Глава 7. Разбудил нас рев сирены. Пригоршня вскочил, кинулся к одежде, но спохватился и

Разбудил нас рев сирены. Пригоршня вскочил, кинулся к одежде, но спохватился и

выругался:

– Что за хрень?

– Может, они тут по звонку встают и по звонку на работу ходят? – предположил я, неторопливо одеваясь.

– А вдруг нападение? – насторожился Пригоршня.

Его тревога передалась мне, но, сохраняя беспристрастный вид, я ответил:

– Ничего, отобьются, их много.

Поймав себя на непоследовательности действий, я, перво-наперво, отправился в душ –

неизвестно, выпадет ли еще такая радость, и только потом облачился. Когда я вышел из душа, круглолицая женщина лет тридцати с русыми волосами, заколотыми на затылке, расставляла

тарелки с едой. На гостье была длинная желтая рубаха, прикрывающая тощие ягодицы.

– Наденьте теплое под куртки, – она кивнула на одежду, напоминающую костюм дайвера. –

В пути будет холодно.

Дождавшись, когда она уйдет, мы воспользовались советом. Приятное на ощупь местное

термобелье напоминало резину лишь издали.

А вот здешняя пища не отличалась разнообразием: сегодня нам предстояло питаться

коричневой кашицей отвратного вида и белой полупрозрачной субстанцией, похожей на кисель, с

какими-то вкраплениями.

Начали мы с киселя. Он был кисловато-сладким, а вкраплениями оказались частички

дробленых семечек. Кашицу долго ковыряли ложкой. Пригоршня понюхал ее, и, зажмурившись, отправил ложку в рот:

– Ммм! А ничё так. Типа шоколада.

Покончив с трапезой, мы нацепили разгрузки и подпоясались. Едва успели застегнуть

ремни, как дверь отъехала, и на пороге появился Ильбар с двумя охранниками, которые

сопровождали нас вчера.

– Собирайтесь, – проговорил он. – Команда готова. Вы выдвигаетесь через полчаса.

Пригоршня открыл и закрыл рот:

– Так быстро?

– Не вижу смысла затягивать.

На минуту я впал в ступор, а затем сообразил:

– Нам нужен план Столицы. Без него я просто не буду знать, куда идти и где искать этот ваш

преобразователь.

– Не беспокойтесь. Все есть – и план города, и подробные схемы зданий. С вами пойдут

десять человек – это наши лучшие бойцы, у всех есть боевой опыт.

Пригоршня почесал в затылке и промолчал. Задумчиво водрузил на голову шляпу. Бледный

сопровождающий сложил на моей койке выстиранную одежду и отступил за Ильбара.

Все решили за нас и без нас, и если сейчас проводить собрание и разрабатывать план, вряд

ли мы узнаем больше, чем в пути.

– Вы даже не поинтересуетесь, как мы собираемся проникать в город, где кишит нечисть? –

удивился я. – Вдруг мои слова – вранье?

Ильбар криво усмехнулся, колыхнул белыми бакенбардами:

– Лично я верю, что у вас все получится. А еще у нас не принято лгать. Человек всегда

говорит правду. Или у вас не так? И если вы сказали, что у вас много приспособлений, значит, так оно и есть.

Непонятная логика. Чтобы постигнуть ее, я открыл контейнер и прикоснулся к

«миелофону». Да, горожане стараются всегда говорить правду. Канцлер солгал единожды: когда

обещал взять в Небесный город детей деревенских.

Информация священна, каждый человек – священный сосуд, откуда посторонним нельзя

извлекать главное. Ильбар верил, что мы в состоянии добыть преобразователь, но сомневался.

Сомневался, что есть еще один генератор. Ведь получилось же у нас подойти вплотную к орде, которая внушает. Он и рад бы полюбопытствовать, как нам это удалось, но нельзя: информация

священна и все такое. Плана, как проникнуть в столицу, у него нет – надеется на нас. Так сильно

надеется, что даже не жалеет десятерых лучших бойцов Небесного города.

– У нас принято сначала разрабатывать план, – проговорил я. – И лишь потом действовать.

– А у нас – если кого-то возьмут в плен, ваш план накроется, и вы вместе с ним. Все

решения – на месте, карты и схемы у вас будут, вы с ними ознакомитесь возле Столицы. Раньше

– не желательно.

Н-да, когда твой враг – телепат, особенности ведения боя меняются: напарник может

открыть по тебе огонь, потому напарника у тебя быть не должно. Каждый сам за себя.

– Как далеко до Столицы? – поинтересовался я, поглядывая на чернобрового пилота.

– Сто пятьдесят километров. Половину пути вы преодолеете на шаттле, а дальше опасно, придется пешком, – сухо ответил он.

Ильбар пояснил:

– У нас осталось всего четыре шаттла. Экспедиции, отправленные в Столицу воздухом, не

вернулись. Возвратиться удалось только пешим. В полевых заметках одного из погибших

написано, что все шаттлы разбивались, едва преодолевали некую черту. Она отмечена на карте.

То ли там неизвестное излучение, то ли притаился неведомый враг.

– Нечисть? – предположил Пригоршня.

Ильбар мотнул головой:

– Они одичали и не используют технику. Наша земля заражена, и люди меняются. Может, шаттлы сбивали мутанты – никто не знает, а те, кто мог бы рассказать, мертвы. Так что будьте

осторожны. Путь предстоит нелегкий, вы – наша последняя надежда.

– Даже с командой не познакомились, – подумал Пригоршня с сожалением. Захотелось

похлопать его по плечу и сказать, что еще успеем, но я вспомнил, что читаю его мысли, и

прикусил язык.

За Ильбаром мы двинулись по бесконечным коридорам, затем проехали на лифте и

очутились на поверхности, где нас ждал гигантский летающий «утюг», в чернеющий вход

которого вполне мог заехать автомобиль. За далеким лесом по-прежнему висела льдистая мгла, и, по-моему, она немного приблизилась. Ветер был стылым и пах смертью.

Хотелось верить, что Искре с Маем удалось добраться домой. Я винил себя, что не

остановил их, не заставил провести ночь в безопасности, чтобы идти уже посветлу. Но, в конце

концов, они сами так решили – не мог же я удерживать взрослых людей силой.

Было ясно, но солнце не жгло глаза – его слегка затянуло пеленой тумана, и на фоне неба

наступающая с востока мгла смотрелась особенно зловеще. Поглядывая на светило, Ильбар

улыбался, его бакенбарды трепал ветер.

– Светло, – проговорил он благостно. – Сама Природа благоволит вам.

У входа он остановился, отошел в сторону, пропуская нас, и пожелал, едва мы взобрались по

стальному трапу:

– Удачи вам. Возвращайтесь живыми.

Пригоршня обернулся и помахал рукой. С легким свистом опустилась дверь, и мы очутились

в уже знакомом салоне. Рядок стульев занимали люди в синих куртках со стальными вставками, на их головах были шапки, отдаленно напоминающие тюрбаны. Все вояки глазели на нас, одетых

в пятнистые камуфляжи.

«Миелофон», к которому я прикоснулся, поведал, что им не сказали, кто мы такие, велели

слушаться нас и защищать. Если мы погибнем, их казнят.

Из-за обилия чужих мыслей кружилась голова, и я закрыл «миелофон» в контейнере. В

голове сразу же стало гулко и пусто.

– Всем долгого лета, – поздоровался я и занял одно из сидений, расположенное за

чернобровым пилотом.

Давно я не чувствовал себя таким дураком. Что делать с этими молчаливыми людьми? В

полумраке с трудом можно было разглядеть их лица. Вроде, все молодые, здоровые, в основном

бледнокожие… Справа от меня сидели две женщины: узколицая носатенькая блондинка с ниткой

рта и миловидная девушка лет двадцати. Веснушки усеивали ее нос и щеки, а из-под тюрбана

выбивались огненно-рыжие кудри.

На этот раз чернобровому пилоту выделили штурмана, который долго, минут пятнадцать, устанавливал курс: на черном мониторе соединял синие, красные и зеленые точки. Следуя за его

пальцем, они оставляли за собой хвосты, как маленькие болиды.

За все время горожане, манекенами замершие в креслах, не проронили ни слова. Лица у них

были каменные, ледяные, будто жестокий мир выкачал из них жизнь. Даже девушки, которым

самой природой назначено быть эмоциональными, казались высеченными из мрамора.

Из их обрывочных мыслей я заключил, что они – подобие местного спецназа, перед каждым

новым заданием они традиционно готовятся к смерти и, возвращаясь живыми, празднуют –

благодарят судьбу. Здесь все военные такие, а еще они – потомственные гемоды. Это – целая

каста людей более выносливых, быстрых, ловких. Если бы у них не так часто рождались уроды, гемоды заменили бы обычных людей.

Да, и здоровяка Пригоршню они приняли за своего.

Наконец шаттл вздрогнул, стартуя, и я невольно сжал подлокотники, ожидая перегрузки, но

ее не последовало. Огромный «утюг» бороздил воздушное пространство, и даже турбулентность

была ему нипочем. Жалко, что иллюминаторов нет: хоть вниз бы смотрели, отвлекались.

Находясь рядом со спецназовцами, мы невольно напрягались, аж плечи сводило.

Черт, и ведь с этими людьми нам придется провести несколько дней бок о бок! От них будут

зависеть наши жизни.

Пригоршня не выдержал напряжения, перегнулся через меня и обратился к девушкам:

– Красавицы, давайте знакомиться. Меня Никитой зовут.

Улыбка сползла с его лица: девушки одновременно повернули головы и одарили его

стылыми взглядами механических кукол.

– Химик, потрогай их, – проговорил он. – Они точно теплые, живые или это роботы?

– Вроде, люди, – ответил я без уверенности.

– Почему вы решили, что мы роботы? – поинтересовалась рыженькая, сидящая возле меня.

У нее был низкий, богатый обертонами голос. С таким бы на телевидении работать или на

радио.

– Мы обычные солдаты. Вы ведете себя очень странно, и мне кажетесь сумасшедшими. Или

психически неуравновешенными. Но у меня приказ вас защищать.

– Меня будет защищать женщина?

Пригоршня расхохотался, приготовился присесть ей на уши, но я наступил ему на ногу. Он

успокоился – вспомнил, что нас просили не болтать лишнего: эти люди, скорее всего, даже не

знают, ради чего идут умирать. А если узнают, легче им не станет.

– У кого из вас карта и схемы? – спросил я, обращаясь к команде.

– Вы все узнаете на месте, – ответил кто-то из позади сидящих. – Просто следуйте за

проводником.

Из мыслей этого человека я понял, что команду предупредили о том, что им придется

сопровождать людей со странностями. Теперь же они уверились в этом окончательно: мы не

знаем, с их точки зрения, элементарного, и они предполагают, что мы сельские жители, владеющие важной информацией.

Убаюкивая, жужжали механизмы. Пригоршня задремал, надвинув шляпу на лицо, а я

мысленно считал, за сколько мы преодолеем восемьдесят километров. Если «утюг» летит хотя

бы со скоростью автомобиля, то за час.

Примерно так и получилось – «утюг» покачнулся, на экране штурмана светящиеся точки

разбежались, спецназовцы встали и направились к глухой стене без мониторов. Стена отъехала в

сторону, и они принялись надевать подобия разгрузок, наколенники. Затем вытащили рюкзаки со

снарягой и взяли ружья размером с АК с укороченными стволами и раздутым металлическим

цевьем.

Когда спецназовцы выстроились посреди помещения, люк в полу открылся, и они по

железному трапу вышли наружу. Мы замыкали шествие, и только ступили на темно-серую, почти

черную скальную породу, как трап втянулся в «утюг», зависший в паре метров над землей.

Набирая скорость, аппарат устремился в неприветливое небо и вскоре превратился в едва

различимую точку.

Мы стояли на плоском уступе. Справа и слева громоздились изрытые оврагами черные

скалы, похожие на бесконечный гребень дракона. Их верхушки терялись в низких облаках. Нам

предстояло идти по ущелью, зажатому горами. Метрах в десяти под уступом оно было широким

– запросто могли бы разъехаться два грузовика. Дальше сужалось; можно было различить завалы

камней, через которые нам предстояло перелезать.

– Если дождь пойдет, нас смоет, – проговорил Пригоршня, надевая рюкзак.

– Дождя не будет, – ответила рыженькая. – Синоптики пообещали.

– Синоптик ошибается только один раз в сутки, – проворчал Никита и шагнул на край

обрыва. – Как я понимаю, нам туда, вниз?

Спецназовцы начали готовиться к спуску: достали веревки, кошки, страховочные карабины.

Первыми спустились девушки – легко, чуть ли не одной рукой держась за веревки. Гемоды есть

гемоды – не удивлюсь, если рыженькая Пригоршню одной левой одолеет.

После того как сняли рюкзаки, настал наш черед. Видимо, нас считали немощными, всячески оберегали и жалели. Чтобы разубедить их, Пригоршня отказался от страховочных

тросов, съехал на веревке и улыбнулся, потирая руки.

Когда слез я, то заметил, что рыженькая смотрит на него с интересом. Не выдержала, подошла, изучила с головы до ног, как подопытный экземпляр:

– Никогда не видела на человеке столько мышечной ткани. Ты тоже гемод?

Спецназовцы были тонкими – видимо, размер мышц компенсировался качеством волокон.

– Я – обычный человек. Кстати, я тебе представился, а ты – нет. Невежливо это.

– Айя, – ответила она безучастно.

– Лейнар, – представилась блондинка.

Пригоршня понемногу налаживал контакт с местными. Мужчинами он не интересовался, а

они, в свою очередь, игнорировали его. Я отметил, что горожане тоже в основном все

светловолосые, узколицые и похожие друг на друга. В команде затесался один брюнет семитской

наружности и русоволосый мужчина, которому было на вид лет тридцать с небольшим.

Наверное, он в экспедиции главный.

Русоволосый остался на выступе, отцепил веревки и, будто ящерица, без страховки

спустился по практически отвесной скале. Хорошо, Пригоршня этого не видел, а то потянуло бы

его на подвиги. Пока мужчины сматывали веревки, Никита закатал рукав и продемонстрировал

дамам бицепс. Они выпучили глаза и остолбенели. Вскоре и мужчины заинтересовались, но не

рисковали подойти, а просто наблюдали со стороны.

Судя по их лицам, они не сочли здоровенный бицепс Пригоршни ни красивым, ни

функциональным, решили, что много мяса наросло из-за мутации. Эксплуатировать «миелофон», чтобы узнать их мнение, я не стал.

Русоволосый молча нацепил рюкзак – черный, ромбовидный, с множеством отделений – и

зашагал к ущелью. Спецназовцы цепью устремились за ним, нам же выделили место в середине

строя, как самым слабым. Пригоршня немного этим повозмущался, но когда с вершины сорвался

камень и чуть не пробил голову черноглазому проводнику, идущему впереди меня, смолк.

С неба начали падать капли. Я решил не думать о них и поверить местным синоптикам – все

равно ничего изменить нельзя: вход в ущелье уже было не разглядеть, только справа и слева

высились черные уступчатые скалы, нанизавшие на свои вершины облака.

Казалось, этот мир необитаем: ни насекомого, ни травы, ни даже мха. И ведь тут не

повышен радиационный фон – дозиметр молчит. Вскоре я понял, почему так: за очередным

завалом обнаружился сугроб.

Перед выходом мы надели под камуфляж теплосберегаюшие штаны и рубахи, и потому не

почувствовали, насколько здесь было холоднее. Тут, в горах, намного прохладнее, и никогда не

наступало лето.

Начавшийся было дождь превратился в оседающий туман, медленно падающие мельчайшие

капли напоминали пыль. Благо, серая роба деревенских, надетая поверх камуфляжа, не

пропускала воду. По отвесным скалам струйками стекала вода, под ногами они соединялись в

ручьи.

– Долго еще по ущелью топать? – крикнул Пригоршня проводнику – эхо заметалось, усиленное скалами, он аж голову втянул и прошептал: – Ничего себе!

– Полчаса, – ответил русоволосый, шагающий впереди колонны.

Осел густой туман, и остаток пути мы шли, словно в молоке. Впереди маячила спина

Пригоршни, а того, кто шагал перед ним, видно уже не было. Все это время я мысленно молился, чтобы не хлынул дождь и не начался камнепад.

Вскоре туман начал рассеиваться; за белесым маревом плыл солнечный диск, то прячась за

облаками, то выныривая из них.

Ущелье понемногу расширилось, склоны скал стали более пологими, и мы, наконец, вышли

к обрыву, откуда открывался вид на долину, напоминающую кратер гигантского вулкана. Под

нами плыли облачка, закрывая ее середину. У подножия гор угадывалась буро-красная и, о

чудо! – зеленая растительность. Со всех сторон долину окружали холмы, подернутые сизоватой

дымкой.

Налетел ветер, хлестнул по щекам, отогнал облако, закрывающее обзор, и я увидел

каплеобразное озеро – холодное, стальное, – в которое впадала горная речка. Обернулся к скалам, скрывающим надвигающуюся с востока стену вечной стужи.

– Озеро теплое, – впервые за все время подал голос русоволосый командир группы. – Тут

был вулкан, остались гейзеры. Говорят, он когда-нибудь проснется. Нам нужно преодолеть

долину, а дальше – за холмы.

Его рассказ дополнила рыженькая Айя:

– Там может быть опасно: нечисть, которая оккупировала Столицу, иногда спускается

погреться. Наша задача – не шуметь, чтобы враг не заподозрил, что мы приближаемся. Если нас

заметят, будут ждать.

Русоволосый обнял ее за талию и продолжил:

– Я вижу, вы издалека, поэтому многие наши действия кажутся вам странными. Поверьте, мы знаем свое дело, и если принимаем какое-то решение, значит, оно оптимально. В спорных

ситуациях мы, конечно же, будем с вами советоваться.

Айя прильнула к командиру, и я сделал вывод, что они – пара. Красивая, надо отдать

должное, пара. Мужчина высок, поджар, скуласт, в его ярко-синих глазах словно спряталось

небо, которое тут показывается редко. А девушка…

Только сейчас я понял, почему Айя так располагает к себе: мы истосковались по солнцу и

краскам, а она яркая и напоминает осеннюю бабочку, которую хочется поймать и согреть.

– В дорогу, хватит расслабляться, – проговорил командир и зашагал на пригорок.

За бугром была расщелина, по которой нам и предстояло спускаться. Н-да, без снаряжения

тут никак. Мужчины сняли рюкзаки и начали готовить веревку, цеплять подобия карабинов.

Командир достал складной железный штырь и принялся вбивать его в трещину в камне.

Удары молота громом разносились над долиной. Вскоре система тросов была готова, и

спецназовцы один за другим соскользнули по веревке на скальный выступ. Мы с Пригоршней

спустились предпоследними. Командир отряда замыкал.

Так постепенно мы преодолели отвесный склон, а дальше, держась за веревки, спускались

по насыпи. Камни были скользкие после недавнего тумана, и я постоянно оскальзывался.

Местные же демонстрировали чудеса ловкости – никто ни разу даже не пошатнулся.

Когда ноги, наконец, коснулись земли, я вздохнул с облегчением. К этому времени

выглянуло солнце, и серая лужица, откуда вытекал ручей, окрасилась в пронзительно-синий цвет.

Мы невольно запрокинули головы. Боковым зрением я наблюдал за аборигенами: все они, улыбаясь, на краткий миг стали похожими на обычных людей.

По глазам полоснул яркий луч, и я невольно зажмурился. Проморгался, потряс головой.

Ощущение было, словно хулиган зеркалом пускает в глаза солнечных зайчиков. Интересно, что

здесь, в необитаемой долине, так отражает свет?

На скалах, что в полукилометре от нас, мигал золотистый огонек, будто враг засел там с

биноклем и смотрел на нас, а линзы бликовали.

– Пригоршня, – сказал я, демонстративно разглядывая руки (а вдруг, и правда, бинокль?

Пусть враг не подозревает, что мы его обнаружили).

– Чего случилось?

– Слушай меня, посмотришь позже. Справа от нас на скалах кто-то есть. Предположительно

с биноклем.

Командир услышал наш разговор, напрягся. Остальные были заняты – сворачивали веревки, которые, если повезет и мы выживем, пригодятся нам на обратном пути.

Пригоршня поднял голову, уставился на скалы и сказал:

– Точно. Свет неравномерный – враг движется.

– Ты тоже видишь? – спросил я командира, он кивнул. – Что это может быть?

– Скорее всего, там с давних времен осталась какая-то установка. Нечисть так себя не ведет, они отсталые; наших деревень тут нет и быть не может: весной вся долина превращается в

сплошное озеро – тает снег.

– Точно, здесь нет других людей? Уверен? – уточнил я.

– Уверен, тут жить нельзя.

Подошла Айя, тронула командира за плечо:

– Дар, что там?

Он помотал головой:

– Померещилось.

Объект перестал мерцать, хотя солнце светило все так же. Я на месте чужака с биноклем, поняв, что меня засекли, затаился бы. Похоже, он так и сделал.

– Я бы не расслаблялся, – сказал Пригоршня. – И рекомендовал бы отряду быть начеку.

Командир, оказывается, его звали Дар, объяснил подчиненным, что происходит, посоветовал

поглядывать на скалы, но украдкой. Вдруг все-таки враг есть.

Мне вспомнился рассказ Ильбара:

– Дар, Ильбар говорил, что ваши летательные аппараты кто-то сбивает за горами. Где

именно? Может, это те, кто следит за нами сейчас?

Командир достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо видавшую виды карту, подошел ко мне и развернул ее. Она напоминала творение Картографа с непонятными

разноцветными штрихами. Однако озеро было узнаваемо.

Дар провел пальцем по черному пунктиру:

– Вот Драконий Хребет, мы с него спустились. Все флаеры падают над хребтом, это гораздо

дальше, чем мы сейчас, – он соединил пальцем две точки, задумался. – Если там есть какая-то

база, дойти можно за полчаса… Непонятно, кто может следить? Нечисть? Не верю.

– Мародеры, – предположил Пригоршня.

Айя свела брови у переносицы. Пришлось объяснять:

– Всегда есть такие, кто не хочет работать, но любит красиво жить. Им проще что-то у кого-

то отнять, чем делать самим. Такие элементы нашли базу в горах, обосновались там и

промышляют разбоем.

– Люди? – не поверила она.

– Люди, люди, – проворчал Пригоршня. – Раз нечисть одичала, значит, и люди могут

одичать.

– Уходим отсюда, – распорядился Дар.

Шли мы парами: Дар и Айя – в авангарде, мы с Пригоршней, как особо ценные члены

команды, – в середине строя. Все напряглись и держали гаусс-винтовки наготове. То и дело я

чувствовал на себе внимательный взгляд и все не мог понять, кто мной интересуется: свои или

предполагаемый противник.

Даже приятная глазу зеленоватая трава, даже кусты, похожие на перекати-поле, усыпанные

алыми ягодами, не радовали. Дурное предчувствие не давало покоя. Я шагал, накручивал себя, и

задуманное все больше казалось авантюрой. Там же целый город, населенный нечистью!

Хорошо, если просто зарежут, а потом обезглавят. Но ведь нечисть – садисты, натуральные

маньяки, им нравится выпускать жертвам кишки и наблюдать за мучениями жертв.

– Кровянику надо будет на обратном пути собрать, – подала голос идущая позади

блондинка.

Я оглянулся: девушка с тоской провожала взглядом кусты с ягодами. Видно, что она борется

с инстинктом собирателя.

– Если выживем, – сказал ее спутник.

Солнце припекало макушку, он снял тюрбан и явил миру прическу, смахивающую на

одуванчик. Теперь он один в один напоминал Пьера Ришара, только сурового.

– Не волнуйтесь, – успокоил Пригоршня. – Самую опасную часть операции выполним мы,

вы просто отдохнете в сторонке.

Айя не удержалась, на ходу оборвала ягоды, виновато посмотрела на Дара и протянула ему

пару, он не стал отказываться. Наши попутчики все больше очеловечивались, начали проявляться

их характеры, хотя мужчины делали суровые лица и отмалчивались.

Возле озера перекати-поле были размером с дом, ягоды на них – прозрачные, алые – с

кулачок младенца.

– К воде близко не подходить, – предупредил Дар. – Там расплодилось всякое.

Будто услышав его, неведомая тварь плеснула черным блестящим плавником, из воды

высунулась изогнутая тонкая шея и тотчас исчезла, оставив лишь бегущие в стороны круги.

– Тепло, хорошо им тут, – вздохнул Пригоршня. – Не вымерзают.

Обогнув скопление кустов, мы вышли на небольшую полянку и спугнули стайку мелких

существ, греющихся на солнце. Я так и не понял, кто это: растопырившись, они с диким визгом

рванули к озеру. Вроде, ящерицы… Или жабы такие? Хлопая розоватыми крыльями, они бежали

по воде, продолжая верещать. Из воды высунулся длинный клюв, щелкнул, но ближайшее

существо увернулось.

И снова водную гладь скрыли кусты. Задумавшись, я чуть не налетел на спину впереди

идущего – Дар вскинул руку, веля нам остановиться. С ружьем наготове он двинулся вдоль

кустов, говоря:

– Тут ветви сломаны и видны следы человечьи или нечисти. Твари из воды не выходят, кроме мелких. Все, идите за мной и обратите внимание на отпечатки ног.

Сначала я не заметил сломанных ветвей, но, приглядевшись, обнаружил помятые молодые

побеги. Стоило коснуться их, как они съеживались и темнели.

Следы были тоже едва различимы, лишь в одном месте отпечатавшаяся пятка наполнилась

водой.

– Или это не человек, а какой-нибудь упырь, – прошептал Пригоршня, – или он обут в

кожаные мокасины на мягкой подошве. И еще у него плоскостопие.

– Нечисть? – недрогнувшим голосом спросила блондинка.

– Непонятно, – ответила Айя. – Для нечисти слишком осторожен. Эти сразу нападают.

– Только бы не мародеры! – пробурчал Пригоршня. – Слушайте меня. Если на нас нападут

люди, убивайте их. У них только тело человеческое, душа – звериная.

После того как миновали озеро, Дар остановился и объявил обеденный перерыв, добавив

специально для нас:

– У гемодов ускоренный метаболизм. Чтобы сохранять работоспособность, нам надо

восполнять энергозатраты.

Они даже не присели – достали из карманов рюкзаков тюбики, как у космонавтов, где, видимо, было что-то типа гейнера – калорийное и сытное. Айя отошла к кустам и обрывала

ягоды, заедая ими содержимое тюбика. Блондинка к ней присоединилась. Дар придерживал

ружье и следил, чтобы никто на них не напал.

Царила звенящая тишина, даже ветер стих. Вдалеке звенел ручей, плескались обитатели

озера, иногда доносился их сдавленный рык. Я отстегнул флягу, поднес к губам и ощутил

прикосновение. Кто-то осторожно коснулся моего разума – как хирург, осматривающий рану и

тотчас отдернувший руку. Я обернулся: двойник Пьера Ришара отвел взгляд.

Боковым зрением я заметил шевеление за кустом, но когда глянул туда, никого не

обнаружил.

– Пригоршня, прикрывай, – шепнул я, схватил винтовку и рванул туда, где

предположительно находился враг; Дар устремился за мной.

Земля поросла травой, в нескольких местах ее примяли, причем совсем недавно.

– Слежка, – крикнул Дар. – Разбиться по парам и прочесать местность! Стрелять на

поражение.

К нему тотчас подбежала Айя, быстрая и тонкая, коснулась бедром его бедра и взглянула с

обожанием. Влюбленные девушки везде одинаковы, даже если они служат в спецназе.

Кусты мы прочесывали цепью, стараясь взять врага в кольцо и выгнать к озеру.

– Следы! – крикнул единственный брюнет в команде, мы все устремились к нему.

Кусты по-прежнему закрывали озеро, и мы не видели, что на берегу. А там начался

переполох: заверещали вспугнутые крылатые ящерицы, зашлепали по воде, в озеро плюхнулось

что-то крупное. Когда мы выбежали на берег, обнаружили две борозды, ведущие к воде. Тянулись

они от зарослей.

– Оно что, водяное? – предположила блондинка, целясь в озеро.

– Похоже на то, – сказал Дар, посмотрел на синюю гладь и побрел прочь.

Мы с Пригоршней возвращались последними. Когда озеро скрылось за кустами, осталась

лишь голубая полоска, я снова ощутил прикосновение и оторопел. Словно враг рядом, притаился

за сплетением ветвей, дышит в затылок, примеряется, как бы вцепиться в горло.

Пригоршня сморщил лоб и пожаловался:

– Тебе тоже в голову торкает?

Снова плеск – и ощущение пропало. Захотелось поскорее убраться отсюда.

Когда мы вернулись на стоянку, спецназовцы успокоились и обдирали алые ягоды. Я

попробовал одну и скривился: кислятина похуже клюквы, а им нравится – блондинка вон аж

глаза закатывает. Дар стоял в стороне с гаусс-ружьем наготове и поглядывал по сторонам. Айя

подбежала к нему и насыпала горсть ягод, он кивнул и улыбнулся, чуть приподняв уголки губ.

– Уходим, – скомандовал Дар, отправляя горсть ягод в рот.

– Спецназ, – с горькой иронией прокомментировал Никита. – Профессионалы. Овечки на

лужайке.

Дар услышал его замечание, улыбнулся.

– Ты не понимаешь, против кого мы обычно сражаемся. Нечисти в округе нет. А была бы –

ничто не спасло бы нас. Они же атакуют психически.

Пригоршня недоверчиво хмыкнул. Не читая его мыслей, я знал, о чем он думает: ладно, нечисть – нечистью, но порядок должен быть во всем, и порядок боевой.

– А если мародеры? – настаивал напарник. – Люди?

– Люди не воюют против людей, – отрезал Дар.

– Мы были уже в нескольких походах, – добавила Айя, – и вернулись живыми. Мы знаем, что делать. Люди не воюют с людьми. Место, где такое происходит, проклято.

– Выдвигаемся! – крикнул Дар.

Построились прежним порядком: Дар и Айя – впереди, следом – блондинка с двойником

Ришара, потом мы и еще четверо замыкающих. Двое оставшихся бойцов, разделившись, шагали

по сторонам колонны. Ощущение было, что мы под конвоем.

Путь наш лежал к невысоким скалам в конце долины – пещеристым, черным, у подножия

поросшим бледной травой и карликовыми деревцами. Близился закат, и солнце зацепилось краем

за плоскую вершину, подсвечивая гору золотом.

Только иногда налетали порывы ледяного ветра, забирались под одежду.

Такое чувство, что наступает зима, хотя для нее вроде рано.

Айя, удерживая гаусс-винтовку одной рукой, другой коснулась плеча Дара.

– У нас в армии, – занудствовал Пригоршня, – за такое бы сразу…

Нам гаусс-винтовки не достались. А кстати, почему их называют «в народе» гаусс-

винтовками и гаусс-пистолетами? Чем провинился перед грядущими поколениями покойный

Иоганн Гаусс, «отец математики», великий механик и физик? Ведь понятно и ежу: пушка Гаусса

– это не вот эти винтовки и пистолеты… разве что стреляют они за счет электричества, вырабатываемого вращением Гаусса в гробу.

Сначала все озирались, но потом устали от напряжения и немного расслабились. Не

отпускало ощущение скорой беды: казалось, невидимый враг идет по пятам, дышит нам в спину.

Вскоре мы приблизились к отвесным скалам, изрытым ходами и тоннелями, будто тут

некогда жили пещерные люди. На самом же деле это природа постаралась – ходы прорыл газ, прорывавшийся сквозь застывающую магму.

Солнце медленно опускалось, и нам навстречу двигалась черная тень гор. Минута – и

обрушились сумерки. Шагая, я смотрел на ненасытную тень, поглощающую залитую солнцем

долину.

– Скоро будет тоннель, – предупредил Дар, – нам надо в него, другого пути нет. Потом

холмы – и мы на месте.

Тревога не отпускала, рука непроизвольно хваталась за пистолет от любого резкого звука.

Пригоршня тоже нервничал, и крылья его носа трепетали, как у принюхивающегося хищника.

Обогнув скалу, мы остановились возле квадратного, высеченного в камне тоннеля. По

сторонам валялись плиты и квадратные же камни, предназначенные для кладки стен. В склонах

были вырублены каменные террасы, великанскими ступенями поднимающиеся к небу.

– Нам туда, – проговорил Дар, поводя стволом винтовки в сторону тоннеля.

– Каменоломни, что ли? – предположил Пригоршня.

Дар и Айя зашагали к тоннелю, отряд потянулся за ними. Мне померещилось движение в

одном из ходов, которыми скала была испещрена, как головка сыра – дырами, я вскинул руку с

пистолетом, мой жест повторили идущие позади. Пригоршня сплюнул и сказал:

– Хорош паниковать. Нет там никого.

Теперь я и сам видел, что нет.

Наши шаги, отраженные стенами, громыхали, словно топало стадо слонов. Заходящее

солнце слепило, косые оранжевые лучи, пробивая тоннель насквозь, скользили по потолку. Мы

шагали вперед, щурясь, прикрывая глаза руками, и не сразу поняли, почему вдруг Айя

вскрикнула и споткнулась, а Дар остолбенел и крикнул:

– К стенам! Живо!

Пригоршня рухнул на пол и взревел:

– Засада! Уйдите с линии огня!

Спецназовцы среагировали мгновенно, лишь Дар замешкался, оттаскивая раненую Айю.

Будь я мародером, поставил бы людей на входе и на выходе, чтобы заблокировать жертв в

тоннеле и перебить. Обернувшись, сразу же нажал на спусковой крючок – заряд выбил из скалы

белую крошку, брызнувшую на показавшегося врага. Если попало в глаза, долго стрелять не

сможет.

– Прорываемся вперед, – крикнул Пригоршня. – Иначе нам конец! Прикрывайте!

Он вдоль стены рванул к выходу, на бегу выхватывая чудом завалявшуюся гранату, я

беспорядочно палил, чтобы противник побоялся высунуться. Молодец Пригоршня, хорошо

придумал: надо оглушить врага, тогда появится шанс.

– Всем лечь! – взревел он, падая.

Я сполз, прикрыв голову руками. Громыхнуло, с потолка посыпались мелкие камешки.

Сразу же вскочив, с пистолетом наготове рванул вдоль стенки к выходу, где осколки высекли

белые выбоины. Перепрыгнул через спецназовца, заливающего кровью осевшую известковую

пыль. Обогнул Дара, тащившего Айю, еле перебирающую ногами.

Солнце било прямо в глаза.

Черный силуэт Пригоршни накладывался на фигуру, закрывающую выход. Жужжал

разряжающийся пистолет. Время будто застыло. Бесконечное мгновенье я не мог понять, кто

падает: враг или Никита.

Они упали вместе. Я попытался выстрелить поверх, но пистолет лишь коротко прожужжал –

и окончательно разрядился. Отряд отступал, отстреливаясь. Я поспешил к Пригоршне –

наверное, он лишь ранен, вряд ли убит… Но на входе в тоннель никого не было, только тянулись

в каменном крошеве два темных следа. Заряд ударил в известняковый потолок над моей головой, воздух наполнился мелкой пылью, я заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть, шарахнулся к

стене, прижался.

Черт! Так же ослепил врага, а теперь сам попался! В глаза словно плеснули кипятком, слезы

текли по щекам. Отправив бесполезный пистолет в кобуру, я сунул руку в карман в поисках

носового платка. Пальцы нащупали нечто почти неосязаемое, лишь слегка плотнее воздуха.

«Невидимка». Я же совсем про него забыл!

Дар с Айей и остальные были уже близко. Меня они, естественно, не видели, да и вряд ли их

интересовала судьба странного пришельца. Лица – белые, в меловых разводах из-за пота и пыли, хромает на левую ногу блондинка, прижимает обе руки к животу тот, что похож на Пьера

Ришара. Эти люди не успели стать мне родными.

Остаться здесь, в тоннеле, и помочь им? Или бежать на поиски Пригоршни?

Да чем я им помогу, безоружный?

Глаза все еще пекло, но уже гораздо меньше. Все-таки известняк – не перцовый баллончик, а из него тоже приходилось в лицо получать.

В любом случае мне нужно было выбраться из ловушки, и выбраться осторожно. Я крался

вдоль стены, готовый залечь. Дар остановился, напряженно вглядываясь в солнечный день из

сумрака подземелья.

Навстречу ему ударила очередь, точнее, серия коротких импульсов из гаусс-винтовки. Дар

бросился на землю, подминая Айю, остальные члены отряда упали рядом. Кажется, перекрыли

оба выхода. Даже не кажется, а точно. Противника я по-прежнему не видел, только силуэты чуть

ниже привычных. Обмельчал мародер…

Прикосновение к разуму было легчайшим – «торкнуло», как говорит Пригоршня.

Воздействие тут же прекратилось, но успело зародить не сомнение – тень его. Что-то тут

нечисто. Додумать я не успел. Выбор небогат: либо умирать вместе с аборигенским спецназом, либо выбираться самому и пытаться выручить живых.

Вдоль стены, пригнувшись, по-прежнему невидимый, я со всей возможной скоростью

рванул вперед, попутно молясь всем известным и нескольким только что выдуманным богам

удачи. Кажется, они услышали.

Реальный бой, да еще в замкнутом пространстве – штука не зрелищная. И, если применять

гаусс-пистолеты, не очень шумная. Нам повезло: вырубленные древними своды выдержали

перестрелку, но известняк уже похрустывал над головой, суля обвал. Я пулей вылетел из тоннеля, сбив стрелка с ног, и покатился с ним по склону холма вниз.

Небо, белые уступы скал, снова небо, камешки, царапающие щеку… я оседлал противника и

сразу ударил его кулаком в лицо. Он дернулся и затих. Разглядывать не было времени: перекатиться, снова перекатиться, спрятаться за отдельно валяющейся известняковой глыбой.

Поверженный закопошился, заворочался в пыли, удивленно озираясь. Удивишься тут: ниоткуда

появился невидимка и избил тебя.

У выхода из тоннеля тем временем собрались его соратники.

Я присмотрелся. Одеты нападающие странно – если аборигены предпочитали рубахи и

брюки серого цвета, то мародеры носили зеленые защитные комбинезоны. Здесь, в долине, такие

уместны, они наверняка выполняли маскировочную функцию в благословенные времена до

ядерной зимы.

Противники были вооружены гаусс-оружием непривычной модификации. Винтовки

казались массивнее и более старыми, что ли – угловатые, черные, но с пятнами ржавчины.

Многие приклады, видно, реставрировались: деревянные накладки, заплаты из другого

материала. Впрочем, мародеры всегда вооружены хуже регулярной армии… Разграбили древний

склад? Видимо, да. Мне не помешала бы сейчас винтовка. Я заозирался в поисках оружия

сбитого с ног противника, но он ее выронил во время падения. Не повезло.

Лица мародеры скрывали под повязанными по самые глаза банданами той же камуфляжной

расцветки. Не хотят, чтобы их узнали?

Они не переговаривались, но как-то коммуницировали – это было понятно по слаженности

работы. Я предположил наличие у мародеров скрытых гарнитур, позволяющих не

перекрикиваться в голос.

Поверженный мной враг поднялся на четвереньки, закашлялся и стянул бандану – она

пропиталась кровью из разбитого носа. Что-то с его лицом было не так. Сначала я не понял, а

когда понял – остолбенел.

Нападавшие не были мародерами! По крайней мере, они не были людьми: передо мной

вытирал струящуюся по укороченной верхней губе кровь манипулятор. Мощная шея, квадратная

ряха, глубоко посаженные поросячьи глазки. Теория, стройная и правдоподобная, сложилась

моментально: нечисть выжила из долины когда-то промышлявшую здесь банду мародеров.

Естественно, манипуляторы вооружились знаниями людей – так уже было в истории этого мира.

А переняв опыт, твари сами начали устраивать засады.

