double arrow

Радиохимический и химико-металлургический заводы комбинатов Урала и другие предприятия отрасли

Практически одновременно с проектированием и пуском промышленных реакторов стали проводиться конструкторские и технологические работы по наиболее сложной и опасной части уранового проекта — радиохимическому и химико-металлургическому циклу. Наибольшие сложности возникали на первом этапе химической переработки облученных в реакторе тепловыделяющих элементов с целью получения плутония. Это имело место на радиохимическом заводе Б.

Следует отметить, что все оборудование, арматура, приборы были изготовлены на отечественной базе. ИФХАН выдал рекомендации по материалам для оборудования (А.Н. Фрумкин, П.А. Ребиндер), совместно с НИИ-26 Минхимпрома он занимался и вопросами газоочистки.

Задача по уменьшению выбросов радионуклидов в атмосферу решалась несколькими путями. Предусматривались возможно более длительная (свыше 20 суток) выдержка облученных блоков после выгрузки из реактора для обеспечения распада короткоживущих нуклидов; сорбция изотопов йода на силикагеле, пропитанном азотнокислым серебром; строительство высотной трубы (150 м) для снижения уровня загрязнения прилегающей к заводу территории.

Однако проблема обращения с массой высокоактивных жидких отходов предприятия оставалась труднорешаемой и опасной.

Строительство завода Б на Комбинате № 817 было начато в августе 1946 г. и закончено в декабре 1948 г. Для пуска завода были привлечены научные сотрудники РИАН, ряда научных институтов — НИИ-9, ГЕОХИ. В пусковую бригаду входили: Б.А. Никитин — руководитель, И.Е. Старик, А.П. Ратнер, Б.П. Никольский (РИАН), А.П. Виноградов (Институт геохимии), В.К. Марков (НИИ-9) и сотрудники самого комбината: М.В. Угрюмов, М.В. Гладышев, Б.В. Громов, Н.С. Чугреев, М.И. Ермолаев. Научное руководство в пуске и освоении эфирного отделения осуществляли Б.А. Никитин, В.И. Вдовенко (РИАН). 26.02.49 г. завод Б получил первую товарную продукцию и передал ее для доработки в металлическое изделие на химико-металлургический завод (объект В).

Персонал завода Б был подобран из квалифицированных специалистов различных отраслей химической промышленности, цветной металлургии, оборонных предприятий, а также из числа выпускников университетов и других высших и средних учебных заведений. Первым директором был П.И. Точеный, главным инженером — Б.В. Громов, главным энергетиком — Б.В. Брохович, главным механиком — М.Е. Сопельняк, главным прибористом — С.Б. Цфасман.

Начальный период пуска завода был напряженным. Сразу дали о себе знать неудачные компоновка технологического оборудования и расположение аппаратов. Большая площадь рабочих поверхностей и коммуникаций, отсутствие дополнительной защиты аппаратов, сорбция плутония на металле емкостей создавали трудности ведения технологического процесса. Агрессивность сред вызывала коррозию оборудования, что приводило к разгерметизации, загрязнению помещений, усложнению работы эксплуатационников и их переоблучению. Инженерным персоналом завода, научными сотрудниками исследовательских институтов и ЦЗЛ комбината была проведена большая творческая работа по освоению и преодолению трудностей опасного производства. Первым научным руководителем завода Б был А.П. Ратнер, с 1952 г. его сменил Б.П. Никольский. ЦЗЛ комбината последовательно возглавлял В.П. Шведов, затем В.И. Широков, Г.А. Середа, И.А. Терновский, Л.П. Сохина.

Особо хочется отметить роль И.А. Терновского в определении перспективного плана ЦЗЛ на будущее, впоследствии полностью подтвержденного.

Радиохимический цикл, будучи опасным, не имеет аналогов в других отраслях промышленности. Разработка его «в пробирке» на миллиграммовых количествах плутония не позволяла прямо экстраполировать ее результаты на крупномасштабное производство. Технологию пришлось создавать одновременно с получением готовой, срочно «ожидаемой» продукции плутония. Это дает основание считать завод Б, по определению Л.П. Сохиной, скорее опытно-промышленным заводом, своим опытом в дальнейшем обеспечившим безопасную работу других предприятий подобного типа.

