Предисловие 10 страница

Сопоставьте цифры с тем, как мы едим в действительности, и вывод будет ясен: мы едим слишком много, в особенности слишком много мяса. Мы задаем непосильную работу желудку и кишкам. У большинства людей из обеспеченных классов большая часть жизненных сил, получаемых от питания, уходит на пищеварение. Не думайте, что я преувеличиваю. Переваривая поглощаемое нами количество пищи, мы переварили бы стенки желудка и кишок, если бы ткань, защищающая их внутреннюю поверхность, не возобновлялась беспрерывно. (Известно, что эта ткань возобновляется очень быстро по мере того как пищеварительные соки ее разъедают.) А это громадная работа. Кишки, если их вытянуть, занимают длину, в семь или восемь раз превышающую наш рост при ширине в 12 дюймов (30 сантиметров). Следовательно, площадь поверхности кишок и желудка, находящаяся в работе во время пищеварения, равняется по меньшей мере 50 квадратным футам. А если при этом мы вспомним, что и без того значительная работа постоянного возобновления внутренних тканей в течение нескольких часов ежедневно еще усугубляется благодаря шероховатостям, покрывающим всю эту огромную поверхность, если мы примем в расчет, сколько сил уходит на разжевывание пищи, на перистальтические движения кишечника, на образование нужного количества слюны, пищеварительных соков и желчи, то мы поймем, какой огромной затраты сил требует пищеварительный акт.

Не очевидно ли после этого, что человек, который слишком много ест, — ничего больше как животное, раболепный слуга своих пищеварительных органов? Прибавьте к этому, что большинство таких людей, ввиду почтенного количества блюд, которые им надо отправить в желудок, находят слишком скучным хорошо разжевывать пищу, усугубляя и удлинняя работу пищеварения еще этой статьей, ибо когда пища недостаточно размельчена, то нужно очень много времени, чтобы пищеварительные соки ее пропитали.

Какую пользу могла бы принести небольшая брошюрка с табличкой, где было бы обозначено содержание каждого рода пищи в усвояемых количествах белковых, жировых и углеводистых веществ! Во всех специальных трактатах по этому предмету приведено содержание различного рода пищи в азотистых веществах; поэтому в настоящее время мы знаем, что очень многие азотистые соединения не представляют, собственно говоря, восстановляющей пищи. Имея перед собой такую табличку, каждый студент мог бы составить приблизительно свое меню, и в результате получилась бы двойная польза: во-первых, он бы тогда правильно питался, во-вторых, его пищеварительные органы были бы избавлены от лишней работы, производящейся в ущерб умственному труду. Вопрос о том, сколько раз в день и в какие часы следует есть, — ничтожный вопрос в сравнении с вопросом об относительном количестве составных частей пищи. Мы вовсе не требуем, чтобы студент взвешивал, как это делал Корпаро, все, что он съедает в течение дня; но после пяти-шести таких взвешиваний он мог бы составить приблизительное понятие о том, сколько ему следует есть, и избежал бы по крайней мере той страшной траты сил, которой подвергается каждый молодой человек, посещающий ресторан, где под шум разговоров и споров молодежь наедается до пресыщения.

Гигиена дыхания проще. По-видимому, дышать чистым воздухом не составляет даже потребности. Немало видел я молодых людей, готовых лучше дышать испорченным, отвратительным воздухом, чем впустить в комнату немножко холода, отворив форточку. Устройство в этом отношении воспитательных учреждений и частных домов находится в первобытном состоянии. А между тем доказано, что испорченный воздух делает человека беспокойным, раздражительным, недовольным. Не получая здорового возбуждения, которое дается чистым воздухом, организм поневоле должен искать ненормальных возбуждений. Студенту, который имеет свою отдельную комнату, нет никакой необходимости вдыхать испорченный воздух; он может часто проветривать или — что еще лучше — он может работать на воздухе. Кроме того, он может ходить по комнате и читать или думать вслух. Известно, что у глухонемых вследствие того, что они не говорят, легкие бывают очень слабы: глухонемой с трудом погасит свечку на расстоянии нескольких сантиметров. Громкая речь — хорошая гимнастика для легких.

Следует также иметь в виду, что согнутое положение тела при чтении и при письме сильно стесняет движение дыхательных органов, и с течением времени привычка сидеть согнувшись может вредно отозваться на здоровье, поэтому необходимо приучать себя держаться во время работы как можно прямее, чтобы грудь не была сжата и дыхательные органы могли бы действовать совершенно свободно.

Но одного этого все-таки недостаточно; необходимо, кроме того, от времени до времени прекращать работу, вставать из-за стола и проделывать то, что Лагранж называет «дыхательной гимнастикой». Это превосходное средство. Оно состоит в глубоких искусственных вдыханиях, причем надо делать движения вроде тех, какие мы делаем инстинктивно по утрам, когда потягиваемся после сна. Обе руки медленно приподнимаются и раздвигаются в стороны; в то же время надо стараться вдыхать воздух как можно глубже; затем при вдыхании руки опускаются. При поднятии рук полезно даже становиться на цыпочки, постепенно приподнимаясь на носках: это движение заставляет позвоночный столб выпрямляться, причем ребра описывают сегмент круга значительно больше того, какой описывается ими без этого движения. Таким образом, дыхательная гимнастика не только служит хорошим упражнением для сочленений ребер, но еще растягивает значительную часть легочных пузырьков, которые оставались сжатыми и куда кислород не мог проникать. Благодаря этому увеличивается поверхность соприкосновения крови с воздухом, чем и объясняется подмеченное Мареем явление, что после всякого такого упражнения, если оно продолжалось достаточно долго, ритм дыхания, даже в состоянии покоя, остается еще на некоторое время измененным. Надо заметить, что при этого рода гимнастике употребление гимнастических игр положительно воспрещается, ибо всякое усилие сопряжено с приостановкой дыхания.

Но все эти средства, при всей их полезности, только паллиативы (полумеры), и ни в каком случае не могут заменить физических упражнений в собственном смысле.

Ясно, что физическое упражнение само по себе не вносит ничего нового. Оно действует косвенным образом, улучшая общий механизм функций питания.

Как мы только что видели, для усиления деятельности дыхательных органов можно иногда пользоваться комнатной гимнастикой, но, чтобы заставить кровь быстрее обращаться и, следовательно, чаще проходить через легкие, комнатной гимнастики недостаточно. Кровообращение и дыхание — это, собственно говоря, одна и та же функция, только рассматриваемая с двух разных концов. Все, что влияет на кровообращение, влияет и на дыхание. Лавуазье, в своем отчете Академии наук за 1789-й год, указывает на тот факт, что натощак после физической работы, человек усваивает почти втрое больше кислорода, чем в состоянии покоя. Следовательно, первым последствием физического упражнения бывает то, что организмом поглощается значительное количество кислорода. Таким образом, проводя свое время в сравнительной неподвижности, студент обрекает себя на неполноценную жизнь, тогда как, если он ежедневно делает моцион на чистом воздухе, кровь его становится богаче, дыхание деятельнее, и он садится за работу свежий и бодрый. Мозг становится способным к более энергичному и продолжительному усилию. Работа сердца уменьшается и вместе с тем становится более производительной, ибо когда мускулы бездействуют, то кровь застаивается в волосных сосудах, что сопровождается замедлением сгорания негодных частиц, тогда как, если мускулы находятся в движении, кровообращение мелких артерий усиливается; таким образом, волосные сосуды — это «периферическое сердце», деятельность которого обусловливается эластичностью тонких артерий, — облегчают работу центрального органа на всю сумму труда, который они берут на себя.

Но благотворное влияние физической работы этим еще не исчерпывается. Мускулы — это сгустители кислорода, те же дыхательные органы, как доказал Поль Бер: в мускулах происходит обмен вдыхаемого кислорода и выдыхаемой углекислоты. Этот обмен в высшей степени важен: чем он энергичнее, тем энергичнее идет и работа сгорания жировых веществ, получаемых из пищи; когда мускулы неподвижны, такого сгорания не происходит; жировые запасы отлагаются в разных частях тела, что неизбежно приводит к ожирению. Но отложение жира далеко не единственное вредное последствие физической лени: считается почти доказанным, что основная причина подагры, каменной болезни и несвежего дыхания коренится опять-таки в неполном сгорании пищевых материалов вследствие ослабленной деятельности дыхательных органов. И не надо забывать, что это периферическое дыхание — дыхание мускулов, имеющее столь первостепенную важность, длится не только во время работы; как мы уже видели, усиленная деятельность дыхательной функции мышц продолжается довольно долго и после работы.

Следует также принять во внимание, что для большинства молодых людей из обеспеченных семейств, для молодых людей, которые много едят, физические упражнения безусловно необходимы. Для такого молодого человека полезна даже усиленная физическая работа, ибо она ускоряет сгорание поглощаемых материалов. При усиленном питании и праздном образе жизни кровеносные сосуды переполняются хилусом. У сытых и праздных людей тошнота и дурной вкус во рту очень обыкновенное явление, особенно по утрам, когда вследствие полной неподвижности тела во время сна это переполнение еще усиливается. Желудок действует вяло, кровь в буквальном смысле «сгущается», т.е. обременяется несгоревшими материалами. Получается парадоксальное явление, очень часто наблюдаемое у таких людей, когда они просыпаются утром: я имею в виду чувство усталости, оцепенения, умственную лень, являющуюся последствием чрезмерного накопления запасов. Мы имеем неопровержимое доказательство, что упомянутое явление происходит именно по этой причине: стоит человеку решиться и сесть за работу, — и чувство усталости, которое по-видимому должно бы расти, начинает уменьшаться по мере того как уменьшается, вследствие окисления, излишек запасов, скопившихся в крови.

Итак, физическая работа, ускоряя кровообращение и улучшая состав крови, способствует более быстрому усвоению питательных веществ и более быстрому удалению неусвояемых материалов.

Но, не говоря уже о необходимости физической работы для здоровья вообще, все мы знаем, как благотворно действует моцион на перистальтические движения желудка.

2. До сих пор мы рассматривали физические упражнения только со стороны их влияния на функции питания. И с точки зрения воспитания воли это самая существенная их сторона, так как воля и внимание находятся в тесной зависимости от здорового состояния организма. Но физические упражнения воздействуют на волю и более прямым путем. В движениях мышц выражаются первые робкие попытки проявления воли у ребенка. Нужно несколько лет упражнения, чтобы ребенок научился свободно управлять своими движениями, и за эти долгие годы учения дисциплинируются его воля и внимание. Кому не приходилось испытывать на себе, что в минуты апатии даже для взрослого человека самое ничтожное проявление воли, какое нужно, например, чтобы заставить себя сделать движение, подняться с места, выйти на улицу и т.п., — требует большого усилия и достается с трудом? Можно ли после этого сомневаться, что физическая деятельность или, точнее сказать, живые, отчетливые движения (ибо ходьба, которая очень скоро становится автоматической, не имеет никакого значения в этом смысле) представляют превосходное упражнение для воли и внимания? Это до такой степени верно, что невропатам, совершенно неспособным к усилию внимания, предписывается физическая работа. Усилие подразумевает волю, а

воля, как и все наши способности, развивается путем упражнения, т.е. повторения усилий. Кроме того, физический труд, как только он начинает утомлять, становится страданием, а заставить себя не поддаваться страданию, это высшая форма проявления воли.

Итак, физическое упражнение, не говоря уже о косвенном его влиянии, воздействует на волю и непосредственным образом и в этом смысле может быть названо начальной школой воли.

Нужно ли прибавлять, что оно влияет и на ум? Это влияние несомненно. Физическая лень оказывает гибельное действие на умственные способности: впечатления почти не возобновляются, человеком овладевает скука и недовольство; ему ничего не хочется; он сидит в своей комнате угрюмый и апатичный. И единственная причина такого состояния, которое, наверное, каждый из нас испытал на себе, — физическая неподвижность, отсутствие внешних возбуждений и — как естественное последствие — вялость и неповоротливость мысли. Какой резкий контраст представляет это грустное состояние с тою ясностью мысли, с тою живостью и богатством впечатлений, какими наслаждается человек, когда он размышляет, гуляя на чистом воздухе по полям и лугам!

Итак, не подлежит никакому сомнению, что влияние физических упражнений на умственные способности очень велико.

3. Но, понимая все благотворное влияние физических упражнений, студент должен относиться критически к тем ложным воззрениям, которые так распространены у нас в обществе по этому вопросу. У нас часто смешивают две совершенно разные вещи: здоровье и физическую силу. Крепкое здоровье обусловливается энергичной и правильной деятельностью дыхательных и пищеварительных органов. Быть здоровым — значит, с одной стороны, хорошо переваривать пищу, свободно дышать и иметь деятельное и правильное кровообращение, с другой — легко приноравливаться к переменам температуры. А все эти качества не имеют никакой причинной связи с физической силой. Ярмарочный силач может быть очень болезненным человеком, а какой-нибудь кабинетный ученый, не выдающийся своей физической силой, может обладать железным здоровьем. Атлетическая сила мускулов ни в каком случае не должна составлять цели наших стремлений. Атлетическая сила развивается только усиленным упражнением, а усиленное упражнение несомненно истощает, не говоря уже о том, что оно нарушает правильную деятельность дыхательных органов и вызывает сильные приливы крови к шее и голове. Усиленная физическая работа не может идти рука об руку с усиленным умственным трудом. Кроме того, утомление после физической работы предрасполагает к простуде, представляющей такое обыкновенное явление у крестьян и жителей гор.

Усиленные физические упражнения могут быть полезны только при усиленном питании, как средство израсходовать излишек запасов, скопившихся в крови. Но человек, занимающийся умственным трудом и усиленно напрягающий внимание, тратит на свою работу не меньше, если не больше материалов, чем крестьянин, который пашет землю. Таким образом, студента, действительно достойного этого имени, ни в каком случае нельзя приравнять к чиновнику, который просиживает целые дни за конторкой над своей механической, однообразной работой, так же мало упражняя свой ум, как и тело. Чем больше человек работает умом, тем меньше он нуждается в усиленных физических упражнениях, единственное назначение которых, как мы уже сказали, — уничтожать излишек накопившихся запасов.

У нас во Франции принято восхищаться английской системой воспитания, которая готовит из юношей атлетов. Мы поем панегирики этой системе, не отдавая себе хорошенько отчета, — за что, с тем полным отсутствием научных критических приемов, которым характеризуется общественное мнение наших времен. Мы млеем от восторга перед аристократическими английскими школами, где содержание пансионера обходится до 5000 франков в год и где воспитываются богатые сынки английских лордов, посещающие университеты в качестве дилетантов: мы не хотим понять, что то ничтожное меньшинство англичан не превышает численностью той горсточки людей, к которой сводится и у нас весь класс спортсменов. Курьезная вещь: мы, французы, восхищаемся преобладанием физического элемента в английских школах, т.е. именно тем, на что развитые англичане смотрят с грустью. В ильки Коллинз в своем предисловии к роману «Муж и жена», написанном в 1871 году, утверждает, что в английском обществе заметно развиваются грубость нравов и зверские инстинкты, и главная причина этого прискорбного факта — злоупотребление физическими упражнениями, прибавляет автор. Матью Арнольд, которого никто не заподозрит в пристрастии, с завистью говорит о французской системе воспитания. Характерная черта варваров и филистеров, говорит он, это то, что варвары ценят только почести и вообще все, что удовлетворяет чувство тщеславия, и любят физические упражнения, всякого рода спорт и шумные удовольствия, а филистеры — лихорадочную суетливость торгового дела, наживу, комфорт и кумовство. И, по мнению Арнольда, английское воспитание приводит к увеличению числа филистеров и варваров. Он делает справедливое замечание, что «настоящие работники мысли не менее нравственны, чем настоящие атлеты»;

он мог бы прибавить, что греческие гимназии, где физические упражнения были в большой чести, опозорили себя противоестественным пороком, который был там в большом ходу. Да, наконец, каждый, кто занимается умственным трудом, может обратиться к своему личному опыту. Наличный запас человеческих сил нельзя разместить в две отдельные, наглухо перегороженные между собой клеточки с ярлычками — на одной: «физические», а на другой: «умственные силы». Весь излишек сил, который тратится на усиленную физическую работу, отнимается от умственного труда. Пусть идиоты, не способные связать двух мыслей, наедаются до отвала, наливаются крепкими напитками и затем тратят на утомительные манипуляции тот излишек запасов, который оставляет им работа пищеварения; пусть любуются на здоровье своими атлетическими мускулами — в этом мы не видим беды. Но рекомендовать такую жизнь нашим будущим врачам, адвокатам, ученым, литераторам — это нонсенс. Великие победы человечества давно уже одерживаются не силой мускулов, а силой великих открытий, высокочеловечных чувств и плодотворных идей, и каждый здравомыслящий человек отдаст мускулатуру пятисот землекопов и ни на что не нужные мускулы всех спортсменов в придачу за могучий ум Пастера, Ампера или Малебранша. К тому же человек — сколько бы он себя ни тренировал — все равно не перегонит на бегу лошадь и даже собаку, и никакой ярмарочный Геркулес не поборет гориллу. Превосходство человека не в силе мускулов: лучшим доказательством этому может служить тот факт, что человек приручил самых сильных животных и держит в клетках тигров и львов на потеху детям, посещающим общественные сады.

Кроме того, все мы знаем, что значение физической силы с каждым днем уменьшается, ибо ум человеческий заменяет ее несравненно более могущественной силой машин. С другой стороны, известно, что чем дальше, тем больше умственный труд порабощает физический и что люди, вся сила которых в их мускулах, постепенно и сами спускаются до роли машин: эти люди — послушное орудие в руках тех, кто работает головой: предприниматель, не работая сам, распоряжается рабочими, а предпринимателями, в свою очередь, распоряжается инженер, который не имеет понятия о том, что такое мозоли на руках.

Итак, все это ратоборство за английскую систему воспитания, задающееся целью сделать из нашей молодежи, в ущерб ее умственному развитию, каких-то атлетов, борцов без чувства и мысли, не имеет ни малейшего смысла. В основании его лежит грубое заблуждение, смешивающее здоровье с физической силой. В самом деле: можно ли колебаться, кому отдать предпочтение — человеку с сильным умом или какому-нибудь силачу-боксеру? Не будем же принимать за прогрессивное явление эти нелепые поползновения превратить нас в животных. Уж если брать крайности, то я лично всегда бы предпочел средневековые школы, давшие нам Св. Фому Аквинскаго, Монтеня и Рабле, этим школам будущего, которые будут давать нам победителей на шлюпочных гонках.

Да и, говоря откровенно, если бы этим петушиным боям не придавало ценности глупое тщеславие, вменяющего себе в заслугу такие качества, в которых его превосходят многие животные), то никто и не подумал бы подвергать себя той утомительной процедуре тренирования, какой требует, например, подготовка к шлюпочной гонке. Нет, не грубую рутинерку-Англию должны мы в этом случае брать за образец, а Швецию, где усиленные физические упражнения, как вредные во всех отношениях, совершенно изгнаны как из школ, так и из домашнего воспитания.

Цель шведской системы — воспитать здоровую, крепкую молодежь; там поняли, что злоупотребление физическими упражнениями приводит к истощению вернее, чем даже усиленный умственный труд.

Из вышеизложенного следует, что в выборе физических упражнений учащаяся молодежь должна руководствоваться одним безусловно обязательным правилом: физическое упражнение полезно только тогда, когда оно не расслабляет и даже не доводит до чрезмерного утомления.

4. Но если большинство так неправильно смотрит на значение физических упражнений, то не менее вредные заблуждения распространены в обществе и относительно умственного труда. Как мы уже видели, сидячая жизнь, во мнении большинства, является необходимым условием умственного труда. Слова: «головная работа», «умственный труд» вызывают в воображении фигуру сидячего человека, который или размышляет, подперев голову обеими руками, или пишет, прижавшись грудью к столу. Такое представление совершенно неверно. Правда, подготовительная, черновая работа, которой требует всякий умственный труд, может быть выполнена не иначе, как за письменным столом. Чтобы переводить, надо иметь под рукой грамматику и словарь; чтобы читать с полным вниманием, т.е. чтобы прочитанное оставалось в памяти, надо делать заметки, заносить на бумагу те мысли, которые возбуждает в нас чтение; но раз мы покончили с этим подготовительным трудом, вся остальная работа — работа памяти — не только может быть выполнена с успехом, но даже много выиграет, если мы будем делать ее под открытым небом, где-нибудь за городом или в общественном саду. Да и помимо работы памяти в узком смысле, и работа мысли (построение общего плана, распределение материалов) идет гораздо успешнее во время прогулки на чистом воздухе. Я, по крайней мере, могу сказать о себе, что все оригинальные идеи, на какие мне посчастливилось напасть в течение моей жизни, родились у меня во время прогулок. Средиземное море, Альпы и лотарингские леса составляют основной фон всех моих новых концепций. И если правда то, что говорит в своем «Воспитании» Герберт Спенсер, которого, кажется, нельзя заподозрить в лености, что «не так важно приобретение познаний, как их организация», и что «для организации знаний необходимы два условия: время и самостоятельная работа мысли», то я утверждаю, что нигде эта работа организации не бывает так энергична, как на лоне природы.

Движение на чистом воздухе ускоряет кровообращение, организм получает больше кислорода, и, благодаря этому мысль приобретает такую энергию и самостоятельность, каких она редко достигает при сидячей работе. Милль говорит в своих «Мемуарах», что большую часть своей «Логики» он составил на ходу между своей квартирой и конторой ост-индской компании, —лучшее доказательство, что самая плодотворная умственная работа может быть в значительной мере выполняема под открытым небом, при полном сиянии солнца.

5. Теперь, когда мы покончили с вопросом о физической работе, нам остается сказать несколько слов об отдыхе. Отдых не есть праздность. Более того, праздность и отдых — вещи несовместимые. Отдых только тогда и возможен, когда ему предшествовал труд, вызвавший если не утомление, то по крайней мере потребность в восстановлении сил. Ленивый не знает, что такое сладость заслуженного отдыха, ибо если, как говорит Паскаль, холод хорош тем, что, озябнув, приятно согреться, то труд хорош тем, что, потрудившись, приятно отдохнуть. Отдых без труда, который делает его необходимым, — это праздность с ее томительной, невыносимой скукой. Мы можем сказать вместе с Рёскинол: завиден отдых верблюда, когда он лежит, запыхавшись после ходьбы, на своем гранитном ложе, но не отдых быка, пережевывающего в хлеву свою жвачку.

Самая совершенная форма отдыха — сон. Когда сон глубок и покоен, восстановление сил бывает полное. Проснувшись после такого сна, человек испытывает в себе запас энергии для дневного труда. К несчастью, вопрос о сне — один из тех вопросов, в обсуждение которых вкралось особенно много ложных идей. Со свойственной им страстью к узкой регламентации и с авторитетностью, тем более смешной, что вся их наука есть не что иное, как сборник эмпирических законов, гигиенисты ограничивают время сна шестью, семью часами в сутки. Единственное в этом случае приложимое на практике общее правило — это не придерживаться никаких определенных правил относительно количества часов сна, а ложиться не слишком поздно и, проснувшись, сейчас же подыматься с постели.

Мы говорим: ложиться не слишком поздно, потому что работать до полуночи безусловно вредно. Известно, что около четырех часов вечера температура крови начинает понижаться, и к ночи накопление в крови неусвояемых материалов возрастает. Умственное усилие не может быть энергичным в такие часы, и если нам кажется, что по вечерам работается лучше, чем днем, то я сильно подозреваю, не объясняется ли это тем, что притупившийся ум довольствуется посредственной работой, принимая ее за работу лучшего качества.

Кроме того, умственное напряжение в поздние часы дня возбуждает нервы и вызывает волнение, вследствие чего сон бывает недостаточно крепок и отдых неполон. Правда, это лихорадочное возбуждение разгоняет сон, и всегда можно искусственно привести себя в такое состояние, но это плохой расчет. Мозг насилуется и истощается на работу посредственного качества в ущерб работ завтрашнего дня. Вернейшим результатом такого бессмысленного нарушения законов природы является раздражительность, нервность. На вечер следует оставлять механическую работу: заметки карандашом на полях книги, отыскивание нужных цитат, выписки, справки и пр.

Работать ранним утром я тоже не считаю полезным. Во-первых, редко у кого хватает энергии подыматься изо дня в день с четырех часов утра. Тут уже нечего рассчитывать на силу воли, а надо искать какой-нибудь другой поддержки: зимой, например, когда после приятной теплоты постели приходится разом переходить в холодную атмосферу комнаты, воля бывает очень слаба. Живя в одном из центральных городов, я нанимал комнату у булочника и распорядился, чтобы рабочие, кончая работу, подымали меня с постели, несмотря на все мои протесты. Всю зиму я садился за свой письменный стол с пяти часов утра. Я втягивался в работу не сразу, но в конце концов все-таки втягивался: работа шла хорошо, приобретенные познания укладывались в памяти прочно, но весь остальной день меня клонило ко сну. Одним словом, долгим опытом я пришел к тому выводу, что приниматься за работу с рассветом, в смысле успешности дела, совсем не полезно и что гораздо лучше работать днем. Единственное преимущество такой системы состоит в том, что ни один день у вас не пропадает: каждый приносит свою долю труда, между тем как откладывая работу на свободные часы, слабохарактерный человек всегда рискует растратить свое время зря.

Но и растягивать время отдыха в постели тоже не следует, — не следует по двум причинам. Потребность сна у каждого бывает различна, но если человек изо дня в день спит больше, чем ему нужно, то вследствие излишка сна у него «сгущается кровь». Если вы переспали, у вас все утро испорчено: чувствуется недовольство, вялость, безотчетная тоска; вы легко зябнете, становитесь впечатлительным. Но это еще не худшие последствия злоупотребления сном. Можно принять за абсолютное правило, не имеющее исключений, что всякий молодой человек, который любит валяться в постели, который не встает, как только проснулся, неизбежно кончает онанизмом. Скажи мне, в котором часу ты встаешь, и я скажу тебе, порочен ли ты.

6. Отдых, помимо сна, принимает еще одну форму — форму отдохновения в собственном смысле. Работать без перерывов ни в каком случае не следует. Старое сравнение ума с луком, который, если его непрерывно натягивать, теряет всякую силу, — совершенно верно. Труд, — если за ним не следует его естественная награда — отдых, становится каторгой. И даже для того, чтобы приобретенные познания могли быть хорошо усвоены, чтобы они были плодотворны, необходимо делать перерывы между различными родами труда. Отдых есть чистая прибыль даже в отношении количества работы. В самом деле, никакой умственный труд невозможен без усиленной деятельности нервных центров. И обратно: усиленная деятельность нервных центров — даже если она не сопровождается сознанием — очень часто предупреждает работу мысли. В наше время открытие соотношения идей и «нервных субстратов», — открытие, столь обильное результатами, — кажется, уже не нуждается в доказательствах. Но с прекращением работы мысли деятельность нервных центров еще не прекращается: бессознательная работа продолжается, и в результате воспринятые представления и идеи развиваются и упрочиваются. Вот почему, кончив одну работу, никогда не следует сейчас же приниматься за другую, иначе самопроизвольная деятельность, совершающаяся в бессознательных областях нашего ума, разом прекращается, не оказав своего полезного действия. С другой стороны, при слишком быстром переходе от одной работы к другой нашему сознанию приходится, так сказать, остановить движение уже установившихся нервных токов и дать им другое направление, а это требует времени и известной затраты сил; все равно, как если бы мы захотели изменить направление хода уже пущенного поезда, — нам пришлось бы, во-первых, остановить его, затем дать ему задний ход и наконец пустить его по другим рельсам. Гораздо лучше дать себе отдых в виде легкого моциона, например, и дождаться, чтобы усиленное кровообращение мозга пришло в свою норму и приобретенная инерция истощилась естественным путем. За мою долголетнюю учительскую практику мне часто приходилось иметь дело с воспитанниками, которые в течение года следили за курсом с большим трудом, плохо понимали смысл и связь преподаваемого и которые, после пасхальных каникул, т.е. после двухнедельного абсолютного умственного отдыха, возвращались перерожденными. За этот срок мысль ребенка успевала окрепнуть, улечься, работа распределения материалов заканчивалась, и они вполне овладевали предметом. А не будь этого благодетельного перерыва в приобретении новых познаний, быть может, ничего подобного и не произошло бы.