2015-05-05
516
По-зимнему ледяной ветер пробирал до костей, но было ясно, и солнце приятно грело
макушку. Еще больше грела мысль, что, по словам Мая, до Небесного города идти всего ничего: лес скоро кончится, и мы выйдем на Серую пустошь, а там до цели останется ерунда. А вот в
стороне деревни, там, откуда мы пришли, висели тяжелые дымчатые тучи, в них угадывались
черные нити смерчей.
Искра, еще недавно так искренне радовавшаяся солнышку, заметно нервничала: озиралась
по сторонам, то и дело проверяла кобуру с пистолетом.
– Что случилось? – спросил я.
– Солнце, – ответил Май таким тоном, будто это все поясняло.
– И что? – не понял Пригоршня.
Аборигены посмотрели на него с сожалением, как на любимого, но, вот беда, умственно
неполноценного дитятку. У меня мелькнула мысль, что над планетой давно нет озонового слоя, и
доза ультрафиолета от бледного светила окажется смертельной, но все оказалось не так просто.
– Растения любят солнце, – пояснила Искра, – они… активизируются.
– И что? – повторил Никита.
А я вспомнил живую изгородь вокруг деревни.
– Становятся быстрыми, – разжевала девушка, – и могут напасть. И всякие… твари тоже
любят солнце. Не все, есть ночные отродья вроде тех, что в улье, но все равно их много. В лесу
они стараются держаться подальше от деревни, а здесь гуляют как у себя дома.
Подул ледяной ветер, пробрал до костей. Май поежился и сказал, глянув вверх:
– Буря не ушла, это плохо. Они обычно быстро заканчиваются, ну, полдня побушует, и все.
А эта, – он кивнул на тучи, – мне не нравится.
Там, откуда мы пришли, клубились свинцовые тучи с нитками смерчей. Заметив это, Искра
как-то вдруг осунулась и застонала.
– Неужели опять?
– Что – опять? Снова буря? – насторожился Пригоршня, повел носом, будто принюхиваясь. –
Ну да, ее ветер в нашу сторону гонит.
– Все гораздо хуже, – обреченно сказал Май и зашагал вперед. – Старики рассказывали, что
давным-давно зима пришла среди лета и длилась целый год. Выжили только те, кто укрылся в
пещерах с горячими источниками. Начался голод, люди ели тварей и друг друга. Источники
остыли, а Великие льды подошли ближе.
– Да ну, может, еще обойдется? – Пригоршня недоверчиво покосился на тучи.
– То, что было, называется «рука льда», – вздохнул Май. – Боюсь, это начало. Но в любом
случае нам надо идти дальше и помнить, что твари любят солнце.
Тут не по себе стало даже напарнику: он поправил шляпу и взял пистолет в руку. Первая
заповедь от Пригоршни: оружие лучше достать заранее – будешь выглядеть параноиком, зато
останешься в живых.
Солнечный свет золотил лужи с черной водой, преломляясь каплями, играл всеми цветами
радуги, и топь уже не казалась зловещим местом. Вскоре она закончилась, и мы зашагали по
хилому леску. Чем дальше продвигались, тем больше попадалось скрюченных деревьев. Сначала
подумалось: радиация, но дозиметр молчал. По сторонам шуршало, но тихо, будто бы даже
деликатно, словно трава пробивалась сквозь прошлогодние листья.
– И долго нам еще брести? – пробурчал Пригоршня. Он остановился и уставился на серую
равнину, изрытую черными полосами оврагов. – Что-то не видно города.
Из оврагов поднимался пар, от земли тоже парило, и небо с нечетким кружком солнца было
мутным. Ледяной ветер сюда не долетал. Или, долетая, успевал прогреться.
– Километров двадцать плюс-минус, – пожала плечами Искра, сверяясь с картой.
– По-моему, ветер изменил направление и гонит бурю назад, – проговорил Пригоршня, придерживая шляпу. – Такое возможно?
Май ответил:
– Обычно бури короткие, – он посмотрел на сизое небо. – Не знаю. Она должна была
прекратиться, а там, сзади, будто стена. Если что, в Пустоши негде укрыться.
В кустах зашуршало. Все обернулись как по команде, но ничего не заметили, разве что
кривое деревцо шевельнуло ветками.
Мы двинулись вперед. Почва тут была серой, словно неподалеку извергался вулкан и
опустились тонны пепла. Метров через пятьсот путь нам преградил извилистый овраг. Вширь и
вглубь не меньше пяти метров, он тянулся, насколько хватало глаз – не обойдешь. Май успокоил:
– Говорили, где-то тут навесной мост. Нас ждут, поэтому должны были его оставить.
Вскоре обнаружили указатель маршрута – полосу, выложенную ветками, и двинулись по ней
направо вдоль обрыва. Вдалеке, в небе над самым горизонтом, я заметил точку. Она то терялась в
мареве испарений, то появлялась снова. Пригоршня тоже ее увидел:
– Вон там и есть ваш город? – спросил он на ходу.
– Не знаю, – ответил Май. – Мы никогда туда не ходили – молоды еще.
Ветки, указывающие направление, закончились, и мы вышли на тропу, что вела к
утрамбованной площадке.
В овраге что-то шевельнулось. Я подошел к краю, заглянул в наполненную клубящимся
паром глубину: такое чувство, что по почти отвесным стенкам ползла вовсе не водяная пыль.
– Мост! – вскрикнула Искра, отвлекая меня от наблюдений.
И действительно, в километре от нас через овраг вроде был перекинут мост – точно не
разобрать. Сваи то появлялись, то исчезали в тумане. Надеюсь, это не оптическая иллюзия.
Я отвернулся от оврага, и тут меня схватило за лодыжку и дернуло.
Падая и цепляясь за землю скрюченными пальцами, я успел подумать, что еще ни один
бывалый сталкер не заканчивал жизнь так позорно: расслабился, забылся, и какой-нибудь куст-
живоглот уволок в пропасть. Испугаться я не успел. Пригоршня кинулся ко мне, упал ничком, схватил за запястья. Рывок – и движение прекратилось. Совсем рядом было перекошенное лицо
напарника – его, как и меня, придавило рюкзаком. То, что цеплялось за ногу, не отпускало –
продолжало настойчиво тянуть, все сильнее и сильнее – этак разорвут меня или сдернут в
пропасть вместе с Никитой.
– Нож! – прохрипел Никита.
Май, уже избавившийся от рюкзака модели «муравьиное яйцо», осторожно двигался к нам,
обшаривая взглядом край оврага. Искра зажимала рот ладонью. Пригоршня глянул за мою спину
и выдохнул:
– Твою ж Зону душу мать! Кусты, блин! Секатора на них нет!
Я осторожно повернул голову: над краем оврага шевелились плети растений – так в
мультиках изображают «злые» колючки, опутавшие замок Спящей красавицы. В отличие от
спецэффектов, эти растения двигались медленно, но уверенно, и такое чувство, что нацелились
на людей. Щиколотку полоснуло болью, будто держащий меня побег выпустил зубы.
А может, и не будто.
– Химик! – Май говорил очень спокойно. – Оно тебя уже пьет?
Я кивнул – говорить не мог. Если бы Никита не держал, я бы уже съехал вниз.
– Слушай меня. Эти колючки ядовитые. Они оглушают. Ты начнешь засыпать. Мы тебя
вытащим.
Засыпать? Когда я уже почти по пояс сполз в овраг?
Глаза слипались. Я попытался разжечь в душе огонь злости, но ничего не получалось. Из-за
моей спины длинный и гибкий побег выстрелил в Никиту, почти достал. Пригоршня перекатился
на бок, не выпуская меня, и прошипел:
– Май, ты чего ни мычишь, ни телишься?! Режь его!!!
Май метнулся к краю оврага, уцепился за мой пояс и принялся что-то делать вне зоны
видимости. А мне все сильнее хотелось спать. Спать…
– Андрюха! – гаркнул над ухом Никита. – Подъем!
Внезапно ногам стало легко – то, что держало, отпустило. Пригоршня рванул меня –
получилось не очень стремительно, рюкзак-то не легкий.
Май отскочил и резво отбежал от края оврага. Искра бледно улыбнулась. Меня все еще
клонило в сон, но я нашел в себе силы отползти подальше, в безопасность.
– Сейчас мост переходить не будем, – сказал Май, – подождем, пока солнце уйдет. Оно
ненадолго.
– Химику нужно противоядие?
– Нет, – покачала головой Искра, – кусты здесь не смертельные, пока вниз не стащат –
ничего. Ему бы поспать. Химик, ты ложись, поспи, правда, а мы покараулим.
Предложение было заманчивым, но шестое чувство подсказывало: пора убираться отсюда и
как можно скорее. Насторожился Пригоршня. Пошевелил носом, словно принюхиваясь:
– Уходим. Быстро.
Земля под нами еле заметно подрагивала: будто кто-то очень и очень тяжелый прыгал
поблизости.
Я нашел в себе силы подняться и даже сделать несколько шагов в направлении моста и
остолбенел: здоровенная кочка в пяти метрах от нас ожила и зашевелилась.
– Май, – прохрипел я, глядя на живой бугор. – Глюки от яда бывают?
– Вроде нет, – ответил он, оборачиваясь.
Тем временем холм начал трансформироваться: плоские дискообразные лапы, которыми
накрывалась тварь, маскируясь под кочку, разошлись в стороны, взметнув облако пепла – я
различил на их концах крюки. Из панциря вынырнули две то ли птичьи, то ли черепашьи головы; существо приподняло массивную грудь.
– На землю! – заорал Пригоршня, падая и выхватывая пистолет.
Тварь среагировала мгновенно – не дав никому опомниться, она врезалась в Пригоршню.
Никто из нас даже выстрелить не успел. Мутант с человеком, сцепившись, упали. Май и Искра
целились в него, но не стреляли: рисковали зацепить Никиту. Я тоже достал пистолет и тут же
его опустил: перед глазами все плыло, движения казались замедленными – скорее своих уложу, чем врага. Двуглавая тварь была раза в два больше человека и отдаленно напоминала колосса из
Зоны: массивное тело и передние конечности, задняя нога одна, вторая рудиментарная. На этом
сходство заканчивалось.
Такая туша человека запросто по земле размажет. Никита сумел перевернуться, откатиться и
перебраться твари на загривок. Озадаченный его проворностью, мутант запыхтел паровозом и
упал набок, пытаясь раздавить человечишку. Май с Искрой кинулись в разные стороны, опасаясь
за свою жизнь, а я замер.
Помимо дискообразных «руконог» с крюками и коротких задних конечностей у мутанта был
короткий относительно тела, но мощный хвост. И две головы, одинаково развитые.
Псевдохимера какая-то.
Опомнившись и худо-бедно уместив существо в свою картину мира, я попытался
сфокусировать взгляд и прицелиться. Пригоршня не спешил убегать, продолжая дикое родео, псевдохимера вскочила на лапы и встряхивалась, стараясь избавиться от наездника.
Стрелять – значит, подвергнуть жизнь напарника опасности. Тварь мечется, и я могу
промахнуться…
С другой стороны, не стрелять – обречь его на смерть. Даже Пригоршня рано или поздно
устанет и упадет. Он бы выстрелил сам, но вынужден хвататься обеими руками за свалявшуюся
шерсть, длинную и жесткую, как у мамонта.
– Стре-ля-а-й-те, ва-ашу ма-а-ать! – ревел Пригоршня.
Неуклюжий, недопустимо медленный прыжок – и я оказался между пропастью со все еще
шевелящимися плетями растений и псевдохимерой. Май с Искрой замерли в стороне: они тоже
целились, но выстрелить так и не могли. Все еще сонный и вялый после ранения, я соображал
довольно туго. Сейчас зверь или раздавит меня, или сметет в пропасть… Пропасть…
– Никита, прыгай! – заорал я, приняв решение.
Он каким-то чудом выпрямился во весь рост и сиганул со спины твари в сторону. Я
моментально выстрелил. Один короткий импульс только опалил псевдохимере бок, заставив
обернуться в мою сторону. Я вытащил из кармана артефакт, который мысленно окрестил
«невидимкой», и сжал его. Тварь закрутила головами. Сейчас заметит остальных… Еще выстрел.
Взревев раненым слоном, тварь кинулась ко мне. Кажется, в ярости этот тяжеловес не соображал
и пер танком прямо в обрыв. Я отпрыгнул в сторону – из-за яда чудилось, что я не прыгаю, а
медленно плыву и даже лечу медленно. Или так и есть?
Заметив хищные растения, тварь попыталась затормозить, замахала плоскими
конечностями, прорыла две борозды, но инерцией ее все равно занесло в объятья хищных лиан, которых на краю обрыва скопился целый лес. Плети вцепились в жертву, натянулись, не давая
псевдохимере вырваться, и поволокли ее к обрыву.
Я шмякнулся на бок, и перед глазами потемнело. Слепо шаря по земле, сел, проморгался.
Пальцы отказывались разжимать спасительную «невидимку». Еле удалось засунуть арт обратно в
контейнер. Проявившись, я наблюдал, как мутанта тащат лианы, как мощные когти оставляют
рытвины в земле… Две пары желтых глаз с голодной ненавистью смотрели на меня.
Пригоршня поднялся, отряхнулся и помотал головой.
– Капец, – емко прокомментировал он. – Давайте быстрее к мосту. Чувствуете?
Земля подрагивала. Судя по всему, неподалеку замаскировались, как камбалы в песке, другие псевдохимеры. То, что я одолел одну, можно было объяснить простым везением.
Не дожидаясь появления новых тварей, мы кинулись к переправе.
Длинные плети хищных растений исчезли в овраге – они питались. Ободранная лодыжка
саднила, но не было времени остановиться и обработать рану. Май ухватил меня под руку, как
девушку или раненого, и поволок к мосту. К счастью, переправа действительно была – хлипкое
навесное сооружение вроде тех, что перекидывают через пропасти в диких горах Земли. Веревки, канаты, дощечки. Разглядев конструкцию, я усомнился в технической мощи Небесного города.
– Повезло! – вскрикнула Искра. – Могли убрать, пришлось бы заново цеплять, а это
слишком долго.
Псевдохимеры приближались – обернувшись, я увидел целую стаю, загоняющую добычу –
нас. Мы влетели на мост.
Сооружение тут же закачалось, я упал на колени, вцепившись в заменяющую перила
веревку. И глянул вниз.
Пар из расщелины поднимался неравномерно, и в прорехи было видно неприятное
копошение живых растений.
– Ходу, ходу, ходу! – заорал Пригоршня.
Мост закачался сильнее. Искра, оказавшаяся впереди всех, побежала. За ней, далеко не так
бодро, пополз я, проклиная тяжеленный рюкзак, раненую ногу и собственную неуклюжесть.
Оглянулся – Никита пыхтел прямо за мной, а Май прикрывал отход. Он стоял на качающемся
мосту, выпрямившись, легко – сказывались навыки лазанья по деревьям. Наверняка он бегал
зимой по обледеневшим, гнущимся под напором холодного ветра, веткам. Май целился в
псевдохимер.
Твари уже достигли обрыва, и теперь метались по нему. Самая сообразительная трогала
лапой мост, будто проверяя, выдержит ли.
Май выстрелил. Псевдохимера, заорав пронзительно, отпрыгнула назад, принялась тереть
лапой левую морду…
– Ходу! – снова рявкнул Пригоршня.
О том, чтобы прийти Маю на помощь, нечего было и думать: с нашей сноровкой мы бы
просто-напросто свалились в пропасть. А шевеление растений, между тем, все приближалось.
Искра уже вылетела на другой берег и теперь приплясывала, «болея» за нас. Я представил, какими нелепыми и неуклюжими мы с Пригоршней выглядим в ее глазах, и бодрее зашевелил
конечностями. Май выстрелил снова – судя по воплю, он попал в тварь.
Я наконец-то ступил на твердую землю, скинул рюкзак и обернулся. Пригоршня тоже
закончил путь, а Май пятился, отстреливаясь, с грацией танцовщика. Псевдохимеры метались, рычали, верещали, но гнаться за нами пока не решались. Май в несколько шагов преодолел
оставшееся расстояние и крикнул:
– Веревки!
Мы поняли и одновременно с Никитой кинулись к мосту, выхватив ножи – перепилить
веревки, удерживающие его. Успели вовремя: первая псевдохимера, с обожженной мордой, как
раз вошла на мост.
Конструкция дрогнула и скользнула в пропасть, увлекая за собой зверя. Раздался последний
крик.
– Все, – Май тяжело дышал. – Твари с болот больше нам не страшны.
– Твари с болот? – переспросил я.
– Да. Раньше, до катастрофы, на них охотились. Теперь они охотятся за нами. Любят солнце.
Ответить было нечего. Я надеялся, что солнце скоро спрячется за тучами, и дальнейший
путь будет спокойней.
Прищурившись, я заметил недалеко от горошины Небесного города, висящего в воздухе, смутное сооружение на земле. Деталей отсюда было не разобрать. Наверное, это и есть застава.
Уже хорошо.
Налетел ледяной ветер, ударил в спину, и я невольно обернулся. Отсюда отлично
просматривалась полоса бури. Теперь она походила на ледяную стену. Ветер дул в нашу сторону, но приближается буря или отдаляется, сказать было затруднительно. Май посмотрел туда же. Его
лицо будто окаменело.
– Идем к заставе, – устало вздохнула Искра. – И давайте торопиться: вдруг опять буря
начнется.
Шли часа два, а сооружение приблизилось лишь на самую малость. Теперь стало ясно, что
оно построено из темного материала и имеет форму трапеции. Солнце наконец-то спряталось за
тучи – хоть и похолодало, но зато теплолюбивые твари убрались в норы.
– Глянь-ка, – Пригоршня кивнул наверх: над нами пока еще высоко кружили дракоши –
соплеменники тех, с которыми мы познакомились, когда только попали в этот мир.
– Падальщики, – сказала Искра.
Май пояснил:
– Территорию охраняют.
Все равно было неприятно: то и дело доносился их клекот, и казалось, что кто-то наблюдает
за нами через прицел.
Прошел еще час. Застава немного приблизилась, но я не брался угадать ее размеры. Точка
Небесного города превратилась в пятно с яблоко размером.
– Он действительно летает! – проговорил Никита.
Искра, шедшая впереди, то и дело замирала, с благоговением уставившись на город. Может
быть, мечтала, что в нее влюбится горожанин и заберет к себе, и тогда не придется выживать, сражаться с нечистью, каждый раз готовиться к смерти перед приходом зимы. В городе –
цивилизация, но мест, говорил Головня, на всех не хватает.
Еще час-полтора, и стало видно, что застава – не поселение, а похожая на ангар ржавая
конструкция. Город тоже заметно приблизился, он напоминал Звезду Смерти из фильма
«Звездные войны», но вместо округлой верхней части было скопление остроконечных
металлических башен и подобий антенн. От его вида перехватывало дыханье.
По самым скромным прикидкам Небесный город был километра три в диаметре. Может, конечно, я ошибаюсь, но нависающая громадина подавляла, заставляла чувствовать себя
букашкой.
Чем ближе мы подходили, тем это впечатление усиливалось. Интересно, за счет чего он
парит в метрах в ста над землей?
У заставы я разглядел людей – нас уже ждали. Странно, но ни дверей, ни окон видно не
было, и сейчас я сообразил, что она мне напоминает: старинный утюг, совершенно ржавый.
Искра помахала рукой и рванула к заставе, но заметила, что мы не прибавили скорость, и
поумерила пыл.
Сердце частило. Даже во время неравного поединка с нечистью я так не нервничал: ну, мутанты, подумаешь, ничего страшного. Сейчас же надежды на счастливый исход, которыми мы
жили последние дни, должны или подтвердиться, или улетучиться. Хотелось определенности, и
одновременно она пугала. А что, если там нет телепортов?
Что нам тогда делать? Начать новую жизнь и семечки выращивать? Или оставаться
сталкерами, а на зиму впадать в спячку? Вспомнилась Апрелия, и я мысленно себя утешил, что
не все здесь так плохо: женщины симпатичные. Это Пригоршня любит брюнеток, мне милее
умные.
Охранники заставы были одеты в черные брюки, покроем напоминавшие джинсы, и синие
рубахи, перетянутые поясами. Когда подошли поближе, стало ясно, что это такие куртки с
металлическими нашивками на локтевых сгибах и груди. Наверное, пластины были и на спине –
они имитировали кирасу – но спиной к нам горожане не поворачивались.
На головах чернели каски.
– Забавная у них униформа, – проговорил Пригоршня.
Вот он, момент истины. Мы приближались к горожанам, а они стояли неподвижно, будто
роботы. Спасибо, хоть не целятся в нас. Утюгообразная застава была размером с пятиэтажку, без
окон и дверей, она состояла из двух частей: нижней, монолитной платформы, и верхней, имеющей множество латок, заклепок и выступов.
