Кодексы и их противники 16 страница

В нормальных условиях люди, поворачивающиеся спиной к реально­сти, быстро приходят в себя благодаря насмешкам и критике со стороны окружающих, которые свидетельствуют об утрате ими правильного положения. В Третьем рейхе никто не мог тебя поправить — особенно тех, кто принадлежал к «ближнему кру­гу». Напротив, любой самообман только приумножался, как в кри­вом зеркале, постепенно превращаясь в бесчисленное повторение уже созданного мира фантастических грез, не имеющего ничего общего с жестоким миром реальности. В тех зеркалах я уже не мог разглядеть ничего, кроме собственного, многократно воспро­изведенного лица. Никакие внешние факторы не нарушали едино­образия сотен застывших лиц, каждое из которых было моим (р. 379).

• Умохранители. Некоторые члены группы защищают ее от информации, которая могла бы поднять вопросы морально­го характера или поставить под сомнение эффективность груп­повых решений. Перед вторжением на Кубу Роберт Кеннеди отвел Шлезингера в сторону и шепнул: «Никому ни слова». Го­сударственный секретарь Дин Раек умалчивал о протестах дип­ломатов и разведчиков, выступающих против вторжения. Эти люди выступали в качестве президентских «умохранителей», защищая его не от покушений на его жизнь, а от фактов, иду­щих вразрез с принятым решением.

Группомыслие в действии

Из-за синдрома группомыслия могут не состояться поиск и обсуждение противоречащей информации и альтернативных возможностей (рис. 20-3). Когда лидер выдвигает идею, а груп­па изолирует себя от людей, высказывающих противополож­ные мнения, группомыслие может привести к принятию несо­вершенных решений (McCauley, 1989).

С трагической очевидностью группомыслие проявилось в процессе принятия решения, согласно которому НАС А отпра­вило космический корабль-челнок «Челленджер» в его роковой полет в январе 1986 года (Esser & Lindoerfer, 1989). Специ­алисты компаний Morton Thiokol, изготовившей ракетный дви­гатель на твердом топливе, и Rockwell International, сконструи­ровавшей сам орбитальный корабль, возражали против запус­ка. Они предупреждали, что вследствие низкой температуры воздуха оборудование может отказать. Инженеры Morton Thiokol опасались, что из-за мороза резиновые уплотнители между че­тырьмя секциями могут стать слишком хрупкими и не выдер­жать давление раскаленных газов. За несколько месяцев до ги­бельного полета ведущие специалисты компании в докладной записке сообщали, что возможен «эффект прыгающего мяча» и, если прокладки не выдержат, «в результате произойдет ката­строфа высшего порядка» (Magnuson, 1986).

В ночь перед стартом, буквально обрывая телефон, инже­неры пытались доказать свою правоту сомневающимся менед­жерам своей компании и сотрудникам НАС А, стремившимся во что бы то ни стало осуществить давно откладывающийся за­пуск. Один из инженеров Thiokol позднее вспоминал: «Мы по­грузились в размышления, как найти способ убедить их, что ускоритель не выдержит, но так и не смогли гарантированно доказать это». В результате возникла иллюзия неуязвимости.

Давление конформизма также имело место. Один из сотруд­ников НАСА недовольно отвечал работникам Thiokol: «Боже мой, когда же, по-вашему, запускать челнок? В следующем апреле?!» Высший руководитель Thiokol заявил: «Мы должны принять решение, достойное звания менеджера», а затем посоветовал своему вице-президенту по техническим вопросам Роберту Ланду «снять кепку инженера и надеть шляпу менеджера».

Для создания иллюзии единомыслия этот руководитель за­тем провел голосование только среди менеджеров, полностью игнорируя инженеров. После того как решение произвести за­пуск было принято, один из инженеров запоздало пытался пе­реубедить представителя НАСА. «Если что-нибудь случится на старте, — пророчески произнес он, — я определенно не хотел бы быть тем человеком, которому придется стоять перед комиссией по расследованию и объяснять, почему он решился на запуск».

И наконец, благодаря «умохранителям» высшие руково­дители НАСА, принимавшие окончательное решение, ничего не знали ни о тревогах инженеров, ни о сомнениях представи­телей Rockwell. Защищенные от неприятной информации, они, не колеблясь, дали свое согласие на трагический запуск «Чел-ленджера».

