Августа 2002 года

Э то не дневник! Он (дневник), судя по поведению и отношению к нему моих «деток», никому не нужен. Это размышления вслух – для самого себя.

Через пару дней будет уже два месяца, как ушла моя дорогая и любимая Вера. Говорят, время сглаживает остроту пережитого горя. Это, конечно, так.

Но! Но не настолько, чтоб не болела душа. А ещё говорят: «А ты разговаривай через письмо». Нет! Писем я писать не буду – это не логично. По понятиям современной науки никакой загробной жизни нет. Остается только память, которая, к сожалению, со временем притупляется, а острые моменты жизни сглаживаются. Может это хорошо?

И начну я этот разговор с описания последних дней жизни мой Веры. Возвратились в Тольятти мы одиннадцатого апреля 2002 года. Встречали нас тем же «кагалом», что и провожали. Это Вдовин, Пашутин, Бритько, Ткачева, Волков, Казанцев. Желающих приехать в аэропорт и встретить нас было много, но остальным отказали, мотивируя тем, что автобус маленький.

«Вот, полковники несут меня от трапа до автобуса на руках. Я знала об этом – чувствовала сердцем. Несите и не уроните», – смеялась от радости Вера. Немного отъехав от аэропорта, остановились. Первая чарка за возвращение на землю Волжскую. Надо было видеть радость в глазах Веры.

Затем приезд в Тольятти. Тот же дом, та же квартира в гостинице и масса подруг Веры, друзей. Настоящее дружеское веселье. И уже совсем поздно пришли начальник ТФВИТУ генерал-майор Иванов Виктор Петрович и начальник тыла полковник Кобликов Н. В.

Отступление. Совсем не так прошла встреча в Санкт-Петербурге: хоть и на высоком уровне, но чопорно. Нас встречали заместитель начальника ВИТУ генерал-майор Зайченко Павел Алексеевич, бывший начальник кадетского корпуса полковник Киселев Василий Алексеевич и, естественно, офицер и курсанты сопровождения. А вот родные – дочь Лена, внуки Ирина и Серёжа, сестра Нина и племянница Юля – оставались дома.

Утром двенадцатого апреля, как раз в День космонавтики, прибыл к начальнику училища Виктору Петровичу Иванову. Он уведомил, что с 15 апреля я должен выйти на прежнюю работу и даже в тот же самый кабинет. На следующий день 16 апреля большой компанией отметили мое 78-летие.

Прошёл май. Вера обживалась на новом месте в квартире общежития, заставляя меня приносить всё новые коробки с вещами (часть мебели и вещи, которые мы привезли, лежали в одном из помещений нового офицерского клуба). Я заметил, что она стала как-то добрее ко всем: кто бы ни пришел, Вера находила что-то в этих своих коробках и перед уходом одаривала гостя какой-нибудь безделушкой, предметом одежды, сувениром…

Но вот в конце мая, числах в 25-27, поведение Веры заметно изменилось. Она стала задумчивой и рассеянной. Вечером 27 мая я, как и всегда, читал вслух газеты. И когда в руках оказалась и газета «Ветеран», вслух пробежав заголовки, обронил реплику, что уходят ветераны. Вера, как-то посерьёзнев при этом, вдруг сказала: «Послушай и запомни. Я умру раньше тебя…». Тотчас перебил её репликой: «Ну ты что? Тоже мне, нашла тему для разговора».

Не обратив никакого внимания на мои слова, Вера продолжала говорить: «…О моей смерти сразу никого не оповещай. Похороны должны быть скромными, без ажиотажа. И поскольку я некрещеная, то и не должно быть никаких религиозных обрядов, кроме общепринятых. Тело мое, по возможности, кремируй, а урну замуруй в стену. После похорон, спустя некоторое время, всем напиши короткие одинаковые письма о дате моей смерти».

На несколько моих попыток прервать монолог Вера совсем никак не реагировала, продолжая говорить очень серьёзно ровным спокойным голосом, не повышая тона. Оказалось, что это было её наказом и завещанием. На второй и в последующие дни Вера была такой же, как и прежде, никаких изменений не происходило. И по этой причине я совсем успокоился, не став придавать тому разговору серьёзного значения. В один из дней июня я решил её порадовать договором с компанией «Лада-Дом» (ООО ФСК «Лада-Дом») о купле квартиры по относительно скромной цене, хотя и с неопределённым сроком заселения. Вера оживилась, и мы стали строить планы, что в первую очередь надо прикупить из мебели, и как будем обустраиваться в новой квартире.

Поскольку нас по приезде в Тольятти прописали в общежитии, нам и выдали медицинские страховые полисы по этому адресу. И вот 10 июня вечером мы договорились, что завтра утром я схожу утром пораньше в поликлинику, чтобы заполучить талончик к врачу-специалисту, чтобы Веру поставили на учет, как диабетика. А дальше произошло ужасное…

Утро 11 июня 2002 года, вторник. В половине десятого позавтракали. Вера, пожаловавшись на боль в сердце, приняла лекарство. В 10-00 я выехал в поликлинику, чтобы вызвать врача на дом. Вернулся в 11-00. Вера открыла дверь – на лице ни кровинки! В 11-05 вызвал скорую. Она подъехала в 11-20. И сразу же началась борьба за жизнь: уколы, таблетки, аэрозоль. В 11-50 Веру перенесли на носилках в скорую и повезли в Медгородок.

12-00. «Пятачок» – перекресток улиц Ворошилова и Свердлова. Вера закрыла глаза, глубоко выдохнула и затихла у меня на руках. Умерла или, может быть (?!?), это ещё не совсем смерть, а лишь только клиническая?

Медгородок. Реанимация. Прямой укол в сердце. Но признаков жизни так и не проявилось. Вера умерла. Как сквозь туман до меня доходили объяснения врача о праве на проведение судебно-медицинской экспертизы. Конечно, отказался сразу и категорически: к чему – ведь всё произошло на моих глазах.

Светлана Константиновна очень любила своего третьего мужа. Все близкие этим «молодожёнам» друзья и знакомые знали, чувствовали это. Вера – первая жена генерала, с которой он дожил до «золотой» свадьбы и ещё сверх того пять лет, умерла на руках любимого человека. И, конечно, очень нелегко представить чувства человека, который, хотя всё время был рядом, но был бессилен помочь врачам, чтобы превозмочь смерть.

Но и самому Александру Ильичу довелось умереть на руках очень любящей его Светланы Константиновны. Наверное, и как много поживший и переживший человек, и ещё как человек военный в звании генерал-майора, он из всех сил, как только мог, старался облегчить переживания Светланы Константиновны шутками, иронией к самому себе. Но и в этот раз ему также, увы, не хватило сил перебороть неизбежную и неотвратимую смерть.

Глядя на фотографию Александра Ильича и Светланы Константиновны Сержановых после их бракосочетания у ЗАГСА на фоне храма, вспомнились, как во время последней её поездки на кладбище, подойдя к памятнику мужа, она с нежность провела рукой по фотографии Александра Ильича и, обращаясь к нему, тихо произнесла: «Не скучай, мы скоро увидимся, и я тоже снова буду рядом с тобой».

***

В повести о своем времени «Летят мои кони…» замечательный российский писатель Борис Львович Васильев философски, рассуждая о времени, пишет, что в абсолютном времени – от рождения до смерти – живут, «…не ведая, что есть и время относительное», только звери. Время же относительное присуще только человеку, «…и поэтому жизнь его никогда не укладывается в даты на могильной плите. Она больше, она вмещает в себя ведомые только ему секунды, которые, как часы, и сутки, пролетавшие, словно мгновения. И чем выше духовная структура человека, тем больше у него возможностей жить не только в абсолютном, но и в относительном времени…».

И нередко именно воспоминания позволяют далеким потомкам оценить относительность жизни своих предков.

Материалы, которые не вошли в книгу

«История жизни генерала Сержанова»