double arrow

Внешняя политика в 1990-х годах

На международной арене Соединенные Штаты по-прежнему оставались сильным игроком, проводящим активную, интервенционистскую политику. Однако внешняя политика не являлась сильной стороной президента Клинтона. Подобно своему предшественнику Бушу он так и не сумел выработать твердой и последовательной линии в отношениях с другими странами. Избиратели, похоже, прекрасно осознавали данный пробел в карьере своего президента и не винили его в этом. Тот факт, что американские избиратели охотно прощали Клинтону недостаток опыта и заинтересованности в международных делах, красноречиво свидетельствует о сдвигах, происходивших во внешней политике США.

Откровенно говоря, временами трудно было понять, какого же курса придерживается администрация Клинтона.

Так, например, Соединенные Штаты вывели свои войска из голодающего Сомали, когда сложившаяся политическая обстановка осложнила оказание гуманитарной помощи. Точно так же американцы воздержались от вмешательства в Руанде, несмотря на творившиеся там широкомасштабные зверства. Возможно, подобное безразличие объяснялось удаленностью региона. Во всяком случае, у себя под боком США проявляли куда больше решимости: как только на Гаити возникла угроза для демократически избранного правительства, президент Клинтон изъявил готовность послать войска для поддержания порядка. Правда, в последнюю минуту гаитянские генералы одумались, и американское вторжение не состоялось. Американцам пришлось вплотную столкнуться с проблемой доморощенного терроризма: сначала в 1993 году, когда подвергся нападению Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, а затем в 1995 году, когда взлетело на воздух здание федеральных служб в Оклахома-Сити. Администрация проводила активное расследование, особенно в тех случаях, когда в деле участвовали антиправительственные элементы, белые экстремисты и религиозные радикалы. Однако правительственная стратегия не включала в себя «превентивные» военные действия или же тайные акции против международных террористов.

Клинтон рассчитывал, что внимание к вопросам внешней политики поможет разрешить экономические проблемы внутри страны. Основываясь на дипломатических прецедентах до 1930 года, он ратовал за ослабление торговых барьеров в отношениях с другими странами. Логика президента была проста: нация, которая обеспечена источниками сырья и рынками сбыта, будет менее склонна прибегать к насилию как гарантии своей безопасности. В 1994 году вступили в силу новые торговые соглашения с Мексикой и Канадой. Клинтон также одобрил установку на снижение тарифов, выработанную международной организацией под названием «Генеральное соглашение по тарифам и торговле» (ГАТТ). Администрация президента рассчитывала на максимальное ослабление ограничений для американского экспорта и инвестиций.

Президент, однако, быстро усвоил, что это раньше трезвый экономический расчет служил наилучшим объяснением для человеческого поведения. Сегодня же главные проблемы – те самые, с которыми ему приходилось сталкиваться во внешней политике, – были связаны не с рыночными отношениями, а с такими категориями, как национализм, этническая и религиозная принадлежность. Счастье еще, что некоторые проблемы можно было решить за столом переговоров. Так, в 1993 году американская администрация выступила в роли посредника на Ближнем Востоке, результатом чего стало заключение соглашения между Израилем и Организацией освобождения Палестины. В апреле 1998 года президент Клинтон отправил своего представителя, бывшего сенатора Джорджа Митчелла председательствовать на мирных переговорах по Северной Ирландии. С его помощью делегаты Соединенного Королевства, Ольстерской юнионистской партии, социал-демократической и лейбористской партий, а также представители националистической организации «Шинн Фейн» достигли консенсуса и подписали так называемые «Соглашения Страстной пятницы».

К сожалению, не все конфликты удавалось уладить путем переговоров. Самый тяжелый кризис клинтоновской внешней политики был связан с событиями в Югославии, где обострилась давнишняя этническая вражда. После развала этого федеративного государства в 1991 году сербы вели бесконечную войну с хорватами и боснийцами за власть и территорию. Сербский президент Слободан Милошевич снабжал оружием отряды боевиков, которые проводили этнические чистки среди боснийских мусульман. Они нападали на мирное население, брали в плен, пытали и даже казнили ни в чем не повинных жителей. В 1992 году, после того как информация о чинимых зверствах просочилась в мировую печать, ООН и НАТО ввели миротворческие войска в зону конфликта. В конце 1995 года Клинтон собрал лидеров воюющих сторон в Дейтоне, штат Огайо, для проведения мирных переговоров. В декабре переговорщики, казалось, пришли к согласию, и все вздохнули с облегчением. Соединенные Штаты ввели в Боснию свои войска на правах миротворческого контингента НАТО.

В июле 1997 года Милошевич стал президентом Федеративной Республики Югославия и в таковом качестве обратил внимание на повстанческую активность в провинции Косово. И вновь международное сообщество было шокировано жестокостью, с которой осуществляется геноцид – на сей раз против этнических албанцев. В 1998 году Соединенные Штаты и их союзники по НАТО выступили с требованием прекратить истребление албанского народа. Милошевич проигнорировал эти требования, и тогда союзники начали бомбардировку сербских частей на территории Косово и Югославии. Кампания устрашения началась весной 1999 года и продолжалась 78 дней.

Клинтон приравнивал действия Милошевича к «Окончательному решению» Гитлера (по поводу истребления евреев). Он горячо доказывал, что в силу своего морального долга Соединенные Штаты просто обязаны вмешаться в эту ситуацию. Тот, кто безучастно наблюдает за кровавой резней в Косово, утверждал президент, является соучастником злодеяния. Для проведения военной кампании Клинтон избрал весьма рискованную стратегию с неопределенными перспективами на будущее: американское командование не имело даже четкого графика операций – все зависело от реакции сербов на требование вывести войска из Косово. Россия выразила свое неодобрение по поводу бомбардировок югославской территории. А неприятный инцидент, когда одна из бомб по ошибке угодила в здание китайского посольства в Белграде и повлекла за собой человеческие жертвы, стал причиной обострения американо-китайских отношений. И все же два с половиной месяца интенсивных бомбардировок сделали свое дело: Милошевич принял условия союзников и вывел сербскую армию с оккупированной территории. На этом военная кампания в Косово окончилась.

Внешняя политика США при Б. Клинтоне

На внешнюю политику США после окончания «холодной войны» оказывали влияние ряд факторов. Они способствовали складыванию основных направлений поведения США в регионах мира. Во-первых, это подавляющая мощь и ощущение своего всемогущества. Американское руководство с начала 1990-х гг. было уверено в силах своей страны: США добились стремительной победы в войне в Персидском заливе, не встретили серьезного противодействия в мире их операции на Гаити и Балканах.

Во-вторых, в США росло осознание своей уязвимости. Основную роль в этом сыграл рост международного терроризма, в том числе на почве исламского фундаментализма. Под влиянием технологической революции в распространении информации и глобализации мелкие государства и частные лица получили возможность создавать угрозы крупным государствам и международной стабильности. Это явление в мировой политике получило название «присвоение права на применение силы» или, по выражению американского политолога Дж. Ная, «приватизация войны».