В 2003 году трагедия случилась вновь, после того как НАСА уволило пятерых экспертов, которых волновали проблемы бе­зопасности готовившегося к полету космического корабля (Broad & Hulse, 2003). Руководители НАСА отговаривались, что это было лишь привнесением свежей крови, но участники пуб­личной дискуссии говорили, что агентство старалось подавить критику и что НАСА не принимало во внимание их сомнения, которые, увы, оправдались: Columbia во время ее возвращения 1 февраля разлетелась на части.

Т.Шибутани. Социальная психология.*

ГЛАВА 11

КОНВЕНЦИАЛЬНЫЕ НОРМЫ И ЧУВСТВА

Хотя часть провозглашается, что человек — существо ра­зумное, своим поведением люди далеко не всегда оправды­вают эту характеристику. Разумность обычно предполагает понимание того, как данные средства относятся к желаемым целям, и осуществление такого выбора, который позволит человеку преследовать осознаваемые им интересы. Но люди нередко действуют явно вопреки своим интересам, и такие поступки оказываются предметом гордости и даже восхище­ния. Обиженный рабочий можст оскорбить своего эксплуа­татора и гордо отказаться от места. Такой поступок повле­чет за собой значительные лишения для всей семьи, но чело­век будет гордиться тем, что нашел в себе мужество отстаи­вать свои права. Иногда к людям, чьи поступки полностью соответствуют заранее провозглашенным намерениям, отно­сятся с презрением. Если отец отказывается благословить брак своей дочери с красивым и веселым человеком, которо­го он считает ненадежным, его могут осудить как неразум­ного и старомодного. Если он станет чинить препятствия молодой паре, его могут даже обвинить в «бесчеловечнос­ти». В каждом из этих случаев одобряется именно такое дей­ствие, которое не утилитарно.

Многие подобные действия люди совершают импульсив­но, в состоянии эмоционального возбуждения. Однако даже в более спокойных обстоятельствах поведение часто регули­руется соображениями чувств. Хотя некоторые социальные психологи считают, что было бы значительно легче понять человеческое поведение, если бы эти существа не были столь иррациональны, именно такое поведение и позволяет людям оставаться тем, что они есть.

Обычно люди сообразуют свое поведение с конвенциальными нормами. Однако иногда в отношение к окружа­ющим вмешиваются чувства, и исполнение конвенциальной роли становится очень болезненным или, напротив, достав­ляет наслаждение. Наказывать того, кто неприятен, стано­вится настолько легко, что существует опасность увлечься и перейти границы необходимой жестокости. С другой сто­роны, чувства препятствуют действиям, которые с ними не согласуются. Чиновник может «пойти навстречу» симпатич­ному ему человеку и отклонить точно такую же просьбу клиента, который произвел на него неблагоприятное впе­чатление. Хотя поступки чиновника не выходят за инсти­туциональные рамки, в инструкциях всегда остается лазей­ка, которая позволяет ему вынести то или иное — в зависи­мости от личных чувств — решение. Точно так же можно заметить, что, несмотря на стремления какого-то офицера быть справедливым, он неохотно посылает людей женатых и имеющих детей в опасные операции, даже если эти люди наиболее квалифицированны. Итак, соображения чувств вторгаются в организацию поведения, облегчая одни дейст­вия и препятствуя другим.

Поскольку чувства развиваются независимо от культур­ных норм, они не обязательно подкрепляют структуру ор­ганизованных групп. Зависть и чувство обиды часто пре­пятствуют успешному завершению коллективных действий. Люди часто дружески работают.вместе до тех пор, пока не возникает опасность, что один человек может вырваться вперед и обогнать остальных; если это замечено, они могут образовать временный союз, чтобы сдержать его прыть. Впрочем, враждебность среди коллег может не иметь ника­кого отношения к их работе. Человек может затаить злобу на другого потому, что тот вежлив, красив и, видимо, нра­вится женщинам. Или может невзлюбить коллегу за то, что тот напряженно работает, заставляя его испытывать угры­зения совести по поводу собственной лени. Это значит, что некоторые реакции первоначально направлены против со­бственных недостатков и впоследствии переносятся на других людей. Негативные социальные санкции часто препятству­ют проявлению внутренних распрей, но подспудно непри­язнь иногда переходит в ненависть, и тогда предприятие оказывается перед угрозой развала.

Чувства, основанные на эротических влечениях, — веч­ный источник затруднений. В каждом обществе обычаем или законом предписана область, на которой могут быть избра­ны партнеры; она обычно ограничена людьми противопо­ложного пола, одного и того же социального статуса и при­близительно одинакового возраста. Но выбор эротическо­го объекта не всегда следует линиям обычая. Значения, со­ставляющие эротическую привлекательность, очень тонки и редко вербализуемы. Многие сюжеты мировой литературы посвящены любовникам, которые вынуждены сохранять свою любовь в тайне, любовникам, которые покоряются групповым нормам, но потом тоскуют до конца своих дней, или, напротив, любовникам, которые бросают вызов услов­ностям и терпят поражение, подвергаясь остракизму или со­вершая самоубийство.

Всякий раз, когда вступают в брак люди, взаимное эро­тическое влечение которых кажется невероятным, возникает непонимание или подозрительность. Если красивая женщи­на выходит замуж за богатого старика, представителя этни­ческого меньшинства или низшего класса, ее подозревают в скрытых мотивах. Некоторые психиатры говорят в таком случае о неразрешенном комплексе Электры, но немногие люди поверят заверениям этой женщины в том, что она ис­кренне любит своего мужа. Подобные же подозрения возни­кают, если красивый молодой человек сочетается браком с женщиной средних лет. Кажется невероятным, чтобы он ис­пытывал к ней нежные чувства. Даже сами участники не всег­да убеждены в ложности таких опасений. Старый богатый мужчина может задумываться, действительно ли прекрасная невеста любит его или просто терпит из-за любви к комфор­ту и в надежде получить богатое наследство. Такой человек становится особенно чувствителен к любому проявлению возникающего соперничества.

Чувства занимают определенное место в структуре акта, вторгаясь в воображаемые репетиции, которые предшеству­ют явному действию. Когда акт блокируется, человек мыс­ленно взаимодействует не с реальными лицами, а с замещаю­щими их персонификациями. Пытаясь решить, за кого ей выйти замуж, девушка воображает реакцию родителей и реакции каждого из кандидатов, когда они узнают о ее выборе. Стра­дание или удовлетворение, приписываемое таким персонифи­кациям, создает образы, от которых нелегко отделаться. Де­вушка, очень любящая свою мать, вряд ли решится выйти за­муж за человека, внушающего матери отвращение. Она будет упорно сопротивляться решению, которое может причинить боль дорогим ей людям. Возможно, она постарается найти другую девушку для отвергаемого поклонника, чтобы смяг­чить удар его самолюбию. Человек получает удовольствие, воображая огорчения тех, кого он не любит, затруднения тех, на кого он обижен, и ликование тех, кого любит. Действуя в соответствии со своими чувствами, он испытывает внутрен­нее удовлетворение; стоит ему поступить иначе, его начинает мучить совесть.

В критических ситуациях, когда конвенциальные нор­мы не эффективны, чувства приобретают особенно боль­шое значение. Когда ситуация вполне определенна, чувст­ва остаются на втором плане. В обстановке экзаменов боль­шинство профессоров стараются рационально преодолевать свои антипатии и не отсеивать студентов без оснований. Торговые служащие обращаются с клиентами точно так же; но когда они крайне заняты или уж очень устали, они мо­гут разговаривать резко и быть грубыми с теми, кто им несимпатичен. В случае катастрофы любящая мать пожер­твует жизнью, чтобы спасти ребенка, но другая может на­столько сосредоточиться на собственном спасении, что даже не подумает о ребенке до тех пор, пока не окажется в без­опасности. Участники толпы обычно действуют, руковод­ствуясь чувствами. Они оскорбляются, узнавая об оскор­блении, нанесенном тому, с кем себя идентифицируют, или они могут давить друг друга в экстазе поклонения общему идолу. Поведение толпы, которое обычно возникает толь­ко в неопределенных, неустановившихся ситуациях, эмоци­онально и импульсивно.

Если чувства доминируют настолько, что конвенциальные обязанности отходят на задний план или игнорируются, че­ловек временно теряет контроль над собой и действует им­пульсивно. Рискуя подвергнуться смертной казни, оскорблен­ный муж убивает любовника своей жены. Солдат открывает огонь по приближающимся людям, не замечая, что это — под­разделение своей же армии. Муж бросает жену и детей только ради того, чтобы хоть несколько лет пробыть с красивой жен­щиной, даже зная, что она не очень к нему привязана. Во мно­гих случаях такие идущие от страсти поступки являются про­дуктом весьма длительного периода вызревания. Пока навяз­чивая идея развивается, происходит прогрессирующее суже­ние поля восприятия и концентрация воображения. Рацио­нальные соображения отметаются в сторону, и советы обес­покоенных друзей не принимаются в расчет. Внимание на­столько фокусируется на ограниченной зоне возможностей, что человек живет это время в особом мире; не приходится удивляться поэтому, что он может показаться сумасшедшим. Напряжение возрастает с каждым воображаемым событием до тех пор, пока какое-то открытое действие не становится императивным. Однажды начавшись, такой процесс часто кончается взрывом.

Страсть обычно влечет за собой пагубные последствия и особенно осуждается теми, кто не может ее понять. Но способен ли понять поступки влюбленного тот, кто никог­да не испытывал подобного чувства? Человеку, который никогда не переживал опасности потерять любимое сущес­тво, ревность представляется просто безумством. Но те, у кого были подобные переживания, могут понять это без труда, и, даже если они не прощают таких поступков, они часто сопротивляются наложению негативных социальных санкций. Терпимость часто приходит с годами. Конечно, существуют некоторые особенно негибкие люди, которых опыт ничему не учит.

Люди значительно различаются между собой по способ­ности сдерживать эмоции и оставаться в рамках конвенциальных норм. Одну крайность представляет собой индивид, который со страстью относится ко всякому начинанию и к каждому человеку. Другая крайность — индивид, похо­жий на идеальную модель рационального человека: всегда любезен, всегда поступает так, как нужно, и никогда не об­наруживает свои личные склонности. Хотя рациональность давно превозносится философами (и вслед за ними профана­ми), такие люди если и могут быть обнаружены, то лишь сре­ди тех, кто считается психически ненормальным. Желатель­но, разумеется, чтобы большинство решений принималось скорее рационально, чем на основе чувств. Но судья, кото­рый настаивает на соблюдении буквы закона и отказывает­ся принять в расчет смягчающие обстоятельства, кажется бес­человечным.

Итак, каждый из нас несет в себе особую, индивидуаль­ную комбинацию чувств по отношению к различным людям, и эти значения удерживают нас от чрезмерной утилитарнос­ти. Хотя соображения чувств часто подавляются, они прида­ют конвенциальным действиям специфическую окраску. В стиле поведения человек обнаруживает свои природные склон­ности и тем самым дает возможность другим людям опреде­лить свое к нему отношение.

…

Сохранение

чувства собственного достоинства

Оценить самого себя — это значит рассмотреть себя внутри некой иерархической системы. Люди весьма разли­чаются по их чувству собственного достоинства, и многие из этих различий обнаруживаются в повседневной жизни. Когда человек отказывается сделать то, что, как он счита­ет, несовместимо с его моральной ценностью, о нем гово­рят, что он гордый. Когда человек старается изо всех сил убедить других в своей значительности, его обвиняют в тщеславии. Когда человек отказывается дать самому себе высокую оценку, которую, по мнению других, он заслужи­вает, его называют скромным. Если личность — это орга­низация ценностей, то ядром такого функционального единства является самооценка.

Многое из того, что человек делает или отказывается де­лать, зависит от его уровня собственного достоинства. Те, кто сам не считает себя особенно талантливым, не стремятся к очень высоким целям и не проявляют огорчения, когда им не удается что-нибудь хорошо сделать. Люди, считающие себя не способными противостоять искушению, избегают ситуа­ций, в которых они могли бы поддаться соблазну. Человек, который думает о себе как о никчемном, ничего не стоящем объекте, часто неохотно прилагает усилия, чтобы улучшить свою судьбу. С другой стороны, те кто высоко себя ценит, часто склонны работать с большим напряжением. Они считают ниже своего достоинства работать недостаточно хорошо. Каждый индивид обладает какой-то Я-концепцией, которую он стре­мится укрепить и повысить, но существуют значительные раз­личия в том, в какой степени он способен к жертвам ради себя самого.

