Введение. «общими для всех сказок являются остатки уходящего в древнейшие времена верования, которое выражает себя че­рез образное понимание сверхчувственных вещей

«Общими для всех сказок являются остатки уходящего в древнейшие времена верования, которое выражает себя че­рез образное понимание сверхчувственных вещей. Это ми­фическое верование походит на маленькие кусочки раско­ловшегося драгоценного камня, которые россыпью лежат на поросшей травой и цветами земле и могут быть обнару­жены лишь зорко смотрящим глазом. Смысл его давно уте­рян, но он еще воспринимается и наполняет сказку содер­жанием, одновременно удовлетворяя естественное желание чудес; сказки никогда не бывают пустой игрой красок, ли­шенной содержания фантазии» (Вильгельм Гримм).

Каким путем человечество приходит к тому, чтобы выра­жать себя через образное понимание? И какие сверхчув­ственные вещи находят в сказках свое выражение?

Современное исследование сказок говорит: сказки суть вещие сны народов. В сновидении нет места мысли. Образы проходят в пестрой смене через душу. В наше время эти образы большей частью лишь хаотичные, пронизанные же­ланиями слепки событий дня. Но другой вид сновидений указывает все-таки на более глубокие связи. Мы можем, например, увидеть во сне, что дом, в котором мы живем, начинает гореть. Мы бежим прочь от огня, просыпаемся — а у нас жар. Тело приняло вид дома, жар — вид огня. Уми­рающие часто видят во сне, что они должны уехать из свое­го дома, дети, напротив, что они ищут домик. Или мы за­блудились в лесу и не находим дороги, или скалы и горы возвышаются перед нами, а мы не можем пройти сквозь них. Мы постигаем: эти образы не только слепки событий дня, как в обычном хаотичном сновидении, они отображают безвыходные ситуации, в которых мы находимся. Третий вид сновидений стал в наше время редкостью, но его еще можно встретить, особенно при более глубоких душевных потрясениях. Это сновидение судьбы, пророческий вещий сон, в котором выражает себя внутричеловеческое. Здесь мы находимся на уровне точного вещего образа, на уровне создающего образы сознания, из которого берут свое нача­ло сказки.

На более ранней ступени развития человечества это со­знание было присуще всем народам. Ночное сновидение — это последнее, что осталось от него. Первоначально человек днем, позднее — преимущественно лишь ночью жил сно-видческой жизнью образов. Он видел не только — как со­временный человек — физическими глазами, предметно ося­заемый внешний чувственный мир, он видел также действу­ющий в нем мир сущностей. В то время, как его еще несрав­ненно более пластичная сущность вступала в контакт с дру­гими сущностями, он копировал их в себе, сущность выра­жала себя в сущности через внутренний образ. Это яснови­дение жило в человеке как природная сила. Это была мифо­логическая эпоха. Из переживания божественного сверхми­ра человек получал свои величественные имагинации (ima­go — образ) о возникновении мира и человечества, миф. Божественные силы были для него внутренне видимыми. Ведь и водительствующий дух своего народа он постигал, не мысля так абстрактно, как мы, а видя его как действую­щее существо. Так, к примеру, германский народный дух, который не мог еще высказываться в едином народе, а дей­ствовал сегодня в одном племени, завтра — в другом, имагинативно переживался как путник. Таким образом откры­вались человеку в образах великих героических сказаний судьбы и пути развития народов, к которым он принадлежал или с которыми должен был вступать в противоборство.

Из переживания собственной сущности и собственной судь­бы человек создал следующий вид повествования — пре­дания.

Сказки — это выраженные в образах внутренние судьбы и пути развития отдельного человека

В мифическую эпоху люди видели вещие образы (сновидческие имагинации). С развитием мышления они обле­кались в слова и рассказывались. Самыми первыми сказите­лями были во времена женской эпохи человечества храни­тельницы племени, провидицы и пророчицы. Так еще Та­цит рассказывает о великой провидице Веледе.

В мужскую эпоху задача рассказывания мифов, герои­ческих сказаний и преданий лежала на бардах и рапсодах, посланных центрами мистерий кельтских друидов — коро­левскими дворами раннего периода германской культуры.

В центре нашего германского Мифа стоит то великое из­менение создания, которое в XIX веке Зимрок облек в вы­ражение «Сумерки Богов». Ясновидение божественного сверхмира темнеет, и самостоятельное соединение с посто­янно переживавшимся потусторонним миром угасает. Од­новременно с этим в европейском человеке пробуждается самостоятельная личность, Я. Это грандиозное событие оз­начает судьбу для европейской части человечества, но так­же и судьбу для каждого отдельного человека. Сказки, со­бранные братьями Гримм в неустанном старании, отражают по существу это изменение сознания: необходимо покинуть королевство, отказаться от королевской власти; начинаются нужда и испытания. Наконец, собственными силами нахо­дится королевство и обретается новая королевская власть. Мы познаем пути развития личности, индивидуализации. Сказки показывают опасности этих путей, задачи и испытания, которые нужно выдержать, равно как и достигнутые ступени становления. Высочайшая ступень — человек, ве­рующий в Христа. Это не выражается в христианских име­нах, а открывается через содержание. Здесь имеют силу слова Иоанна: «И сделавшему нас царями...» (Откровение, гл. 1, 6. - Прим. перев.) Правда, способ­ность создавать образы была всеобщей, и иная сказка могла возникнуть в народе здесь или там. Но наши наиболее зна­чительные сказки являют столь глубокое познание челове­ческой сущности, столь целостное ведение внутреннего раз­вития к целям настоящего и далекого будущего, что мы уз­наем в этом водительство великих педагогов. Мы не знаем имен, но тщательное наблюдение пути возникновения и его символики позволяет нам познать в общем сказительном богатстве определенные центры.

Сказки — это сознательные наставления и великие воспитательные и образовательные средства народов

Вплоть до IX века в Европе имела силу так называемая трихотомия — деление человека на тело, душу и дух. Педа­гоги, создававшие сказки, поддерживали и дальше учение о трехчленном человеке, понятийно сформулированное уже Аристотелем, хотя в то время до уровня догмы было подня­то двойное деление — на тело и душу. Важным ключом стало рассмотрение сказок с этой точки зрения. Дух челове­ка, его вечная энтелехия, его Я появляются в мужском об­разе, и все подчиненные ему силы представляются как муж­ские. Душа открывается в образном языке всех народов как женское существо, и все душевные качества появляются в женских образах. Тело, как защищающая оболочка, являет себя в виде дома, замка, хижины, башни.

Каждая сказка похожа на маленькую драму, которая ра­зыгрывается на нашей внутренней сцене. Ее человеческие персонажи — это персонификации душевно-духовных сил; влечения и инстинкты, напротив, появляются в этой связи в виде животных. Хотя действие берет свои образы из пред­метного, внешнего мира, понимать его нужно как абсолют­но внутреннее событие. Каждый ландшафт есть соответствен­но внутреннее место действия.

Сегодня мы должны стараться понять сказки заново, так как современный человек больше не понимает язык обра­зов. Хотя наш язык полон образных выражений, большин­ство их возникло из образов. Язык — это застывший образ. Но интеллектуальное мышление больше не видит образа. Постижение образов в слове — это следующий важный ключ.

Почему сказки важны для духовного развития ребенка?

Ключом к пониманию значения сказки и ее места в воспи­тании ребенка может служить высказывание одного из со­временников Гёте: «История каждого достигшего полного развития человеческого индивидуума есть одновременно история его рода» (Вик).

Развитие, которое проходит человечество в целом, повто­ряется в каждом отдельном человеке, ранние времена развития человечества отображаются в ребенке, он как бы во­площает в себе мифическую эпоху. Этот период ребенок переживает в возрасте от четырех до восьми лет. Именно в эти годы он живет в мире созданных им самим образов. Ребенок — это существо, еще не абстрактно мыслящее, а создающее на душевном уровне образы, что и доказывает непосредственно детская игра. Сюда добавляется следую­щий важный закон: человечество подчиняется закону изменения сознания (Р. Штайнер). Сознание человека непре­рывно изменяется, и воспитание должно принимать во вни­мание это изменение сознания.

Ребенок нуждается в это время в классических народных сказках с их первозданным образным языком, и в разговоре с ним тоже должны преобладать образные выражения.

После мифической эпохи началось развитие мышления, человек жил как в сновидении и ясновидении, так и в мыш­лении. Повествования говорят образами и мыслями. Внеш­ние события находят свое выражение в обычном языке, внут­ренние — в образах. Эта эпоха повторяется в ребенке, начи­ная приблизительно с восьми лет, как образно-мыслитель­ный период. К этой стадии относятся саги и легенды; герои­ческие сказания как собственного народа, так и сказания другого рода. Великий документ этой эпохи человечества — Ветхий Завет, говорящий на двух языках.

Непосредственный мыслительный период достигается тог­да, когда начинается пора зрелости, лишь к этой эпохе от­носится художественная сказка. Она происходит из совер­шенно другой сферы, является продуктом, состоящим из разума и фантазии. Художественная сказка — это литера­тура, настоящая сказка — это имагинация.

Представленные здесь толкования, само собой разумеет­ся, не предназначены для ребенка. В детском возрасте еще нельзя вести душу от образа к интеллектуальному понима­нию. Нo родители, воспитательницы детских садов, учите­ля будут более ответственными в выборе сказок и при уст­ном рассказывании, если они будут знать о смысле и значе­нии этого древнего наследия.

Объединенные в этой книге интерпретации — это выдер­жки из докладов, которые были сделаны в разных городах разных стран. Они образуют соответственно завершенные в себе толкования. Некоторые повторения мотивов и образов были неизбежны, так как каждая сказка должна оставаться самостоятельным целым. В заключение дан краткий обзор самых существенных, встречающихся в этих сказках симво­лов.