Свобода и подчинение

Прежде чем перейти к изложению концепции, которая была положена в основу реформ 1948 года, надо хотя бы коротко сказать о социальном учении католической церкви: это учение в первые послевоенные годы могло бы оказать существенное влияние на организацию немецкого хозяйства. Основы этого учения содержатся в опубликованной в 1931 году энциклике папы Пня XI — «Квадрогезимум анно». Его сердцевина — преодоление индивидуализма в индустриальном обществе и расслоения на классы в связи с наемным трудом. Главной целью общественной и экономической жизни в энциклике провозглашалось такое устройство общества и такая организация хозяйства, при которых все устремления людей подчинялись бы общей цели, были бы служением делу общего благосостояния. Причем такое служение католическое социальное учение объединяет с естественным правом каждого человека на частную собственность (включая собственность на орудия и средства производства).

Структура общества, согласно папской энциклике, должна иметь естественный, т. е. соответствующий исконным потребностям человеческого общежития характер и обеспечивать сознательную деятельность людей в интересах всего общества. Подобную естественную организацию общественной жизни энциклика усматривает в семье и общине, принимающих на себя все функции по устройству человеческого общежития в сравнительно узком кругу и обеспечивающих все насущные потребности охватываемого ими микрокосмоса. Поэтому в энциклике провозглашается в качестве центрального принципа организации общества, принцип «субсидериации», под которой понимается ступенчатая структура, где каждое более высокое объединение (до государства включительно) принимает на себя только те задачи, которые не могут быть разрешены более, низкими ступенями: то, чего не может решить семья, решает община, чего не может решить община, решает объединение общин и т. д.

В отношении хозяйственной деятельности энциклика предусматривает создание профессиональных «сословии», объединение людей не по «классовому» признаку, а по характеру их совместных усилий для достижения тех или иных практических целей, например,— крестьянство, купечество (включая всех работников торговли), работники шахт, машиностроители и т, д. Путем создания таких объединений предполагается преодолевать «классовые» противоречия (посредством подчеркивания принципа служения общему делу) и обеспечивать разумное руководство всей экономической деятельностью. В части распределения богатств энциклика настаивает на соразмерной труду зарплате, позволяющей семье трудящегося делать сбережения. Вместо «рабочего рынка», па котором рабочая сила продастся как товар, провозглашается принцип не только обеспечения всех работоспособных работой, но и такого их вознаграждения, которое обеспечивало бы человеческие условия существования для всей семьи трудящегося (это, видимо, навеяно примером средневекового цеха, бравшего на себя обязательство обеспечивать своих членов минимальным числом заказов, дающих возможность существовать членам цеха и их семьям). Конкуренция, как механизм, приводящий в движение всю экономическую жизнь, в энциклике принципиально отвергается: предпочтение отдается ограниченному жесткими рамками и целевыми заданиями соревнованию предприятий и отдельных лиц во имя общих целей.

Получившая название «профессионально-сословного общества», социальная теория католицизма таким образом подчиняет всю, в первую очередь хозяйственную деятельность людей, определенным этическим целям, преодолевая этим как индивидуализм, так и обусловленное (по мнению составителей энциклики) спросом и предложением деление общества на «классы». Общая формула такого общественного устройства, как говорит один из крупных комментаторов папской энциклики иезуит Г. Гундлах, может быть выражена так: «Столько свободы, сколько возможно, столько подчинения (общим задачам), сколько необходимо».

Возможно, что именно подчинение индивидуума общим задачам и тем самым сокращение его личной свободы было основной причиной сравнительно незначительного влияния католического социального учения в послевоенной Германии, несмотря на усиление религиозности ее населения, повышение удельного веса церкви в немецкой жизни и возникновение большой партии христианских демократов, ведущую роль в которой играли католические круги. Как ни необходима связь людей, как ни разумно требование подчинения личных интересов служению общему делу, как ни справедливо стремление к преодолению классовых противоречий и созданию общества, опирающегося на взаимное уважение и сотрудничество всех его слоев,— трудно было проповедовать эти идеи в стране, только что освободившейся от тоталитарной системы, которая, хотя и в ином смысле и из иных побуждении, тоже требовала «служения общественным интересам». К папской энциклике недаром особенно подчеркивалось, что в «профессионально-сословном обществе» ведущая роль принадлежит заслуживающим уважения этически безупречным личностям, готовым служить общему делу, а не личным интересам. Веры в то, что такие идеальные личности есть, трудно было ожидать от людей, только что переживших идеократию. Сомнение в осуществимости систем, подчиненных идее служения общему делу, всегда связано с вопросом: а к т о будет определять в чем должно состоять это служение, кто будет формулировать идеалы такого общества? Подобный скептицизм легко понятен, поскольку все нормы поведения в таком обществе определяются и конкретизируются в повседневной практике (и иного решения здесь нет) тоже не сверхсуществами, а теми же людьми, которые, как показали тысячелетия человеческой истории, весьма редко соответствуют тем высоким этическим требованиям, какие ставит любое служение высоким идеалам.

Следует также отметить, что до 1950 года попытки осуществления «профессионально-сословного общества» предпринимались только авторитарными режимами: итальянским фашизмом (с его «корпоративным государством») и диктатурой Дольфуса в Австрии (издавшей в 1934 году «Конституцию федерального государства Австрии», устанавливавшей формально сходную с требованиями папской энциклики структуру общества). Католическая церковь сурово осудила оба эти эксперимента, указывая, что вместо «профессионально-сословного общества», опирающегося на свободу и самоуправление общественных объединений, в обоих случаях было создано профессионально-сословное государство, в котором профессиональные группы не только целиком зависели от государства (создавшего их), но и были по существу его «приводными ремнями» для управления обществом.

Вполне понятно, что такое невольное смешение с практикой диктатур мешало распространению влияния этого учения в кругах немецкой общественности. Реформы же, приведшие к созданию профессиональных объединений, обладающих правом совещательного голоса при решении вопросов экономической политики, были проведены лишь в Голландии и только в 1950 году, почему и не могли служить материалом для дискуссии по переустройству народного хозяйства Западной Германии в 1948 году. Реформы в Голландии и позже не смогли оказать влияния на немецкую экономическую политику, так как до сих пор нет определенных выводов об их положительном или отрицательном значении для развития народного хозяйства и общественной жизни.