Психиатры часто говорят о том, адекватно или не адек­ватно чувство собственного достоинства человека, но всег­да возникает вопрос о границах этой адекватности. Счита­ется, что уровень собственного достоинства изменяется по континууму, по одномерной шкале от высокого к низкому. В действительности вопрос этот гораздо сложнее, ибо со­бственное достоинство человека складывается из чувств, ко­торые он испытывает к самому себе. Любая ориентация, воз­можная в отношении других людей, может быть обращена на самого себя. Точно так же как другой человек может быть объектом бескорыстной любви, человек может подходить к самому себе как к объекту безусловно ценному. Он относит­ся к самому себе с уважением, подобно тому как опытный спортсмен никогда не предъявит неразумных требований к своему телу. Так же как другой может быть объектом со­бственнической любви, человек может относиться к себе как к утилитарному объекту. Психоаналитики часто говорят о «нарциссизме»; в крайних случаях люди могут даже «про­жигать» себя в поисках удовольствия. Точно так же, как на других можно обижаться или их ненавидеть, человек может относиться к себе как к опасному объекту. Сэр Томас Браун однажды написал: «Во мне живет человек — человек, кото­рый ненавидит меня», изображая личность, отчужденную от самой себя. Тщеславие может рассматриваться как форма героепочитания, когда сам субъект выступает в качестве ге­роя. Точно так же, как к другим людям можно подходить с презрением, человек может унижать самого себя. Каждый человек подходит к самому себе каким-то образом. Наши знания об этом явлении, однако, еще столь незначительны, что мы можем лишь различать конъюнктивные и дизъюн­ктивные чувства. В таких обстоятельствах упрощенная од­номерная процедура кажется оправданной.

Подобно другим значениям, чувства к самому себе фор­мируются и подкрепляются благодаря упорядоченным ре­акциям других людей. Если другие постоянно относятся к человеку с уважением, он начинает считать само собой ра­зумеющимся, что он заслуживает такого отношения. С дру­гой стороны, если кем-то постоянно пренебрегают и насме­хаются над ним, ему ничего не остается, как заключить, что он достоин презрения. По мере того как выкристаллизовы­ваются такие оценки, они становятся все более независи­мыми от реакций других людей. Человека, у которого образовался комплекс неполноценности, вряд ли успокоят уговоры его друзей. И точно так же гордец отмахнется от любого человека, как от не имеющего значения, если тот обратится к нему без должного почтения. Как только сфор­мировался определенный уровень собственного достоинст­ва, он, подобно другим чувствам, имеет тенденцию к самоподкреплению.

На чувство собственной ценности до некоторой степени влияет социальный статус человека: как с ним обращаются другие — это зависит от его ранга в обществе. Те, чей род занятий не пользуется престижем — например, старьевщик, сторож, мусорщик, — иногда стыдятся самих себя, даже если они не совершают ничего аморального.

Однако совершенно независимо от социального стату­са большинство людей оценивает себя как неповторимое человеческое существо. Социальный статус может быть из­менен, но то, чем субъект является как человеческое су­щество, остается относительно постоянным. Каждый обладает индивидуальным набором физических черт, кото­рые он может находить привлекательными или непривле­кательными. Он характеризуется также определенной сис­темой шаблонов поведения — его личностью, которую может находить замечательной или скверной. Существу­ют черты, по которым он оценивается как другими, так и самим собой. Человек может достигнуть высокого соци­ального статуса, сознавать престиж, которым обладает, но смотреть на себя как на презренное человеческое сущест­во, не заслуживающее уважения и внимания окружающих. Он может испытывать хроническую боль от сознания своей неполноценности потому, что некрасив; он может страдать потому, что физически слаб и труслив, или из-за своей эт­нической принадлежности считать себя проклятым от ро­ждения. Так же как межличностные отношения изменяются независимо от конвенциальных норм, чувства, направлен­ные на самого себя, большей частью независимы от при­нятых в данной культуре определений достижений. Для большинства людей важнее всего отношение значимых других, особенно тех, кого они сами любят и уважают. Личный статус человека в первичной группе, следователь­но, в большинстве случаев важнее, чем его социальная позиция в обществе.

Поскольку картина мира создается в процессе коммуника­ции, критерии, по которым люди оценивают друг друга, за­висят от культуры. В социальных мирах, составляющих аме­риканское общество, существует удивительное разнообразие качеств, которыми люди гордятся или которых стыдятся: про­изношение, твердость зубов, предки, мускульная сила, уме­ние драться, число прочитанных книг, количество знакомых знаменитостей, честность, терпение, память, умение делать деньги, манеры, способность манипулировать другими людь­ми, арматура автомобиля или знакомство с экзотической пи­щей. Каждый человек рассматривает себя с точки зрения груп­пы, в которой он участвует, и все, что, по его мнению, произ­ведет впечатление на его аудиторию, представляет для него ис­точник гордости. Эти критерии суждений служат также оправ­данием уже установившегося уровня собственного достоинст­ва. Они усиливают и обосновывают оценки, которые уже были сделаны, и человек приходит к убеждению, что такие отноше­ния с людьми сложились у него в результате наличия или от­сутствия данных черт.

Хотя таким стандартам научаются, участвуя в жизни эта­лонных групп, при оценке самого себя каждый человек при­дает особое значение разным критериям. Человек может ощу­щать неполноценность, поскольку у него кривые зубы, хилая комплекция или он беден; он не представляет себе, какую за­висть вызывает его пышная шевелюра у стройного и блестя­щего друга, который преждевременно полысел. Женщина может быть недовольна собой, поскольку у нее плохая фигу­ра, но красавицы могут восхищаться ее интеллектом и чувст­вом юмора. Несмотря на многие проповеди, люди часто «не ценят того, что имеют».

Среди наиболее общих стандартов суждения о самом себе — идеалы мужественности и женственности. Люди чувствуют неполноценность, когда они считают, что не соответствуют этим идеалам.

Хотя люди обычно применяют один и тот же критерий при оценке себя и других, они часто более строги к самим себе. В формировании самооценки каждый человек принимает в рас­чет внутренние переживания, которые недоступны другим. Считает ли он себя хорошим человеком или плохим, мужес­твенным или трусливым, честным или нечестным, зависит скорее от того, что он сам о себе знает, чем от его престижа в обществе. Человек может испытывать агрессивные влечения, давать себе волю в эротических фантазиях, осуществлять на практике то, что он расценивает как извращение, или обла­дать детскими желаниями, которых он слишком стыдится, чтобы поведать о них даже самым близким друзьям. Посколь­ку другие не обнаруживают своих внутренних склонностей, у каждого создается впечатление, что только он и еще некото­рые неприспособленные индивиды виновны в таких предосу­дительных мыслях и поступках. Он не понимает того, что та­кие импульсы в действительности весьма широко распростра­нены.

Следует проводить различие между уровнем собственно­го достоинства человека и его сознательной самооценкой, ибо они могут быть прямо противоположны. В минуту трез­вого самоанализа большинство людей может взглянуть на себя с достаточной честностью, но сознательное оценивание нередко вводит в заблуждение. Каждый человек формирует о себе весьма устойчивую персонификацию, но он часто не сознает многих составных тенденций поведения, особенно тех, которых он стыдится. Некоторые люди прилагают серь­езные усилия, чтобы жить в соответствии со своими идеала­ми, и верят, что им это удается лучше, чем это есть на самом деле. Сознательные оценки часто не более как рационализа­ции, создаваемые, чтобы оправдать компенсаторные реак­ции на глубоко укоренившееся чувство неполноценности. Это говорит о том, что многие различия между сознательными оценками (тем, что человек говорит самому себе) и уровнем собственного достоинства (предпосылками, которые действи­тельно лежат в основе его поведения) являются защитными реакциями.

Все, что истолковывается как угроза оценке, которой при­держивается человек, вызывает сильные реакции. Всякий раз, когда по жестам окружающих он замечает, что их чувства не такие, какими, по его мнению, они должны были бы быть, он расстраивается. Чтобы восстановить уважение, обычно при­лагаются большие усилия. Когда такие попытки не достига­ют цели, автоматически активизируются некоторые типичес­кие шаблоны поведения. Поскольку считается, что они слу­жат для защиты, они обозначаются как защитные механизмы. Хотя это понятие введено в обиход психоаналитиками, не все они понимают, что защищается в этом случае не столько био­логический организм, сколько собственное представление о самом себе. Все защитные механизмы имеют отношение к Я. Они позволяют человеку сохранять чувство личной ценности в своих собственных глазах.

