Часть 3. Флуктуация систем истины и знания. и ничего, кроме истины, — так именно в это время

и ничего, кроме истины, — так именно в это время. Не было тогда ни скептицизма, ни вопрошания, ни сомнения, ни относи­тельности, ни колебания, ни оговорки.

6) Затем, в XI в., после многих столетий, снова появился эм­пиризм. В начале слабый, он удвоил свою силу в XII в„ особенно в конце его, и стабилизировался в XIII-XIV вв. Таким образом, пришел конец монопольному господству истины веры и подчи­ненной ей истины разума. Интеллектуальный спектр изменился; эмпиризм и мистицизм гармонично слились с независимым ра­ционализмом, отличающимся от религиозного рационализма предшествующего периода.

Гармоничное слияние истины веры, чувств (эмпиризма) и ра­зума привело к господству идеалистического рационализма ве­ликих схоластов XII-XIII вв. — течения, в котором всем этим источникам и критериям истины и знания воздавалось suum cuique. Он гармонично соединил их в одно органичное целое, в котором вера, чувства и разум не боролись друг с другом, а со­трудничали в деле великого служения Богу, правде и подлинно­му человеческому счастью, в деле построения полной и оконча­тельной истины, подлинной мудрости и знания, не сужаемого до одной точки зрения и не сводимого к единому источнику. Чуд­ный и счастливый век! Век, когда наука не боролась против ре­лигии, а религия не враждовала с наукой, когда органы чувств не относились с презрением к разуму, — дескать, «nihil esse in intellectu, quod non fuerit prius in sensu»²⁹, — а разум не считал чувства глупыми и несведущими тенями реальности, но уважал и принимал их показания — с определенными ограничения­ми — в тех сферах, где они считались компетентными. Век иде­алистической системы истины. Это была европейская копия греческой идеалистической ментальности V-IV вв. до н. э.

Во второй половине XIV и в XV вв. идеалистическая система была разрушена, и преобладающим стал мистицизм крайнего и эзотерического толка. Его волна захлестнула западное общество, однако во второй половине XVI в., а особенно в XVII в. мисти­цизм пошел на убыль, а эмпиризм набрал силу, которую с очень незначительными флуктуациями сохранил вплоть до нашего времени. Система веры, равно как и рационализм, а также истина разума потеряли почву, а истина чувств справляла триумф. В кон­це XIX — начале XX в. (по крайней мере, к довоенному времени) ее влияние возросло до небывалых размеров. Поистине, мы жи­вем в век науки! Это значит, что наша культура — чувственная par excellence. В результате другие системы истины постепенно

13. Флуктуация систем истины 317

опустились до низшего уровня бесплодной спекуляции, фантас­тических, ненаучных и неверифицируемых чисто логических отвлеченностей — это что касается истины разума; или же, коль скоро речь идет об истине веры, — то до уровня суеверия и неве­жества. Этот период отмечен разногласиями между системами истины. Научная истина прилагает все усилия, чтобы полнос­тью искоренить другие системы, которые в свою очередь борют­ся за свое существование. До сих пор усилия эмпирической сис­темы были удачными, и ей удалось изгнать другие системы из обширной территории, которую они занимали до XVIII в., и осо­бенно до XIV в. Кроме того, она ослабила их внутреннюю проч­ность, веру в себя и в свою достоверность. Она заставила их под­ражать —даже в вопросах чистой теологии и логики — средствам, стратегии и тактике победоносной научной истины чувств. От­сюда — культ сциентизма; отсюда — всеми разделяемое мнение, будто есть только одна истина и одно знание — научные; отсю­да — убеждение в том, что в будущем другие системы истины исчезнут из человеческого сознания как бесполезные пережит­ки невежества и суеверия; и отсюда же — все другие подобные явления и убеждения. С другой стороны, наша эпоха, будучи блестящей в разнообразии своих сверкающих красок, вместе с тем имеет что-то от «дьявольского спектра», если можно так фигурально выразиться. Ее спектр чрезвычайно сложен. Мень­ше, чем когда бы то ни было, она верит в разум, в несенсорный источник истины, в само мышление; во что-нибудь или в кого-нибудь, чего нельзя увидеть, услышать, попробовать на вкус, потрогать и вообще ощутить. В этом смысле это эпоха, кото­рая усматривает истину только в «эмпирическом банке» ощу­щений, вкладывая в него большую часть своего интеллектуаль­ного капитала (тем самым особенно отличаясь от средних веков). Но поскольку этот банк испытывает массу затруднений, инвес­торы не могут быть абсолютно уверены в его честности и в безо­пасности своих вкладов. По этим причинам подводные течения скептицизма и критицизма текут беспрепятственно и разруша­ют чувство безопасности и безмятежную веру в истину чувств. Мы пытаемся уверить себя, что наши вклады в безопасности и что мы счастливы, но лишь на мгновение, поскольку ощущение опасности не только не оставляет нас, но и усиливается. Скепти­цизм и критицизм составляют около 20% (для 1880-1900 и 1900-1920 гг.) от всех систем истины — необычайно высокий процент, свидетельствующий о растущем кризисе нашего «Банка истины Чувств»!