– Приветствуем вас, – проговорил горожанин справа, когда нам до заставы оставалось
метров пятьдесят.
– Пусть ваше лето будет теплым, – хором отозвались Май и Искра.
Охранники не шелохнулись, я ощутил их внимательные взгляды и невольно поежился.
Охранник слева был молод, скуласт и чернобров, его напарник – высок, худ и бесцветен.
– И вам добрый вечер, – поздоровался Пригоршня. Он остановился напротив чернобрового:
– Вам сообщили, да? Мы прибыли из другого мира.
– Сообщили, – ответил бледный и развернулся к сооружению. Теперь я понял: оно не
ржавое, это покрытие такого цвета.
– Пусть у вас все получится, – пожелала нам Искра, Май обнял ее за талию и улыбнулся.
Бледный охранник подошел к краю платформы, что-то надавил, и створка двери с шипением
поднялась.
– Проходите, – сказал чернобровый, и мы направились к входу, но Искра и Май не
сдвинулись с места. Пришлось остановиться.
Неужели горожане бросят их на улице, на ночь глядя?
– Вы чего? – крикнул Пригоршня и поманил попутчиков за собой. – Идем, погреемся.
Май мотнул головой:
– Нам нельзя. Нечисть проникает в мысли, она не должна знать, как пробраться в Небесный
город.
Вот так номер! Если бросить их под открытым небом, они гарантированно погибнут – или
от холода, или мутанты сожрут. Здесь укрыться негде, а до леса, чтоб заночевать на ветвях, они
засветло не доберутся.
– Пусть они тоже идут, – предложил Пригоршня, – холодно ведь, замерзнут.
Чернобровый и бледный переглянулись, но промолчали; мне не понравилось их молчание.
Этот мир пережил катастрофу, жалкие остатки человечества боролись за существование, людей
выжило мало: одних убила нечисть и дикие звери, других – стихия. Но, несмотря на это, горожанам, похоже, было чуждо не только сострадание, но и чувство локтя.
– Минуту, – бледный исчез за дверью, донеслось бормотание.
– Нам нельзя внутрь, – произнесла Искра дрожащим голосом. – Это не принято. Спасибо, но
мы пойдем. Не пропадем, мы и не из таких ситуаций выбирались.
– Нам и так теперь нельзя будет уходить в лес. Мы слишком много знаем, – поддержал ее
Май. – В деревне наши братья и родители. Не волнуйтесь за нас, мы успеем добраться раньше, чем ударят морозы!
– Если вдруг придет зима, – проговорила Искра, – просите, чтобы нас взяли в город.
Не дожидаясь разрешения погреться, Май и Искра повернулись и зашагали прочь. Потом
побежали, стремительно отдаляясь, превратились в смутные фигурки, тающие в испарениях – и
вот уже их не различить. Раздосадованный Пригоршня сплюнул. А я понял, что вряд ли увижу
Мая и Искру еще когда-нибудь.
– Им разрешено побыть до утра, – проговорил высунувшийся из дверного проема
бледный. – И где они?
– Ушли, – сказал Пригоршня, протянул ладонь и представился, но местные не знали, что
делать с его рукой – здесь рукопожатие не принято.
– Тогда пошли, – сказал чернобровый. – Вас давно уже ждут.
– А телепорты у вас есть? – спросил Пригоршня, но ответа не дождался.
Внутри заставы пахло ржавчиной, тускло светились встроенные в стену плоские лампочки.
Впереди шагал бледный, затем – я и Пригоршня, чернобровый замыкал. Интересно, знают ли они
про телепорт? Или горожанам, как и деревенским, не положено знать всего? Я переложил
«миелофон» в карман из контейнера, висящего на поясе. Сразу же обрушился поток чужих
мыслей. Звучали они в одной тональности, и трудно было различить, где чья:
Они похожи на нас.
Интересно, здоровяк – человек или гемод?
Не нравятся мне эти двое.
Хотелось верить, что последняя мысль – Никитина.
– Мужики, – спросил я, поднимаясь по лестнице за провожатым. – Вы освоили
межпространственные перемещения. Нас очень волнует один вопрос: есть ли в Небесном городе
телепорт?
Межпространственные перелеты? Сейчас увидят – вот удивятся.
Второй представил летающий монитор, чем меня позабавил. Признался себе, что не
понимает, о чем мы, подумал: «Ильбар должен знать». Причем этот второй думал образами, из-за
чего его мысли не читались, а представлялись прямо в голове.
Ну, тупыыые.
Да уж. Но скорее не тупые, а малоинформированные. Разделение информации тут –
распространенная практика.
– Мы не знаем, – озвучил мысль идущий позади чернобровый. – Профессор Ильбар или
Канцлер должны быть в курсе.
Поднявшись по лестнице, мы очутились в небольшом коридоре с куполообразным потолком,
прошли вдоль пяти металлических дверей с сенсорными панелями. Бледный приложил руку к
панели напротив выхода. Донеслось характерное жужжание, и перед нами открылась ярко
освещенная просторная рубка с мониторами на стенах, многочисленными рычагами, кнопками.
Как только чернобровый подошел к самому большому экрану, под ним из пола выросло
кресло, он сел и принялся водить пальцем по монитору, совмещая красные точки с синими.
Бледный остался рядом с нами, он мечтал о желанной женщине и скором свидании, а еще его
мучил голод и у него болела спина. Чернобровый не думал вообще: механически повторял
заученные действия.
– Присаживайтесь, – сказал бледный, ударил по серебристой панели – и позади
чернобрового возник рядок из пяти кресел.
Едва я сел, кресло подо мной начало деформироваться, принимая форму тела. Пригоршня
вскочил, убедился, что его заднице ничего не угрожает, и вернулся на место. Когда все красные
точки легли на синие, пол под ногами качнулся – мы взлетели.
Иллюминаторов не было, потому мы могли лишь догадываться о размерах летательного
аппарата. Из мыслей сопровождающих не удалось выудить ничего конкретного, одно пока
понятно: тут есть ученые, и Небесным городом правит Канцлер. Во всяком случае, именно такое
слово наиболее близко к определению местного правителя.
Теперь понятно, для чего нужна застава – это ангар со стоянкой летательных аппаратов. Но
почему местные не прилетели и не забрали нас из лесу? Топливо экономят?
Надо будет поинтересоваться у Ильбара, какое они используют топливо, чтобы держать
город на лету. Сопровождающих расспрашивать бесполезно.
Легкий толчок – приземление. Красные точки на экране вернулись на места, синие погасли.
Сердце пропустило два удара: сейчас решится наша судьба.
Бледный пригласил на выход и пошел с нами, чернобровый остался на корабле. Когда мы
покинули салон, уже начинало смеркаться. Облака клубились совсем рядом; казалось, руку
протяни – и коснешься их. Я обернулся, чтобы рассмотреть летательный аппарат: он был
огромен, блестел сталью. Больше ничего понять не удалось.
Впереди высились небоскребы различной формы, растущие прямо из земли. То есть, из
черной поверхности. Вот – прямоугольный, вполне привычный, в зеленоватых чуть выпуклых
стеклах отражаются однородные тучи, дробится соседнее сооружение, похожее на гигантский
фасеточный глаз стрекозы. За ним – черный монолит пирамиды, облепленный антеннами, в небо
из его вершины валит черный дым. Справа и слева от пирамиды – то ли серые столбы, то ли
трубы, соединенные перекладиной. Ближе к краю справа и слева – полусферы, выгибающиеся
навстречу неприветливому миру.
«Миелофон» транслировал обрывки чужих мыслей. Они путались в голове, отвлекали. С
трудом мне удалось абстрагироваться, и они зазвучали фоном на задворках сознания. На ходу я
обернулся и обомлел: летательный аппарат поднялся в воздух. Я ошибся, предполагая, что это
небольшой шаттл. Аппарат был размером с сухогруз и имел форму утюга. Остановившись, я
глянул на заставу: там осталась лишь платформа. Стены, видимо, сложились, чтобы высунуться
из земли и защитить баржу, как только она приземлится. Аппарат летел медленно, и дожидаться, пока он сядет на платформу, я не стал, последовал за бледным, жестом пригласившим нас за
собой.
– Офигеть, – оценил Пригоршня. – Зачем эта штука такая здоровенная?
– Она грузовая, – прочел я мысли бледного и зашагал к нему.
Сначала мне думалось, что мы направляемся к «глазу стрекозы», состоящему из множества
выпуклых окон, но у основания привычного небоскреба бледный свернул, встал на блестящий
черный овал и исчез под землей. Знакомая технология! Такой же лифт имелся в телепорте, который мы к своему несчастью обнаружили в Зоне.
Мы с Пригоршней пошли за проводником и очутились в светлом коридоре. Казалось, что
сами стены излучают сияние. Зашагали прямо, затем повернули направо. Сначала я пытался
запоминать направление – мало ли, вдруг убегать придется, но вскоре запутался в
хитросплетениях коридоров. Навстречу нам попался всего один человек в такой же одежде, как у
провожатых, только рубаха была оранжевой и без стальных вставок.
Форма, дисциплина, сухость речи. Канцлер. Н-да, тут диктатура, и нас от населения прячут.
– Слишком много селян для опытов, – стегнула мысль встречного прохожего. – Всех не
прокормим.
Да, о пришельцах из другого мира не знает никто. В сложившихся реалиях это понятно и
объяснимо, но все равно настораживает. Пригоршня тоже не доверял горожанам. Он опасался, как бы нас не пустили на опыты. Ну а если, и правда вскроют, как тех лягушек?
Эту мысль я отогнал: они надеются получить информацию о соотечественниках, пропавших
в нашем мире. Думают, что мы с ними пересекались.
Двери, двери, двери, стены, повороты… Наконец, мы вышли к лифту, поехали наверх и
опять – коридоры-двери-повороты. Затем – путешествие на самодвижущейся дорожке по
стеклянному тоннелю, соединяющему небоскреб с квадратным зданием, где окна были только с
двух сторон. На крыше здания, куда протянулся тоннель, стояло странное сооружение – стальной
круг со встроенным то ли серпом, то ли полумесяцем.
Я глянул вниз: там суетились люди в однотипной одежде, различалась она лишь цветом
курток.
Тоннель разделился на три, бледный нажал на кнопку, и мы ступили на правую дорожку.
Спустились по лифту. Проехали на эскалаторе. За это время нам не встретилось ни одного
человека. Если бы не рабочие внизу, я подумал бы, что Небесный город пустеет и умирает.
В конце концов, мы прибыли в просторный зал со стульями-тронами, потускневшими
картинами в золоченых рамах, гигантскими мраморными колоннами и гранитным полом. Вместо
потолка тут было стекло: клубились тучи, синеватые перед закатом. Лампы, стилизованные под
факелы, давали тусклый мерцающий свет, отчего чудилось, что зал населен движущимися
тенями.
– Пусть ваше лето будет долгим, – прокатился по залу голос и недолго звенел, отраженный
стенами.
– Такие же, как мы, – прозвучало в голове.
– Надеюсь, они знают.
Людей в здании было как минимум двое, их скрывали колонны. Одно ясно: в этом мире
человек не совершает насилия над соплеменником, все делается добровольно, иначе нас
обыскали бы при входе и попросили сдать оружие. Мыслимо ли – сам Канцлер, и без охраны!
– Проходите, – пророкотал Канцлер, и мы зашагали по гранитному полу.
Я запрокинул голову: на улице потемнело, и в стекле отражались наши фигурки – букашки
посреди гигантского зала.
Вскоре мы заметили двух мужчин, стоящих в тени колонн возле овального деревянного
стола, окруженного троноподобными стульями, обитыми бордовым бархатом.
– Долгого лета, – поприветствовал я хозяев величественного зала.
Пожилой сухопарый мужчина в белом кителе приложил руку к груди. Приветствие такое, что ли? Настоящий канцлер: строгий, сдержанный, с тонкими, плотно сжатыми губами.
Улыбаться он не любит – уголки рта опущены.
– Они выглядят, как селяне, – подумал, видимо, мужчина в оранжевом кителе, с седыми
бакенбардами до самых плеч, лысеющий с висков.
Придавленный величием, Пригоршня воровато осмотрелся и рубанул с плеча:
– Где тут у вас телепорты?
– Смелый парень, – подумал Канцлер. – По всему видно: боец. Темноволосый – главный в
этой паре.
– Они вообще существуют? – продолжил Никита на ходу.
Я ощутил сожаление Канцлера, сглотнул слюну и невольно сжал кулаки. Неужели все
напрасно? Но нет, прорвались мысли о телепорте и зале без света, где они хранятся.
– Все не так просто, – проговорил Канцлер и указал на стул: – Присаживайтесь, поговорим.
Странно, но я не понял, о чем он думает. Видимо, и Канцлер, и мужчина в оранжевом умели
путать мысли. Хотелось припечатать: «Да или нет?», но я сдержался и сел напротив Канцлера, устремив взор за его спину, на стену – как в кабинетах госслужащих, там висели портреты
заслуженных деятелей в кителях: кто в белом, кто в оранжевом.
Все они были седыми. Только два человека не вписывались в общую картину: фотография
одного потемнела от времени. Лица было не разглядеть, но длинные русые волосы намекали, что
он молод. Второму было около сорока – темные, с сединой, пряди до плеч, большие глаза, какие
рисуют у иконописных святых. Жгучие глаза, но в то же время холодные, будто в мыслях
человека клубился туман этого мира.
Где-то я уже видел подобный взгляд, причем не так давно. Бывает, пытаешься вспомнить
имя, цифру или мелодию, и не можешь извлечь из памяти, хотя знание сидит там занозой. Одет
человек был не в китель – в синюю куртку с металлическими вставками, как на
сопровождающих.
– Понимаете, в чем дело, – заговорил мужчина в оранжевом. – Мы – осколки великого
народа, часть знаний и умений попросту утрачены, и невозможно воспроизвести то, что строили
Великие Предки.
Он замолчал, и заговорил Никита:
– Давайте познакомимся, что ли. Я – Никита, это – Андрей.
– Странные имена, – синхронно подумали государственные мужи.
Я правильно определил Канцлера, он своего имени не назвал и просил обращаться к нему по
должности, его напарником оказался глава Ученого Собрания Ильбар.
– У вас к нам дело было, я слышал по рации, – гнул свою линию Пригоршня. – И ответьте, наконец, есть ли у вас телепорты.
Из обрывков мыслей я понял, что они есть, и немного расслабился.
– Давайте сначала поговорим о нашем деле, раз уж вы настаиваете, – Канцлер сцепил
пальцы в замок, положил руки на стол. – Вы видели наш город – это все, что осталось от великой
цивилизации. Чтобы поддерживать его, кое-что мы делаем сами, но многого мы не можем, ведь
почти все технологии утрачены. Небесный город погибает. Еще полгода-год – и он опустится на
землю, потому что генератор почти иссяк. С каждым днем мы опускаемся все ниже и ниже.
Спустя год мы не сможем обогреваться и будем вынуждены уйти в лес. Это предыстория. Теперь
история.
Прорвалось негодование Пригоршни, ему прямо сейчас хотелось знать про телепорты, но он
понимал, что не просто так Канцлер начал издалека.
– Много тысячелетий мы жили в мире с нечистью. Они строили свой мир, мы – свой и не
мешали друг другу. Но настал день, когда они, сговорившись, оболванили людей, отвечающих за
климат-контроль, и применили установки как оружие против людей. Начались землетрясения, наводнения, извержения вулканов. Нечисть тоже пострадала, но потеряла меньше, чем мы: они
никогда не стремились к знаниям.
– А откуда радиация? – спросил я. – Я думал, тут была ядерная война.
Канцлер промолчал, даже Ильбар не знал ответа. Странно, деревенские знали про ракеты.
Значит ли это, что государственные мужи лгут? Или предпочитают верить в удобную правду?
– Так они разумны? – удивился Пригоршня.
– В некоторой степени, – с готовностью ответил Ильбар. – Мы поплатились, недооценив
дикарей. Столица обезлюдела, и ее заняла нечисть. Там осталось самое дорогое – базы данных, технические наработки, которые для них бесполезны. Нам проникнуть туда невозможно: бомб и
ракет у нас нет, магнитную пушку попросту так далеко не доставим. Генератор Небесного города
требует обновления, у нас нечем его починить, мы погибаем. Но нашелся достойный человек, –
он указал на фото мужчины с потусторонним взглядом, – который собрал команду и решился
залезть в самое логово нечисти и добыть новый генератор импульсов. Ему это удалось. Он
растерял команду и исчез сам, но уже на обратном пути. Деревенские рассказали, что видели его.
Предположительно он пропал возле покинутого Черного города…
– Мы там были, – кивнул Пригоршня. – А что, генератор маленький, и ваш человек нес его в
руках?
– У одного из погибших мы нашли журнал, – пояснил Ильбар. – Там все путешествие было
подробно описано, потому и уверены, что генератор удалось добыть. Да, он небольшой, мы
позже покажем его макет.
– Спасательный отряд изучил следы и понял, что на остатки разведгруппы напала нечисть, обезглавили двоих человек, – продолжил Канцлер. – Они всегда отрубают людям головы, чтобы
украсить свое жилище. Трупы мы нашли возле телепортов. Судя по всему, остатки экспедиции
переместились в другой мир, но нечисть, ворвавшаяся следом, повредила приборы, и
перемещение произошло с некоторыми трудностями, – он взял паузу, ожидая наш вопрос.
В его мыслях обозначился и смутный ответ, который меня совсем не обрадовал.
– Так почему вы не последовали за ними в другой мир? – я не стал его разочаровывать. –
Телепорты у вас есть, так в чем дело?
– Телепорты-то есть, но преобразователей нет, – вздохнул глава Ученого Совета. – Все это
осталось в столице, занятой нечистью. Экспедиция прорвалась туда, взяла преобразователи, генератор и много других необходимых нам приборов. Теперь ничего этого нет, все
переместилось в ваш мир вместе с нашими сотрудниками, – он указал на фотографию еще раз. –
Присмотритесь – может быть, вы вспомните его лицо.
– Так что, телепорты не работают? – возмутился Никита.
На меня обрушилось его негодование, бьющееся о горькое сожаление местных.
Абстрагировавшись от чужих чувств, я посмотрел на фотографию. Знакомый человек, однозначно. Но где, когда? Или просто есть похожий актер?
А если ему бородку добавить? С ней он походил на… Зона, Пространственный пузырь.
Карта с пунктирами маршрутов…
Картограф! Черт возьми! Они говорят о Картографе!
– Пригоршня, – прошептал я и кивнул на фото – он обернулся, раздосадованный и злой. –
Помнишь, давным-давно мы попали в пространственный пузырь?
– Ну, – набычился он.
– И кого мы там встретили?
– Людей каких-то, – пробормотал напарник, сдвинул шляпу и потер висок, стимулируя
извилину.
– А еще кого?
Лицо Пригоршни вытянулось, челюсть отвисла, он уставился на гладко выбритого
Картографа и воскликнул:
– Засоси меня в «центрифугу»! Это ведь он! Картограф!
– Выходит, что так, – кивнул я.
Радость местных чуть меня по полу не размазала, я с трудом с ней справился, потряс
головой.
– Вы узнали его? – Канцлер встал, сохраняя беспристрастный вид.
Ильбар, напротив, просиял и заходил взад-вперед по залу, эхо шагов заметалось по
помещению.
– Узнал. Легендарная личность, – кивнул я. – Но в телепорте, попавшем в наш мир, где мы
нашли Зерно, то есть преобразователь, не было ни людей, ни подозрительных приборов. Значит, Картограф унес генератор с собой, как и многое другое.
– Предположительно он был не один, – сказал Ильбар, протянул мне распечатку. – С ним
ушел Доктор.
Я вгляделся в знакомое лицо.
– Это же Болотный Доктор! – проговорил Пригоршня. – Дела-а-а.
Теперь понятно, почему они с Картографом держатся обособленно. А сталкеры списывали
их таинственность на аномалии и излучение. Выходит, они сами породили Зону и знают, как
пользоваться ее благами. Отсюда и странное отношение к людям: иномирцы, что с них
возьмешь?
Радость аборигенов сменилась апатией, промелькнули мысли о том, что все равно нет
преобразователя, и вернуться за Картографом проблематично.
– Где достать преобразователь? – поинтересовался я. – Они еще есть в Столице?
Ильбар сел напротив Пригоршни, наклонился над столом:
– Да, но там кишит нечисть и генерирует защитное поле… Они умеют обращаться с пси-
энергией, в отличие от нас. Вы и близко не подойдете к их логову.
– Но Картографу… или как его по-вашему… удалось, значит, и у нас получится.
– Он два года искал предмет, рожденный Жизнью, который защитил бы его от воздействия
нечисти.
– Это ты про артефакты? – вскинул бровь Никита.
– Да, продолжайте, – подтвердил я.
– У вас нет такого предмета… – продолжил Ильбар.
Не сдержавшись, я посмел перебить его:
– Есть. У нас еще и не такое есть – как, по-вашему, мы отразили нашествие орды?
Канцлер мне поверил, Ильбар сомневался и кусал губу.
– Это хорошо. Очень хорошо, – сказал он. – На самом деле то, что Небесный город
опускается, – не самое страшное. Самое ужасное, что лета в этом году не будет. Идемте со мной, я кое-что вам покажу.
Мы последовали за ним к колоннам, к возвышению, похожему на подставку для трибуны, встали на него и на лифте поднялись к стеклянному потолку. Оказывается, он был немного
скошен, и отсюда просматривалась часть долины, откуда мы пришли.
Уже стемнело, но на горизонте, полыхая белесыми молниями, висела льдистая мгла.
– Видите?
Пригоршня свел брови у переносицы и спросил:
– Что это?
– Ледяной фронт. Буря, которая была недавно, – мелочи, отголосок большой беды. На нас
надвигается ледяной фронт. Еще неделя-полторы – и землю скуют морозы, с севера наползут
льды. Будет холод и голод, мы все погибнем. Жители деревни умрут первыми. Если у нас не
будет генератора, мы чуть позже тоже замерзнем. Мир перестанет существовать, будут только
вечные льды, и неизвестно, когда наступит следующее лето, – он вздохнул. – А когда наступит, мы его не увидим.
Май и Искра не ошиблись в прогнозах.
– А если генератор будет? – поинтересовался я, пытаясь сохранить спокойствие.
– Тогда, возможно, молодые и сильные выживут.
Вспомнилась Апрелия, ее поцелуй на прощанье и улыбка.
– Вы ведь заберете сюда людей? Тех, из леса? – спросил я.
– Если будет, куда забирать, – Ильбар топнул дважды, и лифт поехал вниз.
Я знал, что ученый муж лжет. Не станут они никого спасать, им дорог комфорт и
сбалансированная система. Если придут деревенские, кому-то из горожан не хватит еды.
Спустившись, я взял Пригоршню под руку и повел в сторону, сказав Канцлеру:
– Извините, мы посовещаемся.
– Что тут совещаться? – возмутился напарник и добавил шепотом: – Типа, у нас есть выбор.
Да и людей жалко. Мы поможем им, они – нам, все честно.
– Они не хотят помогать деревенским, – прошипел я. – Надо продавливать.
– Мы выделим вам в помощь отряд, – громогласно объявил Канцлер. – Вы везучие. Или это
мы везучие? Ведь шанс попасть сюда у вас был один к ста.
– У нас одно условие, – проговорил я. – Вы возьмете деревенских в город. В конце концов, они поставляют вам продовольствие, без них вы с голоду умрете.
Сначала Канцлер мысленно возмутился, потом серьезно задумался над моим предложением.
Он надеялся, что деревенские выкрутятся сами. Да, некоторые умрут, но кто-то да останется. В
конце концов, женщины новых нарожают. Проанализировал свою мысль и пришел к выводу, что
выгоднее часть деревенских забрать. Конечно, не всех. Все попросту не поместятся в Небесном
городе.
– Хорошо. Сто молодых мужчин и женщин, плюс старейшины.
Пригоршня вскинул брови:
– А как же дети?
– Хорошо, и они тоже, – солгал Канцлер, а подумал о том, что дети – лишние рты, пользы от
них никакой. У старейшин же, хоть как рабочая сила они бесполезны, – знания. Когда закончится
год зимы, молодежь начнет размножаться, и все вернется на круги своя.
Воображение нарисовало грядущую трагедию: матери, оставшиеся умирать вместе с
детьми, дети, отказывающиеся бросать родителей. В итоге в город пойдут не самые лучшие, а
наиболее беспринципные. Охватила бессильная злость. Ничего изменить нельзя, мы не боги.
Хорошо, если хоть этих двести человек удастся спасти. И надо постараться, чтобы среди них
были Апрелия и Май с Искрой.
– По рукам, – согласился я. – Вы нам – людей, мы вам – преобразователи. Ну, и себе тоже. С
их помощью возвращаемся в Зону, находим генератор.
Искоса я поглядывал на правителей Небесного города. Мысли их прочесть не удалось, но
было ясно: они нам не доверяют. И правильно делают, если разобраться – на нашем месте они
умотали бы домой и имели в виду обещания и генератор. Найти Картографа, который его
спрятал, – отдельный, кстати, квест.
– Слушайте, а может, еще один генератор в столице завалялся? – с надеждой спросил
Пригоршня. – Ну, или два.
– Это было бы прекрасно, – согласился Ильбар. – Но… вряд ли. Так вы согласны?
– Да, – кивнул я. – Собирайте отряд. Чем раньше выйдем, тем лучше. И покажите нам, как
выглядит генератор. Еще, может, что-то надо? Мы все равно по Столице будем шастать, нам
несложно взять, а вам пригодится.
Ильбар включил встроенный в стену монитор, поводил пальцем по экрану и вывел 3D-
изображение округлой штуковины, похожей на ракету. Серебристая полоса делила «ракету» на
верхнюю черную и нижнюю белую половину. Внизу от генератора отходили провода, в
основании было три круглых разъема.
– Весит три с половиной килограмма, – уточнил Ильбар. – Любит бережное отношение.
– А как оно работает? – не удержался я. – Что генерирует? Трудно представить, как
трехкилограммовая вещь удерживает в воздухе Небесный город. У нас эти процессы на стадии
разработки.
– Удерживает не этот генератор, хотя он – очень важная деталь целой системы. Если
интересует, я принесу вам исследования по антигравитации. Все, в принципе, понятно, но
воссоздать его мы не можем: нет технологий, лаборатории и заводы разрушены. Например, одна
из деталей системы должна быть заполнена парами гелия, мы попросту не в состоянии этого
сделать. И сверхпрочные керамические покрытия тоже не производят.
Во мне пробудился дух исследования, аж в мозгу зачесалось – так захотелось постигнуть
знание, над которым уже многие годы бьются наши ученые. Уловив мое настроение, Канцлер
решил меня еще немного мотивировать:
– Когда добудешь генератор, мы отблагодарим и тебя, и твой мир: подарим несколько томов
с разработками.
– Ну-ну, – проговорил Пригоршня. – Переименуют Химика в Физика. А мне можно
спросить? Почему вы не помогаете деревенским? Они гибнут десятками и живут в тяжелых
условиях, а вы еще и опыты какие-то ставите на них.
Канцлер сделал скорбное лицо и развел руками:
– Мы рады бы приютить всех, но сами нуждаемся. Запасы оружия ограничены, оно
ломается, летательные аппараты приходят в негодность. К тому же город рассчитан на
определенное количество жителей. Не говоря уже о том, что у деревенских больше свободы. Мы
живем по правилам, у нас контролируемая рождаемость и четкая ответственность друг перед
другом.