Защитные механизмы связаны в основном с процессами восприятия и символизации. Эта гипотеза была подробно разработана Салливеном, который утверждал, что пределы осознания — то, что человек способен обсуждать с самим со­бой, — устанавливаются защитными операциями. Если чело­век может не замечать свои явные неудачи и сохраняет уваже­ние к самому себе, его болезненные переживания подавляют­ся: жизнь идет дальше, как будто этих событий и не происхо­дило. Все восприятия избирательны, и то, что Салливен на­зывал «избирательной невнимательностью», — это всего лишь усиление определенного направления чувствительности. Пос­кольку Я-концепции суть отражение того, как с нами обра­щаются другие, внимание тех, кто не чувствует себя в безопас­ности, часто поглощено вопросом о том, какое впечатление на других они производят. Мы часто не замечаем жестов не­одобрения или интерпретируем их просто как проявление не­приятного характера. Перцептуальная защита — это, по-ви­димому, спонтанные реакции, которые охраняют человека от понимания определенных фактов, касающихся его лич­ности.

Экспериментальные исследования дали любопытные ре­зультаты. Применив тест словесной ассоциации, Брунер и Постмэн устанавливали время реакции своих испытуемых на различные слова. Затем для каждого из них было ото­брано восемнадцать слов, включая шесть таких, на кото­рые реакция была быстрая, и шесть таких, на которые ре­акция была замедленная, — последние, по-видимому, пред­ставляли собой значения, вызывающие беспокойство. Две недели спустя эти слова были предъявлены в случайном порядке через тахистоскоп — прибор, благодаря которому экспериментатор мог контролировать экспозицию. Время предъявления каждого слова увеличивалось до тех пор, пока субъект не оказывался в состоянии правильно его узнать. Выяснилось, что существует высокая корреляция между за­медленной реакцией и возрастанием экспозиции, необхо­димой для узнавания. Эти явления были истолкованы как защитный процесс; порог узнавания повышался при трево­ге испытуемого. Но некоторые узнавали слова, на которые у них было продолжительное время реакции, при экспози­ции значительно меньшей, чем средний порог узнавания. Эти случаи были истолкованы как пример особой насторо­женности к опасности. Экспериментаторы сделали вывод, что для некоторых людей существует критический уровень эмоциональной реакции, ниже которого перцептуальная защита не действует. Другие исследователи повторили этот эксперимент, взяв в качестве испытуемых негров и вклю­чив слова, которые должны были бы быть особенно болез­ненными для людей из этого меньшинства. Выяснилось, что действительно критические слова требовали более высокого порога узнавания. Однако было предложено новое объяснение: когда предъявлялись неприятные слова, испытуемые про­сто сдерживали свои реакции до тех пор, пока существова­ла неопределенность, не желая угадывать еще недостаточ­но ясные сигналы. Теория перцептуальной защиты под­верглась критике также со стороны Хови по той причине, что эта теория объявляет перцепцию процессом как позна­ния, так и ухода от познания. Он утверждал, что описан­ные явления могут быть объяснены с точки зрения относи­тельного доминирования значений. Если кому-то свойст­вен особый подход к своему миру, несоответствующие ре акции тормозятся, но это не обязательно носит защитный характер. Хотя явления, о которых идет речь, обнаружены во многих исследованиях, их истолкование еще вызывает со­мнения.

Человек с низким уровнем собственного достоинства мо­жет не только не замечать своих слабостей, но иногда фор­мирует идеализированную Я-концепцию, рассматривая себя как совершенство или почти совершенство. Создание такой персонификации облегчается тем, что одни и те же челове­ческие свойства могут интерпретироваться по-разному. Пас­сивная уступчивость может рассматриваться как деликат­ность и внимание к другим, агрессивность — как сила, а рав­нодушие — как самостоятельность и независимость. Фрейд отмечал, что люди, которые не уверены в себе, иногда пыта­ются развить в себе качества, противоположные их естествен­ным склонностям, и обозначил это как «реактивное образо­вание». Мелочный человек может утверждать, что он щед­рый, и скрытный — что он откровенен. Идеализированные персонификации могут поддерживаться фантазиями о дости­жениях и о восторженных приветствиях окружающих. Ког­да предпринимаются серьезные попытки жить в соответст­вии с этими идеалами, возникают трудности, поскольку че­ловек перенапрягает свои силы. Особенно когда на основе этих раздутых Я-концепций предъявляются требования к другим людям, возникают нарушения в межличностных отношениях.