Предисловие 11 страница

Мало, слишком мало отстаивали необходимость отдыха после труда. Тёпфер совершенно прав, когда он говорит: «Надо работать, мой друг, но надо и отдыхать, бывать в обществе, дышать воздухом, гулять, ибо только таким образом мы перевариваем приобретенные познания, наблюдаем и связываем науку с жизнью, а не с одной только памятью».

Но мы не должны смотреть на отдых, как на цель. Отдых есть и должен быть только средством для восстановления нашей энергии.

Но отдых отдыху рознь: есть много способов отдыхать, и для того, кто хочет укрепить свою волю, выбор развлечений — очень важная вещь. Чтобы развлечение было полезно, оно должно отвечать следующим условиям: оно должно способствовать ускорению кровообращения и дыхания, а главное — возбуждать деятельность мускулов грудной полости, позвоночного столба и системы желудочных мышц и давать отдых глазам.

Раз мы признали, что все эти условия необходимы, то ясно, что карты, шахматные и вообще все игры в закрытых помещениях должны быть безусловно вычеркнуты из списка развлечений, как требующие сидячего положения и, очень часто, продолжительного пребывания в нездоровой, пропитанной табачным дымом и редко возобновляемой атмосфере.

Напротив того, ходьба на чистом воздухе, загородные прогулки должны занимать собой значительную часть программы наших развлечений. К сожалению, ходьба оставляет в бездействии как мускулы позвоночного столба, которые отчасти влияют на дыхание, так и всю систему желудочных мышц, и, таким образом, не отвечает всем нужным условиям. Но зато при ходьбе на открытом воздухе по лесам и лугам легкие вдоволь набираются воздуха и зрение приятно отдыхает. Зимой — катанье на коньках, самое живое из гигиенических удовольствий и одно из самых полных в смысле разнообразия движений, и летом плаванье, представляющее самую лучшую гимнастику для дыхательных органов, — могут служить превосходным отдыхом для человека, занимающегося умственным трудом. К плаванию можно присоединить еще греблю, катание по реке, дающие возможность любоваться красивыми видами, и садоводство, требующее очень разнообразных движений.

В дождливые дни, когда приходится сидеть в комнатах, прекрасным развлечением может служить бильярд или столярничанье. В саду можно играть в кегли, в мяч, в жедепом и во все вообще старинные французские игры, которых по-настоящему не должны бы вытеснять ни лоунь-теннис, ни крокет. В каникулярное время ничего не может быть лучше веселых экскурсий с сумкой через плечо по Альпам, Пиренеям, Вогезам или по Бретани. В рабочие месяцы (потому что во время каникул это не важно) необходимо следить, чтобы физическое упражнение, хотя бы и вызывая испарину, никогда не приводило к чрезмерной усталости. Доводить себя до изнеможения — совершенно лишнее, ибо чрезмерная физическая усталость в соединении с умственной работой только истощает.

Но помимо той непосредственной пользы, какую приносят организму рациональные развлечения, очень важную роль в гигиеническом отношении играет и то ощущение приятного возбуждения, каким сопровождается всякая здоровая физическая работа. Радость — лучшее укрепляющее и физическое удовольствие — это, так сказать, торжествующая песнь уравновешенного организма. А когда к этому животному удовольствию присоединяются еще высокие радости умственного труда, не только не исключающие других радостей, но придающие им особенный вкус и аромат, — тогда счастье становится полным. Я убежден, что молодой человек, который настолько владеет собой, чтобы с умом направить свою жизнь целесообразным образом, всегда скажет, что на свете стоит жить. И каждый из нас может примкнуть к этой кучке избранников, если сумеет этого захотеть.

7. Итак, сила воли, — сила воли, действующая непрерывно, — подразумевает возможность продолжительного усилия. А если нет здоровья, продолжительное усилие невозможно. Следовательно, здоровье есть необходимое условие нравственной энергии. «Сюда входят только геометры», говорил Платон; сюда входят только те, могли бы мы сказать, кто следует правилам гигиены в том, что в них есть бесспорно доказанного. Насколько верно, что воля слагается из маленьких, но непрерывно возобновляемых усилий, настолько же верно и то, что в своих основаниях она слагается из мелких непрерывных забот относительно гигиены питания, дыхания и кровообращения. Деятельность воли предполагает отдых и целесообразные физические упражнения. Нам пришлось по этому поводу опровергать ходячие мнения, которым следует современное общество в своем пошлом подражании Англии; мы даже сочли нелишним привести краткий обзор существующих развлечений, указав, какие из них, по нашему мнению, вредны и какие полезны, и выяснив попутно, какие условия нужны для того, чтобы умственный труд был производителен, ибо мы глубоко убеждены, что сила ума, чувства и воли в значительной мере зависит от общего состояния организма. Если душа, как говорит Боссюэ, — владычица тела, которое она оживляет, то она недолго остается владычицей в ослабевшем, разрушающемся теле. Конечно, геройское усилие воли и при таких условиях возможно, но это усилие останется одиноким, ибо за ним неизбежно наступит истощение. А в жизни, какой ее сделала цивилизация, случаи для совершения геройских подвигов представляются редко, — так редко, что не могут идти в счет, и не для них мы должны готовить себя, а для мелкой, постоянной борьбы, требующей непрерывного возобновления усилий изо дня в день, из часа в час. И когда пробьет час для геройского подвига, то в результате окажется, что воля, закалившаяся в этой мелкой борьбе, совершит его легче, чем воля героя минутного порыва. Но для постоянного возобновления усилий нужны последовательность, настойчивость, постоянство; а постоянство усилия воли подразумевает постоянное развитие сил. Мало у нас думают до какой степени верно знаменитое изречение древних: mens sana in согроге sano (в здоровом теле — здоровый дух). Будем же беречь свое здоровье, чтобы воля наша всегда располагала запасом физической энергии, без которой всякое усилие — к какому бы разряду деятельности оно ни относилось — останется немощным и бесплодным.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Общий взгляд

Первая часть нашего трактата закончена.

Свою аргументацию мы начали с того, что выяснили, с какими врагами нам приходится считаться в благородной и плодотворной борьбе против низших сил нашей природы. Мы поняли, что если в этой борьбе за самоосвобождение наши страсти играют такую важную роль, то это только потому, что они являются союзниками главного нашего врага — лени, силы инерции, которая постоянно тянет человека вниз, возвращает его к тому первобытному, животному состоянию, из которого он вышел с таким трудом, веками усилий. Мы поняли, что не лихорадочные приступы минутной энергии надо разуметь под тем, что зовется обыкновенно властью над собой; мы поняли, что высшая энергия —энергия непрерывная, длящаяся месяцы и годы, и что пробный камень силы воли — это постоянство усилия.

Затем мы должны были очистить свой путь от двух философских теорий, на наш взгляд одинаково безотрадных.

Первая из этих теорий утверждает, что характер не может быть изменен, что характер предопределяется свыше, родился с человеком, что в деле нравственного самоосвобождения мы бессильны. Эта теория не имеет ни малейшего смысла и показывает такую закоренелую привычку думать словами и такое незнание самых элементарных факторов психологии, что оставалось бы только удивляться, как она могла найти последователей в лице очень многих серьезных мыслителей, если б мы не знали, как непреодолимо бывает влияние предвзятых теорий, ослепляющих ум и мешающих ему видеть самые очевидные факты.

Другая теория — теория свободы воли — ничуть не менее наивна и также вредна, ибо на перевоспитание характера она смотрит как на дело легко достижимое, не требующее даже времени для своего выполнения, и несомненно, что своим влиянием эта теория заставила моралистов уклониться с пути исследований в области психологии. А между тем только глубокое знание законов человеческой природы может дать указания, которые помогут нам перевоспитать наш характер.

Освободившись от этих теорий, мы приступили к исследованию нашего предмета с психологической его стороны. Это исследование показало нам, во-первых, что наша власть над идеями очень велика, но что значение идей, в смысле прямой поддержки, которую они могут нам оказать, весьма незначительно, и, во-вторых, что мы почти не можем воздействовать на наши чувства прямым путем, но зато чувство над нами всесильно. Тем не менее, оказывается, что при времени и при умении пользоваться нашими психическими ресурсами, мы можем преодолеть все эти затруднения и, подвигаясь к цели окольными путями, обеспечить за собой победу там, где поражение казалось несомненным. В главах о «размышлении» и о «поступке» мы терпеливо разобрали все те средства, которые приводят нас к нравственной свободе, и, хорошо понимая, какая тесная зависимость существует между нашей физической и нравственной природой, рассмотрели в особой главе о гигиене физиологические условия, благоприятствующие укреплению воли.

Итак, теоретическая часть нашей книги закончена. Нам остается теперь перейти к частностям, т.е. разобрать те великие общие законы, которые до сих пор мы рассматривали по существу, в их приложении к жизни учащейся молодежи. Другими словами, нам остается исследовать в подробностях, какие опасности могут грозить нравственной свободе студента и какую поддержку для борьбы с этими опасностями он может найти в себе самом и в окружающей среде.

Эту вторую, практическую часть нашего трактата, мы делим на два отдела: IV и V.

Отдел IV будет разбит на два подразделения: в первом мы будем говорить о врагах, с которыми приходится бороться в деле самовоспитания (pars destruens); во втором (pars construents) выскажем несколько мыслей, которые, как мы надеемся, пробудят в душе наших юных читателей живое стремление к энергичной жизни человека труда, подчиняющейся только велениям воли.

Отдел V посвящен вопросу о внешних союзниках в деле самовоспитания, которых студент может найти в окружающей его общественной среде.

II
ПРАКТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

Отдел IV
ЧАСТНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Враги, с которыми надо бороться: сентиментальность и чувственность

1. Мы уже видели, что в деле самовоспитания нам приходится считаться с двумя главными врагами: с чувственностью и ленью. Лень есть распущенность, т.е. такое хроническое состояние души, когда человек предоставляет себя на произвол внешних влияний, не делая над собой никаких усилий; вследствие этого лень представляет очень удобную «среду» для развития всех порочных инстинктов, и в этом смысле можно сказать, что всякая страсть обусловливается ленью. Нашей мысли недостает только небольшого толчка, чтобы мы решились признать вместе со стоиками, что всякая страсть есть распущенность воли. В самом деле, подчиниться влиянию страсти — не значит ли это перестать быть господином своего «я»? Страсть — это торжество нашей животной природы, слепой порыв наследственных инстинктов, который затемняет, угнетает — более того: порабощает ум. Страсть убивает в нас человечность, принижает все то, чем мы должны гордиться и в чем весь смысл нашего существования: человек опять становится животным на все то время, пока в душе его бушует страсть.

Но, несмотря на это, я все-таки скажу, что, благодаря своей скоротечности, страсть менее опасна, чем та роковая темная сила, которая действует ежеминутно и которая, как мы уже сказали, есть то же для человеческой природы, что тяжесть для камня. И как никакое здание не может быть прочно, если архитектор не принял в расчет законов тяжести и не положил их в основание своих вычислений, заставив их таким образом способствовать устойчивости стен, так и дело нашего нравственного возрождения никогда не будет прочно, если мы не примем в расчет враждебных нам сил и не прекратим их наступательных действий, противопоставив им могущественный союз других, благоприятных нашей цели, сил, и даже если мы не заставим некоторых из наших врагов бороться за нас. Но как узнать, так сказать, по первому впечатлению, какие из этих сил нам враждебны и какие благоприятны? Ничего не может быть проще. Всякая психическая сила враждебна воспитанию воли, если она действует в одном направлении с нашей ленью, и благоприятна ему, если она идет с ней вразрез.

Таким образом предстоящая нам задача совершенно ясна. Прежде всего мы должны стараться ослабить или, если возможно, уничтожить влияния, клонящиеся к умерщвлению нашей энергии, и усилить все то, что может ее оживить.

Причины, ослабляющие волю (я разумею волю, как силу, действующую непрерывно), очень многочисленны, и первое место между ними занимает та расплывчатая сентиментальность, которая представляет столь обыкновенное явление у молодых людей и которая нечувствительно приучает воображение убаюкивать себя сладострастными мечтами, так часто приводящими к порочным привычкам. Затем следует: вредное влияние товарищей, махнувших рукой на всякие попытки к самосовершенствованию, бульварная и ресторанная жизнь, скука, уныние и опасные софизмы, которые так часто повторяются, что влияют даже на просвещенных людей и в конце концов приобретают авторитет и очевидность аксиом.

2. Итак, наше исследование психических явлений, враждебных воспитанию воли, мы начинаем с исследования расплывчатой сентиментальности, бесцельных порываний.

В коллеже, где мальчика-подростка поддерживает домашняя дисциплина, где почти все его время занято обязательными уроками, где его энергию подтягивают соревнование, постоянная мысль об экзаменах, и где он должен волей-неволей вести умеренную, строго регулярную жизнь, ему некогда подолгу предаваться мечтам, по крайней мере в последнее время, когда сократили число учебных и увеличили число рекреационных часов. Теперь он уже не может, как это, к сожалению, делалось прежде во всех закрытых заведениях, проводить значительную часть времени за вечерними уроками в том, чтобы мечтать о любви и вызывать в своем воображении страстные сцены. Но как только, по выходе из коллежа, юноша очутился на своей воле, один в большом городе, без родных, без надзора, без обязательной для каждого дня и даже без строго определенной работы, — число часов абсолютной праздности, когда воля молчит, ум дремлет и разыгрывается фантазия, неизбежно для него возрастает. К несчастью.

Именно в этот период в организме окончательно завершается тот физиологический переворот, который уже давно начался. Рост почти прекращается: огромная работа классификации предметов и явлений внешнего мира закончена; освобожденные силы ищут исхода и становятся источником неясных волнений; окончательное пробуждение полового инстинкта придает мысли своеобразную окраску, которой раньше она не имела. А тут еще на подмогу выступает воображение: юноша страдает, и страдания его вполне реальны, хотя они и опоэтизированы литературой: это то самое состояние, которое так живо рисует Бомарше в своем Шерюбене. Про человека в этом возрасте нельзя сказать, что он любит ту или другую женщину. Он еще просто «любит любовь». В нем живет такая могучая способность к идеализации, его переполняет такая кипучая сила жизни, такая потребность дать внешний исход своим великодушным порывам пожертвовать собой, отдать всего себя какому-нибудь делу, что эту эпоху человеческой жизни можно назвать благословенной порой.

Но в то же время это критический, решительный момент: переполняющая нас энергия должна израсходоваться. Не нашла она исхода в честном полезном труде, и мы рискуем, что она обратится на низкие, постыдные удовольствия. Это борьба Геркулеса между добродетелью и пороком; на чем бы ни остановился наш выбор, он будет сделан с беззаветным увлечением. Для большинства молодых людей выбор не может не быть сомнительным. Они идут туда, куда их влекут отвращение к труду, печальные примеры, отсутствие здоровых развлечений, слабость воли и уже загрязненное, испорченное воображение. О таких молодых людях нельзя даже сказать, что они падают в борьбе, ибо они ни на одну секунду не пытаются бороться. К тому же нельзя не согласиться, что переживать в воображении восхитительные романы, устраивать будущее по своему произволу несравненно интереснее, чем работать, и требует меньше усилий. Естественно поэтому, что молодой человек, студент, от которого всегда зависит отложить свою работу на завтра, — естественно, что, раз наука его отталкивает, он предпочитает уходить в свои мечты и убивает таким образом свое лучшее время. Мало ли молодых' людей, которые переживают такие воображаемые романы день за днем, неделю за неделей, варьируя тему на тысячу ладов, воображая свою героиню во всевозможных ситуациях, обращаясь к ней вслух с целыми тирадами и никогда не находя их достаточно нежными и страстными. Как бледны и бесцветны романы наших романистов в сравнении с теми романами, которые мы сочиняем сами на восемнадцатом году! Ни в ситуациях, ни в характерах их нет того неисчерпаемого избытка любви, того великодушия, того полного бескорыстия, которые составляют достояние этих счастливых годов. Только позднее, когда остывшее воображение обратится к более серьезным предметам, мы начинаем требовать от романиста, чтобы он заменил нам поэта, каким мы были и перестали быть. Одно только жаль, что все эти прекрасные романы создаются за счет рабочих часов, причем молодой человек приобретает обыкновенно такую непобедимую привычку мечтать, что всякий серьезный труд становится невозможным. Одно прочитанное слово, намек, — и мы унеслись за тридевять земель от нашей работы, и не опомнились, как пролетел целый час. А рядом такой резкий контраст: одинокая, замкнутая жизнь студента, работа — подчас очень скучная: все это так пресно и безвкусно, что пропадает последняя бодрость. Так тяжело возвращаться из волшебного царства фантазии к прозе действительности!.. Одним словом, с какой стороны мы ни взглянем, сентиментальность, расплывчатая мечтательность оказывается безусловно вредна. Сколько хороших часов, которые мы могли бы отдать полезному труду, уходят задаром на бесплодные, пустые мечты.

Эта бессмысленная растрата ума и чувства происходит частью от поверхностных причин, которые сводятся к разнузданности воображения, но, к сожалению, она имеет еще и другие, глубокие причины.

Первая из этих причин — физиологический переворот, о котором мы только что говорили: наступление возмужалости. Вторая —слишком большой промежуток времени, отделяющий это наступление физиологической зрелости от того момента, когда человек приобретает гражданскую правоспособность ко вступлению в брак. Благополучно покончив с курсом среднего образования, молодой человек должен поработать лет восемь или десять, прежде чем он создаст себе такое положение, которое позволит ему жениться сообразно требованиям света. У нас принято, что молодая девушка должна «купить» себе мужа, и редки молодые люди, которые отваживались бы жениться на бесприданницах, полагаясь на свою молодость и на то, что у них хватит энергии пробиться к известному достатку. Они предпочитают ждать, и зачастую этот расчет оказывается очень плохим, ибо, по несчастью, вместе с приданым приобретается и жена: эта жена может быть слабого здоровья, может иметь страсть к мотовству, может наконец оказаться неспособной к домашнему труду, а кто же не знает, как вредно отзывается праздность жены на супружеских отношениях и вообще на семье?

При существовании в обществе таких взглядов, редкий молодой человек может жениться до тридцати лет, и на поверку оказывается, что десять лучших лет жизни проходит или в борьбе с физиологической потребностью (а эта борьба всегда тяжела), или в разврате. На свете мало людей, которые могли бы долго бороться, и вот мы видим, что большинство учащейся молодежи разматывает свою молодость на глупую, бессознательную и безнравственную жизнь.

Страшно подумать, сколько вреда приносят поздние браки! Скольких радостей лишает себя человек' Сколько здоровья, энергии растрачивается попусту, бессмысленно, безрассудно! Ибо если брак имеет свои неудобства, если он налагает тяжелые обязанности, то ранний брак налагает их по крайней мере в том возрасте, когда мы бодро переносим всякие тяготы. Когда человек работает, чтобы жить самому и давать возможность жить своим близким, то во всяком случае его жизнь нельзя назвать вполне эгоистичной: такая жизнь служит для молодого человека здоровой, укрепляющей дисциплиной, — дисциплиной труда для других. Притом, если женитьба на бедной девушке имеет свои неудобства, то она имеет за собой и большие нравственные преимущества. Муж и жена чувствуют себя вполне солидарными. Жена заботится, чтобы ничто не мешало мужу спокойно работать, внимательно следит за его здоровьем: в этом главный интерес ее жизни. Такая жена не свалит домашнее хозяйство на какую-нибудь пьяницу кухарку: приготовление обеда для нее священнодействие, механизм инструмента, который она до тонкости изучила и на котором она играет артистически, понимая, какое огромное значение имеет это для здоровья того, кто для нее — все. Муж, зная, что о нем есть кому позаботиться, чувствует себя совершенно спокойно; нет у него тревог и за семью: правда, он может умереть, но на этот случай можно застраховать свою жизнь. Уходя, он оставляет дома рассудительную и добрую жену, здоровую телом и духом; он знает, что, вернувшись, найдет в своем доме верную любовь и утешение в тяжелую минуту; он знает, что там встретят его чистота, порядок, тот праздничный вид, какой всегда имеют счастливые жилища. Для человека не может быть более бодрящего чувства, как сознание близости к другому человеку, с которым он сводится и мыслью, и душой, с которым ему не страшны ни горе, ни болезнь. С каждым годом привязанность растет, а с ней растет и счастье; благодаря трудолюбию мужа и бережливости жены является возможность улучшить домашнюю обстановку: каждая мелочь, которую покупают, каждая новая мебель есть результат отречения от всех удовольствий, от всех радостей, которые не могут быть общими; все это, не говоря уже о детях, создает между супругами крепкую связь. В супружествах, которые начали свое поприще скромно, достаток с годами растет, заботы уменьшаются, и старость всегда бывает счастливая, ибо благосостояние и покойная жизнь доставляют наслаждение только тогда, когда они заработаны долгим трудом. Недаром сказал поэт:

...L'homme ne jouit longtemps et sans remords Que des biens cherement payes par ses efforts...*

Итак, никогда не следует бояться жениться молодым, а так как жениться молодым можно, только отказавшись от мысли о приданом, то ранние браки имеют еще то преимущество, что жену выбирают за ее достоинства, ради нее самой. К тому же нельзя не согласиться, что молодые девушки с приданым, на которых наши студенты могли бы жениться только очень поздно, весьма мало пригодны для брака. Тепличное воспитание, которое они получают, отсутствие физических упражнений, недостаток свежего воздуха, злоупотребление корсетом, — все это зачастую делает их совершенно неспособными нести тяготы беременности; у очень немногих хватает мужества или здоровья самим выкармливать детей. Все врачи единогласно признают тот прискорбный факт, что маточные болезни в наше время встречаются все чаще и чаще.

Но есть и другие, более серьезные невыгоды поздней женитьбы на богатой. Абсолютная праздность, в которой проводят свое время богатые девушки по выходе из пансиона, обильное питание, полное отсутствие физического утомления, возбуждающая атмосфера балов, на которые их вывозят, опера, сентиментальные романы, которые им позволяют читать и которые они находят в журналах для девиц, — все это делает то, что воображение их не может не быть извращенным. Мы и не подозреваем, как ужасны бывают тайные страдания девушки, которая ведет праздную жизнь.

Но это еще не все. Оторванные от жизни воспитанием, зная только показную сторону светских отношений, не будучи поставлены в необходимость заботиться о завтрашнем дне, такие девушки не могут видеть жизнь в ее истинном свете и составляют обо всем до такой степени превратные понятия, что при первом столкновении с действительностью разочарование является неизбежным. Во всяком случае несомненно, что у богатой девушки, говоря вообще, всегда меньше здравого смысла, чем у девушки из бедной, трудящейся семьи.

Но зато, могут нам возразить, о богатых девушках можно по крайней мере сказать, что они имеют на своей стороне преимущество образования. Чистейшая иллюзия. Солидного образования вы у них не найдете. Их память может удерживать факты, но не ждите от них усилия самостоятельной мысли. Редкая из них проявит «индивиду­альность», и г-н Манюэль, генеральный инспектор, со­стоящий уже много лет председателем экзаменационной комиссии в женских учебных заведениях, констатирует этот факт чуть ли не в каждом из своих годовых отчетов. Притом, как бы ни была образована женщина, ее муж — особенно, если он человек мыслящий, развитой, — всегда окажется в этом отношении настолько выше ее, что в его глазах она будет лишь посредственной ученицей. Но даже не обладая большим образованием, женщина наблюда: тельная, с ясным умом и здравыми понятиями, может быть драгоценной помощницей для талантливого человека. Такой человек живет своей особой жизнью: его инте-ресы выше интересов толпы, и расстояние, отделяющее его от обыкновенных людей, все больше и больше увели­чивается. Он весь уходит в свою погоню за идеями и кон­чает тем, что теряет всякую связь с окружающей средой. Но у него есть жена, вся жизнь которой проходит в этой среде: она может делать очень важные наблюдения и от­мечать факты, которых муж, в своем презрении к мело­чам, может и не заметить. Жена служит связующим зве­ном между внешним миром и мужем: выуживая рыбку за рыбкой, она по временам дарит ему целый улов драгоцен­нейших наблюдений, которые он обобщает. Стюарт Милль постоянно вспоминает о мистрис Тэйлор и гово­рит о ней в самых лестных выражениях, тогда как все его друзья, и в особенности Бэнь, утверждают, что эта была женщина самого заурядного ума. Они не понимают, что для такого отвлеченного мыслителя, как Милль, мистрис Тэйлор — если она была наблюдательна и обладала тон­ким чутьем — должна была быть драгоценной помощни­цей, и ничего нет удивительного в том, что, как утвержда­ет Милль, она доставила ему материал для его лучших экономических теорий. И вот мы видим, что в своей «Политической экономии» Милль восхищается необыкновенной практичностью женского ума, гениальной способностью женщин подмечать детали. В этом сказалось влияние мистрис Тэйлор. Вот почему для мыслителя жена, хоты бы и не одаренная возвышенная умом, но обладающая тонкой наблюдательностью, полезнее и дороже целого гарема синих чулков*.

Но как бы рано ни женился молодой человек (я имею в виду людей умственного труда), во всяком случае он не может жениться тотчас по выходе из лицея или гимназии; следовательно, у него все-таки остается несколько лет, в течение которых ему приходится бороться с физиологической потребностью. Это борьба — дело тактики: если мы взялись за нее неумело, мы неизбежно будем разбиты.

3. В книге, которая предназначается главным образом для молодых людей от восемнадцати до двадцатипятилетнего возраста, мы не должны бояться затронуть вопрос о чувственности, — вопрос, представляющий такую первостепенную важность. Умалчивать о том, от чего страдали самые высокие гении человечества, было бы чистейшим лицемерием. У Канта есть об этом предмете прекрасная страница, которая во французском переводе заменена несколькими строками точек. Эти точки много говорят о состоянии нашего общественного мнения по этому вопросу, и зная, какими грубыми шуточками обмениваются после обеда в курильных так называемые «благовоспитанные» мужчины, надо быть очень наивным, чтобы принимать за чистую монету эту лицемерную стыдливость и не решаться высказаться прямо о таких вещах, говорить о которых есть долг всякого честного человека. Что сентиментальная чувствительность, развивающаяся с наступлением половой зрелости, очень скоро перерождается в чувственность, — это слишком верно. Неясные образы получают определенность, смутные желания становятся поступками, и молодой человек или предается позорным привычкам, или же — как это делает меньшинство молодежи посмелее или побогаче — начинает посещать женщин, торгующих собой.

Мы так привыкли преувеличивать последствия такого порядка вещей, что самые приукрашенные в этом смысле картины никого не ужасают. Тем не менее остается бесспорным, что излишества чувственности серьезно отражаются на здоровье; несомненные их последствия — спинная сухотка, ослабление мышц, чувство тяжести в спинном хребте, — симптомы, которые обыкновенно скрывают и которыми пренебрегают в безрассудном ослеплении животным инстинктом. Молодой человек, который грешит такими излишествами, принимает старообразный вид: живые краски бледнеют, свежесть пропадает, глаза тускнеют и становятся томными; под глазами появляются синеватые круги. Лицо носит явные следы истощения. Все в человеке обличает утомление, и утомление то, — если оно повторяется часто, — не замедлит подорвать жизнь в самых источниках: все эти признаки — предвестники всевозможных гасталгий, невралгий, гипертрофии сердца, ослабления зрения, короче — всех недугов, которые, начиная с тридцати лет, отравляют существование неблагоразумных людей.

Но роковое влияние чувственности сказывается не только на здоровье; оно отражается и на умственных способностях. Память притупляется, ум как бы цепенеет, утрачивает всю свою гибкость, энергию, становится неподвижным. Внимание ослабляется и теряет способность останавливаться на чем-либо подолгу. Дни проходят в ленивой апатии, в вялом равнодушии ко всему. Труд не приносит живого, бодрящего наслаждения и, лишенный своей естественной награды, становится мукой.

Наконец, благодаря привычке к грубым и острым физическим наслаждениям, тихие, но прочные духовные радости утрачивают всю свою прелесть. А так как наслаждение, которое дает нам удовлетворенная чувственность, всегда скоротечно и не оставляет по себе ничего, кроме отвращения и усталости, то и характер естественно портится: человек становится мрачным, угрюмым и тоскует той удручающей тоской, которая заставляет его искать забвения в грубых, шумных, бессмысленных удовольствиях. Это какой-то безвыходный, заколдованный путь.