– Но опыты…
– В лесу мы находим предметы, которые очень полезны, но не все безопасны. Действие
таких предметов мы проверяем на добровольцах, которые потом остаются здесь. Это и есть
опыты. Почти все добровольцы выживают, но мы ограничиваем их контакты с родными, чтобы
те думали, что эксперименты смертельны, иначе желающих попасть сюда будет больше, чем мы
готовы принять.
– Ясно, – пробурчал Пригоршня и покосился на меня, я кивнул – мол, не врет.
– Теперь ответьте на наши вопросы, – сказал Ильбар. – Вы попали сюда вооруженные. С кем
вы воюете? Тоже с нечистью?
Вопрос загнал меня в тупик, я почесал бровь и ответил:
– Понимаете, в нашем мире нечисть вымерла, еще когда наши предки сидели на пальмах. Не
знаю, почему. Сейчас же наша планета перенаселена, людей – семь миллиардов. Ресурсов и
места на всех не хватает. Вот мы и воюем… друг с другом.
Канцлер округлил глаза, но вовремя взял себя в руки, и его лицо снова стало суровым:
– Люди – убивают людей? Почему? В голове не укладывается.
– Человечество склонно воевать – спорить с этим утверждением у нас никто не возьмется.
Зверей и стихию мы уже победили. Теперь даем выход инстинкту таким образом. Трудно
объяснить… В нашем мире люди очень разные. Нации отличаются друг от друга цветом кожи, волос, поступками. Они поклоняются разным богам, хотят разного. Одна группа пытается
подавить другую, та сопротивляется – и возникают конфликты. Все очень сложно.
Ильбар покосился с недоверием и даже невольно отодвинулся. Проскользнула его мысль, что они хотели попасть в наш мир, но теперь засомневались.
Вот оно что! Они планировали использовать нас для интервенции. Этим планам надо
положить конец.
– Смотрите. Вот, например, захочу я вас забрать с собой – у нас ведь лучше, зима короткая, солнца много, нечисти нет. Вы все приходите, но у нас нет ничего свободного: все уже кому-то
принадлежит: земля, деревья, жилище. Даже еда продается в магазине и кому-то принадлежит.
Если вы возьмете ее без спроса, вас изолируют.
– Кошмар, – выдохнул Ильбар. – Как вы терпите!
– До войны у вас наверняка было так же, вы просто забыли.
– Нет! – взвился Канцлер. – У нас все было общим, и это правильно.
– В нашем мире такое государственное устройство называется коммунизмом.
– Что-что? – вскинул брови Канцлер, видимо, у них не было слова «государство».
Сообщество – да, община – да.
Пришлось долго и нудно объяснять, что такое страны и народы, внушать, что и здесь когда-
то так было, пока не восторжествовал коммунизм. Эту страницу истории просто забыли. В конце
концов, аборигены уверились в нашей нормальности и перестали нас презирать.
Канцлер и Ильбар оказались внимательными слушателями и с благодарностью ловили
каждое слово. Я охрип, Пригоршня утомился и бессовестно зевал, а руководители города все еще
были готовы внимать.
Удалось узнать и кое-что интересное: обжит всего один материк. Или других попросту нет, или о них забыли. Самое скверное: место, где мы сейчас находимся – экватор. Севернее и южнее
– вечные льды и непереносимые морозы, там жизни нет.
А еще по здешнему уставу все скрывали друг от друга знания – на случай, если человек
попадет в лапы манипуляторов, враг не узнает лишнего. Женщине было положено рожать двоих
детей, которые воспитывались в специальных интернатах. Из них отбирались самые способные.
В зависимости от предрасположенности, малышей распределяли в учебные заведения. Искусства
как такового тут не было: пара художников, пара сочинителей текстов. Если разобраться, стараться особо не для кого: населения-то всего десять тысяч, и число это неизменно вот уже
много лет. Неизлечимо больные, дети с врожденными уродствами и утратившие дееспособность
старики усыплялись – таковы жестокие законы жестокого мира.
Поклонялись местные жизни, солнцу и лету. Считалось, что это и есть наивысшее
проявление божественного. Весна и лето здесь длились три и, если повезет, четыре месяца, соответственно. В июле можно ходить без курток, иногда – в одежде без рукавов. Потом
набегают тучи, холодает, но температура чуть выше нуля держится всего две недели, и снова
начинается зима. В этом году лето холодное. Думали, что оно будет долгим, но теперь наползает
ледяной фронт.
На улице окончательно стемнело. Тучи рассеялись, и на небе проступили звезды –
бесконечное множество крупных, мелких и крошечных светляков, сливающихся в туманную
полосу Млечного Пути.
Отлично поставленный голос Канцлера громом прокатывался по залу и некоторое время
звенел эхом. Правитель обещал в течение дня сформировать для нас команду, готовую
сопроводить в Столицу, на запад. Еще он велел не говорить людям о целях операции. Они
должны удовлетвориться тем, что их вклад поможет городу.
Когда голова загудела от лавины информации и язык начал заплетаться, Канцлер самолично
проводил нас в апартаменты.
Это был кубрик три на четыре метра без окон, с двумя кроватями, больше напоминающими
нары, откидным столом и – о, счастье – совмещенным санузлом. Струи воды били из отверстия в
потолке, стоило нажать на кнопку. Гальюн – отверстие в полу, – открывался, если наступить на
обозначенные отметки для ног.
Свою одежду мы сдали в стирку, остались в серой униформе деревенских. Пока я с
удовольствием смывал вековую грязь, нам принесли еду – кашицу темно-зеленого цвета и гарнир
– нечто, похожее на отруби. По вкусу кашица напоминала вареный рыбий фарш, а гарнир и вовсе
был безвкусным.
– На таком не разжиреешь, – пожаловался Пригоршня. – Я и так сильно отощал.
– Ничего, – успокоил я, прожевав отруби. – Если попадем домой, наверстаешь.
– Если? – скривился Пригоршня, бросая ложку об стол. – Ты сказал – «если»? Да я тут
рехнусь! Ни жратвы нормальной, ни солнца, трескучие морозы и город, который падает и скоро
замерзнет!
– Да я тоже возмущен, но ничем помочь не могу.
– Не язви хотя бы, и так тошно.
В подробности предстоящей операции нас не посвятили. Канцлер лишь поинтересовался, нужно ли нам что-то из снаряжения. Я попросил одежду потеплее, шапки и перчатки, а
остальное у нас было. Ни сколько с нами пойдет людей, ни как они вооружены и где находится
Столица, знать нам не положено. Нам даже не объяснили, пойдем ли мы своим ходом или нас
повезут на «утюге».
Один повод для радости все-таки появился: в кубрике было тепло, и мы с Пригоршней, измученные недосыпом и холодом, могли отдохнуть. Засыпая, я думал о том, как добрались
домой Май с Искрой, и мысленно себе напоминал, что утром нужно затребовать у Канцлера
карту Столицы. Если мы не будем знать расположение зданий и где что хранится, наша операция
бессмысленна. А так есть шанс добыть преобразователь для межпространственных
перемещений, а если повезет, то и генератор. И в этом мне поможет местный артефакт
«невидимка».
