подросток, – убеждённо произнёс Юлиан. – Мне ещё очень многому нужно у вас научиться.

– Не думаю, что я могу ещё чему-то тебя научить, – Ян накинул пальто и направился к выходу. Юлиан последовал за ним по тускло освещённому коридору. – Лучше ты меня научи: что за магию ты использовал, чтобы захватить имперский эсминец? Пусть это и секретная информация, но мне-то ты можешь рассказать?

Довольный тон Яна говорил о том, что он видел передачу по головидению. Поскольку он тоже ненавидел наглых журналистов, ему очень понравилось то, как Юлиан от них отделался. Но юноша всё равно покраснел.

Они добрались до ресторана «Мартовский заяц», в котором не раз бывали прежде, и вошли внутрь. Помещение было заполнено. Старый официант усмехнулся, когда Ян поздравил ресторан с непрекращающимся успехом.

– Благодарю вас. Даже в такие нестабильные времена общество не может существовать без ресторанов и отелей, а умелые повара всегда будут востребованы. Может, с моей стороны неосмотрительно говорить так, но меня мало заботит результат войны.

– С вами не поспоришь, – сказал Юлиан.

Ян, никогда не стремившийся стать военным, с энтузиазмом кивнул и заказал себе в качестве основного блюда ростбиф. Может, он и хотел бы чего-то пооригинальнее, но проблемы с межзвёздными перелётами отразились на поставках пищи, лишив возможности готовить разнообразные блюда.

– А теперь, младший лейтенант Минц, я хотел бы услышать рассказ о ваших подвигах, пока мы обедаем.

– Пожалуйста, не смейтесь надо мной. Я просто применил на практике тот же самый метод, который вы использовали при захвате Изерлона.

– Хмм, «применил на практике», значит? Надо было оформить на этот метод авторские права. Пенсия плюс отчисления за использование…

Подумав, что это может быть не такой уж и шуткой, Юлиан начал свой рассказ…

 

Во время планирования побега с Феззана, Юлиана больше всего огорчало беспорядочное поведение имперского флота. Он понятия не имел, когда же они решат показать истинную природу своего военного правления, перекрыв всё передвижение гражданских судов.

Маринеску уверял, что в всё хорошо. В тот момент Империи ещё только предстояло взять под контроль все гражданские маршруты. Тому было две причины. Во-первых, с политической точки зрения, им не удалось завоевать симпатий населения оккупированного Феззана. Поэтому было принято решение отложить прямое управление и выдвинуть бывшего помощника правителя Николаса Болтека на пост генерал-губернатора, символизирующего фиктивную демократию. Таким образом удалось предотвратить восстание среди торговцев.

– Понятно. А другая причина? – спросил Юлиан.

Маринеску подмигнул.

– Потому что это физически невозможно.

Сколь бы велики ни были войска имперцев, они меркли по сравнению с количеством населения и масштабами экономической деятельности Феззана. Невозможно было контролировать всё это, а если попытаться и сделать это неаккуратно, то денежное и товарное обращение прервалось бы, что опять же привело бы к восстанию.

В такой вот обстановке Юлиан с товарищами и совершили свой побег, хотя, покидая планету, юноша был готов к худшему. Поскольку он занимался опасными делами в опасное время, у него не было причин для уверенности в благополучном исходе. Они действовали в надежде лишь на сочетание находчивости Маринеску, пилота Уилока, прапорщика Машенго и его самого, а также капельку удачи на всякий случай. А может, удача сыграла большую роль, чем все их планы, вместе взятые.

В самом деле, даже такой дотошный и внимательный к мелочам человек, как Маринеску, упустил из виду одну вещь: наличие предателя в их рядах. Исполняющий обязанности генерал-губернатора Николас Болтек счёл необходимым первым делом продемонстрировать лояльность Империи, посылая своих подчинённых на имперских кораблях для контроля над торговыми маршрутами. Он решил, что определение местонахождения Адриана Рубинского, который вполне мог попытаться покинуть Феззан, послужило бы на пользу Империи и укрепило заодно его собственное положение, так что был полон энтузиазма. Так уж сложилось исторически, что представители оккупированных государств всегда оказывались более способными, чем солдаты захватившего их государства, в скромной работе по обнаружению и разоблачению гражданских лиц. Прежде, чем Юлиану и остальным удалось сбежать, люди Болтека обнаружили более двухсот незарегистрированных пассажиров на тридцати кораблях и всех их задержали. Среди них, как впоследствии узнал Юлиан из базы данных на борту имперского эсминца, был и военный атташе Союза капитан Виола.

– Похоже, кое-что я недооценил.

Когда Маринеску произнёс это, изучая секретную информацию с других кораблей, прошла уже неделя с тех пор, как они покинули планету. Пути назад не было. Они продолжали избегать наблюдательной сети имперцев, не зная, что делать дальше. Учитывая помогающих врагу феззанцев, надежды на поддельные паспорта было мало. Но прежде, чем им удалось составить новый план, дежурный объявил о приближении имперского эсминца.

Маринеску уныло посмотрел на Юлиана:

– Хотел бы я оказаться более надёжным помощником. Прости, но, видимо, на этом всё и закончится.

– Не спешите. У нас ещё есть шанс выкрутиться.

Когда Ян захватил Изерлон, не пролив ни капли крови своих товарищей, Юлиану было всего четырнадцать, и он даже не стал ещё военным, но два урока из этого выдающегося успеха опекуна юноша усвоил: во-первых, когда врага нельзя одолеть снаружи, это можно попробовать сделать изнутри. Во-вторых, взяв в заложники самого ценного члена экипажа, можно диктовать противнику свои условия. Ход мыслей Юлиана набирал обороты. Через пять минут у него был готов план, а ещё через три он объяснил его своим попутчикам.

– Что ж, давайте сделаем всё возможное, – сказал он в конце, сознательно принимая присущий Яну хладнокровный вид.

Не было никаких гарантий, что его план сработает, но это была их единственная надежда, и потому план был принят.

Когда имперский эсминец «Гамельн IV» приказал подозрительному гражданскому судну лечь в дрейф, его капитану сообщили, что безбилетные пассажиры на борту пытались захватить корабль и что причиной смены курса была именно встреча с «Гамельном». Администратор «Берёзки», Маринеску, умолял имперцев как можно скорее избавить их от этих опасных элементов – офицеров и унтер-офицеров Союза. Капитан эсминца подтвердил информацию, появившуюся на его экране связи, и во время стыковки приказал перевести «опасных элементов» на борт своего корабля.

– Кто из вас – офицеры Союза, планировавшие захватить корабль?

Когда Юлиана вытолкнули вперёд, его льняные волосы были растрёпаны, лицо грязным, а одежда порванной, будто в драке.

– Что ж, это довольно необычно, – приподнял капитан брови в притворном удивлении. – Ты ещё совсем ребёнок. Похоже, Союз достиг дна своей кадровой бочки.

Капитан издал презрительный смешок, но он почти сразу прервался: запястья юноши, казалось бы, надёжно скованные электромагнитными наручниками, взлетели вверх, к подбородку противника. Несколько мгновений спустя тело капитана упало на пол, а сверху на него навалился Юлиан. Трое телохранителей, бросившихся было на помощь, оказались отброшены к стене могучими руками Машенго. Четвёртому удалось увернуться от стремительной атаки прапорщика и выхватить пистолет, но в этот момент выстрел сбоку пронзил его правую икру. Он вскрикнул и повалился на пол, корчась от боли. Выстрел был произведён из пистолета, из которого Уилок перед этим целился в «пленённого» Юлиана.

Таким образом, эсминец «Гамельн IV» оказался захвачен бандой преступников.

Но победители ещё не были готовы праздновать. Им по-прежнему предстояло иметь дело с другими имперскими патрулями и принимать соответствующие меры. Юлиан и остальные перебрались на эсминец, оставив осиротевшую «Берёзку». Маринеску было грустно, но таково было неизбежное следствие их успеха: «Берёзку» пришлось принести в жертву.

Они запустили корабль на автопилоте и, подав три предупреждающих сигнала, Юлиан про себя извинился и разнёс «Берёзку» на атомы. Засняв это, чтобы при случае можно было продемонстрировать убедительные доказательства имперскому флоту, начавшему уже вторжение на территорию Союза, Юлиан собрал членов экипажа эсминца и отправил их прочь на спасательном шаттле, куда посадил также и сотрудника с Феззана. Этот человек в самом начале подтвердил личности Маринеску и Уилока, так что те хотели было убить предателя, ставшего шавкой Империи, но Юлиан не решился лишить жизни безоружного человека. Он обеспечил их провиантом и установил временную блокировку связи. Которая должна была отключиться через сорок восемь стандартных часов. В противном случае, выселенный экипаж, возможно, так никогда бы и не смог связаться со своими и сгинул бы в пучинах космоса. После дотошного исполнения всех этих действий, единственной целью Юлиана стало возвращение домой.

Ещё далеко не всё было закончено. Маринеску постоянно подчёркивал, что эсминец принадлежит экипажу «Берёзки» и готовился к судебной тяжбе с Союзом…

 

III

 

Пока Юлиан рассказывал об этих событиях, трапеза перешла к десерту из клюквенного пирога с чёрным чаем.

– Нужно как-то возместить Маринеску всё это, – Ян был достаточно великодушен, чтобы решить, что он должен выбить для феззанского торговца эту компенсацию.

Теперь настал черёд Юлиана задавать вопросы.

– Итак, вы отдали Изерлон имперцам? Уверен, у вас есть какой-то план, но можете рассказать мне, в чём он состоит?

– Да ничего особенного, я просто оставил там небольшую ловушку…

Ян не стал скромничать и рассказал о взрывчатке, которая должна была отвлечь внимание, и о настоящей ловушке.

– Это коварно даже для вас, – повёл плечами Юлиан. – Если план сработает, имперцы будут рвать и метать. Вы очень жестокий человек.

– Ну и ладно. Приму это за комплимент.

Выражение лица Яна слегка изменилось.

– Об этом плане знают только Шёнкопф, капитан Гринхилл, а теперь ещё ты. Может, это никогда не пригодится, но на всякий случай запомни, – Ян заметил, что такое доверие порадовало юношу. – А что ещё интересного случилось по пути?

– Думаю, стоит упомянуть ещё двух примечательных людей, – ответил Юлиан, вспомнив кое-что важное. – Одного я узнал прямо, другого косвенно. Кстати, второй сейчас находится на Хайнессене и, кажется, это ваш старый знакомый.

– Вот как? Она хорошенькая? – с деланной серьёзностью уточнил Ян.

– Это не «она», а «он», Борис Конев. Вы его знаете?

– Борис Конев?.. – он застыл, держа в воздухе десертный нож и копаясь в шахте своей памяти, но, просеивая руду из неё, никак не мог найти этого имени. Лишь когда Юлиан добавил, что это его друг детства, Ян наконец обнаружил его в глубоком тоннеле. – А, этот Борис. Теперь вспомнил.

– Я слышал, что старческий маразм начинается с того, что человек начинает забывать имена знакомых.

– Старческий маразм? Да мне всего тридцать один! – возмутился Ян, беззастенчиво скидывая себе один год, и воткнул вилку в свой кусок пирога. – Просто ты назвал его полным именем, Борис Конев, и потому я не понял, о ком ты говоришь. Вот если бы ты сказал «проказник Борис», я бы сразу его вспомнил.

– Он был таким плохим парнем?

– Ещё каким. Он всех заставлял плакать. Его родителей, друзей и всех прочих, кому не посчастливилось с ним встретиться. Настоящий хулиган, вечно мне мешался.

– Пра-авда? – саркастически протянул Юлиан. – А вот Маринеску говорил, что все его многочисленные проказы удавались Борису благодаря тому, что у него был отличный напарник.

– Ладно, в общем, если он на Хайнессене, то на днях я постараюсь с ним встретиться. А кто второй упомянутый тобой человек?

Попытки Яна скрыть своё соучастие были не слишком убедительны, но Юлиан не стал развивать тему.

– Вторым был человек по фамилии Дегсби, епископ Церкви Земли. Правда, он утверждал, что больше не священник, что он стал отступником, но всё же…

– Для такого самоуничижения наверняка были причины.

Юлиан пересказал опекуну то, что рассказывал ему Дегсби. Так Ян узнал о конфликте между Адрианом Рубинским и его сыном и помощником Рупертом Кессельрингом.

«Понятно… – подумал Ян. – Так вот какую закулисную игру они вели друг с другом…»

Тем не менее, попытка сына убить собственного отца, и то, что в итоге всё обернулось наоборот, напоминало какую-то средневековую трагедию. Также было совершенно непонятно, откуда этому культисту могла быть известна подобная информация о высших слоях Феззана. Связь Церкви Земли с руководством Союза была глубока, но, возможно, её связь с Феззаном была ещё глубже? Неужели Церковь Земли успела так далеко раскинуть свои корни?

– …Да, похоже на то. Перед смертью Дегсби сказал мне кое-что. Он сказал, что за всем, что происходит в Галактике, стоит Земля и её церковь, и если я хочу узнать причины прошлых и настоящих событий, то нужно искать их на Земле.

Дегсби испустил свой последний вздох вскоре после того, как его перевезли с «Берёзки» на «Гамельн IV». Всё это было похоже на затяжное самоубийство. Цвет его кожи и повреждения внутренних органов явно свидетельствовали о злоупотреблении алкоголем и наркотиками. Возможно, его мучила боль, но Юлиану показалось, что он намеренно подвергся этому насилию в наказание за своё отступничество. Когда епископу устраивали похороны в космосе, Юлиан не мог не посочувствовать ему.

– Всё связано с Землёй… – пробормотал Ян, вертя в руках чашку и наблюдая за грозовыми тучами, поднимающимися из-за горизонта его души.

– Ещё он сказал: «Человечество никогда не должно забывать о своём долге перед Землёй».

Похоже, именно это Дегсби хотел сказать больше всего. По-прежнему рассматривая и анализируя облака своих подозрений, Ян кивнул в ответ на слова Юлиана.

– Заявление неоспоримое. Однако правильное понимание не всегда ведёт к правильным действиям. Послушай, Юлиан, наша цивилизация зародилась около семи тысяч лет назад в одном уголке маленькой планетки под названием Земля.

– Где-то на Востоке, да?

– Верно. Некоторые теории утверждают, что ещё до того существовала неизвестная развитая цивилизация, но, как бы то ни было, непрерывность истории говорит нам, что тот древний мир был чревом нашей нынешней космической цивилизации… – пока несостоявшийся историк говорил, стратег напряжённо размышлял. Сказанное епископом нельзя было просто сбрасывать со счетов, словно бессвязный бред. – Но даже на поверхности этой единственной планеты под названием Земля политический, экономический и культурный центр постоянно смещался. А после того, как человечество вышло в космос, этот центр неизбежно покинул планету.

Ян предположил, что последователи Церкви Земли могли быть вовлечены в нерелигиозную деятельность с целью восстановления суверенитета человечества на его законном престоле – Земле. Именно это, в самых высоких терминах, и пытался передать покойный. Увидев что-то в Юлиане, он хотел, чтобы юноша это узнал.

– Знаешь, мы не так уж далеко ушли в умственном развитии от тех, кто построил первые города на берегах Тигра и Евфрата. Но, вне зависимости от того, правильно это или неправильно, наши знания слишком расширились и конечности слишком выросли, чтобы мы могли вернуться в колыбель. И пытаться вернуть Земле господство с помощью какого-то заговора – это в любом случае злодеяние. Но предпринять по этому поводу мы ничего сейчас не можем.

– То есть, мы просто предоставим культистов самим себе? – спросил Юлиан.

– Нет, так далеко мы заходить не будем, – Ян сделал мысленную пометку. – Я попрошу Багдаша собрать информацию. В конце концов, это его специальность.

Таким образом, его разведывательный штаб, два года бездельничавший на Изерлоне, впервые за долгое время получит важную задачу.

– Для начала я попрошу его связаться с оставшимися здесь, на Хайнессене, официальными представителями Феззана. С его-то сообразительностью он должен суметь ухватить за хвост эту ядовитую змею.

– Майор Багдаш…

Слова Юлиана были не вопросом и не утверждением, а скромным возражением. Багдаш был членом штаба Яна, но у сомнений юноши был весомый повод. Два года назад, когда милитаристская группировка, известная как Военный Конгресс по Спасению Республики, совершила государственный переворот с целью установления военной диктатуры, именно Багдаш проник во флот Яна, чтобы убить его. Но его намерения легко разоблачили, и тогда Багдаш предал своих товарищей, чтобы присягнуть Яну.

– Больше это некому доверить.

Юлиан уступил. Сменив тему, он спросил у Яна, как тот собирается одолеть Райнхарда фон Лоэнграмма. Ян раскрыл сердце приёмному сыну так, как никогда не делал в разговорах с председателем Айлендсом.

– Даже если мне это удастся, я не могу не задаваться вопросом, какое влияние это окажет на историю человечества. Я хочу сказать, что победа над Лоэнграммом и распад Империи, безусловно, пойдут на пользу Союзу Свободных Планет, но что это будет значить для остального человечества?

Юлиан считал, что избавление от диктатора должно пойти на пользу всему человечеству, но Ян был настроен не столь оптимистично. Он взъерошил свои непослушные чёрные волосы и стал раздумывать вслух:

– Очевидно, что для всех жителей Империи это станет серьёзным ударом. Они станут требовать от нового правителя продолжения реформ, что наверняка приведёт к смене правительства. А если… нет, когда… всё пойдёт плохо, можно быть уверенным, что начнётся гражданская война. Люди снова станут убивать друг друга. Это ужасная ситуация. Так должны ли мы сделать это лишь для того, чтобы принести Союзу краткое время мира?

– Но почему мы должны беспокоиться о таких вещах? Мне кажется, что проблемы Империи должны решать имперцы.

Услышанное разочаровало Яна.

– Юлиан, никогда не думай, что только потому, что ты сражаешься против другого государства, тебе не стоит беспокоиться о том, что случится с его жителями.

– Простите…

– Нет, не извиняйся. Просто, глядя на вещи через призму национальной принадлежности, ты многое упускаешь из виду. Понятие государства придумано лишь для удобства, но люди везде живут одни и те же. Поэтому я бы хотел, чтобы ты, насколько это возможно, перестал делить их на своих и чужих.

– Хорошо, я попробую.

– Нам предстоят тяжёлые времена, но не зря же говорят, что ночь темнее всего перед рассветом.

– Это легендарные слова нашего отца-основателя Але Хайнессена, да? Он подбадривал ими своих товарищей, когда они сбежали из системы Альтаир на корабле из природного сухого льда, чтобы отправиться в долгий переход за десять тысяч световых лет.

– Так говорят, но кто знает, что было на самом деле? Подобные слова мог сказать любой революционер или политический лидер. Но если эти слова будут сказаны знаменитым Але Хайнессеном, люди станут ценить их больше, чем если бы их произнёс кто-то безвестный. Хотя я сомневаюсь, что сам Але Хайнессен хотел, чтобы его идолизировали, а тем более обожествляли.

Ян покачал головой. При всей его ненависти к идеям, оправдывающим национальное превосходство, основателя Хайнессена он уважал. И он был готов пойти на компромисс с самим собой, чтобы защитить демократию, в которую верил, но мысли о том, как результаты его победы могут повлиять на жителей Империи, делали тяжёлыми крылья его души.

 

IV

 

В конце февраля 799-го года КЭ (490-го по имперскому календарю) флот Яна Вэнли начал свои манёвры. Позже они стали не только широко известны благодаря тактическому успеху и вошли в учебники как превосходный пример «изысканного искусства военных действий», но и открыли новую эпоху в стратегическом мышлении. Кроме того, то, что эти действия имели своей конечной целью нечто иное, будучи беспрецедентного масштаба диверсионной операцией, продолжало будоражить сознание каждого исследователя военной истории на протяжении последующих поколений.

Как военный демократического государства, не стремящийся к власти, Ян Вэнли постоянно сталкивался со множеством ограничений и до сих пор ему не удавалось показать всего, на что он способен, в отличие от Райнхарда фон Лоэнграмма. Но наконец он смог встретиться с Империей лицом к лицу.

Что же касается Райнхарда, то первый акт его действий был совершенно не впечатляющим. Причины этого также могут представлять большой интерес для историков, но можно сказать, что даже несравненный гений был склонен допускать ошибки в суждениях.

Пока шло строительство военной базы на планете Урваши, Райнхард собрал всех своих высших офицеров, чтобы разработать стратегию. Адмирал флота Оскар фон Ройенталь и адмирал Ренненкамф прибыли вместе со своими флотами, доведя общее число солдат до двадцати миллионов. Только адмирал Корнелиус Лютц остался в крепости Изерлон, чтобы установить суверенитет над Изерлонским коридором. Они собрались на тактическое совещание, которое проводилось на флагманском корабле «Брунгильда», висящем на орбите спутника Урваши. Миттермайер и Ройенталь пожали друг другу руки, радуясь воссоединению.

Первая цель – сделать бессильной крепость Изерлон, обойдя её через Феззанский коридор, уже была достигнута, и имперский флот получил немало преимуществ от её возвращения. Но причин для гордости было немного, ведь сильнейший флот Яна Вэнли продолжал свободно перемещаться.

Текущая ситуация предоставляла два варианта. Первый состоял в том, чтобы собрать все силы и нанести прямой удар по вражеской столичной планете. Второй – в подавлении и захвате других систем, оставляя столицу независимой до поры до времени, тем самым обезопасив будущие маршруты снабжения из Империи. Молодой главнокомандующий должен был выбрать какой-то путь из этих двух.

На последних совещаниях Райнхард держал свои мысли при себе, и этот раз не стал исключением. Он словно находился где-то ещё и вполуха слушал обсуждения адмиралов.

– Бесполезно топтаться здесь в нерешительности. Нужно напасть на вражескую столицу и одним махом закончить войну. Разве не для того мы проделали такой путь?

Конечно, были и противоположные мнения.

– Теперь, когда мы достигли этой точки, не стоит принимать опрометчивых решений. Захват столицы не гарантирует падения Союза. Велики шансы мятежей в других секторах. Нет, лучше захватывать окружающие системы, загоняя их в угол физически и психологически, пока они сами не решат сдаться.

Эти аргументы не слишком вдохновили Райнхарда, и, так и не приняв окончательного решения, он прервал совещание. Голова молодого диктатора была тяжёлой, а аппетит отсутствовал.

На следующее утро Райнхард не смог встать с постели. Его температура поднялась выше тридцати восьми градусов. Прибежавший врач сильно нервничал, но вскоре его тревоги развеялись, когда он диагностировал у высокопоставленного пациента не более чем лихорадку от переутомления. Капитан Кисслинг, начальник личной охраны Райнхарда, который и вызвал врача, испытал такое же облегчение.

Когда Райнхард, чья златовласая голова лежала на подушке, подумал о случившемся, он понял, что мчится куда-то без передышек уже больше десяти лет. Хотя он смотрел на это без какой-либо жалости к себе. По сути, он, стараясь сосредоточить в своих руках политическую и военную силу и стремясь к высотам власти, ни на мгновение не ослаблял своей хватки. В этом смысле Райнхард был куда более усерден и стоек по сравнению со своим оппонентом Яном Вэнли и вёл все свои дела так, что политические и военные решения всегда требовали его участия и находилось в зоне его контроля.

Вероятно, отдыхать иногда было бы правильнее. Утомлённое тело означало утомлённый разум. Несмотря на то, что даже в таком состоянии он заставлял себя думать и принимать решения, невозможно было оставаться на такой же высоте, как когда он был здоров. Хоть Райнхард и был нетерпелив, но в какой-то момент ему пришлось уступить.

– Вам следует отдохнуть сегодня, а по возможности и завтра. Отдых – самое простое, но самое эффективное лекарство.

Райнхард послушно последовал совету врача, погрузившись в сон. Проснувшись около полудня, он нажал на клавишу интеркома рядом с кроватью, чтобы попросить принести воды.

Прошло семь лет с тех пор, как Райнхард в последний раз лежал в постели с лихорадкой. Хотя в детстве он болел часто, и всякий раз его сестра Аннерозе лечила его. На самом деле, даже не чувствуя себя особо больным, он как-то раз остался в постели, чтобы почувствовать фарфоровое прикосновение её руки к своему лбу.

– Это всего лишь небольшая температура. Лежи, если хочешь. Но тебе самому скоро станет скучно, и ты вскочишь с кровати, Райнхард…

Его сестра как всегда оказалась права. Вскоре ему надоедало ощущение чистых простыней, и после того, как Аннерозе накормила его овощным супом, его молодые мышцы стали ныть от сдерживаемой активности, и он начал раздумывать, как оправдать своё желание встать с постели.

Пришёл студент академии с подносом, на котором стоял кувшин с кристально чистой водой. Под пытливым взгляд Райнхарда, Эмиль фон Зелле благоговейно сжал стакан и низко поклонился.

– Фройляйн Мариендорф приказала мне присматривать за вашим превосходительством.

– Ты знаком с медициной?

Райнхард хотел просто поддразнить его, но юноша ответил очень серьёзно:

– Мой отец был врачом. После окончания академии я планировал поступить в военно-медицинский институт.

Райнхард обратил внимание, что юноша использовал прошедшее время.

– А чем сейчас занимается твой отец?

– Он погиб в бою три года назад. Он работал корабельным врачом на борту крейсера, но погиб вместе со своим кораблём в битве при Амритсаре… – тон юноши был нейтральным. – Но вы отомстили за него, ваше превосходительство. От себя и от своей матери я бы хотел поблагодарить вас за уничтожение флота мятежников в той битве.

Райнхард почти залпом выпил стакан холодной воды и мягко произнёс:

– Обязательно получи медицинскую лицензию как можно скорее, и тогда я сделаю тебя своим личным врачом.

Глаза юноши взволнованно заблестели после этих слов. Эмиль покраснел и поклялся сделать всё возможное ради этого элегантного молодого диктатора, который был объектом его восхищения.

Вошёл врач вместе с капитаном Кисслингом и, вновь высказав своё неоригинальное мнение о том, что температура вызвана усталостью, он дал Райнхарду жаропонижающее. При этом он старался продемонстрировать внимательно наблюдающему за ним Кисслингу свою преданность. Начни врач делать что-нибудь подозрительное, глава охраны мог, не раздумывая, убить его на месте.

Райнхард снова заснул, и к нему пришли сны. Сначала он увидел свою сестру Аннерозе в том виде, какой она была до того, как её забрал в себе император. В скромной, но безупречной одежде она пекла ему луковый пирог. Затем запах пирога исчез, и на звёздном фоне экрана ему улыбнулся его рыжеволосый друг Зигфрид Кирхайс. За этой ностальгией последовали пустые жалобы:

«Если бы только ты был жив, мне не пришлось бы столкнуться с такими проблемами. Ты мог бы возглавить экспедиционные войска, пока я занимаюсь внутренними делами в столице Империи…»

Произнеся эти слова, потакая своей слабости, Райнхард был изгнан из страны снов. Пока он просыпался, моргая и бессвязно бормоча, за тонкой занавеской задвигалась фигура. Он вспомнил, что там всё это время дежурил юноша по имени Эмиль. Молодой диктатор заверил его, что с ним всё в порядке, но, заметив, что его лоб и шея покрыты потом, попросил Эмиля обтереть его. Аккуратно исполнив свои обязанности, юноша нерешительно пожелал главнокомандующему победы в бою.

– Не беспокойся за меня, Эмиль. Когда способности обеих сторон одинаковы, результат может быть любым. А ко мне, помимо собственной удачи, перешла удача моего друга, отдавшего мне свою жизнь и своё будущее, – как будто что-то неосязаемое заставило его, Райнхард на мгновение закрыл глаза. – Я обладаю удачей двух человек, поэтому я никогда не проиграю Яну Вэнли. Не волнуйся.

Райнхард отвечал не только за себя, но и за двадцать миллионов своих солдат и офицеров, а также за двадцать пять миллиардов жителей Империи. Но почему-то в этот момент для него было самым важным дать чувство безопасности этому юноше. И сам златовласый диктатор не знал причины этого.

 

Глава 6: Битва за битвой

 

I

 

«ТИРАНИЯ РАССТОЯНИЯ». Это определение, как никакое другое, точно передавало суть того, насколько тяжело будет единолично управлять человечеством, чья численность выросла на треть, с помощью одной лишь военной силы. Человеком, который продвигал эту идею, был Мюнцер, председатель Верховного суда при императоре Максимиллиане Йозефе II. Максимиллиан Йозеф II принял идею Мюнцера, отказался от планов вторжения в Союз Свободных Планет и за два десятилетия мирного правления не начал ни одной завоевательной кампании.

Однако сама фраза «тирания расстояния» впервые была произнесена Нгуэном Ким Хью при избрании его первым правителем Союза Свободных Планет. От этой чести он, однако, решительно отказался, поскольку был уже стар и плохо видел. Нгуен был близким другом отца-основателя Але Хайнессена, погибшего во время «Путешествия за 10 000 световых лет». После создания государства, он решил не занимать официальных должностей, а сел вместо этого в кресло почётного президента Юбилейного фонда Хайнессена. Когда лидеры недавно сформированного правительства спросили у него, какую оборонную стратегию должно принять молодое государство, он ответил:

— Расстояние между Империей и нашим Союзом послужит нам наилучшим защитным барьером. Кто-то, кто будет обладать невероятными амбициями и гением, наверняка преодолеет этот барьер, но об этом нам не придётся беспокоиться ещё век или два.

Нгуен скончался в 538-м году КЭ, за 238 лет до рождения Райнхарда.

— Суть в следующем: в военном отношении от расстояния зависит транспортировка, снабжение, связь и командование. И чем больше расстояние, тем сложнее подготовка.

Эта аксиома была известна военным обоих государств, и, словно в её подтверждение, и Империя, и Союз не раз терпели болезненные и позорные поражения.

В 799-м году КЭ (490-м году по имперскому календарю) явился Райнхард фон Лоэнграмм, обладающий безграничными амбициями и гением, заставив всех покориться его собственной «тирании расстояния», и тем самым, похоже, преодолел защитный барьер, как и предсказывал Нгуен. Но когда от снабжения и связи с Империей зависел огромный двадцатимиллионный флот, он не мог довольствоваться одним выигранным сражением. И хотя сейчас на его стороне было подавляющее преимущество, в истории было множество примеров того, как экспедиционные силы, превосходящие противника, терпели поражение.

Эта тирания расстояния не могла не оказывать влияние и на самих людей. Зачинщики восстаний и бунтов обнаруживали, что изнурены войной и тоскуют по дому.

К завоевателям, которые клялись «дойти до края света», солдаты поворачивались спиной.

— Воюй, если так хочешь, — говорили они. — Только уж в одиночку. А мы лучше пойдём по домам и умрём в кругу наших близких.

В древности болезни, вызванные сменой местности, не проходили для человека незаметно, и никто не мог утверждать, что эта истина не будет работать и сегодня. Солдатам было непросто привыкнуть наблюдать на ночном небе созвездия, отличные от тех, что они видели дома. Для Райнхарда же путешествие на 15 000 световых лет от Одина было вспышкой в космическом пространстве. Пока Один будет оставаться оперативной базой, а он будет править в только что завоеванном Союзе, тирания расстояния будет преследовать его всюду, куда бы он не направился.

— Нужно как можно скорее сделать Феззан столицей новой Империи.

Райнхард пришёл к такому выводу недавно. Когда он завоюет Союз, его владения фактически увеличатся вдвое. Нынешняя столица Один находилась слишком далеко от новых владений, чтобы эффективно править, сохраняя при этом руки развязанными. Перенос столицы на Феззан превратил бы его в связующее звено между новыми и старыми территориями, необходимое для централизованного управления: здесь будут концентрироваться информация и материальные блага. Если построить базы вроде крепости Изерлон по обе стороны Феззанского коридора, он станет неприступным. Один изначально был вотчиной династии Голденбаумов, что, однако, не обязывало Райнхарда бездумно унаследовать его. Новой династии нужна новая столица. Столица, которая покончит с показной роскошью старой династии…

Пока же Райнхард был вынужден сосредоточиться на укреплении базы на планете Урваши, которой точно не суждено стать его будущей столицей.

 

Первый удар Ян Вэнли нанёс по группе транспортных кораблей, направляющихся к Урваши от Изерлона. Посылка транспортников должна была стать первым шагом на пути создания постоянный базы на Урваши. 240 сферических контейнеров, до краёв наполненных едой и топливом, гидропонные установки и технологическое оборудование для заводов по производству оружия, всеми видами сырья и жидкого водорода, — всего этого хватило бы для обеспечения 20-ти миллионов человек на целый год — шли под охраной 800 крейсеров и кораблей сопровождения.

Сферические контейнеры изготавливались следующим образом: никелевый метеорит бурили, заполняли полость льдом, запечатывали с обоих концов и затем нагревали с помощью солнечных отражателей. В момент, когда тепло достигало центра, вся толща льда мгновенно испарялась, так что при взрывном расширении газа в итоге получалась огромная круглая полость внутри относительно тонкой никелевой оболочки. Затем подготовленные сферические контейнеры наполняли грузом и оснащали двигательными установками. А поскольку контейнеры не оснащались никакими средствами самообороны, разумеется, им требовался конвой.

Ответственным за проведение операции был молодой контр-адмирал по фамилии Зомбарт, лично изъявивший желание взять на себя командование.

Молодой офицер думал лишь о боевых действиях и был склонен недооценивать важность снабжения. Несмотря на свою молодость, он был старше своего командующего, но когда Райнхард, полагавший, что силы Союза ещё не уничтожены окончательно, посоветовал ему постоянно быть начеку, поддерживать связь с основными силами флота и при возникновении опасности немедленно запрашивать подкрепление, Зомбарт, гордо выпятив грудь, ответил:

— Если мне суждено потерпеть неудачу, я готов отдать свою никчёмную жизнь в руки вашего превосходительства, ради честного имени всего нашего флота. Вы можете рассчитывать на меня. 

Его хвастовство вызвало у прошедших не одно сражение Миттермайера и Ройенталя ещё более хмурые взгляды, чем у самого Райнхарда. Миттермайер предложил свою кандидатуру, но Райнхард покачал своей золотой головой. Как бы ни были важны линии снабжения, отправлять на такое задание адмиралов калибра Ройенталя и Миттермайера казалось верхом глупости.

— Вы так высоко о себе отзываетесь. Что ж, пусть о вас говорят ваши поступки, — сказал Райнхард и отослал Зомбарта.

Вопреки ожиданиям Райнхарда, контр-адмирал ушёл в приподнятом настроении и переполненный уверенностью. Не то чтобы Зомбарт был лишён таланта, но он был не из тех, кто способен показать свои сильные стороны в сложных условиях. Кроме того, из-за своей неадекватной самооценки, он вызвался на миссию, которая была ему не по плечу. В любом случае, как противник, он и в подмётки не годился флоту Яна, с его отточенными навыками и железными нервами.

 

Когда имперский флот вице-адмирала Турнейзена по приказу командующего ринулся навстречу транспортным кораблям, Райнхард почувствовал неладное: связь начала прерываться. Контейнеры были уничтожены, как и драгоценный груз, а от транспортного флота осталось 30 кораблей, блуждавших по полю битвы, словно собаки, лишившиеся хозяев. Тогда как нападавших и след простыл.

Контр-адмиралу Зомбарту не удалось избежать смерти — лишь отсрочить её на пару дней: он вернулся с позором к неумолимому Райнхарду.

— Враг нанёс удар по нашим линиям снабжения, что вполне логично. Хотя я обратил на это особое внимание, из-за вашего высокомерия и халатности был уничтожен ценнейший груз. Этому нет оправдания. О вас говорят ваши поступки.    

Контр-адмиралу Зомбарту было приказано принять яд. Адмиралы не выступили в его защиту. Законы военного времени уравнивают всех. Жестоко, но ничего не поделаешь.

Райнхард созвал своих старших офицеров, чтобы вынести вердикт. Пусть этот случай хотя бы послужит назиданием для остальных.

— Отчасти вина лежит и на мне, поскольку я не разработал пока конкретного плана, но, если мы стремимся полностью покорить Союз, а не временно завоевать, нужно быть более осторожными. Думаю, пришло время раз и навсегда уничтожить главные силы противника.

Флот Яна ещё не вернулся на столичную планету Хайнессен, но покинул звёздную систему Баалат по направлению к другой базе снабжения и сбора, подготовленной заранее. Гений Райнхарда позволил ему понять суть стратегии Союза — постоянную смену точек сбора и баз снабжения после каждой битвы, — но даже так найти и уничтожить врага было непростой задачей. Первым делом необходимо было определить местонахождение Яна. И, когда он это сделает, будут мобилизованы все силы.

На выполнение этой задачи Райнхард отрядил адмирала Штайнметца, который немедленно приказал своему флоту взять курс от Урваши.

 

II

 

Уничтожение кораблей снабжения имперского флота было большим успехом для флота Яна. Но это был лишь первый шаг на пути к грандиозной, куда более страшной битве. Чтобы выманить Райнхарда фон Лоэнграмма и встретиться с ним лицом к лицу, Ян должен был продолжать сражаться. И побеждать. Это уже само по себе порождало новые проблемы: чем больше побед он одерживал, тем более грозные противники оказывались у него на пути. Всё это подозрительно напоминало начисление процентов по долгу, и у Яна начало складываться ощущение, что ситуация выходит из-под контроля. Такие мысли были написаны у Яна на лице, и Юлиан, видя это, улыбнулся:

— С каждым днем вы всё больше напоминаете Нытика Йозефа Топпарола.

Юлиан стоял рядом с Яном как ни в чём не бывало, словно так оно и должно быть, хотя на деле, несмотря на то, что его произвели в младшие лейтенанты, он так и не получил нового назначения, а значит, формально всё ещё оставался военным атташе на Феззане, а не подчинённым Яна. Сам Ян заметил это лишь когда приказал взять курс на Хайнессен. Юлиан, конечно же, всё понимал, но держал язык за зубами. Капитан Фредерика Гринхилл ловко решила проблему, заявив, что младший лейтенант Юлиан Минц должен передать адмиралу Яну информацию, собранную на Феззане, которая может быть определяющей для принятия стратегических решений, тем самым укрепив положение Юлиана на борту корабля. Юлиан был ей за это благодарен. Ян некоторое время ворчал, но возражений не высказал, в конце концов, оставив всё как есть.

1-го марта Штайнметц — намного раньше, чем планировал, — обнаружил флот Яна. Штайнметц не понимал этого, но Ян хотел, чтобы его обнаружили. И само место, где была сделана «находка», было непростым: ровно посередине между звёздными системами Рэйгар и Трипура, удалённое от всех известных навигационных путей. Об этом говорили данные, собранные на Феззане, а они были точными.

— Мы подтвердили существование чёрной дыры. Её гравитационный радиус равен примерно девяти километрам, но масса составляет 6*10^26 тонн, а радиус опасной зоны по нашим оценкам составляет не более 3200 световых секунд или 960 000 000 километров.

— Тогда, я полагаю, нам не стоит приближаться к ней ближе чем на миллиард километров?

— По словам навигатора, флот Яна подошёл к ней вплотную, насколько позволяет безопасное расстояние. Более того, его флот, похоже, занял выгнутое построение, так что чёрная дыра находится прямо позади него.

— Что они замышляют?

Когда Штайнметц задумчиво склонил голову набок, начальник штаба, вице-адмирал Нейзебах, рассеял сомнения командира:

— Опасная зона, оказавшаяся у них за спиной, ограничивает нас в выборе направления атаки. Мы никак не сможем обойти их. Думаю, в этом и состоит их план. 

Штайнметц кивнул. Мнение Нейзебаха звучало логично, а потому убедительно. Штайнметц приказал принять вогнутое построение. Предстоял бой лоб в лоб.

В 21:00 того же дня они подошли на расстояние выстрела. Флот Яна первым выпустил по врагу сноп лучей света. Имперские корабли дали ответный залп, послав ослепительный каскад в кромешную темноту космоса. Медленно, но уверенно, Штайнметц продвигался вперёд, тем самым ставя Союз в невыгодное положение. Флот Союза начал отступление. Штайнметц успокоил колотящееся сердце, ровным голосом приказав флангам начать охват противника в полукольцо.

Поворотный момент в битве наступил в 05:30 2-го марта, когда силы Союза, загнанные в угол полукруглым построением имперцев, внезапно ответили яростным огнём. Через несколько мгновений корабли Яна прорвали центр флота Штайнметца, рассредоточившись по сторонам, и начали давить противника к чёрной дыре.

Это было идеальное исполнение стратегии прорыва и охвата. Построение Штайнметца сыграло против него самого. Правильнее было бы единым кулаком атаковать флот Яна в лоб. Более отчаянный командующий так бы и поступил. Но Штайнметц был первоклассным адмиралом, а потому поступил «по учебнику», выбрав — на свою беду — более безопасный путь. Он не понял, что Ян не бросил все силы на оборону лишь для того, чтобы осуществить эту смелую атаку.

Флот Яна взял противника в полукольцо, сконцентрировав непрерывный огонь на одной точке, тем самым толкая несчастного Штайнметца в гравитационное поле чёрной дыры. Имперский флот, попавший под эту лавину огня, скатывался в смертельные пучины горизонта событий — бездну с гравитационным полем, напряжённость которого превышала обычную в шестьсот триллионов раз. Огонь флота Яна был настолько плотным, что корабли противника, пытавшиеся высунуться, взрывались один за другим, превращаясь светящуюся пыль.

Операторы на флагмане Яна «Гиперионе» радостно кричали. Но это лишь заставило их командира удвоить бдительность.

 

— Враг в тылу. Вероятно, попытается взять нас в клещи.

Адресат этого сообщения сохранил абсолютное спокойствие, в отличие от того, кто передал эти слова. Ян снял свой чёрный берет и взъерошил непослушные чёрные волосы:

— Когда вы говорите «в тылу», о каком расстоянии речь? Рассчитайте время до контакта.

Оператор бросился к панели управления, произвёл какие-то вычисления и сообщил, что до контакта осталось плюс-минус три часа.

Ян кивнул, снова надел берет, спрятав под ним свои непослушные волосы:

— Тогда у нас есть два часа на то, чтобы разбить врага и час на то, чтобы успеть сделать ноги. Звучит неплохо?

Небрежным тоном, каким бывало приглашают на ужин после кино, Волшебник приказал своему флоту усилить огонь.

Подобно стаду скота, который гонят с горы, флот Штайнметца загоняли в зону действия гравитационного поля чёрной дыры, которому его корабли были бессильны противостоять.

— Спасите! Нас затягивает!

