Глава третья. Джорджия проснулась в прекрасном расположении духа, ожидая от наступающего дня только приятных событий

Джорджия проснулась в прекрасном расположении духа, ожидая от наступающего дня только приятных событий. Было начало восьмого, но солнечный свет уже золотил желтые маргаритки в огромном синем горшке на ее балконе. Сверкающие цветочные головки представляли собой захватывающее зрелище. Со всех сторон раздавалось птичье пение, заглушавшее вечный шум морского прибоя. Сами птицы яркими пятнами выделялись на зеленом фоне пышной растительности.

Джорджия повернулась на спину, наслаждаясь сознанием того, что она на Сансете и ей не нужно сломя голову мчаться на какую‑нибудь назначенную на раннее время встречу. Фелисити и Мартин, два ее помощника, прекрасно справятся с делами. Она заслужила этот отдых, пусть всего пару недель. Понимая, что она такой же трудоголик, как и ее отец, она отдавала себе отчет в том, что все‑таки не обладает его способностью жертвовать всем во имя достижения какой‑то цели. Джорджия одновременно любила и ненавидела своего отца. К матери она тоже испытывала двоякое чувство – мать приводила ее в ярость и… в состояние беспомощности. Родители всегда жили вместе, но Джорджия считала, что матери давно уже пора собрать вещи и уехать. Собственная независимость далась ей немалой ценой. А мать оставалась узницей в золоченой клетке, драгоценностью, которую доставали при необходимости – когда хотели блеснуть ею на светских приемах, – а потом про нее опять забывали. И ведь верным мужем Досон Беннетт не был. Они обе с матерью знали о его многочисленных интрижках. Но о разводе он и слышать не хотел. Отец был женат на красивой, утонченной, богатой женщине, которую много лет назад подчинил своей воле. Единственно, на чем сумела настоять ее мать, так это на праве Джорджии любить и быть любимой своими дедушкой и бабушкой и дядей.

Впрочем, им пришлось по‑настоящему сражаться за это право, так как Досон Беннетт на корню пресекал всякую попытку жены или дочери обратить внимание на кого‑то еще, кроме его собственной персоны. Он был центром семейного мирка. Но Джорджия всегда любила своего дядю Роберта. Несколько раз Ди, однако, ставила под угрозу возможность Джорджии навещать их. Ди открыто выражала сомнение в правоте тех или иных высказываний и суждений Досона Беннетта, и это, конечно, тому не нравилось. Он называл Ди женщиной, которая «слишком много себе позволяет», и как следствие Джорджии иногда месяцами не позволялось ездить к дяде. В такие моменты Досон Беннетт не уставал нахваливать жену, которая «знала свое место» с первого дня замужества.

Еще в детстве, когда Джорджия только‑только начала осознавать, как ее красивая мама страдает от своей ненужности, девочка пыталась всячески уговаривать мать научиться давать отпор отцу. Но та не следовала советам, а без устали твердила дочери: она вышла замуж на радость и на горе. Джорджия считала, что дух матери совершенно сломлен.

При воспоминании о родителях настроение Джорджии заметно испортилось – как всегда. Этого нельзя допускать в первый же день отдыха, подумала она. Мать сама выбрала себе путь в жизни. Дочь ни за что не повторит ее ошибку.

Джорджия встала с постели и решила перед завтраком сделать пробежку. Фигура у нее была великолепная, но только благодаря самодисциплине: диете и ежедневной гимнастике. И дядя Роберт не преувеличивал, когда рассказывал Линку Робартсу о ее спортивных достижениях. Еще девочкой она выигрывала все соревнования в бассейне и на беговой дорожке у себя в школе, а это была первоклассная школа для девочек, с усиленной физподготовкой. Подруги даже прозвали Джорджию Артемидой – по имени быстроногой богини.

Джорджия надела розовую майку, шорты и белые с розовым кроссовки, заплела волосы в косу и посмотрела на себя в зеркало. Она прекрасно выглядела и чувствовала себя готовой пробежать мили три. Линк Робартс сказал ей вчера на прощанье: «Я позвоню тебе утром». Но она не собиралась сидеть и ждать звонка. Хотя именно этого ей и хотелось. Ее страшно влекло к нему.

Джорджия бегала примерно час. Иногда ей навстречу попадались такие же бегуны, и она приветливо махала им рукой. Рядом сверкали голубое море и белоснежные коралловые отмели. Она подумала о том, что неплохо бы устроить пикник на Трайоне, необитаемом коралловом рифе, куда ее когда‑то возили дядя Роберт и Ди. Джорджии тогда было лет десять, а дядя Роберт только что перебрался на Сансет. Трайон располагался с подветренной стороны Сансета, но добраться туда при спокойном море было достаточно легко. На Трайоне росло много разных деревьев, пальм, кактусов и травы, но не было пресной воды. В детстве для Джорджии Трайон был Островом сокровищ – во многом благодаря тому, что дядя Роберт и Ди всегда припрятывали там для нее какой‑нибудь сюрприз, который она должна была разыскать. Обычно она приезжала на Сансет одна. Ее отец побывал здесь всего раз или два, причем только и делал, что за что‑нибудь критиковал дядю Роберта и Ди, как будто они были его подчиненными. А матери стоило лишь высказать намерение поехать вместе с Джорджией, как Досон Беннетт тут же находил весомый предлог не пустить ее туда.

По пути в отель Джорджия свернула на пляж. Сняла кроссовки и босиком побежала к лагуне. Она сейчас бы с удовольствием зашла прямо в воду, но купальника на ней не было, так что пришлось удовольствоваться лишь обильным умыванием соленой водой. От интенсивной пробежки она вся вспотела, кровь энергично заструилась под нежной кожей, отчего та порозовела.

Холодная вода производила чудодейственный эффект; Джорджия плескала воду на лицо, шею. И лифчик, и майка скоро совершенно намокли. Если бы она была на Трайоне, окруженная только глупыми чайками и крачками, то сбросила бы с себя одежду и искупалась, а так с плаванием придется подождать. Быстрым движением Джорджия распустила волосы, и ветер мгновенно подхватил их и окутал ее лицо длинными шелковыми прядями.

– Дочь Нептуна! – раздался внезапно чей‑то голос.

Она его сразу узнала. Ровный, уверенный, почти гипнотический голос.

Линк Робартс.

Джорджия обернулась, и сердце ее забилось сильней. Какой мужчина! Высокая, мощная фигура в темных клетчатых плавках как бы скользила по песку. Линк напоминал бронзовую скульптуру какого‑нибудь героя – широкоплечий, узкобедрый, как атлет. При виде него у Джорджии засосало под ложечкой.

– Я хотел побегать вместе с тобой, – сказал он, приблизившись, – но потом решил не мешать тебе.

Она не могла двинуться под его сверкающим взглядом, а он внимательно осмотрел сначала ее лицо, потом грудь, четко проступившую под намокшей майкой. Взглядом он как бы прикасался к ней и ощущал, какое у нее гладкое и нежное тело.

– Мне почему‑то кажется, что ты не угнался бы за мной, – отозвалась она. – А кстати, откуда ты знаешь, что я решила пробежаться?

– Я сам встал очень рано. Искупался, огляделся, и вдруг – ты! Бегаешь, как газель, по тропинке. А почему ты не надела купальник?

Ну конечно, думаешь смутить меня до такой степени, что я бы потеряла всякое самообладание? Нет уж!

Джорджия перевела взгляд на лагуну и ответила как можно спокойнее:

– Сама не знаю.

– Ну и что мы сегодня будем делать?

Он не пододвинулся к ней ни на дюйм, но ей показалось, что они уже стоят вплотную. Как будто они вдруг очутились вдвоем в гигантском воздушном пузыре.

– Я пока еще не думала. – Она пожала плечами, не найдя подходящего ответа.

– А ведь мы решили проводить время вместе!

– Я ничего такого не говорила.

– Не отпирайся, Джорджия, – шутливо сказал он. – К тому же здесь куча приятных возможностей. Как насчет того, чтобы понырять с рифа?

– Ты всегда добиваешься того, чего хочешь?

Он коротко рассмеялся.

– Как и ты, я избалован.

– Не думаю, чтобы меня баловали, – сказала она, вспоминая свое не такое уж простое детство.

– Ну‑ка, интересно послушать. – Он мягким движением протянул руку и заложил волосы ей за ухо. Рука его успела к тому же погладить ее щеку.

Она отвернулась.

– Линк, я ведь совсем тебя не знаю. И не могу сказать, доверяю ли я тебе.

– А ведь мне можно довериться скорее, чем кому‑то еще. Например, твоему другу Гэвину.

– Забудем про Гэвина. – Она повысила голос.

– Не думаю, что он тебе это позволит. Хотя, конечно, ты знаешь его гораздо лучше…

– Не понимаю, почему он тебя так волнует.

– Сам удивляюсь. Наверное, все дело в твоих глазах. В них какая‑то боль.

– Это так заметно?

– Очень.

Что‑то в его улыбке задело ее. Неужели и вправду заметно, что она все‑таки переживает?..

– Ну, так будем нырять или нет?

Надо отказаться. Вместо этого она произнесла:

– А почему бы и нет? Увидишь, на что я способна…

Вернувшись в номер, Джорджия сразу же прошла в ванную и приняла душ, чтобы хоть немного остыть. В присутствии Линка Робартса она испытывала одновременно возбуждение и какой‑то страх. И поддавалась страсти…

Джорджия направлялась в ресторан на завтрак, когда ее внимание привлекло необычное зрелище. Возле одного из пустых номеров стояла большая корзина для грязного белья, внутри которой ясно ощущалось какое‑то движение. В первый момент Джорджию охватила паника – она представила, что корзина полна змей. Но, конечно же, на острове их не было. Она подошла поближе, размышляя, не мог ли там очутиться какой‑нибудь котенок или щенок, принадлежащий кому‑нибудь из прислуги. Это не дело – приносить животных на работу, тем более прятать в корзине возле номера.

Она заглянула в номер, ожидая увидеть там горничную, занятую уборкой, но в комнате никого не оказалось. Джорджия взяла в руки прислоненную к стене швабру и решила потыкать ею в корзине.

К своему удивлению, она услышала громкий крик. Не лай или писк, а именно крик маленького мальчика. Джорджия отбросила швабру, и ее изумленному взгляду предстал шести‑ или семилетний малыш. Прекрасные сапфировые глаза смотрели на нее из‑под густой темной шевелюры.

– Вот это да! – воскликнула она. – Так можно получить инфаркт.

– Извините. – Малыш улыбнулся, как будто с ним удачно пошутили.

– Ничего. Прощаю. Подать тебе руку, чтобы ты мог выбраться?

– Ни за что! – Мальчик повалил корзину на пол, а потом выкатился из нее.

– Чем ты тут все‑таки занимаешься? – спросила Джорджия, помогая ему встать на ноги.

– Просто играю. Папа спит, а мне скучно.

– Но в корзинах для грязного белья нельзя играть.

– Больше не буду. Мне просто пришло это в голову, когда горничная ушла отсюда.

Мальчик был маленький, худенький, но, несомненно, очень сообразительный. Одет он был странно. Совсем не для курорта, а, скорее, для игры на скрипке. На нем был даже галстук‑бабочка.

– Ну и как тебя зовут? – спросила Джорджия с неподдельным интересом.

– Леон, – ответил мальчик с улыбкой.

– Приятно познакомиться, Леон, а я Джорджия. – Она протянула ему руку, и мальчик с достоинством пожал ее. – Леон не совсем обычное имя, и мне оно нравится.

– Это мамина идея. Я родился в августе. А Леон означает «лев».

– Я знаю, – улыбнулась Джорджия. – Я тоже по гороскопу лев. Разве это не здорово?

– Здорово. Поэтому мы должны стать друзьями.

– Хорошо. Ты в каком номере, Леон? Ты здесь с родителями?

Мальчик неожиданно опустил голову.

– Мама с нами больше не живет.

– Ох, прости, пожалуйста. – У Джорджии защемило сердце. Она мягко похлопала мальчика по плечу.

– Они не развелись, – торопливо сказал Леон, а его глаза были само страдание. – Они просто расстались.

– Я уверена, что все наладится, Леон, – проговорила Джорджия.

– Я тоже. – Он глубоко вздохнул. – Мама просто не может слышать, как папа все время играет на пианино.

Ну конечно. Адам Кэзуэлл, подумала Джорджия. И его маленький сын.

– Иногда он играет всю ночь напролет. – Леон по‑взрослому всплеснул руками. – Мама говорит, что это сводит ее с ума.

– Твоему папе надо подумать о хорошей звукоизоляции в одной из комнат, – сказала Джорджия.

– Да, дом у нас большой, можно найти подходящую комнату, – подхватил мальчик. – Просто мама не любит музыку так, как любим ее мы с папой.

– Понятно. А ты уже завтракал? – решила Джорджия отойти от неприятной темы.

– Нет, и я уже проголодался.

– Неудивительно. – Джорджия взглянула на часы. – Уже больше половины девятого. Наверняка твой отец уже встал. Я провожу тебя до вашего номера. – Джорджия взяла его за руку, и мальчик не стал сопротивляться. Ее присутствие его явно успокаивало. Видимо, он очень скучал по своей маме. – В каком номере вы живете?

– 24‑А. А я – в 24‑Б. Папа сейчас что‑то сочиняет. Что‑то про море. Поэтому мы сюда и приехали. Папа очень умный. Дедушка говорит, что это у мамы не все в порядке.

Когда они подходили к номеру, из него выскочил высокий, очень худой мужчина и начал беспокойно вглядываться в коридор. Мужчине было около сорока. Приятное, несколько нервное лицо с задумчивыми темными глазами, длинные темные волосы собраны в хвост…

– Леон! – воскликнул он одновременно с облегчением и раздражением.

– Все в порядке, папа, – бодро ответил мальчик. – Это Джорджия. Мы познакомились с ней в холле.

– Здравствуйте, мистер Кэзуэлл, я Джорджия Беннетт. Надеюсь, вы не очень беспокоились?

– Да нет. Леон вполне может о себе позаботиться. – Мужчина улыбнулся той же сияющей улыбкой, которой улыбался его сын. – Эта маленькая обезьянка не очень вам надоедала?

– Совсем нет! – воскликнула Джорджия. – Мы с ним вели приятную беседу. Но ему уже пора завтракать.

– Ну конечно! – Адам Кэзуэлл ударил себя по лбу. – Я опять проспал. Работал почти до рассвета. Бедный Леон. Неважный у него отец.

Мальчик тут же подбежал к отцу и обхватил его колени.

– Все в порядке, папа. Я рассказал Джорджии, что ты сейчас сочиняешь что‑то совсем особенное.

– Нам очень приятно, что вы приехали на остров, мистер Кэзуэлл, – улыбнулась Джорджия. Она поймала на себе его напряженный, изучающий взгляд, от которого ей стало как‑то неловко.

– Вы очень красивая, – наконец проговорил он.

– Спасибо, – приняла комплимент Джорджия. – Но это не моя заслуга. У меня красивая мать. Кстати, владельцем отеля является мой дядя, Роберт Мобрей. Может быть, вы не в курсе, но у нас здесь есть замечательная игровая площадка для детей на тот случай, когда родители заняты своими делами или дети хотят поиграть со сверстниками. За ними там присматривают взрослые.

– Это очень удобно.

– Ну, мне пора. – Джорджия взглянула на Леона и улыбнулась. – До скорой встречи.

– А можно я пойду завтракать с тобой, Джорджия? – попросил Леон. – Папа только через час соберется.

– Леон, прекрати, пожалуйста. Неудобно злоупотреблять временем мисс Беннетт, – поспешно вмешался его отец.

Джорджия думала недолго. Она была совсем не против того, чтобы взять с собой Леона.

– Никакого неудобства.

Адам Кэзуэлл широко улыбнулся.

– В таком случае веди себя как следует, молодой человек. – И добавил, обращаясь к ней: – Вы очень добры, мисс Беннетт. Я сам обычно не завтракаю.

– А ведь завтрак считается самой важной едой за день, – с легкой укоризной произнесла она.

– Вот и мама то же самое говорит, – вставил Леон. – Она говорит, что папа чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы правильно питался.

Адам Кэзуэлл беспомощно улыбнулся.

– А мы пойдем на веранду, Джорджия? – возбужденно спросил Леон, когда они оказались в обеденном зале.

– Конечно, только давай сначала возьмем себе еду. Здесь во время завтрака самообслуживание.

– Здорово! А то ведь мы все время ели у себя в номере.

– Ну, так сегодня все будет по‑другому. – Она подвела мальчика к буфету, где стояло около дюжины гостей. – Хочешь, чтобы я тебе положила, или сам справишься? И не обязательно накладывать полную тарелку. Лучше потом подойти за добавкой.

– Положи ты мне, пожалуйста, Джорджия. Только не кашу. Я ее ненавижу.

– Тогда, может быть, фрукты? Нарезанное манго выглядит просто замечательно.

– Не возражаю. – В голосе мальчика чувствовалось облегчение. – Еще я бы хотел…

– …сосиски, бекон и гренки.

Он улыбнулся, его глаза загорелись.

– Может быть, еще и яичницу, если ты перевернешь ее вверх ногами.

Спустя несколько минут они сидели за столиком на защищенной от солнца веранде. Джорджия потягивала грейпфрутовый сок, а Леон подцеплял вилкой сочные куски манго и отправлял их в рот.

– Это гораздо вкуснее, чем мюсли, – сказал он. – И почему только мама не знает об этом?

– Уверена, что знает. Может быть, тебе стоит чередовать фрукты с кашей? Ведь есть разные каши. Например, та, которая с Железным Человеком на коробке, очень вкусная. И полезная для тебя. Все чемпионы по плаванию едят такую кашу.

Леон покачал головой и приступил к апельсиновому соку.

– Мне об этом особенно беспокоиться не надо, Джорджи. Я буду музыкантом, как мой папа.

– Правда? Ты уже так рано решил, кем будешь? – поразилась Джорджия.

– Я же вундеркинд, Джорджи, ты разве не знала? – (Незаметно из Джорджии она стала Джорджи.)

– Да, я могла бы догадаться, – улыбнулась она. – Что‑то такое вокруг тебя витает. А на каком инструменте ты играешь?

– На рояле, как и папа. Конечно, не на его «Стейнвее». У папы большой концертный рояль. Мне придется играть на маленьком, пока не вырасту.

– А как мама относится к тому, что ее сын – вундеркинд?

– Она не возражает, – бесхитростно ответил Леон. – Она мной гордится. А чем занимаешься ты, Джорджи? – спросил мальчик в своей удивительно взрослой манере и благодарно улыбнулся, когда Джорджия отодвинула от него вазочку для фруктов и поставила тарелку с горячим.

– Я занимаюсь интерьерами. Ты знаешь, что это такое?

– Конечно! – кивнул Леон. – Мама приглашала специалиста по интерьерам, когда отделывала наш загородный дом. Она говорила, что до этого дом выглядел так, как будто в нем жили привидения. Такие мрачные комнаты! Нам с папой там очень нравилось, но мама сказала, что жить в деревне – значит загубить свою жизнь.

Джорджия начинала думать, что его мать с отцом жили как кошка с собакой.

– Но ведь вы там не работали, Леон? – спросила она, не в силах представить себе Адама Кэзуэлла на тракторе.

– У нас работает только папа, – ответил Леон. – Иногда он даже засыпает за роялем. Дедушка считает, что ему обязательно надо отдохнуть, иначе он сорвется. К тому же они с мамой постоянно ссорятся. Я просто ненавижу, когда они ругаются. – Мальчик мрачно покачал головой.

– Я сочувствую, Леон. – Джорджия пожала его маленькую ручку и переменила тему разговора: – Мне очень хочется послушать, как ты играешь. Я тоже училась играть на пианино. Я даже сдала все экзамены и получила два диплома, пока училась в школе.

– А потом поступила в консерваторию? – спросил Леон и откусил сосиску.

– Нет, я поступила в университет. Не так уж я хорошо играла, Леон. И уж точно не была вундеркиндом. Но музыку я люблю.

– А что бы ты хотела, чтобы я тебе сыграл? – спросил Леон, намазывая маслом кусок хлеба.

– Я не знаю твоего репертуара. А вот мне бы понадобилось несколько лет, прежде чем кто‑то захотел бы послушать мою игру.

– Ты знаешь сонату Моцарта в до мажоре? – спросил Леон.

– Но ты не сможешь ее сыграть!

– Смогу.

– Тогда ты и вправду вундеркинд, Леон. Я тебе просто завидую.

От музыки они перешли к спорту, и Джорджия с удивлением услышала, что Леон не умеет плавать. Все дети в его возрасте, которых Джорджия знала, хорошо плавали.

– Нам надо что‑то придумать, пока ты здесь. Но, конечно, если твой папа согласится.

– Я уверен, что согласится. – Леон положил на стол вилку и нож. – Если только ему самому не надо будет приходить. Он совсем не интересуется спортом. Даже крикетом. – Последние слова были произнесены явно с недоумением.

– Я могла бы устроить тебе урок прямо сейчас, – сказала Джорджия после короткого размышления.

– Я буду плавать с тобой, Джорджи? – спросил с надеждой в голосе Леон.

– Нет. У нас есть профессиональный тренер. Билл Дрейпер. Он очень хорошо ладит с детьми. Кстати, на острове немало детей. Хочешь познакомиться с ними?

– Папе, наверное, не захочется, чтобы я с кем‑то подружился, – неуверенно произнес Леон. – Он любит тишину.

– Но тебе необходимо общаться со сверстниками, Леон. Давай я сама с ним поговорю?

– Хорошо. Спасибо, Джорджи! – Мальчик явно обрадовался. – Давай пойдем к нему сразу после завтрака. Только попробую вот это датское печенье.

– У тебя хороший аппетит. – Джорджия улыбнулась и подала ему коробку с печеньем.

Потребовалось некоторое время, чтобы устроить Леона, но Джорджия не жалела. Сансет предоставлял все возможности для семейного отдыха, и о детях здесь заботились. Леон будет учиться плавать вместе с другими детьми, а потом присоединится к ним и в намеченных на этот день играх… Долго уговаривать Адама Кэзуэлла не пришлось, хотя Джорджия не могла вспомнить другого такого поглощенного своими делами человека. Было очевидно, что он любит сына и гордится им, но жил Адам Кэзуэлл для музыки. Джорджия удивлялась, как это он обходится без своего любимого «Стейнвея». К услугам музыканта на острове имелось несколько инструментов, но, казалось, они ему были совершенно не нужны для записи рождающихся композиций. Если бы он был более открытым человеком, она могла бы спросить, над чем именно он работает, но сближаться с ним ей не хотелось. По тому, как он смотрел на нее, она поняла, что он не прочь сделать ее своей музой.

Джорджия удивилась, что, несмотря на ее предложение забрать Леона после урока плавания, Адам Кэзуэлл сам добрался до бассейна и остановился поболтать с ней перед тем, как увести Леона переодеться. Затем Джорджия пошла в главное здание отеля и… набрела на Линка, который пил кофе за столиком под тентом.

– Присоединяйся, – вскочил Линк и пододвинул ей стул. – Я везде искал тебя, но твой дядя объяснил, что ты пристраиваешь сына Кэзуэлла.

– Кто‑то должен этим заниматься, – ответила Джорджия, глядя в его яркие всевидящие глаза. – Я бы выпила холодного кофе.

– А что к нему? – Линк подозвал официанта.

– Ради Бога, ничего. Мне еще завтрак надо переварить.

– Завтракала ты вместе с маленьким Леоном. – Он снова сел. – А что же его отец не присоединился к вам?

– Его не приглашали.

– Я говорил тебе, что их брак на грани распада.

– Остановись, – предупредила Джорджия.

– Дай мне закончить. Их брак еще можно сласти. Нужно спасти – ради мальчика.

– Ты хочешь меня о чем‑то предупредить?

– Джорджия, я не мог не заметить, как Кэзуэлл смотрел на тебя.

– При всей моей скромности, должна тебе сказать, что я привыкла к таким взглядам.

– Ну конечно, – протянул Линк. – Я ведь и сам не могу отвести от тебя глаз, но все же его взгляд был особенным. Кэзуэлл был похож на человека, который долго искал ответ на какой‑то вопрос и вдруг обнаружил этот ответ у себя под носом. Ты наверняка почувствовала то же самое.

– Линк, о чем ты говоришь?

– Ну, это же совершенно ясно. И ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

– Мне просто понравился маленький мальчик. А совсем не ею отец.

– Тогда, я думаю, надо дать понять это отцу, Джорджия, иначе ты попадешь в неприятное положение.

– Спасибо за совет, – сказала Джорджия.

– Пожалуйста. Я вообще человек очень добрый.

– Правда? А похож на крестоносца. Ну ладно, мы, кажется, решили опекать друг друга.

– Именно это и даст нам возможность спокойно отдохнуть, не правда ли? – насмешливо спросил он и улыбнулся. – А вот и твой холодный кофе. Во сколько мы сегодня отправляемся?

– С приливом. Нам надо еще подготовить лодку. Наполнить бак.

– Я уже все подготовил. – Он снова обворожительно улыбнулся. – А скажи мне, так, ради интереса, как бы ты переоборудовала отель, если бы тебе представилась такая возможность?

– Кто! Я? Я ведь еще такой несмышленыш. – Джорджия напомнила ему его слова.

– Не принимай все так близко к сердцу. В конце концов, тебе только двадцать четыре или около того.

– Хочешь посмотреть мои зубы?

– Господи, да мне не пришлось искать твое свидетельство о рождении! О твоем возрасте сказал твой дядя. И о том, сколь многого ты достигла в свои годы.

– Понятно. – Она слегка расслабилась. – Ну, так вот, Линк Робартс, я не намерена давать тебе пользоваться моими мозгами.

– Тогда скажи, сколько стоит твоя консультация.

– Сначала клиент должен мне понравиться.

– Вот поэтому я и спрашиваю. Я нравлюсь тебе, Джорджия. Ты даже хочешь поужинать со мной сегодня.

– Я не затем приехала на Сансет, чтобы охотиться здесь за незнакомыми мужчинами, – холодно ответила она. – Ну а что бы сделал с отелем ты, блестящий архитектор?

– Как насчет того, чтобы начать все сначала?

– Ты имеешь в виду, разрушить отель? – Джорджия широко раскрыла темные глаза.

– Ну, это, конечно, только гипотеза. Мы с тобой профессионалы. Можем обсудить вопрос предметно.

– Гипотеза? Правда? – Джорджия коротко рассмеялась. – Если бы твоя фамилия была не Робартс… Если бы ты и твой отец не собирались вкладывать деньги в Северный Квинсленд… В конце концов, это самое привлекательное место для туристов. Большой риф – одно из чудес света.

– Дело в том, мисс Беннетт, что я знаю это место гораздо лучше вас.

– Тогда вы должны знать его на десять лет дольше, – резко бросила Джорджия.

– К вашему сведению, мисс Беннетт, мне тридцать один.

– Этот возраст многие считают уже средним, – мило улыбнулась она.

– Ты имеешь в виду маленького Леона?

Она улыбнулась еще шире.

– Он говорит, что он вундеркинд.

Линк рассмеялся.

– Ну что ж, он, безусловно, понимает, когда перед ним красивая женщина. И знает, как с ней подружиться. На каком инструменте он играет?

– На фортепьяно.

– Тогда тебе надо организовать небольшой концерт – если мальчик, конечно, согласится. Он приятный малыш. Только плохо подстрижен.

– Вот именно! – вздохнула Джорджия. – Челка падает ему прямо на глаза. Мне кажется, надо спросить его отца, можно ли отвести мальчика в нашу парикмахерскую. И еще ему нужна повседневная одежда.

– Я думал, ты приехала сюда отдыхать, а не записываться в няньки. – В голосе Линка послышалась странная интонация.

– Но здесь оказался Леон, и ему надо помочь.

Взгляд Линка скользнул по ней и задержался на полных, мягких губах.

– Благослови Господь твое доброе сердце, Джорджия, но почему ты не хочешь предоставить отцу заботу о собственном ребенке? Мне кажется, Кэзуэлл только с виду такой беспомощный.

– Скорее нервный, – поправила его Джорджия. – Мне он показался очень нервным.

– Как раз таких людей меня учили избегать.

– Ну конечно. Ты же деловой человек, а он музыкант. Вы как с разных планет.

– А что ты имеешь против деловых людей? Ты же сама решила посвятить свою жизнь карьере.

– А может быть, у меня несколько скелетов в шкафу.

– Тогда нужно открыть твой шкаф, и все сразу станет понятно.

– Я думала над этим. Нет, ничего не выйдет. – Джорджия резко сменила тему разговора: – Значит, ты решил снести отель?

– Тсс, Джорджия. – Он приложил палец к губам.

– Какой ты хитрый, Линк Робартс. – Хитрый. Опасный. Несущий в себе разрушение, подумала она, чувствуя, что ее тело плавится как воск.

– Но это же не смертный грех, ведь нет? А если серьезно, я стараюсь вникать во все отрасли гостиничного бизнеса. Твой дядя основал этот курорт примерно лет пятнадцать назад. Это была хорошая работа. Но для того времени. Теперь, я думаю, нужна совершенно новая концепция.

– Ну и как бы ты поступил? – спросила Джорджия, стараясь противостоять его обаянию.

– Я бы сделал один центральный комплекс и много бунгало по всему острову, – ответил он с энтузиазмом в голосе. – А для семейного отдыха есть множество других островов. Я считаю, что «Сансет» надо предоставить только взрослым. От детей нельзя ожидать бережного отношения к таким маленьким, драгоценным заповедникам.

– Значит, ты бы запретил приезжать сюда детям? – Джорджия даже не стала сдерживать возмущение.

– Послушай, – примирительно сказал Линк, – ты же прекрасно понимаешь, как губительно сказывается на рифах все возрастающее число туристов. На Сансете великолепные рифы. Твой дядя сам говорил мне, какой огромный урон нанесен им в последнее время. Нельзя допустить, чтобы ситуация стала необратимой. Не все родители прививают своим детям бережное отношение к природе. Когда детей много, они превращаются в огромную разрушительную силу. Ты приезжаешь сюда с детства. Ты же видишь, сколько всего уже уничтожено. Даже прогулочная дорожка вокруг острова и та уже значительно пострадала. Я бы постарался уменьшить число приезжающих сюда. Не больше пятидесяти человек одновременно. Вот в этом и состоит моя новая концепция.

– А как же дядя Роберт? Ты ведь знаешь, что у него нет таких денег.

– Знаю.

– Значит, сюда тебя послал отец?

– Ты говоришь так, как будто я заслуживаю тюрьмы, – произнес Л инк с горечью. – Я поехал сюда, чтобы совместить приятное с полезным. Мне надо было немного отдохнуть, и я решил посмотреть, как функционирует один из маленьких курортов. Никакого особенного плана не было, Джорджия. Небольшая туристическая поездка в рай.

– Очень разумная туристическая поездка, – заметила Джорджия, глядя в его светлые пронзительные глаза.

– Я думаю, ты понимаешь: чтобы выжить, нужно быть разумным.

Она пожала плечами.

– Если это для тебя что‑то значит, то я согласна: число туристов надо сократить. Я тоже не хочу, чтобы разрушались рифы. Но наш центральный комплекс можно сохранить, а бунгало построить спустя некоторое время.

– Центральный комплекс требует основательного ремонта. Холл слишком темен.

– Я тоже об этом думала. Мне кажется, здесь нужен огромный купол, тогда будет много света. Еще я бы устроила фонтан и водный сад.

– Правда?

– Не издевайся.

– Ну что ты!

– Ты на все способен… Еще я бы поменяла всю цветовую гамму. У Ди был слишком практичный подход, и ее можно понять, но я бы постаралась отразить здесь все краски острова.

– И ты намерена предложить дяде свои услуги?

Тон у Линка был совершенно безобидный, но Джорджия вдруг вскочила. Щеки ее пылали.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что нам понадобится на это твое разрешение?

– Ну не надо, Джорджия. Я только спросил. – Он схватил ее за руку. И держал. Сердце ее бешено колотилось.

– Только спросил? А мне показалось, что ты слишком много внимания уделяешь нашим проблемам.

– Ты сама напускаешь тумана. И вообще, мы собирались обсудить, когда поедем нырять.

– Я жду, когда ты назовешь время, – коротко ответила она. – Ты же у нас за главного.

– А я думал, что я такой простой парень.

Несколько человек на веранде уже посматривали в их сторону, и Джорджия подалась к нему и прошептала на ухо:

– Ты жесткий и колючий, и я тебе совсем не доверяю. Поедем в два часа.

– Прекрасно! – Он улыбнулся своей насмешливой улыбкой и отпустил ее руку. – Увидимся на пристани?

– На пристани. – Она коротко кивнула, чувствуя, что вся дрожит. – Думаю, ты разбираешься в моторах. Я ведь могу бросить тебя там.