Проблема сепаратизма в Тибете, правовой аспект

 

Китайская Народная Республика сегодня – многонациональное государство[60]. Из более чем 1,3 млрд. его населения (оценка 2007 года) около 92% составляют ханьцы (китайцы), но оставшиеся 8% – это еще 55 национальностей, из которых тибетцев около 5,5 млн. Для наиболее многочисленных национальностей Китая созданы пять автономных районов: Тибетский, Синьцзян-Уйгурский, Гуанси-Чжуанский, Нинся-Хуэйский и Внутренняя Монголия. Но не все тибетцы, а лишь немногим более половины их живут в Тибетском автономном районе, остальные же – в более мелких национальных образованиях, входящих в ближайшие провинции КНР. Так произошло потому, что около половины исторического Тибета не входит в состав ТАР.

Главным политическим «партнером» Тибета (а стало быть, и главной угрозой его суверенитету) всегда оставался Китай. При этом сложно составить однозначное мнение о том, как эти государства взаимодействовали в контексте истории; так, современные китайские историки утверждают, что уже с 13 века Тибет был районом Китая, непосредственно подчиняющимся центральному правительству династии Юань, в то время как западные историки с про-тибетскими взглядами считают, что Тибет и Китай оставались двумя независимыми административными единицами в составе Монгольской Империи. При этом не вызывает сомнений, что с заката независимого Тибетского царства до 18 века гораздо большее влияние на Тибет оказывали монголы.[61]

Придя к власти в 1949 году, лидеры КПК решили восстановить власть над Тибетом. Однако они предпочли сделать это без применения военной силы: в 1951 году представители тибетского правительства подписали в Пекине соглашение «О мерах по мирному освобождению Тибета». Согласно 17 пунктам этого документа, Тибету предоставлялась автономия во внутренних делах и сохранялась прежняя система управления во главе с далай-ламой, а центральное правительство получало право держать в Тибете войска, охранять внешнюю границу и вести внешнюю политику.

Первое время соглашение соблюдалось, однако вскоре коммунистические реформы докатились до населенных тибетцами соседних китайских провинций. Возмущенные нарушением векового уклада жизни, они начали бороться против нововведений. Постепенно волнения перекинулись на территории, находившиеся под властью Лхасы. Отношения между Пекином и Лхасой стали крайне напряженными. В 1965 году был создан Тибетский автономный район.

Существуют 2 точки зрения по тому, как должен развиваться Тибет. Сторонники установления независимости Тибета[62], указывают на то, что. причиной конфликта, как отмечают наблюдатели является недовольство тибетцев политикой окитаивания, разрушения их традиций, подавления религии, навязывания социализма и модернизации

Но есть и другая точка зрения[63]. Она гласит, что сегодня главная проблема Тибета заключается в споре, какая должна превалировать власть: светская или духовная. На сегодняшний день она светская. Монахи, по-видимому, хотят вернуться в прошлое.

Что касается свободы вероисповедания, никто не запрещает там религию. Монастыри все работают. Более того, все они восстановлены, причем за счет государства. С точки зрения традиций и культуры, никто ничего не запрещает.

На Тибете присутствуют войска, естественно, растет численность ханьского населения, хотя для ханьцев Тибет не самое комфортное место жительства. Но главное, что за время существования Тибета в составе Китая с 1951 года Китай вложил в инфраструктуру региона огромные деньги. И взяты они были из центрального бюджета. Как и большинство национальных районов Китая, Тибет и сегодня живет в долг. Проблема независимости больше акцентируется СМИ.

По мнению китайского правительства[64], проблема Тибета – это дело исключительно внутренней политики государства, и вопрос о сохранении суверенитета и единства государства.

В отношении Далай-ламы, бежавшего за границу, Центральное правительство Китая заняло терпеливо-выжидательную позицию, что было продиктовано общими интересами единства Родины и национального сплочения. Вплоть до 1964 года за Далай-ламой сохранялся пост заместителя Председателя Постоянного Комитета Всекитайского собрания народных представителей. Однако сам Далай-лама, оказавшись в окружении зарубежных враждебно настроенных по отношению к Китаю сил и тибетских сепаратистов, напрочь отказался от неоднократно провозглашавшейся им в свое время патриотической позиции и пошел на многочисленные акции, нацеленные на раскол Родины.

- Он открыто провозгласил Тибет «независимым государством». В июне

1959 года в Муссоори (Индия) Далай-лама выступил с заявлением, в котором сказал: «Тибет фактически всегда был независимым». В марте 1991 года во время посещения Англии Далай-лама заявил, выступая перед журналистами, что «Тибет является самым крупным в мире государством, подвергшимся оккупации». Он неоднократно заявлял, что «задача по осуществлению независимости Тибета ложится на всех тибетцев как в Тибете, так и за его пределами».

- Было сформировано «эмигрантское правительство». В начале 60-х годов

в Дхарамсала (Индия) клика Далая-ламы созвала так называемое «собрание народных представителей Тибета», на котором было образовано «эмигрантское правительство Тибета» и провозглашена «конституция», в которой значилось, что «главой государства является Далай-лама», который назначает «министров». «Любая работа правительства должна проводиться с согласия Далай-ламы». В появившейся в 1991 году «переработанной конституции» сохранился пункт, провозглашающий Далай-ламу «главой государства». Далай-лама и его «эмигрантское правительство» долгое время взимают с зарубежных тибетцев «налог независимости», создают в ряде стран «представительства», выпускают периодические издания и книги, пропагандирующие «независимость Тибета», развертывают политическую деятельность в плане «независимого Тибета».

– Были заново сформированы вооруженные подразделения мятежников[65]. В сентябре 1960 года в Мустанге (Непал) клика Далая-ламы заново сформировала в защиту веры «Армию четырех рек и шести гор», которая на протяжении 10 лет не прекращала вооруженных вылазок на китайской границе.

- Были сфабрикованы инсинуации и клеветнические измышления с целью подстрекательства людей к беспорядкам. На протяжении 30 с лишним лет пребывания в эмиграции Далай, не считаясь с фактами, сфабриковал многочисленные фальшивки, как например, измыления, утверждающие, будто «Соглашение из 17статей»[66] было навязано Тибету силой», что «ханьцы убили 1,2 млн. Тибетцев», что «из-за миграции ханьцев тибетцы превратились в меньшинство среди населения Тибета», что «по отношению к тибетским женщинам коммунисты проводят принудительное ограничение рождаемости и принуждают их к аборту», что правительство попирает свободу вероисповедания и преследует духовных лиц, что традиционной тибетской культуре угрожает полное уничтожение, что природным ресурсам Тибета причинен серьезный ущерб, что среда в Тибете заражена и т. п., намереваясь таким образом разжечь национальную рознь, вызвать у тибетцев недовольство по отношению к Центральному правительству. Неоднократные беспорядки, имевшие место в Лхасе с сентября 1987 года по март 1989 года, были спровоцированы именно путем распространения подобных инсинуаций, сфабрикованных кликой Далая, и при участии засланных этой кликой в Тибет сепаратистов. Эти беспорядки причинили серьезный ущерб жизни и имуществу тибетцев.

Заявления и действия Далая-ламы свидетельствуют о том, что он отнюдь не является лишь духовным вождем, как сам он любит себя называть, он уже стал политическим лидером, на протяжении длительного времени ведущим за рубежом деятельность, направленную на раскол Родины.

Политика Центрального правительства по отношению к Далай-ламе остается неизменной. Мы желаем, чтобы он прекратил сепаратистскую деятельность и вернулся на позицию патриотизма и единства.

21 сентября 1987 Далай-ламы обратился к членам Конгресса США и выдвинул план мира, который состоит из пяти основных компонентов[67]:

1. Превращение всего Тибета в зону мира;

2. Отказ от политики переселения китайского населения в Тибет, что представляет угрозу для самого существования тибетцев как нации;

3. Уважение к основополагающим правам человека и демократическим свободам, которые есть у тибетского народа;

4. Восстановление и охрана окружающей среды Тибета и отказ от использования Китаем Тибета для производства ядерного оружия и захоронения ядерных отходов;

5. Начало честных переговоров о статусе Тибета в будущем и отношениях между тибетским и китайским народами.

Правительство КНР высказал свое мнение относительно данного плана[68]:

1. Оно всегда приветствует переговоры Далай-ламы и его представителей с Центральным правительством, однако не примет делегацию или экскурсионную группу, посланную от имени "Правительства в Гандже", т.к. Центральное правительство никогда не признавало находящееся за рубежом эмигрантское "Правительство в Гандже".

2. Поскольку" программа из пяти пунктов" и "новые предложения" Далай-ламы не исключили в корне требования "независимости Тибета", поэтому эти документы не могут служить основой для переговоров с Центральным правительством.

3. Центральное правительство надеется на прямой диалог с Далай-ламой, местом проведения переговоров может быть Пекин, может быть Гонконг или зарубежное посольство или консульство Китая. Если Далай-лама сочтет эти места неудобными для себя, то он может выбрать любое другое место, лишь бы там не присутствовали иностранцы.

После того, как Центральное правительство заявило[69], что право выбора времени и места переговоров оно передает Далай-ламе, Далай-лама и его последователи очень быстро объявили через прессу о своей готовности в январе 1989 г. к переговорам в Женеве с Центральным правительством. Только после публикации в печати этого сообщения Центральное правительство официально получило данное уведомление.

Между тем, с 1978 г., когда были установлены связи Центрального правительства с Далай-ламой, каналы этих связей поддерживались непрерывно и, если бы у Далая была добрая воля вести переговоры, почему бы не использовать эти каналы для передачи информации и организации встреч? Это не может не порождать сомнений насчет искренности так называемого желания Далай-ламы вести переговоры: действительно ли он стремится к переговорам или же использует этот вопрос как пропагандистскую уловку?

По утверждению китайского правительства[70]: «Демократическая реформа в Тибетском районе 1959 г. полностью покончила с феодально-рабовладельческим режимом периода господства Далай-ламы, периода варварства и отсталости, когда светская и духовная власть была единым целым. В результате судьбы и жизнь населения этого района коренным образом изменились. Средняя продолжительность жизни тибетцев с прежних 36 лет значительно возросла до сегодняшних 65 лет. Население Тибета в течение нескольких столетий застыло на отметке около 1 млн. человек, а за 40 последних лет оно выросло примерно вдвое, превысив 2 млн. человек[71].

Раньше в Тибете функционировало лишь небольшое количество учебных заведений для буддийских монахов и детей аристократии, 90% населения были неграмотны или полуграмотны. Теперь же открыто свыше 3 тыс. учебных заведений разных ступеней и разного профиля и 73,5% детей школьного возраста посещают школу.

Раньше в Лхасе работало лишь два крошечных лечебных пункта, открытых властями, теперь же насчитывается уже свыше 1 тыс. учреждений здравоохранений, на каждую тысячу жителей приходится 2,3 больничной койки и 2,1 врачей, что выше среднего уровня по Китаю в целом.

Прежде в Тибете не было ни одной шоссейной дороги и все транспортировки осуществлялись носильщиками и вьючными животными, а к настоящему времени уже создана транспортная сеть дорог протяженностью свыше 20 тыс. км.

