Сергей зубатов — начальник московского охранного отделения

ЧЕРНОВ НА ДОПРОСЕ У ЗУБАТОВА

На допросах, вместо того чтобы грубо «давить» на подследственных, С. Зуба­тов предпочитал затрагивать чувстви­тельные стороны их натуры, обращать­ся к их лучшим побуждениям. Револю­ционеру Виктору Чернову, отказавше­муся давать показания, он, например, говорил:

«Я Вас хорошо понимаю. Скажу боль­ше: я одобряю, я всецело одобряю та­кой образ действий. Я сам был молод; я сам был в Вашем положении. Вы спро­сите: почему же я теперь сижу здесь, на этом кресле? Да потому, что я кое-что пережил... Кое-что увидел, пере­чувствовал, передумал... и кое-чему научился. Вы, революционеры, нетер­пимы, как верующие. Вы не можете представить себе человека, ходивше­го вашими путями, знающего все ваши доводы — и избравшего новый, совер­шенно противоположный прежнему путь. Все наши лучшие историки при­знают, что для своего времени само­державный строй был прогрессивен. Почему же вы не хотите понять, что можно совершенно искренне и глубо­ко убеждённо считать это „своё вре­мя" ещё не истекшим?».

С. Зубатов продолжал мягко убеждать В. Чернова: «Проповедь террора — вот что является худшим врагом всех про­грессивных начинаний. Именно друзья народа в революционной среде долж­ны всеми силами бороться против тер­рора. Революционеры, которые из-за террористических выходок теряют все возможности работы в массах, имеют право противодействовать террору всеми — понимаете ли, всеми! —сред­ствами...». Примерно так же Сергей Васильевич работал и с другими подследственными, обращаясь прежде все­го к их «высоким чувствам».

Жандармы «старой школы», чтобы най­ти одного подозреваемого, часто аре­стовывали десятки случайных людей. С. Зубатов избегал таких повальных арестов. Ведь случайный арест мог под­толкнуть человека на путь революци­онной борьбы. Сергей Васильевич предпочитал «освещать революцион­ные организации изнутри» с помощью тайных агентов, а аресты производить на основании полученных данных — точно и безошибочно. Поэтому он уде­лял большое внимание работе с секрет­ными сотрудниками. «Для меня сноше­ния с агентурой, — писал С. Зубатов позднее, — самое радостное и милое воспоминание. Больное и трудное это дело, но как же при этом оно и неж­но». Он так наставлял своих подчинён­ных: «Вы, господа, должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите её как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг — и вы её опозорите...».

Допросы арестованных С. Зубатов, не в пример многим своим коллегам, про­водил очень тонко, прямо виртуозно. Он любил подробно и доверительно излагать подследственным свои поли­тические воззрения. Его собеседники невольно втягивались в спор и раскры­вали свои взгляды, которые, возмож­но, предпочли бы сохранить в тайне. «Его допросы, — вспоминал социал-де­мократ С. Мицкевич, — носили свое­образный характер: Зубатов вёл бесе­ды на самые разнообразные темы в непринуждённом тоне и увлекал ис­кренней беседой... Многим арестован­ным казалось, что это просто столкно­вение двух мировоззрений, и они, из­лагая свою точку зрения, тем самым выдавали часто всё, что касалось их личной революционной деятельности. Он давал арестованным читать книги, особенно рекомендовал книги Бернштейна, горячим поклонником которо­го являлся».

люционер проповедует чистый социализм, — отмечал Зубатов, — с ним можно справиться одними репрессивными мерами; но когда он начинает эксплуатировать мелкие недочёты существую­щего законного порядка, одних репрессивных мер мало, а над­лежит немедля вырвать из-под его ног самую почву». А потому надо разрешить рабочим создать свои легальные экономические союзы. Полиция им в этом может помочь.

Московские власти одобрили проект С. Зубатова. Правда, при обсуждении возникли сомнения, не обернётся ли вся затея против государственного строя. Обер-полицмейстер Дмитрий Трепов решительно воскликнул: «Ну да штыков у нас хватит!». Получив поддержку городских властей, С. Зубатов взялся за дело.

Позднее его политику называли «охранно-полицейским со­циализмом» или «зубатовщиной». Сергей Васильевич считал, что именно неограниченная монархия даёт возможность проведе­ния такой политики. Только самодержец способен «протянуть руку» рабочим через голову промышленников, интеллигенции и т. п. Генерал А. Герасимов писал о С. Зубатове: «Его умственно­му взору рисовалась перспектива „социальной монархии", еди­нения царя с рабочим народом».

К 1901 г. в Москве образовались первые «зубатовские» ра­бочие союзы. Позднее такие союзы возникли также в Санкт-Пе­тербурге, Одессе, Минске и других городах. В октябре 1901 г. С. Зубатов пошёл ещё дальше: в Москве собрался городской «Со­вет рабочих механического производства». В него вошли 17 де­путатов от более мелких рабочих союзов. «Обладая советом, — отмечал Зубатов, — мы располагаем фокусом ото всей рабочей массы и можем вертеть всею громадою».

ВО ГЛАВЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО СЫСКА

Необходимо отметить, что жандармы «старой школы» не понима­ли зубатовских нововведений и мирились с ними неохотно. В душе они оставались верны прежней линии: считали, что следует пре­секать всякое брожение в зародыше. Внедрение в революционные организации секретных сотрудников представлялось им по мень­шей мере попустительством. Эти настроения позднее ярко пере­дал в своих воспоминаниях В. Новицкий. Генерал писал, что Зуба­тов «был злейший противоправительственный деятель, социал-ре­волюционер и безусловный террорист, организовывавший поли­тические убийства через своих агентов, состоявших на большом жалованьи у Департамента полиции. Революционная партия дале­ко не знает всей его террористической деятельности, а когда узна­ет, то безусловно будет боготворить его как революционера и ак­тивного участника политического террора».

Ещё хуже старые жандармы относились к опытам с «поли­цейским социализмом». Новицкий писал, что благодаря Зубатову «в России искусственно создался в самом остром, жгучем виде рабочий вопрос, несравненно в более резкой форме, чем созда­ли бы его революционеры, медленным весьма путём шедшие...».

Чтобы преодолеть сопротивление жандармов «старой шко­лы», С. Зубатов выдвинул очень смелый проект. Он предложил создать во всех губернских городах охранные отделения по об­разцу московского. Возглавить их должны молодые офицеры — ученики Зубатова. Молодёжи следовало взять в свои руки всё дело политического сыска. При этом старым жандармским управле­ниям осталась бы чисто вспомогательная роль.

Предложения Зубатова означали настоящую революцию в охранном деле. Все старые жандармы, верой и правдой прослу­жившие десятилетия, поседевшие на службе, просто отодвига­лись в сторону. Конечно, это вызвало среди них бурю возмуще­ния. Но у высших властей реформа получила поддержку. В 1902 г. министр внутренних дел Вячеслав Плеве начал проводить её в жизнь. В октябре С. Зубатов возглавил все охранные отделения империи — стал начальником Особого отдела Департамента по­лиции. Это был наивысший взлёт его карьеры. В. Плеве в то вре­мя говорил: «Теперь полицейское спокойствие государства в ру­ках Зубатова, на которого можно положиться».

ОТСТАВКА И ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

Хотя В. Плеве высоко ценил С. Зубатова, тот считал, что ми­нистр излишне полагается на чисто полицейские меры. По мнению Зубатова, было необходимо дать выход накопившему­ся в обществе напряжению, иначе это могло привести к ката­строфе. Поэтому он стал искать поддержку против Плеве. В июле 1903 г. С. Зубатов явился к министру финансов Сергею Витте. «Я его принял, — вспоминал С. Витте. — Он мне начал подробно рассказывать о состоянии России... Он докладывал, что в сущ­ности вся Россия бурлит, что удержать революцию полицейски­ми мерами невозможно, что политика Плеве заключается в том, чтобы вгонять болезнь внутрь, и что это ни к чему не приведёт, кроме самого дурного исхода. Он прибавил, что Плеве убьют и что он его уже несколько раз спасал».

Об этом разговоре вскоре стало известно самому В. Плеве. Возможно, фразу об убийстве министр воспринял с особенной тревогой, как намёк на возможность его физического устране­ния. Это незамедлительно привело к краху полицейской карье­ры С. Зубатова. 19 августа его отстранили от должности. Затем обвинили в «политической деятельности с использованием ап­парата полиции». За это вчерашнего всесильного полицейско­го руководителя отправили в ссылку во Владимир — под глас­ный надзор полиции... Вскоре, после того как в июле 1904 г.

B. Плеве действительно погиб от рук эсеров, с Зубатова сняли обвинения. Но на службу он уже не вернулся.

Расстрел рабочей демонстрации 9 января 1905 г. привёл

C. Зубатова в отчаяние. Тот «мост», который он столько лет ста­рался навести между государем и рабочими, в один день оказал­ся разрушен почти до основания. В 1908 г. Сергей Васильевич в письме к историку Владимиру Бурцеву так передавал свои чув-

ДЕМОНСТРАЦИЯ «ЗУБАТОВЦЕВ»

Одним из самых ярких проявлений «зубатовского» рабочего движения стала демонстрация, состоявшаяся в Моск­ве в 1902 г. Её устроил при поддержке властей городской «Совет рабочих ме­ханического производства». Демонст­рацию решили провести 19 февраля, в годовщину отмены крепостного права.

Ещё до рассвета тысячи рабочих со всей Москвы начали стекаться к Крем­лю. К 8 часам утра вокруг памятника Александру II собралось около 60 тыс. человек. Началось торжественное бо­гослужение в память «царя-освободи­теля». В воздухе плыл звон колоколов кремлёвских церквей... Рабочие возло­жили к подножию памятника два очень пышных и дорогих венка. Деньги на их покупку собирались в складчину по подписке среди рабочих.

Когда начали молиться о здравии Ни­колая II, вся огромная толпа, сняв шап­ки, встала на колени. После этого ра­бочий оркестр исполнил гимн «Боже, царя храни», и под крики «ура!» в воз­дух взлетели тысячи шапок.

На демонстрации присутствовало выс­шее руководство «первопрестольной». Генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович тепло по­благодарил рабочих.

По провинции между тем уже ра­зошлись панические слухи. В тот же день один губернатор послал в Петер­бург срочный запрос: «Правда ли, что Кремль штурмом взят революционной рабочей толпой?». Эта демонстрация произвела настолько сильное впечат­ление в обществе, что о ней помнили ещё долгие годы.

ства: «Я — монархист самобытный, на свой салтык и потому глу­боко верующий. Ныне идея чистой монархии переживает глу­бокий кризис. Понятно, эта драма отзывается на всём моём су­ществе; я переживаю её с внутренней дрожью. Я защищал горя­чо эту идею на практике. Я готов иссохнуть по ней, сгнить вме­сте с нею...».

Этим своим словам Сергей Зубатов последовал почти бук­вально. 3 марта 1917 г., получив известие о падении монархии, он покончил с собой, застрелившись из револьвера. Помимо все­го прочего, Февральская революция означала для него верный арест. Самоубийство избавило его от подобной участи...