2017-12-16
3556
Традиционное определение знания выделяет в качестве его необходимых и достаточных условий: (1) наличие соответствующего убеждения, (2) истинность этого убеждения и (3) его обоснованность. Эта точка зрения считалась общепринятой и практически не подвергалась сомнению влоть до появления в 1963 году статьи Эдмунда Гетье под весьма примечательным названием "Является ли обоснованное истинное убеждение знанием?" Эта небольшая статья оказала существенное влияние на ход развития аналитической теории познания в ХХ столетии. Можно даже утверждать, что она решающим образом изменила характер и содержание дискуссий по проблеме знания. Гетье демонстрирует, что возможны случаи, когда мы располагаем обоснованным истинным убеждением, которое, тем не менее, не образует знания. Анализ Гетье опирается на следующие положения. Во-первых, обоснованное убеждение – каким бы надежным не казалось его обоснование – в некоторых случаях вполне может оказаться ложным (см. выше пример с геоцентрической моделью Птолемея). Во-вторых, если убеждение А является обоснованным и из А логически следует убеждение В, то В также является обоснованным. Когда рассматривался вопрос, почему недостаточно определять знание просто как истинное убеждение, обращалось внимание на недопустимость принятия в качестве знания положения, которое оказывается истинным благодарая простому эпистемическиму везению. Предполагалось, что именно условие обоснованности позволит исключить такого рода нежелательные ситуации. Однако, как показывают контрпримеры Гетье, это условие само по себе далеко не всегда блокирует разрушительное для знания действие фактора эпистемического везения. Таким образом, мы сталкиваемся с проблемой, которая и получила название проблемы Гетье: как следует модифицировать традиционное определение знания, чтобы избежать трудностей, связанных с подобными контрпримерами? И если традиционное определение знания как обоснованного истинного убеждения является недостаточным, то какого рода определение может и должно быть предложено вместо него? Проблема Гетье вызвала оживленную дискуссию, которая не завершена до сих пор. Было выдвинуто множество разнообразных предложений, направленных на преодоление этой проблемы, но пока нельзя сказать, что проблема получила окончательное решение. Тем не менее, большинство исследователей сходятся на том, что поскольку стандартные условия (1) – (3) оказываются недостаточными, то традиционное определение знания должно быть расширено за счет дополнительного, четвертого условия, которое предотвратило бы проблемы, связанные с контрпримерами Гетье. Но что это должно быть за условие? (4) Убеждение в том, что имеет место А, не должно быть выведено ни из какого ложного утверждения (то есть, знание не может быть основано на ложном убеждении). Это условие является, так сказать, "непосредственной реакцией" на контрпримеры Гетье и его принятие действительно блокирует их. Однако, оказывается, что могут быть сконструированы другие контрпримеры, в которых не задействуются никакие процедуры вывода, но которые достигают аналогичного эффекта. Подводя итоги, можно сделать вывод, что никакая современная концепция знания не может игнорировать проблему Гетье, которая служит своеобразной "лакмусовой бумажкой" адекватности любой такого рода концепций и их объясняющей силы. "Многие современные эпистемологи считают, что пробема Гетье является эпистемологически важной. Целая ветвь эпистемологии занята поисками точного понимания природы – к примеру, существенных компонентов – пропозиционального знания. Точное понимание пропозиционального знания предполагает анализ такого рода знания с точки зрения проблемы Гетье. Таким образом, эпистемологам необходимо надежное решение проблемы Гетье, каким бы сложным это решение не оказалось".
9.Категории априорного и апостериорного в эпистемологии.
Априорное И Апостериорное. Термин "a priori" (лат.) буквально означает "из предшествующего", а термин "a posteriori" означает "из последующего". Новое значение данные термины приобрели после трудов И. Канта. "Априорным" стали называть независимый от опыта и определяющий его элемент знания, а "апостериорным" - эмпирические (по)знания, определяемые опытом. Эволюция данных категорий может быть прослежена с философии Аристотеля, который различал первое по природе и первое для нас, используя термины "proteron" (первый, более ранний) и "histeron" (последующий, более поздний). Аристотель также выделял особого рода аргументацию, основанную на схватывании формы или сущности предмета. Такое схватывание предшествует совокупности чувственных восприятий и определяет необходимые предикации к субъекту суждения о данном предмете. В схоластике данный тип аргументации рассматривается в контексте теологии. Особое значение здесь имеет "онтологическое доказательство" Ансельма дАоста (Ансельма Кентерберийского), в котором существование Бога доказывается исходя из анализа идеи Бога (термин "a priori" Ансельм не употребляет). Он отличает новое доказательство от традиционных, заключающих от следствий к первопричине. Впервые термины "a priori" и "a posteriori" в том же значении стал употреблять в XIV в. Альберт Саксонский, ученик Жана Буридана. В философии нового времени априорный аргумент используют философы рационалисты (Декарт, Лейбниц. Центральной проблемой новоевропейского рационализма была проблема обоснования всеобщности и необходимости научного познания. Начиная с Декарта, их источник усматривается в разуме, и концепция "врожденных идей" выступает прообразом априоризма у Канта (хотя Кант и отрицал их наличие). Высшей формой постижения априорного содержания считается интеллектуальная интуиция. Сенсуалисты же (Локк, Юм) отрицают концепцию "врожденных идей". Д. Юм отрицает также правомерность как априорного, так и апостериорного доказательства. Согласно Юму, все содержание нашего знания - опытного происхождения, за исключением математики, которая ограничивается анализом понятий и не привносит нового содержания. Радикальное изменение категорий априорного и апостериорного происходит в философии И. Канта. "Априорным" он называет такое содержание созерцаний и понятий, которое обладает строгой всеобщностью и необходимостью именно в отношении опыта. Априорное определяет область возможного опыта, т. е. того, что может быть. "Апостериорным" же он называл эмпирическое, извлекаемое из опыта знание. Априорное у Канта имеет два уровня: 1) априорные формы человеческой чувственности, чувственного созерцания (возможность интеллектуального созерцания, интеллектуальной интуиции для человека отрицается) - время и пространство; 2) синтезирующие чувственность категории рассудка (такие как единство, множество, причинность и т. д.). Взаимодействие данных форм чувственности и рассудка создает предмет всякого возможного опыта и определяет необходимый и всеобщий характер его познания. Познание предмета выражается в суждении. Кант делит суждения на аналитические и синтетические. В первых содержание предиката включается в содержание субъекта суждения, например, суждение "Все тела протяженны". Во вторых содержание предиката не включено в субъект, например, суждение "Все тела имеют тяжесть". Тело, не имеющее тяжести, помыслить можно, в то время как протяженность входит в само понятие тела. Наиболее значимы априорные синтетические суждения, выражающие лежащий в основании всякой предметной области априорный элемент. Это - область трансцендентального познания. "Трансцендентальное" для Канта есть такое априорное, которое выступает основанием прочего, как априорного, так и апостериорного, познания. У всякой теоретической науки ("чистая математика", "чистое естествознание", "метафизика") свои трансцендентальные основания, свои синтетические основоположения. "Трансцендентным" же Кант именует то, что лежит за пределами возможного опыта и не может быть предметом познания (душа, свобода, Бог). Это уже область не рассудка, а разума. Разум познавать не может, но может осуществлять систематизацию познания; главная же область его приложения - практическая философия. Идеи разума поэтому не выражают априорный элемент познания, а являются лишь "проблематическими" понятиями "как если бы" (als ob), за исключением идеи свободы, которая лежит в основании практического разума: "Но свобода - единственная из всех идей спекулятивного разума возможность, которой хотя мы и не постигаем, но знаем a priori, так как она есть условие морального закона, который мы знаем". В философии неокантианства, особенно Баденской школы (В. Виндельбанд, Г. Риккерт), понятие априорного расширяется за рамки чувственного опыта и переносится на область философии культуры. Это прежде всего культурные нормы и ценности как "общезначимые предпосылки разумной деятельности". Ценности выступают как сверхиндивидуальные функции разума. Общее как ценность и общее как понятие начинают противопоставляться в идиографических (описательных) и номотетических (греч. nornos - закон) науках. Э. Кассирер подвергает кантовское понимание априорного дальнейшей трансформации. "Репрезентацией" он называет представление одного элемента сознания в другом и представленность целостности сознания в каждом из его элементов. Существует априорный синтез репрезентаций по "формам отношений", таким как отношения времени, пространства, причинности и т. п. Эти априорные структуры еще не имеют дифференциации по функциональным и смысловым взаимосвязям. Например, в качестве времени может выступать и процесс физической последовательности звуков, и процесс их синтеза в музыкальном произведении; пространство может быть пространством картины, мифологическим пространством, физическим и т. д. Придание идеальных функций структурам репрезентации происходит благодаря наличию в сознании функции обозначения (сигнификации). Функция обозначения придает репрезентации знаковый, символический характер. Знак как символ есть единство чувственного и идеального, субъективного и объективного, содержания и формы, чувственная репрезентация рационального. Функция обозначения ведет к ряду "символических форм", таких как язык, миф, искусство, религия, наука, история. Человек определяется как "животное, создающее символы", его существование является не субстанциональным (в естественнонаучном смысле), а ценностно-функциональным, символическим. "Символические формы" суть не "отражения реальности", но "светятся собственным светом" и в этом смысле априорны (хотя их априорность уже культурно-историческая; "символические формы" подвержены исторической эволюции). Соотношение "символических форм" с априорными структурами репрезентации ("формами отношений") следующее: "Если схематично обозначить различные виды отношений - такие как отношения пространства, времени, причинности и т. п., - как RI, R2, R3..., то тогда каждому из них принадлежит особый "индекс модальности" - Ml, M2, МЗ..., который показывает, внутри какой функциональной и смысловой взаимосвязи его следует брать. Ибо каждая из этих смысловых взаимосвязей, таких как язык, научное познание, искусство и миф, обладает своим собственным конститутивным принципом..." Познание априорных оснований человеческого разума становится, т. о., равнозначным познанию синтетического единства "символических форм". Решение этой задачи в рамках "критического идеализма" (как называет свою философию Кассирер) возможно лишь на пути создания "универсальной характеристики" (идея Г. Лейбница), описывающей данные "символические формы" как различные языки со своей грамматикой и синтаксисом. Всякое же мистическое (интуитивное) постижение исключается. Э. Гуссерль отрицает кантовские дистинкции рассудка и разума, распространяя область априорного на все сознание. Он также говорит о наличии особого рода интеллектуальной интуиции, категориального созерцания ("идеация"), что не допускалось в кантовской традиции. Третье расхождение с Кантом заключается в сверхантропологическом характере феноменологического a priori. В то же время Э. Гуссерль, М. Шелер и их последователи признают существование синтетического a priori; они считают, что такие высказывания, как "Каждый тон имеет определенную высоту" и "Зеленое пятно не есть красное", являются априорными и фактическими. Разграничение априорного и апостериорного начинается с epochs, воздержания от экзистенциальных суждений "естественной установки" сознания. Тем самым проводится первоначальное разграничение априорного и апостериорного элементов сознания, сущности и существования. Дальнейший этап - эйдетическая редукция и вариация в фантазии с последующей идеацией - позволяет выделить чистые сущности, эйдосы. Это априорные структуры сознания, область "чистых возможностей", определяющие соответствующую предметную область (модальность эйдосов "как если бы"). Эйдетические науки, по замыслу Гуссерля, должны прояснить фундаментальные категории соответствующих опытных наук, "наивных" в отношении собственного a priori. Так чистые сущности, эйдосы, образуют "региональные онтологии". И, наконец, на последнем этапе трансцендентальной редукции достигается a priori самой субъективности - "Я семь", являющееся сущностной, смысловой первоосновой мира. В качестве коррелята интенциональной субъективности поздний Гуссерль разрабатывает концепцию "жизненного мира". При "естественной установке" сознания последний выступает как совокупность фундаментальных доксических (от doxa - мнение) очевидностей, культурно-исторических a priori, определяющих вторичные эпистемические очевидности наук. При феноменологической же установке - это допредикативные смыслы, конституирующие мир трансцендентальной субъективности, мир как "мой мир". (См. также статью "Феноменология".) Для неопозитивизма, особенно раннего (Венская школа), характерно стремление к "радикальному эмпиризму", отрицающему всякое синтетическое а priori. Приведенные выше примеры высказываний, рассматриваемых феноменологами как синтетическое a priori, M. Шлик интерпретирует в качестве тавтологий. Неопозитивисты, вслед за Д. Юмом, признают лишь аналитическое а priori. Одна из основных проблем неопозитивистской философии науки - проблема соотношения эмпирического и теоретического в науке (прежде всего в естествознании) - рассматривается через анализ языка науки. Представим обобщенную модель его анализа. В языке науки выделяется два уровня: 1. Эмпирический уровень констатации фактов в "протокольных предложениях", чисто синтетическое a posteriori. 2. Теоретический уровень, выступающий метаязыком по отношению к языку эмпирических констатации, - чисто аналитическое а priori. Критерием истины для языка первого уровня выступает принцип "верификации" утверждений (их проверки в чувственном опыте), "верифицируемости" (возможности подобной проверки или дедуктивного сведения к подобной возможности), "фальсифицируемости" (возможности опровержения - К. Поппер). Критерием истины для языка второго уровня выступает логическая взаимосогласованность предложений, его основой выступают математика и формальная логика, понимаемые как совокупность тавтологически истинных предложений, как чисто аналитическое a priori. Под влиянием теоремы Г. Геделя о неполноте всякого достаточно богатого логико-математического исчисления и теоремы А. Черча об отсутствии для такового алгоритма сведения произошел отказ от представлений о чисто аналитическом, тавтологическом характере логики и математики. У. Куайн снимает жесткое разграничение аналитического и синтетического, утверждая, что теоретический уровень также и синтетичен, поскольку включает процесс выведения проверяемых следствий. Тавтологическое понимание a priori сменяется его конвенциональным пониманием в качестве условных соглашений о значении исходных терминов, аксиомах и правилах образования и преобразования выражений. В аналитической философии обнаруживается не только позитивистская интерпретация априорного и апостериорного, но и прагматическая. Последняя осуществляется в духе номинализма в прагматическом анализе У. Куайна, а неноминалистический вариант разработан в концептуальном прагматизме К. И. Льюиса. В статье "Прагматическая концепция a priori" он ставит вопрос о характере той необходимости, которая традиционно связывается с понятием априорного. Льюис доказывает, что данная необходимость не есть принудительность ни в отношении разума, ни в отношении опыта. В отношении разума априорное выступает как "несвязанная инициатива ума", состоящая в категоризации и классификации опыта согласно нашим целям и вопросам познания. В отношении же опыта априорное является "истинным несмотря ни на что", поскольку оно ничего не предписывает ни его содержанию, ни его форме. Если понимать истину в духе соответствия знаний опыту, то такие элементы знания, как категории, классификации и определения, не могут быть истинными либо ложными. Их априорная истина заключается лишь в эффективности для решения определенных познавательных целей. Априорными являются такие обязательства нашего разума, которых мы придерживаемся независимо от актуального опыта, а апостериорное - это такие эмпирические обобщения, которые могут оказаться ложными и подвергнуться замене. Однако и сам человеческий разум изменяется, он социален и зависит от языка, исторической смены идей и прочих обстоятельств (здесь Льюис следует Ч. С. Пирсу). Априорными, согласно Льюису, являются различные логики, будучи "парламентарными правилами интеллигентного мышления и речи". Априорна и математика. Например, истины арифметики "истинны в любом возможном мире"; та же часть явления, которая не учитывается арифметикой, - обозначается в категориях физики, химии и т. д. В естественных науках априорны исходные понятия, дефиниция которых уже есть классификация (например, понятие одновременности в физике). Также априорны наиболее фундаментальные законы (типа закона сохранения энергии). Априорны и критерии реального/нереального, которые не может изменить никакой опыт; всякий опыт, им противоречащий, тут же вносится в категорию нереального. Д. В. Анкин