Эти крики заполонили каналы связи имперского флота, прежде чем стихли навсегда. Неотвратимая чёрная дыра засасывала флот Штайнметца: центральные корабли затягивало вереницей, а корабли по бокам бушующая сила гравитации скручивала и разрывала на части, словно бумажные куклы. Оседлав огромные гравитационные волны, они неслись сквозь пространство против собственной воли. Погружаясь в горизонт событий, бывшие линкоры флота Штайнметца становились лишь кусками металла и органики. Внутри же кораблей, которые пытались сопротивляться притяжению чёрной дыры всей максимальной мощностью своих двигателей, экипаж погибал от разрыва внутренних органов и многочисленных переломов ещё до того, как сами эти линкоры превращались в огненные шары — это взрывались ядерные реакторы кораблей, увлекаемых в чёрный тоннель смерти. Зрелище поражало воображение, как будто стайка светлячков кружилась в пляске смерти, пока их огоньки не гасли, будучи физически затянутыми в небытие. Победителей охватило ощущение нереальности происходящего, когда они смотрели как шары гасли один за другим.

Половина флота Штайнметца навеки канула в лету за горизонтом событий. Из оставшейся половины часть кораблей была уничтожена огнём противника, те же, кому удалось спастись из гравитационного колодца и от атак Союза, а потом вернуться к своим товарищам, составляли не более двадцати процентов от прежней численности флота. Эти двадцать процентов, будучи отрезаны нацеленной атакой Яна, едва сумели отойти на гравитационный радиус и, двигаясь по гиперболической орбите, набрали достаточную скорость, чтобы выйти из зоны досягаемости чёрной дыры. Командирам удалось спасти корабли, но лица у них были бледны, как у мертвецов.

Успешно завершив охват противника, Ян решил поменять изначальный план. Он отказался от отступления и теперь намеревался вступить в бой с новой волной вражеского флота. Но не из-за того, что велик был шанс получить удар с тыла, а поскольку, собрав воедино все разведданные, они уже знали, что это адмирал Хельмут Ренненкампф, не теряя времени, ведёт подкрепление. Райнхард, опасаясь оставлять всю работу только на одного Штайнметца, немедленно выслал дополнительные силы. По плану, в котором разница прибытия сил подкрепления составляла всего 3 или 4 часа, предполагалось, что Ян никак не разобьёт вдвое превосходящего его противника за столь короткое время. Надо отметить, что и сам Ренненкампф очень спешил.

— Ну что ж, господин Реннен… — пробормотал себе под нос Ян, сократив фамилию, как он не раз делал для собственного удобства.

Несколько секунд он сидел в глубокой задумчивости, приложив руку к подбородку, а потом щёлкнул пальцами, но так тихо, что звук мог расслышать только он сам, да и то едва-едва. Если бы не вера людей, работающих под его началом, его приказы было бы непросто понять и принять.

— Сделайте три залпа, прежде чем враг войдёт в зону поражения. Затем возвращаемся в звёздную систему Рэйгар. Но отступаем медленно и организованно.

Даже во флоте Яна никто не понимал значение этого приказа, однако никто и не ставил его под вопрос. Прорезав бесконечную тьму тремя бесцельными выстрелами, они начали отступление, словно бы превосходящие имперские силы загнали их в угол. Сперва показалось, что имперцы проглотили наживку и ускорились, но внезапно командующий Ренненкампф приказал своим людям отступить, что они неохотно и сделали.

Именно тогда Ян, не отрывая взгляда от экрана, приказал контратаковать.

Время было подгаданно превосходно. Отступление Ренненкампфа придало импульс атаке противника. Вспышки света одновременно пронизывали тьму и корабли имперского флота, взрывами озаряя экраны наблюдения кораблей флота Яна. Увидев, как стена света приближается к его флагману, Ренненкамф передумал вступать в сражение и продолжил отступать. В 13:00, после того, как половина их флота была отброшена, имперцы наконец перестроились, но к тому времени Ян отступил уже по-настоящему.

— Интересно, почему враг решил отступить, когда уже заходил на атаку? Если бы они продолжили движение, может быть, победа осталась бы за ними, — спросил Юлиан темноволосого молодого гранд-адмирала на мостике «Гипериона». Даже для Юлиана это оставалось загадкой.

— Ренненкамф, — объяснил Ян, — уже один раз попал в нашу ловушку в битве у Изерлона, а его флот понёс серьёзные потери

 Основываясь на прошлом сражении, Ян пришёл к выводу, что Ренненкамф, скорее всего, примет каждую предоставившуюся ему возможность за ловушку и немедленно решит перестраховаться. Вне всяких сомнений, если отступление Союза будет выглядеть намеренным, Ренненкамф поостережется устраивать погоню.

— И вновь многие из десятков тысяч вдов и сирот будут презирать меня за то, что я сделал сегодня. Эта ноша слишком тяжела для меня. В ад можно попасть лишь единожды.

Несмотря на то, как быстро Ян расправился с двумя вражескими флотами, его глаза были полны скорби.

— Если адмиралу суждено попасть в ад, я отправляюсь с вами. По крайней мере, вы не будете одиноки, — от всего сердца предложил Юлиан.

Выражение лица Яна смягчилось.

— Не говори глупостей, — сказал он, горько рассмеявшись. — Я рассчитывал послать тебя на небеса, чтобы ты, при случае, выручил меня из ада. Сделай для Вселенной столько добра, сколько сможешь.

Юлиан ответил, что сделает всё, что сможет, но внутри него бушевала радость от победы Яна. Юноша изучал психологию стратегии и тактики. Штайнметц и Ренненкампф попали в психологическую ловушку, подготовленную для них Яном, отнюдь не потому, что были некомпетентными командующими. Он мысленно отметил, что противники определённого уровня или силы могут оказаться наиболее предсказуемыми.

— Во флоте Яна тебе и дюжина жизней не сильно поможет, если вот так сражаться с двумя флотами за день, — жаловался по своему обыкновению ас Оливер Поплан, которого повысили до капитана 2-го ранга, в комнате ожидания для пилотов истребителей на «Гиперионе».

— Зная тебя, — упрекнул его в ответ Иван Конев. — тебе понадобится дюжина женщин на каждую из этих жизней, так что трудно будет в любом случае.

— Ты не совсем прав. Это я нужен всем этим женщинам, так что умирать мне никак нельзя, — гордо ответил Поплан.

— Что ж, когда тебя не станет, эти женщины просто уйдут к другим мужчинам, у которых свои добродетели.

Поставив друга в тупик, Конев широко зевнул.

 

III

 

Две успешных атаки Яна Вэнли подряд — против флотов Штайнметца и Ренненкампфа — стали сильным ударом по самомнению Райнхарда. Обоих адмиралов, несмотря на их недюжинные способности, обвели вокруг пальца. Гнев Райнхарда после случившегося был несравним с тем, который охватил его, когда оказались уничтожены транспортные корабли.

Ледяной взгляд голубых глаз Райнхарда пронизывал преклонивших колено адмиралов, пока он отчитывал их. Он не позволил им перегруппировать свои флоты и запретил дальнейшее участие в сражении. Тем не менее, их товарищи почувствовали большое облегчение от того, что они так легко отделались.

— Я надеюсь, вы хорошо усвоили этот урок. Есть противники, уровня которых вам никогда не достичь. Подумайте о том, почему я доверил вам ваши посты, и начните всё вновь с нуля.

Райнхард намеревался назначить Ренненкамфа командующим крепости Изерлон и призвать вместо него Лютца, но встретил возражения со стороны своего личного секретаря Хильдегарде фон Мариендорф. У неё было три аргумента. Во-первых, если Ренненкампф получит перевод, тогда как Штайнметц продолжит командовать флотом, он посчитает это несправедливым. Во-вторых, он уже наказал контр-адмирала Зомбарта в назидание остальным, поэтому ещё одно показательное наказание повредит моральному духу. В-третьих, должность главнокомандующего Изерлоном, которую получит человек, пониженный в звании, может повлечь пренебрежительное к ней отношение. Прислушавшись к Хильде, Райнхард признал обоснованность этих аргументов и ограничился лишь выговором Штайнметцу и Ренненкамфу. Если убрать их обоих с линии фронта в разгар операции, это действительно сильно ослабит военную мощь флота Империи, тут оставалось лишь согласиться с замечанием Хильды.

Льдисто-голубые глаза Райнхарда, казалось, излучали пронзительный свет, отражая бурю, бушующую внутри него. Целый день уйдёт у него на то, чтобы утихомирить её.

 

На Урваши уже были подготовлены квартиры для высокопоставленных офицеров. Мебель и внутренний дизайн их были мрачными.

Впервые за несколько месяцев Ройенталь и Миттермайер ступили на твёрдую землю и могли насладиться беседой за бокалом вина. Когда они обсудили пройденные ими сражения, тема неминуемо перешла к коварному вражескому адмиралу, который представлял главную угрозу для имперского флота.

— Его тактика просто великолепна. Тем не менее, я не могу поверить в то, что даже Ян Вэнли будет пытаться компенсировать стратегические просчёты, одерживая тактические победы. У него в рукаве, должно быть, припасено что-то ещё.

Ройенталь взглянул в лицо своему другу с сомнением во взгляде:

— В чём дело? Ты что-то понял?

— Ну…

Миттермайер скрестил руки.

— Говори уже. Только мне.

Общая атмосфера их разговора была такой же, как во времена, когда они были низшими офицерами и сражались на передовой, покрытые кровью и потом. Миттермайер колебался, но эта особая атмосфера заставила его нарушить молчание:

— Я думал о том, что сказал герцог Лоэнграмм. Чтобы ликвидировать своё невыгодное стратегическое положение, противнику придется убить его — то есть, герцога Лоэнграмма, — в сражении. Только так он может добыть победу.

— А… — в разноцветных глазах Ройенталя промелькнула едва заметная вспышка. От этого Миттермайеру стало немного не по себе. — Выходит, пока мы думаем, что Ян Вэнли желает одержать победу с помощью тактики, ты утверждаешь, что таким образом он пытается заставить герцога Лоэнграмма вступить с ним в открытое сражение, и в этом и состоит его план.

— Эта мысль имеет под собой основание, если подумать.

— Имеет.

Ройенталь кивнул, и Миттермайер наполнил бокалы вином.

— Если герцог Лоэнграмм падёт, мы потеряем лидера, объект нашей лояльности. И тогда встанет вопрос: «За кого мы воюем?». Это единственная надежда нашего врага.

— Ещё предстоит решить вопрос, кто будет его преемником.

— Кто бы им ни стал, он не сможет сосредоточить в своих руках всю полноту власти, как герцог Лоэнграмм.

Тон Миттермайера, как и блеск в глазах его друга, был необычным. Он знал, что Ройенталь, будучи человеком очень рассудительным, также подвержен и некоторым иррациональным страстям. Не ограничивалась лишь привычным донжуанством, но идя рука об руку с амбициями человека в эпоху перемен, эта иррациональная часть создавала ауру чрезмерной опасности вокруг Ройенталя. Вероятно, Миттермайер был единственным, кто знал это — по крайней мере, он так думал, — но ему хотелось, чтобы Ройенталь проявлял благоразумие, не растрачивая свой талант напрасно и не создавая себе ненужных трудностей.

Сложно было сказать, догадывается ли он о чувствах своего лучшего друга, но Ройенталь с тоской уставился на пустую винную бутылку.

— Это последняя? Могу сходить ещё за одной.

— К сожалению, из-за того, что наши корабли снабжения были уничтожены, интенданты стали куда менее щедры. Нельзя допустить, чтобы только высокопоставленные офицеры позволяли себе расслабляться. 

— Лишиться вина или пива — одно, но, если у нас не будет хватать мяса или хлеба, это скажется на боевом духе. Голодный солдат — плохой солдат. Ему никогда не выиграть войну.

— В любом случае, нам ещё предстоят сражения, прежде чем мы дойдём до такого.

Это означало, что Райнхарду всё же придется встретиться с Яном Вэнли лицом к лицу. Пока что противнику удалось занять выгодную позицию, и, хотя они рассчитывали подобраться к столице Союза на расстояние вытянутой руки, сочетание нетерпеливости и беспокойства охватило умы большинства бывалых солдат Империи.

Тем временем, была подготовлена третья жертва. На этот раз поражение от Яна Вэнли суждено было потерпеть Августу Самуэлю Валену.

 

Пока Империя находилась в праздном ожидании подхода новой партии припасов, Вален отказывался бездействовать. Он пришёл к Райнхарду с собственноручно разработанным оперативным планом.

— Согласно данным, собранным на Феззане, у Союза 84 базы снабжения на собственной территории, не учитывая складов. Поскольку наш конвой флота снабжения был атакован, предлагаю действовать по принципу «око за око» — атаковать и разграбить их базы снабжения.

Райнхард принял этот план не из-за мелочного желания поживиться: он никак не мог принять окончательного решения о дальнейших действиях, а план Валена, по крайней мере, был проявлением инициативы. Ему нужно было больше времени, и в любом случае он не мог упустить возможность поднять боевой дух своих людей, да ещё с перспективой пополнения запасов.

С другой стороны, если говорить о Яне, поскольку Империя выбрала своей базой систему Гандхарва, было бы удобно наблюдать за ней и таким образом получать информацию о движениях противника. Однако флот Яна наоборот, вместо того, чтобы оставаться на Хайнессене, исчез в неизвестном направлении, и имперцы не могли сфокусировать своё внимание на одной области пространства. Этот факт поставил адмиралов Империи в очень невыгодное положение, став вызовом их компетентности. 

Так что флот Валена отправился атаковать базу снабжения Союза в системе Тассили, и там им преградил путь флот Яна. Тот вновь появился перед врагом, как чёрт из табакерки, и расстроился бы, если бы его проигнорировали.

Но, как могло показаться, флот Союза встретился с врагом случайно, когда вывозил с базы ресурсы, потому что в нём было много транспортных кораблей. Поскольку они не были предназначены для сражения, единственным вариантом было поместить их в центр флота, чтобы защитить от атак. Однако Ян расположил грузовые контейнеры спереди, а боевые корабли сопровождали их, словно свита королеву. Это построение было бессильно перед лобовой атакой. Вален же принял такое бездумное нарушение основ тактики за приглашение к битве. 

Как только имперский флот принял самое плотное вогнутое построение и устремился в атаку, продвижение войск Союза внезапно остановилось. Это было позороное положение. Если бы флот Союза решил вступить в бой, у них на пути оказались бы собственные контейнеры. Если бы они растянули флот по периметру сражения, их строй не смог бы выдержать атаки врага. Корабли Союза замерли в притворном замешательстве — последовал первый залп со стороны имперцев, и вот тогда флот Яна начал немедленное отступление, настолько искусно, насколько мог. Хотя отступление было абсолютно намеренным, оно казалось настолько натуральным, что начальник штаба Яна, вице-адмирал Мурай не удержался от комментария:

— Наш флот довольно хорошо научился имитировать отступление.

Флот Валена преследовал противника, смывая тем самым позор адмиралов Штайнметца и Ренненкампфа, но тут командующий отказался от продолжения погони, вместо этого приказав своим кораблям захватить груз, как и было запланировано. Вален был не из тех, кто теряет контроль над собой в боевом раже. Так как транспортные корабли, тянувшие контейнеры, давно отступили, более чем 800 контейнеров ценного груза оказались в руках имперцев почти без боя. Союз, словно неуклюжая курица, отдал свежеснесённые золотые яйца.

Но стоило флоту Валена подобрать большую группу контейнеров и повернуть обратно, распевая победную песню, словно древние викинги, на горизонте вновь появились корабли Союза и начали быстро приближаться.

— Отступайте, продолжая охранять контейнеры, — приказал Вален.

Свой корабль он разместил в задних рядах построения и принял командование контратакой. Скоординированные действия и огонь имперцев заставили противника дрогнуть, и на секунду флот Союза даже начал отступление в видимом замешательстве. Они держались на дистанции, но продолжали следовать за кораблями Валена.

— Они просто не понимают, когда следует отступить. Полагаю, это естественно, когда видишь, как у тебя из-под носа уводят ценный груз… — пробормотал Вален, глядя на экран на мостике своего флагмана.

В этот самый момент внезапно высвободившиеся лучи света из одного сферического контейнера, находящегося внутри защитного построения, атаковали имперские корабли. Их ряды были настолько плотными, что невозможно было уклониться от попаданий. Один из эсминцев был уничтожен, а крейсер и ещё два эсминца получили серьёзные повреждения. Это ошеломило имперцев.

— Они спрятали солдат внутри контейнеров! Значит, в этом был их хитрый план! Они знали, что мы планируем отбить припасы?

Вален цокнул языком, приказал своим людям бросить контейнеры, а затем уничтожить коварных паразитов, проникших в их нутро. Один из контейнеров, обвитый нитями энергетических лучей, пронзивших его с восьми направлений, содрогнувшись, разлетелся в пыль. Это был не просто взрыв. Шар раскаленного добела света ослепил имперских солдат. Взрывы пошли по цепочке, и в самом центре имперского флота словно засияла россыпь из гигантских драгоценных камней. Каждый «бриллиант» ценой в десятки тысяч жизней солдат.

Все контейнеры были оснащены небольшой устаревшей системой ведения огня и огромными зарядами жидкого гелия. Когда энергетические лучи ударили по контейнерам, имперцы своими же руками заставили сдетонировать эти гигантские смертоносные бомбы. Вихри жара и света разрывали их армию изнутри. У штурманов немели пальцы рук, когда они изо всех сил пытались избежать столкновения с кораблями своего же флота, но наградой за их усилия стал яростный натиск флота Союза, полным ходом устремившегося к ним.

Флот Валена погрузился в хаос морально и физически и был полностью подавлен огнём внезапно напавших кораблей Яна. Словно хлысты, десятки тысяч энергетических лучей опустились на имперцев, кричавших и корчившихся в агонии. И каждый взрыв был подобен крови, хлеставшей из ран имперского флота. Корабли вместе с экипажами вспыхивали огненными шарами один за другим, потери флота Валена всё больше увеличивались в этой кровавой бане.

— Есть ли в людях вообще хоть что-то человеческое... — на мостике «Гипериона», флагмана Яна Вэнли, глядя на экран генерал-майор Шёнкопф с некоторым осуждением прокомментировал стратегию командующего.

Юлиан Минц безмолвно наблюдал за неистовым танцем света и тени. Как Ян и рассчитывал, имперский командующий поместил контейнеры в центр построения, окружив кораблями, и поэтому он даже решился установить на контейнеры системы автоматического огня, чтобы увеличить шансы на то, что Вален попадёт в ловушку.

Однако Ян не мог разделить оптимизм и всеобщий восторг своих подчинённых от этого одностороннего уничтожения врага.

— Гнев герцога Лоэнграмма наверняка уже вышел за все возможные грани, и он больше не будет поступаться своей гордостью. У него нет ресурсов для ведения войны на истощение. Так что в любой момент он обрушится на нас со всей мощью, которой обладает и, возможно, с ещё более яростной решимостью и ещё более грандиозной тактикой, чем мы когда-либо видели.

Все взгляды устремились на Яна, и тогда он понял, что произнес вслух слова, которые хотел оставить при себе. Нелегко держать свои эмоции в узде — рано или поздно они пробьют брешь в любой обороне.

 

IV

 

Последнее поражение имперских сил было самым серьёзным. Собрав всех оставшихся в живых, Вален вернулся, но когда он опустился на колени перед юным имперским гросс-адмиралом и принёс извинения за собственное безрассудство, Райнхард вложил весь свой холодный гнев в одно слово:

— Довольно.

И тут же покинул зал. У адмиралов с плеч свалился тяжёлый груз, а в глазах можно было прочитать облегчение:

— Противник провёл даже такого рационального тактика, как Вален, — вздыхали они.

— Нет, его провели именно потому, что он рациональный тактик. То же самое касается и Штайнметца с Ренненкампфом.

Это не были попытки оправдаться. Более темпераментный командующий вообще не обратил бы внимания на контейнеры и погнался за врагом. В этом случае он не попал бы в ловушку, подготовленную Яном. Вален стал заложником собственной логичности. Но всё же в его поражении можно было разглядеть и некоторые плюсы. Когда их смяли по всем направлениям, и они готовы были обратиться в бегство, Вален перегруппировал свой флот, сохраняя постоянное наблюдение за действиями флота Яна, тем самым удостоверившись, что он, появившись из звёздной системы Тассили, исчез в направлении звёздной системы Лофотен.

Ян Вэнли менял точки сбора и базы снабжения флота после каждого боя.

Теперь, когда гениальная интуиция Райнхарда подтвердилась в реальности, опытные имперские адмиралы на мгновение потеряли дар речи. Это означало, что у Яна нет центральной базы, и на этом основана его стратегия упреждающих действий.

— Это проблема. Выходит, что вся территория Союза фактически стала их базой снабжения, — пробормотал Фаренхайт. В его светло-голубых глазах ненависть смешалась с восхищением.

Итак, оказалось, что регулярный флот Союза ведёт партизанскую войну, и у имперского флота не оставалось другого выбора, кроме как сражаться с врагом, у которого центральный штаб отсутствовал. Более десяти тысяч световых лет, которые они преодолели, чтобы добраться сюда, уже не выглядели такими уж долгими.

Теперь казалось, что Ян сдал крепость Изерлон излишне легко. Они считали, что крепость была не особо важна для него в военном плане, однако теперь у них возникли смутные опасения, не продумал ли Ян всё более досконально.

Миттермайер топнул каблуком об пол:

— Это всего лишь один флот, — в его низком голосе сплелись множество эмоций. Восхищение и унижение, изумление и гнев бурлили в нем, словно кипящий суп. — Водит нашу огромную армию за нос одним флотом! Он может появиться где угодно и когда угодно, как он сам пожелает!

И хотя имперцам было известно, что в распоряжении Союза находится более восьмидесяти четырёх баз снабжения, предсказать, какую из них будет использовать Ян теперь, было непросто, а посему это знание их скорее путало, чем вносило ясность в ситуацию.

— Когда мы сражались с распутными отпрысками высшей знати в Липпштадтской войне два года назад, мы думали, что не бывает никого более некомпетентного. Но это была ужасная ошибка с нашей стороны. Не важно, насколько изобретателен Ян Вэнли, то, что он делает из нас дураков лишь одним флотом, многое о нас говорит.

В ответ на вздох Миттермайера, светло-голубые глаза Фаренхайта блеснули:

— Я бы как можно скорее уничтожил все восемьдесят четыре базы снабжения и даже не занимал их. По крайней мере, флот Яна парализует голод.

— Идея бестолковая, — прямо сказал Ройенталь. — Если мы выдвинем сразу все наши силы, наша военная база в системе Гандхарва останется без защиты — достаточно будет протянуть руку. И даже если мы получим контроль над всеми восемьюдесятью четырьмя базами, было бы глупо так распылять наши силы. Ян и без этого разбивает нас поодиночке.

— Так что вы предлагаете, адмирал Ройенталь? Просто стоять и смотреть, пока он будет действовать и расстраивать нам все планы?

Тон Фаренхайта был резким. Адмирал с разноцветными зрачками сохранял хладнокровие, парировав это язвительное высказывание:

— Вовсе нет. Я всего лишь пытаюсь сказать, что он ускользает каждый раз, как мы его настигаем. Скитание без цели лишь предоставит ему большую свободу выбора.

— Но у нас недостаточно ресурсов, чтобы позволить себе ждать у моря погоды.

— Именно поэтому мы должны быть теми, кто выманит его. Заманим его в ловушку и уничтожим. Другого пути нет. Нужно лишь понять, какую наживку он заглотит.

— Если уничтожить их единственную боеспособную силу, флот Яна Вэнли, то оставшиеся силы Союза превратятся в пустой звук. Если же нам не удастся одолеть его, победы не видать, — песочные глаза Мюллера торжествующе светились.

То, как внимание высших офицеров имперской армии было приковано к флоту Яна Вэнли, а не к столичной планете или правительству Союза Свободных Планет, превратилось для них в своего рода навязчивую идею, от которой они никак не могли избавиться. Реальную угрозу для них представляла сила Ян Вэнли, а не правительство Союза. Всякий раз, когда армия становится самодостаточной и не зависит от правительства, власть и авторитет завоевателей не могут быть устойчивыми.

— В действиях Яна должна быть какая-то закономерность, — сказал вспыльчивый и амбициозный вице-адмирал Турнейзен.

Если бы они увидели эту закономерность, то могли бы определить, к какой базе он направлялся.

— Ты что, идиот? — возмутился Биттенфельд. — Чёрт его знает, сколько лет мы будем это выяснять. Неужели мы станем ждать, пока он не исчерпает запасы каждой из своих баз?

Не обращая внимания на Турнейзена, покрасневшего от гнева, командующий «Чёрных улан» повернулся к Миттермайеру.

— Пока Ян Вэнли вертится, как уж на сковородке, предлагаю не обращать на него внимания и нанести удар непосредственно по столице, — заявил Биттенфельд.

Излишне грубо, но он высказал мысль, которая у многих вертелась в голове.

— И когда наши войска вернутся в Империю, невредимый Ян Вэнли выдвинется от какой-нибудь базы снабжения, отвоюет столицу и восстановит Союз Свободных Планет. Лишь одному Одину известно, где он скрывается, но нам нужно его победить. 

Тон Миттермайера, хотя и был сдержанным, невольно зацепил Биттенфельда.

— Вы все боитесь Яна Вэнли, словно ягнята волка. Будущие поколения будут насмехаться над нами, если мы оставим всё, как есть.

Миттермайер проглотил эти резкие слова.

— Я боюсь не самого Яна Вэнли, а расстояния на котором находится линия фронта от нашей родины. Если ты этого не понимаешь, нам не о чем говорить.

Биттенфельд молчал, поскольку ему действительно нечего было сказать. Хотя линии коммуникации между Империей и Феззаном были полностью стабильны, ситуация со снабжением была в лучшем случае неустойчивой. Никто из адмиралов Райнхарда не был настолько глуп, чтобы не понимать, что войну нельзя вести без снабжения.

Не успели они прийти к какому-либо итогу, поступил приказ от Райнхарда: «Всем адмиралам собраться. Я определился с дальнейшей стратегией».

Начальник штаба Оберштайн пытался узнать детали плана Райнхарда, но светловолосый юноша лишь загадочно утверждал:

— Через месяц от флота Яна Вэнли не останется ни единого корабля, способного выйти в космос. Я с нетерпением жду этого.

Оберштайн откланялся, так и не поняв, что так резко вселило в его господина уверенность.

 

V

 

Зал, в котором собрались адмиралы, был совершенно лишён убранства. Если бы их флот снабжения не был уничтожен Яном, можно было бы уделить немного внимания интерьеру, но пока единственным украшением в зале был юный диктатор, однако слова, которые срывались с его изящных губ, были весьма резкими.

— Я спрашиваю вас, для чего мы отважились на этот долгий марш в десять тысяч световых лет сквозь бездны космоса?! Неужели ради того, чтобы прославить имя Яна Вэнли? Где ваша воинская честь? Сколько ещё вы намерены терпеть неудачи?

Несколько адмиралов, словно услышав раскат грома прямо над своей головой, застыли как статуи, затянутые в великолепные чёрные с серебром мундиры. Услышав слова «прославить имя Яна Вэнли», адмиралы Вален, Штайнметц и Ренненкампф опустили взгляд в пол, как будто бы невидимая рука толкала их в затылки, и только Вален решительно поднял голову и посмотрел в глаза молодому повелителю. 

— Мы нанесли урон по вашей репутации непобедимого полководца, ваше превосходительство, и глубина моего раскаяния в том, что я подвёл вас, не знает границ. Несмотря на это, нет, из-за этого, я предлагаю себя в любом качестве, в котором вы можете нуждаться во мне. Я надеюсь, что вы позволите мне искупить свои прегрешения новой победой.

— Меньшего я и не ожидал. Но пришло время мне самому выйти на первый план и покончить со всем раз и навсегда.

Райнхард перевёл взгляд на другого адмирала.

— Ройенталь!

— Да, командующий.

— Ты поведёшь свой флот в систему Рио Верде, а там атакуешь базу снабжения и возьмёшь систему под свой контроль.

Когда Ройенталь промолчал и снова посмотрел на Райнхарда, юный диктатор слегка улыбнулся.

— Понимаете? Это уловка. Остальные тоже выдвинутся со своими флотами. Когда Ян Вэнли увидит, что я остался один, он вылезет из своей норы. Так мы его и поймаем.

Адмиралы переглянулись.

— Получается, ваше превосходительство станет приманкой и примет на себя удар флота Яна Вэнли только одним своим флотом? — спросил Нейхардт Мюллер, от лица всех присутствующих спросил Нейрхарт Мюллер.

Ответом был блеск в глазах молодого завоевателя.

Неожиданно Мюллер повысил голос:

— Это слишком рискованно. Прошу вас, позвольте мне остаться у вас в авангарде.

Райнхард улыбнулся.

— Тебе не о чем беспокоиться. Неужели ты думаешь, что я проиграю Яну Вэнли, располагая равными флотами, Мюллер?

— Нет, я не это имел в виду…

Увидев, что Мюллер не находит слов, Миттермайер решил высказаться сам:

— Не это волнует меня. Может, Ян Вэнли и выдающийся адмирал, но он лишь командующий флотом. Зачем вашему превосходительству сражаться с ним один на один? Умоляю, откажитесь от этой идеи.

Юный диктатор прервал его речь.

— В твоих словах есть доля истины, но, насколько я слышал, Ян Вэнли был произведен в гранд-адмиралы. А поскольку я гросс-адмирал Империи, можно сказать, что это делает нас равными.

— Во всей Вселенной нет никого, равного вам, — горячо воскликнул Турнейзен, но поскольку никаких конкретных идей он не высказал, Райнхард лишь коротко кивнул.

В механических глазах Оберштайна и разноцветных глазах Ройенталя отчётливо блеснула насмешка. Они оба метнули на Турнайзена презрительные взгляды, как будто говоря: «Подхалим».

Миттермайер откашлялся.

— Что ж, поскольку ваше превосходительство уже приняли решение, мы не в праве вмешиваться. Но если бы вы немного посвятили нас в свои мысли, это успокоило бы ваших верных подчинённых.

— Хорошо, я развею ваши опасения.

Райнхард взглянул своими холодными голубыми глазами на мальчика Эмиля, ждавшего в углу, и сказал вина. Адмиралы были удивлены, услышав, как мягко он обратился к нему — судя по тону, это был скорее не приказ, а просьба. Они также заметили, что на столе у Райнхарда лежала толстая стопка бумаг.

Скованный робостью, словно невидимыми цепями, Эмиль поднёс бутылку вина и бокал. Он наполнил его вином и с почтением протянул Райнхарду. Мальчик не пролил ни капли, и адмиралы, вероятно, испытали ещё большее облегчение, чем он сам.

Когда Райнхард взмахнул рукой — настолько элегантной, что она казалось венцом произведения скульптора, вложившего в неё всю страсть и сосредоточенность, — он вылил алое содержимое бокала на стопу бумаги.

Взгляды всех адмиралов были прикованы к бумаге, запятнанной теперь, словно кровью. Их взгляды были настолько сосредоточенными, что казалось, бумага вот-вот вспыхнет пламенем, если они продолжати дальше смотреть на неё. Райнхард подцепил один лист пальцами. Затем второй, третий, и тогда волна понимания нахлынула на Миттермайера и Ройенталя. Подняв первый чистый лист, молодой диктатор оглядел зал.

— Присмотритесь. Бумага тонка, но, если положить дюжину листов друг на друга, они впитают всё вино. Я планирую использовать эту тактику против главного удара Яна Вэнли. Его войска никогда не смогут пробить все слои моей защиты.

Райнхард говорил метафорически, но опытные адмиралы всё поняли. Их повелитель придумал и собирался воплотить в жизнь тактику, которую можно было назвать настоящим искусством.

— Когда мы сдержим его натиск, вы со своими флотами вернётесь и окружите его, разгромите флот и доставите его ко мне. Живым или мёртвым — не имеет значения. Мы покажем его правительству Союза Свободных планет, и у них не будет иного выбора, кроме как капитулировать.

Никто не посмел возразить. Адмиралы молча отсалютовали. Вновь их юный главнокомандующий доказал свою гениальность.

 

Хильдегарде фон Мариендорф, личный секретарь Райнхарда, попросила о формальной встрече после обеда, чтобы предложить план, как они могли бы избежать генерального сражения с флотом Яна. Коротко подстриженные светлые волосы Хильды блестели на свету, когда она излагала суть дела.

— Я думаю, что мы оказываем флоту Яна слишком много чести — достаточно оккупировать Хайнессен и заставить правительство Союза сдаться. Мы можем заставить их приказать Яну Вэнли остановить бессмысленное сопротивление, и так достигнем главной цели нашего завоевания без единого выстрела.

— Но тогда, с чисто военной точки зрения, я проиграю войну.

Хильда молчала.

— Нет, я не могу этого сделать, фройляйн. Я ни за что никому не проиграю. Моя популярность и вера людей в меня проистекают из того факта, что я непобедим. Не из-за моей святой добродетели меня поддерживают как солдаты, так и мирные граждане.

Хильда с удивлением заметила, как на прекрасном лице Райнхарда промелькнула тень презрения к самому себе. «А что, если слишком острый ум этого молодого человека, наоборот, послужит причиной катастрофы?» — в который раз подумала она.

— Тогда как скажете. Я присоединюсь к вам на борту флагмана.

— Нет, фройляйн Мариендорф. Вам не место на поле боя. И для вас в этом нет абсолютно ничего постыдного. Я бы хотел, чтобы вы остались в Гандхарве и ждали от меня хороших новостей. Это сражение не будет иметь ничего общего с тем, что случилось недавно. Здесь не будет простых наблюдателей.

Хильда начала было протестовать, но Райнхард прервал её:

— Если с вами что-то случится, мне не будет оправдания перед графом Мариендорфом.

Хильда больше ничего не сказала. Младшему лейтенанту по имени Алоиз фон Лилиенкрон было приказано возглавить конвой сопровождения из двадцати кораблей.

 

Мальчик Эмиль, который пришел приготовить Райнхарду постель, ругал Яна Вэнли. Постоянные отступления без боя были, по его мнению, проявлением чистой трусости. Молодой диктатор с улыбкой покачал головой.

— Ты ошибаешься, Эмиль. Адмиралы завоёвывают славу только потому, что знают, когда нужно отступить. В отличие от диких животных, живущих в ожидании постоянной угрозы, потому что в любой момент могут стать добычей для охотников.

— Но ваше превосходительство никогда не сбегал, правда?

— Если бы это было необходимо, я бы сбежал. Мне просто никогда не приходилось этого делать, — он говорил тихо, но убедительно. — Эмиль, не пытайся учиться на моем примере. Никто не сможет повторить того, что сделал я. Это только навредит им. Но если ты будешь учиться у такого человека, как Ян Вэнли, то, по крайней мере, из тебя не выйдет бездарный адмирал. Но всё это не имеет особого значения, ты ведь собираешься стать врачом. Я просто говорю ерунду.

Почему Райнхард позволил этому мальчику подобрать ключ к своему сердцу? В самом деле, зачем он наставлял его? В глубине души Райнхард уже нашёл ответ, но всё еще сомневался, насколько он верный. Возможно, это была попытка компенсировать утрату, но Райнхард не хотел признаваться себе в этом.

— Я не могу жить по-другому. Нет, быть может, это и не совсем так, но я встал на этот путь, ещё когда был совсем юным. И я пошёл по нему, чтобы вернуть всё, что у меня отняли. Но…

Райнхард замолчал. Эмиль не мог представить, как Райнхард собирался закончить предложение. Райнхард снова взглянул на мальчика, но взгляд был отсутствующим.

— Тебе самому пора спать. Детям нужно больше времени для снов, чем взрослым, — сказал он, вместо этого, повторяя слова, которые говорила ему когда-то его старшая сестра Аннерозе.

 Когда Зигфрид Кирхайс как-то раз остался у него на ночь, и они бесились на узкой кровати Райнхарда, сестра прикрикнула на них из-за двери: «Пора спать. Детям нужно больше времени для снов, чем взрослым».

Эмиль почтительно поклонился и ушёл, а сердце Райнхарда сжалось при мысли о его заклятом враге. Он стоял перед окном из плотного стекла, наслаждаясь панорамой ночного неба, и разговаривал сам с собой:

— Ты всегда этого хотел. И теперь, когда я даю тебе это, лучше бы тебе показать себя во всей красе, Волшебник Ян.

Райнхард фон Лоэнграмм устремил взгляд своих холодных голубых глаз к бесчисленным мерцающим звёздам. Это были глаза человека, борющегося за своё превосходство. Вытянув вперед руку, затянутую в чёрно-серебряную ткань мундира, он прижал ладонь к окну. Чувствуя эхо собственного пульса на стекле, светловолосый юноша как будто бы светился изнутри — это не была просто улыбка. Ощущение полного возбуждения захватило его тело, заставив пульсировать каждую клеточку.

На мгновение он почувствовал себя счастливым. Прошло полтора года с тех пор, как он лишился своего главного соратника. Теперь ему предстояло сразиться со своим главным противником.

Райнхарду был нужен этот противник. Сколько бы огоньков ни мерцало в ночном небе, им нужен был свет, чтобы его отражать.

 

4-го апреля Вольфганг Миттермайер со своим флотом направился в звёздную систему Элефтера. Пять дней спустя флот Ройенталя атаковал соседнюю с ней систему Рио Верде.

Молодой адмирал с разноцветными глазами стоял на мостике своего флагмана «Тристана», глядя на удаляющиеся планеты:

— Все флоты вернутся, чтобы окружить и уничтожить флот Яна Вэнли... — рассуждал он про себя — Великолепная стратегия. Но что будет, если они не вернутся вовремя?

 

Глава 7. Вермиллион

 

I

 

Не так-то просто точно указать, в какой момент началось так называемое «Противостояние при Вермиллионе». Если принять за первый акт этого противостояния серию побед Яна над тремя имперскими флотами, то можно считать, что оно началось уже в феврале 799-го года космической эры и, соответственно, 490-го года по имперскому календарю. Блестящая же стратегия Райнхарда, использующая весь сектор космоса Союза Свободных Планет как ловушку, в которую, словно в гигантскую паутину, должен был попасться флот Яна Вэнли, была приведена в действие 4-го апреля, когда флот Миттермайера отбыл в систему Эльютера. Получив сообщение о рассредоточении сил Империи, 6-го апреля Ян направил направил свой флот в систему Гандхарва, а 10-го апреля подобрал на одной из баз Вилибальда Йоахима Меркатца, до этого покинувшего его, чтобы стать министром обороны в «законном правительстве Галактической Империи».

Когда Меркатц приехал попрощаться, канцлер правительства в изгнании граф Ремшейд был очень расстроен. Он упрекнул Меркатца в том, что тот ведёт себя как старый вояка, бросая его в важный момент. Но Меркатц не стал отвечать на его претензии, сказав лишь:

– А в чём смысл мне оставаться здесь? Я могу чем-то помочь вашему сиятельству или его величеству императору своим присутствием? Нет, уж лучше я попробую присоединиться к флоту Яна Вэнли и уничтожить герцога Лоэнграмма раз и навсегда. Ваше сиятельство, я надеялся, что вы поддержите меня в этом.

Ремшейд промолчал. Ему было стыдно, что сам он даже не подумал о юном императоре.

Когда Меркатц вернулся от канцлера, Бернхард фон Шнайдер поприветствовал своего командира салютом. Рядом с ним стояли пять человек в поношенной военной форме. С горькой улыбкой посмотрев на них, Шнайдер пояснил:

– Это все солдаты, что остались у законного правительства. Они говорят, что готовы последовать за вами куда угодно.

Меркатц осмотрел этих «солдат правительства». Все они были разного возраста и телосложения. Самому молодому наверняка ещё не исполнилось и двадцати лет, а старая военная форма, по всей видимости, унаследованная от отца, висела на нём мешком. Старший же принадлежал к поколению самого Меркатца. Единственным, что объединяло их, были лица, на которых Меркатц смог увидеть хрупкое сочетание преданности, храбрости и гордости. Было очевидно, что они будут следовать своему решению несмотря ни на что, поэтому старый адмирал отказался от попытки отговорить их. Таким образом, флот Яна пополнился ещё на семь человек.

Меркатц был не единственным, кто решил присоединиться к Яну. Адмиралы Мортон и Карлсен, уже встретившиеся в битве с Райнхардом, против которого у них не было шансов, тоже перегруппировали свои сильно поредевшие войска и присоединились к нему. Однако тот факт, что они сделали это, не дожидаясь одобрения комитета обороны или Центра стратегического планирования, доказывал, что военный порядок остался только на бумаге.

При таких обстоятельствах, «народно-добровольческий характер армии Союза Свободных Планет накануне решающей битвы» стал предметом горячих споров. И хоть высокий боевой дух и храбрость этих добровольцев не вызывали вопросов, но в том, что касалось оснащения и точности исполнения приказов они были не более чем «стадом баранов». В качестве партизан они могли бы стать существенной силой, действуя на пределе своих возможностей, но сложно было представить, что они сыграют какую-то заметную роль в сражении между огромными флотами. Ян уже имел опыт с добровольцами во время государственного переворота, и его немало измучили горевшие нездоровым патриотическим энтузиазмом огромные толпы людей, жаждущих присоединиться в его армии. Но, несмотря на всю эту неразбериху, командирские способности Мортона и Карлсена были Яну нужны.

А ещё Ян обнаружил в своём окружении нового человека. Рядом с его подопечным постоянно маячила огромная фигура прапорщика Машенго. И, когда капитан 3-го ранга Фредерика Гринхилл предоставила командующему свежие данные о перемещениях имперского флота, он спросил, указывая на него глазами:

– Это ещё что, чёрт возьми?!

– Не «что», а «кто». Это прапорщик Луис Машенго.

– Это я и сам знаю. Но что он делает на моём корабле?

– Сопровождает Юлиана, разумеется. Он превосходный телохранитель, – отрезала Фредерика, заставив замолчать Яна, ворчавшего что-то о субординации и разделении общественного и личного. Место Машенго было официально за ним закреплено.

 

Перечитывая принесённые Фредерикой доклады в своём кабинете, Ян вздыхал, всё больше мрачнея. Все данные свидетельствовали о том, что основной флот Райнхарда фон Лоэнграмма также покинул систему Гандхарва, вслед за флотами его адмиралов-ветеранов. Поэтому в свете новых обстоятельств Ян был вынужден отказаться от изначального плана насчёт взятия этой системы под контроль.

– Какой страшный человек… – беззвучно пробормотал Ян, ощущая, как эти слова превращаются в капли холодного страха, медленно проникающие в каждую клетку его тела.

Молодой белокурый диктатор довёл до совершенства свои стратегические и тактические навыки, так что обычному человеку было почти невозможно бороться с ним.

