Вступление 7

географы-аналитики, критиковали этот факт. Граница по Уралу не имела особого значения для Маккиндера и для Тойнби, для которого первейшее значение имели факторы окружающей среды, или для швейцарского географа Рейнольда, который писал: «Россия — это географический антитезис Европы». Упадок могущества России вполне мог бы вызвать новый пересмотр — и тогда подтвердились бы взгляды родившегося в России оксфордского профессора о «приливно-отливной Европе», границы которой то накатывают с приливом, то отходят35.

Представление о Европе как географической единице всегда конкурировало с понятием Европы как культурного сообщества; а в отсутствие общих политических структур европейская цивилизация только и могла определяться критериями культуры. Особое значение обычно придают основополагающей роли христианства, которая не исчезла даже после того, как перестали пользоваться обозначением Христианский мир.

В радиопередачах для побежденной Германии в 1945 г. поэт Т. С. Элиот развивал мысль, что европейская цивилизация находится в смертельной опасности из-за постоянного ослабления христианского ядра. Он описывал «закрытие ментальных границ Европы», происходившее в те годы, когда вовсю утверждались национальные государства. «За политической и экономической автаркией обычно следует своего рода культурная автаркия» — говорил он. Элиот подчеркивал, что культура — это организм: «Культура — это что-то, что должно расти. Вы не можете возвести дерево, вы можете его только посадить, заботиться о нем и ждать, пока оно вырастет...» Он подчеркивал взаимозависимость многочисленных субкультур внутри европейской семьи. Кровообращением этого организма было то, что он называл культурным «обменом». Он особенно подчеркивал обязанность писателей. Но прежде всего он обращал внимание на центральную позицию христианской традиции, вобравшей в себя «наследие Греции, Рима и Израиля»: «Основным в создании общей культуры народов, каждый из которых имеет свою культуру, является религия... Я говорю об общей христианской традиции, которая сделала Европу тем, что она есть, и об общих элементах культуры, которые это общее христианство с собой принесло... Именно в христиан-

стве развилось наше искусство; в христианстве — до недавнего времени — коренились правовые системы Европы. Именно на фоне христианства приобретает значение наша философия. Отдельный европеец может не верить в истинность христианской веры; и все же то, что он говорит, производит, делает — все обретает смысл в христианском наследии. Только христианская культура могла породить Вольтера и Ницше. Я не верю, что европейская культура переживет утрату христианской веры»36.

Это представление во всех смыслах традиционно. Это мерило всех других вариантов, ответвлений и блестящих идей по данному вопросу. Это основной посыл того, что мадам де Сталь однажды назвала penser à l'européenne [мыслить европейски].

Самая фундаментальная задача всех историков культуры Европы состоит в том, чтобы обнаружить разнообразные соперничающие направления в рамках христианской традиции и оценить их значение относительно различных не-христианских и антихристианских элементов. Плюрализм здесь de rigueur [обязателен]. Несмотря на очевидное господство христианской веры вплоть до середины XX века, нельзя отрицать, что многие из самых плодотворных художественных идей Нового времени — от страсти Возрождения к античности до одержимости романтиков Природой — были, по сути, языческими. Точно так же нельзя не признать, что современные культы новизны, эротизма, экономики, спорта или поп-культуры тесно связаны с христианским наследием. Теперь проблема состоит в том, чтобы решить, свели ли центробежные силы XX века это наследие к бессмысленной сумятице. Мало кто станет сегодня утверждать, что некогда существовал какой-то монолит европейской культуры. Одно интересное решение — рассматривать европейское культурное наследие как состоящее из четырех или пяти перекрывающих друг друга и взаимосвязанных кругов37в поисках своей идентичности. Писатель Альберто Моравиа сказал об уникальной культурной идентичности Европы, что она — двусторонняя ткань, «с одной стороны, очень пестрая..., а с другой — одного насыщенного и глубокого цвета»38.

Было бы неверно думать, что понятие Европа лишено политического смысла. Напротив, часто им пользовались как синонимом гармонии и един-