На заводе была разработана так называемая цельноацетатная технология (Б.В. Громов, А.П. Ратнер, Г.В. Мишенков, Н.Г. Чемарин). Схему сначала проверили в лабораторном масштабе, на опытной технологической цепочке. Затем было смонтировано промышленное оборудование. Схема успешно действовала в течение ряда лет.

После реконструкции, осуществленной в период капитального ремонта 1952 г., мощность завода по сравнению с проектной возросла более чем в 3 раза. Извлечение плутония достигало 97–98%. Технологический процесс стал более совершенным и менее опасным.

В 1959 г. в эксплуатацию был введен завод-дублер (ДБ) — по сути новый радиохимический завод. Условия труда на нем были существенно улучшены. Радиационное воздействие на персонал благодаря новой, более совершенной технологии заметно уменьшилось.

Позднее стремление повысить чистоту конечного продукта, снизить объемы солесодержащих радиоактивных отходов привело к внедрению на заводе экстракционно-сорбционной технологии (Б.П. Никольский, М.Ф. Пушленков, Б.Н. Ласкорин, В.Б. Шевченко и объединенная группа сотрудников комбината и НИИ).

И все же как ни осторожно работал персонал, в первое время дефекты оборудования не позволяли предотвратить проливов высокоактивных по содержанию плутония и осколков деления жидкостей и загрязнения ими поверхностей и воздуха рабочей зоны (альфа- и гамма-излучатели), которое в тысячу раз превышало нормативные величины. Лишь позднее было преодолено отложение плутония на стенках всех коммуникаций, волновавшее технологов прежде всего его потерями на начальном этапе эксплуатации. Не менее опасным было это отложение и в плане возможности возникновения СЦР, которые и реально имели место.

Процесс реконструкции коммуникаций также был весьма неблагоприятным для персонала. Очистку их стенок вручную металлическими щетками проводили А.П. Ратнер, Б.А. Никитин, Б.В. Громов, Н.С. Чугреев и М.В. Гладышев. Полученный осадок использовали в качестве регенерата, саму же коммуникацию с остаточным загрязнением направляли для захоронения в могильник.

Коррозию коммуникаций не удалось полностью преодолеть, даже когда их изготовили из драгоценных металлов. Сами же огромные аппараты стояли в широко открытых в первое время каньонах да еще с наличием дефектов стенок и являлись мощными источниками гамма-бета-излучения. Вспоминаю этот период открытого размещения аппаратов в цехе, как и желтый осадок UF4 с примесью осколков на полу, грязные поддоны в каньонах и переполненные влажные нутч-фильтры. Они составляли постоянный интерьер отделения № 6, где работали наши первые — самые тяжелые больные Д. Ершов, С. Алиев, М. Гамазиев и др. Сами же работники (А.Н. Тыманюк) рассказывают и о постоянных операциях сброса осадков с полотнищ нутч-фильтров, и о нештатных ситуациях, когда из бригады выделенных солдат каждый должен был войти на несколько минут непосредственно в каньон, зачерпнуть осадок из аппарата и поместить его в поддон. Подобная манипуляция — по расчетам каждая — могла, по принятой тогда терминологии, «стоить» входившему солдату или аппаратчику дозы порядка 25 Р. Понятно, что и первыми нашими пациентами с ОЛБ средней тяжести были именно солдаты Мезенцев и Андронов, которые в 1950 г. лечились во 2-м терапевтическом отделении. Они выздоровели, в дальнейшем наблюдались и активно общались с нами по переписке. Фотография одного из них с сыновьями приводится ниже.

Высокоактивные отходы (ВАО) из цеха направлялись в специальное хранилище (здание С: заглубленные в землю бетонные сооружения с ячейками для стальных емкостей, каждое вместимостью 250 м3). Ведал этим сложным по режиму хранилищем В.К. Астрахов, постоянно волновавшийся за свое «опасное» хозяйство.

Рационализацией объема и концентрации ВАО с возможностью их последующего использования руководила умная, энергичная и требовательная Н.Е. Брежнева — научный сотрудник, мужественно преодолевавшая в этой нелегкой во всех отношениях работе свой физический дефект.

В июне 1947 г. стало очевидно, при всех ухищрениях справиться с объемом отходов в локальном хранилище практически невозможно, и было принято решение в ближайшие 3–4 года направлять их в открытую речную сеть (р. Теча — основной сброс в 1948–1951 гг.). Д.И. Ильин (ЦЗЛ комбината) оценил объем сброса в 2,5*106 Ки по бета-активности. С 1951 г. основной сток отходов направлялся уже на оз. Карачай. В 1957 г. в хранилищах комбината произошел взрыв с образованием так называемого Восточно-Уральского следа (ВУРС).

Следует указать и на огромные объемы не только воды, но и реагентов, использовавшихся при подготовке к сбросу, и на хранение низких и средних по активности отходов. Так, на 1 т урановых блоков требовалось 12 т 65% HNO3, 56 т технической воды, 2000 т воды для охлаждения аппарата и емкостей, 50 т пара и многое другое. Понятно, каким был труд персонала, который обеспечивал эти технологические процессы, и как он влиял на их здоровье.

Совершенно очевидно, что завод Б по условиям труда был в 1950–1952 гг., да и во время длительного капитального ремонта 1952–1954 гг. и реконструкции, завершившейся к 1956–1957 гг., одним из самых неблагоприятных на комбинате. Основным (и быстродействующим!) фактором явилось, по данным дозиметрии, наличие высоких полей гамма-излучения. Уровни составляли в щитовых помещениях по мощности дозы до 180 Р/час в условиях текущей эксплуатации и были еще выше в постоянно возникавших нештатных ситуациях. Содержание нуклидов в воздушной среде в десятки и сотни раз превышало ПДК даже по нормативам тех лет (10–11 Ки для альфа- и 10–10 Ки для бета-аэрозолей). Значимость бета-излучателей вначале переоценивалась. Потребовалось проведение ряда экспериментальных (Ю.А. Беляев — биологическая группа ЦЗЛ) и клинико-дозиметрических(Л.А. Плотникова, В.И. Петрушкин, Т.Н. Рысина) исследований. При посмертном исследовании оказалось, что содержание бета-активных нуклидов лишь в одном из большого числа случаев достигало 80 кБк. Значимость же поступления плутония (не только в связи с ужесточением норматива до 10–11 Ки уже в 1976 г., но и поданным клинико-дозиметрического исследования) становилась все более очевидной. Превышение ДСА было констатировано посмертно у 170 работников объекта Б (В.Ф. Хохряков).

Высокие дозы гаммы-излучения определялись не только у механиков, работников, занимавшихся ремонтом оборудования, но и у технологов и аппаратчиков большинства отделений и даже у лаборантов и отборщиков проб. Лишь к 1958 г. средние дозы гамма-облучения за год приблизились к принятым тогда нормативным (15 бэр за год), а в 1949–1952 гг. они составляли 50–113 бэр за год. В 1951–1952 гг. у 36–43% персонала эти дозы превышали 100 бэр за год и еще в 1953–1954 гг. у 70–50% были от 25 до 100 бэр за год.

К периоду 1949–1953 гг. относится и подавляющее большинство случаев диагностированных у персонала объекта Б профессиональных заболеваний: свыше 1500 случаев ХЛБ, 11 случаев ОЛБ и около 100 случаев МЛП.

Следует сказать, что предположение о диагнозе ХЛБ возникало, как правило, прежде всего у врачей здравпункта Б. Окончательное мнение принималось (с соответствующими социально-экспертными решениями) во 2-м терапевтическом отделении (позднее ФИБ-1), руководимом Г.Д. Байсоголовым. Решения эти включали оплачиваемый временный (на 3–6 мес) перевод на трудовой больничный лист и (или) последующее отстранение пациента от опасной работы на постоянный срок. В части случаев был необходим (преимущественно по социальным показаниям) перевод на инвалидность для переобучения и рационального окончательного трудоустройства. Опыт первых медиков к 1953 г. был уже достаточным. Признание их права на научное и практическое руководство проблемой было реализовано решением секции НТС о создании (май 1953 г.) филиала ИБФ в Озерске в составе пяти врачей и одного радиохимика, работавших до этого около 5 лет в МСО № 71.

Проблема отстранения от работы в основных цехах, несмотря на уже приобретенный нами опыт, решалась трудно, и не только потому, что ставила в тяжелое положение руководителей завода. Достаточно вспомнить их реакцию на докладную записку врача здравпункта Е.А. Емановой о запрете на работу 12(!) начальников отделений завода Б.

В переговорах медиков с руководством все же удавалось, как правило, достичь каких-то хотя бы компромиссных решений. Сопротивлялись переводу и сами пациенты, увлеченные своей работой, оценивавшие свою особую значимость для ее завершения, героически сотрудничавшие друг с другом в крайне тяжелых производственных ситуациях. Существовала удивительная нравственная атмосфера, в которой на равных сотрудничали ученые, врачи, инженеры, рабочие, военнослужащие, администраторы. Об этом вспоминают наиболее осведомленные, образованные специалисты, умевшие и тогда преодолеть понятный страх и ободрить окружающих (Е.И. Сапрыкина, Л.П. Сохина и др.).

Считаю обоснованным включить в текст именно этого раздела нашу с Г.Д. Байсоголовым оценку работы коллектива ФИБ-1, значимость которой в тот первый, тяжелый для заводов комбината период была исключительно велика, данную нами на 50-летии филиала.

Создание в 1953 г. научно-практического подразделения на базе первенца атомной отрасли страны в первые годы работы его и МСО № 71, обслуживающего комбинат, явилось оптимальным решением, обеспечившим практическую помощь героически работающему персоналу и накопление уникальных первичных данных по гигиеническим и медицинским последствиям облучения человека в условиях его профессиональной деятельности.

Непосредственное участие медицинских работников и научных сотрудников в формировании этих первичных данных сплошного наблюдения, начиная от входного медосмотра до возникновения профессионального заболевания, а в последующем и его исходов, определило исключительную полноту и преемственность всех медицинских сведений. Такой возможности были практически лишены стационары научных центров даже высококвалифицированных профильных учреждений страны. Значительно уступают по полноте и качеству наблюдения данные других медико-санитарных частей отрасли.

Руководитель ФИБа (Г.Д. Байсоголов), а также работавшие с ним врачи воспитали и следующие поколения врачей и исследователей. Они поддерживали на протяжении многих лет контакт друг с другом. Этим было обеспечено сохранение преемственности в практических свершениях и нравственных традициях высокой ответственности за судьбы персонала.

Работники комбината, в том числе наиболее неблагоприятного по условиям труда завода Б, радуют нас спустя много лет вместе с другими пациентами, перенесшими ХЛБ, полнотой и стойкостью клинического восстановления, наличием благополучных семей, детей и внуков, высокой социальной реабилитацией.

Из 2300 перенесших ХЛБ 40–50 лет назад живы 1200 человек со средней суммарной дозой 2,6 Гр при среднем возрасте 75 лет. Говоря об умерших(~1100 человек, средняя доза 3,1 Гр), можно отметить, к сожалению, увеличение доли злокачественных опухолей в структуре причин смерти и в такие отдаленные сроки. Однако даже у этих людей, начинавших работать в пусковом периоде, средний возраст составил 65 лет, что выше среднего для мужского населения России.

По данным Н.Д. Окладниковой с соавт., и в дальнейшем после прекращения контакта с источниками ионизирующего излучения самочувствие больных ХЛБ постепенно заметно улучшалось, а морфологический состав периферической крови уже через 3–5 лет достигал физиологической нормы. Значительно уменьшались частота и выраженность неврологических проявлений. В течение 10–15 лет сохранялась еще некоторая корреляция между частотой цитопении и неврологических отклонений и суммарной дозой облучения и мощностью дозы (максимальная годовая доза). К 40-му году наблюдения при комплексной оценке динамики показателей крови и миелограмм установлено, что у 88,4% больных ХЛБ показатели кроветворения соответствуют физиологической норме, у 7,3% сохраняется умеренное снижение клеточности костного мозга и у 4,3% — умеренное снижение только числа белых клеток — гранулоцитопоэза. В лимфоцитах периферической крови в большинстве (88%) случаев выявляются структурные хромосомные перестройки, частота которых в 6–8 выше спонтанного уровня. Однако корреляции этого феномена с развитием опухолей не выявлено. Не возрастала у перенесших ХЛБ частота и не увеличивалась тяжесть мозговых инсультов, закономерно связанных с увеличением возраста пациентов и особенно с развитием артериальной гипертензии (М.В. Сумина и др.).

При имевших место дозах в отдаленном периоде ХЛБ выявлялись и умеренно выраженные изменения клеточного звена иммунитета, не имеющие, однако, клинической значимости (И.А. Вологодская).

Структура основных общих соматических заболеваний и их частота не превышали соответствующих возрастных показателей. Возможно, это объясняется систематическими медицинскими осмотрами и принимавшимися мерами по оздоровлению контингентов.

Учащение лейкозов констатировано лишь в первые 2–10 лет — именно среди персонала радиохимического завода.

Определяющую роль в развитии восстановительных процессов сыграл перевод работающих в условия, исключающие возможность дальнейшего облучения. Вначале это осуществлялось по клиническим показаниям (начальные признаки ХЛБ), позднее — по дозе (более 200 сГр суммарно). В первую очередь эти решения касались завода № 25 (Б). Позднее улучшились и условия труда, позволявшие оставлять персонал на заводе.

Так, в 1952 г. на заводе Б был осуществлен профилактический перевод (при суммарной дозе гамма-облучения более 200 сГр) 232 работников, в 1953 г. — 580, в 1954 г. — 360, в 1955 г. — 132, в 1956 г. — 240. В целом за период 1950–1957 гг. были выведены из радиационно опасных условий производства и трудоустроены 1753 человека. В соответствии с Постановлением Совета Министров СССР № 1649-833 от 30.12.56 г. и приказами промышленного министерства № 29 от 16.06.57 г., № 402 от 15.07.57 г. и № 0329 от 16.11.61 г. был осуществлен вывод женщин из основных цехов всех заводов. Для их трудоустройства в небольшом закрытом городе был оперативно создан специальный цех и сформированы другие вспомогательные предприятия. Все перечисленные организационные меры, несомненно, способствовали значительному снижению профессиональной лучевой патологии, смягчили последствия облучения, сохранили жизнь и трудоспособность тысячам работников комбината. Быстрому снижению профессиональной заболеваемости способствовали неуклонное после 1957–1960 гг. улучшение условий труда со снижением уровней облучения до принятых допустимых, как и ряд медицинских мероприятий. Мотивация самих работников и стремление сохранить их для отрасли хотя бы на административно-руководящих должностях позволили в отдельных случаях разрешать работу под строгим контролем, обеспечивающим непревышение допустимых доз (не более 1/3–1/2 предельно допустимой величины), с исключением любой возможности переоблучения. Опыт работы этих людей в атомной отрасли был бесценным. Состояние их здоровья длительно оставалось вполне удовлетворительным.

Профессиональная инвалидность — один из важнейших показателей здоровья работающих в условиях воздействия неблагоприятных профессионально-производственных факторов. В период 1950–1990 гг. первичная инвалидность I–III группы была установлена каждому четвертому больному ХЛБ, при этом в 73,8% случаев причиной инвалидности, особенно в ранние сроки, были клинические проявления ХЛБ или ее исход.

Поданным Н.Д. Окладниковой и Т.В. Азизовой, в первое десятилетие деятельности комбината 86,8% больных, прошедших экспертизу трудоспособности во ВТЭК, была определена III группа инвалидности вследствие развития лучевого заболевания; решение принималось в основном по социальным показаниям — для осуществления реабилитационных мероприятий (рациональное трудоустройство, переобучение, переквалификация, лечение). Средняя продолжительность пребывания на пенсии по инвалидности в этот период составила 3,45 ± 0,17 года.

Уже к концу первого десятилетия процент полной реабилитации лиц, имевших инвалидность, составил 86,8, в последние десятилетия удельный вклад первичной инвалидности в связи с профзаболеванием уменьшился с 96,1 до 30,8%, а инвалидности в связи с общим заболеванием возрос с 3,9 до 62,8%. Выявленное некоторое увеличение числа первичных инвалидов I и II группы с установлением связи инвалидности с облучением (применяется также термин «профессиональное заболевание») было обусловлено возрастанием у больных с ХЛБ доли злокачественных опухолей (преимущественно рака легкого в связи с инкорпорацией плутония).

В последующем подавляющее большинство больных с ХЛБ (90,4%) не воспользовались правом выхода на льготное пенсионное обеспечение по возрасту. На 1990 г. средний возраст продолжавших работать женщин составлял 56,5 лет, мужчин — 58,3 года при установленном возрасте льготного пенсионного обеспечения 45 и 50 лет соответственно. Ретроспективный анализ трудовой реабилитации и социальной адаптации (методом интервьюирования) подтвердил высокую эффективность реабилитационных мероприятий, проведенных в ранние сроки наблюдения, и благоприятное влияние диспансеризации с осуществлением лечебно-оздоровительных мероприятий.

Итоговая оценка результатов (Н.Д. Окладникова с соавт.) многолетних (до 40 лет) наблюдений за 1100 работниками радиохимического предприятия показала, что хроническое внешнее гамма-облучение в дозах менее 5 бэр/год не сопровождалось к концу наблюдения (суммарная доза 0,3–1,0 Зв) развитием радиационно индуцированных изменений в наиболее радиочувствительных системах. Колебания морфологического состава крови за отдельные периоды наблюдения не выходили за пределы физиологических. Нарастание частоты цереброваскулярных синдромов и дегенеративно-дистрофических заболеваний позвоночника, суставов, проявлений атеросклероза коронарных артерий являлось закономерным в связи с увеличением возраста людей. Не было выявлено учащения случаев гиперреактивности иммунной системы или клинически значимых иммунодефицитных состояний.

Научная значимость результатов проведенного на комбинате в 80-е годы анализа заболеваемости по частоте и временной нетрудоспособности за 5–10 лет далеко не общепризнанна. Тем не менее следует отметить, что параметры заболеваемости с временной утратой трудоспособности, прослеженные в динамике более чем за 10 лет наблюдения, соответствовали низкому и были ниже среднего уровня общесоюзных стандартов. Полученные результаты служат важными прогностическими критериями для больших контингентов людей, имеющих сегодня профессиональный контакт с источниками ионизирующего излучения или проживающих в регионах с повышенным радиационным фоном в пределах указанного выше диапазона доз.

С учетом технического и медицинского опыта в 1957–1959 гг. были сформулированы основные санитарно-гигиенические требования к проектированию радиохимических заводов на других комбинатах — в Северске (Томск), Железногорске, Красноярске. Был создан новый завод ДБ (дублер завода Б) в Озерске. Приняты новые технические решения по размещению и компоновке оборудования, механизации текущих и ремонтных операций, эффективной герметизации технологических коммуникаций, защите органов дыхания и кожных покровов. Позднее было построено и предприятие по хранению и переработке отработанного ядерного топлива (завод РТ).

Изучение детерминированных эффектов для здоровья работающих на радиохимических заводах в Томске проводится Г.Н. Гастевой с соавт. Отдаленные последствия анализировались Г.Н. Гастевой на заводах Томска, М.М. Сауровым и Г.И. Гнеушевой и А.Р. Туковым в Томске и Красноярске. Эти материалы отличаются по полноте и преемственности наблюдения от представленных по аналогичному заводу на «Маяке» и в известной мере противоречат друг другу. Так, трудно представить, чтобы при отсутствии в материалах М.М. Саурова данных о статистически значимом выявлении стохастических эффектов у персонала этих комбинатов до 1990 г. у них могли бы иметь место отмеченные Г.Н. Гастевой детерминированные прямые эффекты хронического облучения.

Случай самопроизвольной цепной реакции на конечном участке в химико-металлургическом цехе в Томске имел место в 1974 г., при этом из трех участников ситуации у двух развилась картина ОЛБ разной степени тяжести.

Изменение условий труда на первом комбинате существенно повлияло на задачи медицинского сопровождения его деятельности, в том числе задачи ФИБ-1.

Продление до 20 лет сроков наблюдения от начала контакта работающих с источниками излучения позволило получить более полное представление о динамике и исходах разных вариантов лучевой болезни человека. Это в первую очередь указало на возможность сравнительно полного восстановления, ранее практически неизвестного радиобиологам. Была разработана полная этиопатогенетическая классификация лучевой болезни человека (1971 г.), охватывающая всю продолжительность жизни после облучения.

Этот период (1958–1967 гг.) характеризуется и первыми наблюдениями развития онкологических заболеваний (солидные опухоли) у персонала комбината. Соответствующим образом изменялись структура заболеваемости и причины летальных исходов у персонала.

Последовательное уменьшение норматива профессионального облучения (до 15–5 бэр/год) сочеталось и с реальным неуклонным снижением средних доз облучения. С 1957 г. существенно улучшилась и защита органов дыхания («лепесток») у лиц, занятых в производстве плутония. Таким образом и онкологическая заболеваемость была в основном связана с первым неблагоприятным периодом работы.

Следствием начальных крайне неблагоприятных, в том числе и в отношении поступления плутония, условий труда было и появление во втором десятилетии первых, к сожалению, с опозданием распознанных в стадии выраженных клинических проявлений синдромов профессионального поражения легких вследствие воздействия плутония. Всего в последующем было диагностировано 123 случая с ранним летальным исходом в 6 из них (непосредственно от прогрессирующей дыхательной недостаточности). В клинической картине заболевания, в основном сходной с наблюдаемой при различных пневмокониозах, имеются характерные черты: сравнительная диффузность фиброзных изменений в ранних стадиях заболевания с последующей более выраженной локализацией склеротического процесса в верхних отделах легких, относительная скудость клинических проявлений при наличии существенных анатомических изменений, торпидность течения болезни. Эта проблема будет освещена более подробно при характеристике состояния здоровья персонала химико-металлургического завода В, на котором преимущественно и возникали эти заболевания.

В 1968 г. произошло объединение клиники ФИБ-1 с биологическим отделом ЦЗЛ комбината — группой сотрудников под руководством В.К. Лемберга и Р.Е. Либинзон.

В составе филиала появилась группа гигиенистов (П.Ф. Воронин), а также были приняты сотрудники из расформированной радиобиологической лаборатории Б (Сунгуль). Это позволило расширить исследования условий труда работающих, дозиметрии, клинической и экспериментальной токсикологии в связи с поступлением в организм нуклидов, прежде всего трансуранов (Л.А. Булдаков, Э.Р. Любчанский и др.). Появились первые обобщения (Г.С. Мороз) по онкологическим заболеваниям у персонала, также преимущественно радиохимического завода, впоследствии продолженные Н.А. Кошурниковой и Н.Д. Окладниковой.

Было проведено углубленное экспериментальное изучение патогенеза лучевых поражений на основе анализа кинетики клеточных популяций, патологической анатомии, патохимии и экспериментальной терапии (Р.Е. Либинзон, К.Н. Муксинова), в первую очередь онкологических заболеваний (Н.А. Кошурникова, Н.Д. Окладникова с соавт.). Представляемая информация (как правило, совместно с зарубежными коллегами) активно использовалась международными организациями — МАГАТЭ, ВОЗ, МКРЗ, НКДАР при ООН.

Увеличилось число публикаций, в том числе в открытой печати. В 1978–1986 гг. в филиале № 1 на фоне стабилизации деятельности комбината продолжалась интенсивная подготовка научных кадров и реализовались публикации на основе ранее подготовленных материалов.

Наиболее значимым в связи с удлинением сроков наблюдения стало изучение исходов и отдаленных последствий облучения. Особое внимание уделялось опухолям критических для плутония органов (легкие, печень, кости).

Начиная с 1986 г. (на волне информации об аварии ЧАЭС) расширились непосредственные контакты сотрудников ФИБ-1 с зарубежными учеными. Ранее представляемые в международные организации данные, поначалу недооцениваемые по их значимости, стали вызывать активный интерес ученых США, Японии, Европейского сообщества.

Постепенно формировались совместные международные программы исследований. При этом определяющим оставался вклад уральцев. За редким исключением в программах и сегодня фигурируют материалы уральских ученых. Вклад зарубежных коллег ограничивается их участием в методологии и методике анализа полученных данных. Это следует оценить как безусловно полезное начинание, однако далеко неравноценное по вкладу в совместную работу.

В базы данных с участием комбината были внесены развернутые дозиметрические характеристики всей совокупности работавших в первое десятилетие — период наиболее неблагоприятных условий труда. Отдельно формировались базы данных на лиц, перенесших ОЛБ, ХЛБ, МЛП, с доступными сведениями об условиях их облучения и клинических проявлениях; актуальным стал и вопрос об использовании баз данных по аналогичным заводам в Северске и Железногорске по разделу, касающемуся более низких уровней доз излучения, чтобы повысить статистическую надежность именно этого уровня низких доз в отношении дополнительного риска онкологических заболеваний.

Особый раздел составляют накапливающиеся в ФИБ материалы по некоторым специальным направлениям: картотеки банка тканей и органов, ДНК, идентифицированной на материалах образцов крови, данных иммуногенетических исследований, оценки состояния и функции щитовидной железы лиц, в детстве проживавших в ЗАТО в период максимальных выбросов изотопов йода.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: