История культуры 6 страница

1992

5. Социология культуры

СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ КУЛЬТУРЫ

(Учебный текст)

Со времени разложения первобытного общества, начала разделения труда и социально-функци­ональ­ной дифферен­циации в человеческих коллективах возникла и соответ­ствующая стра­тификация культуры, определяемая различием социальных функций разных групп людей. Это было связано с доступными материальными средствами и социальными бла­гами, формирующейся идеологией, политическими и социальными интересами и т.п. Социальная стратификация культур заключается в том, что у разных сословий формируются раз­ные образы жизни, разные картины мира (даже при наличии единой религии, разные сословия дают ей разную ин­терпретацию, оправдывающую их существование), разные системы образов социальной престижности, системы социальных притязаний и даже специфические языки коммуникации.

Подобное разделение было не одномоментным событием; процесс такого рода дифферен­циации занял несколько тысячелетий. Например, разложение первобытного об­щества и начало разделения труда относится к периоду неолита, начавшемуся примерно 10 тысяч лет назад; сложение первых аграрных цивилизаций и социально-функциональная дифференциация населения – это уже этап, занявший пять тысячелетий (3 ты­ся­че­ле­­­тие до н.э. – Ближний Во­­­­­­­сток; 2 тысячеление до н.э. – Китай и Индия; 1 тысячелетие до н.э. – Греция и Рим; 1 тысячелетие н.э. – Западная Европа; конец 1 – первая половина 2 тысячелетия н.э. – Восточная Европа, кочевая Азия и доколумбова Америка, вторая половина 2 тысячелетия н.э. – Африка).

Но все это было только началом. Социокультурная стратификация развивалась и изменялась на протяже­нии всей по­­­следующей истории, и только с XVII-XVIII веков н.э. в наиболее развитых странах она стала приобретать, а в XIX-XX веках, наконец, приобрела тот вид, который соответствует сегод­няш­ним реалиям. Совершенно очевидно, что на сегодняшнем дне этот процесс не за­вершится и, вполне возможно, что к середине XXI века картина социальной стратификации уже изменится.

Каждое сословие по мере своего исторического развития формирует и свою сословную субкультуру, в наибольшей мере отражающей особенности об­раза жизни, социального статуса и иерархии, свойственные тому или иному сословию. Сословные субкультуры – это функционально стратифицированные сегменты общей куль­туры то­го или иного исторического сообщества. Они включают в себя как общие элементы, свойственные всей культуре данного на­рода (например, язык), так и свои специфичные черты, характерные толь­ко для данного сословия. Многие из этих сословных черт культуры могут иметь и ин­тер­на­циональный характер, как, например, культура средневекового европейского рыцарства.

Следует отметить, что в современной науке нет единой общепризнанной классификации общества по сословиям. Вариант, предлагаемый вашему вниманию, лишь один из многих возможных. В его основу положена идея рассмо­т­ре­ния сословий не как наследственных состояний людей (наследование сос­ловного ста­­туса было свойственно для эпохи аграрных цивилизаций; в привыч­ной для нас марксистской классификации – рабовла­дельческой и феодальной формациях), а как объединений людей, исполняющих определенные социальные функции.

Вместе с тем, формирование сословий не следует путать с разделением труда, заключавшемся в выделении специализированных областей деятельности (профессий). Сословия – это группы людей, объединенные общностью со­циальных функций в обществе, и большинство из них состоят из представителей многих профессий, выполняющих общие социальные функции, хотя и на разном уро­вне квалификации. А вот по уровням квалификации выделяются классы. Класс – это социальная общность людей, объединенных отношением к средствам производства (владельцы или наемные работники), уро­внем образования и квалификации. Т.е., упрощая, можно сказать, что сословия представляют собой членение общества в горизонтальной проекции по фун­кциям, а классы – в вертикальной – по уровням квалификации (см. таблицу).

	СОСЛОВИЯ
КЛАССЫ (УРОВНИ КВАЛИФИКАЦИИ)		ЭЛИТА	МЕЩАНЕ	КРЕСТЬЯНЕ	ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ	КРИМИНАЛ
ОСОБЫЙ	ГЛАВА ГОСУ­­ДАРСТ­ВА, ВЕРХОВ­НЫЙ СУДЬЯ	ГЛАВА ТРАНС­НАЦИ­НАЛЬНО­ГО КАРТЕ­ЛЯ		ЛАУРЕАТ НОБЕЛЕ­­­В­С­КОЙ ПРЕМИИ, ГЛАВА КОНФЕССИИ
ВЫСШИЙ	МИНИСТР, ГЕ­НЕРАЛ, ГЛАВА АД­­­МИ­­­НИ­СТ­РА­ЦИИ,	КРУПНЫЙ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ, БАНКИР		АКАДЕМИК, ДОКТОР НАУК, ПРОФЕССОР, АРХИИЕРЕЙ	ГЛАВАРЬ БАН­ДЫ ИЛИ РЕ­­­­ВОЛЮ­ЦИ­ОН­НОЙ ОРГА­НИ­ЗАЦИИ, КРУПНЫЙ КОРРУП­ЦИ­­­­ОНЕР
СРЕДНИЙ	ЗАВ.ОТДЕ­ЛОМ, СТ.ОФИЦЕР	СРЕДНИЙ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ, ДИРЕКТОР	ГЛАВА СЕЛЬС­КОЙ ОБЩИНЫ, ПРЕДСЕ­­­­ДАТЕЛЬ КОЛХО­ЗА	КАНДИДАТ НАУК, ДОЦЕНТ, ГЛАВНЫЙ РЕДАК­ТОР	КРУПНЫЙ ФИНАНСО­ВЫЙ АФЕРИСТ, ХАКЕР
НИЖНИЙ	ЧИНОВНИК, МЛ.ОФИЦЕР, СУДЬЯ	ИНЖЕНЕР, ВРАЧ, МЕНЕДЖЕР	АГРОНОМ	СПЕЦИАЛИСТ, ПРЕПОДАВАТЕЛЬ, СВЯЩЕННИК, ЖУРНАЛИСТ	ОБЫЧНЫЙ АФЕРИСТ, МОШЕННИК, КИЛЛЕР-ПРОФЕС­СИ­О­НАЛ
ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ	СЕРЖАНТ, СЕКРЕТАРЬ, СУДЕБНЫЙ ИСПОЛНИТЕЛЬ	МАСТЕР ЦЕ­ХА, ВЛАДЕЛЕЦ ЛАРЬКА, МЕДСЕСТРА	МЕХАНИЗАТОР, ФЕРМЕР	СТУДЕНТ, ЛАБОРАНТ, ВОСПИТАТЕЛЬ, ДЬЯКОН	ГРАБИТЕЛЬ, ВОР, УБИЙЦА, РЕВОЛЮЦИОНЕР, ТЕРРОРИСТ, ПРОСТИТУТКА
НИЖАЙШЙЙ	РЯДОВОЙ, КУРЬЕР	РАБОЧИЙ, ОФИЦИАНТ, САНИТАР	ПАХАРЬ, ПАСТУХ, ОХОТНИК	МОНАХ	ХУЛИГАН, НИЩИЙ, БОМЖ

Проблема функциональной дифференциации населения тесно связана с пони­манием самого феномена культуры. Одним из возможных ракурсов рассмотрения культуры является взгляд на нее, как на наиболее общую систему упорядочения деятельности людей и их миропредствлений. Культура – это порядок – в умах и поступках людей. Но этот порядок возникает сам собой (в форме обычаев) только в малых социальных группах – коллективах людей, лично знающих друг друга и регулярно общающихся между собой. В тех случаях, когда речь идет о больших социальных группах – например, народах, – требуемый порядок устанавливается специальным образом (преимущественно – полити­ческими, отчасти религиозными и экономическими средствами).

Коли так, то значит первая социальная функция, которую мы выделяем, – это установление и поддержание порядка в деятельности и социальном поведении людей. Эту функцию осуществляют специалисты, которых мож­но услов­но назвать политической элитой. В это сословие входят люди, обеспечивающие порядок политическими и правовыми средствами (управляющие обществом и вершащие суд), и те, кто обладает правом применять насилие (обычно вооруженное) ради обеспечения порядка. Имеется в виду государственное и муниципальное руководство, судебная система, армия, полиция, система спецслужб. Политическая элита – это пер­вое сословие, субкультуру которого мы будем рассматривать.

Но раз существуют те, кто устанавливает порядок, значит, в противовес им существуют и те, кто этот порядок нарушает (иначе против кого бы требовалось применять силу?). Таких нарушителей в любом обществе очень мно­­­­го и столь же много форм нарушения порядка – от революционной деятельности до уголовной, от терроризма до бродяжничества. Этот слой нарушителей порядка обобщенно называют криминальной средой, которая тоже имеет свою специфическую криминальную субкультуру.

Но люди не только поддерживают и нарушают порядок. Им нужно еще есть и пить, им нужны орудия труда, оружие, система бытового обслуживания и т.п. Требуется налаженная система распределения товаров и их обмена, система распределения социальных благ, вознаграждения за труд и пр., что делается преимущественно с помощью денег. Обеспечение общества всем этим осуществляют два сословия. Продуктами питания нас обеспечивает в основном крестьянство, которое в функциональном плане может быть названо сословием сельских производителей, а товарами промышленного производства, бытовыми услугами и оборотом денег нас обеспечивает сословие городских материальных производителей (мещане, буржуа, пролетарии).

В отличие от крестьянства, которое в социальном отношении высоко однородно, городские материальные производители, напротив, чрезвычайно многообразны по своему социальному составу. Это сословие можно условно разделить на несколько групп: верхушку – крупных предпринимателей, банкиров и т.п., вплоть до владельцев гигантских транснациональных им­­­­перий (нефтяных, машиностроительных, электронных, информационных и др.); сре­д­­­ний слой – руководители подразделений на производстве или сфере обслуживания, а также бизнесмены среднего достатка (владельцы ресторанов, магазинов, небольших гостиниц и пр.); низший – технический персонал с высшим образованием (инженеры, экономисты, менеджеры, врачи, летчики и т.п.); промежуточный слой – мастера, медсестры и другие работники со средним специальным образованием; и нижайший – наемные работники, подготовка которых происходит уже в процессе работы (про­мышленные или стро­и­тельные рабочие, санитары, повара, ма­шинисты) или вообще не получающие какой-либо специальной подготовки (про­­­давцы, официанты, кассиры, уборщицы и т.п.). При всем различии своих социальных возможностей (прежде всего отношения к средствам производства – владельцы и наемные работники), уровней жизни и пр. все они объединены единством социальных функций: производством инструментария деятельности, промышленных товаров бы­­тового потребления, сбытом, финансовым оборотом, техническим и социальным обслуживанием как масс населения, так и начальников различного ранга.

Но человечеству нужны не только продукты и товары. Ему нужны еще и знания об окружающем мире. А соответственно те, кто эти знания добывает – ученые; те, кто знаниям обучает – преподаватели; те, кто их рефлексирует (выст­ра­ивает на их основе системную картину мира) – философы и богословы. Но люди еще и эмоциональные существа. Им мало только интеллектуальных зна­ний о мире, а требуются еще и высоко эмоциональные образные отражения Бы­тия и представлений о Бытии. Эту задачу решают писатели, художники и иные деятели искусства, а так же священнослужители. Показательно, что до XVIII века искусство преимущественно являлось частью религиозного культа (это в Европе; а у многих народов Востока и Африки оно остается таковым и поныне), т.е. функциональ­­­но религия и искусство очень близки (с точки зрения удовлетворения психологических потребностей человека). Есть и еще одна потребность – в информации. Раньше она была нужна только начальникам, ибо на ее основе принимались руководящие решения. Сейчас она нужна каждому человеку, чтобы правильно ориентироваться в событиях окружающего мира. Соответственно развилась и систе­ма массовой информации, как и профессия ее добывателей и трансляторов – жур­­налистов. Таким образом, из ученых, преподавателей, философов, священнослужителей, деятелей искусства и журналистов постепенно образовывалось еще одно сословие – городских интеллектуальных производителей.

В прошлом (в аграрную эпоху) сословия представляли собой, если и не организованные, то, по крайней мере, наделенные особыми правами и относительно замкнутые касты, воспроизводившиеся преимущественно биологически (т.е. сословный статус передавался по наследству – от отца сыну). Переход из одного сословия в другое (социальная мобильность) был теоретически возможен, но практически для этого требовалось совершить что-то выда­ю­щееся (чтобы из рядовых воинов попасть в рыцари) или пойти на чрез­вычайный риск (переехать из деревни, где всегда можно было как-то про­кормиться, в город, в условия очень высокой профессиональной конкуренции, где шансы достойного жизнеустройства у вчерашнего крестьянина весь­ма малы). Практически един­ственным надежным способом повысить свой со­циальный статус для крестьянина было только монашество, а для горожанина – священство, но и здесь требовалось преодолеть немало сложных препятствий. Карьеры, подобные Меньшикову (из конюхов – в светлейшие князья и генералиссимусы) или Ломоносову (из государственных крестьян – в академики), в минувшие века мож­но было пересчитать по пальцам.