Покрывшись липким потом, я нащупал «луну», защиту от ментального воздействия. Пока

манипуляторы не подчинили мой разум (зато стало понятно, что «торкало» в голову) – то ли по

каким-то причинам не хотели, то ли я более-менее устойчив к воздействию.

Но остальные? Почему нечисть медлит перед тоннелем, они же могут просто заставить

людей выйти?!

Нужно действовать, но я не понимал, как. Судя по выстрелам, доносящимся из тоннеля, ряды спецназа поредели, но люди не сдавались. Черт, а где же Пригоршня? Я осмотрелся. По

логике, далеко его уволочь (о чем свидетельствовали кровавые следы) не могли. Да и зачем

вообще манипуляторам утаскивать напарника? Осторожно, стараясь не шуметь, я подобрался

поближе.

Беззвучное совещание как раз подошло к концу. Один из нападающих скользнул к холму

чуть левее входа и что-то прикрепил на белый камень стены. Через секунду манипуляторы, по

мысленной команде, развернулись и бросились вниз по склону, не забывая оборачиваться и

постреливать в сторону выхода.

В детстве говорили «доходит, как до жирафа» – именно таким тормозом я себя и

почувствовал. Стоял, глазами хлопал, силясь сообразить, кто виноват и как быть дальше, когда

рвануло. Узнай, что я в «коробочке» взрывчатку не опознал, Пригоршня меня бы прибил.

Взрыв был направленный – не знаю, как неразумные манипуляторы умудрились рассчитать

заряд, наверное, опять-таки воспользовались чужими знаниями. Вход обвалился.

До этого мне не приходилось видеть горновзрывных работ. Пасть тоннеля будто

захлопнулась – в облаке мелкой пыли не разобрать было, что именно происходит, но грохот стоял

страшный. Только что передо мною чернела дыра, теперь на этом месте клубилась пыль. Когда

она немного рассеялась, стало видно, что выход завален неравномерным нагромождением

разномастных глыб – красноватых, оранжевых, зеленых на сколе – известняк только казался

благородно-белым. Завал был плотным, основательным, но еще не улегся, мелкие камни и

обломки покрупнее скатывались вниз…

Там же люди!

Я растерялся. Безоружный, защищенный только от пси-воздействия и досужих взглядов, я

ничего не мог сделать. Манипуляторы, тем временем, приблизились к тоннелю. Подрывник

осмотрел дело рук своих. Они постояли рядом, совещаясь, и неторопливо двинулись в сторону

кустов, припорошенных пылью.

Я крался следом. Невидимость – не значит незаметность, поэтому старался ступать не по

камням, а по пятнам мха, приглушающим шаги. С расстояния метров в пять было отчетливо

видно происходящее. По-прежнему молча, нечисть разобрала оружие, а потом один из них

нырнул в кусты и что-то выволок наружу.

Что-то большое, больше манипулятора, и тяжелое.

Пригоршню.

Напарник был без сознания или мертв – он не сопротивлялся. Снова короткое совещание, и

трое манипуляторов, достав веревки, связали пленного. От сердца отлегло: значит, жив.

Один против полутора десятков противников я был бессилен. Оставалось только скрипеть

зубами и наблюдать, дожидаться удобного момента. Враги построились, подхватили Никиту и

пошли прочь, взбираясь выше по склону холма – по огромным, выбитым в камне предками

ступеням. Тоннель завален, а из долины больше нет короткого пути. Я рванул было за ними – и

остановился. Мне показалось, кто-то кричит под завалом.

Неужели они выжили? Но почему не спешат к другому выходу, тоннель-то сквозной? Может

быть, ранены?

Вообще-то это – не мои проблемы, моя проблема – вон, болтается в лапах манипулятора.

Черт знает, куда они волокут напарника. Но уж точно не оказывать ему медицинскую помощь.

И о чем мы только думали! Когда заметили слежку, доверились проводникам!

Думали. Стоп, Химик, одернул я себя. Руками махать и героя изображать – это к Пригоршне, а ты у нас умный. О чем кто думает, между прочим, легко можно выяснить.

Адреналин все еще бродил в крови, сердце стучало как сумасшедшее, пальцы дрожали.

Только выбросом гормона стресса и можно объяснить то, что я впервые с начала перестрелки

вспомнил о «миелофоне». Артефакт, в отличие от прочего снаряжения и оружия, был при мне.

Манипуляторы шли медленно, я легко мог догнать их, несколько минут ничего не решали.

Стоило воспользоваться артефактом – и замершая после боя долина наполнилась голосами.

Бубнили манипуляторы – даже не бубнили, а обменивались картинками: дорога, уступ, поставить

ногу, нести тяжело, дышит. Пригоршня был жив – он не думал словами, но я чувствовал

присутствие напарника. Без сознания, да, но жив. В намерениях манипуляторов нет агрессии –

скорее, тупая покорность, бережливость даже. Донести. Живым. Дышит – хорошо. Очнется –

опасно. Не очнется пока. Позже. В должном месте…

Больно, мамочка, больно!

Беззвучный вопль Айи оглушил. От неожиданности я сел на прохладный камень. Ладони

вспотели, перед глазами поплыло – столько боли, столько отчаяния было в этом крике.

Темно, больно, Дар, где Дар, Дар, где ты?!

Я пытался абстрагироваться: это не со мной, я просто слышу девушку. Она ранена, она в

темноте заваленного тоннеля… В полной темноте, значит, второй выход взорвали тоже. С

телепатической связью, с единым сознанием роя манипуляторов – вполне вероятно.

Надо догнать отряд нечисти, проследить, куда несут Пригоршню, а там я сориентируюсь и

раздобуду оружие. Они меня не видят и не могут воздействовать на разум, я справлюсь.

Дар, Дар, где Дар? Дар, где ты? Помоги, пожалуйста, помоги мне!

Рука, сжимающая «миелофон», отказывалась разжиматься. Будто так, подслушивая мысли

Айи, я мог ей помочь, уменьшить боль и отчаяние. Она умирает там, за завалом. И будет умирать

долго – раненая, лишенная воды и света.

Химик, сказал я себе, ты же старый циник. На войне, как на войне. Твоя задача – отбить

Никиту и вернуться домой, это – не твоя война и не твои друзья. Отпусти артефакт и топай

следом за манипуляторами. Ну же, давай!

Однако то ли запасы цинизма иссякли, то ли я слишком хорошо почувствовал, каково это –

оказаться погребенным заживо. В последний раз глянув на манипуляторов (они по-прежнему не

спешили и не желали Никите зла), я убедился, что сумею их догнать по следам. Заставил себя

выпустить «миелофон» и поспешил обратно, к завалу.

Следующие полчаса нельзя назвать самыми увлекательными в моей жизни. Ворочать

каменные глыбы голыми руками, рискуя быть заваленным – то еще занятие. Интеллектуальное.

Периодически я прерывался, чтобы послушать мысли Айи и выяснить: стараюсь не зря, она

жива. Когда решил, что нечисть ушла достаточно далеко, я принялся звать девушку вслух, разговаривать с ней, надеясь, что мое ободряющее бормотание пробивается сквозь толщу

известняка:

– Айя, держись, я рядом, я тебе помогу.

Шли минуты и все дальше уходили манипуляторы с беспомощным Никитой. Но я уже не

мог отступить. Мне казалось – Айя отвечает, зовет, и бросить ее сейчас – не предательство, а

много хуже.

Сталкеры не верят в карму, но верят в возмездие. Зона справедлива, и воздает по заслугам.

Брошу Айю – не видать мне удачи. И пусть здесь не Зона, но, наверное, человечность остается

человечностью во всех мирах.

В какой-то момент, прикоснувшись к артефакту, я услышал другой голос.

Выбраться. Ноги. Раздавило? Истек бы кровью. Просто привалило. Не паниковать. Где

Айя?

Я с трудом узнал Дара и обрадовался: с помощью командира отряда я легче отыщу Никиту.

Заработал быстрее. Айя умолкла, но все еще была жива. Завал нужно было разбирать сверху, скидывая камни вниз. Болели содранные пальцы, в горле першило от пыли, хотелось пить, ноги

не держали, но я продолжал работать. Наконец, вверху образовалась щель, из нее потянуло

прохладным воздухом тоннеля. Я приблизил лицо к отверстию и позвал:

– Дар! Это Химик! Слышишь меня?

Он долго молчал, и я успел усомниться: а слышал ли голоса? Может, меня контузило и все

это причудилось, а спецназовцы давно мертвы?

– Химик? – прохрипел командир. – Здесь Айя… Мне придавило ноги…

– Я вас вытащу. Айя жива, я знаю. Потерпи. Разговаривай со мной, слышишь? Чтобы не

потерять сознание. Болит?

Болтая, я продолжал каторжный труд, аж взмок, несмотря на прохладный воздух.

– Не болит. Шок. Ты один?

– Успел выскочить. Пригоршню схватила нечисть.

– Нечисть? – вяло удивился он.

Голос Дара «поплыл». Этого еще не хватало: раскопать завал и обнаружить труп.

– Да, это были не мародеры.

– Не может быть. Нечисть неразумна. Чужие знания…

– Наверное, ты прав. Говори, Дар, говори. Ты далеко от входа?

– Да. Иначе бы… Я дальше. Тут упала плита. Я под ней. Наполовину. Айя?

Коснулся «миелофона»: от Айи остался только слабый отголосок страдания.

– Без сознания, но жива.

– Она должна быть недалеко. Я не отпускал ее. Взрывом… Раскидало…

– Не молчи! Говори!

Щель между завалом и потолком была уже достаточно большой, и я мог рискнуть

проникнуть внутрь. Тоннель поскрипывал. Никогда до этого я не слышал подобного звука: многотонные глыбы терлись друг об друга, грозя рухнуть. Волосы на руках встали дыбом.

Инстинкты взбунтовались, не пуская внутрь, в темноту. Я задышал медленно, под счет, стараясь

обуздать первобытный страх.

Фонарик всегда был при мне – на клипсе в кармане. Батарейки подсели, но он еще работал.

Слабый луч высветил то, что осталось от тоннеля.

Глыбы разной величины усеивали некогда ровный пол, и не понять было, можно ли еще

пройти тоннель насквозь. Дара я увидел почти сразу – он действительно очутился не под

основным завалом, а чуть глубже. Ноги его ниже колен придавила огромная плоская плита.

Видимо, она лежала не на земле, а на камнях поменьше – и только поэтому Дар был жив.

– Дар! – позвал я и полез внутрь.

Камни поддавались под руками и ногами, норовили разъехаться, я балансировал, полз

медленно, проверяя каждое движение и замирая, как только завал шевелился подо мной. Словно

усмирял дикое животное – огромное, неповоротливое, но опасное.

– А. Химик. Больно мне.

Я чуть не упал, но удержался, постарался сосредоточиться на пути. Не хватало еще упасть и

переломать кости… Черт, а рюкзак с остальными артами и аптечкой где-то под завалом, иначе я

бы вылечил его.

– Больно. Раздавило. Не спеши.

Но я спешил, конечно же. Хорошо, судьба была благосклонна, и через несколько минут я

благополучно спустился. Посветил на Дара. О том, чтобы снять плиту, не могло быть и речи.

Командир правильно истолковал мой взгляд.

– Меня потом. Успеешь. Найди Айю.

По его восковому, желтому лицу струйками стекал пот. Дар до крови прокусил нижнюю

губу.

– Найди, – повторил он. – Я не умру. Ее только…

– Конечно, ты не умрешь, – я выдавил улыбку. – Сейчас найдем твою Айю.

Чем ближе к человеку – тем «громче» слышно его через «миелофон». Я надеялся отыскать

еще кого-то из команды, но все, кроме Дара и Айи, сгинули под завалом. Девушка была еще

жива, она бредила – я ловил обрывки кошмаров, ощущение давящей темноты. Поиски в

загроможденном тоннеле напоминали детскую игру в «горячо-холодно», и времени, прежде чем

я отыскал раненую, прошло довольно много.

Она лежала у стены. В отличие от Дара, Айю не завалило камнями – только щебенка

набилась в волосы. Видимо, ранение, которое она получила в перестрелке, было довольно

тяжелым: девушка свернулась калачиком и только мелко вздрагивала. Вокруг нее расползалась

черная лужа крови. Судя по ее количеству, Айя вряд ли придет в себя.

Вспомнив все, чему научился в Зоне, я осторожно развернул девушку на спину. Заряд гаусс-

ружья попал в живот… С такими ранами умирают долго и мучительно, а помочь в полевых

условиях нечем. Острое чувство дежавю: Энджи, убитая натовцами, Искра, едва не замученная

нечистью. И арта нет, чертова судьба!

Айя ничего не понимала и вряд ли замечала окружающее.

Я поднял ее и осторожно понес к Дару.

Спецназовец все понял, едва завидев нас, – я ясно прочитал это на его лице. В один миг оно

стало безразличным, будто Дар уже умер. Опустившись на колени, я положил Айю рядом с ним, так, чтобы Дар мог дотянуться до подруги.

– Давай вытащу тебя, – предложил я. – Под мышки ухвачу…

– Бесполезно. Нет у меня больше ног. Передавило, потому кровью не истек. Лучше…

Отойди, Химик. Не мешай мне, отойди. Хочу проститься. Позже поговорим.

– Только подожди, не умирай, мне надо найти свои вещи, я, правда, могу помочь!

Я заметался по тоннелю, споткнулся о распростертый труп с головой, придавленной

огромной глыбой. Где же, мать твою, долбаный рюкзак?! Снимал уже у выхода или в середине

тоннеля? От бессилия пнул камень и заметил лямки под огромной плитой. Так-так-так, ухватиться, дернуть… Без толку. А если сдвинуть камень? Уперся руками в глыбу, напрягся.

Твою мать! Сколько же она весит? В рюкзаке все сплющилось в блин: и арты, и аптечка, и

дозиметр, и ПДА, здесь ненужный…

– Оставь, не получится, – прохрипел Дар.

Я не унимался, нашел покореженное ружье, попытался использовать его, как рычаг – без

толку. В сердцах ударил камень, еще раз дернул рюкзак за лямки, уперся, поднатужился – лямка

затрещала. Не получится. Чуда не случится, надо принять правду. Но разум отказывался

смиряться.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем темноту прорезала вспышка света и раздался

негромкий звук выстрела из гаусс-пистолета. Я вздрогнул.

– Химик, – позвал Дар. – Возвращайся.

Поспешил обратно. Айя больше не дышала, в бескровном лбу ее зияла аккуратная дырка

входного отверстия.

– Я помог ей уйти. Она знала, что не одна. Мне… немного осталось. Я умираю. Я расскажу

тебе, что знаю. В кармане карта, вот, – он вложил смятый лист мне в руку. – На обратной стороне

– рисунки… приборов. Когда расскажу – добей меня и уходи. Отыщи нечисть, освободи друга. И

убей их всех.

* * *

Путь, описанный Даром, оказался дольше, чем я ожидал. В заваленном тоннеле я собрался в

дорогу: пища, запас воды, неразряженный пистолет и гаусс-винтовка, веревки. Попробовал найти

вещи Пригоршни – тщетно, подобрал целый рюкзак, принадлежавший кому-то из команды.

Также я взял карту командира… покойного командира.

Когда Дар рассказал все, что знал, когда описал мне дорогу, я избавил его от мучений – к

тому моменту боль в раздавленных ногах он уже начал ощущать и мучился страшно, но до

последнего оставался в ясном сознании, и я отпустил его вслед за Айей.

Похоронить их не было возможности. Я лишь засыпал вход в тоннель, чтобы хищники не

добрались. На душе было муторно. День близился к вечеру. Слишком долго я оставался в

тоннеле. Следы еще были видны, и Дар объяснил, куда идти – очевидно, что нечисть скрылась в

Столице.

Главное – я получил карту.

По огромным каменным ступеням я зашагал к перевалу, к выходу из карьера. К Столице.

* * *

Небо окрасилось в ультрамарин, и над горами появились снежно-белые облака, плотные, как

вата. Окутывая вершины, они клубились, будто собираясь с силами, а когда я миновал карьер и

спустился в зеленую долину, начали медленно стекать по склонам. Впечатление было, что с

вершин сходит лавина. Невольно я пошел быстрее.

Поднялся холодный порывистый ветер. Он бился в долине, как пойманный зверь, и теперь

стало еще холоднее, чем раньше, в лесу. Интересно, это – нормальная перемена погоды? Или что-

то разладилось, сбилось?

Ощущение присутствия врага не отпускало ни на минуту, словно каждый холм, каждый куст

и камень – сама земля отторгала меня, чужака, который вопреки здравому смыслу плетется в

логово врага. Пригоршня, скорее всего, мертв, но я гнал мрачные мысли прочь.

Следы нечисти то появлялись на влажной земле, то исчезали. На месте высохшей лужи, где

они были особенно хорошо видны, мой взгляд наткнулся на послание: «Жив. Гор…» – дальше

неразборчиво. Жив! И значит, город. Вспомнился советский мультфильм, где бандерлоги тащили

Маугли к себе.

Воодушевленный находкой, я зашагал дальше к невысоким холмам, над которыми

возвышались окутанные облаками крыши небоскребов.

Начало смеркаться. Туман спустился с гор и потянулся к земле белесыми щупальцами. Я

пошел быстрее, чтобы засветло добраться до города, но планам не суждено было сбыться: покрытое трещинами поле усеивали уже знакомые холмы – замаскированные псевдохимеры. Их

придется обходить, в одиночку я их не одолею. Черт! А ведь именно туда ведут следы.

Рискнуть и включить невидимость? А если почуют? Они ведь не люди.

Пришлось обегать поляну, и первого холма я достиг, когда опустился сумрак. До города часа

три пути, до ночи не успеваю. Шастать по лесистой местности в темноте – гарантированное

самоубийство. У тварей преимущество, и меня просто сожрут.

Смирись, Химик: тебе придется пережидать в лесу. И утешай себя мыслью, что быстро

казнить Пригоршню им просто незачем. Ведь враги взяли его в плен, хотели бы прикончить –

убили на месте, как и остальных.

На пути попалась одинокая скала, похожая на корабельный киль. Метрах в трех от земли в

ней была небольшая пещера, куда ночным тварям проникнуть будет сложно – склон-то

вертикальный.

Хорошо, в рюкзаке есть веревка с «кошкой». Теперь главная задача – за что-то зацепиться.

Удалось с третьего раза. Я проверил веревку на прочность и, не снимая рюкзака, взобрался

на уступ, прикрытый козырьком. Отсюда просматривалась и долина, откуда я пришел, и

верхушки небоскребов, едва различимые на фоне черного неба, тоже было видно.

Держись, Пригоршня! Тебе надо дотянуть до утра. А там я подоспею. Правда, не знаю, где

тебя искать, но сделаю все, что от меня зависит.

Когда совсем стемнело, на затянутом тучами небе над тускло сияющим городом проявилось

бледное световое пятно. Это что, иллюминация? Нечисть разумна, они там включили свет?

Закутавшись в спальник, я прислонился к сырой стене и задремал в обнимку с гаусс-

винтовкой. Ночью просыпался дважды: сначала почудилось, что кто-то карабкается по стене, а

позже, под утро – из-за того, что озяб. Мороз усилился, спальник не спасал, и я решил не

расслабляться. Поел без аппетита, зацепил «кошку» за небольшой уступ, спустился и поспешил

дальше.

* * *

С невысокого холма, поросшего кустарником, открывался вид на Столицу, залитую

синеватым сиянием. Иллюминация говорила о том, что безмозглая нечисть освоила человеческие

технологии.

Столица отсюда была видна, как на ладони, окруженная невысокими холмами. Те же черные

небоскребы до самого неба соединялись многочисленными тоннелями; небольшой стеклянный

купол светился изнутри.

Присев, я развернул карту, которую мне вручил Дар перед смертью. Маршрут к складу, где

хранился преобразователь (Зерно), был отмечен зеленой линией: овальная хреновина, в ее

середине – точка, от нее – стрелка вниз. Скорее всего, овал – это стеклянный купол. Мне нужно

было пройти в середину, спуститься под землю и двигаться направо, к черному квадрату, обозначавшему гигантскую пирамиду. Пунктир разбивал пирамиду на ярусы, на уровне

четвертого стоял крестик.

Есть ли смысл добывать то, что нужно горожанам, если я не смогу помочь Пригоршне?

Разберусь на месте. Пока не выясню, что с ним случилось и зачем он им понадобился живым, из

города не уйду.

Спрятав карту в карман, я спустился с холма и засел в кустах. Перевел взгляд с небоскребов

на стеклянный купол, за которым угадывались округлые сооружения. Кажется, мелькали

фигурки, хотя было еще совсем рано, и восходящее солнце едва окрасило край неба розовым.

Солнце не грело. Несколько дней назад, когда оно выглянуло в прошлый раз, стало теплее, теперь же… Над горами клубились тучи, небо было бледным, нездоровым, и солнце казалось

всего лишь фонарем, не дающим тепла. Что-то приближалось, то ли снежная буря, то ли

холодный фронт.

Есть ли среди жителей купола Пригоршня – с такого расстояния сказать было невозможно.

Сжав «невидимку» в левой руке, а пистолет в правой, я двинулся к стеклянному куполу.

Рюкзак оставил и присыпал листьями. Сначала продирался по буеракам, но вскоре вышел на

широкую протоптанную дорогу, где запросто проехал бы грузовик.

Хотя навстречу мне так никто и не попался, я старался идти на цыпочках и при намеке на

опасность готов был метнуться в кусты, что росли вдоль дороги. Разум убеждал меня, что я

невидим, и если кто будет идти навстречу, правильнее замереть и продолжить путь позже.

Город молчал. Свистел ветер, доносились стук и лязг, но голосов, которые я подсознательно

ждал, не было: нечисть издавала звуки только при крайней необходимости. Местные общались

мысленно – и, если у них коллективный разум, когда меня увидит одна особь, об этом тут же

узнают все.

Город не огораживали стеной: древние здания защищали от мутантов, а зимой – от холода.

Купол был уже совсем близко и нависал прозрачной горой, выпуклое стекло искажало стоящие за

ним небоскребы и пирамиду.

По самым скромным прикидкам купол имел больше километра в диаметре, небоскребы

тоже были минимум километровыми. Черт, да город огромен! Где мне искать Пригоршню?

Возле купола суетились фигуры манипуляторов в холщовых рубахах. Мне подумалось, что

нечисть в достаточной степени разумна, но я отогнал эту мысль, вспомнив, как работают

муравьи. Если не знать, что ими движут сложные инстинкты, вполне можно принять их суету за

осмысленные действия.

Возле купола царило оживление: самцы (или все-таки мужчины?) таскали внутрь белые

мешки, действовали они слаженно, сразу видно: читают мысли друг друга.

Чтобы не рисковать, я решил обойти город с обратной стороны и оттуда пробраться в его

середину, к лестнице, ведущей вниз, – вдруг там врагов меньше. Я двинулся вдоль стеклянной

стены, за которой кипела чуждая жизнь: носились детеныши в рубахах до пят, куда-то шли

взрослые, три манипулятора сидели возле самого купола и покачивались, будто медитировали.

Внимание привлекли глиняные ульи наподобие того, в какой мы угодили по пути в Небесный

город, они лепились к стеклу и загораживали обзор. Нечисть, подобно осам, поселилась в

человеческом городе, дающем защиту от холода и дождя, но пользоваться благами цивилизации

они не научились. Только оружие и освоили, дикари!

Самцы-манипуляторы длинные волосы заплетали в косы и украшали блестящими

побрякушками из стекла. Многие наносили на щеки белые волнистые полосы, а глаза подводили

черным.

Я остановился в десятке метров от входа, куда манипуляторы пытались протащить бревно.

Подождав, пока они закончат, последовал за ними, замешкался у входа, отгоняя воспоминания о

трупах людей, изуродованных нечистью, крепче сжал артефакт невидимости и шагнул в

овальный проем размером с ворота.

Помещение полнилось звуками: шелест, перестук, шаги, жужжание. Будто покинутый город

осознал себя и имитировал жизнь, не в силах