Социальные критерии

Термин «человеческое стадо», принятый в отечественной истории арха­ического общества и не разделяемый зарубежными антропологами, исполь­зующими для этих целей термин band, может ввести в заблуждение. Неболь­шая группа древних людей, состоящая из взрослых и детских особей числен­ностью в 20—30 индивидов, с осторожностью передвигающаяся из одного места в другое, вряд ли кому напоминает несущийся табун лошадей или тупо бредущее стадо баранов. Слово «стадо» потребовалось, видимо, для того, чтобы лучше оттенить специфику социальных отношений в первобытном со­обществе: обезличенность, отсутствие разума, речи и навыков трудовой де­ятельности, господство инстинктов и т.п.

Человеческое стадо — это не только научное понятие, но и очень специ­фическая категория-метафора, которая отражает самую раннюю стадию раз­вития общества и аморфное состояние современного общества или его час­ти. Устаревшим термином, обозначающим самую раннюю форму организа­ции общества, а именно первобытное человеческое стадо, выступает слово «орда». (В обиходном значении стадо обозначает многочисленное неоргани­зованное скопище людей.)

В человеческое стадо современные люди превращаются тогда, когда те­ряют контроль над своим поведением, способность к самостоятельному мышлению, духовную или нравственную опору, подчинясь только низмен­ным инстинктам. В этом состоянии люди слепо подчиняются вожаку или лидеру, становятся покорной, обезличенной массой. Если сделать всех лю­дей одинаковыми по своим возможностям и потребностям, то это будет ста­до, а не человеческое общество (Ф. Кривин). Авторитарный лидер железной рукой ведет человеческое стадо к принудительному счастью, как он его по­нимает. Человеческое стадо обладает мощной способностью к психическо­му заражению, оно инертно, способно верить, но не думать, способно под­чиняться чужой воле, но не способно сопротивляться. Его можно вести к коммунизму, но нельзя — к капитализму, ибо это строй индивидуалистичес­кий. Подобные выражения встречаются в художественной, публицистичес­кой, религиозно-нравственной и философской литературе.

Чрезвычайно важным моментом социальной эволюции, по мнению Эн­гельса, было приспособление верхних конечностей не только как дополни­тельной опоры при передвижении или каких-то хватательных движений (ска­жем, при лазании по деревьям), но и для выполнения элементарных трудо­вых операций. Хотя у обезьяны и человека «число и общее расположение костей и мускулов одинаково... рука даже самого первобытного дикаря спо­собна выполнять сотни операций, недоступных никакой обезьяне»⁶. В то же время, подчеркивает Энгельс, «рука... является не только органом труда, она также и продукт его»⁷. Необходимость выполнять трудовые операции зада­ла определенное направление эволюции, в ходе которой и сложился совер­шенно уникальный инструмент, который одновременно является частью тела, — человеческая рука. Такого рода неотъемлемым от тела орудием не обладает ни одно другое живое существо. Как отмечает Н.В. Клягин⁸, если для изготовления первых ручных рубил «человека умелого» требовалось 3— 10 ударов, то уже для древнеашельских (1,5 млн — 800 тыс. лет назад) рубил аббевильской техники — 25 ударов, для средне-верхнеашельских (пример­но 800—400 тыс. лет назад) рубил — уже порядка 65 ударов. С увеличением мозга качественный скачок совершило сознание нашего предка и возросли способности к абстрагированию. Человек прямоходящий совершает транс­континентальный, растянутый на миллион лет, миграционный переход из Африки на просторы Южной и Центральной Европы, Южной Азии и ост­ровов Индонезии. Возможно, он захватил с собой главное богатство — но­вую форму социальной организации — праобщину (стадо) людей.

Развитие руки и трудовой деятельности стало толчком для перевода био­логической эволюции на путь эволюции социальной. Происходит качествен­ное изменение всей хозяйственной жизни— от простого прикармливания человек переходит к собирательству, т.е. к систематическому поиску расти­тельной пищи, транспортированию на стоянку, складированию и хранению ее для будущего потребления.

Отложенное потребление, т.е. не поедание найденного сразу на месте, а накопление впрок, — характерная черта нового отношения к собирательству. Другая особенность — использование простейших орудий труда, скажем, палки-копалки. А затем — рыбная ловля. Именно этот период существова­ния Г. Морган называет «младенческим периодом существования человека», когда

человечество училось пользоваться огнем, давшим возможность питать­ся рыбой и переменить свое местожительство, когда оно пыталось со­здать членораздельную речь. В этом совершенно примитивном состоя­нии человек является не только ребенком, в масштабе развития чело­вечества, но и обладателем мозга, в который не проникла ни одна мысль. ни одно понятие, связанное с каким-либо учреждением, изобретением и открытием, — одним словом, он стоял на самой низкой ступени, но таил в себе все, чем он стал впоследствии⁹.

⁶ Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека // Маркс К., Энгельс Ф. Избран­ные произведения: В 3-х т. Т. 3. М., 1983. С.70.

⁷ Там же. С.71.

⁸ К.1ягин Н.В. Происхождение цивилизации (социально-философский аспект). М., 1996.

⁹ МорганЛ. Г. Древнее общество, или Исследование линий человеческого прогресса от дикости чсрс,варварство к цивилизации. Л., 1934. С. 25.

Мужчины и женщины в этот период охотились на мелких животных и мелкую дичь. Охота на крупных животных появится значительно позже. На этом этапе четко выраженного разделения труда между полами, видимо, пока еще не происходило.

Таким образом, человеческое стадо — группы первобытных людей, объ­единялись для совместного выживания. Заслуги перед человечеством этой формы социальной организации людей — борьба со своей зоологической природой и окончательная победа разума над инстинктами. Структурные элементы первобытной культуры — тотемы, табу, верования, заповеди, тре­бования обычного права, моральные нормы — были прямо направлены на обуздание зоологических инстинктов членов первобытного стада. Они пред­ставляли собой культурные формы регулирования страстей, желаний, вле­чений, вражды и т.п. Не вызывает сомнений, что культура рождалась как способ ограничения природы, причем средствами весьма жесткими, репрес­сивными. И сегодня появляются теории, указывающие на то, что в современ­ном человеке не умерли первобытные инстинкты и что культура как сред­ство обуздания их нужна сегодня как никогда.