Анализ прагматического контекста

Перед тем, как говорящие смогут привлечь для анали­за поступающей информации имеющие более общий ха­рактер и хранящиеся в памяти знания, они должны про­анализировать прагматический контекст (context), в ко­тором был совершен этот речевой акт.

Один из методологических принципов, о котором мы всегда должны помнить, заключается в том, что понятие прагматического контекста является теоретической и ког­нитивной абстракцией разнообразных физико-оиологических и прочих ситуаций. Действительно, подавляющее большинство характеристик любой ситуации не является релевантным для идентификации иллокутивной силы высказывания. Вряд ли может случиться так, что моя интерпретация высказывания собеседника будет зави­сеть от того, рыжие у него волосы или нет (подобная зави-

симость имеет место лишь в том случае, когда эта ситуа­ционная деталь окажется тематизированной). Итак, участник коммуникации должен фокусировать внимание на специфических особенностях речевой ситуации, кото­рые могут оказаться полезными для правильного понима­ния не только значения/референции, но и прагматических целей/интенций.

Следующий методологически важный момент заклю­чается в том, что в отличие от прагматики и (оставшейся части) грамматики когнитивная теория основывается не только на правилах и концептах, но и на стратегиях и схемах, являющихся средством для быстрой и функцио­нальной обработки информации. Стратегии и схемы представляют собой основу процесса гипотетической ин­терпретации: для данных структур текста и прагматиче­ского контекста они обеспечивают быстрое выдвижение предположений относительно возможного значения вы­сказывания и намерения говорящего — впрочем, в даль­нейшем данные гипотезы могут быть опровергнуты. Один из наиболее простых и очевидных примеров— когнитивная обработка типичных синтаксических струк­тур предложения: так, если высказывание имеет вопроси­тельную форму, то мы можем предположить, что был за­дан вопрос или высказана просьба (van Dijk and Kintsch, 1982).

Сходным образом происходит и анализ прагматиче­ского контекста. Если совершенно незнакомый человек подойдет к нам на улице, у нас есть все основания предпо­лагать, что он задаст нам вопрос или обратится с прось­бой, а не станет исповедоваться нам в своих любовных делах или угрожать. Похоже, что при прагматическом по­нимании мы не только выделяем характерные черты си­туации, но и используем имеющуюся схему для анализа данного прагматического контекста. Так, если речевая си­туация удовлетворяет набору (заданных) ключевых пара­метров, то ее можно рассматривать как допускающую со­вершение некоторого набора возможных речевых актов.

Ясно, что анализ прагматического контекста является необходимым, но обычно недостаточным условием для прагматического понимания высказывания. Конечно, участники коммуникации обычно находятся в состоянии определенного „ожидания" по отношению к возможным последующим речевым актам. Но окончательное опреде­ление характера речевого акта происходит уже после по­нимания самого высказывания и после сопоставления

прагматически релевантной информации, содержащейся в высказывании, с информацией, полученной при анализе прагматического контекста. В этом отношении прагмати­ческое понимание аналогично процессу понимания смы­сла высказывания, когда предыдущий дискурс и знание смыслового контекста играют важную роль в интерпрета­ции каждого последующего предложения. Параллельно понятию пресуппозиции вполне можно ввести понятие прагматического предусловия (pragmatic precondition), определяемого как необходимое свойство речевой ситуа­ции.

Схема прагматического понимания отражает исход­ный контекст коммуникации, то есть положение дел, ко­торое потом?' при совершении речевого акта, неизбежно меняется. К этому исходному контексту относятся не только события/действия, происшедшие непосредственно перед речевым актом, но, вероятно, и информация, аккумулированная в отношении более «ранних» состояний и событий. Однако в связи с тем, что не все детали преды­дущих ситуаций взаимодействия могут быть сохранены в памяти и затем извлечены из нее, постоянно должна происходить процедура приписывания значимости (rele­vance assignment) той информации, которая с гипотетиче­ской точки зрения может оказаться важной в условиях дальнейшего или продолжающегося взаимодействия. Не исключено, что эта процедура аналогична той, которая апеллирует к макроправилам, что обеспечивает понима­ние сложной структурированной информации (например, дискурса). Короче говоря, исходный контекст речевой си­туации, в соответствии с которым будет интерпретиро­ваться речевой акт, должен содержать три вида информа­ции:

(О информацию общего характера (память, фреймы); (ii) конечное информационное состояние, фикси­рующее непосредственно предшествующие собы­тия и речевые акты;

(iii) глобальную (микро-)информацию обо всех пред­шествующих взаимодействиях, об их структу­рах и процессах.