В прошлом в Тибете не было электричества, ныне же построено уже более 500 гидроэлектростанций с годовой выработкой энергии в более чем 300 млн. единиц, продолжается строительство еще одной группы гидростанций.

Раньше в Лхасе проживало лишь 20 тыс. человек, повсюду было около тысячи жилищ нищих и бедняков, сооруженных из рваных мешков. Арестанты с оковами на руках и кандалами на ногах, с деревянным ярмом на шее сидели вдоль улиц и клянчили милостыню - такие картины можно было видеть повсюду.

Сегодня таких явлений уже нет, проблема обеспечения жильем и питанием для подавляющего большинства крестьян и скотоводов всего автономного района уже в основном решена.

Развитие и прогресс Тибета общеизвестны. Этот район продолжает движение вперед и по мере социального и экономического развития непрерывно повышается жизненный уровень населения, именно с этим связаны общие чаяния и коренные интересы тибетского народа. Однако такая цель достижима лишь в условиях социальной стабильности.

По мнению китайского правительства Далай-лама на протяжении многих лет не сделал ничего ради экономического и социального развития и постоянного повышения жизненного уровня населения Тибетского района[72]. Наоборот, действуя вопреки высшим интересам страны и народа, Далай ради осуществления своего политического заговора, связанного с так называемой независимостью Тибета, фабрикует ложь, разжигает национальную ненависть, всеми способами пытается дестабилизировать положение в Тибетском районе и таким путем мешать его развитию и прогрессу.

Тибетцы в соответствии с законом пользуются правом участия на равных правах с китайскими гражданами других национальностей в управлении делами государства, а также правом на самоуправление делами своего района и своей нации.

На основании закона тибетцы пользуются демокра-тическими правами как хозяева своего района. Согласно Конституции КНР, китайские граждане, достигшие 18 лет, имеют избирательное право и право быть избранным, независимо от национальной и расовой принадлежности, пола, рода занятий, происхождения, вероисповедания, уровня образования и срока проживания в данном районе. За годы существования ТАР тибетцы активно пользуются избирательным правом и правом быть избранным, предусмотренными Конституцией КНР и другими законами, принимают участие в выборах Собраний народных представителей разных ступеней и через своих депутатов участвуют в управлении делами государства и местными делами. В прямых выборах 2002 года, проходивших на уровнях района, округов (городов), уездов, волостей и поселков, процент избирателей, участвовавших в выборах уездных органов власти, составил 93,09%, в некоторых местах 100%. Пропорция лиц тибетской национальности и других нацменьшинств среди избранных составила более 80% (на районно-окружном (городском) уровне) и более 90% на уездно-волостном (поселковом) уровне[73].

Руководящие работники тибетской национальности и других нацменьшинств сегодня составляют главную силу в кадровой армии ТАР, в полной мере выявляя свои права хозяев района. Согласно Конституции КНР в районах национальной автономии на постах председателей (или его заместителей) Постоянных комитетов собраний народных представителей должны находиться выходцы из той национальности, от имени которой осуществляется национальная районная автономия; на постах председателя правительства автономного района, автономного округа, автономного уезда должны находиться граждане той национальности, от имени которой осуществляется национальная районная автономия. За годы существования ТАР всего на посту председателя ПК СНП Тибета находилось 6 (включая работающего сегодня) избранных, и 7 (включая продолжающего оставаться на указанном посту) председателей народного правительства. Все они были лицами тибетской национальности. Считая с 1959 г., когда при Народном Политическом Консультативном Совете Китая был учрежден Комитет по делам Тибета, в Тибете на посту председателя НПКСК всего сменилось 5 человек, Все они тибетцы. По статистике в настоящее время процент лиц тибетской (и других нацменьшинств) национальности среди председателей и заместителей председателя Постоянного комитета СНП составляет 87,5%, среди членов Постоянных комитетов СНП 69,23%, среди председателей (и их заместителей) ТАР 57%, среди членов Постоянных комитетов НПКСК и рядовых членов НПКСК соответственно 90,42% и 89,4%. Лица тибетской национальности и других нацменьшинств составляют 77,97% в кадровом контингенте трех уровней: районном, окружном (городском) и уездном, 69,82% и 82,25 % среди работников народных судов и народных прокуратур указанных уровней.[74]

Согласно «Закону о национальной районной автономии»[75] ТАР имеет право при проведении в жизнь решений, постановлений, директив и указаний вышестоящих органов поступать с учетом обстановки в своем районе. В случае, если администрация ТАР найдет указанные директивы, противоречащие реальной обстановке, она может заявить о своем мнении вышестоящим органам власти и после того, как будет получена санкция свыше, в претворении указанных директив внести изменения или вообще приостановить их претворение в жизнь.

Согласно Конституции КНР[76] и Закону КНР о национальной районной автономии ТАР полномочен при условии ненарушения Конституции и соответствующих законов государства предпринимать, исходя из своих реалий, особые политические установки и гибкие меры, нацеленные на ускорение хозяйственного и культурного развития; полномочен, в согласии с наметками государственного плана и с учетом местных специфики и нужд разрабатывать курсовые установки, политику и планы хозяйственного строительства; полномочен самостоятельно организовывать и управлять местным социально-хозяйственным развитием и строительством; полномочен управлять, охранять и использовать в приоритетном порядке местные природные ресурсы; полномочен самостоятельно управлять местными финансами, намечать направления использования местных бюджетных доходов; полномочен самостоятельно развивать национальные просвещение и культуру, управлять делами в области просвещения, научного исследования, культуры, здравоохранения и спорта; полномочен пользоваться льготами, введенными государством в сфере финансов, кредита и налогов.

В 2008 году состоялось новое обострение, самое крупное с 1989 года. В годовщину тибетских дел 1959 и заодно по случаю протеста против задержания предыдущей осенью монахов, праздновавших вручение Далай-ламе медали конгресса США, состоялась конфронтация между монахами монастыря Сера и силовиками, блокировавшими три крупнейших монастыря Лхасы заблаговременно[77]. Демонстрация, состоявшая к тому моменту почти из одних монахов, была остановлена полицией, тогда к делу присоединились местные жители в массовом порядке, и за этим последовали крупные беспорядки Председатель совета автономии заявил, что оружие на поражение не применялось, и при разгоне погибло, по версии "Синьхуа" и прокурора КНР, порядка 10 чел., в т.ч. два работника отелей, два владельца магазинов; в израильском онлайн-издании цитировано сообщение "правительства в изгнании" о примерно 100 погибших, с оговоркой, что данные не проверены. Ответственность за беспорядки в официальной печати КНР возлагают на Далай-ламу, который всецело все это отрицает.

Историческое заявление прозвучало 25 октября в городе Дхарамсала на севере Индии[78]. Выступая перед сторонниками, Далай-лама сообщил, что отказывается от борьбы за большую автономию Тибета под управлением Китая. При этом уходить в отставку 73-летний лауреат Нобелевской премии мира не собирается.

Пекинское правительство в ноябре 2008 года, заявило, что диалог с руководством Тибета, возможен только в случае «если Далай-лама вернется на патриотическую позицию, то двери для диалога всегда открыты и в будущем также будут открыты. Что касается стремления к "независимости", «полунезависимости» или "видоизмененной независимости Тибета", двери для диалога никогда не были и не будут открыты[79]».

Динамика этнополитического конфликта в Тибете показывает, что основными причинами и факторами сепаратизма этого региона КНР выступают[80]:

— исторические причины, связанные с длительным существова
нием в Тибете государственности и с тем, что даже в периоды
пребывания в вассальной зависимости от Китая Тибет обладал значи
тельной автономией и полным самоуправлением;

— внешний фактор развития конфликта, представляющий собой
попытки вмешательства иностранных держав — Великобритании и
США — в дела КНР, комплексную поддержку с их стороны тибет
ских сепаратистских сил за пределами Китая, поскольку территория
Тибета имеет для них военно-стратегическое и геополитическое значение для контроля границ и тыла Китая;

— политические причины, связанные с предыдущими факторами состоящие в противоречии между стремлением тибетского правительства в изгнании восстановить прежний полунезависимый статус Тибета, аналогичный его статусу в Китайской империи, и стремлением правительства КНР сохранить над этой территорией полный контроль, не переходить к фактически конфедеративным отношениям Лхасы и Пекина, которые предлагает далай-лама.

Будучи многонациональным государством, КНР, подобно многим другим странам мира, стремится к решению национальных вопросов через предоставление национальным меньшинствам автономии и самоуправления. В Конституции КНР заложены фундаментальные принципы автономии и самоуправления, которые полностью согласуются с потребностями и чаяниями тибетского народа. Региональная национальная автономия позволяет избежать как ущемления прав национальных меньшинств, так и возможных проявлений сепаратизма, отвергая одновременно ханьский шовинизм и местный национализм. Такая автономия способна обеспечить сохранение культуры и самобытности национальных меньшинств через предоставление им возможности самостоятельно вести свои внутренние дела.

В связи с событиями в Косово, и признание его независимости, проблема Тибета обострилась, и решение еще не найдено. Международное сообщество не пришло к единому мнения, потому что с одной стороны говорится о защите прав человека, с другой стороны, речь идет о целостности государства. Выход из данной ситуации возможен только на мирной основе. Поэтому переговорный процесс между двумя сторонами должен продолжаться при любых условиях.

 

2.2 Проблема сепаратизма в Синьцзянуйгурском автономном районе

 

Уйгуры – тюркоязычный этнос, проживающий на территории КНР, исторически называемой Восточным Туркестаном. Восточный Туркестан (Синьцзян – Уйгурский Автономный район КНР) занимает приблизительно 1.6 млн кв км в самом сердце Азии. Регион граничит с Киргизией, Таджикистаном, Казахстаном, Монголией, Афганистаном, Пакистаном, Индией, Китаем[81].

Уйгуры являются одним из самых древних народов, населяющих территорию нынешнего СУАР и проживающих крупными диаспорами в ряде стран Центральной Азии. Первое уйгурское государственное образование – Уйгурский каганат, был основан в VIII веке и просуществовал около 100 лет. В более поздний период уйгуры еще несколько раз создавали свои государства, которые не отличались прочной государственностью и долголетием. В XVII веке уйгурами было основано очередное образование под названием Восточный Туркестан. Однако в 1760 году под натиском маньчжурско-китайских войск уйгуры лишились своей независимости, а регион был окончательно включен в состав китайской империи и стал называться Синьцзяном, по-китайски – «новая граница»[82].

С момента присоединения Синьцзяна к Китайской империи, проживающие на данной территории коренные этносы, в первую очередь самый многочисленный – уйгурский, постоянно боролись за независимость, используя для этого как внутренние ресурсы, так и помощь извне. В XIX веке в национально-освободительной борьбе уйгуров против китайских властей самое активное участие принимали представители различных этнических групп Центральной Азии – жители Коканда, Бухары, Хивы и Бадахшана.

Уже в XX веке уйгурам при поддержке других народностей, населяющих Синьцзян, дважды удавалось провозглашать независимость от китайских властей: 1933 год – создание Исламской Восточно-Туркестанской республики, 1944 год – просоветской Восточно-Туркестанской республики (просуществовала вплоть до 1949 года), активную помощь которой оказывал Советский Союз. В середине 40-х годов советское руководство даже рассматривало вопрос о создании на территории Казахской ССР Уйгурской автономной области, которая должна была служить своего рода тыловой базой для провозглашенной уйгурами на части Синьцзяна Восточно-Туркестанской Республики и противостояния правящему тогда в Китае правительству Чан Кайши (Национальная партия «Гоминьдан»).

После того, как к власти в Китае в 1949 году пришли коммунисты во главе с Мао Цзэдуном, Пекин, благодаря поддержке Москвы, полностью восстановил утраченные позиции в Синьцзяне, а с 1955 года данный регион приобрел статус Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Однако, проводимая впоследствии китайским руководством в СУАР политика, нередко вызывала протест со стороны проживающих в Синьцзяне этносов, в первую очередь уйгуров, что зачастую принимало форму вооруженного противостояния с властями[83].

Пекину в целом удавалось держать ситуацию под контролем, однако сепаратистские выступления вызывали у руководства Китая достаточно серьезную обеспокоенность. Данная озабоченность усиливалась еще и опасением возможного повторения исторических прецедентов разыгрывания «уйгурской карты» и поддержки национального сепаратизма со стороны ближайших соседей, в том числе и СССР. В начале 60-х годов, когда наступило охлаждение советско-китайских отношений, по решению ЦК КПСС в восточных районах Казахстана было создано несколько поселений для уйгуров из СУАР, которые затем привлекались соответствующими структурами для ведения антикитайской пропаганды.

Во второй половине 80-х годов, на фоне начавшейся в Советском Союзе «перестройки» и определенной либерализации внутриполитической обстановки в самом Китае, в Синьцзяне стала отмечаться заметная активизация деятельности уйгурских сепаратистов, направленная на выход из состава КНР и провозглашение независимого государства Восточный Туркестан.

Согласно последним официциальным китайским данным население региона составляет около 16 млн. чел., из которых уйгуры составляют 7,2 млн., а китайцы 6,4 млн. Помимо этого проживают также казахи, киргизы, монголы, таджики и другие народы.[84]

Распад СССР и появление в Центральной Азии новых независимых государств явились своего рода катализатором очередного всплеска сепаратистских настроений в СУАР. Сам факт обретения суверенитета и создания национальных государств этнически и религиозно близких народов ЦА оказал значительное влияние на настроения местного населения Синьцзяна, прежде всего уйгуров, которые восприняли события на постсоветском пространстве как наглядный пример в деле достижения национальной независимости.

Это не могло не вызывать тревогу у Пекина, особенно, с учетом наличия в центральноазиатских странах (Казахстане, Кыргызстане и Узбекистане) достаточно многочисленной уйгурской диаспоры, насчитывающей, по различным оценкам, от 300 до 500 тысяч человек. Тем более, что в начале 90-х годов, в условиях формирования государственности и во многом объективной слабости правоохранительных структур постсоветских республик Центральной Азии, на территории Казахстана и Кыргызстана активизировался ряд уйгурских организаций националистического толка, в частности «Международный комитет освобождения Туркестана» (бывший «Национальный фронт Восточного Туркестана»), «Организация освобождения Туркестана», «Объединенная ассоциации уйгуров», которые начали помогать своим соплеменникам в СУАР с целью воссоздания независимого государства «Уйгурстан».

Уже с 1992 года через указанные организации в Синьцзян стали поступать идеологическая литература и финансовые средства из Саудовской Аравии и Турции, радикалистские круги которых выступали с поддержкой сторонников создания государства «Уйгурстан». После того, как Всемирный уйгурский курултай, состоявшийся в г.Стамбуле (Турция) в декабре 1992 года, принял решение о переходе к вооруженным методам борьбы за «независимость», в СУАР началась и переброска оружия. Его значительная часть поступала транзитом через территории центральноазиатских республик. Отмечались также попытки приобретения и хищения оружия на армейских складах с целью дальнейшей переброски в Синьцзян.

Кроме того, спасаясь от преследований китайских властей, в Кыргызстане и Казахстане в местах проживания уйгурской диаспоры стали укрываться члены сепаратистских группировок из СУАР, которые пытались вести антикитайскую деятельность с использованием возможностей организаций радикального толка, действующих в центральноазиатских государствах.

В частности, со второй половины 90-х годов в Центральной Азии стала отмечаться заметная активизация различного рода экстремистских организаций и группировок, в первую очередь партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» и так называемого «Исламского Движения Узбекистана» (ИДУ)[85], членами которых становились и уйгуры. Через них указанные структуры установили связь с сепаратистским подпольем в Синьцзяне, что позволило организовать между ними практическое взаимодействие. В частности, по данным российских источников, в 1997 году подданный Саудовской Аравии, уйгур по национальности М.Туркистони передал лидеру ИДУ Т.Юлдашеву крупную сумму денег для закупки оружия. Половина его в соответствии с требованиями Туркистони была переправлена уйгурским сепаратистам в СУАР.

В 2001 году произошло достаточно знаковое событие[86], которое наглядно демонстрировало начавшийся процесс сращивания радикальных кругов Центральной Азии и Синьцзяна. Было объявлено, что вместо «Исламского Движения Узбекистана» формируется «Исламское Движение Туркестана» («Хезби исломи Туркистон»), которое, по заявлению лидера т.н. ИДУ Т. Юлдашева, должно было объединить ряд экстремистских группировок Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана и СУАР КНР. И хотя руководство т.н. ИДУ пыталось выдать желаемое за действительное, сам факт подобной пропагандистской акции свидетельствовал о нарастающей тенденции все более тесного взаимодействия радикальных сил из ЦА и СУАР.

На современном этапе, как отмечают правоохранительные структуры центральноазиатских государств[87], регион по-прежнему остается объектом деятельности различного рода радикальных и экстремистских группировок, которые, помимо прочего, используют ЦА в качестве базы для осуществления подрывных действий в отношении сопредельных стран, в том числе и Китая. Наглядным подтверждением этому является деятельность организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», которая еще с конца 90-х годов развернула в различных городах СУАР свои первичные ячейки и стала вести пропагандистскую работу с призывами установления в Синьцзяне «халифата», что, в принципе, совпадало с задачами и целями наиболее радикальных уйгурских группировок.

По информации представителей министерства общественной безопасности КНР[88], на сегодняшний день деятельность сторонников «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» в Синьцзяне, особенно в южных районах (Кашгар, Аксу), где среди населения сильны именно исламистские настроения, заметно расширилась и по своей активности уступает лишь самой известной и многочисленной уйгурской сепаратистской организации – «Исламская партия Восточного Туркестана» (ИПВТ).

Не случайно, в ходе произошедших в СУАР летом 2008 года беспорядков и актов насилия против представителей властей, правоохранительными органами наряду с членами ряда уйгурских группировок задержаны и активисты «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», шесть из которых впоследствии, по сообщению информационного агентства «Синьхуа», были приговорены к пожизненному заключению и смертной казни.

Озвученные в начале 2009 года китайскими властями данные о том, что в 2008 году только в Синьцзяне было арестовано свыше 1300 «сепаратистов и религиозных экстремистов», ликвидировано более 40 их тренировочных лагерей, лишь подтверждают тенденцию роста сплоченности и скоординированности в действиях радикальных группировок в СУАР со своими единомышленниками за пределами КНР, в том числе и в Центральной Азии.

Усилия Китая на центральноазиатском направлении по нейтрализации «проблемы уйгурского сепаратизма»[89]

С момента образования в Центральной Азии независимых государств в Пекине, безусловно, присутствовало понимание того, что развитие ситуации в данном сегменте постсоветского пространства будет сопровождаться болезненными процессами, которые создадут благоприятную почву для деятельности в регионе различного рода экстремистских и радикальных кругов, их возможной смычки с уйгурскими сепаратистами в Синьцзяне. Это, в свою очередь, негативным образом будет сказываться на безопасности СУАР и КНР в целом[90].

После распада Советского Союза китайские власти вынуждены были пойти на принятие ряда превентивных мер с целью пресечения возможной поддержки уйгурских сепаратистских группировок в СУАР извне. С этой целью Китай в начале 90-х годов усилил режим охраны границы с центральноазиатскими государствами и ужесточил въезд на свою территорию. Было увеличено количество пограничных нарядов и постов, а на маршрутах перемещения «челноков», которые с распадом СССР в массовом порядке стали посещать СУАР, спецслужбы КНР установили жесткий контроль.

Параллельно с началом развития межгосударственных связей с государствами ЦА, тезисы о запрещении деятельности уйгурских сепаратистских организаций на территории центральноазиатских республик постоянно озвучивались официальными лицами КНР в ходе переговоров на самых различных уровнях и затем включались в документы, регламентирующие двусторонние отношения. Благодаря предпринятым усилиям политического и дипломатического характера, Пекину удалось заручиться официальной поддержкой стран Центральной Азии в необходимости борьбы с уйгурским сепаратизмом. Китайская сторона получила от руководителей центральноазиатских государств заверения в том, что «они выступают против всякого рода национального сепаратизма, не допускают на своей территории направленную против КНР сепаратистскую деятельность любых организаций и сил».

Наиболее тесное взаимодействие Китая по данной проблеме было налажено с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, на территории которых проживают значительные уйгурские диаспоры.

Крупнейшая организация китайских мусульман - Исламская ассоциация Китая, основанная в 1953 и подчиняющаяся "Бюро религиозных дел Китая"[91]. Действует до 27 неподконтрольных властям террористических групп, крупнейшая из которых - Объединенный национальный революционный фронт Восточного Туркестана, отстаивающий идею создания независимой Уйгурии и специализирующийся на взрывах, убийствах солдат и полицейских, ограблениях банков, диверсиях на линиях связи, электролиниях и водопроводах (фронт имеет 90 лагерей по подготовке террористов). Кроме того, активно действует "Искра Родины" - организация, специализирующаяся на покушениях и похищении оружия, "Движение ислама Восточного Туркестана" (500-600 боевиков, прошедших боевую подготовку в лагерях движения "Талибан" и у Хаттаба), «Ислом диний харакати» (боевики этой организации связаны с исламистами Киргизии и Талибаном).

С момента образования в Центральной Азии независимых государств[92] в Пекине, безусловно, присутствовало понимание того, что развитие ситуации в данном сегменте постсоветского пространства будет сопровождаться болезненными процессами, которые создадут благоприятную почву для деятельности в регионе различного рода экстремистских и радикальных кругов, их возможной смычки с уйгурскими сепаратистами в Синьцзяне. Это, в свою очередь, негативным образом будет сказываться на безопасности СУАР и КНР в целом.

После распада Советского Союза китайские власти вынуждены были пойти на принятие ряда превентивных мер с целью пресечения возможной поддержки уйгурских сепаратистских группировок в СУАР извне. С этой целью Китай в начале 90-х годов усилил режим охраны границы с центральноазиатскими государствами и ужесточил въезд на свою территорию. Было увеличено количество пограничных нарядов и постов, а на маршрутах перемещения «челноков», которые с распадом СССР в массовом порядке стали посещать СУАР, спецслужбы КНР установили жесткий контроль.

Параллельно с началом развития межгосударственных связей с государствами ЦА, тезисы о запрещении деятельности уйгурских сепаратистских организаций на территории центральноазиатских республик постоянно озвучивались официальными лицами КНР в ходе переговоров на самых различных уровнях и затем включались в документы, регламентирующие двусторонние отношения. Благодаря предпринятым усилиям политического и дипломатического характера, Пекину удалось заручиться официальной поддержкой стран Центральной Азии в необходимости борьбы с уйгурским сепаратизмом. Китайская сторона получила от руководителей центральноазиатских государств заверения в том, что «они выступают против всякого рода национального сепаратизма, не допускают на своей территории направленную против КНР сепаратистскую деятельность любых организаций и сил».

Наиболее тесное взаимодействие Китая по данной проблеме было налажено с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, на территории которых проживают значительные уйгурские диаспоры.

Основным партнером Китая в борьбе с уйгурским сепаратизмом стал Казахстан.

Первым документом, касающимся уйгурской проблемы, стала Совместная декларация Республики Казахстан и Китайской Народной Республики (сентябрь 1995 г.) "О дальнейшем развитии и углублении дружественных взаимоотношений"[93], в которой, в частности, стороны договорились в области политических отношений выступать прoтив всякого рода национального сепаратизма, не допуская на своей территории направленную против другой Стороны сепаратистскую деятельность любых организаций и сил; исxодя из взаимного уважения пути развития, выбранного народом каждой из Сторон с учетом конкретных условий своей страны, проводить взаимное ознакомление с политикой и практикой осуществляемых реформ.

В "Совместной декларации Республики Казахстан и Китайcкой Народной Республики"[94] (май 1996 г.) вновь была затронута данная проблематика: стороны, подтверждая, что они выступают против национального сепаратизма в какой бы то ни было форме, не допустят осуществления на своей территории какими-либо организациями и силами сепаратистской деятельности, направленной против другой стороны.

В сентябре 2004 года в соответствии с законом «О борьбе с терроризмом» Комитетом национальной безопасности Казахстана на рассмотрение Генеральной прокуратуры был внесен список ряда организаций, в число которых, наряду «Курдским народным конгрессом» и «Исламским движением Узбекистана», входила и уйгурская сепаратистская группировка – «Исламская партия Восточного Туркестана», деятельность которых, по оценке КНБ, направлена на подрыв существующего конституционного строя и разжигание межнациональной розни. В свою очередь Генпрокуратура Казахстана направила представление об этих организациях в Верховный суд, который признал эти международные организации террористическими и запретил их деятельность на территории республики[95].

В 1996 г., по инициативе Китая и с согласия России, появилось соглашение Шанхайской пятерки, в котором открыто был поставлен на обсуждение уйгурский вопрос, по которому была закреплена общая позиция участников.

Китайские спецслужбы с этого периода активизировались в борьбе с уйгурскими политическими организациями и их лидерами. Кроме лозунга борьбы с преступностью, применяемого на всей территории Китая, в отношении уйгуров употребляют понятие "борьба с национал-сепаратизмом, а также "борьба с исламским фундаментализмом". С апреля 1996 г. в ходе первой 100-дневной компании "против преступности" китайские власти арестовали около 20000 человек, 115 человек были расстреляны без суда и следствия, порядка 100 мечетей и духовных школ — закрыты, более полумиллиона национальных печатных изданий — изъяты у населения и сожжены.

С целью борьбы с уйгурским сепаратизмом Китай предпринимал усилия не только в формате двусторонних отношений, но и на многосторонней основе. В 1996 году, по инициативе Китая в рамках «Шанхайской пятерки» на обсуждение был поставлен «уйгурский вопрос»[96], по которому была выработана и документально закреплена общая позиция. Уже в рамках сформированной в 2001 году Китаем, Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном Шанхайской организации сотрудничества, была подписана совместная Конвенция «О борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом»[97], которая предусматривала еще более тесное взаимодействие между государствами Центральной Азии, Китаем и Россией в данном направлении. В последующем страны-члены ШОС неоднократно подтверждали неприятие любых проявлений национального сепаратизма и согласованность подходов в противодействии сепаратистской деятельности на своих территориях.

В августе 2008 года на очередном саммите ШОС в г.Душанбе государствам-членам Организации пришлось решать непростую для себя задачу – выработать общую позицию по событиям в Южной Осетии и Абхазии[98], в которых непосредственное участие принимала Россия. Сдержанность в официальных оценках со стороны государств ЦА и особая позиция делегации КНР по данному вопросу является прямым следствие того, насколько болезненной является для Китая «проблема национального сепаратизма», в первую очередь уйгурского.

Китай полностью установил контроль над Синьцзян-Уйгурским автономным районом, опираясь на свою современную мощь. Он счел необходимым установить хорошие отношения с Россией, так как Россия, как и бывший Советский Союз, пользуясь национально-освободительным движением уйгуров, может создать ситуацию, угрожающую КНР в СУАР. Определенное сотрудничество возможно и со странами Запада, прежде всего с США. Это связано с тем, что уйгуры исповедуют исламскую религию, и религиозные элементы в их национально-освободительном движении ставят их рядом с исламским радикализмом и тем самым могут испортить отношения между уйгурами и западным миром. В этом отношении Россия и Китай придерживаются единого мнения.

Необходимо также учитывать низкий уровень жизни в Китае (а особенно в СУАР КНР), в КНР сосуществуют проблема бедности и демографическая проблема. Одним из выходов для снятия напряжения внутри Китая является миграция китайского населения, "китайская угроза" для Республики Казахстан и Российской Федерации. Кроме возможности расселения и решения проблемы нехватки пространства, государства Центральной Азии представляют собой прекрасный рынок сбыта китайских товаров, что успешно осуществляется китайскими предпринимателями. Однако такого рода проблематика старательно замалчивается на официальном уровне, о недоступности данных говорят практически все независимые информационные агентства РК.

Одним из условий обеспечения стабильности в регионе СУАР является его успешное экономическое развитие. Учитывая сложность ситуации, Китай принял решение о развитии Синьцзяна не только собственными силами, но и с привлечением международных сил. В июле 2000 г. в ходе саммита Шанхайской Пятерки на встрече глав двух государств (Китая и Казахстана) было достигнуто соглашение о привлечении граничащих с СУАР КНР стран к проектам экономического развития западных территорий Китая[99]. КНР этим решает два вопроса: присутствие иностранного капитала будет способствовать стабилизации обстановки в СУАР, но эти капиталы будут столь незначительны, что не смогут составить угрозы влиянию центра в регионе.

Для КНР пример ШОС беспрецедентен во всей политической истории: до вступления в ШОС Китай не вступал в политический альянс ни с одним государством мира. Решение пограничных вопросов с сопредельными государствами заняло всего семь лет, а созданная организация постепенно стала решать и другие задачи. Появилась возможность использовать механизмы функционирования организации для борьбы с терроризмом, национальным сепаратизмом и экстремизмом (так называемые "три зла"). Китай начал участвовать во всемирном антитеррористическом движении, хотя ранее предпочитал решать подобные вопросы в одностороннем или двустороннем порядке. Беспрецедентен и факт совместных военных учений на сопредельных территориях Казахстана и Китая, а также совместные кыргызско-китайские учения в октябре 2002 г. Таким образом, Китай создает многосторонний механизм воздействия на ситуацию в регионе в военной сфере. Создана региональная антитеррористическая структура, в которой присутствуют китайские военные.

Таким образом, среди приоритетных сфер взаимодействия двух государств в рамках "Шанхайской организации сотрудничества" можно отметить совместное решение проблемы уйгурского сепаратизма, религиозного экстремизма, терроризма; создание условий для успешного развития двусторонних экономических отношений с перспективой экономической интеграции; повышение авторитета организации и государств-участников на региональном и международном уровне.

Несмотря на задекларированную автономию региона, никакого местного правительства здесь не существует. Китайскими властями проводится политика заселения китайцами Синьцзяна. Преподавание уйгурского языка и истории затруднено, препятствуется исполнение уйгурских обычаев.

Уйгурский сепаратизм - мина замедленного действия в среднеазиатском регионе, угрожающая не только Китаю, но и всему региону. Сепаратистское движение в Восточном Туркестане состоит из ряда мелких, маргинальных исламистских группировок, морально поддерживающихся Турцией. Военная поддержка может оказываться исламистами с территории Кашмира, занятой Пакистаном. Поддержка Пакистана, если и оказывается, то сильно законспирирована.

В целом, можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что в результате активных шагов, предпринимаемых Пекином на центральноазиатском направлении, была принята и по настоящее время проводится согласованная между КНР и странами ЦА политика в отношении «проблемы уйгурского сепаратизма». Однако, очевидно и то, что рассматривать данную «проблему» в столь узком ракурсе представляется в корне неправильным, в том числе и на современном этапе, когда в результате набирающего обороты мирового финансового кризиса в сложных социально-экономических условиях оказались как сам Китай, так и государства Центральной Азии. Сокращение объемов внешней торговли и спад промышленного производства, рост числа безработных – вот далеко не полный перечень возможных негативных последствий.

В отсутствии скоординированной социально-экономической политики[100] в рамках ШОС и четкого плана преодоления кризиса совместными усилиями, указанные последствия несомненно могут способствовать формированию благоприятной почвы для активизации деятельности радикальных сил, в том числе и сепаратиских. В Пекине и странах региона прекрасно осознают сохраняющуюся остроту «проблемы уйгурского сепаратизма», тем более, что в последние годы она «идет» во все более тесном тандеме с проблемами религиозного экстремизма, политического ислама и нестабильности в Афганистане.

Поэтому, очевидно, что если не смотреть на данный комплекс проблем в более широком и стратегическом контексте, их долгосрочное решение будет маловероятным. Подобная перспектива не отвечает интересам национальной безопасности ни Китая, ни государств ЦА, ни России, что в обозримом будущем должно предопределить их более тесное и доверительное взаимодействие по проблемам и проблемным моментам в сферах политики, экономики и безопасности, способным дестабилизировать любой из национальных сегментов геополитического пространства ШОС.

Во-первых, данное взаимодействие должно поставить во главу угла задачу усиления именно аналитического потенциала ШОС: создания постоянно действующих в рамках Организации исследовательских механизмов и проектов, аналитического и аналитико-прогнозного сопровождения принимаемых решений.

Во-вторых, задачи по стабилизации Афганистана и социально-экономическому развитию ШОС, как представляется, должны выйти на передний план деятельности Организации. В этом контексте особого внимания заслуживает идея создания масштабной программы ШОС по комплексному развитию именно внутренних территорий Евразии (Центральная Азия, СУАР, Сибирь, Афганистан), обладающих схожими геоэкономическими условиями и, соответственно, требующих схожих и общих подходов к решению существующих здесь проблем. Одними из первых шагов в данном направлении должно стать создание водно-энергетической и инновационно-промышленной схем интеграции в рамках ШОС. Именно в этих условиях – условиях развития региональной интеграции, острота вопроса уйгурского (и этнического в целом) сепаратизма может быть снижена заметно.

В-третьих, отдельной задачей должна стать более тесная координация усилий со странами-наблюдателями ШОС, характер участия которых в решении ключевых проблем Организации и будет являться главным индикатором их реальной готовности к полноправному членству в данной структуре.