Человеческий язык и сигнальные системы животных

Чтобы приблизиться к пониманию сущности языка как сугубо человеческого явления, стоит сравнить его с чем-нибудь ему подоб­ным. Я имею в виду сигнальные системы, с помощью которых общаются высшие животные, особенно при­маты. Наука накопила очень много наблюдений за поведением различных, даже диких животных, в том числе за тем, как проис­ходит общение между ними. Возникла даже целая наука о пове­дении животных - этология. И эти наблюдения позволяют сделать следующие выводы о различиях между сигнальными системами животных и языком человека.

Первое отличие, конечно, количественное: в сигнальных сис­темах животных, к примеру, тех же высших приматов всего лишь несколько десятков выделяемых сигналов, в то время как в человеческих языках десятки тысяч слов, а если иметь в виду, что в большинстве языков слова эти могут иметь различную фор­му, - то и сотни тысяч. Но, конечно, количественные отличия, при всей их важности, не могут еще характеризовать челове­ческий язык по существу.

Обязательный признак всех употреблений сигналов у живот­ных в том, что они всегда ситуативны, то есть их использование безо всякого исключения связано с той ситуацией, в которой они возникают. Это может быть, например, ситуация опасности или некоторого нарушения "отношений", утвердившихся в данном животном сообществе. Из этого следуют, что человеческий язык имеет два важных качества, отличающих его от сигнальных сис­тем животных.

Одно из них в том, что использование человеческого языка может быть отвлечено от конкретной ситуации, в которой что-то происходит. Так возникает возможность говорить о прошлых и будущих (то есть не данных в этой ситуации) событиях. Ни одна обезьяна не может рассказать о вчерашней буре или предостеречь от завтрашнего нападения хищника.

Второе отличие сигнальных систем животных в том, что ситуация как бы непосредственно вынуждает животное произ­вести именно этот сигнал, ситуация как бы выталкивает, выжи­мает сигнал из животного, не оставляя ему возможности выбора -выкрикнуть или не выкрикнуть знак опасности или гнева и агрес­сии. Человек же может - даже в случае смертельной опасности или ужасной боли, или огромной радости - смолчать. Он менее зависит от ситуации и свободен в своем речепроизводстве. И эта свобода ведет к еще одному качеству человека, связанному с его употреблением языка. Человек может лгать, то есть он настолько свободен в отношение языка, что может языком злоупотреблять. Животные не лгут, хотя и могут в своем поведении "хитрить".

Нужно отметить еще одно качество человеческого речевого поведения: только человек может сплетничать и цитировать. То есть только человек может использовать выражение "он ска­зал..." и затем переизложить или прямо повторить то, что сказал кто-то другой, кроме того, только человек может велеть другому человеку передать некоторое сообщение кому-то третьему: "пойди скажи..." Но это, конечно, только частные случаи, кото­рые прямо указывают на более общую особенность человеческого языка: только в человеческом языке возможно говорить о языке (что такое грамматика, как не разговор о каком-либо языке) и речи (своей или чужой). Это означает, что только в человеческом языке возможно выделить некоторый особый слой, который обозначает и выражает явления самого языка и речи, то есть некоторый естественный метаязык (язык, предметом которого являются не внеязыковые сущности, то есть явления природы или. общественные отношения и т.п., как это обычно бывает, - но сам язык). И нет такого человеческого языка, на котором нельзя было бы выразить такие представления, как язык, речь, слово, выска­зывание, истина, ложь и т.д.

Однако все эти качества человеческого языка (то есть чело­века и его языка или иначе - человека как существа, имеющего язык) не должны рассматриваться как просто данные. Если даже мы и не хотим погрузиться полностью в проблему возникновения языка, мы должны хотя бы вкратце (и, может быть, весьма абстрактно) рассмотреть те необходимые условия, при которых возможен переход от сигнальной системы животных к челове­ческому языку.

