Калинин

Шок, который испытали сотрудники исследовательского Центра, потряс всех. Внезапная, а главное, непонятная смерть заведующего одной из самых засекреченных лабораторий, пропажа сверхпроводящего диска из сложного сплава неизвестного металла с окислами иттриумно-бариевой меди и части протоколов исследований стали причиной серьезных перемен в графике рабочего распорядка, да и в частной жизни каждого из них. С исчезновением диска исследовательские работы в области левитации прекратились. Сверхпроводящий диск такого диаметра могли изготовить только в России.

«Собственно, этот диск и был там изготовлен. Правда, с небольшим нарушением технологии. При литье диска в расплавленную массу был добавлен металла от моего штыря, найденного возле египетских пирамид»

Отрешённо глядя на полированные части деталей уникального экспериментального стенда, Евгений Калинин сидел в кресле. На журнальном столике стояла очередная чашка кофе (Господи…какая по счёту?) и нетронутая пачка любимых им хрустящих вафель.

«Вафли настоящие, из Киева. Знакомые привезли», – машинально уточнил Калинин, переводя взгляд опять на стенд.

«Последние эксперименты дали отличный результат: около пяти процентов потери веса экспериментального диска, плюс перемещение его в пространстве на десять миллиметров, что давало захватывающую перспективу. Теперь это просто набор бесполезных деталей, соединенных кучей проводов: без диска исследования придется прекратить. Без профессора, кстати, тоже. Так удачно возникшая идея, над которой я бился столько лет, остается опять только идеей. Грандиозный по своим возможностям эксперимент откладывался на неопределенный срок», – огорченно размышлял Калинин.

Тяжело вздохнув, он сделал небольшой глоток остывшего кофе. Напиток уже не бодрил. «Сейчас бы грамм сто для настроения. Но нельзя. Запрещено». В Америке, а тем более, здесь в Центре не принято пить на рабочих местах. С чувством грусти вспомнил шумные застолья с коллегами в родном институте у себя на родине.

Научной мысли это как-то не мешало, наоборот, человек расслабляется. Мозг освобождается от вечных бытовых проблем и концентрирует свою энергию на поиске чего-то необычного, абсурдного. Своими открытиями хочется перевернуть весь мир, закричать, «Эврика!», глазами поискать ближайшую яблоню и срочно встать под неё, оттолкнув Ньютона. Евгений зрительно представил себя под деревом и упирающегося Исаака Ньютона. Исаак кричал: – «Слышь, парень. Если на меня не упадёт яблоко, то никто не узнает о законе всемирного тяготения: наука пойдет другим путём. Ты что, этого не понимаешь, придурок». И, извернувшись, залепил Евгению в глаз. Сцена перепалки казалась настолько осязаемой, что Калинин непроизвольно взглянул на висевшее недалеко от него зеркало: нет ли синяка? и от души рассмеялся. Видно, организм требовал выхода накопившихся в последнее время отрицательных эмоций.

Со стороны это смотрелось комично… Представительный мужчина в белом халате, ученый, без видимых на то причин смеется, как ребёнок, при виде любимой игрушки. Евгений утёр носовым платком выступившую от смеха слезу и огляделся вокруг: нет ли посторонних? Нет, он был один. В лаборатории стояла непривычная тишина. Не слышно голосов сотрудников и постоянных укоров профессора: «Опять датчики закреплены не на тот угол. Вы же, уважаемая Жаклин, не стенд для химических опытов собираете!»

«Да… – грустно подумал Калинин. – Боюсь, что это уже не вернётся. Хорошо, что жена уехала домой, в Севастополь, соскучилась по детям. Не видела этого кошмара».

Хандра опять навалилась на него, мысли уводили его всё дальше в прошлое. Перед глазами, как в детском диапроекторе, мелькали картинки из жизни, и он беззвучно комментировал каждый слайд на экране.

«Вроде бы совсем недавно, работая в Севастополе, написал научную статью о физических свойствах сверхпроводимости и необъяснимых, с точки зрения науки, явлениях, возникших при его экспериментах с неким металлом. Материалы отправил в один из известных шведских научных журналов без всякой надежды получить ответ. Думал, не дойдёт. В статье не упомянул о египетской находке. Почему? Мне и сейчас стыдно за придуманную крамольную версию происхождения пирамид. Зачем обидел гордых арабов? Им же надо чем-то гордиться? Да еще и немалые деньги на этом зарабатывать.

Но какая-то мысль уже тогда будоражила меня. Что греха таить, думал: а вдруг египетская находка окажется именно тем ключом, которая даст практическое воплощение моей идеи».

Он вспомнил слова бывших сотрудников во время застолья в институте, организованного им сразу после приезда из Египта.

«Пилите, Света, пилите. Это чистое золото». Имелся в виду тот металлический штырь.

И ответ Светланы: «А вдруг версия Калинина верна? И этот предмет действительно из далёкого прошлого. Тогда эта штука будет во много раз дороже золотой гири. Что вы потом скажете?»

Вот почему он не стал уточнять в письме происхождение металлического стержня. В случае чего арабы тут же затребуют этот кусок металла себе. Ещё и штраф припаяют за незаконный вывоз артефактов.

Как бы там ни было, но письмо дошло до адресата. Месяца через два неожиданно приходит ответ, но почему-то из Финляндии. Научный совет Технологического института города Тампере приглашал его выступить с докладом на симпозиуме учёных, занимающихся подобными исследованиями.

Калинин запрокинул голову на спинку кресла, а ноги положил на журнальный столик.

«Как быстро привыкаешь к дурным привычкам. А что, американцам можно, а мне нельзя? Но ведь удобно. Ногам сразу становится легче».

Доклад получил неоднозначные отклики учёных. За время симпозиума он неоднократно беседовал с некоторыми специалистами: в основном тема его доклада интересовала учёных мужей из Америки, но, видно, не настолько, чтобы обменяться хотя бы визитками. Правда, один американский профессор что-то говорил о сотрудничестве (как потом оказалось, это был профессор Дорлинг), но конкретно ничего так и не предложил. Домой он уехал не в лучшем настроении. И каково же было его удивление, когда через некоторое время на имя ректора института пришло официальное письмо: его приглашали на работу в Финляндию. Это было невероятное событие. Естественно, он тут же дал согласие.

Как потом узнал, Тампере, оказывается, – город-побратим Киева, и в рамках очередных межгосударственных мероприятий его кандидатура каким-то образом попала в список перспективных учёных, которых ректорат финского института пригласил к себе на работу для продолжения научной деятельности. Жизнь круто поменяла свой вектор.

Тампере, небольшой, по нашим меркам, городок, расположенный на берегах реки Таммеркоски. Где-то около двухсот тысяч жителей, но по своей значимости город занимал второе место после столицы Финляндии – Хельсинки. Правда, поработать в этом прекрасном городе долго не пришлось.

Его и американца Ричарда Ригли перевели сюда, в Лос-Аламос. Возможностей для научно-исследовательских работ у этого старейшего американского национального центра, конечно, было больше. Естественно, и платили больше. Особенно доволен этим переводом был жизнерадостный выпускник Йельского университета Ричард. Ему не нравилась спокойная, размеренная жизнь финнов. Его полный энергии характер явно скучал среди медлительных финских сверстников и не очень симпатичных скандинавских девушек. Любитель выпить и погулять, Ригли за достаточно короткое время работы в университете успел даже попасть в полицию.

Как-то раз они вместе поехали в пригород Тампере познакомиться с городком, давшим название известной телефонной кампании Nokia, и там, в одном из баров, Ричарду что-то не понравилось, и он устроил маленький скандал. Естественно, попал в полицию. Городок они тогда толком так и не увидели. Раздражала Ричарда, как он сам говорил, и финская дисциплинированность: вовремя приди, вовремя уйди с работы. Поэтому предложение о переводе в Америку и включение его в состав научной группы недавно созданной лаборатории он воспринял с огромной радостью.

Ричард, несмотря на свой беспокойный характер, отличный парень и прекрасный математик, настраиваясь на продолжение воспоминаний (а что ещё делать?), продолжал размышлять Калинин.

Вторично круто поменялась жизнь Евгения. Воспоминания о детских годах, автокатастрофе, гибели в ней родителей и переезд со своей родной тёткой в другой город стали потихоньку забываться, но необъяснимый с точки зрения медицинской науки случай восстановления у него зрения после той страшной трагедии помнится и сейчас во всех подробностях.

Врачи тогда не смогли точно определить причину этого уникального явления. Что-то сдвинулось в его мозговых клетках. Видно, Бог пожалел сироту и дал ему шанс. «Даже не верится, что это произошло именно со мной», – мысленно в который раз удивлялся Евгений. И вдруг он, как-то загадочно улыбнулся, словно хотел что-то скрыть от самого себя.

Никто не знает и другого изменения в моём организме после той катастрофы. Очень грустно, но никто. Помимо зрения, у меня вдруг появились способности и тяга к точным наукам: математика, физика, химия стали любимыми предметами. Но ни друзья, ни учителя этому не удивлялись.

«Способный мальчик», – просто говорили учителя в школе. Они не могли знать, что эти предметы для Евгения раньше были недосягаемы. И неудивительно: сразу после аварии его забрала в свою семью родная сестра мамы, а вскоре они поменяли место жительства, переехав в другой город.

Память напомнила Евгению более зрелые года. Институт. Служба в армии. Развал страны под названием Советский Союз. Учёба в аспирантуре.

Работая в научно-исследовательском институте Севастополя, он учился в аспирантуре и корпел над диссертацией. Параллельно вместе с женой занимался, так сказать, бизнесом. Жить как-то надо было.

Калинин улыбнулся, вспомнив себя, научного работника, с тяжёлыми сумками, загруженными товаром, и жену, обмахивающую на рынке свой прилавок долларовой ассигнацией.

«На удачу. Так положено, иначе торговли не будет, – всегда говорила жена. – Если первый покупатель – мужчина, то к двойной удаче».

Интересное было время, мысленно подвел черту под свои недавним прошлым, Евгений. Как ни странно, но этот бизнес «купи-продай» приносил ощутимую прибавку в семейном бюджете. Он тогда, особенно после выгодной коммерческой сделки с поставкой мебели из Малайзии, сумел отложить приличную по тем временам сумму на туристическую поездку в Египет. Сейчас, вспоминая своего товарища по службе в армии, симпатичного директора рыболовного предприятия, сотрудников «Соврыбфлота», да, в общем, всех, кто в то время помог ему осуществить ту мебельную сделку, он невольно поблагодарил судьбу.

И, конечно, отдельная благодарность жене: она настояла на этой поездке, ей своими глазами хотелось увидеть знаменитую пирамиду Хеопса. Её желание усилилось, когда кто-то из моих знакомых, кажется, Фёдор, сделал ей комплимент, якобы обнаружив сходство овала ее лица с чертами головы Нефертити в молодости. Бабский угодник! Можно подумать, что он видел живую царицу. Жена комплимент приняла за чистую монету. Собственно, её страстное желание посетить пирамиды и изменило всю его жизнь. Благодаря именно той поездке у него в руках оказался тот металлический предмет, а потом у него возникла идея, над которой он трудился в этом американском исследовательском центре. С нее, с египетской находки, все и началось…

Тихий голос коллеги вывел его из задумчивости. За время работы за границей Евгений уже довольно сносно разговаривал на английском языке, но специфические американские обороты речи иногда доходили до него с трудом.

Американцы сокращают все до предела. «Время – деньги», – говорят они. Поэтому обращение коллеги к нему, по-русски означавшее «Евгений, тебя приглашает к себе для беседы шеф службы безопасности, мистер Оклбрайт» было заменено простым выражением: Go, Oklbrait. Раньше бы Калинин переспросил, что конкретно от него хотят. Теперь нет. И так все понятно.

Оклбрайт для сотрудников лаборатории был очень большим начальником, поэтому связка слова «иди» и имени шефа означало только одно: тебя вызывают в кабинет для беседы. Очень удобно: не надо тратить лишних слов. Экономия времени, а значит, и денег. Все по-американски.

Калинин не спеша направился на второй этаж, где размещался главный офис службы внутренней безопасности.

Осторожный стук в дверь кабинета застал главу службы безопасности Джона Оклбрайта стоящим спиной к двери. Он принимал «лекарство», расширяющее сосуды. Побаливала голова. Но уже через пару минут коньяк сделал свое дело: тепло разлилось по всему телу. Боль, как говорят, как рукой сняло. Довольный хозяин кабинета развернулся к посетителю.

Аккуратно закрыв за собой дверь, Калинин бросил взгляд на работающий напольный вентилятор и почему-то удивился темному кругу в центре вращающих лопастей, самих лопастей не было видно, был виден лишь кожух из металлической сетки, закрывающий вращающийся диск. Поток воздуха приятно освежал.

Не решаясь без приглашения подойти к огромному столу руководителя службы, Евгений остановился недалеко от двери. В кабинете попахивало спиртным.

Оклбрайт, не вынимая сигару изо рта, впервые пристально разглядывал вошедшего.

Стройный. Среднего роста. Довольно симпатичное интеллигентное, но не волевое лицо. Видно, «подкаблучник»: деньги до копейки отдает жене, определил Джон.

Странные они, эти русские. Одни чего-то всегда боятся: не могут громко крикнуть, послать к чёрту, настоять на своём, в конце концов. Другие, наоборот, ведут себя развязно, не считаясь с нормами приличия и устоявшимися в Америке обычаями. У русских, кажется, отсутствует золотая середина. Наверное, это и есть загадочная русская душа.

Жарко. Струя воздуха от вентилятора до Джона не доставала, а ближе поставить вентилятор нельзя: моментально появлялся насморк или закладывало уши, да и бумаги разлетались по всему кабинету. Кондиционер из-за простуды тоже включал редко, только когда проводил совещания. Оклбрайт вытер салфеткой пот со лба. Солнечный луч попадал на лицо, заставляя его прищуриваться. Он встал и прикрыл жалюзи.

Стоящий перед ним сотрудник был невысок, и шеф безопасности, разглядывая посетителя с высоты своего роста, придирчиво оценивал его, намечая план беседы.

«Относится к первой категории русских, что уже радует, – решил Оклбрайт. – К тому же голова у этого парня светлая. Идея, над которой работала лаборатория, принадлежала именно этому стеснительному русскому. Так, по крайней мере, говорят руководители Центра и сотрудники. Очень дисциплинированный работник. Не сравнить с этим шалапаем Ригли. Одного раза хватило взглянуть на него, чтобы понять, что тот не пропустит ни одну юбку. В свободное от работы время вечно торчит в баре в компании, как сейчас говорят, продвинутой молодежи. Не зря, видно, попадал в полицию. Правда, неоднократные проверки этого гуляки ничего подозрительного не обнаружили»

– Проходи, чего стоишь? – показав рукой на стоящее рядом со столом кресло, буркнул вместо приветствия Оклбрайт.

Видя нерешительность сотрудника, он уже более миролюбивым голосом произнёс:

– Мистер Калинин, я прочитал твоё объяснение по поводу случившегося. Ты очень уважал своего шефа, я знаю. Но дело прошлое. Профессора не воскресить. И всё-таки как ты считаешь, мог бы твой бывший руководитель принимать участие в похищении диска? Не торопись с ответом, подумай еще раз. Важна каждая мелочь. В конце концов это в твоих личных интересах: без диска ты не закончишь свои исследования. Тему могут закрыть. О последствиях, надеюсь, ты догадываешься.

Закончив свой монолог, шеф службы безопасности сел в кресло, локти поставил на стол и, положив свой подбородок на тыльную сторону сложенных вместе ладоней, в упор уставился на собеседника. Его крупное лицо постепенно наливалось кровью. Зрачки глаз стали сужаться. От интонации его последнего предложения веяло угрозой. При этом рот, не согласовывая свои действия с хозяином, мило, по-отечески расплывался в сочувственной улыбке. Старый разведчик применял к подозреваемому усвоенные им за долгое время службы в разведке приёмы психологического воздействия. Метод кнута и пряника: мол, я же хочу тебе, дурачок, помочь.

Напрасно он старался. На людей, одержимых идеей, а тем более, ученых, свято верящих, что они могут перевернуть мир своими открытиями, такие методы не действуют, они просто не слышат и не понимают своего оппонента. Им не до этого.

Калинин с удивлением посмотрел на шефа и неожиданно для Оклбрайта с явной иронией спросил:

– А вы сами-то, мистер Оклбрайт, верите в это? – не дожидаясь ответа, тут же сам ответил: – Зачем ему красть диск, если смысл моего предложения у него в голове? Диск в конце концов можно и самостоятельно заказать. У меня возникла только идея, а профессор её по достоинству оценил еще два года назад на симпозиуме, организованном Технологическим институтом города Тампере, и убедил руководство Центра в перспективности этого научного направления. Мы вместе начали экспериментировать. Если бы он хотел, то под благовидным предлогом просто уволился и продолжил опыты в другом месте. Да… вот вынос диска с территории действительно загадка. Зачем он это сделал, я не знаю. А главное, как он смог вынести его с территории? У нас строже, чем в аэропортах: просвечивают при выходе и входе. Вы сами об этом знаете, сэр. Я уже говорил об этом следователю.

Оклбрайт понял, что ничего нового он не узнает. Не потому, что сотрудник что-то скрывает, нет, он просто не акцентирует своё внимание на мелочах, а они обязательно есть. Профессиональная интуиция подсказывало старому разведчику, что эти мелочи есть и в этом случае.

– Ладно, закроем тему. Я вообще-то не для этого тебя пригласил.

Выдержав небольшую паузу, как бы давая возможность собеседнику ещё раз проанализировать сказанное, шеф безопасности уже более мягким тоном спросил:

– У меня есть просьба. Мог бы ты более предметно объяснить мне суть ваших экспериментов? Что такое левитация и телепортация, в общих чертах я знаю, но ведь это всё из области фантастики, как я понимаю? К чему могут привести ваши опыты в случае успешного их окончания? Насколько это важная и перспективная идея?

От такой просьбы Евгений немного опешил. Он и не подозревал, что руководитель такой важной службы не знает темы их научных разработок. Он размышлял, не зная, что ответить.

– Сэр, вы когда-нибудь об «Эффекте Мейснера» слышали? Эта научная теория напрямую связана с нашими исследованиями.

По лицу своего визави Калинин понял, что шеф безопасности впервые об этом слышал.

– А знаете, – медленно растягивая слова, словно решая для себя вопрос, надо ли посвящать далёкого от науки человека в суть идеи, наконец произнёс Калинин. – Сейчас я принесу вам небольшую брошюру, которую давно вожу с собой. Вы прочитайте ее, и мы с вами позже поговорим более предметно. Договорились? Мистер Оклбрайт, только хочу сразу предупредить, что сюжет в брошюре выдуман неизвестным автором и, на мой взгляд, не имеет под собой научной достоверности.

Удивлённые глаза шефа безопасности Евгений принял за согласие и, не спрашивая его разрешения, направился к выходу. Уже открывая дверь, Калинин обернулся и добавил:

– Фантастика, конечно. Но то же самое говорили и про «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого. В наши дни лазерный луч давно уже реальность.

«Вряд ли он знает Толстого, а произведение тем более», – подумал он. Чтобы как-то направить мысль шефа в нужном направлении, добавил: – «Двадцать тысяч лье под водой», Жюля Верна тоже когда-то была фантастика».

В длинных запутанных коридорах здания Центра очень легко заблудиться. Кому принадлежала идея такого лабиринта, мы, наверное, никогда не узнаем. Скорее всего, на момент проектирования комплекса шпионы так и шастали вокруг проектировщиков: всем хотелось знать расположение помещений на секретном объекте национального значения. Ответственное лицо решило задачу просто: разбили задание на проектирование всего комплекса на блоки, раздав эту работу разным проектировщикам, а затем зто ответственное лицо хаотично соединило эти творения в один архитектурный ансамбль. Скажете, абсурд? Вовсе нет. Зато ни одна разведка мира не имеет полного комплекта строительной документации этого национального научного центра. Вот так вот.

Калинин шел, стараясь не проскочить нужные повороты. Стены коридоров были украшены небольшими картинами, стендами и даже портретами ранее работавших в этом учреждении сотрудников, бывших, и, конечно, заслуженных. Все они, очевидно, умерли и уже не могли выдать секретные сведения, как правило, являющиеся государственной тайной. Евгений запомнил два портрета, укреплённых на стене рядом с нужным ему поворотом, и ориентировался по ним.

«Главное, не проскочить свой поворот, иначе попадешь в другой блок здания, из которого потом с трудом найдешь дорогу обратно. Если ещё найдешь», – неуверенно подумал Калинин, внимательно высматривая нужные ориентиры.

Подойдя, наконец, к своему блоку, Калинин вставил в специальную прорезь входной двери магнитную карточку. Дверь располагалась на пересечении двух коридоров, но вторым коридором он пользовался редко, тот вёл в самый конец здания, где находилась комната отдыха для сотрудников, работающих в этой части огромного здания Центра. Все подходы к их лаборатории фиксировались камерой видеонаблюдения. Вот и сейчас стеклянный глазок камеры уставился на него. Евгений помахал в её сторону рукой: «Привет, ребята!», – и вошёл внутрь.

Дневной свет, проникающий из широких окон, и потолочные светильники освещали большое заставленное различным оборудованием помещение. На подоконниках стояли комнатные цветы в глиняных горшках. Рядом с угловым окном в большой деревянной кадке стоял фикус. Этому растению было никак не меньше десяти лет. Его ветки, как щупальца осьминога, опутали весь угол стены и, в принципе, стали мешать, занимая полезную площадь помещения. Вдоль стен громоздилось оборудование, обеспечивающее работу главного детища проекта – испытательного стенда, который располагался в дальнем углу помещения. Стенд представлял собой сложную и довольно внушительную конструкцию с торчавшей посередине короткой металлической стойкой, над которой и был помещён экспериментальный диск. Над диском и под ним располагались мощные электромагнитные катушки сложной конфигурации и система рычагов для их вертикального передвижения. Вся эта конструкция была опутана множеством электрических проводов и датчиков. Постороннему человеку разобраться в этом, на первый взгляд, хаотичном переплетении соединений было невозможно. Но для Калинина и миссис Мэрой это не составляло труда. За долгие месяцы экспериментов они могли собрать и разобрать всю конструкцию с завязанными глазами. Теперь диск отсутствовал.

Слева от входной двери лаборатории располагалось импровизированное место для отдыха сотрудников, состоящее из широкого черного кожаного дивана и двух кресел: чёрного и белого цвета. Почему разного цвета, никто толком не знал. Даже их сотрудница Жаклин Мэрой, работающая в этом учреждении не один десяток лет, не могла объяснить этот казус. Скорее всего, как предположила Жаклин, белое кресло ранее находилось в другом помещении, где раньше работал руководитель лаборатории профессор Стив Дорлинг.

У профессора был любимый кот огромных размеров. Говорят, сибирской породы. Он любил сидеть на коленях шефа именно в белом кресле. Кстати, вопрос спорный, кому больше нравилась эта живая композиция, человеку или животному. Думаю, любовь была обоюдная. На шее животного был застёгнут красивый кожаный ошейник. Что само по себе было странно – не собака же. Но эта деталь не мешала коту, по крайней мере, он не подавал признаков беспокойства. При переходе в новое помещение профессор забрал кота с собой.

Но идиллии человека с животным на новом месте не получилось. Кот категорически отказывался лежать на коленях своего друга: противно мяукал и когтями обдирал кожу на не знакомом ему кресле. Боковую стенку этого кресла несколько раз пытались ремонтировать, но широкий надрез от когтей животного до сих пор так и не заделали. Очевидно, по просьбе профессора администрация Центра была вынуждена сделать рокировку: установили в лаборатории кресло с прежнего места работы. Обмен произошел не в пользу профессора: ободранное котом кресло оставили на месте.

Теперь кресло профессора пустовало. Не сговариваясь, сотрудники не садились в него. Не садились по разным причинам: то ли плохая примета, то ли из уважения к покойному. Кота тоже куда-то забрали.

Между диваном и креслами стоял большой журнальный столик. Рядом возле стены примостился небольшой сервант. В нём хранились чашки, кофейник, банки с кофе и остальная бытовая мелочь. Это было любимое место отдыха сотрудников лаборатории. Положа руку на сердце, отдых сказано слишком условно: споры коллег за этим столом доходили иногда чуть не до драки. Как правило, инициатором споров был Ричард Ригли.

Привычку пить прохладительные напитки и кофе, а также спорить до хрипоты в самой лаборатории, с большим трудом ввёл Калинин. До него все привыкли это делать в специальной комнате, находящейся в конце длинного коридора: напитки и кофе пили за счёт учреждения. Всего-то нужно было вставить пластиковый стакан, нажать соответствующую кнопку на автомате – и пей на здоровье. Сотрудники не любили тратить собственные центы: «халяву» придумали не русские, это точно.

В первое время Евгений самостоятельно покупал кофе и кипятил чайник. Затем наливал кипяток в чашки с кофе и приглашал коллег. Сотрудникам неудобно было отказываться от такого приглашения, и они усаживались за стол. Но в привычку подобное времяпрепровождение не входило. Успеха его действия не имели до тех пор, пока он не убедил сотрудников, что пешие прогоны к бесплатному кофе туда и обратно крадут у них драгоценное время. Время, как известно, для американцев – деньги (это святое): это и решило исход мероприятия. А потом все привыкли. Кофе, корм для кота и прочее уже покупали вскладчину. Еще один интересный факт. Когда спор за столом переходил на крик и все начинали слишком громко отстаивать свою научную точку зрения, кот всегда резко вскакивал с колен профессора и медленно, вразвалочку, виляя хвостом, уходил в угол комнаты. Спор, как правило, прекращался. Все успокаивались.

Вот и сейчас Калинин увидел белое кресло: оно сиротливо стояло на привычном месте – пустое. Над ним не возвышалась голова профессора и на коленях у него не лежал мудрый кот. Немного защемило сердце...

Рядом с креслом на диване расположилась Жаклин Мэрой с чашкой кофе. Но, о ужас! – с сигаретой в руках. Курение в лаборатории было категорически запрещено. Покойный профессор сам не курил и другим на рабочем месте запрещал это делать. Ричард угрюмо сидел за своим рабочим столом, листая какие-то бумаги. Дым от сигарет, очевидно, его не раздражал.

– Ни черта не пойму, почему такая путаница в цифрах. Неужели вся работа насмарку? – бурчал он из своего угла. – Евгений, как там дела? Что нужно Оклбрайту от тебя?

Калинин не ответил, только кивнул в сторону сотрудницы… мол, что с ней? Ричард пожал плечами и покрутил у виска пальцем.

Жаклин не обращала ни малейшего внимания на молчаливые реплики коллег в свой адрес, как собственно, и на присутствие в помещении самих мужчин. К репликам Ригли она привыкла, а Калинина просто не заметила. Ее взгляд был устремлён в потолок. Положив голову на спинку дивана, она застыла в неподвижной позе. Евгений решил ее не беспокоить, тем более, делать ей замечание. В конце концов не он здесь главный.

Подойдя к своему столу, он открыл нижний выдвижной ящик, бегло перебрал кипу старых бумаг и вытащил тоненькую папку.

Взяв ее в руки, Евгений отчётливо вспомнил, как много лет назад в Севастополе ему дал её старенький начальник отдела, доктор наук, профессор института. Вручил сразу после защиты им диссертации, со словами:

– Прочитайте, Евгений, может быть, не все там фантастика. Сразу после войны эти записи передал мне мой американский товарищ, можно сказать, друг. Познакомились во время войны: вместе по поручению соответствующих органов искали в немецких городах разные научные материалы, тогда еще наши страны дружили. Затем переписывались и встречались на различных научных симпозиумах. Эти материалы он почему-то отдал мне на последней нашей встрече в Ленинграде. У него были большие сомнения в достоверности изложенных там фактов. Скорее всего, это газетная «утка». И всё-таки… Вдруг вам удастся развеять сомнения моего друга относительно описанного там случая. Не важно, что моего товарища уже нет на этой земле.

Потом, на какое-то время задумался, словно что-то вспоминал, и добавил:

– Удачи тебе, кандидат наук. Дерзай и не бойся абсурдных идей.

По-стариковски осторожно профессор развернулся и шаркающей походкой, чуть-чуть хромая, медленно направился к выходу. На положенный в таких случаях банкет он не остался. Через месяц старый профессор умер.

Позже Евгений прочитал брошюру.

«Забавно, но не реально», – подумал тогда он. Да и особого времени осмыслить необычный случай, описанный в брошюре, не было: с головой ушёл в работу, но сюжет рассказа он запомнил на всю жизнь.

В то время он с помощью коллег пытался определить химический состав странной египетской находки. Это удалось сделать после сложных исследований. Основу образца составляли окислы иттрия и меди, а также определённый процент неизвестных металлов. Первые же эксперименты с этой находкой, связанные со сверхпроводимостью, дали неожиданные и непонятные результаты, которые и натолкнули его на совершенно абсурдную идею, связанную с законами левитации. И хотя эти явления были известны достаточно давно, простота экспериментов его поразила. Вот тогда ему и пришла мысль отправить материалы в научный журнал.

Запах сигаретного дыма резко ударил ему в нос. Калинин взглянул на Жаклин. Его удивило выражение её лица. Оно было отрешенным, словно вылепленное из воска, мертвенно-серого цвета. Где-то он уже видел подобное выражение лица. Где? Евгений понимал состояние этой уже довольно пожилой женщины.

«Со смертью их шефа и кражей диска работы по этой теме, скорее всего, будут окончательно закрыты, следовательно, часть сотрудников будет уволена. И в первую очередь уволят меня, потом, по возрасту – ее. Тут поневоле закуришь в неположенном месте. Она совершенно одинока. Для неё это будет ударом. Одно время она с материнской заботой относилась ко всем, особенно к Ричарду. Жаклин всегда старалась чем-то ему помочь. Но в последнее время её отношение ко всем резко изменилось. Почему, не понятно», – размышлял Евгений, глядя на Жаклин.

Вытащив брошюру из папки, он перелистал страницы и, убедившись, что все на месте, аккуратно вложил их обратно. Последний раз Евгений доставал эту брошюру месяца четыре назад, когда только-только появились результаты, дающие надежды на интересные открытия.

Воодушевлённый успехами первой серии опытов, маленький коллектив работал, не считаясь со временем: проводили сотни экспериментов и исследований. Но последующая работа в этом направлении стала заходить в тупик. Необходимо было искать новый алгоритм решения. Бесконечные споры утомили всех.

Однажды вечером все сотрудники во главе с профессором, как обычно, собрались за столом обсудить насущные дела и выпить кофе. Расслабиться, другими словами. Отдыхали все, кроме неугомонного Ричарда. Тот, стоя возле большого, напоминающего классную доску щита, укрепленного на стене, мелом писал математические формулы, пытаясь решить сложное уравнение. Оно не получалось. Ричард нервничал, а профессор, сидя в своем белом кресле (удивительно, но без кота), доказывал ему ошибочность его предположений. Обращаясь к коллегам, профессор стал предлагать кардинальное изменение самого процесса экспериментов.

– Для этого необходимо заказать дополнительное оборудование, – настаивал он, – и провести исследования, но уже в другом направлении.

Ричард тогда чертыхнулся и стер свои записи.

– Нет, мистер Дорлинг, я с вами не согласен. Мы на правильном пути.

Разгорелся спор. Каждый отстаивал свою точку зрения, критикуя мнения остальных. Даже обычно спокойный профессор, и тот перешел на повышенный тон. К всеобщему удивлению, Жаклин Мэрой высказала свое мнение, что бывало крайне редко. Она поддержала старую методику проведения опытов. Эта, как бы помягче выразиться, пожилая женщина была неплохим физиком-экспериментатором, но все знали: Жаклин редко высказывала свое мнение, сказывался, наверное, возраст. Поэтому ее участие в споре удивило коллег. Жаклин и сама знала свой недостаток, поэтому с лихвой компенсировала его, можно сказать, материнской заботой о сотрудниках. Особенно опекала молодого Ригли. На ее лице всегда была мягкая, немного грустная улыбка и какой-то отрешенный, рассеянный взгляд человека, потерявшего смысл жизни. Хотя внешне для своих лет она выглядела довольно неплохо.На редких совместных вечеринках в кругу коллег Жаклин всегда вела себя на равных с мужчинами: курила, рассказывала истории из своей жизни, немного выпивала. Калинин тогда уже заметил, что подобные мероприятия для миссис Мэрой были событием. Она досиживала с мужчинами до конца вечеринки и самостоятельно уезжала домой.

«Я сам был тогда на распутье, – продолжил свои воспоминания Евгений. – Вот и решил ознакомить своих товарищей с полуфантастическим сюжетом старой брошюры. Почему раньше этого не сделал? Коллеги могли подумать, что моя идея родилась под воздействием этого бредового рассказа, а не в результате давно возникшей у меня идеи и серьезной научно-исследовательской работы».

Чтобы разрядить обстановку, Калинин сам с разрешения профессора прочитал коллегам этот рассказ. Во время чтения в помещении стояла тишина. Лишь профессор иногда крутил по сторонам головой: видно, искал своего любимца. Он забыл, что кота в тот день забрали на свидание с его пассией.

– Выдумки журналистов, – тут же высказался Ричард Ригли, едва Евгений закончил чтение.

Профессор задумчиво произнес:

– Не торопитесь с выводами, коллеги. Бесполезных слов в этом мире не существует. Евгений, дайте мне почитать эту брошюру дома в более спокойной обстановке.

Но было видно, что и он не верил в реальность сюжета. Удивительно, но Жаклин Мэрой молчала. На этот раз она не высказала своего мнения. Ее лицо не выражало никаких эмоций. Она с бледным лицом сидела на диване и удивленно глядела на Евгения. В общем-то никто не верил в реальность событий, описанных неизвестным автором. Тогда это его не удивило.

«А сейчас?» – Евгений мысленно усмехнулся, печально посмотрев на лабораторный стенд. Он помнил каждое слово своих коллег после прочтения этого рассказа, их жесты, и неожиданно перед глазами всплыло лицо Жаклин. Лицо женщины сейчас было таким же, как и тогда, после прочтения рассказа.

Ещё раз мысленно посочувствовав женщине, Калинин почти бегом направился к Оклбрайту. Начальство не любит долго ждать.

Оклбрайт был занят. Секретарь попросила его немного подождать.

– Он скоро освободится, – проворковала Салли. – Хотите, оставьте, я передам.

Через полчаса Джон Оклбрайт держал в руках небольшую брошюрку с пожелтевшими страницами, больше похожую на скрепленные степлером вырезки из газет прошлых лет.

Несмотря на занятость и постоянные телефонные звонки, любопытство взяло вверх.

– «Опасный эксперимент», – прочитал он заголовок начинающего тускнеть от времени, отпечатанного на обычной печатной машинке текста. Фамилия автора на заглавной странице отсутствовала. Косо глянув на коробку с сигарами, Джон чуть приоткрыл её и, убедившись, что она не пустая, открыл первую страницу.