Искусство Рублева в наши дни

Феофан и Рублев

Несомненно, что самым крупным мастером, с которым в жизни пришлось столкнуться Рублеву, был Феофан. Ему он был обязан прежде всего высоким представлением об искусстве, верой в творческие силы художника. Это не исключает того, что между ними были глубокие расхождения.

Произведения Феофана поражают силой творческого напряжения и все же совершенство его живописного письма граничит с виртуозностью. В живописных характеристиках Феофана есть что-то от каллиграфической игры кистью, от готовности поразить, как чудом, смелостью своих умолчаний, быстротой исполнения и мудрой уравновешенностью форм.

Произведения Рублева также чаруют своим совершенством, но никогда само искусство мастера, безупречность его штриха, меткость ударов кисти не заставляют нас забывать о том, что все это выношено им, теплотой его чуткого сердца. Искусство Рублева не менее строго по замыслу и зрело и совершенно по выполнению, но в нем больше мягкости и гибкости, чем у Феофана. Греческий мастер передает как бы одно мгновение, молниеносно запечатленное в его памяти. Рублев предпочитает длительные состояния, ощущение становления, изменчивости, роста. В этом смысле Рублев глубже подходит к пониманию самой сущности жизни.

Рублев выступил в пору первого творческого подъема своего народа. В его созданиях ясно проступили черты идеала, которому русские люди оставались верны многие века, черты народного характера, которые и впоследствии сказались в русском искусстве и в русской литературе. В западноевропейском искусстве XV века можно найти замечательные образы человека могучего и страстного, мечтательного и решительного. Но такое соединение восторженности и деятельной любви, которое сквозит во взгляде апостола Петра из Успенского собора, было достоянием одного Рублева. В этом он предвосхищает Александра Иванова и Врубеля. В искусстве Возрождения было немало образов пленительной женской красоты и страсти. Рублев в своих ангелах сочетал изящество облика с богатой внутренней жизнью, со способностью погрузиться в себя и отдаться чистому чувству, которым много позднее будут подкупать женские образы наших писателей, вроде Татьяны Пушкина, Лизы Тургенева и героинь Толстого и Достоевского.

Искусство Рублева вызывает в современном зрителе неподдельное восхищение. Перед его произведениями никто не скажет, что это искусство младенчески-простодушное, как иконы Новгородской, особенно Северной школы. В работах Рублева мы сталкиваемся с большой зрелостью мысли, с высоким совершенством мастерства. Его искусство вобрало в себя огромный опыт многовековой культуры древней Руси и, вместе с тем, сохранило чистосердечие, способное растрогать человеческое сердце. Современному художнику в поисках непосредственности легче понять древнерусский примитив и приблизиться к нему. Искусство Рублева может его восхитить, но следовать ему почти невозможно. В русском искусстве только в некоторых работах Венецианова, Александра Иванова, Петрова-Водкина, Павла Кузнецова, Фаворского звучат нежные рублевские ноты.

В жизни Рублеву открылось много светлого и отрадного. Успехи народа на пути освобождения, пробуждение в нем нравственных сил не могли не вдохновлять его как чуткого художника. Общая опасность заставляла в то время народ пренебрегать частными интересами и разногласиями и объединять свои усилия под стягом общенациональной независимости. Мысль, способная проникнуть в суть явлений, только еще просыпалась. Но уже явственно говорил голос сердца. То было время, когда в русской культуре слово принадлежало художникам.

Искусство Рублева принадлежит своему времени, народу, из которого вышел художник. И вместе с тем, в его созданиях сказывается одна драгоценная черта, которая и позднее свойственна была русскому искусству. Гений русского народа выступает в «Троице» Рублева освобожденным, очищенным. Универсализм русского искусства порожден был неустанной мыслью лучших умов России о всеобщем и общечеловеческом. Классика рублевских ангелов означает, что они принадлежат не только своему веку и своему народу. Этим объясняется, что человечество приняло его дивные создания и поклонилось его гению.

За последние годы имя Рублева получило признание не только в нашей стране, которая с полным правом может гордиться тем, что взрастила такого гения, но и за рубежом, хотя там нет его работ и его знают только по воспроизведениям, которые дают лишь отдаленное представление о достоинстве подлинников.

Чем же Рублев так захватывает нашего современника? Конечно не только своим личным очарованием, счастливым даром колориста, совершенным мастерством, но и доступной ему какой-то высшей правдой в искусстве. Эта правда — нечто совсем иное, чем правдоподобие, сходство с тем, что каждый видит в окружающем его реальном мире. В образах Рублева много небывалого, невиданного, невероятного, несбыточного, и, тем не менее, его мечты, невыполнимые желания, светлые сновидения необходимы человеку, без них ему было бы недоступно великое и возвышенное.