Когда мы говорим о спонтанности, непроизвольности появле­ния сигнала - это означает, что животное не может выделить себя из той ситуации, в которой оно произвело некоторый сигнал. Оно вместе с сигналом как бы заключено в некоторые скобки, символизирующие саму ситуацию. Примерно так:

(1) {Сит. --> Жив. -->Сиг. --> Ря},

где Сит. обозначает ситуацию или самые важные в ней обстоя­тельства, Жив. обозначает животное, Сиг. - сигнал, Ря - реакцию на сигнал других животных. Скобки же я поставил здесь для того, чтобы как-то обозначить ту ситуацию, те обстоятельства, которые как бы объемлют животное или человека, составляют внешние для него условия.

Разумеется, в эту формулу мы можем подставить обозначаю­щие человека буквы Чел., чтобы описать ситуацию, когда человек непроизвольно вскрикнул, скажем, от страха, а услышавшие его соседи поняли, что он чего-то испугался. Тогда формула примет следующий вид:

(2) {Сит. -> Чел. -> Сиг. -> Ря}.

Но в данной ситуации человек в своем поведении ничем от животного не отличается. Другое дело, когда мы хотим описать ситуацию, в которой человек действует как человек, то есть в результате свободного выбора и сознательно. Это не только означает, что он сознает ситуацию, не только предвидит обычную реакцию других людей на этот сигнал. Более того, он сознательно относится к самому сигналу и, что самое важное, к самому себе. То есть мы должны будем изменить формулу, чтобы показать, что в данной случае тот, кто производит сигнал может взглянуть на все это извне, со стороны. Тогда она будет выглядеть так

(3) Чел. {Сит. -> Чел. '-> Сиг. -> Ря).

Это означает, что здесь человек не только заключен в скобки тех обстоятельств, в которых он сигнализирует о чем-то, что, разумеется, совершенно естественно, но также и то, что он еще и находится за этими скобками, он вне этих обстоятельств. Поэтому мне пришлось обозначить человека в скобках штрихом, чтобы показать, что в данном случае мы имеем дело как бы с двумя "находящимися" в одном человеке персонажами. Один из них - это тот, что непосредственно участвует в данной ситуации. Дру­гой же в ней не представлен, он как бы смотрит на эту ситуацию со стороны, а поэтому может ее как-то описать. Именно это раз­двоение на две персоны: одну - управляющую и другую - управ­ляемую, одну сознательную, а другую - только исполняющую, - и составляет самую большую тайну как человека вообще, так и его языка.

Родившись, ребенок, человеческий детеныш приходит в не очень уютный мир. Девять месяцев он рос, защищенный теплым животиком своей мамы, составляя с ней единое целое. Теперь же он сам начинает реагировать на всякий дискомфорт: боль, голод, мокрые пеленки. Он начинает плакать. И мать, если это не чудо­вище, подбегает к нему, чтобы выяснить причину недовольства. Здесь уже мы имеем самую простую ситуацию общения, которая пока еще совершенно тождественна ситуации общения между животными. Произведен сигнал. Невольно и неосознанно маленький человечек становится в отношение к своей матери в положе­ние приказывающего, его сигнал для матери - императив. За сигналом сразу следует какое-либо действие матери. То есть здесь происходит то, что описано в первой и второй формулах.

Для того, чтобы возникло человеческое отношение к языку, то есть в сущности для того, чтобы возник человек, необходимо, чтобы появилось сознательное и волевое отношение к каждому элементу описываемой здесь ситуации. Ребенок должен зафикси­ровать, что его плач - это приказ матери или другим окружающим его людям заняться им. И он - еще несознательно - начинает пользоваться этим, скажем, когда просто хочет привлечь к севе внимание.

Но этого мало. Действительное открытие языка произойдет тогда, когда ребенок не просто будет сигнализировать о своем дискомфорте, даже не тогда, когда он начнет говорить, но тогда, когда он сперва громко, во внешней речи, а затем про себя, в речи внутренней - начнет обращаться к самому себе. То есть, когда он обнаружит, что посредством языка можно не только приказывать окружающим, но еще и строить некоторые структу­ры уже в собственном внутреннем мире. И тогда он сможет приказывать самому севе, уговаривать себя, убеждать, возникнет некоторый зачаток воли, которая есть прежде всего некоторое отношение к самому себе, то есть возможность сдержать свои непосредственные реакции на внешний мир или возможность понудить себя к какому-то действию.