иметь представление о целом, не связанное с целью; обычный же человеческий — дискурсивный — рассудок, если он хочет понять части как зависящие от целого, должен исходить из представления целого, к-рое именно в качестве представления определяет форму и соединение частей, т. е. он должен исходить из понятия цели (см. «Критика способности суждения», в кн.: Соч., т. 5, М., 1966, с. 436—37). При этом принцип цели является не конститутивным, а регулятивным; иными словами, проблематика Ч. и ц. рассматривается Кантом в русле характерного для него анализа мыслит, форм. Гегель резко различает отношение Ч. и ц. как непосредственное и поверхностное от категории целостности (тотальности) — конкретного тождества, достигающего завершения путем саморазвития на основе внутр. цели. Считая отношение Ч. и ц. существенным и подчеркивая их взаимообусловленность, Гегель в то же время делает акцент на внешнем, механич. характере этого отношения (см. Соч., т. 5, М., 1937, с. 617—18), специфического для материальных образований; целостность же — подлинное, органич. единство, характеризующее сферу духа, в наибольшей степени присуща философии.
Различия в трактовке проблемы Ч. и ц. не всегда совпадают с противоположностью материализма и идеализма. Тезис о примате целого встречается и у материалистов (Дешан), а элементы механнстич. подхода нередки у идеалистов, особенно при попытках решения конкретно-науч. проблем (трактовка Лейбницем организма как естеств. машины, приводимой в действие монадой; стремление Канта исследовать, насколько возможно, организм в терминах механизма, т. е. как сумму частей).
Со 2-й пол. 19 в. в связи с кризисом механнстич. мировоззрения проблема целостности становится одной из центральных в науч. познании. Вокруг нее наслаиваются, среди прочих, и попытки ндеалистпч. истолкований, в частности в нек-рых вариантах организмических теорий (проблематику Ч. и ц. особенно активно разрабатывал холизм). Если иметь в виду конструктивные моменты в развитии проблемы, то они опираются как на расширение методологич. арсенала познания (напр., развитие вероятностных методов не только реально показало ограниченность принципов однозначного детерминизма, но и дало средства для исследования нового типа связей сложных объектов), так и на развитие теоретич. концепций и дисциплин, основанных на целостном подходе к объектам (концепция интегративных уровней в теоретич. биологпп, исследования в генетике, экологии, физиологии, психологии и т. д.). Это и определило характер третьей, синтетич. стадии — стадии охвата целого, взятого в его расчленениях и связях. Особенности этой стадии, как и опыт предшествующей философии, учитывает в своем решении проблемы Ч. и ц. диалектич. материализм.
Новый, более широкий подход позволил преодолеть антиномии целостности. Была показана несводимость целого к сумме частей (в т. ч. на экспериментальном материале ряда наук). Вместе с тем логически уязвимо и положение «целое больше суммы частей», указывающее лишь на количеств, сторону дела («больше») и неявно исходящее из предположения об аддитивности свойств целого: целостность здесь представляет своеобразный остаток от вычитания суммы частей из целого. Решение проблемы состоит в том, что целостность характеризуется новыми качествами и свойствами, не присущими отд. частям, но возникающими в результате их взаимодействия в определ. системе связей.
Несостоятельна и постановка вопроса о том, что чему предшествует — целое частям или наоборот. Как показал еще Гегель, в отношении Ч. иц. ни одна
из сторон не может рассматриваться без другой: часть вне целого — уже не часть, а иной объект, т. к. в целостной системе части выражают природу целого и приобретают специфические для него свойства; с др. стороны, н целое без (до) частей немыслимо, т. к. абсолютно простое, лишенное структуры и неделимое даже в мысли тело не может иметь никаких свойств и взаимодействовать с др. телами. Неразрывная связь Ч. и ц. особенно наглядно обнаруживается в органичных целых, т. е. такой форме связи объектов, когда образованная ими целостная совокупность реализует свою способность к саморазвитию, проходя последоват. этапы усложнения и дифференциации (таковы социальные и бнологич. объекты). В процессе возникновения органичного целого между исходными компонентами создается система связей, имеющая характер целостной структуры; в дальнейшем развитие претерпевают как части целого, так и сама эта структура, причем одним из гл. критериев развития является возникновение разнока-ч е с т в. связей — структурных, генетических, связей субординации, управления и т. д. Компоненты «ставшего» органичного целого, будучи продуктом его развития, не могут быть выделены из него как внешне обособленные части без утраты их новой природы.
В органичном целом между его частями (а также между Ч. и ц.) существует не простая функцион. зависимость, а гораздо более сложная совокупность связей, в рамках к-рой причина одновременно выступает как следствие, полагаемое как предпосылка. Иными словами, взаимозависимость частей здесь такова, что она выступает не в виде линейного причинного ряда, а в виде своеобразного замкнутого круга, внутри к-рого каждый элемент связи является условием другого и обусловлен им. Это обстоятельство было указано Марксом при анализе системы буржуазных экономич. отношений и распространено на все органичные системы (см. К. Маркс, Экономич. рукописи 1857 — 1859 гг., в кн.: Маркс К. п Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 46, ч. 1). Целостный (структурный) подход не противоположен причинному объяснению, а лишь показывает недостаточность однозначной причинности при анализе сложной системы связей. Более того, сам принцип структурного объяснения, столь важный в совр. науке, в нек-ром смысле может быть понят как дальнейшее развитие принципа причинности (см. Н. Ф. Овчинников, Принципы сохранения, М., 1966, с. 326). Так преодолевается антиномия «целостность или причинность».
Совр. познание разрешает и антиномию, связанную с познанием целого н отчетливо сформулированную Шеллингом: «Поскольку идея целого может быть показана лишь путем своего раскрытия в частях, а, с другой стороны, отдельные части возможны лишь благодаря идее целого, то ясно, что здесь имеется противоречие, преодолимое лишь для гения, т. е. путем внезапного совпадения сознательной и бессознательной деятельности» («Система трансцендентального идеализма», Л., 1936, с. 388). Рациональный путь решения этой проблемы, не связанный с обращением к бессознательному, предполагает адекватное применение в познании анализа и синтеза. Каждый из этих приемов сам по себе недостаточен для познания целого в его конкретности; такое познание осуществимо лишь на основе их единства: в анализе выделяются те свойства предмета, к-рые делают его частью целого (основываясь при этом на спнтетпч. представлении целого, хотя бы в форме гипотезы, интуитивной догадки), а в синтезе целое осознается как состоящее из частей, определ. образом связанных между собой. Т. о., в каждом акте познания синтез осуществляется через анализ и наоборот. Это единство анализа и син-