В-третьих, после окончания «холодной войны» возросло ощущение американцами своей исключительности, которое, по мнению исследователей, привело их к одиночеству в мире. Ни ООН, ни союзники США в Европе и Азии не могли составить равноправное партнерство с военно-политической машиной США. Новые региональные державы в глазах Вашингтона не выглядели достойными для сотрудничества, считались американскими политиками не созревшими для самостоятельной роли в мировых и региональных делах.

В-четвертых, большое влияние на формирование внешнеполитической стратегии США в 1990-е гг. оказала интенсивная идеологизация их внешней политики. Мессианизм был одной из основ этой политики в течение всей «холодной войны», но с приходом в 1993 г. в Белый дом администрации Б. Клинтона, американцы окончательно уверились, что распространение идеалов свободы и демократии в мире – лучшая гарантия защиты многообразных американских интересов, в том числе и интересов национальной безопасности.

Окончание «холодной войны» поставило перед Соединенными Штатами непростую задачу переосмысления и перекраивания своей внешней политики. Динамично меняющаяся система международных отношений и развитие новых глобальных процессов требовали поиска механизмов приспособления к радикально новым изменениям. Таким образом, с начала 90-х годов для США возникли как новые вызовы, так и новые возможности.

С одной стороны, в условиях «самороспуска» враждебного блока исчезновение глобальной конфронтации означало исчезновение реальной военной угрозы США и превращение их в единственную военную сверхдержаву, супердержаву (Ч. Крахаммер первым ввел в оборот понятие «однополярный мир» и стал писать о США как о единственной сверхдержаве). Америка стала не только практически неуязвима перед масштабным военным нападением, но и обрела гораздо большую свободу стратегического маневра. Помимо этого, в результате распада СССР и всего социалистического лагеря для США открывались широкие возможности сотрудничества с государствами, входившими в советский блок, и новыми государствами на пространстве бывшего СССР для распространения там американского влияния.

С другой стороны, с окончанием «холодной войны» торгово-экономическая сфера превратилась в основное поле соперничества между развитыми государствами, где США сталкиваются с растущей конкуренцией со стороны своих союзников по «холодной войне». Исчез и былой «стратегический компас» в виде доктрины «сдерживания», служившей основой послевоенной внешнеполитической стратегии США. Возникла ситуация неопределенности в отношении угроз безопасности США и методов противодействия им. Немаловажным является и тот факт, что внутренний «тыл» глобальной внешней политики претерпел изменения, поскольку в отсутствие серьезной внешней угрозы, сплачивающей нацию, и ясных новых целей стало гораздо труднее мобилизовывать общественную поддержку активного внешнеполитического интервенционизма.

Иными словами, перед победителем президентской гонки 1992 г. стоял ряд непростых задач не только практического характера, но и доктринального осмысления внешнеполитического курса страны. Вопросы внешней политики, однако, не играли значительной роли в межпартийных дебатах на выборах в том году. Исключением, пожалуй, явилась критика Клинтона в адрес своего соперника Дж. Буша-ст. в недостаточном, по его мнению, внимании к внутренним проблемам страны и чрезмерной озабоченностью международной тематикой. Клинтон также раскритиковал республиканцев в бездействии в отношении ситуации с правами человека в Китае и Югославии. На фоне усиливающихся спекуляций об ослаблении могущества Америки и повышенной озабоченности внутренними проблемами ни один из кандидатов не мог предложить на концептуальном уровне внешнеполитическую стратегию Соединенных Штатов. Эйфория победы в войне в Персидском заливе уступила место насущным вопросам экономической конкуренции со стороны Японии и приспособления США к новым механизмам глобализации, на чем и сыграл Б.Клинтон, обеспечив, в том числе и за счет этого, победу на выборах.

Однако бывший губернатор Клинтон, подобно Картеру и Рейгану, не имел опыта в мировой политике и, заняв президентское кресло в январе 1993 г., ясно дал понять, что основным вектором его президентства будет решение внутренних проблем Америки. Исходя из этого, он подобрал сильную команду специалистов-международников, назначил их на ключевые посты – Госсекретаря (Уоррен Кристофер) и советника президента по национальной безопасности (Антони Лейк) – и возложил на них все обязанности, связанные с ведением международных дел США. Тот факт, что Клинтон уделял всего 25% своего рабочего времени внешнеполитическим вопросам, в то время когда Дж. Буш-ст. – 75%, является яркой иллюстрацией того, какое место занимала эта тематика в повестке дня Клинтона на начальном этапе его президентства.

Данная ситуация оправдывалась в том числе и тем, что в начале президенства Клинтона США не испытывали каких-либо серьезных проблем на мировой арене и, что не менее важно, на президента не оказывалось давления внутри страны по поводу проведения более активной линии в мировой политике. Однако уже тогда, в начале 1993 г. было очевидно, что долго оставаться в стороне от международных дел не удастся – конфликт на Балканах набирал обороты, накалялась ситуация на Гаити, ряд так называемых «государств-изгоев» по-прежнему не оставляли попыток создания ОМУ, имела место эскалация ближневосточного конфликта, к тому же внутриполитическая ситуация в России практически по всем направлениям была критической и не принять выгодные для себя меры в такой ситуации для Америки было бы непростительным.

В своей инаугурационной речи Б. Клинтон заявил: «Наша страна столкнулась с вызовом формирования абсолютно новой внешней политики в фундаментально изменившемся мире. С вызовом, равным, пожалуй, тому, что был перед нами в конце 1940-х». Президент пообещал «новый и трезвый подход внешнеполитического мышления» и учет мнений обеих партий при формировании внешнеполитических решений. Несколько недель спустя, 26 февраля выступая в Американском университете, Клинтон заявил о том, что двумя центральными темами его внешней политики станут глобализация и киберпространство. Признавая наличие в мире таких вызовов, как этнические конфликты, тоталитарные режимы, проблемы экологии, СПИДа, распространения наркотиков и оружия массового поражения, среди приоритетных задач США Клинтон все же назвал:

восстановление американской экономики – необходимая предпосылка успешного ведения внешней политики;

увеличение роли торговли и необходимость создания «открытых рынков» для американского бизнеса;

демонстрация превосходства США в глобальной экономике;

помощь в развитии странам третьего мира;

продвижение демократии в России и во всем мире.

Таким образом, перед администрацией были поставлены три основные задачи: продвижение демократии, содействие экономическому процветанию и укрепление безопасности страны.

Поняв необходимость более активного участия в международных делах, Клинтону пришлось искать себя на новом поприще. Какое-то время он пытался найти приемлемый баланс между всей массой проблем, которые США, претендующие на роль мирового лидера, вызывались зачастую решить в одиночку. Для ряда азиатских лидеров он был чересчур озабочен проблемами расширения НАТО и отношений с Россией. По мнению европейцев, он слишком много времени уделял вопросам торговли и создания новых рынков для американского бизнеса в Азии.

Серьезные внешнеполитические испытания для Клинтона как президента начались с военных операций на Гаити и в Сомали. И если кампанию на Гаити Клинтон назвал успешной (даже несмотря на то, что остров до конца десятилетия оставался небольшой, но все же проблемой для США), то операция в Сомали испортила отношения США с ООН, на которую Америка возложила ответственность за провал операции 1993 г. Однако внутри самих США Клинтон попал под огонь критики, как общественной, так и со стороны Конгресса, обе палаты которого контролировали республиканцы. Помимо этого, провал США в Сомали вызвал дебаты по вопросу вмешательства во внутренние дела других государств в «гуманитарных целях». Знаменательным это событие стало еще и потому, что в мае 1993 г. Клинтон подписал директиву № 13, предусматривавшую содействие усилению миротворческого потенциала ООН и готовность США на регулярной основе предоставлять свой миротворческий контингент под оперативное командование ООН, выдвинув тем самым концепцию «наступательной многосторонней дипломатии» в урегулировании международных конфликтов, призванной заменить соперничество двух сверхдержав времен «холодной войны» в этом вопросе коллективными усилиями международного сообщества под эгидой ООН. Однако упомянутый провал сомалийской операции, растущие разногласия между США, ооновским командованием и членами Совета Безопасности в боснийском урегулировании привели к быстрому переходу США от принципов «наступательной многосторонней дипломатии» к растущей опоре на НАТО и собственные силы под своим командованием. К лету 1994 г. директива № 13 была заменена директивой № 25, которая поставила жесткие условия участия США в миротворческих операциях под их руководством, включая оперативное подчинение американских сил командованию США или «такой компетентной региональной организации, как НАТО»].

В целом администрация Клинтона внесла немалый вклад в развитие НАТО как с точки зрения расширения альянса, так и перестраивания с «защиты территории» на гораздо более широкую функцию – обеспечение стабильности всего «трансатлантического региона» путем, в том числе, действий за пределами территории стран – членов альянса. В итоге CIIIA распространили сферу своих военно-политических обязательств на страны ЦВЕ, а с лета 1999 г. – фактически и на все Балканы. Эта ключевая внешнеполитическая акция США соответствовала линии сторонников «расширения демократии», а также геополитическим установкам заполнения «стратегического вакуума» в центре Европы и сдерживания потенциальных «экспансионистских устремлений» России. Как подтвердили и военная операция НАТО в Косово в 1999 г., и новая стратегическая концепция альянса, США, продолжая ссылаться на возможную роль ОБСЕ, тем не менее, последовательно проводят линию на обеспечение центральной роли НАТО в решении европейских дел. В конечном счете, США удалось усилить эту роль (а значит, и свою собственную) в решении вопросов европейской безопасности.

Важнейшим внешнеполитическим приоритетом США в 90-е годы стало продвижение американских торгово-экономических интересов в условиях глобализации мировой экономики. В политическом плане этот сдвиг был подготовлен окончанием «холодной войны», подчинявшей торгово-экономические интересы соображениям национальной безопасности. В то же время стремительная глобализация мировой экономики поставила США перед необходимостью активного приспособления к этому процессу с помощью повышения конкурентоспособности американских товаров на мировом рынке, облегчения доступа к внешним рынкам и укрепления стабильности все более взаимосвязанной глобальной финансово-экономической системы. Клинтон любил говорить о том, что США представляется ему «как крупная корпорация, которая соревнуется на мировом рынке». Президенту удалось провести через Конгресс Соглашение о североамериканской свободной торговле (НАФТА) между США, Канадой и Мексикой. Экономическое процветание США, как постоянно подчеркивают американские руководители, напрямую зависит от состояния и степени либерализации мировой экономики. Однако опыт 90-х годов подтверждает, что международная интеграция на принципах открытости рынков, частного предпринимательства и правового регулирования способствовала либеральной гомогенизации экономического (а затем и политического) уклада вовлеченных в нее стран, создавая предпосылки расширения «зоны свободы и демократии» в американском понимании. В то же время на практике проявились и опасные стороны этого процесса, прежде всего, растущая в условиях взаимозависимости хрупкость мировой финансовой системы, которую уже в конце прошлого года поразил финансовый кризис как результат проблем в экономике США.

В США в заслуги Клинтону ставят действия по деэскалации на Ближнем Востоке и Корейском полуострове, в последнем случае – посредством отмены санкций и экономического сотрудничества в обмен на приостановку ядерной программы страны. Отмечают его успешное миротворчество в Северной Ирландии, повышенное внимание к проблемам африканских стран.

Несмотря на войну в Косово и другие военные конфликты с участием США, было очевидно, что Клинтон стремится остаться в памяти американцев как президент-миротворец, поэтому зачастую на первый план выносятся его действия в качестве медиатора упомянутых конфликтов. Однако не стоит забывать и о том, что только за 1993-1996 гг. США в одностороннем порядке ввели (или угрожали ввести) экономические санкции более шестидесяти раз в отношении 35 стран. В 90-е годы США использовали военную силу в шести крупных военных операциях (т.е. вдвое чаще, чем в 80-е годы), включая односторонние бомбовые удары по Афганистану, Судану и Ираку (в последнем случае - совместно с Великобританией). При Клинтоне, среди прочих США не ратифицировали или отказались подписать ДВЗЯИ, Киотский протокол, соглашение о запрете на использование бактериологического оружия, фугасных мин и др. Хотя Клинтон уделял Африке больше внимания, чем остальные президенты, США фокусировались, главным образом, на сотрудничестве с Нигерией (крупным экспортером нефти и одним из четырех приоритетных государств для М.Олбрайт), Южной Африкой, Анголой (богатой минералами) и государствами, окружающими Судан, т.е. руководствовались исключительно национальными интересами.

Подводя итог всему сказанному, нужно отметить, что многие постулаты внешней политики Дж. Буша-ст., которые критиковал Клинтон в 1992 г., были постепенно адаптированы им и его администрацией в рамках единой концепции национальной безопасности США. Несмотря на то, что действия политиков такого ранга, несомненно, не могут оцениваться однозначно, в том, что касается достижения намеченных целей в рамках так называемой «большой стратегии» США, администрация Клинтона проделала колоссальную работу, направленную на укрепление позиции Соединенных Штатов по основным направлениям в мире.

Опыт США представляет интерес в качестве примера попытки обеспечения современным государством своей безопасности и жизненно важных интересов. После окончания «холодной войны» наравне с мессианизмом и морализаторством во внешнеполитической деятельности администрации Клинтона проявил себя в полной мере американский прагматизм. Несмотря на то, что эти явления часто рассматриваются как антиподы, в 1990-е гг. они взаимодействовали. Это нашло свое выражение как в двухпартийном характере внешней политики администрации Клинтона, так и в попрании демократических норм международных отношений (прежде всего, отрицании опыта и эффективности ООН) и стремлении к единоличным действиям. Разрыв между идеалами «продвижения демократии в мире» и реальным следованием прагматизму привел к «двойным стандартам» во внешней политике США. Ярким проявлением этого была политика в отношении урегулирования арабо-израильского конфликта и появление концепции «стран-изгоев», которая объясняла, почему США «приходится» отступать от демократических принципов.

В этом проявился эгоцентризм американской внешней политики после «холодной войны». Яркой чертой его стало отсутствие всякой критики по отношению к себе. Администрация Клинтона попыталась закрепить единоличное право на применение силы и свои «образы врагов» в качестве норм международного права, что, безусловно, явилось новым моментом в истории современных международных отношений. Можно поставить под сомнение универсальность этого опыта, но он может иметь практическое значение при моделировании позитивных и негативных аспектов этой политики.

Глобальная стратегия США

Новые подходы США к решению проблем безопасности формировались в процессе разработки глобальной стратегии на период после распада биполярного порядка. Обсуждавшиеся в ходе внешнеполитических дискуссий концепции были использованы администрацией Клинтона при подготовке официального документа, известного как «Стратегия национальной безопасности вовлеченности и расширения» (A National Security Strategy of Engagement and Enlargement. The White House. Wash., D.C., 1995, February). Представляется необходимым проанализировать предлагавшиеся концепции, так как окончательный документ вобрал в себя разные идеи – приверженцев откровенной гегемонии и сторонников варианта «скрытой» (либеральной) гегемонии, часто отождествляемой с мировым лидерством.

Приверженцы откровенной гегемонии были в основном среди представителей Республиканской партии и консервативных политологов, таких как Зб. Бжезинский, Г. Киссинджер, У. Одоум, Р. Кейган, И. Кристол, У. Краутхаммер, Дж. Муравчик, X. Сичерман, З. Халилжад и др. Согласно точке зрения выразителей идеи гегемонии должна существовать преемственность между победоносной стратегией США в годы холодной войны, начатой администрацией Трумэнами современной международной деятельностью. Они утверждают, что стиль американской гегемонии в годы холодной войны отражал демократизм правительства США, а военная стратегия была направлена на то, чтобы предотвратить ядерную войну, и это было сопряжено с большим риском для самих американцев, а большая часть военных расходов шла на выполнение международных обязательств (Kagan R. The Benevolent Empire// Foreign Policy, No. 111 (Summer 1998), pp. 24-35).

Сторонники гегемонии отвергают любые идеи о многополярном мире, признают только однополярную модель, в центре которой США – гегемон, мощь и авторитет которого будут определять будущее развитие мирового сообщества. Они не усматривают большой опасности в однополярной модели, в примате Америки, считают необоснованными и даже вредными попытки навязать американцам и мировому сообществу идеи о многополярном мире, об ограниченном характере лидерства США.

В наиболее концентрированной форме позиция американских консервативных мыслителей была выражена Зб. Бжезинским, который сформулировал положение о закономерности американской гегемонии, основывающейся на следующем:

1) военная мощь, имеющая глобальный характер;

2) экономический потенциал, делающий США «локомотивом» мирового роста, несмотря на то, что в некоторых областях американская экономика имеет серьезную конкуренцию со стороны Японии и Германия (притом, что экономика этих стран не имеет глобального измерения);

3) технологическое лидерство;

4) универсальный характер и привлекательность американской культуры, прежде всего среди молодежи, что не позволяет ни одному государству конкурировать с США в глобальном культурном влиянии.

Тезис о «благотворительном» характере американской гегемонии, предложенный Р. Кейганом, не отвергался полностью и теми политиками и экспертами, которые занимались разработкой стратегии, оформленной в либеральных категориях и терминах. Идеи, высказанные либеральными учеными, стремившимися концептуально оформить глобальную стратегию как глобальное лидерство, а не гегемонию (Д. Эбшайр, М.Линд, Р.Асмус, Р. Блэквилл, С. Ларраби, Ч. Купчан, Дж. Айкенберри и др.), были использованы администрацией Клинтона, хотя и не в полном объеме.

Рекомендации либеральных внешнеполитических экспертов сводились к следующему:

Факт лидерства Соединенных Штатов бесспорен, особенно в период неопределенности и переходности в развитии мирового сообщества, поэтому не следует акцентировать на нем внимание, не следует противопоставлять США остальному миру, прежде всего союзникам по НАТО.

На первый план следует вынести идею о том, что продвижение институтов демократии в мире может быть реализовано только коллективными усилиями на транснациональном уровне, и это не только не исключает, а наоборот, предполагает лидерство Соединенных Штатов.

К числу основных угроз стабильному развитию человечества следует отнести проблемы демографии, телекоммуникаций, финансовых рынков, организованной преступности, этнических отношений, нераспространения ядерного оружия.

Хотя предпочтение следует отдавать невоенным методам, военно-силовой подход в решении проблем международной безопасности должен оставаться в политике США; вооруженные силы должны быть готовы к выполнению быстрых и эффективных операций, для чего необходима их модернизация в соответствии с новейшими технологическими достижениями.

Не следует отказываться от идей реализма, прежде всего от идеи «баланса сил» между ведущими мировыми державами. Мировая политика сохраняет элементы анархии, в международных отношениях по-прежнему наблюдается конфликт национальных интересов различных государств. Это не означает, что война неизбежна, однако остается возможность возникновения военного конфликта – глобального или регионального. То же самое относится и к экономической конкуренции, которая останется характерной чертой международных отношений на долгие годы. В этих условиях нужна стратегия, которая позволит Соединенным Штатам успешно претворять в жизнь политику, направленную на защиту национальных интересов в ключевых для них регионах мира – в Европе, АТР (Китай, Япония, обе Кореи) и на Ближнем Востоке, т.е. обеспечивать благоприятный для США расклад сил в мире.

Следует сохранить НАТО как эффективно действующий институт и увеличить число ее членов (Abshire D. U.S. Global Policy: Toward an Agile Strategy // The Washington Quarterly, vol. 19, No. 2 (Spring 1996), pp. 41-61).

Работа над официальным документом не прекращалась, начиная с 1993 г. Перед экспертами, занимавшимися разработкой внешнеполитической стратегии для администрации Клинтона, была поставлена задача выработки оригинальной концепции, в которой уже известные идеи и подходы должны были получить новую интерпретацию. Требовалось дать новое толкование американскому лидерству, сделать его более реалистичным, более притягательным для союзников и не вызывающим резкой негативной реакции у оппонентов, нейтрализовать возможные обвинения в гегемонизме, диктате, в пренебрежении к внутренним проблемам, экономическим факторам.

В августе 1993 г. была создана специальная группа в рамках Совета национальной безопасности (СНБ) по разработке новой «большой» стратегии США на период после холодной войны. В нее вошли помощник президента по национальной безопасности Э. Лейк, сотрудники аппарата СНБ Дж. Рознер, Л. Фюрт, Д. Стейнберг. Немало усилий было направлено на поиски удачного общего названия доктрины, которое бы отвечало основополагающему постулату «от сдерживания к расширению». Такие термины, как «демократический экспансионизм» или «жесткий интернационализм», были отвергнуты на том основании, что они акцентировали внимание на силовом аспекте политики США, на методах давления, порождали аналогии с терминологией времен холодной войны. Остановились на «распространении демократии» и «участии в процессах строительства демократических институтов в мире и развития рыночной экономики».

Было решено сделать акцент на четырех направлениях американской политики продвижения демократии и рыночной экономики: 1) укреплять сообщество стран с рыночной экономикой; 2) поощрять и укреплять новые демократии и общества с рыночной экономикой там, где для этого есть возможности; 3) бороться с агрессией и способствовать либерализации недемократических стран; 4) оказывать поддержку развитию демократии и рыночной экономики в регионах, вызывающих наибольшую тревогу.

В июле 1994 г., по настоянию президента Клинтона, концепция была оформлена в новый документ СНБ «Стратегия национальной безопасности вовлеченности и расширения» (National Security Strategy of Engagement and Enlargement). Основным положением документа было утверждение о том, что граница между внутренней и внешней политикой стирается, укрепление национальной экономики необходимо для поддержания военной мощи, проведения внешней политики и поддержания мирового влияния США, активная международная деятельность обеспечивает расширение торговли и новые рабочие места для американцев.

Победа на президентских выборах 1996 г. была расценена администрацией Клинтона как национальное признание выдвинутой ею внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов не только на конец XX века, но и на грядущее столетие. В мае 1997 г. Белый дом представил еще один важный доклад – Стратегия национальной безопасности в новом столетии (A National Security Strategy for a New Century), в котором были изложены основы политики администрации Клинтона на второй срок правления, представлена стратегия на будущее.

В докладе были выделены следующие основные положения стратегии США:

1. США – нация с глобальными интересами;

2. Задача руководства страны - поддерживать превосходство во всех сферах- дипломатической, технологической, индустриальной и военной для защиты интересов США;

3. Для выполнения этой задачи США могут действовать как совместно с другими странами, так и в одиночку, когда это необходимо;

4. Соединенные Штаты являются единственной страной, способной осуществлять мировое лидерство при разрешении международных проблем.

Администрация Клинтона выдвинула внешнеполитическую программу, целью которой было закрепить благоприятный для США расклад сил в мире и обеспечить возможности для контроля над развитием международной ситуации в соответствии с американскими интересами и планами. Важное место было отведено идеологическому компоненту – распространению американских ценностей и преобразованию международного сообщества в соответствии с американской моделью демократии и экономической системы.

Необходимость более широкого участия Соединенных Штатов в решении международных проблем, в поддержании международной стабильности обосновывалась тем, что мир (как состояние без войны или конфликта) – общая, неделимая категория, поэтому глобальный мир является важнейшим национальным приоритетом США. Отмечалось, что концепция коллективной безопасности, ставшая атрибутом эпохи биполярности, в основе которой были преимущественно несиловые методы, не отвечает требованиям современного развития международных отношений. Делался акцент на том, что такие проблемы, как распространение ядерного оружия, урегулирование конфликтов, подобных югославскому, не могут разрешаться только несиловыми методами. Допускалось проведение военных операций для предотвращения попыток той или иной страны получить доступ к ядерному оружию или технологиям, в нарушение Договора о нераспространении ядерного оружия. Объявлялись возможными и необходимыми военные операции в гуманитарных целях в ходе межгосударственных и внутригосударственных конфликтов (гражданская война), как это произошло в бывшей Югославии. Признавалось возможным участие США одновременно в нескольких военных операциях по обеспечению безопасности, притом что они имеют определенную свободу в выборе союзников для проведения коллективных операций, оставляют за собой право не обращаться за одобрением акции к ООН, не консультироваться со всеми ведущими мировыми державами.

Такая постановка вопроса не противоречит позиции отдельных республиканцев и политологов, выступавших за откровенную гегемонию. Они считали, что отношения США с остальными странами будут развиваться по схеме: гегемония США – стабильность и процветание в мире – процветание Соединенных Штатов. Объявлялось, что процветание Соединенных Штатов невозможно без глобального процветания, свобода США невозможна без свободы других стран, национальная безопасность Америки не может быть обеспечена вне рамок международной безопасности, так как агрессия в любом уголке мира порождает агрессию в других регионах мира, а значит, угрожает США.

Политика по обеспечению безопасности и процветания Соединенных Штатов включала шесть стратегических приоритетов:

способствовать развитию мирной, единой, демократической Европы;

способствовать формированию сильного и стабильного азиатско-тихоокеанского сообщества;

построить новую открытую систему торговли для XXI века, которая принесла бы существенные выгоды для Соединенных Штатов и всего мира;

поддерживать статус США как основной международной силы по обеспечению мира;

повысить значение коллективных действий для урегулирования проблем безопасности, в первую очередь противодействия угрозам национальному суверенитету;

усилить военные и дипломатические средства, необходимые для ответа на существующие вызовы.

Представленный администрацией Клинтона вариант внешней политики США был охарактеризован ее авторами – либеральными учеными – как «демократическое лидерство». Однако по содержанию и методам реализации американская политика скорее заслуживала определения «либеральная/непрямая гегемония», так как очевидно было стремление США не только к распространению влияния, но и к установлению жесткого контроля над мировыми процессами, регионами, отдельными странами. Американский контроль определялся как «жизненно важный» для остального мира. В частности, отмечалось следующее:

отсутствие американского лидерства может привести к нарастанию нестабильности, повышению вероятности возникновения войны, что негативно скажется как на странах, прямо в нее не вовлеченных, так и на Соединенных Штатах, несмотря на высокую степень неуязвимости их положения по сравнению с другими государствами;

уход Соединенных Штатов из мировой политики приведет к такому положению, когда страны, ранее пользовавшиеся «зонтиком» США, вынуждены будут искать новые пути обеспечения своей безопасности, укрепления своей военной мощи, что может привести к усилению гонки вооружений на региональном уровне;

без американского контроля возможно усиление тенденции к распространению ядерного оружия, рост устремлений отдельных стран к обладанию оружием массового уничтожения любой ценой;

США могут утратить свое лидирующее положение в мире за годы бездействия и им будет очень трудно (или невозможно) восстановить свои позиции, когда они вновь захотят вернуться к активной политике;

мировое лидерство потребует больших затрат от США, однако не следует преувеличивать финансовый ущерб от указанной политики, так как отказ от лидерства позволит сэкономить лишь 1–1,5% ВВП США, или 70– 100 миллиардов долларов в год, сумму, незначительную для американской экономики.

Соединенные Штаты продемонстрировали желание и готовность бороться за укрепление своего влияния на мировые процессы, используя убеждение, экономические рычаги (прямая финансовая и экономическая помощь, оказание содействия в получении финансовой помощи от международных финансовых организаций, где у США – преобладающее влияние), дипломатическое давление и военные методы. Они оставляли за собой право на односторонние действия. В такой трактовке американское глобальное лидерство приобретало черты «либеральной гегемонии» для добровольных адептов и «жесткой гегемонии» для недовольных и неприсоединившихся. Соединенные Штаты как бы давали понять, что не откажутся от своей исторической миссии, возможности преобразовать мир по-своему.

В процессе обсуждения основ глобальной стратегии США особое внимание было уделено вопросам безопасности, от решения которых зависел характер системы международной безопасности, роль США в ней, безопасность самих Соединенных Штатов, а, главное, создание условий для обеспечения основополагающей роли США в новом мировом порядке. В целом, нельзя было сказать, что представленная демократами стратегия радикально расходилась с позицией многих сторонников гегемонии из числа республиканцев. Как отмечалось выше, иной была форма изложения этих основ, но и это не устраивало отдельных политиков и внешнеполитических экспертов. Так, республиканские лидеры заявляли, что США достигли такого уровня своей мощи, при котором ни одно государство в мире не было способно бросить им вызов, прежде всего в военной области. Они предлагали сконцентрировать усилия на закреплении существующего разрыва, предпринять дальнейшее наращивание военной мощи страны, укрепить позиции НАТО как сильнейшего военного блока.

Республиканцы весьма категорично высказывались относительно целесообразности взаимодействия США с другими международными организациями (ООН) и ведущими мировыми державами. По мнению гегемонистов из числа республиканцев, мощь США дает им фактически неограниченные возможности в достижении своих целей, поэтому не следует «заигрывать» с другими государствами, так как и без этого они будут вынуждены подчиниться воле Америки. Тезис о неизбежности подчинения остальных стран военной и экономической мощи США откровенно декларировался и отдельными сторонниками гегемонии из числа демократов, провозглашавшими, что «Америка видит дальше всех и лучше всех» и показывает путь остальному миру (М. Олбрайт).

Делая акцент на том, что США могут действовать в одиночку, республиканцы в Конгрессе, в принципе не поддерживавшие планы по активному использованию американских вооруженных сил за рубежом в регионах, где у них нет жизненно важных интересов, одобрили коллективную акцию США и стран НАТО в бывшей Югославии в 1995 г. и в 1999 г. Это было сделано не потому, что они приняли либерально-коллективистский подход администрации Клинтона, а потому, что это отвечало гегемонистским устремлениям Америки, для которой сохранение НАТО и присутствие в Европе все более рассматривались как непременное условие закрепления лидирующего положения в мире.

Сторонники гегемонии в принципе не против коллективных международных действий под руководством США, однако, они категорически против того, чтобы даже формально, на словах, допускалась какая-то зависимость от мнения и решения других стран и организаций. Они считают, что, прежде всего, США должны решить для себя, что и как делать, и затем поставить перед выбором те страны, которые заинтересованы в коллективных действиях в конкретном регионе. Так, они заявляли, что для США вопрос состоял не в том, как осуществлять ту или иную внешнеполитическую акцию (в одиночку или совместно с другими странами), а как эта акция соотносится с американскими интересами в том или ином регионе мира. Сенатор-республиканец Р. Доул, проигравший выборы 1996 году Б. Клинтону, отмечал, что в тех случаях, когда международные организации (ООН) или страны (народы) обращаются за поддержкой к США, интерес страны должен быть на первом месте, и любые международные организации должны «работать» на интересы Соединенных Штатов (Dole R. Shaping American Global Future // Foreign Policy, No. 98 (Spring 1995), pp. 29-43).

По мнению откровенных гегемонистов, колебания и отход от позиции гегемона ведут к ослаблению позиций США в мире, к росту активности других держав, стремящихся бросить вызов их могуществу. Они считают неприемлемым положение, при котором проведение нужных Соединенным Штатам военных акций может быть затруднено или невозможно без одобрения Франции, Китая и России, так как, по их мнению, коллективизм в международных делах эффективен только при наличии твердого унитарного руководства сверхдержавы - США, и без него мир скатится к конфликтам и хаосу.

Консервативный внешнеполитический аналитик X. Сичерман прямо заявлял, что Соединенные Штаты могут добиться успеха, полагаясь на собственные силы и силы НАТО, при условии, что «за спиной американской дипломатии будет тень вооруженных сил США»(SichermanH. The Revenge of Geopolitics // Orbis, vol.41, No. 1 (Winter 1997), pp. 12-13). Р. Кейган высказал мнение, что критики американской политики внутри США «подыгрывают» таким странам, как Россия, Франция, Индия и ряду других, которые противостоят действиям США по созданию стабильного и процветающего мира, заботятся о повышении своего собственного престижа в мире за счет Соединенных Штатов, стремятся заполнить своим влиянием геополитическое пространство, которое может образоваться в том случае, если США уменьшат свое присутствие в тех или иных регионах мира.

Представители администрации Клинтона и либеральные политологи, работавшие на нее, также делали акцент на военной мощи США и ее использовании в интересах страны, для поддержания и продления уникального статуса США, устранения существующих и потенциальных угроз. Они также полагали, что коллективизм не исключает свободы США от обязательств перед другими странами и международными организациями и возможность единоличного принятия решений и проведения односторонних акций.

По мнению Д. Эбшайра, эта политика допускала гибкость/маневрирование только для продвижения интересов США, однако при защите жизненно важных американских интересов и при выполнении обязательств перед союзниками гибкость исключалась. В краткосрочной перспективе гибкая политика предусматривала продвижение интересов США в мире и отражение угроз американским интересам. В долгосрочной перспективе- создание наиболее благоприятных условий для существования Соединенных Штатов и обеспечения их глобальных интересов.

Важнейшим элементом глобальной стратегии США провозглашалось укрепление Североатлантического союза, его расширение и превращение в базу новой системы международной безопасности, которая должна была сменить существовавшую в годы холодной войны систему безопасности. Для переключения внимания с расширения НАТО на восток и вытекающих из этого последствий (снижение роли ООН и ОБСЕ) была выдвинута концепция «кооперационной/согласованной безопасности» и объявлена задача создания трансатлантического сообщества (Posen В. and Ross A. Competing Visions for U.S. Grand Strategy // International Security, vol. 21, No. 3 (Winter 1996/97), pp. 23-32).

Авторы и сторонники этой концепции заявили о ее принципиальном отличии от модели коллективной безопасности времен биполярного противостояния. Как отмечалось выше, главный упрек к старой системе состоял в том, что новые глобальные проблемы безопасности не могли решаться на базе ООН и дипломатии. Они отвергали идею о том, что главным в сфере безопасности по-прежнему остается поддержание баланса между ведущими мировыми державами, к которым помимо США причисляются Россия, Китай, Япония и страны ЕС. Акцент был сделан на том, что большинство развитых государств, или демократические по своему характеру, или находятся на пути к демократии, отношения между ними характеризуются определенной стабильностью. После окончания холодной войны основные угрозы, по их мнению, будут исходить из регионов или стран, не входящих в эту группу. Особое значение приобретают локальные конфликты, которые в век высоких информационных и военных технологий могут перерасти в крупномасштабный региональный или международный конфликт, и тем самым представить угрозу интересам США и/или его союзников.

Для достижения наибольшего эффекта в решении проблем безопасности авторы концепции предложили соединить идеи разных подходов: 1) разумного изоляционизма - участвовать в разрешении только тех конфликтов, которые представляют жизненно важный интерес или неприемлемую угрозу для США; 2) гегемонии – сочетать независимость и единоличное принятие решений с коллективизмом по выбору США; 3) реализма – отрицая, что баланс сил между ведущими мировыми державами является краеугольным камнем системы международной безопасности, вместе с тем не отказываться от взаимодействия с ними, считаться с их интересами в разрешении кризисных ситуаций. Кооперационная безопасность призвана использовать элементы указанных трех подходов в разном сочетании и в разной степени при решении каждой конкретной проблемы (issue approach). Для обеспечения международной стабильности не отрицается желательность взаимодействия международных организаций (ООН, ОБСЕ), региональных организаций, прежде всего НАТО, отдельных государств, объединенных «стратегической взаимозависимостью» и действующих на основе «координации коллективных действий» для достижения поставленных целей, в том числе для ведения быстрых войн с минимальными потерями. Допускается использование силовых методов, в том числе военной силы, для решения международных проблем и урегулирования конфликтов, для поддержания стабильности в ключевых для США и их союзников регионах.

В качестве обоснования правомерности принудительного мирорегулирования выдвигается тезис о том, что процессы глобализациинивелируют феномен национального государства/национального суверенитета. Вызовы глобального века выходят за рамки национальных государств и требуют вмешательства международного сообщества во внутригосударственные процессы и события, когда возникает угроза стабильности региона, соседним странам, когда происходит нарушение прав человека и национальных меньшинств, когда существует угроза распространения ОМУ и т.д. При этом не учитываются особенности развития отдельных стран и регионов, где существуют специфические проблемы, решить которые США не могут. А сами США не отказываются от незыблемости своего суверенитета и готовы защитить его любыми средствами. Критики в США и за рубежом отмечали, что рассуждения о глобализации служат прикрытием устремлений США к мировому господству, к контролю над ресурсами в мире, к обеспечению преимущества в торговле и экономике.

Администрация Клинтона использовала модель кооперационной безопасности при осуществлении своей политики: США оставили за собой право на единоличное принятие решений и проведение силовых акций, выбор союзников и партнеров; параметры взаимодействия с международными организациями (ООН, ОБСЕ), с отдельными государствами- членами НАТО и региональными державами; характер, интенсивность, масштабы проводимой акции.

Большинство экспертов, работавших на администрацию Клинтона, уделяли первостепенное внимание НАТО и роли в ней США. Развивая идеи кооперационной безопасности, эксперты из «РЭНД корпорейшн» и Гарвардского университета Р. Асмус, Р. Блэквилл и С. Ларраби выступили с идеей формирования сообщества демократических государств на базе НАТО и Европейского Союза, независимого от ООН и ОБСЕ в принятии решений (Asmus R., Blackwill R., Larrabee S. Can NATO Survive? // The Washington Quarterly, vol. 19, No. 1 (Spring 1996), pp. 79-101).

Авторы сделали акцент на следующих положениях: 1) необходимо усиление политических функций НАТО с одновременным реформированием ЗЕС, который со временем может играть более значимую военную роль в Европе; 2) ЕС и НАТО должны быть в перспективе открытыми для всех государств, идущих по пути либерализации, включая Россию (в случае ее трансформации в демократическое государство). Конечной целью указанной стратегии, в которой ведущая роль отводилась США, было объявлено создание глобальной системы безопасности, которая соединит Европу и Америку через континент Евразии.

По мнению другого ученого, который также занимался разработкой глобальной стратегии США, известного специалиста по международным отношениям Дж. Айкенберри, создание новой системы безопасности с опорой на НАТО отражает стремление Америки расширить границы либерального демократического порядка. Дж. Айкенберри убежден, что Соединенные Штаты имеют полное право возглавить процесс по созданию нового мирового порядка с опорой на ведущую, по его мнению, международную структуру – НАТО, так как благодаря усилиям США, был положен конец холодной войне (Ikenberry J. The Myth of Post-Cold War Chaos // Foreign Affairs, vol. 75, No. 3 (May/June 1996), pp. 79-91).

О «незаменимости» и важности НАТО в осуществлении глобальных планов США писал авторитетный эксперт Джорджтаунского университета Ч. Купчан. В одной из своих работ он объявил, что Европейский Союз не может быть прочной основой для формирования трансатлантического сообщества, так как перспективы углубления интеграции в Европе весьма ограниченны - в экономической области из-за узких масштабов торговых интересов ЕС, что не позволит ему конкурировать в регионе Северной Америки и АТР, а в политической области - из-за отсутствия общей угрозы, подобной той, которая существовала в лице Советского Союза. Только на основе и с помощью НАТО, по мнению Ч. Купчана (и он не был одинок в этом мнении), возможно осуществить планы по расширению зоны демократии и мира в Европе. Политолог упрекает членов ЕС в том, что для вступления в Союз выдвигаются слишком жесткие условия, однако он не упоминает о том, что прием в НАТО предполагает практически полное подчинение интересам США со стороны ее новых членов из числа стран Центральной и Восточной Европы или других потенциальных членов альянса (Kupchan Ch. Reviving the West // Foreign Affairs, vol. 75, No. 3 (May/June 1996), pp. 92-104).

ООН не рассматривалась американскими авторами как структура, на основе которой возможно преобразование международных отношений. При этом они не скрывали, что в такой большой организации США будет трудно добиваться единства мнений, делая акцент на кризисе организации, оказавшейся неспособной решить проблему Ирака и бывшей Югославии.

В гораздо меньшей степени, чем откровенные гегемонисты, сторонники либеральной гегемонии, отождествлявшейся ими с глобальным лидерством, делали акцент на том факте, что Россия и Китай имеют право вето в Совете Безопасности, сохраняя определенное влияние на процесс принятия решений в ООН, что ограничивает свободу действий США. Стремление к «свободе рук», неудовлетворенность структурой, созданной в конце Второй мировой войны, позволили объявить НАТО единственной структурой, способной решать международные проблемы эффективно и отвечающей статусу и планам США по мирорегулированию. Предложенная администрацией Клинтона глобальная стратегия закрепила жесткую линию на расширение НАТО, объявив это задачей № 1 как для обеспечения международной безопасности, так и для интересов США.

В ходе формирования глобальной стратегии США были поставлены вопросы создания нового мирового порядка, в котором США должны сохранить статус основного системообразующего центра и в котором будут максимально нейтрализованы угрозы его безопасности и позиции гегемона. Именно поэтому важнейшими действиями США стали расширение НАТО и представление этой организации, где они занимали позицию неоспоримого лидера и хотели ее сохранить, в качестве основной коллективной регулирующей силы в формирующемся порядке; закрепление силовой модели урегулирования конфликтов опять же при американском лидерстве; отход от существовавших договоров в сфере безопасности, которые отражали положение, существовавшее в годы холодной войны (СНВ, ПРО). Заинтересованность в частичном разрушении старой институционально-правовой базы демонстрировали и республиканцы, и демократы, несмотря на существовавшие разногласия по вопросу о соотнесении категории гегемонии и лидерства.

Международная экономическая политика США

В истории развития мировой экономики период второй четверти 1990-х – начала 2000-х гг. может быть охарактеризован как время становления современной системы международной торговли. Бурное развитие информационных технологий позволило, с одной стороны, стимулировать мощный инвестиционный бум, а с другой, объединить финансовые рынки большинства стран мира в единую взаимовлияющую систему; именно в эти годы было завершено создание Всемирной торговой организации. Все эти изменения структурировали такие особенности формирующейся экономической системы, адекватное восприятие и влияние на которые основными участниками международного рынка было существенно затруднено.

В этих условиях преимущество в вопросах, связанных с оперативным разрешением возникающих кризисов разного уровня и развитием международных экономических институтов, принадлежало США, стране, которая уже во второй половине 1992 года начала выходить из периода экономической депрессии, в то время как в Европе этот год совпал с началом роста проблем в экономике, а начало экономического оживления наступило лишь в 1994 году, осложняясь решением проблем европейской интеграции. Для Японии же, с учетом специфических особенностей ее экономики, период международного экономического подъема оказался «смазан» и почти никак не проявил себя.

По словам Стэнли Фишера, сказанным им в июне 2001 года, «В 1990 году было возможно предположить, что лидерство в международной экономической системе постепенно движется в сторону Европы и Японии. Десятилетие спустя никто не сомневается в том, что США, хорошо это или плохо, сохранили свою позицию» (International Economic Policy Under Clinton Administration (Comments by Stanley Fisher, First Deputy Managing Director, International Monetary Fund), Harvard University, June 27, 2001).

В конце 1990-х гг. в администрации Клинтона четко понимали, что экономический успех США непосредственно связан с либерализацией международной торговли и движения капиталов. В 1998 году Клинтон отмечал, что «Около трети роста нашей экономики... который дал нам 16 миллионов новых рабочих мест, самый низкий уровень безработицы за 28 лет и самый низкий уровень инфляции за 32 года было обеспечено нашим экспортом и нашими экономическими отношениями со всем миром» (Public Papers of the Presidents, William J. Clinton – 1998, Volume 2. – P. 1227).

Кроме того, к 1998 году США кроме достижений на рынке труда и в сфере денежного предложения впервые с 1960 года добились бездефицитного выполнения федерального бюджета, профицит которого увеличился в 2000 году до 236 млрд. долл. В последующее время, однако, масштабные военные расходы и сокращение налоговых поступлений в условиях замедления темпов экономического роста привели к быстрому возвращению государственного бюджета страны в эпоху больших дефицитов.

Можно утверждать, что США в период президентства Клинтона выступали убежденными сторонниками и «лоббистами» мер по либерализации международной торговли и движения капиталов. Клинтон активно поддерживал усилия международного сообщества по трансформации системы Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) во Всемирную торговую организацию, что было успешно завершено в 1994 году. Причем Клинтону удалось добиться утверждения Конгрессом решения администрации о подписании итогового документа Уругвайского раунда переговоров в рамках ГАТТ – Марракешского соглашения, на основе которого в 1995 году была создана ВТО. Интересную особенность этому политическому успеху придает тот факт, что решение законодателей было получено уже после очередных выборов членов Палаты представителей и Сената, и, несмотря на масштабное поражение демократов в 1994 году, политическая воля президента позволила добиться победы в последние месяцы перед сменой состава Конгресса.

Еще более ранней инициативой Клинтона, связанной с либерализацией международной экономики, было создание в 1993 году Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА). Несмотря на сопротивление идеи НАФТА как со стороны разнообразных групп по защите экономики США от дешевых товаров, сырья и рабочей силы «во главе» с Россом Перо, так и части собственной демократической партии, Клинтону удалось добиться утверждения этого проекта в Конгрессе в ноябре 1993 года. Создание НАФТА стало одним из главных достижений периода первого президентского правления У. Клинтона.

Давая оценку международной экономической политики периода президентства Клинтона, нужно также остановиться на анализе характера взаимодействия администрации и структур МВФ и Мирового банка.

У. Клинтон признавал чрезвычайную важность этих организаций для решения международных экономических проблем. В своем обращении к Совету управляющих МВФ и Группы Мирового банка в октябре 1998 года Клинтон подчеркнул, что «МВФ и Мировой банк имели решающее значение для процветания мира во второй половине века... Главный экономический вызов, который стоит перед нами, состоит в необходимости обуздать позитивную энергию открытой международной экономики, избежав, тем самым, цикла бума и рецессии, который уничтожает надежду и богатства» (Remarks by the Hon. William Clinton, President of the United States, at the Annual Meetings of the Boars of Governors of the International Monetary Fund and the World Bank Group / Press Release No.4. Washington, – 1998. – P.2).

Исходя из этого убеждения, Клинтон и администрация президента проводили последовательную политику содействия деятельности МВФ и реформированию операционных возможностей этой организации, осуществляя эту работу, несмотря на жесткое сопротивление значительной части Конгресса. Благодаря этому, США заняли ведущее место в продвижении ряда важных структурных преобразований фонда.

Большинство из этих нововведений касались расширения возможностей фонда по оказанию помощи странам, оказавшимся в трудном экономическом положении, а также находящимся на начальных стадиях реформирования своих экономик. К этим инициативам можно отнести Механизм системных трансформаций (Systemic Transformation Facility) 1993 г., Механизм дополнительного резервирования (Supplemental Reserve Facility) 1997 г., новации, связанные с облегчением доступа к кредитным ресурсам фонда и т.д.

Особое место среди этих мероприятий занимало отношение США к политике фиксированных валютных курсов (pegged exchange rate). Первоначально администрация У. Клинтона поддерживала этот механизм валютного регулирования. Более того, в 1995 году США поддержали МВФ в политике фонда по поддержке фиксированных валютных курсов, рассматриваемых как средства борьбы с высокой инфляцией. Однако к концу 1990-х гг. администрация США, как и МВФ, на основании изучения целого ряда крупнейших международных кризисов, вызванных, отчасти, и практикой «pegged-rate», полностью отказались от этой политики.

Но основным фундаментальным принципом подхода США к международной экономической системе в период президентства У. Клинтона было стремление к либерализации операций с капиталом. Первоначально администрация даже поддерживала вариант поправки в устав МВФ, ставящей эту задачу одной из целей деятельности фонда, и лишь позднее, под влиянием оппозиции Конгресса, США отказались от этой идеи.

В этих условиях ответы США на вызовы международных экономических кризисов 1994 года в Мексике, 1997 года в Юго-Восточной Азии и 1998 года в России продемонстрировали гибкость администрации У. Клинтона в адаптации к новым требованиям международной экономики. Важно отметить, что девальвация рубля и дефолт в России были признаны в этом ряду важным событием международной экономики не только исходя из ориентации на российского читателя. Тот факт, что летом 1998 года МВФ и Мировой банк были готовы предоставить России кредитную линию на 22,6 млрд. долл. на 1998 – 1999 гг. с учетом того, что в июле 1998 года располагаемые резервы МВФ в долларовом эквиваленте составляли 31 млрд. долл., говорит о чрезвычайной значимости стабильности экономической ситуации в России для мировой экономики (Press Briefing on Russia by Stanley Fisher (First Deputy Managing Director, International Monetary Fund), July 13, 1998).

Экономический кризис в Мексике, по выражению Мишеля Камдесю, «...стал считаться первым финансовым кризисом XXI века», связанным с глобальной интеграцией финансовых рынков и возможностью более эффективного размещения международных капиталов и роста инвестиций. События декабря 1994 года в Мексике продемонстрировали, что увеличение доли иностранных инвестиций в экономике страны, а особенно на биржевом рынке, могло сделать любую конкретную экономику чрезвычайно уязвимой при смене интересов международных инвесторов.

В этих условиях значительная величина дефицита счета текущих операций, фиксированный валютный курс песо, отсутствие механизмов контроля и мониторинга состояния основных макроэкономических индикаторов привели к тому, что в условиях экономического подъема в большинстве развитых стран и соответственно роста ссудного процента привели к масштабному оттоку капиталов из Мексики. Последовавшая за этим девальвация песо, падение рынка акций и государственного долга создали угрозу не только распространения кризиса на другие страны Центральной и Южной Америки, но и престижу созданной в 1993 году Североамериканской зоны свободной торговли, включающей в себя США, Канаду и Мексику. Кроме того, Мексика готовилась к вступлению в Организацию экономического сотрудничес


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: