Глава восемнадцатая

Искушение и знание

К

огда Сайхун впервые вошел в эту пещеру, предполагалось, что он пробудет в ней девять месяцев. Но названный срок давно минул, и он даже перестал спрашивать о времени возвращения. Великий Мастер всегда отвечал одно и то же:

— Еще не время; ты еще не справился со своим заданием.

Ежедневные визиты старого учителя укрепляли дух Сайхуна своей конт­растирующей направленностью. Великий Мастер делился с ним древней муд­ростью и постоянно требовал, чтобы Сайхун сам справлялся со всеми своими впечатлениями. Даосский патриарх познакомил Сайхуна с «Дао дэ цзин», «Нефритовым стержнем», «Каноном Желтого двора» и «Чайным трактатом»; он показал ему более совершенные техники медитации, но неустанно требо­вал, чтобы Сайхун постоянно противостоял своей внутренней сущности, мо­билизуя для этого все свои силы. Он научил Сайхуна оставаться открытым для восприятия мистических впечатлений, также разделять их на те, которые содержат истинное знание, и остальные, которые могут разрушить процесс совершенствования.

Великий Мастер часто напоминал Сайхуну о том, что поставлено на кар­ту. Сайхун уже знал о тех несчастных, которые были обречены пожизненно обитать в кельях только потому, что нервное перенапряжение во время пре­бывания в пещере свело их с ума. Эти монахи теряли рассудок от одиночест­ва, или в результате ошибок при занятиях медитацией, или по неким внеш­ним причинам. Почему именно это происходило, сказать трудно. Кто-то из испытуемых кончал жизнь самоубийством; другие навсегда терялись в беско­нечной сети тоннелей. Зато те, говорил Великий Мастер Сайхуну, кто преу­спел в испытании, вышли из пещеры с непоколебимой верой.

Так спокойно прошло полтора года. За это время Сайхун успел завести себе постоянных друзей. Он кормил птиц остатками риса, который он прибе­регал от своих трапез, и даже подружился с обезьянкой, соглашавшейся об­менивать фрукты на часть обеда. Они стали хорошими друзьями, настолько близкими, что обезьянка иногда взбиралась на широкие плечи Сайхуна и ласково копошилась у него в голове, инстинктивно имитируя процесс вы­лавливания вшей. Больше ничего необычного не было, хотя... однажды Сай­хун, сидя на помосте для медитаций, случайно поднял глаза и посмотрел н* водоем. В воде виднелась голова какого-то человека.

Одна часть головы была зеленоватого цвета, причем глаз оказался боль­шим, круглым и черным. Вторая половина вполне напоминала привычные черты, но ее искажала гримаса горечи. Левая сторона определенно напомина­ла морду рептилии. Наверное, это видение — решил Сайхун про себя, Странное лицо не мигая уставилось на него. Немало изумившись (но и не желая пугаться какого-то там видения), Сайхун дерзко смотрел в ответ.

— Я настоящий хозяин этой пещеры, — произнесла голова. — А что
делаешь здесь ты?

—Я аскет, совершаю здесь аскетическое послушание, — ответил Сайхун.

—Ты? Послушание? Да ты еще ребенок. Ты еще почти ничего не знаешь. Я занимался самосовершенствованием в течение пятисот лет и мне еще пред­стоит столько же.

—Эй! Прекрати воображать! — крикнул Сайхун. — Не то я одним уда­ром размажу тебя!

Глаза головы широко раскрылись от изумления. Сайхун увидел, как из воды на камни одним движением выскочил голый человек. Тело у него было короткое и тощее, чрезмерно длинные руки с длинными пальцами болтались по бокам. Длинные космы волос свисали у него до колен.

Мужчина выпрямился и захохотал. Его нагота неприятно поразила Сай-хуна, и незнакомец тут же заметил это. Он обогнул круг и тут же облачился в даосские одежды.

—Я — Даос-Жаба, — захихикав, объявил он. — А ты кто такой?

—Я Кван Сайхун, из секты Чжэнъи в Хуашань.

—Из секты Чжэнъи, говоришь? А кто твой учитель?

—Великий Мастер Хуашань.

—Знаю его, — засмеялся Даос-Жаба. — Это просто старый дурак. Отче­го тебе не бросить занятия этой чепухой?

— Отчего бы тебе не заткнуться? Ты ведь даже не настоящий!
Даос-Жаба зашелся новым приступом хохота. Тогда Сайхун решил не обращать на него внимания и вернулся к чтению сутр. Четыре часа подряд Даос-Жаба дразнил его, смеялся и всячески оскорблял. Переводить дыхание ему не надо было, так что стены каменного мешка прямо гудели от его ехид­ных насмешек.

Убедившись в том, что Сайхун на провокации не поддается, Даос-Жаба постепенно успокоился. Когда Сайхун завершил чтение последней сутры, Да­ос-Жаба сказал ему, уже в более примирительном тоне:

—Ладно. Со мной встречаются лишь те, кому это уготовано судьбой.
Чего ты хочешь?

—Ничего.

Ответ вновь вызвал у Даоса-Жабы приступ хохота; он совершенно по-лягушачьи прыгнул над водоемом, приземлившись прямо перед Сайхуном. Сайхун встал. Даос-Жаба поскакал за ним, передразнивая походку Сайхуна. Когда Сайхун сделал шаг в сторону — так же двинулся и Даос-Жаба. Сайхун вошел внутрь круга. Человек в точности повторил его движение. Что бы ни Делал Сайхун, Даос-Жаба насмешливо копировал каждое его движение, следуя за ним тенью. Наконец Сайхун в отчаянии обернулся: Даос-Жаба ухмыльнулся, глядя на него совершенно безумными глазами.

Сайхун сел. Скользнув над плечом Сайхуна, Даос-Жаба заглянул молодому монаху в глаза. Через минуту он заговорил.

—Должен признать, что ты честный и открытый человек, — произнес Даос-Жаба, усевшись наконец. — Видать, что-то в этой секте Чжэнъи все ж есть. Послушай, мой мальчик, а знаешь ли ты, почему я нахожусь здесь?

—Нет.

—Несколько столетий тому назад я участвовал в великом сражении, и внаказание меня отправили в этот грот. Здесь я должен просидеть тысячу лет. Что ж, половину срока я уже отсидел, но все это время даром не терял — я постоянно занимаюсь совершенствованием. А ты что расскажешь о себе? Чем занимаешься ты?

—Я занимаюсь даосской алхимией и медитацией.

—Да ну-у? — задумчиво протянул Даос-Жаба. — Значит, ты должен медитировать и в технике линь-цю.

—Да, я знаю эту медитацию.

—Я уже говорил тебе, что ни один человек не встретится со мной, если
только так не распорядятся звезды. Судя по всему, судьбой тебе предначерта­но увидеть меня. Я сделаю подарок тебе: расскажу кое-что.

—Как человек, изучающий даосскую алхимию, ты, наверное, понима­ешь, что медитация линь-цю крайне важна для твоего совершенствования. А ты знаешь, что все эти психические центры не существуют? Это лишь сис­тема, последовательность, которую ты воображаешь в определенных частях своего тела; ты представляешь ее для того, чтобы привести в действие подсоз­нательное и высвободить внутреннюю энергию. Но в действительности это никакие не психические центры — это заслуга только твоего разума. Ты по­нимаешь, о чем я толкую? Разум — это все. Все!

Подойдя к Сайхуну, он одним ловким движением раскрыл свою ладонь прямо перед лицом юноши.

— Вот ваза, — объявил Даос-Жаба, — в которой немного фруктов. Смо­три: апельсины, виноград, персики!

Сайхун попытался осторожно обдумать слова Даоса-Жабы; потом кос­нулся фруктов — наощупь они были совершенно настоящими, И все же в душе роились подозрения. Может, Даос-Жаба загадал ему загадку? Мысленно прокрутив события назад, Сайхун вдруг понял, что несколько секунд его соз­нание было выключено. Перед глазами появились летающие фигуры Даоса-Жабы.

— Этот виноград — просто ветка, — сказал Сайхун — и тут же темные ягоды превратились обратно в ветку! — Апельсин — булыжник; другие фрукты просто листья. А ваза — плоский камень.

Он называл каждый из предметов, и те возвращались в исходное состо­яние. С ладони Даоса-Жабы посыпались камешки и сухие листья.

— А ты умен, — широко улыбнулся Даос-Жаба. — Теперь ты видишь, какой силой обладает человеческий разум. Ты мог съесть эти фрукты. Но что тебе пришлось бы есть: камни или фрукты? Это решать твоему разуму. Возьми, например, эту пещеру. Мы соглашаемся с тем, что она существует. Она исчезла бы, если бы наш разум решил иначе. Но что из этого? Линь-цю также не существуют, но действуют!

С этими словами Даос-Жаба взмыл в воздух.

— Я использую дань-тянь в сочетании с центром гортани, — сообщил он Сайхуну. — Как бы мне удалось воспользоваться этим, если бы линь-цю не было? Все дело в разуме. Говорю тебе, что нет ничего реального, ничто не существует, кроме разума!

Прежде чем попрощаться, Даос-Жаба показал Сайхуну некоторые более совершенные приемы медитации линь-цю. Потом он прыгнул в воду и начал постепенно погружаться, пока над поверхностью не осталась только голова. Вскоре голова тоже исчезла и ничего не осталось. После этого Даос-Жаба частенько наведывался к Сайхуну, всякий раз появляясь и исчезая таким вот странным образом.

— Помни, мой мальчик! — сказал ему Даос-Жаба перед тем, как исчез­нуть под водой. — В мире нет ничего реального!

О

днажды Сайхун, покинув свою пещеру, отправился через большой ка­менный мост над подземной рекой. По другую сторону моста он увидел старика со старухой. Оба были одеты по-крестьянски. Белые, как снег, волосы старика были забраны наверх в тугой узел; во рту он держал длинную трубку. Старуха также была седой, но ее длинные волосы свисали до пят. На спине она несла охапку соломы. Странная пара поприветствовала Сайхуна:

—Мы — бамбуковые деревья. Нам больше двух тысяч лет.

—Дерево вполне может быть такого возраста, — возразил Сайхун, — но бамбук не может быть человеком.

—По твоим одеждам и талисману я вижу, что ты даос, — сказала стару­ха, — значит, ты должен знать, что такое возможно.

—Все древнее, — подхватил старик, — может превратиться во все, что пожелает. Вещам не нужно оставаться неизменными. Возьми, например, се­бя. Ты самый обыкновенный человек. Сколько ты сможешь прожить? Сто лет? Сто пятьдесят? Ты даже не можешь понять силы древних.

—Ты даос, — улыбнулась старуха, — а мы знаем, что все даосы стремят­ся отыскать бессмертие. Мы можем подарить тебе бессмертие, и ты своими глазами увидишь силу древних. Ты обретешь способность делать то, о чем сейчас и мечтать не можешь.

—Ничего не достается даром, — сказал Сайхун. — Что вы хотите вза­мен?

— Ах, какой прямой юноша! — воскликнул старик. — От тебя потребу­ется всего лишь немного побыть бамбуком у нас в услужении. Мы превратим твое сильное, здоровое тело в крепкий бамбуковый ствол, который будет воспроизводить себя, покрывая землю бамбуковыми лесами. После того как ты везде посадишь прекрасное растение — бамбук, — ты станешь бессмерт­ным. Ты сможешь летать, изменять форму предметов, становиться невидимым, проникать в другие измерения — да что там говорить, ты сравняешься по силе с самими богами! Иди с нами. Поверь нам — и станешь бессмертным.

— Благодарю за то, что потешили меня своими сказками, — насмешливо бросил старикам Сайхун. — Но продолжительность человеческой жизни предопределена судьбой. Долгожительство — это дар богов и его нельзя купить, выгодно сторговавшись. Я не хочу иметь вашу силу. Это все — просто иллюзия.

Туг старик с гневными воплями подбежал к Сайхуну и ударил его. За- блокировав удар, Сайхун попытался отомстить старику, но тот ловко уклонялся от атаки. В это время старуха повисла на юноше, вцепившись ногтями в его лицо. Соскочив с мостика, Сайхун вынул из песка перед собой священный талисман.

Разъяренный старец сильно вдохнул дым из своей трубки, а потом выдохнул на юного даоса большой клуб дыма; старуха размахивала охапкой соломы, гоня дым на Сайхуна.

— Вы демоны! — вскричал Сайхун, указывая на стариков. — Сейчас прочту сутру Ловца Демонов!

Разбушевавшиеся было старики тут же испуганно замерли. Стоило Сайхуну прочесть вслух первую строку сутры, как они исчезли.

П

оудобнее устроившись на помосте для медитации, Сайхун принялся чи­тать свою вечернюю сутру. За два года, проведенных в этой пещере, он выучил наизусть почти все священные тексты. Масляный светильник заливал пещеру ярким светом, и даос уже совсем было погрузился в созерцание, как вдруг боковым зрением он заметил какое-то движение. На противополож­ном берегу подземного водоема стояла молодая женщина с корзиной в руках. Ее гибкую, тонкую фигурку привлекательно окутывала шелковая рубашка персикового цвета, поверх была наброшена прозрачная накидка. Присутст­вие девушки резко контрастировало с суровым обликом пещеры. Сайхун внимательнее всмотрелся в ее лицо. Большие карие глаза незнакомки излу­чали гипнотическое, кошачье сияние. Кожа была нежной, словно атлас, а следы румянца на щеках словно перекликались с пунцовыми, полными гу­бами. Блестящие черные волосы, идеально убранные в прическу, казались облаком, подобранным с помощью золотых булавок.

Завидев Сайхуна, девушка поставила корзину рядом с собой и, вынув из рукава розовый шарфик, стыдливо прикрыла им нижнюю половину лица. На мгновение она замерла у самой кромки воды, а потом воскликнула:

— О, господин! Какое счастье, что я встретила вас. Кажется, я заблу­дилась.

Сайхун встревоженно взглянул на нее и поднял руки в защитном мо­литвенном жесте. Девушка почти неуловимо запнулась, когда он проделал это.

—О, господин, не поможете ли вы мне? — вновь повторила она.
Сайхун начал читать защищающую сутру. Незнакомка отступила на шаг.

— Зачем вы читаете это? — обиженно произнесла она. — В этом нет необходимости. Я не принесу вам вреда. Смотрите, я могу развлечь вас свои­ми танцами — может, это убедит вас, что я всего-навсего невинная девушка.

И девушка запела чистым голосом, грациозно двигаясь в изящном тан­це. Каждая нота была безупречной, каждое движение — совершенным. Де­вушка казалась самим воплощением женственности. Закончив танец, она легко поклонилась, но тут же увидела, что Сайхун не двинулся с места и продолжает читать свои сутры.

— Ах, так ты аскет! Понимаю, — заметила она. — Если тебя интересует именно это — что ж, я расскажу тебе, что я достигла силы, которая намного превосходит ту, о которой ты можешь только мечтать, сидя здесь. Я могу управлять пятью стихиями, распоряжаться ветрами и дождем. В любое мгно­вение я могу завладеть несметными сокровищами. Мне подвластны вечная
молодость и красота. А еще мне доступны безграничные любовные наслаж­дения.

Ну что, разве это не превосходит во много раз всю твою традицию? Даосу суждено всегда оставаться бедняком, и даже если ему удастся достигнуть бес­смертия, к тому времени он давно распрощается с молодостью и красотой. Твоя традиция требует от тебя обета безбрачия, потому что вы верите, будто воздержание поддерживает жизненные силы. Но я совсем не обессилела от любви — напротив, я становлюсь все сильнее, как и мои возлюбленные.

Посмотри на себя! Ты мускулистый, сильный и красивый юноша. Разве не очевидно, что это не для тебя: превратиться в нищенствующего, покрыто­го пылью монаха со спутанными и грязными волосами? Ты бы лучше стал великим принцем! Пойдем со мной. Стань моим возлюбленным. Тогда ты не только впервые познаешь радость от женской любви, но и обретешь силу, которая намного превысит силу твоего учителя!

Сайхун продолжал читать сутры. Молодая женщина вздохнула:

— Господин мой, зачем напускать этот дурацкий туман? Разве ты мне не
веришь? Или ты относишься к тем, кто не верит, пока не проверит?

Сайхун читал сутры с таким усердием, что его даже бросило в жар. По­жирая глазами красотку, он отчаянно пытался поставить свою решимость между нею и собой.

Между тем, девушка отвернулась и начала вынимать из волос булавки. Черный водопад скрыл ее плечи, и до Сайхуна донесся соблазнительный аро­мат духов. Он вдохнул благоухание всей грудью. Развернувшись лицом к юноше, девушка медленно сняла прозрачную накидку, а потом и верхнюю одежду, оставшись только в белье. Не сводя призывного взгляда с молодого монаха, она принялась снимать с себя все. Полоска матово светящейся кожи на шее внезапно расширилась книзу — и нагота девушки жаркой волной обдала Сайхуна.

Ее тело было само совершенство. Мягкая линия покатых плечей плавно переходила в полные груди; постепенно очертания перетекали в талию и изящные бедра, а оттуда — вниз, к совершенно вылепленным ногам. Каза-лось, будто искусительница сплошь состоит из нефрита и золота. Она пocтаралась прикрыться волной роскошных волос, но сочетание прикрытого тела и соблазнительных частей, которые то и дело появлялись на свет под воз­действием плавных движений красавицы, только заставляло Сайхуна еще больше сходить с ума.

— Говорят, — прерывисто зашептала ему девица, — что мужчинам нра­вятся все типы женщин. А о какой женщине мечтаешь ты в своих самым сокровенных фантазиях? Какая прелестница заставляет твои чресла полыхать огнем желания? Я могу стать ею, я способна воплотить самую безумную твою фантазию.

Да, я знаю все варианты плотской любви. Подойди ко мне, обними меня. Слейся в объятии с вечной молодостью. Войди в меня; люби меня снова и снова. Я принесу тебе самые жгучие наслаждения! Ты растворишься в них, ты удовлетворишь свою самую тайную страсть. И ты ощутишь в себе новое желание, которое заставит тебя желать всевозможных открытий на любов­ном ложе.

Сайхун сохранял каменную неподвижность, крепко сложив руки в мо­литве. Губы его беззвучно шевелились, шепча молитвы.

Увидев, что чары не достигли цели, женщина разъярилась.

— Да как ты смеешь оскорблять меня! — крикнула она. — Ни одному мужчине это не позволено — слышишь, ты, глупый монах! Ты все сидишь себе и бормочешь эту неразборчивую чушь в то время, как стоит лишь про­тянуть руку — и все богатства, радости и силы мира окажутся твоими! Все твои идиотские молитвы ни к чему не приведут тебя — и уж во всяком случае,
не спасут!

И она закружилась в жутком хороводе. Там, где только что стояла соб­лазнительная обнаженная девушка, теперь остался лишь странный фантом в виде дрожащей колонны зеленых волос. Существо страшно содрогалось, из­давая оглушительное пощелкиванье, которое эхом разносилось по пещере.

Потом колонна начала медленно вращаться, и наверху постепенно про­явилось лицо женщины. Лицо постепенно удлинялось, меняя свой цвет на зеленый. Прекрасные глаза расширились, превратившись в черные выпучен­ные шары. Волосы стали гладкой чешуей, которая покрывала все тело демо­на. Вновь появились ноги. Наконец, вся девушка обратилась шестифутовой ящерицей.

Рептилия скользнула в водоем и быстро поплыла к Сайхуну. Отступив за пределы священного круга, она громко зашипела, плотоядно поводя раздво­енным языком, Правда, как она ни старалась, сила заклинания сутры все же оказывалась сильнее.

Сайхун совершенно обезумел от страха. Его руки повлажнели от судо­рожного пота; одежда была насквозь мокрой. Юноша беспрерывно читал священные заклинания, понимая: стоит ему на мгновение остановиться, и уже не спастись.

Внезапно ящерица исчезла из виду, и на короткое время воцарилась ти­шина. Потом в совершенной темноте возникла светящаяся точка. Она посте­пенно разрасталась, пока не превратилась в лицо девушки. Некогда миловид­ное, теперь это было искривленное жестокостью лицо смеющейся женщины. Волосы, казавшиеся мягкими, обвивали лицо, словно змеи. Женщина стре­лой бросилась на Сайхуна. Каждый раз, когда она приближалась к очерчен­ной окружности, Сайхун ощущал удар внизу живота. Почти час она не прек­ращала свои атаки, и тело юноши вскоре горело, словно в лихорадке. Воздух наполнился горькими стонами и жалобным подвыванием. Сайхуна тошнило от ударов.

Наконец она пропала. Сайхун не осмелился прекратить чтение сутр. Вне­запный порыв невесть откуда взявшегося ветра погасил светильники и факе­лы, перевернул масляные лампы. Стекло одной из ламп раскололось, и тут же взметнулось яростное пламя.

Огонь разгорался, языки метались по пещере, словно напуганные ле­тучие мыши. Буйный жар подбирался к Сайхуну, раз за разом ударяя в щит психической защиты. Теперь молодой даос заметил, что удары демона про­никли внутрь священного круга и почти касались его. Панический страх за­полонил душу Сайхуна, доведя его почти до истерики.

Прямо перед лицом поднялся язык пламени, и в огне снова проступило лицо женщины. Волосы ее терялись во тьме. Жестоко расхохотавшись, ис­кусительница раскрыла рот. Она неуклонно приближалась к Сайхуну, и он видел, как растет в размерах ее язык. Женщина собиралась поглотить его.

Сайхун слышал едва уловимые звуки храмовых колоколов: приближался рассвет. Она прижалась к нему, и он почувствовал на себе ее жаркое дыхание. Зубы хищно оскалились...

Гонкий луч утреннего солнца проник через одно из отверстий и ударил в лицо демона. Женщина отступила, но тут же вновь появилась, приняв прежний вид соблазнительной девушки. Постепенно пещера наполнилась светом, и призрак со стоном растворился в воздухе.

Сайхун прекратил читать сутры, лишь убедившись, что наступил день. Он с облегчением поднялся на ноги; руки ломило, а ноги словно были налиты свинцом. Вдруг он с испугом оглядел себя: страх был настолько силен, что Сайхун намочил в штаны.

Тогда он разделся и нырнул в водоем. На противоположной стороне из воды показался нос. Это был Даос-Жаба.

— Вижу, она пыталась схватить тебя, — сказал Даос-Жаба, подплывая
поближе.

Сайхун только кивнул в ответ, улыбаясь от гордости, — ведь он спра­вился с испытанием. Даос-Жаба захихикал, брызнул на Сайхуна водой, шле­пая руками по поверхности водоема.

—У тебя сильный разум, — поздравил Даос-Жаба измотанного монаха.
— Это хорошо. Когда-нибудь наступит кризис, который охватит весь мир.

Это будет схватка между добром и злом. Твоя сила понадобится тебе, чтобы выжить.

Глава девятнадцатая

Внутреннее созерцание

С

айхун посмотрел внутрь своего тела: оно было совершенно прозрачным.

В конце концов, медитация совсем не походила на полную неподвиж­ность. Тело всегда находилось в движении: сердце стучало, кровь стремилась по сосудам, электричество держало нервы в постоянной готовности, по ме­ридианам циркулировала энергия, внутренние органы согласно пульсирова­ли и легкие, даже замедляя свой ход, все равно дышали. Человек никогда не переставал двигаться и изменяться. Человеческое существо представляет со­бой космос — мистическое движение вперед, соединенное со священным равновесием.

Потом Сайхун заглянул глубоко внутрь себя. Он полностью погрузился в созерцание своей внутренней сущности. Внутреннее стало всем. Внутреннее и внешнее слились в единое целое. Погружаясь все глубже внутрь себя, Сай­хун достиг совершенного понимания. Внутреннее и внешнее стало одним целым в пространстве бесконечности.

Теперь он был точкой фокуса, острием всего космоса. Местом, где сама бесконечность сливалась в единую массу движения и познания. Ци преврати­лась в пять стихий, в Инь и Ян, в человеческое существо. Он стал микрокос­мом вечности.

Сайхун мысленно представил себе созвездие Большой Медведицы: ти­шина. Космическое пространство. Время и пространство накладываются друг на друга змеиными кольцами, теряя свою определенность. Что же на­ходится там, за этой двойственностью?

Большая Медведица спускалась. Человечество стало микрокосмом Все­ленной. Ничто больше не являлось реальным; каждый объект был на равных со всем остальным. В одном содержалось все. Органы были планетами. Цен­тры психической энергии были сверхновыми. Точки на меридианах — звез­дами, а сами меридианы — путями в небесный рай.

Большая Медведица опустилась на Сайхуна. Он звал ее к себе; он желал этого.

Он вошел в созвездие, и оно подняло юношу дальше самых высоких облаков, через тонкую пелену лазурного неба в черноту космоса. Вокруг был полный мрак, если не считать россыпи звезд. Вселенная представлялась но­чью, но свет дня взрывался внутри ее, заливая собой складки черного бархата.

Он висел там, во тьме; он парил в космосе. Вокруг царила полная тишина. Он спроецировал звезды внутрь себя и теперь сам являлся такой же звездной проекцией. Он был космическим телом, ничем не хуже планеты. метеором. Или даже солнцем.

Но было и более глубокое состояние. Он все еще оставался телом. Почему он оставался тут, а не там, далеко?

Его тело расширилось, словно бесшумно взорвалось. Совершенный те­лесный механизм разлетелся, выстрелив себя в тысячи разных направлений. Тело исчезло, но намерение осталось. Память, далекая, зыбкая — странный обломок индивидуальности, — все еще мчалась сквозь пустоту.

Но вот растворился и этот обломок. Растворился за пределами звезд, планет и измерений, за пределом калейдоскопа реальностей, пронизав бес­численные слои миров. Все. Осталась лишь великая Пустота.

Сайхун сидел в пещере, ощущая себя крошечным и хрупким созданием. Кем он был? Просто маленькой искрой, которая была всем и ничем.

Одиночество и созерцание — вот все, к чему он стремился. Зачем же было возвращаться? Верно, боги так повелели. У него было задание, и пока он его не выполнит, быть ему привязанным к этой земле. Но боги также поз­волили ему хотя бы на миг заглянуть за завесу реальности. И он увидел, что там. Если бы не нужно было возвращаться, он остался бы там.

Сайхун не хотел оставаться здесь. Ведь ничто на земле не было реальным. Все то, что называлось цивилизацией, все то, что предполагало массовые культурные искания во имя совершенства, — все это было лишь прослав­лением гротескного человеческого самолюбования. То, что называлось эмо­циями, оказалось лишь упражнением в собственной извращенности. Ничто на земле более не влекло Сайхуна к себе.

Он сидел совершенно неподвижно. Он знал, что у него есть задание. Он существовал здесь ради выполнения этого задания. Что-то блеснуло вдруг внутри него, словно детское воспоминание. Да, это было сострадание — он вернулся не только затем, чтобы выполнить возложенную на него задачу, но и для того, чтобы помогать другим.

Вдруг до ушей Сайхуна донесся какой-то звук; он увидел приближающе­еся пламя факела. Это был его учитель.

— Пришло время покинуть пещеру, — улыбнулся Великий Мастер, мяг­ко похлопав Сайхуна по плечу.

Он закрыл ему глаза повязкой, чтобы солнце не ослепило молодого дао­са, и привел его в храм. Окна в храме были закрыты. Сайхун долго лежал в ваннах с травяными настоями, чтобы его кожа, посиневшая от жизни в под­земелье и купания в минеральных источниках, вновь обрела прежний цвет. Особые примочки из отваров трав прикладывались на глаза, чтобы укрепить их. Постепенно в течение месяца Сайхун, с помощью Великого Мастера, нау-чился вновь видеть цвет неба — правда, небо все еще казалось ему расплыв­чатым голубым пятном.

Наступил день, когда можно было впервые выйти на улицу. Сайхун услышал, как учитель сломал печать на двери храма и вошел внутрь. В полутьме зала ученик преклонил колени перед Великим Мастером.

—Ты прошел суровое испытание. Ты делал огромные усилия. Но лишь
сегодня ты можешь хотя бы взглянуть на то, что значит — быть даосом.

Для даоса важным является только то, что существует в гармонии с при­родой. Человек напоминает одновременно небо и землю; он светел, как сол­нце, и тускл, как луна; он так же упорядочен, как смена времен года.

Познавший Дао может стать более совершенным, чем само небо, но небо не будет противостоять ему, потому что познавший Дао будет действовать согласно небу. Такой человек не может быть уничтожен, ибо он гармонично следует пути Дао, избегая агрессии и прочих избыточных энергетических за­трат. Попытки достигнуть силы и власти могут привести к кратковременно­му успеху, но такая поспешность в конце концов приведет лишь к безвремен­ной кончине.

В книге «Дао да цзин» ясно указано: всякое событие, достигнув своего наивысшего расцвета, начинает стареть. Следовательно, избыточная сила и власть противоречат Дао, а то, что противоречит Дао, обречено на скорый конец.

Вот почему даос стремится не к увеличению своей силы и власти, но к объединению с Дао. Даос никогда не бывает агрессивным, кичащимся своим могуществом, — наоборот, он покорен и миролюбив. Следует стремиться не к повторению чужого пути в жизни, а к следованию циклам природы — только тогда достигнешь возрождения и омоложения. Возвращаясь и дви­гаясь вперед, расширяясь и сокращаясь, человек познает бесконечность, а может, даже и бессмертие. Так поступает тот, кто полностью соединился с Дао. Нужно сосредоточить все свое внимание на жизненной энергии, реаги­руя на все со спокойствием и согласием. Только тогда можно стать таким же, как новорожденный младенец.

Великий Мастер распахнул двери, и внутрь широко полился яркий сол­нечный свет. Сайхун сделал шаг в сияние нового мира.