double arrow

Червь сбрасывает кожу.

Первый раз, когда я понял, что с моей семьёй что-то не в порядке - это было в шесть лет, когда отец купил мне книгу про жирафа, которого, как и меня, звали Брайан. Таким образом, мне было легко представить, что мы с этим жирафом вместе отправляемся на поиски приключений. Проблема была в том, что по какой-то ричне в книге ыла опечатка, и вместо слова "Brian" всюду было слово "Brain", "мозг", отчего в голове у меня возникала страшная картинка - жираф, у которого из дыры в голове вытекают мозги. Не думаю, что отец заметил эту ошибку - а ведь назвал меня моим именем при рождении, вроде как, именно он.

Это было очень типичное его поведение по отношению ко мне, - в том смысле, что никакого отношения у него ко мне особо и не было вовсе. Ему было всё равно, его не было рядом, он почти никак обо мне не заботился. Если я хотел его внимания, то получал его обычно ремнём по попе. Когда он приходил домой с работы, и я играл в "Colecovision" или рисовал, он всегда находил какое-то оправдание, наподобие некошенной лужайки или немытой посуды, чтобы не проводить со мной время. Вскоре я научился выглядеть серьёзным и сосредоточенным, когда он приходил, даже если на самом деле я ничем не занимался в тот момент. Моя мать всегда говорила, что его внезапные вспышки гнева это из-за войны во Вьетнаме, из-за некоего нервного расстройства, которое появилось у него в дни боевых действий, из-за чего он вставал посреди ночи и начинал кричать и крушить вещи. Когда я был подростком и приводил друзей домой, он спрашивал у них:"Вы когда-нибудь сосали член слаще, чем у меня?" Вопрос был с подвохом, потому что вне зависимости, отвечали ли вы "да" или же "нет", вы всё равно, фигурально выражаясь, оставались с его членом у себя во рту. По крайней мере, именно такой комедийный эффект, по идее, должен был возникнуть.

Иногда отец обещал мне куда-нибудь меня сводить, хотя, как правило, что-то срочное возникало у него на работе, и поход откладывался. Лишь несколько раз мы делали что-то действително вместе. Обычно, он брал меня с собой на мотоцикле в каменоломню рядом с домом, где он учил меня стрелять из ружья, которое он снял с трупа вьетконговца. Я унаследовал от отца умение метко стрелять, что становилось очевидно, когда я стрелял игрушечными пульками по животным или же кидал камни в копов. Также я унаследовал дурной вспыльчивый нрав, невероятно сильные амбиции преуспеть, которые можно остановить лишь пулями или пудовыми кулаками вышибал, невероятную любовь к сиськам и прерывистое сердцебиение, которое лишь усугубилось из-за непомерного употребления наркотиков в будущем.

Хоть у меня с отцом и много общего, я никогда не хотел это признать. Большая часть моего детства и отрочества прошла в страхе перед ним. Он постоянно угрожал мне выкинуть меня из дома и не упускал шанса напомнить мне, что я был никчёмным и ничего из меня путного не выйдет. Так что вырос я маминым сынком, избалованным и неблагодарным. Мать же, чтобы удостовериться, что мы с ней неразлучны, как и в детстве, убеждала меня, что я куда более болезненный ребёнок, чем было на самом деле. Таким образом, она могла держать меня дома взаперти и заботиться обо мне. Когда у меня только началась эта сыпь, моя мать сказала, что это аллергическая реакция на яичные белки (из-за чего сыпь была у неё) и долгое время я ей верил. Она хотела чтобы я был во всём как она, чтобы я зависел от неё, никогда не покидал её. Когда же это произошло, когда мне было 22, она сидела в моей комнате каждый день и плакала, пока однажды в полдень ей не привиделся силуэт Иисуса в дверном проеме. Она восприняла это как знак того, что за мной присматривают, понемногу успокоилась и начала играть с крысами, которыми по идее должна была кормить мою змею. В своей странной манере, полной материнсокй гиперопеки, она заменила меня самой болезненной и чахлой крысой по кличке Мэрилин, которой не только делала искусственное дыхание рот-в-рот, но и содержала её в искусственном аппарате для поддержания жизни. Эдакая специальная версия для крыс. Пиздец, пацаны.

Будучи ребёнком, ты принимаешь происходящее у тебя в семье как данность. НО когда приходит половое созревание, маятник качается в другую сторону, и принятие сменяется разочарованием. В девятом классе я начал чувствовать себя всё более и более одиноким, совершенно без друзей, сексуально отчаявшимся. Я, бывало, сидел за партой в классе и резал запястье ножом. (У меня и по сей день много шрамов под татуировками). По большей части я не запаривался насчет успеваемости в школе. В основном, образование начиналось после уроков, когда я сбегал в мир фантазий, сотканный из ролевых фэнтэзи-игр, разных интересных книг типа " Никто не выберется отсюда живым ", биографии Джима Моррисона, жутких поэм и коротких рассказов, ну и пластинок музыкальных, конечно. Я начинал любить музыку как универсального целителя души, как проводника в некое пространство, где я чувствовал: меня принимают, в место, где нет правил и осуждения.

Человеком, на которого я больше всего злюсь за тот неловкий, лузерский период, является моя мать. Возможно, неожиданные вспышки ярости в её адрес — это то, что я унаследовал от отца. Был период, когда отец с матерью жестоко ругались и орали друг на друга, поскольку отец подозревал её в измене с бывшим копом, который стал частным сыщиком. Отец мой по натуре подозрительный, и он так и не смог перестать ревновать даже после того как мамин первый парень, Дик Рид, веснушчатый чел, чью жопу мой отец надрал в день когда впервые встретил мою мать в возрасте 15 лет. Одна из наиболее страшных ссор разразилась, когда отец обыскал её сумочку и нашёл там смятую и мокрую ватную салфетку. Я так и не понял, что в этом такого подозрительного - то ли это из какого-то странного отеля, то ли этим вытирали сперму. Помню, как к нам несколько раз приходил этот сыщик с полуавтоматическим оружием и журналами "Soldier of Fortune", что произвело на меня сильное впечатление, ведь я всерьёз задумывался о карьере частного детектива. Гнев и ненависть заразительны, и вскоре я тоже начал винить во всем мать, ведь мне казалось, что это по её вине брак разваливается. Я сидел на своей кровати и плакал, представляя, что будет, если мои родители разведутся. Я боялся, что мне придется выбирать, и поскольку отца я боялся, я буду вынужден жить в бедности с матерью.

В моей комнате вместе с плакатами "Kiss", рисоваными мультиками и рок-альбомами у меня была коллекция одеколона от "Avon", который мне дарила мать. Каждый флакончик был в форме определенной машины, и думаю, в больницу мою мать послал имнно "Excalibur" в ту ночь. Она пришла очень поздно и не сказала мне где была. Подозревая её в измене, я вышел из себя, прямо как отец, и кинул ей в лицо стеклянный флакон, оставив кровавую рваную рану над губой. Осколки голубого стекла и дешёвый одеколон покрыли весь пол в комнате. У неё до сих пор есть шрам, постоянное напоминание о том, что ещё одного ребёнка заводить не стоит. В итоге я её ударил, потом плюнул в неё, потом пытался задушить. Она никак не сопротивлялась. Она просто плакала, и мне за это никогда не было её жалко.

КРУГ ПЯТЫЙ - ГНЕВЛИВЫЕ

Гнев, который я испытывал из-за того, что меня отправили в христианскую школу, начал рассасываться, когда я пошёл в обычную среднюю школу. Моя мать разрешала мне сказаться дома больным, если, к примеру, я не мог нормально уложить волосы и не хотел показаться лохопедом перед девчонками или задирами в школе, которые могли меня плотно отмудохать. За это я начал её ценить. Но это тоже было всего лишь фазой.

Тогда, в мою последнюю ночь в Кантоне, я ненавидел своих родителей больше, чем когда-либо прежде. Я только-только начал хоть немного сдруживаться с местными, а теперь меня переселяли на задворки какого-то общежития в Форт Лодердейле, а всё потому что мой отец получил эту новую скучную должность продавца мебели. Да уж, навидался я страшных местечек на своём веку, начиная с заброшенных домов и заканчивая школьными спортзалами. Я попробовал крайне плохие наркотики, ещё более отстойный секс, а самооценка у меня была ниже некуда. Наконец-то я всё это преодолел, и теперь это "всё" нужно было начинать сначала. Не было у меня никакого сладкого предвкушения перед переездом. Я был пропитан злой горечью - не только из-за родителей, но и вообще из-за мира в целом.

 


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: