Философия науки в начале 21 века

Ситуация начала 21 века характеризуется переоценкой наследия прошедшего столетия. С точки зрения ведущего финского и американского логика науки Я.Хинтикки, сегодня мы наблюдаем закат влияния таких методологов науки, как У.Куайн, К.Поппер, Т.Кун. Становится все более очевидным, что их идеи уже не ведут к дальнейшим прозрениям. (Яакко Хинтикка в Библиотеке ныне здравствующих философов. Диалог// Философия науки, № 3 (46), 2010, с. 139 – 157). Например, идеи философии языка У.Куайна не были реально приложимы к реальной лингвистике. Так же, как они не имели никакого влияния на развитие реальной логики его идеи в области философии и логики. Весь арсенал идей К.Поппера исчерпывается несколькими смутными концептами, типа «третий мир», «фальсификация», «информация», «интерпретация предрасположенностей». В методологическом плане столь же бедны содержанием идеи Т.Куна. Главный их недостаток – слабое внимание логическим и эпистемологическим аспектам науки.

Я.Хинтикка приводит пример анализа Т.Куном ранней истории идеи кванта. Известно, что М.Планк, которого обычно считают родоначальником понятия кванта, никогда в своих работах не ссылался на это понятие. И это весьма любопытно, поскольку автоматические делает А.Эйнштейна автором идеи использования понятия кванта как средства объяснения физических явлений. Как же объяснить столь странную ситуацию? Если взглянуть на историю понятия индукции и рассмотреть это понятие в старом доюмовском смысле, то видно, что становится вполне понятным с исторической и методологической точек зрения, почему М.Планк так поступал. Это, конечно, не критика Т.Куна, но это показывает, что он мог бы вести свои изыскания в чрезвычайно интересном философском и историческом русле.

Совсем иное мы наблюдаем, оценивая вклад таких мыслителей, как И.Кант и Л.Витгенштейн. Будущее философии науки находится на пути новых исследований в логике.

В 1980-е годы, например, были выполнены интересные исследования по теоретико-игровой семантике, которая тесно связана с логикой вопросов и ответов и которая на самом деле была, начиная с Сократа, нагромождением идей предположительного характера. Но что значит для формулирования утверждения быть ответом на данный вопрос в смысле полного или окончательного ответа?

Именно при таком повороте исследований встает в новом свете проблема индукции, в частности, индукция в эксперименте. Ученый варьирует контрольные переменные и смотрит, как соответственно изменяются наблюдаемые величины. И если это хороший метод измерения, он получает красивую кривую. Является ли это ответом на вопрос о том, как одна переменная зависит от другой? Это не полный ответ, а только его часть, и он не будет окончательным, пока вы не будите знать, что за функция представлена этой кривой.

Поэтому экспериментальная индукция включает две задачи. Это все большее заполнение кривой наблюдаемого параметра. Существуют методики заполнения кривой. Но это также задача нахождения того, что кривая представляет собой математически. И реальная работа неизбежно имеет две составляющие, и иногда задачу, связанную с одной из них, выполнить легче, чем связанную с другой. Иногда мы очень быстро понимаем, что это за кривая, и тогда задача сводится просто к оценке параметров. Но в некоторых случаях физик не может сказать, какая математическая функция описывает кривую, поскольку математики эту функцию до сих пор не изучили. Физики идет к математикам и просит их изучить эту функцию. На самом деле, это один из путей развития математики. Физики представили математикам такие задачи, решение которых включает использование новых функций, до сих пор не изученных. Так что теперь вы можете увидеть всю проблему в перспективе. Затем вы видите, что это всего лишь следует из логики вопросов и ответов. И все это неизбежно ведет к тривилизации различия между этими двумя компонентами задачи индукции.

Но это еще не все. Речь идет о развитии новой модальной семантики, модальной логики и так называемой семантике возможных миров. Исследования Крипке показали, что в нашем языке есть семантические отношения, которые не относятся или не сводятся к одним лишь дескриптивным терминам. И они являются именно тем, что нам нужно для того, чтобы перенести семантические отношения идентификации из одного возможного мира в другой.

А в нашей действительной семантике мы должны иметь две системы:

-систему указания, работающую дескриптивно;

-систему идентификации, которая работает по-другому. Она весьма независима от системы указания. Например, кванторы опираются на систему идентификации, а не на систему указания.

Именно здесь философская логика, философы-логики и философы-эпистемологи упустили огромную возможность, поскольку это различие между двумя система играет огромную роль в обработке информации в центральной нервной системе. Оно воплощено в существовании двух различных нервных систем. Различия в повреждении этих двух систем поразительны. Это крупное направление в нейрофизиологии и нейробиологии. В мозге существует два различных центра, приводящие в действие две системы. Здесь для философов существует замечательная возможность оживить философию науки.

Пояснения относительно того, почему ведущей тенденцией философии науки на рубеже 20 и 21 веков стал поворот к лингвистике, дает В.П.Огурцов. (Огурцов В.П. Наука и философия науки в современном обществе// Высшее образование в России, № 5, 2008, с. 150 – 163).

Во-первых, язык профессионального общения ученых, язык, на котором фиксируются полученные в экспериментах или теоретических исследования результаты, является и средством познания и содержательной основой его итогов. Во-вторых, лингвистика – это наиболее развитая гуманитарная дисциплина, которая широко использует наряду с дескриптивными и математические, а также структуралистские, сравнительно-исторические и типологические методы.

Единицей анализа науки стал дискурс. Наука трактуется как нарратив, как повествовательный дискурс, к нему теперь приложимы все средства, которые ранее использовались только в риторике. Этот поворот предполагает раскрытие нелинейного характера рассуждений в науке.

Следует иметь в виду, что нелинейность вовсе не тождественна хаотическому мышлению. Подход к мышлению как гетерогенной и нелинейной системе предполагает не только осознание важности для него парадоксов, гибкости, динамизма, метафоричности, нарушения привычных правил порядка и симметрии, но и создание нового языка и новых моделей мышления. Все этому надо учить еще со школьной скамьи.

Так, уже когнитивная психология кладет в основание исследований мышления осмысление когнитивных карт и описание скрытых целостных полей, определяющих предвосприятие и осмысление объектов.

Кроме того, нелинейные модели предполагают анализ мышления как состояния когнитивного поля, которое связывает моменты мышления в единую конфигурацию локальных различий, являющихся матрицей локальных связей, функций и векторов. Состояние поля динамично и насыщено энергией. Такого рода подход в анализе мышления полностью коррелирует с достижениями современной науки. Так, теория относительно уже ввела четырехмерный мир Минковского. Квантовая физика обратила внимание на электродинамические и гравитационные поля. В биологии также стало использоваться понятие поля (работы А.Г.Гурвича, Б.С.Кузина). В психологии эта модель мышления стала использоваться К.Левиным.

В целом нелинейные модели мышления предполагают осмысление скачков, гештальт-переключений, нарушающих плавный переход от одного рассуждения к другому. Эти скачки мысли нельзя отождествлять с нарушением законов логики. Они свидетельствуют о том, что в ходе аргументации используются иные средства логики, не включавшиеся ранее в поле зрения логиков, отдающих приоритет дедукции.

Дискурс как новая техника мышления

Дискурс (путь, изложение, рассказ, логически правильно выстроенная речь) – весьма неоднозначное понятие, ставшее центральным в методологии современной лингвистики. Если в классической философии дискурс отождествлялся с рассуждением и характеризовал практику линейного мышления в противовес интуитивному схватыванию целого, то сегодня возникло такое понимание речевых оборотов, которое усматривает акцент на смыслах высказываний. В современной философии дискурс трактуется как целостная структура, обладающая различными уровнями, которые оказывают воздействие на нижележащие уровни языка, речи и их усвоения.

Дискурс стал пониматься как нелинейная организация речевой коммуникации, где субъекты высказываний могут отличаться от рассказчиков, где взаимопонимание достигается благодаря постижению и оценке меня со стороны другого, а его – мною. Дискурс становится игрой аргументов, в том числе научных.

Итак, ведущей тенденцией в развитии философии науки становится разработка лингвистических методов постижения науки во всем многообразии ее функций: анализ языка науки, его семантики, синтаксиса и прагматики, изучение научного сообщества, как речевого сообщества со своим профессиональным тезаурусом, раскрытие научного дискурса как сети коммуникаций с их взаимной интенциональностью и взаимной рефлексией, выявление явных и латентных диалогических и риторических мотивов в научных текстах, которые говорят о полемике ученых, о внутренней сопряженности научных текстов. Даже естественно научное знание не может анализироваться вне контекста отношений я и другой, вне контекста коммуникативных отношений между учеными.

Интеллектуальные уловки

В 1997 году во Франции, а спустя несколько лет в США вышла совместная работа Алена Сокала и Жана Брикмонта «Инттелуктуальные самозванцы». Основу книги составила ранняя статья А.Сокала, где он в насмешку над ученым миром показал те небрежности в текстах, которые допускают многие ученые, при попустительстве постмодернизма, нового течения в литературной критике.

А.Сокал убежден в том, что сдвиг, который произошел в физике в 20 веке, не пошел ей на пользу. Речь идет о том, что еще А.Эйнштейн проявлял неподдельный интерес к концептуальным фундаментальным вопросам физики. Но вот пришло новое поколение, которое вслед за Р.Фейнманом говорит: можно спорить до хрипоты, но поскольку существует много интересных вещей в области элементарных частиц, брось споры иди и вычисляй.

Но ведь эксперименты в той же физике это не самоцель, они проводятся ради проверки того, являются ли теории о мире правильными.

Существует мнение, что философия науки столь же полезна для ученых, как орнитология для птиц. Орнитология ведь не предназначена для того, чтобы приносить пользу птицам. Хотя, в принципе, орнитологи, изучая физику полета птиц, могли бы подсказать птицам, как им летать более эффективно, если не считать того, что их уже, так или иначе, подтолкнул к этому естественный отбор. Однако все это не столь унизительно для философии науки. Здесь содержится прояснение того, что делают ученые, независимо от того, помогает им философия науки или нет. Многие ученые понимают, что занимаясь физикой, вы не сможете избежать философии. Но из этого обстоятельства делаются различные выводы. Некоторые говорят, что философы тут не нужны, поскольку философией физики занимаются сами физики. Другие говорят, что проблема с физиками состоит в том, что они философствуют, но на самом деле не готовы к такого рода занятию.

Концептуальное прояснение может быть полезным в том плане, что продвигает науку вперед, даже в узком инструментальном плане.