Райнхард фон Лоэнграм имел исключительный талант в планировании и обладал способностью невероятно точно прогнозировать ситуацию. Обычному человеку и не снилось развить хоть одну из этих способностей в той же мере, но белокурый диктатор владел и тем, и другим в совершенстве.

Хотя Райнхард и отослал своих адмиралов, симулируя изоляцию своего основного флота и создавая огромную ловушку, Ян предвидел это заранее. Но он не предполагал, что сам Райнхард покинет систему Гандхарва. Ян планировал воспользоваться шансом, когда флоты остальных адмиралов Империи будут находиться как можно дальше от основного, чтобы одержать победу в короткой решающей битве прежде, чем они смогут развернуться и прийти на помощь своему главнокомандующему. Но Райнхард перебросил и свой основной флот. Компьютерные расчёты по скорости и направлению движения флотов показывали, что к моменту, когда прочие адмиралы будут на максимальном расстоянии от основного флота, достигнув порога обратного манёвра, Райнхард будет находиться уже в системе Баалат, откуда Хайнессен виден невооружённым глазом. Чтобы не допустить проникновения имперцев в систему Баалат и предотвратить превращение окружающих столицу систем в поле боя, Яну придётся сразиться с Райнхардом раньше, чем он ожидал. А Ройенталь с Миттермайером к этому времени будут находиться ближе и развернутся к месту столкновения быстрее, чем бы этого хотелось. А Ян не мог обманывать себя настолько, чтобы надеяться победить, имея Райнхарда впереди и Миттермайера с Ройенталем в тылу. Что касалось шансов Яна на успех, то, используя полное разделение имперской армии, у него в руках впервые мог появиться пятидесятипроцентный шанс убить верховного главнокомандующего Империи.

– А есть ли у меня теперь эти пятьдесят процентов?

На тактическом уровне впервые представилась такая возможность, но в этот раз положение Яна было далеко от привычного выгодного. Он должен был победить, а Райнхарду достаточно было удерживать позиции до подхода остальных сил. Конечно, учитывая характер Райнхарда, он наверняка предпочёл бы «победить», а не просто «не проиграть», но такая напористость сочеталась в нём с бесконечной изобретательностью. Его никак нельзя было сравнить с озверелым быком, мечущимся по арене во время корриды. Ян должен был найти способ победить этого смертоносного молодого хищника.

«У меня ведь нет другого выбора, верно?» – горько усмехнулся Ян.

Ему никогда не нравилось положение, когда он был «должен» что-то сделать. Хотя не всё, чего желало его сердце, сбылось, он по возможности всегда старался оставаться на пути независимости. Но в следах его жизни уже накапливалась пыль сожалений.

«Если бы только кто-то другой мог это сделать за меня…»

Разумеется, такого человека не было. Другие постоянно навязывали ему ингредиенты, из которых безнадёжно было пытаться что-то приготовить, и он был вынужден стоять у плиты, пока не получится что-то съедобное.

Услышав вежливый стук, Ян дистанционно открыл дверь и увидел юношу с волосами цвета льна и напряжённым выражением лица. Если бы в этот момент его увидела сверстница, то его мужественный вид наверняка заставил бы её сердце биться чаще.

– Адмирал, разрешите войти?

– Моя дверь всегда открыта для тебя. Заходи.

Юноша, дослужившийся до младшего лейтенанта на четыре года раньше своего опекуна, отсалютовал и вошёл в каюту. Отбросив с лица упрямую льняную чёлку, которая падала на лицо, он сел на стул.

– Что вы думаете по поводу того, что герцог Лоэнграмм разделил свои силы? – задал мучивший его вопрос Юлиан, наклонившись вперед.

– Ну, а что я должен об этом думать?

– Если вы не возражаете, я бы хотел высказать свои соображения. Мне кажется, что это явная ловушка. Он словно посылает нам приглашение: приходите и атакуйте меня теперь, когда я открыто отослал своих адмиралов и оставил базу пустой. И если мы пойдём за ним, то угодим прямо в ловушку.

– Какую именно ловушку? – Ян как будто напустил тумана на своё лицо, но горящий взор Юлиана рассеял этот туман. Не отводя глаз от опекуна, юноша выпалил на одном дыхании:

– Противник будет отслеживать наши перемещения и, когда наш флот приблизится ко флоту Лоэнграмма, все остальные развернутся, загонят нас в гигантскую сеть и уничтожат. Вот такую ловушку.

Ян снял свой чёрный берет с белой пятиконечной звездой и стал обмахиваться им. В такие моменты он никогда не знал, как нужно похвалить подопечного за точность суждений.

– Думаю, вы это и так понимаете? Раз уж даже я сообразил. Но всё же целенаправленно суёте голову в пасть льва.

Ян молча взъерошил свои чёрные волосы. Юлиан подался вперёд, и Ян понял, что проигнорировать эмоциональную речь юноши не получится и придётся принять вызов.

– Эх, обычно молодые рвутся в бой, а старшие пытаются их образумить. А сейчас, похоже, всё наоборот. Но неужели ты думаешь, что я проиграю герцогу Лоэнграмму?

– Нечестно вот так уходить от ответа!

Немного помолчав, Ян склонил голову, признавая свою неправоту.

– Извини. Ты прав. Это в самом деле нечестно…

– Да нет, это я прошу прощения, мне не стоило так говорить.

Ян распрямил ноги и сел ровно.

– Послушай, Юлиан. Я всегда старался избегать участия в безнадёжных битвах. И этот раз – не исключение.

– Значит, шансы на победу всё же есть?

– Честно говоря, они совсем невелики.

Ян вернул берет на голову и запихнул под него свои непослушные волосы. Он принял этот вызов и решил рассказать всё как есть. Но ему совсем не хотелось делиться абсолютно всеми своими мыслями.

– Тем не менее, это наш единственный шанс. Поскольку герцог Лоэнграмм точно угадал мою цель, он посылает мне приглашение. Будь он более эгоистичен, то вовсе забыл бы о нашем флоте и ударил по Хайнессену. Может быть, это было бы эффективнее, но он никогда бы так не поступил, а вместо этого принял мой грубый вызов.

– То есть, основываясь на вашем понимании характера герцога, вы собираетесь вступить с ним в битву один на один?

Ян серьёзно подумал над этим.

– Нет, я не такой уж романтик. Всё, что меня сейчас интересует – это как использовать гордость и романтичность Райнхарда фон Лоэнграмма против него самого. А вообще, хотел бы я, чтобы существовал какой-то более простой способ.

Юлиан открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом закрыл его. Он никогда не хотел доставлять Яну неудобства. Но всё же Юлиан задумался, действительно ли нет более простого способа. Иначе почему ему так хотелось спросить об этом?

– В любом случае, не переусердствуйте и не рискуйте слишком сильно.

Ян удовлетворённо кивнул.

– Всё будет хорошо. Я не собираюсь рисковать людьми понапрасну. И спасибо за заботу.

 

II

 

11-го апреля, за день до того, как покинуть базу, Ян дал всем своим офицерам и солдатам возможность отдохнуть. Такова была традиция перед любым сражением, и Ян твёрдо её придерживался.

– Сообщение от командующего флотом. Сегодня вы все свободны делать, что пожелаете, до 24:00. Хорошенько отдохните, чтобы потом ни о чём не жалеть.

Это сообщение, переданное вице-адмиралом Мураем, было встречено обнадёженными, но не слишком громкими аплодисментами. Людмила, служившая им сейчас оперативной базой, была маленьким астероидом, покрытым бесплодными скалами. В отсутствие развлекательных заведений, куда можно было бы пойти, наличие свободного времени не означало наличия большого выбора в том, как его потратить. Оливер Поплаан взглянул на своего друга Ивана Конева и пожал плечами.

– На Хайнессене и Изерлоне всё не так уж плохо, но здесь-то нам как воспользоваться свободой? Придётся найти кого-нибудь, с кем можно разделить ночь страсти. А ты что будешь делать?

– Я буду спать в своей каюте.

– А ты храбр, раз заявляешь такую глупость вслух

– Глупость?

– Да. Если это шутка, то дурацкая, а если ты говоришь это всерьёз, то ты тем более дурак.

– Это ты у нас любитель пошутить.

Слегка задетый равнодушием Конева, Поплан выпятил грудь.

– Одними шутками сыт не будешь, но и без них тоже не прожить.

– Да самое твоё существование – шутка.

– Не выходите ли вы за границы со своим сарказмом, господин Конев?

– Вовсе нет. Это просто зависть мужчины, не столь популярного у женщин. Не беспокойтесь, пожалуйста, господин Поплан!

Два пилота-аса обменялись циничными улыбками и разошлись.

 

У капитана 3-го ранга Фредерики Гринхилл не было необходимости придумывать, как провести своё «увольнение до полуночи» – Ян Вэнли пригласил её в свою каюту. Поправив свой лёгкий макияж, она вошла, и Ян поднялся ей навстречу из-за стола из армированного стекла. Не зная, как реагировать, он поприветствовал её и вежливо предложил сесть.

Одним движением пальца Ян мог направить огромный флот из десятков тысяч кораблей в любой уголок Вселенной, но всё же этот молодой человек, изначально стремившийся стать историком, не был главным актёром в каждой сцене драмы под названием жизнь. В некоторых ситуациях он был абсолютно бездарным актером, который даже реплик своих выговорить не может. И сейчас ему с немалым трудом удалось заставить себя открыть рот и обратиться к гостье: сначала назвав её «старший лейтенант», потом исправившись на «капитан 3-го ранга», а затем на «мисс Гринхилл». Каждый раз его прекрасная помощница отвечала, но он никак не мог продолжить. Не нарочно, а просто из робости. Однако, собрав больше храбрости, чем требовалось ему для сражения с флотом противника, вдесятеро превосходящим его по силам, он заговорил в четвёртый раз:

– Фредерика.

На сей раз кареглазая молодая женщина ответила не сразу. Ян чуть ли не впервые назвал её по имени, и это её очень удивило. Наконец она смогла ответить «Да?», благодаря чему к ней вернулась способность говорить.

– Такое чувство, будто мы вернулись на одиннадцать лет назад, – Фредерика нежно улыбнулась. – Вы не называли меня по имени со времён Эль-Фасиля. Вы помните?

Ян смутился и несколько механически кивнул.

Он был двадцатиоднолетним младшим лейтенантом, когда ему поручили командовать эвакуацией мирных жителей с планеты Эль-Фасиль, которая в тот момент была окружена имперским флотом. Поначалу сложившееся положение заставило его беспомощно чесать голову, однако затем он совершил то, что стало первой страницей в истории «Чудотворца Яна». Как раз во время тех событий Фредерика принесла ему обед, и Ян искренне сказал четырнадцатилетней девочке: «Спасибо, мисс Гринхилл», на что она улыбнулась и ответила молодому офицеру, больше похожему на учёного, чтобы он называл её Фредерикой. «Спасение Эль-Фасиля» зажгло их дружбу, но то, куда эта дружба приведёт, по-прежнему оставалось за границей их поля зрения. Сейчас Ян стоял на распутье, и ему было трудно было сделать шаг вперёд.

– Фредерика, когда эта война закончится… – старался изо всех сил Ян, но так и не смог привести свои эмоции и намерения в равновесие, поэтому последовавшие слова вышли довольно бессвязными: – Я на семь лет старше и… Как бы это сказать… Ну, у меня много недостатков, и я не из тех, с кем легко жить… И я совсем не уверен, имею ли право спрашивать о таком… И это может выглядеть так, будто я использую свое вышестоящее положение… Да и, наверное, неразумно говорить об этом накануне сражения…

Фредерика затаила дыхание. Она поняла, к чему ведёт Ян, и теперь старалась скрыть замешательство, чувствуя, как её сердце начинает биться чаще.

– Но лучше сожалеть о сказанном, чем о том, что не решился сказать. Ох, что-то я не о том… Всё время говорю о себе… Я хочу сказать… Выходи за меня замуж! – выпалил Ян, собрав всю свою выдержку и преодолев нерешительность.

Фредерика ощутила, как в её сердце расправляются крылья, срываясь в бешеный полёт. Через несколько секунд, показавшихся вечностью, она сказала:

– Если мы сложим наши пенсии, то нам не придётся беспокоиться о деньгах, даже когда мы состаримся… И, кроме того…

Девушка пыталась подобрать слова, но превосходная память подвела её. Все нужные слова безнадежно запропастились куда-то.

– Разница в возрасте между моими родителями была восемь лет. Возможно, мне следовало упомянуть об этом раньше. Поэтому… – улыбнулась Фредерика. Она посчитала, что такая реакция будет лучше всего, чтобы избавить Яна от растерянности. Но, посмотрев на Яна, девушка увидела, что он не разделяет её радости и напряжённо ждёт чего-то. Совсем не выглядевший как военный даже в форме и берете, из-под которого торчала непослушная чёлка, самый молодой гранд-адмирал в истории Союза Свободных Планет неловко смотрел на неё.

– Эм… Что-то не так? – неуверенно спросила Фредерика.

Ян изо всех сил пытался выразить свои чувства. Выражением лица он в тот момент напоминал студента, сдающего устный экзамен. Такая серьёзность была для него совершенно неуместной. Он снял берет и смущённо выговорил:

– Я так и не услышал ответа… Ты выйдешь за меня?

– А?!

Фредерика широко распахнула глаза, покраснев из-за собственной беспечности. Он хотел услышать «да» или «нет», но для неё это было так очевидно, что она пропустила этот важный момент, даже не заметив. Кое-как обуздав бешено бьющееся сердце, она дала ответ:

 

– Да, ваше превосходительство… Да, ваше превосходительство, – повторила девушка, охваченная абсурдным сомнением, что только она слышала свой голос, а Ян – нет. – Да, с радостью!

Ян неловко кивнул, снова пытаясь соединить слова в связное предложение.

– Спасибо. То есть… Как бы это сказать… Я…

В итоге он так ничего и не сказал.

 

Юлиан Минц вошёл в каюту вице-адмирала Алекса Кассельна опустив плечи, словно под действием какой-то тяжести. Кассельн заинтересовался, а узнав причину – улыбнулся. Налив напиток в бокал и слегка разбавив водой, он протянул его юноше.

– Понятно. Ян наконец набрался смелости, да?

Юлиан кивнул и выпил залпом, задохнувшись, когда обжигающее чувство двинулось вниз по пищеводу. Кубики льда в его бокале звякнули. Кассельн усмехнулся и налил себе то же самое.

– В общем-то, это хорошо. Выпьем за них?

Юлиан посмотрел в свой бокал и покраснел уже не из-за алкоголя.

– Извините, я уже…

Кассельн бросил ему еще немного льда и налил снова, причём напиток был немного темнее, чем в первый раз. Когда они выпили, Юлиан спросил:

– Вы сказали «в общем-то, это хорошо»… Что вы имели в виду?

– Хорошо для Яна, потому что он наконец нашёл себе жену. Причём замечательную. И хотя вкусы капитана Гринхилл могут показаться несколько странными, она выходит замуж за человека, которого любит, и это уж точно повод для праздника. Как говорится, похороны можно устроить в одиночестве, а для свадьбы нужны двое.

– Тогда почему вы сказали «в общем-то»? У вас есть какие-то оговорки?

Кассельн ответил не сразу и снова наполнил бокал. Взяв его в руки, но не поднося его к губам, он произнёс:

– Думаю, причина та же, по которой ты выпил залпом ещё до того, как я успел произнести тост.

Юлиан промолчал.

– Могу лишь предположить, что тебе тоже нравится мисс Гринхилл.

Юноша залился краской. Кубики льда заплясали, когда он резко поставил бокал на стол.

– Я желаю им счастья, честно! Я люблю их обоих. И вполне естественно, что они в конце концов…

– Я понимаю, – Кассельн постарался его успокоить. – Тебе ещё налить?

– Да, разбавленный.

Вице-адмирал выполнил приказ юноши.

– Знаешь, может, это не моё дело, но хочу сказать тебе, что любовь и человеческие чувства не поддаются расчётам. И сейчас, отпуская желанное, ты можешь превратить эти чувства в светлые воспоминания. Но при подобной ситуации, если всё заходит слишком далеко, привязанность к одному человеку может вылиться в потерю любви и уважении к другому. Здесь нет добра и зла или какой-то логики, это получается само по себе. Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы тебя это сильно затронуло. Ты умный парень и характер у тебя хороший. С другой стороны, пламя может вспыхнуть в самых неожиданных местах.

– Да, понимаю.

– Хорошо, если так, пусть даже только умом, – сказал Кассельн, который видел Юлиана насквозь. Затем он сменил тему, чтобы разрядить атмосферу: – Как думаешь, после свадьбы они так и продолжат называть друг друга «командующий» и «капитан»?

– Да нет, не может такого быть.

Кассельн скривился, услышав непроизвольный ответ Юлиана.

– Ну это как сказать. Меня вот жена ещё какое-то время после свадьбы называла «капитан Кассельн». Всё время хотелось по привычке отдать честь.

Юлиан рассмеялся, но Кассельн видел, что делает он это больше из вежливости.

– Ладно, давай продолжим этот разговор после нашей победы. А что ты будешь делать, когда они поженятся? Думаю, ты мог бы жить вместе с ними.

Дыхание Юлиана было горячим от алкоголя и всего прочего. Он поставил опустевший бокал на стол и откашлялся.

– Я бы не хотел вмешиваться в жизнь молодожёнов, быть третьим-лишним. Я буду только мешать.

Юлиан пытался не обращать на это внимание, но он понимал, что если Ян и Фредерика поженятся, ему нужно будет дистанцироваться от них.

При мысли о том, чтобы куда-то отправиться, в голове Юлиана появился образ планеты, которую он никогда не видел. Небольшая планета, вращающаяся вокруг маленькой звезды, находящейся где-то на окраинах территории Империи. Эта планета, Земля, была третьей в своей солнечной системе. Когда-то это был единственный мир, в котором жили люди. Услышав её название из уст умирающего епископа Дегсби, Юлиан понял, что должен побывать там хотя бы раз.

Конечно, Юлиан не мог предвидеть, что ждёт его на Земле. Но если там был спрятан клинок, при помощи которого можно было разорвать завесу истории, то он должен был за него ухватиться. Это сильное желание, соединившись с дальновидностью, было как кофе, который, смешанный со сливками, был уже не таким черным,.

В любом случае, он видел пользу в том, чтобы отправиться туда хотя бы ради этого. Юлиан не мог сравниться в проницательности с Яном, у которого был собственный подход к прошлому и будущему. Но то, для чего ему не хватит понимания, юноша собирался восполнить действиями. И, если ему в самом деле удастся выжить в этой битве, а брак Яна с Фредерикой станет реальностью, он воспринял бы это как знак отправляться в путь.

– Желаю счастья... – пробормотал Юлиан себе под нос, пряча до времени свои бесцельные мысли.

Кассельн внимательно наблюдал за ним со смесью любопытства и сочувствия на лице.

 

III

 

Флот Яна покинул базу и взял курс на звёздную систему Вермиллион.

– Как-то неожиданно мы все стали одной большой семьёй. И я не завидую Яну, что ему приходится за всем присматривать, – сказал Кассельн Юлиану.

После сдачи крепости Изерлон вице-адмирал находился на борту флагманского корабля «Гиперион», не имея никакой конкретной должности.

По мере того как расстояние до точки назначения сокращалось – в обратной пропорции возрастало всеобщее беспокойство. Когда они достигли внешнего края системы Вермиллион и увидели на экране её слабое, словно незрелый фрукт, солнце, высшие офицеры флота Союза почти физически ощутили, как кровь стынет в их жилах.

– Какое жалкое солнце, – выругался вице-адмирал Аттенборо. Вероятно, причиной такой реакции на вид звезды было нервозное состояние, и даже если бы она оказалаь ярким гигантом, то он и в этом случае нашёл бы какую-нибудь причину, чтобы её упрекнуть.

«Если не удастся остановить герцога Лоэнграмма здесь, нам будет некуда отступать», – это было больше, чем просто понимание ситуации, это была объективная реальность, и потому у офицеров не было ни малейшего желания повторно это обсуждать. Но, пока их командир в добром здравии, они всё еще могли надеяться на чудо.

И потому в молчаливом согласии все они устремили взгляды на своего молодого командующего. И при виде того, что Ян спокойно наслаждался беседой с Меркатцем, — по крайней мере, так это выглядело, — у них на душе становилось спокойнее.

Даже после того, как он стал гранд-адмиралом, военная форма Яна не изменилась. Его чёрный берет с белой пятиконечной звездой, чёрные куртка и ботинки, а также шейный платок и брюки цвета слоновой кости остались теми же. Лишь число звёзд на знаках отличия увеличилось на одну. И хотя значение этой звезды было очень большим, оно не привело к заметным изменениям в поведении хозяина формы, и Ян всё так же не походил на военного, как и раньше.

Меркатц, стоявший рядом с Яном как его советник, был одет в чёрно-серебряную форму имперского флота. За более чем за сорок лет службы он слишком привык к ней. Этот пожилой мужчина выглядел настоящим воином, а не просто военным, и даже на предвзятый взгляд Фредерики Гринхилл казался более подходящим на роль старшего офицера, чем Ян.

 

Столкновение началось с состязания между разведками. Флот Союза разделил объём системы Вермиллион, составлявший 125 миллиардов кубических световых секунд, на десять тысяч секторов и отправил две тысячи разведывательных кораблей патрулировать эти сектора. Операцией руководил начальник штаба Мурай, который намного превосходил своего командующего в таких кропотливых делах. Втом, чтобы обдумать ситуацию со всевозможных сторон Яну не было равных, но когда дело доходило до реализации, он только мешался под ногами. Ян нашёл себе отговорку и говорил по этому поводу, что всё имевшееся в нём усердие администратора исчерпал одиннадцать лет назад, во время утомительной эвакуации с Эль-Фасиля.

За тридцать часов разведывательной операции, проведённых в тишине, напряжение продолжало расти, пока наконец имперский флот не был обнаружен. Первым его заметил старшина разведывательного подразделения F02 под командованием старшего лейтенанта Чейза.

– Старший лейтенант, смотрите!

Голос старшины был далёк от спокойствия, и одного этого было достаточно, чтобы заставить его командира занервничать. А впереди приближалось вздымающееся облако огней, угрожая захватить кромешно-чёрную гладь и поглощая слабый свет звёзд.

Когда Чейз включил передатчик сверхсветовой связи, его руки дрожали.

– На связи разведывательное подразделение F02. Мы обнаружили главные силы противника в секторе 00846. Они направляются в сторону сектора 01227. Мы находимся в 40.6 световых секундах от врага... очень близко!

С другой стороны, разведывательная сеть имперского флота тоже обнаружила этот отряд, подкравшийся к ним, словно мыши. Вице-адмирал Рольф Отто Браухич, сражавшийся в битве при Кифайзере под командованием Зигфрида Кирхайса, первым получил изображения со своего спутника вместе с сообщением в вражеском патруле.

Когда один из подчинённых спросил, нужно ли им преследовать и уничтожить противника, Браухич покачал головой.

– Атака на разведчиков в лучшем случае принесёт крошечную победу. Давайте не будем тратить время зря. Лучше определим их курс и вычислим местонахождение главных сил противника.

Приказ Браухича был верным, поскольку подразделение F02 не только сообщало своим о появлении врага, но и делало полностью обратное, так как траектория их движения легко определялась тактическим компьютером.

Когда был получен доклад Браухича, Райнхард смотрел на океан звёзд, раскинувшийся на потолочном экране «Брунгильды». Его прекрасное лицо стало бледнее в свете звёзд, как у фарфорового изваяния, погруженного на дно реки. Находящиеся вокруг офицеры не решались заговорить и, затаив дыхание, молча выполняли свои обязанности. Это священное молчание нарушил адмирал флота Пауль фон Оберштайн, сообщив молодому главнокомандующему о приближении вражеского флота.

– Скорее всего, мы столкнёмся в системе Вермиллион.

С самого начала операции Райнхард соглашался с выводами Оберштайна. С незапамятных времён места сражений чаще всего выбирались на основе негласных соглашений между противниками. Вот и сейчас у Райнхарда не было сомнений в том, что Ян выбрал полем решающего боя систему Вермиллион.

– Значит, всё-таки здесь…

Пробормотав это, Райнхард подозвал своего старшего адъютанта, контр-адмирала Штрейта, и сказал ему передать по флоту приказ отдыхать. Заметив удивление на лице адъютанта, молодой гросс-адмирал улыбнулся.

– Нет причин думать, что сражение начнётся в ближайшее время. Так давайте отдохнём и успокоим нервы, пока ещё возможно. Три часа все могут делать, что захотят. Алкоголь также разрешён.

Когда Штрейт ушёл отдавать приказы, Райнхард остался сидеть в своём командирском кресле, смежив тёмные ресницы и погружаясь в свои мысли.

 

Солдатам Союза тоже был предоставлен неожиданный отдых, в то время как их командиры беседовали в конференц-зале за чашкой кофе. Как и все, Ян сделал глоток. В кофе он не разбирался, так что качество его не волновало.

– Не думаю, что стоит напоминать об этом, но герцог Лоэнграмм – несравненный гений. В открытом бою с ним у нас будет мало шансов на победу, – прямо заявил Шёнкопф. Во флоте Яна не было табу на открытые высказывания.

– Вполне вероятно, что так и есть, – ответил Ян.

– Однако и вы тоже хороши в этом деле. В конце концов, мы ведь за этот год уже обвели вокруг пальца не одного, а сразу трёх известных имперских адмиралов?

– Нам повезло. Ну, не просто повезло, но всё же удача сыграла некоторую роль.

Ян говорил правду, как он её видел. Несмотря на то, что до нынешней битвы он одержал уже три победы, по очереди разгромив флоты своих противников, но сейчас перспектива иметь перед собой таких оппонентов, как сам Райнхард фон Лоэнграмм, а также Оскар фон Ройенталь и Вольфганг Миттермайер, задушила на корню победную песнь, которая могла бы сложиться из предыдущего плана. Он не собирался проигрывать, но понимал, что в таком случае о быстрой победе не может быть и речи. На начальных этапах противостояния вероятность того, что Райнхард выступит вперёд сам или появится двойная звезда флота Империи, была практически исключена, поэтому он и решился сделать ставку. Да, успех сопутствовал ему, но при всём при том, что со стороны складывалось впечатление, что богиня судьбы ему благоволила, самому Яну уже так не казалось. Он скорее чувствовал, что этими последовательными победами он исчерпал весь свой запас удачи до дна.

Меркатц тепло посмотрел на своего командира, который годился ему в сыновья, но ничего не сказал.

– Построение противника узкое, но это компенсируется глубиной и плотностью. Вы планируете прорываться по центру? – cкрещённые на груди руки заместителя начальника штаба Фёдора Патричева были толщиной почти с туловище Яна. Хоть по своей природе Патричев был скорее человеком подходившим для командования на передовой, чем для канцелярской работы, но ещё с тех пор, как флот Яна назывался Тринадцатым флотом, Ян постоянно держал этого жизнерадостного и энергичного здоровяка при себе в штабе.

– А вас не беспокоит, что врагу будет предоставлена свобода действий? – вмешался Оливер Поплан.

Но Патричев понял стратегию Яна.

– Я считаю, что это имеет смысл, – произнёс он басом, прикидывая, достаточно ли обнадёживающе звучат его слова для окружающих.

Когда обсуждения, доводящие их душевное равновесие до предела, закончились, и офицеры штаба покинули конференц-зал, Вальтер фон Шёнкопф остался. Посмотрев в сторону, Ян обратился к нему:

– Как по-вашему, генерал, мы победим?

– Это зависит от того, насколько вы сами хотите победить.

Тон Шёнкопфа был совершенно серьёзен, и Ян ответил так же:

– Я желаю победы всем сердцем.

– Одного желания не достаточно. Если вы сами не верите в победу, то как заставите поверить других?

Ян промолчал. Острый язык Шёнкопфа ранил его до глубины души.

– Будь вы обычным воякой, думающим только о победе, или амбициозным человеком, жаждущим власти, вас стоило бы подталкивать к решительным действиям. А будь вы человеком непоколебимой убеждённости, верящим в своё чувство справедливости и несущим ответственность за свои поступки, я с радостью подбадривал бы вас. Но дело в том, что даже в разгар битвы вы не уверены в своей правоте.

На это у Яна тоже не было ответа.

Шёнкопф поставил свою чашку с кофе и продолжил:

– Человек, не верящий в себя, но побеждающий во всех битвах… С точки зрения идеалиста, само ваше существование непростительно. Вы просто безнадёжны.

– Даже худшее демократическое правительство превосходит самое лучшее самодержавие. Поэтому я сражаюсь за Джоба Трунихта против Райнхарда фон Лоэнграмма, – сказал наконец Ян. – Думаю, этого достаточно.

Но даже высказавшись, он лишь подтвердил правоту Шёнкопфа, так как веры в свои слова в его голосе не было.

В прошлом, на древней Земле, демократические Афины воевали с деспотической Спартой, а независимое государство Милос приняло нейтралитет, не присоединившись ни к одной из сторон. Разозлённые отказом подчиниться, афиняне напали на Милос, посчитав его врагом. Они убили множество мирных жителей и захватили земли Милоса, назвав свои действия победой демократии. И этот уродливый парадокс стал плохим примером для будущего. Если бы это вторжение и последовавшие массовые убийства были вызваны безумными амбициями деспотического правителя, у людей могла бы остаться надежда. Но по-настоящему безнадёжны те случаи, когда народу наносили вред избранные им же правители. У людей есть странная привычка аплодировать тем, кто их презирает. Рудольф фон Голденбаум на своём пути к трону опирался на поддержку народа. И его воцарение было следствием «худшего демократического правительства». Поэтому Ян не мог поверить в им же сказанное. Он задавался вопросом, что больше подходит для основания лучшей демократии – лучший вариант самодержавия или худшая демократия – и не мог прийти к ответу.

 

Когда отдых завершился, сразу же началась подготовка к битве. Расслабленные умы внезапно ожили с мощью запущенных двигателей. Различные системы обнаружения уже сообщали о присутствии впереди огромного флота противника, вселяя тревогу в сердце каждого офицера.

– Расстояние до врага: восемьдесят четыре световых секунды, – голос оператора транслировался на все корабли, ледяной рукой страха сжимая сердца и вызывая учащение дыхания и пульса. – И оно сокращается!

– Конечно, сокращается. Что бы мы делали, если б они двигались в другую сторону? – нервно усмехнулся кто-то из солдат, обслуживающих орудийные башни. Их разговоры был наполнены взрывоопасной смесью тревоги и напряжения, если превысить критическую массу которых, ситуация выйдет из под контроля.

Как обычно, Ян сидел на своём командирском столе, опираясь на одно колено и не сводя глаз с экрана. Но затем его взгляд сам собой прошёлся по находящимся рядом с ним офицерам – Меркатцу, Мураю, Шёнкопфу, Юлиану Минцу, Машенго, Фредерике Гринхилл, Патричеву – и, ни на ком не задерживаясь, вновь вернулся к экрану. Фредерика, ощущая одновременно большое успокоение и лёгкое разочарование, посмотрела на молодого гранд-адмирала, снявшего свой берет и взъерошившего непослушные чёрные волосы. Теперь он принадлежал ей. Но не только ей. По сравнению с более чем десятью миллиардами жителей Союза, которые верили в него, её вера была в лучшем случае скромной. И девушка чувствовала себя чрезмерно амбициозной из-за своего желания разделить с ним будущее.

Ян снова надел берет. Фредерика сосредоточилась на экране. Всё остальное не имело значения до тех пор, пока им не удастся пережить эту войну.

– Враги вошли в пределы жёлтой зоны, – начал новое сообщение оператор сухо и формально, но вскоре его голос резко пошёл вверх: – Они полностью в пределах досягаемости!

Артиллеристы были готовы и держали пальцы на кнопках пуска. Затаив дыхание, они ждали приказа своего главнокомандующего. Ян вздохнул, поднял руку и махнул ею вниз в десять раз быстрее, чем поднимал.

– Огонь!

Десятки тысяч светящихся драконов устремились к врагу сквозь пустоту космоса. Прежде, чем они смогли добраться до своей добычи, драконы имперского флота также были выпущены из своих клеток и бросились на своих противников. Их клыки столкнулись, взорвавшись ослепительными вспышками света.

В 14:20, 24-го апреля 799-го года космической эры или 490-го года по имперскому календарю, самым обычным образом началась битва при Вермиллионе.

                                

IV

 

Вспышки света наполнили космическое пространство беззвучным рёвом. Всё новые и новые клинки света прорезали этот раскалённый добела водоворот, разрывая корабли, осколки которых тенями плясали в бешеном танце. Вихри взрывов сверкали так ярко, что было больно смотреть. Не прошло и тридцати минут после начала боевых действий, а сражение уже переросло в жестокую бойню.

Однако стоит отметить, что битва при Вермиллионене началась довольно обычно. И Райнхард фон Лоэнграмм, и Ян Вэнли беспокоились, что у противника есть в рукаве какой-то хитрый план и, думая о возможных последствиях, оба начали весьма осторожно и выжидающе.

 

Райнхард собирался использовать беспрецедентно новую тактику «гибкой глубокой обороны» против атакующих действий Яна. У Яна, разумеется, были собственные идеи. Но ни один из них не спешил приводить свой план в действие, чтобы не дать другому фору. Таким образом, эта грандиозная артиллерийская битва, полная яростной пляски света, была далека от того, чего желали обе стороны. Но, начавшись, эта битва понеслась вперёд сама по себе, словно дикая лошадь, презирающая поводья всадника. Ян был настолько разочарован действиями Райнхарда, что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться на управлении флотом.

Изменения в ходе битвы были столь резкими и беспорядочными, что ни Райнхарду, ни Яну не удавалось своевременно на них реагировать. К тому моменту, как приказы доходили до адресатов, ситуация успевала кардинально перемениться, делая их бессмысленными. В результате, когда в докладах с передовой запрашивались подробные инструкции, в льдисто-голубых глазах Райнхарда стали вспыхивать молнии.

– Пусть все подразделения действуют по ситуации! Иначе зачем я вообще назначал офицеров среднего звена? Я что, один должен всё делать?!

Флоту Союза приходилось хуже. Когда командиры запрашивали подробные инструкции, Яну оставалось лишь вздыхать:

– Ну, пусть с врагом посоветуются, что ли. Как будто в такой неразберихе есть возможность командовать.

Битва стремительно становилась всё ожесточённее, сверх всяких ожиданий командиров. Луч к лучу, ракета к ракете яростно сталкивались, атакующие и оборонительные силы боролись друг с другом. Если силы разрушения брали верх над защитой, они прорывались сквозь нейтрализующие энергию магнитные поля и охватывали корабли своим смертоносным жаром. Если же защита оказывалась мощнее, вся огромная разрушительная энергия расточалась напрасно, нанося вред лишь самым слабым жертвам по мере своего рассеивания. Терзаемые яростными волнами высвобождаемой энергии, оба флота продолжали выпускать лучи света и ракеты. Даже будучи поражены ядерными ракетами, корабли продолжали вести огонь и уничтожать врага. Как будто им было присуще человеческое упорство.

Радужный натиск имперских выстрелов обрушился на флагман Яна «Гиперион», вокруг которого вспухли большие и маленькие огненные сферы. Первым взорвался защищавший его крейсер «Нарвик», который, после попадания в середину корпуса разломился напополам и раздулся белым пузырём света, а затем один за другим вспыхнуло целое скопление ярких шаров, освещая темноту космоса.

На мужественном смуглом лице капитана «Гипериона» Асадоры Шартиана появилось опасение.

– Ваше превосходительство! Наш флагман слишком близко к линии фронта. Боюсь, мы можем стать целью концентрированного огня. Прошу разрешения отвести корабль назад.

Обращенные на капитана чёрные глаза Яна были полны доверия:

– Этим кораблём командуете вы. Делайте, как посчитаете нужным.

Но не прошло и десяти минут, как Ян взял свои слова назад:

– Зачем мы отступили? Так я не смогу своевременно управлять сражением!

Причиной тому было лишённое связи с остальным флотом подразделение имперцев, которое выдвинулось вперёд, пойдя в атаку. В тот момент, когда Ян увидел брешь, он понял, что это возможность укрепить пошатнувшийся каркас его тактических построений. Ян наклонился вперёд и отдал приказ Фредерике.

В конце концов, командованию имперцев не хватило слаженности, и в тот момент, когда подразделение, которое находилось на переднем краю, нацелило на противника свои орудия и было готово открыть огонь, подразделение, которое находилось позади, устремилось вперёд. Системы предотвращения столкновений сработали мгновенно, и имперские корабли заплясали вразнобой в манёврах уклонения. Штурманы проклинали всех богов и демонов, отчаянно цепляясь за свои панели управления.

Неразбериха длилась недолго, но Яну этого хватило. Все корабли Союза повернулись к внезапно пустившимся в пляс кораблям противника и одновременно дали залп из своих главных орудий. Повсюду начали появляться светящиеся точки, которые раздувались и сливались друг с другом, образуя нечто бесформенное.

Огромная дыра образовалась в построениях имперского флота. Уродливое месиво из потоков энергии и небытия. Гигантский водоворот высокочастотных волн, безжалостно отрицающий само существование жизни.

На своём флагманском линкоре «Брунгильда» бушевал Райнхард.

– Что, чёрт возьми, делает Турнейзен?!

Офицер связи съёжился от голоса Райнхарда, изо всех сил пытаясь преодолеть воздействие помех и установить контакт с нарушившим порядок флотом. Операторы систем наблюдения тоже пытались различить что-то в неразберихе сигналов с обеих сторон. Они подтвердили, что флот Турнейзена покинул предназначенный ему участок.

– Настоящий «герой», – искусственные глаза Оберштайна равнодушно светились. – Речи его разносятся далеко, но глаза видят лишь то, что находится прямо перед ним. Думаю, вам лучше избавиться от него.

– Если я буду жив к концу этой битвы, то обязательно одобрю ваше предложение, – выплюнул Райнхард. – Но прямо сейчас нам нужна сила его флота. Свяжите меня с Турнейзеном!

Шаттл связи, на котором находилась капсула с приказом Райнхарда Турнейзену, покинул трюм «Брунгильды». Райнхард разъярился ещё сильнее, из-за того, что пришлось использовать такой окольный путь, но делать было нечего.

В одиночку выдвинувшись вперёд, питаемый лишь своими амбициями и агрессивностью, Турнейзен разрушит планы молодого гросс-адмирала на тактическом уровне, если не вернётся на свое место. Теперь Райнхарду придётся оттаскивать его за шиворот и наводить порядок в своём флоте. Вступая в подобную войну на истощение, он рисковал сыграть на руку Яну.

Опасения Райнхарда оправдались. Ян находился в затруднительном положении, но мастерски изменил построение таким образом, что силы имперцев, за исключением подразделения Турнейзена, оказались в фокусе вогнутого построения кораблей союза. Потрясающе точный выбор момента и чёткость исполнения заставили Меркатца с восхищением посмотреть на Яна, а тем временем корабли противника смешали ряды и ринулись как сумасшедшие вперёд к батареям армии Союза, словно их засосало через соломинку.

– Огонь!

Это была атака огромной плотности и точности. Имперцы, несущиеся словно стадо бешеных бизонов, как будто столкнулись с невидимой стеной. Взметнулись свет и жар, и солдаты, только что преисполненные отваги и возвышенных чувств, обратились в мертвецов. Цепи взрывов протянулись во всех направлениях, превращаясь в ожерелья из огоньков, которое выглядело красивее любого украшения, сделанного руками человека. Но внутри драгоценных бусин сияющего ожерелья, лишённая всякого изящества и великолепия, бушевала смерть.

Некоторые солдаты испарялись мгновенно, другие сгорали заживо, и их тщетные крики разрывали воздух. Ослеплённые вспышкой, несколько человек столкнулись с убегающими товарищами, и, случайно упав на оголённые провода, умерли в снопе искр.

 

Жестокость никогда не была их целью в бою. Но теперь они осознали, что справедливость и вера в первую очередь жаждут крови. И чтобы справедливость, провозглашённая их верховным главнокомандующим, стала реальностью, а вера была удовлетворена, многие должны были сгореть заживо или быть разорваны на куски. Если бы только их правители отказались от справедливости и веры, тем солдатам, которые смотрели на свои внутренности, вываливающиеся из открытых ран, не пришлось бы умирать в боли и ужасе. Но правители продолжали настаивать на том, что справедливость и вера важнее человеческих жизней, даже если они пользовались своей властью, прячась вдали от поля боя. Если Райнхард и отличался чем-то от этих трусливых правителей, так это тем, что он всегда находился на передовой.

– Мама, мама… – стонал, захлёбываясь кровью, солдат, которому взрывом оторвало ноги, и он с трудом полз на руках.

Другой раненый, залитый собственной кровью, споткнулся о мёртвого товарища, и с хрустом ребёр свет угас и в его глазах.

Эта кровавая мясорубка перемалывала корабли не только одной стороны. Флот Союза, под градом мощного ответного огня, также страдал.

Бомбы с ураном-238, выпущенные электромагнитными катапультами, пробивали корпуса кораблей Союза, извергая невероятный жар. Солдаты, схваченные огненными щупальцами, жутко кричали, катаясь по палубам. Сами палубы были уже раскалены докрасна, так что брызги крови, соприкасаясь с ними, превращались в белый дым. Услышав приказ “покинуть блок” пока ещё живые, залитые кровью солдаты, уворачиваясь от клубов огня и дыма, изо всех сил бежали к герметичным дверям. Кровь из их ран капала на пол, превращаясь в клубы пара, жар обжигал ноги сквозь подошвы. Раздался ещё один взрыв, и горячие струи воздуха сбили с ног многих солдат, а осколки металла и керамики, пролетая с огромной скоростью, рассекали шеи и пробивали шлемы. Обезглавленные трупы падали на товарищей, которые только-только начали подниматься, вызывая новые крики. В тот момент, когда руки касались пола, они оказывались ужасно обожжены, кожа оставалась на полу, а обнажённая плоть напоминала багровые перчатки. Даже когда двери в отсек закрылись, скрывая эту адскую сцену, она по прежнему оставалась в глазах выживших.

Неумолимо текущее время требовало всё больше жертв. Разрушения становились всё более ужасными и многочисленными. И Империя, и Союз были бессильны избежать погружения в кипящие пучины смерти.

 

Глава 8. Смертельная битва

 

I

Всего в битве при Вермиллионе принимало участие 18860 кораблей и 2295400 солдат со стороны Империи и 16420 кораблей и 1976000 солдат со стороны Союза. Цифры были примерно одинаковыми, а учитывая то, что линии снабжения Союза были короче, а флот Империи, занимавший оборонительную позицию, имел резервы, они были равны и в этом отношении. Как бы то ни было, Союз, по крайней мере, «не был в невыгодном положении».

Но у имперцев было огромное подкрепление в виде флотов Миттермайера, Ройенталя, Мюллера и Биттенфельда, которых в скором времени можно было ожидать на поле боя. У Союза же, напротив, не осталось ни одной монеты в загашнике. Если они потерпят поражение, защищать Хайнессен будет некому. Судьба всего Союза свободных планет сейчас зависела от того, удастся ли убить одного человека, Райнхарда фон Лоэнграмма.

И хотя под гнётом чудовищной ответственности, которая на нем лежала, можно было сойти с ума, Ян просто не мог позволить себе быть слабым или роптать. Да, он понимал, что есть предел человеческим возможностям, но был непреклонен. Ведь если он, Ян Вэнли не сможет победить Райнхарда фон Лоэнграмма, то никто в Союзе не сможет.

В то же время он ничего не желал больше, чем избежать зрелища умирающих солдат. Осознания себя как виновника массовых убийств не было для Яна новостью, но одних лишь мысленных картин разрушения и кровопролития было достаточно, чтобы заставить сердце несостоявшегося историка содрогаться. То, что он уже совершил в прошлом, и то, что продолжает совершать в этот самый момент, — имеет ли вообще такой человек право на счастье семейной жизни? – Ян не мог отделаться от подобных мыслей. Пожалуй, именно в этих мыслях и состояла главная причина, по которой он так долго сдерживался, чтобы не ответить взаимностью на чувства Фредерики Гринхилл. И хотя казалось, что он наконец преодолел это, до конца убедить себя ему так и не удалось. Впрочем, откажись он от семейного счастья навсегда, это всё равно не вернуло бы к жизни погибших…

Прежде всего, битва при Вермиллионе не имела себе равных из-за масштабности и сложности тактических ходов, которые привели к её началу, но также и потому, что два легендарных полководца сошлись лицом к лицу на её роковом поле. Тем не менее, к концу первого акта битвы как Ян, так и Райнхард отказывались верить в то, что это их руководство привело к этой хаотичной непостижимой бойне, вышедшей из под контроля. Обе стороны неохотно готовились к битве на истощение. Понимая, что находятся на грани катастрофы, они наконец смогли взять боевые действия под контроль и временно опустить занавес над сценой взаимного кровопролития, которая иначе грозила растянуться до бесконечности. Их проницательность и рассудительность в этой ситуации ещё раз доказывали их невероятные способности.

– Боже, ну и ну и натворили мы дел, – вздохнул Ян, пробегая глазами по входящим данным.

То, что присущая военной науке безжалостность может так же эффективно нести смерть собственным людям, на этот раз стало для него ещё яснее, ведь драгоценные силы были растрачены впустую. Поэтому он пребывал в плохом настроении.

– Если бы только у нас было больше кораблей. Десять тысяч… нет, пять… даже трёх тысяч было бы достаточно…

Ян снова вздохнул, осознавая тщетность таких бессмысленных рассуждений. Взъерошив свои чёрные волосы, он взял себя в руки и вернулся к расчётам.

У всех остальных тоже были свои обязанности. Военные хирурги и медсёстры мобилизовали всю свою медицинскую сеть для лечения раненых. Столкнувшись с выбором между человечностью и эффективностью, они отдавали предпочтение последней, поэтому их методы были в некотором роде жестокими. Сначала они обезболивали болевые рецепторы пациентов паралитическим газом, а затем отрезали поражённые части, заменяя их искусственными органами и кожей. Повреждённые и не поддающиеся излечению конечности отрезали лазерными скальпелями, после чего приживляли на их место протезы, оснащённые водородными батареями. Такие меры сначала применялись лишь в тех случаях, когда живые клетки не могли быть регенерированы с помощью особого излучения, но поскольку в половине случаев это делалось без согласия пациента, вскоре пришедшие в себя тяжелораненые начали кричать в знак протеста, не обнаружив на привычном месте своих рук и ног. Но сколько бы они ни кричали, требуя вернуть утраченное, эти ампутированные части уже были сожжены. Хранить их было негигиенично. Таким образом, количество солдат, оставшихся после войны с механическими протезами, было сопоставимо с числом тех, кому повезло ещё меньше.

 

Рано утром 27-го апреля ход битвы претерпел первые серьёзные изменения, когда, после перегруппировки флота, Ян приказал начать блицкриг.

Он редко проявлял такую активность против умелых противников. Обычно Ян подстраивался под действия врагов и предпочитал заставать их врасплох, а не атаковать в лоб самому. С другой стороны, Райнхард, получив информацию о блицкриге Союза, отдал весьма стандартный в таких случаях приказ о контратаке, что также было необычным для столь энергичного командующего.

«Вот какова одна из главных причин того, что начальная фаза битвы при Вермиллионе привела к такому хаосу: обычной тактикой Райнхарда было нанесение удара первым, а привычным для Яна Вэнли стилем была гибкая оборона. А здесь они будто добровольно лишили себя своих сильных сторон и, пытаясь вырвать друг у друга победу, поменялись местами, действуя в стиле своего оппонента», – с уверенностью будут утверждать некоторые из военных историков будущего, но и у Райнхарда, и у Яна, независимо от того, брали они инициативу в свои руки или отдавали, находясь на поле боя, не было иного выбора, кроме как сделать всё, что они могли, для того, чтобы довести до логического конца сложившуюся ситуацию. И на то у каждого была своя веская причина.

Флот Яна атаковал имперцев, как и было спланировано, в коническом построении. Из открытых оружейных портов кораблей Союза материальная и нематериальная энергия обрушилась на врага с силой булавы Шивы. Ответный удар флота Империи был столь же жестоким, но этого было недостаточно, чтобы остановить продвижение Яна. Распустившиеся в изобилии яркие цветки взрывов поглощали имперские корабли.

Эсминцы, получившие прямые попадания, вспыхивали самыми различными оттенками, напрягая до предела зрительные нервы видящих это солдат, и разлетались во все стороны. Столкнувшиеся сгустки энергии испускали свет и тепло, раскачивая корабли своей турбулентностью. Десятки тысяч огненных стрел обрушивались на корабли, пробивая бреши, сквозь которые в тёмную пустоту высасывало воздух и солдат.

Белый, оранжевый, малиновый, синий, зелёный и фиолетовый — вспышки взрывов всех цветов ударяли в глаза наблюдавших. Если бы всё это сопровождалось и звуком, то свело бы сражающихся с ума.

В прошлом при применении техники массированного огня флота Яна, ошеломляющий результат никогда не заставлял себя ждать, и этот раз не был исключением. Неумолимый водопад световых лучей нанёс имперцам серьёзный урон, и, вероятно, не меньший урон был вызван ужасом и паникой, в которую впали солдаты. Войска Райнхарда, казалось, готовы были отступить, но вскоре отказались от этого варианта и попытались уйти во фланг. Однако Ян был на шаг впереди.

В своей попытке избежать огня противника имперцы выбрали худший из возможных вариантов. Словно гигантская река, хлынувшая из ущелья на равнину, перед тем как рассредоточиться, они, ещё находясь в плотном построении, попадали под шквальный огонь противника.

Воспоминание об этой столь эффективной бомбардировке заняло особое место в памяти Яна. Даже не имея чёткой цели, канониры создавали огненные шары взрывов один взрыв за другим, рисуя кровью и пламенем на холсте космоса. И каждый такой взрыв означал гибель тысяч человеческих жизней.

Имперцы были в одностороннем порядке отброшены, их построение разрушено, а корабли рассеяны. И Ян не собирался упускать из рук этого шанса. Его краткий, но властный приказ был передан всему флоту.

– Вперёд!

Построенный конусом флот Яна двинулся вперёд, пробивая строй имперцев как стальной меч бронзовый щит.

– Мы прорвались! – взволнованно вскричал оператор.

Несмотря на радостные крики, наполнившие командный мостик «Гипериона», Ян не разделил всеобщий восторг.

– Слишком тонкий... – произнёс он тоном, больше подходящим покупателю, недовольному отрезанным в магазине куском мяса. Однако Юлиан сразу понял, что хочет сказать адмирал. Оборонительное построение имперцев не должно было так просто распасться.

– Скоро появятся ещё, – предсказание командующего сбылось менее чем через полчаса. Прямо перед ними выросла новая оборонительная линия противника и встретила их огнём.

По мере того, как флот Яна на большой скорости продвигался вперёд, продолжая вести концентрированный огонь, который был его отличительной чертой, он пробивал огромные дыры в рядах имперцев, буквально выкашивая врагов. В авангарде находилось подразделение коммодора Марино.

Коммодор Марино служил капитаном «Гипериона» до того, как его сменил Шартиан. Умение управлять одним кораблём не обязательно означало умение командовать флотом, однако он был успешен и в этой роли. Словно шило сапожника, протыкающее кожу, его подразделение просверлило вражеские ряды. Но прежде, чем успели стихнуть радостные крики, впереди появилось ещё больше световых точек – их приветствовала очередная линия обороны, развёртывая свои силы.

– Они продолжают появляться один за другим… Да сколько же у них слоёв защиты? Это что-то вроде старинной юбки?

Коммодор выругался и с недовольством оглядел офицеров своего штаба, но ему никто не ответил. Когда воздушный шар их триумфа сдулся, в воздухе повис туман тревоги и усталости.

Тем не менее, корабли Союза открыли свои орудийные порты и, не замедляя хода, атаковали и третий слой. После короткого, но жестокого боя они буквально разорвали его в клочья. И снова некоторые начали радостно кричать – пока не заметили четвёртый слой обороны противника.

 

II

29-го апреля стремительные атаки флота Яна Вэнли прорвали восьмой слой оборонительных построений имперцев. Но перед ним сразу же возник девятый: тысячи световых точек выстроились, готовые встретить врага.

– Какое бесконечное по глубине построение… – у Яна против воли вырвался вздох восхищения.

 Хотя он и предсказывал, что противник займёт глубокую оборонительную позицию, но не ожидал, что она будет такой плотной. Это служило живой иллюстрацией выражения «реальность всегда превосходит воображение».

– Это как снимать слой за слоем кожицу лука, – произнёс Меркатц, скрестив на груди руки. – Линии защиты идут одна за другой.

– Им нет конца, – начальник штаба Мурай покачал головой.

Генерал-майор Вальтер фон Шёнкопф цинично усмехнулся:

– Останавливаться уже поздно. Ну что, будем снимать девятый слой или?..

Ян снова посмотрел на Меркатца и кивнул, получив ответ, который искал. Они прошли точку невозврата. Зная, что глубина становится все больше, а грязь всё гуще, у флота Союза теперь не было иного выхода, кроме как продолжать двигаться к центру озера. Герцог Райнхард фон Лоэнграмм тянул противника за собой невидимым тросом, и его манипуляции казались невероятно искусными и зловещими. Но откуда он наблюдал за ходом битвы? Где прятался, выжидая момент, чтобы нанести удар?

– Ваше превосходительство… – раздался сдержанный голос, принадлежавший Юлиану.

– Хочешь что-то сказать?

– Да, ваше превосходительство. Кажется, я понял, что задумал герцог Лоэнграмм.

Ян, чуть нахмурившись, посмотрел на юношу с льняными волосами. Временами он старался быть строгим со своим подопечным, чтобы избежать обвинений в фаворитизме.

– Смелое заявление. Но то, что думает герцог Лоэнграмм, и то, что он делает, разделяет не меньше светового года.

– Да, но в данном случае речь вряд ли идёт и об одном световом дне.

Взгляды офицеров штаба сосредоточились на Юлиане. Ян подождал пару секунд и потребовал объяснений.

– Мне кажется, цель герцога Лоэнграмма в том, чтобы измотать нас, как физически, так и психологически. То, как мы прорвавшись через одну линию обороны, сразу натыкаемся на следующую, подтверждает это.

– Что ж, пожалуй, так и есть, – пробормотал Меркатц.

Ян молча смотрел на юношу.

– Новые ряды противника не могут подходить к нам с фронта, иначе наши сенсоры засекли бы их заранее, – медленно, словно ещё раз обдумывая каждое слово, начал Юлиан. – Кроме того, в таком случае герцогу Лоэнграмму трудно было бы следить за ходом битвы. Так что, по-видимому, от ставки герцога нас вообще почти ничего не отделяет, и флот врага подобен двум колодам карт слева и справа, которые перемешивают прямо перед нами, – Юлиан вздохнул и сделал заключение: – Иными словами, они выдвигаются слева и справа, и оказываются напротив нас. Если нам удастся как-то это обойти, мы сможем сразиться с основным флотом герцога Лоэнграмма.

Юлиан выразился очень ясно и точно. Когда юноша закончил говорить, первым на его слова кивнул Меркатц.

– Понятно. Это имеет смысл. Ты явно много думал над этим. – Ян вздохнул. Действительно, при таком построении герцог Лоэнграмм мог перебрасывать свои подразделения, постоянно выстраивая оборонительные линии перед флотом Союза. И всё же Фредерика Грихилл задумалась, был ли вздох адмирала адресован Райнхарду фон Лоэнграмму или же Юлиану.

В этот момент пришёл доклад от оператора. К ним приближалась группа одноместных имперских истребителей-валькирий.

– Отправьте эскадрильи Поплана и Конева на перехват, – приказал Ян.

Уже обдумывая следующую краткосрочную тактику, он перебрался со стола на стул и надвинул чёрный берет на лицо.

 

Пролетая на огромной скорости между большими кораблями, 160 спартанцев и 180 валькирий вступили в напряжённый воздушный бой.

Оливер Поплан совершал немало предосудительных поступков, но трусом он точно не был. Никто никогда не видел, чтобы он дрожал от страха или беспокоился перед вылазкой.

– Виски, Ром, Водка, Эпплджек, расходитесь и атакуйте. Не дайте врагу вас сожрать. Сожрите его сами!

Поплан как обычно дал своим подразделениям имена в честь сортов алкоголя. И как обычно он дал им разрешение разделиться в восьми направлениях.

Хотя эскадрилья Поплана была известна своим построением тройками, её командир предпочитал развлекаться, уничтожая вражеские истребители в одиночку. Это могло показаться безрассудством, но он и в самом деле сбивал множество врагов с такими скоростью и энергией, что в каждой атаке превращал в шары света одного, а то и двух противников. Враги были ошеломлены его несравненным мастерством, но две валькирии, чьи пилоты были вдохновлёны храбростью и честолюбием, напали на свою грозную жертву, осыпая её огненными стрелами и бросаясь на пятки.

– Думаете, что сможете соревноваться со мной? Вы для этого ещё слишком зелены! – усмехнулся Поплан и устремился к вражескому линкору, пока его преследователи болтались у него на хвосте. Не обращая внимания на трассы выстрелов фотонных пушек, опасно ласкающих его истребитель, он приблизился к огромному кораблю почти в упор и лишь перед самым столкновением резко рванулся вверх. Пройдя в считанных сантиметрах от обшивки, он выполнил переворот.

Пилоты двух преследующих Поплана валькирий уступали ему в мастерстве. Один из них врезался в корпус корабля, взорвавшись оранжевым шаром. Второй попытался повторить трюк Поплана, но задел днищем обшивку корабля, и трение быстро проделало в нем дыру, в которую утащило пилота.

– Пожалуй, этих двоих как сбитых не посчитать… Чёрт, Конев в этот раз наверняка меня обгонит!

Но времени на хвастовство у Поплана не было, так как его подчинённые оказались втянуты в такую битву, с какой прежде не сталкивались. Имперские валькирии под командованием Хорста Шулера, на счету которого было восемьдесят сбитых противников, применяли свою собственную тактику в противовес тактике «троек» флота Союза. Они загоняли противника под огонь артиллерии тяжёлых кораблей и таким образом расправляясь с ним. Спартанцы испарялись один за другим, когда оказывались в пределах досягаемости орудий линкоров.

Собрав своих пилотов, Поплан был поражён тем, как резко сократилось их число. Отчёт старшего лейтенанта Моранвилля был полон горечи.

– От подразделения Эпплджек осталось всего двое. Все остальные погибли в бою… все остальные… – внезапно голос ослаб, и сердце Поплана словно стиснула ледяная рука.

– В чём дело? Лейтенант Моранвилль, ответьте!

Голос, который ответил, принадлежал не Моранвиллю. Единственным, что их объединяло, было чувство горечи и безмерной усталости.

– Говорит мичман Замчевски. Я единственный, кто выжил из подразделения Эпплджек.

Поплан со свистом втянул воздух и, резко выдохнув, ударил по ни в чём не повинному пульту управления правым кулаком.

 

Тот факт, что знаменитая эскадрилья Поплана потеряла почти половину своих бойцов, потряс всех, но ещё более тяжёлый удар ждал впереди. Когда Поплан по возвращении пил виски в офицерской столовой, так и не сняв лётного комбинезона, туда вошёл заместитель Конева, старший лейтенант Колдуэлл.

– Эй, а где твой командир? Хочется увидеть его лицо ещё более кислым, чем моё!

Колдуэлл застыл как вкопанный, на его лице отразилась нерешительность, но затем он тяжёлым голосом ответил:

– В данный момент я исполняю обязанности командира эскадрильи Конева, командующий Поплан.

Глядя на подчинённого с нескрываемым неудовольствием, Поплан осушил ещё один стакан.

– Я не в настроении для всяких окольных объяснений. Говори, что там с Коневым?

Колдуэлл смирился и дал конкретный ответ:

– Он погиб в бою, сэр.

Поплан впился в лейтенанта испепеляющим взглядом. Казалось, противоречивость обуревающих его эмоций была единственным, что сдерживало яростный крик, готовый вырваться из груди.

– Сколько их было?

– Сэр?

– Я спрашиваю, со сколькими врагами он сражался, когда его сбили? Иван Конев никогда бы не проиграл в битве один на один. Так сколько противников понадобилось, чтобы справиться с ним?

Лейтенант смотрел в пол, словно в чём-то провинился.

– Командующий Конев не был убит в сражении между истребителями. Он попал под огонь крейсера.

– Понятно… – Поплан поднялся из-за стола, и Колдуэлл машинально отступил на пол шага. – Значит, чтобы справиться с Коневым, имперцам потребовался крейсер, да? Тогда для того, чтобы одолеть меня, им понадобится полдюжины линкоров!

Поплан рассмеялся, но его смех напомнил лейтенанту звуки бушующей грозы. Командующий что-то бросил, и Колдуэлл поймал это. Проводив аса, выходящего из столовой твёрдой походкой, никак не выдающей нетрезвого состояния её обладателя, Колдуэлл опустил взгляд на свою руку. Там лежала пустая бутылка из-под кукурузного виски.

 

Успешно прорвавшись через девятый слой обороны имперцев, Ян Вэнли объявил о смене тактики. На этот раз он действительно был истощён этой чередой битв.

– Стратегия герцога Лоэнграмма состоит в том, чтобы истощить наши силы при помощи крайней формы глубокой обороны. Всё так, как и сказал младший лейтенант Минц. Продолжать подобное было бы глупо, но остановка лишь даст врагу дополнительное время, так что мы в любом случае играем ему на руку. Наш единственный шанс – уничтожить само многослойное построение врага.

После такого вступления Ян представил офицерам штаба плоды своей умственной работы и проинструктировал их о дальнейших действиях.

Таким образом, 30-го апреля битва претерпела второе кардинальное изменение.

 

III

На данном этапе Райнхард, пребывая в состоянии, близком к летаргии, полностью сосредоточился на отражении атак Яна, чтобы снизить их разрушительную мощь. В конце концов, прямое столкновение с флотом Яна было лишь частью стратегии по захвату всей территории Союза Свободных Планет. Когда его адмиралы вернутся из секторов, куда были отправлены, и заполонят систему Вермиллион, решающая битва достигнет своего апогея. И, естественно, для такой впечатляющей кульминации требовалась обширная, пусть и довольно скучная, подготовка.

Чтобы выдержать натиск Яна, Райнхард подготовил двадцать четыре линии обороны. Точно так же, как он продемонстрировал это своим адмиралам, вылив вино на стопку бумаги, он планировал постепенно истощить силы Яна. Совершенство этой стратегии Райнхарда, которой Ян не мог не восхищаться, подкреплялось и тем, что корабли временно прорванной линии обороны рассредотачивались по сторонам и обходными путями возвращались в тыл к своим союзникам, где вливались в новое оборонительное построение. Таким образом, Ян столкнулся с перспективой бесконечной битвы, вынужденный снова и снова прорывать бесконечные ряды противника.

До сих пор стратегия Райнхарда работала идеально. Но 30-го апреля произошло то, что заставило прекрасные брови Райнхарда нахмуриться. Армия Союза Свободных Планет прекратила своё продвижение вперёд. И, явно что-то замышляя, отступила на 800 тысяч километров, скрывшись зоне скопления астероидов, в которой телеметрия была сильно затруднена. Вскоре поступил доклад, что многочисленный флот Союза, уклоняясь от контакта с фронта, движется направо (по отношению к силам Союза) или налево (по отношению к имперцам).

Льдисто-голубые глаза Райнхарда мрачно блеснули. Немыслимо было бы предполагать, что Ян Вэнли может разделить свои силы без веской причины. Несомненно, его цель заключалась в том, чтобы заставить и Райнхарда изменить тактику и разделить флот, но проблема заключалась в том, что он не знал, где сейчас основной флот Яна.

Начальник штаба Пауль фон Оберштайн прервал ход мыслей своего господина:

– Учитывая то, насколько открыто они это сделали, можно предположить, что это приманка, но это может быть и не так. Так или иначе, было бы глупо распылять силы.

Райнхард кивнул, но этот кивок скорее означал то, что он медлил со своим решением, нежели одобрял сказанное. Он не возлагал больших надежд на Оберштайна как на тактика. Начальник штаба мог быть хорошим политиком и стратегом, но когда дело доходило до настоящей битвы, ему было не сравниться с утончённым гением молодого главнокомандующего. 

Райнхард заметил, что неосознанно сжимает медальон, висящий у него на груди. Если бы его рыжеволосый друг был жив, то наверняка смог бы дать ему дельный совет. Но после его смерти Райнхарду приходилось в одиночку составлять и воплощать в жизнь планы. Насколько невосполнимой была эта потеря, и какой же невероятной глупостью было допустить потерю того, что он не должен был потерять.

– Так что скажете, ваше превосходительство? – спросил Оберштайн.

Вопрос начальника штаба вернул Райнхарда в реальность, но всё же ему потребовалось несколько секунд, чтобы отдать приказ:

– Развернуть флот на левый борт. Противник хочет использовать это показное разделение как приманку для перемещения основных сил, но мы преградим им путь и щёлкнем их по носу.

На сей раз Райнхард не был до конца уверен в своём решении. Мысль о том, не стоит ли ему изменить способ атаки, витала у него в голове. Если бы Зигфрид Кирхайс был рядом и предложил это, он без лишних вопросов последовал бы его предложению. Однако его врождённое честолюбие делало такую реакцию неизбежной после пассивных мер, которые он предпринимал до сих пор. Кроме того, его соблазняла перспектива лично одолеть Яна Вэнли, не полагаясь на помощь своих адмиралов. В конце концов, Райнхард считал, что уже достаточно глубоко изучил тактику Яна. Так что, похоже, ему придётся передать бразды правления, пусть даже на один бой. Всё ещё не в силах совладать со смятением в душе, Райнхард начал претворять свой план в жизнь.

Оставив под непосредственным командованием Райнхарда небольшую группу кораблей, остальной имперский флот перестроился и быстро выдвинулся в сторону врага. Переход от тотальной защиты к нападению поднял настроение молодых командующих имперского флота.

Но когда имперцы взяли противника на прицел, они были поражены, увидев, что то, что они считали основными силами Союза, оказалось группой из двух тысяч кораблей, тянущих за собой астероиды, чтобы обмануть радары и заставить думать, будто их больше. И пока этот флот-приманка отвлекал основные силы имперцев, флот Союза выскочил из укрытия в скоплении планет и яростно устремился к штабу Райнхарда.

Войска Союза торопились изо всех сил. Если бы они упустили этот шанс, поражение становилось практически неминуемым. Дасти Аттенборо и остальные командиры подразделений кричали на своих подчинённых и топали ногами, заставляя корабли устремляться сквозь пустое и беззащитное пространство подобно стрелам.

К тому моменту, когда имперцы осознали, что происходит, противник уже обошёл основные силы Империи и приближался к месту расположения штаба Райнхарда. Скорость этой атаки впечатлила бы даже Ураганного Волка Вольфганга Миттермайера.

Турнейзен, Браухич, Альдринген, Карнап и Грюнеман изо всех сил пытались повернуть назад, но подверглись обстрелу со стороны флота-приманки, получив значительные повреждения. Не то чтобы это их сильно беспокоило, ведь перед ними находились основные силы Союза.

Если бы эта атака увенчалась успехом, имперцы могли бы нанести жестокий фланговый удар. Но флот Яна как всегда был на высоте. Хотя авангард имперцев выпускал лучи и ракеты наугад, нанеся некоторый урон правому флангу атакующего флота Союза, те нарушили строй и устремились влево, создавая впечатление, что их центр вот-вот сломается. Убеждённые в этом, Турнейзен и Браухич, пришедшие в ярость и стремящиеся отплатить за унижение, которому они подверглись, попавшись на приманку, вместе атаковали противника.

Обстановка на поле боя изменилась быстро. Имперские адмиралы были ошеломлены, узнав, что находятся под ударом противника, когда уже было решили, что успешно сломили его. Изгиб в построении кораблей Союза был на самом деле вогнутой поверхностью, намеренно образованной в ответ на наступление имперцев, оказавшихся в итоге в полуокружении. В другой ситуации они вряд ли совершили бы такую глупую ошибку, но оптическая иллюзия заставила их думать, что они атакуют фланг противника, сделав жертвами сверхъестественных тактических способностей Яна.

Огонь флота-приманки, атаковавшего с тыла, также усилился, и теперь корабли Союза атаковали врага со всех сторон.

Бесчисленные полосы пронзали имперский флот, клинки света разрубали боевые корабли. Окружённые и обездвиженные имперцы попали в объятия смерти.

– Флот Альдрингена почти уничтожен!

Этот отчёт, полный тревоги и страха, был встречен гробовым молчанием на мостике «Брунгильды». А следом посыпались и другие плохие новости.

– Передние ряды флота Браухича гибнут! – оператор, передающий эти отчёты, с трудом контролировал свой голос.

Райнхард уже понял, что отдельными рядами или даже флотом продолжающееся разрушение не ограничится, а будет включать также его легендарную непобедимость и славу.

«Меня перехитрили», – подумал Райнхард.

Тень самоуничижения пробежала по его побледневшему красивому лицу. Если бы окружение оказалось успешным, его поражение стало бы крайне вероятным, но будь он проклят, если он не собирался сокрушить Яна Вэнли до того, как это произойдёт. Не имея ничего, кроме незавершённого окружения и неуклюжей расстановки сил, он и его люди стали лёгкой добычей.

«Неужели мы одержали все эти победы только для того, чтобы в конце концов проиграть? Кирхайс, это предел того, как далеко я должен был зайти?»

Сжимая медальон своей точёной белой кистью, он задавал себе эти безмолвные вопросы в своём бездонном одиночестве. Его друг ничего ему не ответил, и Райнхард не мог его заставить.

Имперский флот находился на последнем издыхании, ожидая момента, когда он окончательно падёт, словно огромный вечнозелёный дуб, поражённый молнией.

 

Старший адъютант Райнхарда, контр-адмирал Артур фон Штрейт, подошёл к своему молодому господину. Известный своими прямыми суждениями, он дал совет, стараясь сохранять решимость перед лицом катастрофы:

– Ваше превосходительство, сейчас для вас подготовят шаттл. Прошу вас, вы должны бежать, пока возможно…

Райнхард взглянул на своего помощника, и у того перехватило дыхание от холодного блеска в голубых глазах командующего.

– Не выходите за рамки своих обязанностей. Я никогда не слышал о тактике, предполагающей бегство, в котором нет необходимости. С каких пор мы начали праздновать труса?

– Простите, что говорю без приказа. Но бегство на данном этапе не означает поражения. Как только мы соберём силы всех адмиралов, то сможем взять реванш.

Однако златовласый юноша был упрям, он уже забыл, о чём совсем недавно говорил Эмилю.

– Если я буду убит здесь Яном Вэнли, значит, это всё, чего я заслуживаю. Какой же из меня тогда верховный правитель? Погибшие от моих рук станут потешаться надо мной в Вальгалле. Вы хотите, чтобы я стал посмешищем?

– Ваше превосходительство, не относитесь так легко к своей драгоценной жизни. Давайте начнём с начала. Прошу вас, уходите, пока возможно, – присоединился к уговорам капитан Гюнтер Кисслинг, командир охраны Райнхарда с топазовыми глазами.

Но выражение лица главнокомандующего сохраняло фарфоровую торжественность и никак не изменилось после слов подчинённых. Штрейт перевёл взгляд на Кисслинга. Хотя это шло вразрез с намерениями их господина, он намекнул, что тому нужно покинуть флагман. Кисслинг кивнул.

В этот момент сразу три корабля, прикрывавших «Брунгильду», стали жертвами сосредоточенного огня. Один получил попадание в энергетическое ядро и исчез в огненном шаре. Другой раскололся надвое, а последний выплюнул поток обломков из открытой пробоины и попытался выйти за пределы досягаемости.

Их взрывы промелькнули на экране, потрясая тех, кто находился на флагмане. Огромные объёмы высвободившейся энергии обрушились на «Брунгильду» табуном диких лошадей, яростно раскачивая её. Все, кто находился на мостике, за исключением одного человека, попадали на пол. Лишь молодому диктатору удалось избежать падения благодаря невероятному чувству равновесия и ловкости.

А потом случилось нечто странное. В яростной атаке Союза наступило затишье. Пытаясь помочь Эмилю подняться на ноги, Райнхард бросил острый взгляд на экран, где ненадолго исчез водоворот световых лучей, возвращая привычную темноту космоса.

– Это флот Мюллера! – закричал оператор. Мюллер пришёл нам на помощь… Мы спасены!

Эти последние слова выразили чувства всех присутствующих на командном мостике и вызвали хор согласных возгласов.

 

IV

Существовала причина, по которой из всех имперских адмиралов, рассредоточившихся для выполнения плана грандиозного окружения, именно Нейхардт Мюллер смог прибыть первым. Получив приказ захватить базу снабжения в звёздной системе Лукас, находящуюся довольно близко к Вермиллиону, он планировал вернуться, как только выполнит эту задачу. База выглядела укреплённой, и потому казалось, что на её захват потребуется несколько дней. Однако, когда Мюллер оказался в системе Лукас, то получил известие, что база встретит их, не сопротивляясь.

Тем, кто сдал базу без боя, был её начальник, офицер по имени Обри Коклен. Разумеется, его многочисленные подчинённые настаивали на том, что хранящиеся у них припасы слишком ценны, чтобы просто так отдавать их врагу. Они собирались по крайней мере облучить и сделать непригодными хранящиеся на базе 80 миллионов тонн зерна, 24 миллиона тонн мяса, 63 миллионов тонн кормов для домашней скотины, 2,6 миллиона карат промышленных алмазов, 38,4 миллиона тонн жидкого водорода и сопоставимые запасы редких металлов, топлива и нефтепродуктов. Но Коклен отказался, объяснив свои действия таким образом:

– Если бы у нас хранились припасы для использования в военных целях, то так и следовало бы поступить. Однако они предназначены для мирных жителей. И как бы ни изменилось руководство и политическая система, мы не можем оставить их умирать. Пусть меня назовут предателем, это будет мой крест.

Экстремистски настроенные солдаты из числа его подчинённых, не намеренные отдавать имперцам ценные ресурсы, попытались напасть на Коклена, но другие сдержали их. В конце концов, база снабжения в системе Лукас была сдана противнику без происшествий. Поначалу Мюллер презирал Коклена за то, что считал эгоистичным и предательским поступком, но позже, узнав от своих людей о приведённых им аргументах, впечатлился и пригласил его присоединиться к своему штабу, подумывая о том, чтобы назначить его на важную должность по надзору за поставками и финансами.

Коклен отклонил это предложение. И без того считая себя трусом, он беспокоился о том, что будет выглядеть в глазах других предателем, отдавшим ресурсы врагу, чтобы обеспечить себе высокий пост. Тогда Мюллер пообещал, что ресурсы будут использованы только для нужд мирных жителей, а Коклен и его люди смогут вернуться на Хайнессен. Убедившись, что его приказ выполнен, Мюллер тихо ушёл. Но добропорядочность Коклена не была оценена должным образом. После возвращения на Хайнессен и обвинения от своих подчинённых, он был арестован по подозрению в пособничестве врагу и отправлен в отдалённый лагерь для военнопленных. В условиях последовавшего военного и политического хаоса о его существовании могли бы забыть навсегда, если бы не усилия одного человека. Два года спустя, когда окончилось восстание системы Баалат, Нейхардт Мюллер отправил своих людей на поиски местонахождение Коклена и спас его от голодной смерти в лагере. Впоследствии Коклен стал главным бухгалтером у Мюллера, но это уже другая история.

 

Возвращение Мюллера и спасение им остатков флота Райнхарда стало третьим переломным моментом битвы при Вермиллионе.

Если бы не его фланговая атака 2-го мая, флот Союза до конца дня мог бы убить Райнхарда фон Лоэнграмма. По крайней мере, так единодушно предполагали будущие историки, которые не могли удержаться от соблазна порассуждать на эту тему. В предыдущие дни тактическое командование Яна Вэнли было почти безошибочным, на время превзойдя даже гений Райнхарда. Но теперь ему предстояло столкнуться с серьёзным препятствием.

Появление флота Мюллера вселило в имперцев новые силы. Полные решимости одолеть Союз, они открыли орудийные порты и, используя всю оставшуюся с их распоряжении энергию, обрушили на грозного противника град лучей и ракет.

В рядах кораблей Союза вспыхнули огненные цветы, оставлявшие за собой пустые тёмные дыры. Но, даже оказавшись в невыгодном положении, силы Союза огрызались ответным огнем, сокрушая имперские корабли.

Контр-адмирал Союза Дасти Аттенборо, находясь на грани истощения, продолжал командовать на передовой без сна и отдыха.

– Мы не должны сдаваться и убегать лишь потому, что к битве присоединился ещё один имперский флот, – заметил он, поглаживая рукой заросший щетиной подбородок. – Но мне очень интересно, что ещё осталось в рукаве у Чудотворца Яна.

Флот Мюллера торопился присоединиться к битве, и потому оставил позади 40% своих отставших кораблей, так что вряд ли теперь мог называться полноценным флотом. И это было для Яна некоторым подспорьем.

Появление Мюллера вообще казалось Яну больше случайностью, чем просчётом. Он полагал, что первым из имперских адмиралов должен вернуться славящийся несравненной скоростью Вольфганг Миттермайер, и Ян планировал убить Райнхарда до того, как это произойдёт. На тот момент все расчёты в его плане были хорошо сбалансированы. Если бы ситуация оставалась прежней, победа была бы у него в руках. Но теперь планы приходилось менять.

– Я действительно поторопился, сбрасывая со счетов Мюллера… – пробормотал Ян, обмахиваясь беретом. Он и не думал недооценивать самого молодого командующего имперского флота, но в итоге получилось, что именно это он и сделал.

Первым атаку Мюллера принял на себя адмирал Лайонел Мортон.

И это был жестокий удар. Флот Мортона, на начало битвы насчитывавший 3690 кораблей, уже через час сократился до 1560-ти. Его потери за этот час составили 57,7% – цифра, которая, будучи абсолютно точной, показалась бы сомнительной любому военному историку.

Разумеется, имперцам тоже пришлось заплатить немалую цену. Окружение Союза сохраняло свою форму, обрушивая на вражеский флот всё, что у него было, и постоянно высвобождая вспышки света и энергии. Но в этот конкретный момент Мюллер превзошёл Яна той решимостью, с которой ворвался на поле боя.

– Адмирал Мортон погиб в бою.

Услышав этот скорбный доклад, Ян ненадолго закрыл глаза. Заметив верные признаки отчаяния и усталости на его молодом лице, Юлиан и Фредерика обменялись встревоженными взглядами.

Остатки флота Мортона, потерявшие своего командира и находящиеся под интенсивным обстрелом, с трудом смогли удержать строй и перегруппироваться, соединившись с основными силами Яна. Мюллер же, разбив Мортона, смог вклиниться между Яном и Райнхардом, словно прикрывая хозяина от вражеских атак собственным телом.

– Он первоклассный командир. Отлично читает ситуацию, отлично сражается и отлично защищает своего императора.

Ян был не единственным, у кого была дурная привычка превозносить силу своего врага. Райнхард тоже был подвержен этому, со своим складом ума и тонкой чувствительностью нередко испытывая уважение и восхищение к врагам, а к собственным товарищам – презрение и ненависть.

Но на этот раз восхищаться действиями противника не пришлось. Неистовство атаки Мюллера оказалось слишком сильным, чтобы силы Союза смогли его поглотить, пока противник пробивал себе дорогу через их построения. Полосы смертоносного пламени разили во все стороны, на мгновение освещая тёмный путь к смерти и играя безмолвный реквием для своих жертв.

– Мюллер преуспел, – пробормотал спасённый от необходимости бегства Райнхард, стоя на мостике «Брунгильды». Он вытер своё прекрасное лицо полотенцем, переданным Эмилем, и стал ждать развязки, в буквальном смысле затаив дыхание.

 

V

Флот Союза находился на краю пропасти, отделяющей жизнь от смерти. Если бы Мюллер привёл с собой все свои корабли, то точно столкнул бы его с этого края.

Хотя это вовсе не означало, что имперцы имели преимущество на всех фронтах. Если быть точным, борьба с противником, до сих пор удерживающим их в окружении, отняла у них очень много времени и энергии. От флотов Альдрингена и Браухича остались жалкие остатки, а у Карнапа, Турнейзена и Грюнемана оставалось недостаточно сил, чтобы прорваться через вражеские ряды. Турнейзен полностью сосредоточился на обороне, а тяжело раненный Грюнеман передал командование своему начальнику штаба.

Сутки спустя флот Карнапа тоже уступил натиску противника и, когда число потерь достаточно выросло, командующий связался с основным флотом Райнхарда, чтобы запросить подкрепление. Услышав об этом от связиста, молодой диктатор взмахнул своими роскошными золотыми локонами.

– У меня нет для него подкреплений. Пусть сражается и умирает с тем, что у него есть. А если он чем-то недоволен, пусть выскажет мне всё в Вальгалле.

Райнхард не был бессердечным, просто у него действительно не осталось ни одного свободного корабля.

Однако Карнап воспринял этот совет довольно тяжело.

– Сражаться и умереть, значит?! Что ж, да будет так. Если я погибну первым, то раньше доберусь до Вальгаллы, и там уже ты будешь у меня на побегушках, Райнхард фон Лоэнграмм!

Карнап поднялся со своего командирского кресла и отдал приказ всему своему истощённому флоту атаковать на максимально доступной скорости. Если бы им удалось сосредоточить удар в одной точке и прорвать окружение, флот Яна мог бы развалиться.

Решение Карнапа было вполне естественным, но оно открыло Яну ценную возможность.

– Открыть огонь! И цельтесь как можно тщательнее!

Ян особо подчеркнул вторую часть, так как энергия и боеприпасы его флота подходили к концу. После чего он приказал создать проход в том месте, на котором противник сосредоточил стрельбу с обеих сторон.

Имперцы оказались приятно удивлены. Те, кто находился в окружении, попытались вырваться из него, а те, кто находился снаружи, попытались прийти на помощь окружённым товарищам. В итоге они с обеих сторон устремились в одну точку пространства, заполнив её и дав флоту Яна шанс использовать своё умение концентрировать огонь.

Карнап испарился вместе со своим флагманом. Бушующая огневая мощь, направленная на один корабль, уничтожила разом и множество соседних, превратив пустоту космоса в огромное кладбище с быстро затухающими всполохами.

Так ход битвы изменился в четвёртый раз.

Нейхардт Мюллер увидел, что его передовой флот охвачен пламенем. В его светлых глазах отражались разноцветные вихри. Жестокость и разрушительная мощь удара Союза в тот момент были просто поразительными. Флагман Мюллера оказался подбит в шести местах, в том числе повреждён был и термоядерный реактор, вынуждая членов экипажа искать укрытия.

– Ваше превосходительство, – взмолился капитан Гусман, на бледном лице которого выступили капельки пота. – Прошу вас, покиньте этот корабль. Он обречён.

Мюллер кивнул, неохотно соглашаясь. Он не желал бросать корабль, но иного выхода не было.

– Ладно, тогда мы перенесём наш штаб на другой корабль. Какой линкор ближайший?

Узнав, что ближайшим является «Нойштадт», Мюллер снова кивнул.

– Вы отправитесь вместе со мной на шаттле.

Лишь этот приказ удержал капитана от самоубийства.

В отличие от Райнхарда, чьи ноги были скованы цепями его собственного стремления к славе, Мюллер, потерпев однажды жестокое поражение от Яна, научился быть гибким перед лицом неминуемой гибели. Так что он доверился шаттлу и оставил свой флагман умирать.

Но стоило Мюллеру сменить флагман, как огонь Союза сосредоточился на «Нойштадте», быстро выведя его из строя. Через пять минут после того, как Мюллер и его люди покинули корабль, он исчез в огненном шаре.

– Мне повезло или не повезло? – произнёс Мюллер с горькой улыбкой.

Он перенёс свой штаб на линкор «Оффенбург», а два часа спустя на «Хельтен». Мюллер сделал это не из трусости, а в качестве доказательства своей решимости упорно сражаться даже в пылу проигранной битвы.

Благодаря этому, Нейхардт Мюллер стал известен среди потомков как адмирал, трижды менявший флагман в течение одного боя, но его отваги и самоотверженности оказалось недостаточно, чтобы отразить натиск Яна Вэнли. Позже биографы всегда будут подчёркивать, что адмирал Ян Вэнли был чуть ли не единственным в мире человеком, способным вести битву с такой такой спокойной решимостью и невероятной проницательностью, преодолевая кризис за кризисом в попытке ухватить победу за хвост.

Так или иначе, Ян справился с угрозой со стороны Мюллера и сформулировал новый план битвы, который довёл до совершенства.

Но 5-го мая произошла пятая резкая перемена в ходе сражения. Её причиной стало случившееся в 3,6 световых годах от поля боя, на столичной планете Союза Хайнессене. В этот день, в 22-40, по сверхсветовой связи оттуда было отправлено сообщение для Яна. Председатель Верховного Совета Джоб Трунихт отдал приказ о безоговорочном прекращении огня. Когда этот приказ был получен, батареи орудий Союза как раз собирались взять на прицел флагманский корабль Райнхарда фон Лоэнграмма, «Брунгильду»…