Ситуация радикально переменилась с переходом на индустриальную ста­дию развития. Этот переход первыми осуществили Голландия и Англия (на рубеже XVI-XVII веков), Франция и США (в конце XVIII века), большая часть стран Европы (кроме Балканского полуострова), Россия, Япония и Канада (в течение XIX века) и еще около 20 стран (в течение XX века). Сословное жизнеустройство в индустриальных странах не то, чтобы исчезло совсем, но радикально переменило свой характер. В целом сословия продолжали выполнять свои традиционные функции, но они перестали быть замкнутыми «мирами»; переход из одного сословия в другое стал зависеть только от личной инициативы и способностей каждого человека (и в первую очередь от образования, которое он получил).

Переменилась и социальная значимость некоторых сословий и входящих в них профессиональных групп. Функции политической элиты перешли от земельной аристократии к демократически избираемым политикам и непо­мерно разросшемуся чиновничьему аппарату. Крестьянство, во-пер­­­­вых, край­не сокра­тилось в своем числе (большинство переехало в города), во-вторых, его функции производителей продовольствия в большой мере взяли на себя крупные продовольственные фирмы, которые закупают сырье в странах с пре­обла­дающим крестьянским населением и выбрасывают его на рынок в уже технически переработанном виде, и, в-третьих, сохранившееся небольшое сельское население индустриально развитых стран превра­тилось в фермерство и по своей культуре сильно сблизилось с низшей стратой городских материальных про­изводителей. В сословии городских интеллектуальных про­изводителей резко выросло число и значимость научной прослойки. Наука ста­ла соперничать с промышленностью как средство производства.

Еще более серьезные перемены произошли с переходом на постиндустриальную стадию развития. Самым ценным производимым товаром теперь ста­ли знания и информация. Разрыв между социальной значимостью (и соответственно оплатой) умственного и физического труда увеличился в несколько раз. И, наконец, произошла еще одна социальная революция: в наиболее ра­з­витых странах когорта политической элиты (во всяком случае – высших уп­равленцев) стала пополняться за счет ученых (чего в истории не было никогда).

Элитарная субкультура

Под этими словами обыч­но подразумевают особенную утонченность, сложность и высокую ка­че­ст­венность данной культуры. Но это не самая важная черта эли­тарной субкультуры (тем более, что эти качества культуре элиты придают обслуживающие ее интеллектуалы). Ее главная функция – производство социального по­рядка (в виде права, власти, структур социальной организации общества и органов легитимного насилия в интересах поддержания организации и порядка). Для создания обосновывающей этот порядок идеологии (в формах религии, со­циальной философии и политической мысли), что обычно непосильно для самих политиков, как правило, нанимают ангажированных представителей сословия городских интеллектуальных производителей, значительная часть которых всегда «кормится» заказами властьимущих.

Исторически элитарная субкультура родилась на исходе первобытности в процессе формирования так называемых «вождеств» – первой формы уп­ра­вления позднепервобытными племенами. Естественно, что вожди в одино­чку не могли справиться со всеми функциями управления и стали обрастать, воинами, исполнявшими необходимые насильственные действия, а со временем и функциональными помощниками, контролировавшими выделенную каждому область жизни племени. Так рождалось то, что со временем превратилось в монарха, его постоянную дружину (гвардию) и двор, фактически исполнявший функции правительства. Разумеется, в каждой конкретной стране все это имело свои специфические формы.

С переходом на индустриальную стадию развития, монархию заменило демократически избираемое правление в лице парламентов, президентов и назначаемых ими правительств; суды тоже приняли более демократическую форму. Армия и правоохранные структуры давно уже социально расслоились на три группы: генералитет, принадлежащий к политической элите; офицерство, находящееся на «полпути» к этому статусу; и солдаты и сержанты, которые в армии, конечно, к элите не принадлежат, а вот в полиции и особенно в службах специального назначения даже рядовые обладают такими полномочи­ями, что могут быть вполне отнесены к стражам порядка высокого разряда.

Конечно, сейчас нам трудно представить себе рядового милиционера пред­ставителем элиты; но вспомните, как еще 70 лет назад любой сержант гос­безопасности был полным и неограниченным хозяином над Дмитрием Шо­­стаковичем и Михаилом Булгаковым, рядовой эсэсовец мог как угодно издеваться над Зигмундом Фрейдом и Альбертом Эйнштейном и т.п. Я думаю, что полномочия американского полицейского сегодня фактически равны описанным ситуациям. В конечном счете, все упирается в заплату: российскому милиционеру платят так мало, что он готов на все за взятку; а британский, французский или американский полицейский получают столько и так до­рожат своей работой, что навряд ли рискнут брать взятку, а их полномочия по отношению к рядовым гражданам дают им право выступать как представителям правительства, т.е. членам политической эли­ты.

Элитарную субкультуру от­личают такие качества:

- очень высокий уровень профессиональной специализации (подготовка политиков, дипло­матов, юристов, военных, работников правоохранных структур – всегда была сколь элитной, столь и дифференцированной по многим профилям сферой образования);

- высочай­ший уровень социальных при­тя­заний личности (любовь к власти, богатству и славе счи­тается «нормаль­ной» психологией элиты, и профессиональная конкуренция в среде элиты, видимо, самая жесткая);

- хотя эпоха наследственных монархий и аристократических привилегий уже миновала, воспроизводство высшего слоя политической элиты осталось в большой степени фамильным, а это обязывает представителей высшего слоя элиты давать своим детям соответствующее воспитание и образование, чтобы они могли наследовать своим отцам профессионально;

- разрыв между обыденной и спе­циализированной составляющими этой социальной субкультуры в аграрную эпоху был не ве­лик. Усво­енные с дет­ства знания и навыки аристократического воспита­ния, как правило, позво­ля­ли без дополнительного обучения исполнять обя­занности рыцаря, придворного, чиновника любого ранга и даже монарха. Такая ситуация продержалась в Европе до XVIII века, когда существенно воз­росли требования к профессиональной под­готовленности исполнителей элитарных функций, что привело к возникновению соответствующих учебных заведений (военных, дип­ло­мати­ческих, политико-административ­ных);

- уровень гуманитарной эрудированности представителей политической элиты в существенной мере зависит от национальных традиций. Скажем в России и в США представители элиты (даже высшего государственного руко­вод­ства) традиционно отличались очень низким гуманитарным уровнем. Напротив, в Европе и на Востоке хороший уровень гуманитарной эрудиции выс­шей прослойки элиты всегда считался обязательным. В истории России были только два генерала – Де­нис Давыдов и Юрий Андропов (имевший чин генерала КГБ), писавшие стихи. В Японии – это счи­тается нормальным для любого высокопоставленного чиновника, а тем более – военного. Французский президент Шарль де Голь был блестящим зна­током ренессансной живописи и архитектуры, английский премьер Уинстон Черчилль (в молодости – гусарский офицер) был почти профессиональным знатоком средневековой литературы (что не по­мешало ему стать изобретателем танка и автором идеи использования самолета в качестве бомбардировщика, о чем мало кто знает) и т.п. Сравним это с советскими лидерами, гордившимися тем, что они «университетов не кончали». Впрочем, для представителей политической элиты по всему миру высокая гуманитарная культура – это все-та­ки исключение.

Криминальная субкультура

Зеркальным отражением элитарной субкультуры является другая социальная субкультура – криминальная. Это культура целенаправленного нарушения господствующих социальных по­рядков и идеологии. В ней множество специфических специализаций; их можно условно систематизировать по профилю:

- социальный криминал: преступления против жизни и здоровья людей, преступления из корыстных соображений, преступления на сексуаль­ной почве, хулиганство и т.п.;

- использование служебного положения в преступных целях: взяточничество, коррупция, симония и т.п.;

- экономический криминал: подкуп, мошенничество, вымогательство, финансовый аферизм, промышленный шпионаж;

- социально неодобряемый образ жизни: проституция, попрошайничество и нищенство, алкоголизм, наркомания;

- политический криминал: измена Родине, военно-политический шпионаж, национальный экстремизм, политический терроризм, революционная де­я­тельность;

- идеологический криминал: пропаганда фашизма и иных форм тоталитаризма, политическая нелояльность, нелегитимное сектантство, еретичество;

и далее по всем статьям уголовного кодекса, а также перечням социально опас­ных форм психических отклонений, социальной неадекватности и т.п.

Эта субкультура существо­вала всег­да и, видимо, в основе ее лежат какие-то особенности человече­ской психи­ки, ведущие к тем или иным формам протеста против абсолют­ной регла­мен­тированности социального бытия (насаждаемого, естественно, эли­той и ее субкультурой, преподносимой как эталон). Интересующие нас параметры этой субкультуры отличают­­ся очень противоречивыми (аморфными, неструктурированными) ха­рак­­теристиками:

- здесь встречаются как высоко специализированные (тер­роризм, киллер­ство, проституция), так и совершенно неспециализированные (хулиганство, ал­коголизм) антисоциальные проявления, и какой-либо ус­тойчивой ди­с­танции меж­ду эти­ми составляющими, так же как и какой-либо выраженной тенденции к повышению уровня специализированности, не видно;

- со­циальные амбиции субъектов криминальной субкультуры также варь­ируются от предельно низких (бомжи, попрошайки) до предельно высоких (харизматические лидеры экстремистских политиче­ских движений и сект, политические и финансовые аферисты и др.);

- кри­минальная субкультура выработала и свои особые институты воспроизвод­ства: воровские при­тоны, места заключения, публичные дома, революци­онное подполье, тота­литарные секты и т.п.;

- в криминальной субкультуре действуют (или действовали до последнего времени) очень жесткие правила поведения, иерархии и т.п., свой специфический этос (воровской закон, система лагерных нравов, профильные ограничения – вор никогда не шел на мокрое дело, киллер никогда не грабил убитого, проститутки не обворовывали своих клиентов и пр.), свой язык (блатной жаргон), своя система символических знаков (татуировки изобразительного или текстового содержания), свое искусство (тюремная лирика).

В целом эта субкультура отличается наибольшим разбросом своих харак­теристик, который в большой мере зависят от того, является ли человек ре­цидивистом, т.е. уже глубоко вовлеченным в криминальную субкультуру и воспитанным ею, или новичком, мало что о ней знающим.

Тем не менее, хотя многим хотелось бы считать это явление контркультурой или антикультурой, это вполне обычная социальная субкультура, обладающая всеми параметрами, свойственными любой субкультуре: иерархичностью, внутренней этикой, развитой символикой как изобразительного, так и лингвистического характера, высокой нормативностью и пр.

Основная ошибка, которую совершали првоохранительные органы на протяжении большей части ХХ века, заключалась в том, что политический и социальный криминал разделялся на разные категории, и борьба с ними велась самостоятельно. Исторический опыт показал, что это разные лица одного и того же явления, и никакой нравственной разницы между идейным революционе­ром и полуграмотным серийным убийцей в принципе нет. Это стало очевидным сначала на примере Сталина и Гитлера, с их откровенно уголовным окружением, затем практики Мао Дзедуна, ку­­бинского революционного движения Фиделя Кастро и Че Гевары, кхмерского (камбоджийского) коммунистического лидера убий­­­цы-маньяка Пол Пота, африканских революционеров-кан­­­ни­ба­лов Чомбе, Иди Амина, Мобуты Сесо Секо, лидеров Организации освобождения Палестины, че­ченского сеператиста Джохара Дудаева и его сподви­­жников и, наконец, «Аль-Кайды» Усамы бен Ладена. Все они оказались обы­ч­­­ными уго­ловниками, нравственными аналога­ми нашего Чикатилы (хотя Дудуев и был советстким генералом, а Ясир Ара­фат – уникальный в своем роде террорист, удостоенный Нобелевской премии мира), и революционный или национально-освободи­тель­ный флер, по существу ничего не прикрыл. Особенности криминальной субкультуры, яв­­­ственно читаемой во всех приведенных примерах, не оставил ни каких сомнений в том, с кем мы имеем дело.

Субкультура сельских производителей

Обычно эту субкультуру называют народной или этнографической, поскольку ее носители – крестьяне – наименее подвержены инонациональным культурным влияниям, в наиболее чистом виде сохраняют этническую культур­ную самобытность и наиболее архаические черты своей обыденной культуры. Функционально эта субкультура производит главным образом средства под­держания физического (витального) существования людей – в первую очередь продукты питания.

Хронологически эта субкультура является древнейшей из всех функциональных субкультур, поэтому представляется очень важным проследить ее генезис.

Как известно человекообразные обезьяны (как и все обезьяны) живут в лесу преимущественно на деревьях. Содержание их жизни, как и всех животных, сводится к трем процедурам: добывание пищи, размножение и оборона (или бегство) от хищников. Когда примерно миллион лет назад предки человека – автралопитеки – по причинам, еще не понятным науке, были вынуждены оставить леса Восточной и Южной Африки и перейти в саванну, условия их жизни радикально изменились. Маленькие австралопитеки (их размеры со­ответствовали современному 10-12-летнему ребенку), не умеющие быстро бе­гать, в условиях открытой местности с редкими деревьями быстро стали добычей крупных хищников. Вы­жили только наиболее крупные особи, которые со временем эволюционировали в крупных питекантропов (по размерам и весу почти в полтора раза превосходивших современного человека – их побочными потомками являются современные орангутаны и гориллы), которые сплоченной группой могли оказать сопротивление и львам. Период существования питекантропов от 500 до 200 тысяч лет тому назад. Если лесные обезьяны питались исключительно древесными плодами, то крупные питекантропы постепен­но стали и охотниками за мелкими животными. Питекантропы уже владели огнем, активно использовали искусственные орудия – камни, палки, деревянные дубины; они были социально сплочены, и в их среде уже начали вырабатываться зачатки человеческой речи. Тем не менее, содержание жизни питекантропов оставалось все тем же животным; кроме питания, размножения и самообороны они ничем больше не занимались.

200 тысяч лет тому назад на смену питекантропам пришли новые виды – сначала неандертальцы, а с некоторым опозданием (примерно на 50 тысяч лет) и их младшие братья Homo sapiens’ы. И те и другие были значительно мельче питекантропов, но небольшой рост и физическая сила эффективно компенсировались применением искусственных орудий и высоким уро­в­нем социальной самоорганизации и согласованости в действиях. Начиная с неандертальцев, в жизни гоминид начало формироваться то, что в последующем получило название «культуры» – активно развился язык, проявились первые проторелигиозные ритуалы, камнеобработка вышла на стандартизированные технологии. Homo sapiens’ы (т.е. люди современного типа) еще больше развили достижения неандертальцев: появились первые формы постоянной социальной организации (родовые общины), нормы социальной жизни (регулирующие преиму­щественно интимные отношения), первые формы символической деятельности (одним из видов которой стали наскальные рисунки), по­з­д­нее – метательные орудия – копья, лук и стрелы. Технологии камнеобработки достигли высокого уровня совершенства. Но, несмотря на все эти достижения, жизнь человека содержательно оставалась все той же животной: добывание пищи, оборона, спа­ри­вание.

Перелом наступил только 10 тысяч лет тому назад. Я имею в виду знаме­нитую «неолитическую революцию», когда люди перешли от присваива­ю­щего типа хозяйствования (охота, собирательство) к производящему (зем­ле­де­лие, животноводство, ремесло). Естественно, это привело к разделению тру­да, позд­нее – социальных функций, появлению городов, государств и, наконец, к разделению сословий. После того как вожди и воины, жрецы, а за ними и ремесленники перебрались в города, в деревне остались только сельские производители – крестьяне и оформился специфический тип их субкультуры.

Вся жизнь и деятельность крестьянина полностью определяется природными условиями, от которых зависят и урожай на полях и приусадебных уча­стках, и рост трав на пастбищах. Отсюда все обычаи, традиции, поверья, пра­з­д­ники крестьян и даже их оседлость, так или иначе, связаны с природными циклами и устойчивостью природных условий. До XIX века влияние городской культуры на деревню было совершенно незначительным, и даже привнесение городских религий (например, христианства) было очень поверхностным. Крестьяне в массе своей оставались двоеверцами, либо, сочетая христианские обычаи с языческими (основанными на поклонении природе и ее обожествлении), либо открыто исполняя христианские обряды, а тайком – языческие. Ислам, родившийся в среде кочевников-бедуинов, в этом отношении ока­зался более пластичным и пригодным для крестьянской среды. А буддизм разделился на городской вариант (собственно буддизм) и ламаизм, распространившийся преимущественно в сельской среде – среди степных и гор­ных ското­водов Азии.