Поскольку (ii) и (iii) имеют отношение к пониманию толь­ко конкретной речевой ситуации, то эти виды информации имеют эпизодический характер.

Из всех этих наших рассуждений следует, что прагмаические контексты являются структурированными. Бо-

лее того, мы предположили, что быстрая когнитивная обработка информации требует, чтобы они были иерархи­чески структурированными — это имеет место для смы­словых (макро)структур дискурса. Эта иерархия должна определяться в терминах социальных структур: речевые акты являются составной частью социального взаимодей­ствия (когда мы одни, мы обычно молчим).

Иерархическая структура общества позволяет нам установить, какие из единиц и отношений (например, уста­новления, роли, действия) определяются единицами более высокого уровня. Чтобы вычислить, является ли речевой акт приемлемым, мы в первую очередь должны представ­лять, каковы наиболее общие свойства социальных усло­вий (setting), в которых осуществляется взаимодействие, а уже затем обращать внимание на более специфичные для данной ситуации детали, например на характерные особенности участников коммуникации.

Хотя социальный контекст и не является темой на­стоящей статьи, необходимо помнить, что соответствую­щая социальная структура, поскольку она представлена в нашем сознании, должна быть принята во внимание при анализе процесса прагматического понимания. Необходи­мо также иметь в виду, что на этом уровне анализа значи­мой является не столько сама социальная ситуация как та­ковая, сколько ее интерпретация или представление о ней у участников коммуникации. Указанный вид „когнитив­ной относительности" отнюдь не предполагает, что эти интерпретации не имеют „объективной" основы. Наобо­рот, условия успешного взаимодействия требуют, чтобы интерпретации социальной структуры были конвенциализированными ².

Заметим, что социальный контекст тоже является аб­страктным конструктом по отношению к реальным со­циальным ситуациям. Прежде всего все те характеристи­ки, которые не определяют поведения участников, явля­ются социально нерелевантными: так, не является социаль­но значимым действительное содержание моих мыслей, если оно никак не отражается в моем поведении; не явля­ется значимым и то, что я везу в своей машине, если это не имеет прямого отношения к ситуации взаимодействия.

² „Когнитивный"подход к социальным структурам получил в по­следние несколько лет большое распространение, например в так назы­ваемой „этнометодологии"; см., например, работы: Sudnow, 1972; Cicourel, 1973; Turner, 1974. Это направление во многом обязано идеям Гарфинкеля (Garfinkel, 1967).

Это же относится к тем действиям, которые специфичны для данной конкретной ситуации. Так, можно чихать или улыбаться кому-то во время публичной лекции или на за­седании суда, но отнюдь не эти действия являются типич­ными, определяющими названные социальные установле­ния в их самых общих и существенных чертах.

Итак, анализ социального контекста надо начинать с об­щего социального контекста (general social context), кото­рый может быть описан в следующих категориях:

(i) личное

(И) общественное

(ш) институциональное/формальное

(iv) неформальное | „

не даем здесь точного определения этих понятий. Ва­жно только подчеркнуть, что они характеризуют различ­ные виды социальных контекстов, в том числе, например, общественные институты (суды, больницы, дорожное движение), неформальные общественные „места" (салон автобуса, рестораны), частные институты (семья), нефор­мальные личные „ситуации" (драки, объяснения в любви) и т. д.

Охарактеризованные нами в самых общих чертах со­циальные контексты затем могут быть подвергнуты даль­нейшему анализу в терминах следующих категорий:

(i) позиции (например, роли, статусы и т. д.)

(И) свойства (например, пол, возраст и т. д.)

(ш) отношения (например, превосходство, автори-

тет) (iv) функции (например, „отец", „слуга", „судья"

и т. д.)

Названные характеристики социальных контекстов и ха­рактеристики их участников определенным образом связаны между собой. Они задают возможные действия участников социального взаимодействия в тех или иных ситуациях.

Социальным контекстам тоже может быть придана

определенная организация, например, с помощью некото-

й структуры (социальных) фреймов. Так, внутри общей

институциональной ситуации суда имеется несколько

фреймов, которые хронологически упорядочены: фреймы

эвинения, защить! и вынесения приговора. В этих фрей-

мах участникам приписываются специфические функции,

позиции, качества и отношения. Более того, эти фреймы определяют, какие виды действия могут быть совершены. В частном институте семьи функция родителя, будучи связана с набором свойств и отношений (власть, автори­тет), задает набор возможных социальных действий (на­пример, обращение к детям с требованием идти спать), тогда как функция ребенка конвенционально не позво­ляет, чтобы ребенок делал то же по отношению к родите­лям. Тогда, помимо четырех категорий, в терминах кото­рых описываются социальные контексты, мы должны иметь набор конвенциональных установлений (conventions) (правил, законов, принципов, норм, ценностей), которые бы определяли, какие действия ассоциируются с конкрет­ными позициями, функциями и т. д. Так, является конвен­ционально заданным, как и когда человек, находящийся в неофициальной обстановке и характеризующийся опре­деленными личностными особенностями, отношениями и функциями, может приветствовать другого человека. Я не стану здороваться с незнакомыми людьми на ожив­ленной улице, но вполне могу сделать это, встретившись с ними на горной тропе. В число людей, с которыми мы здороваемся, входят не только наши хорошие знакомые, но и люди, с которыми мы тем или иным образом сопри­касались— даже не обязательно тесно. Сложность этих конвенциональных установлений и налагаемые ими огра­ничения рассматривать здесь подробнее не имеет смысла. Что касается анализа ситуации, сопровождающего процесс прагматического понимания, то проведенный на­ми (впрочем, достаточно фрагментарный) анализ пока­зал, что каждый говорящий должен активизировать сле­дующую информацию о социальном контексте в целом: специфический тип ситуации, фрейм контекста, релевант­ный в настоящий момент, свойства и отношения между социальными позициями, функциями и конкретными участниками, заполняющими „вакантные места", а также конвенциональные установления (правила, законы, прин­ципы, нормы, ценности), определяющие социально воз­можные действия этих людей. Отметим, что анализ кон­кретной ситуации в терминах предложенных выше кон­цептов возможен только по отношению к самому общему знанию социальной структуры. В этих широких рамках далее уже могут анализироваться специфические свойства и отношения говорящего, его предыдущее поведение — поступки, действия,— а также содержание предшествую­щих речевых актов. Мы можем также приступить к рас-

смотрению внутренней структуры говорящего, обращая при этом внимание на его

(i) знания, мнения

(ц) потребности-, желания, предпочтения

(iii) отношения, установки

(iv) чувства, эмоции

и провести этот анализ как на уровне отдельного индиви­да, так и на более общем уровне с учетом тех норм, ценно­стей и мнений, которых говорящий придерживается и в других ситуациях. Заметим, что часть наших действий является примерами конвенциональных актов, входящих в набор действий, принадлежащих неформальным или ин­ституциональным социальным ситуациям: так, в публичной институциональной ситуации уличного движения чело­век, исполняющий функции полицейского, имеет право по­дать мне сигнал, чтобы я остановился,— и по закону я должен подчиниться, иначе могут быть неприятности; я, следовательно, интерпретирую некоторый сигнал как прояв­ление институционализированного действия. Другими словами, этот специфический сигнал является приемле­мым действием именно в данной ситуации.

И, наконец, анализ прагматического контекста — как компонент понимания речевого акта в целом — включает в себя самоанализ (self-analysis) со стороны слушающего. Чтобы оценить, был ли совершенный собеседником рече­вой акт успешным, слушающий должен иметь ясное пред­ставление о характере своей (предшествующей) деятель­ности, а также отдавать себе отчет в своих знаниях, жела­ниях, отношениях и эмоциях. Так, если в какой-либо кон­кретной ситуации кто-то предлагает мне помощь, я дол­жен осознать, что это предложение не идет вразрез с моим способом поведения, что эта помощь, по крайней мере ча­стично, направлена на ту же цель, к которой стремлюсь я сам. Иными словами, предлагающий помощь должен располагать информацией не только о „мире" или о со­циальной структуре как части мира, но также и обо мне как о партнере в коммуникации. А я, слушающий, должен сравнить то, что предполагает обо мне говорящий, со своим собственным знанием о себе.

Несмотря на то что в этом разделе не обо всем удалось сказать достаточно полно и четко, у нас уже все-таки скла­дывается приблизительное представление об основных компонентах схемы анализа прагматического контекста; ^эта схема используется участниками коммуникации для

определения характера речевого акта и его приемлемости в данной ситуации — приемлемости с точки зрения слу­шающего.

Можно предположить, что сказанное нами окажется полезным и в теории порождения речевых актов. Главная мысль здесь следующая: говорящий только тогда может успешно осуществить намеченный речевой акт, когда он уверен, что прагматический контекст удовлетворяет усло­виям этого речевого акта.