Мельников Анатолий Иванович

1936 г.р., ур. д. Барановка Юхновского р‑на Калужской области, проживает в д. Барановка

Встретился я с ним почти сорок лет тому назад. В самом начале весны 1962 г. Тогда бюро обкома комсомола только что рассмотрело итоги социалистического соревнования комсомольских организаций совхозов за четвертый квартал минувшего года и за весь год в целом. И победителем признало комсомольскую организацию Юхновского совхоза «Беляево».

В «Беляево» сразу же выехала бригада «молодежки» в составе самого редактора Владимира Амеличева, фотокорреспондента Льва Петрова, художника Михаила Рудакова и меня, в то время возглавлявшего отдел сельского хозяйства газеты. Совхоз оказался в глуши лесов и в почти замкнутой петле красавицы Угры.

Вернувшись из поездки в совхоз, мы с В. Амеличевым написали очерк на две газетные полосы «Когда зацветают сады». Фотокорреспондент Л. Петров иллюстрировал его своими фотографиями, а художник М. Рудаков – рисунками. Позже весь этот материал вошел в литературно‑художественный и публицистический сборник «Земляки», выпущенный Калужским книжным издательством. Теперь это библиографическая редкость и наша история.

И вот теперь скажу о нем, моем герое очерка. Это Анатолий Мельников. А при чем здесь он? Да при том, что как раз и был вожаком беляевской молодежи. Боевой, напористый...

Весной 1996 г. получаю письмо от А. Мельникова. Но уже не из угорского Беляева, а пригородной юхновской деревеньки Барановка. И вот что он мне писал: «Трофимыч! Пишу тебе в чистый четверг, дабы мысли были чистыми, накануне праздника Воскресения Христова, а поэтому прими мои самые искренние поздравления и пожелания. Христос Воскресе!  

А пишу тебе, чтобы не только поздравить с праздником и пожелать всех благ в этой нелегкой жизни, но и рассказать о ситуации, которая задела меня за сердце.  

Мы, дети войны, не видевшие детства, сидевшие в концлагерях, в своих провинциях ощущаем все «прелести» нынешней жизни в стране. Как и во многих областях, многие мирные калужские жители были временно оккупированы немецкими фашистами и частично угнаны в Германию, а часть семей была помещена в концлагеря на территории Белоруссии, Смоленской и других областей. Были угнаны и многие семьи моего Юхновского района, а две деревни – Савенки и Харенки – вообще исчезли не только с карты, но и из архивов и истории Калужской области.  

Нынешнее германское правительство пошло на то, чтобы выплатить компенсацию вышеуказанным жителям оккупированных регионов из расчета 30 марок в месяц. Об этом, кстати, было написано в твоей газете «Знамя» за 26 января заместителем председателя комитета по соцзащите.  

Но вот что, Трофимыч, главное, многие малолетние узники (их, кстати, остается все меньше – умирают), ранее оформившие документы, компенсацию получили, а те же, кто оформлял в конце 1995 г., в начале 1996 г. – не получили даже стартовой суммы, им отказали. У меня лично сестра получила, а мне – шиш, хотя были всюду вместе одной семьей».   Читал я и перечитывал письмо Анатолия и диву давался. И горькие мысли роились в голове. Вот тебе и раз! Сколько лет знались, сколько раз виделись, а то, что он был узником фашистских концлагерей... Он – Толька Мельников боевой комсомольский вожак... Он – Анатолий Мельников, впоследствии вожак беляевских коммунистов... Волевой, веселый, гордый...

Да, как говорится, ни сном, ни духом не знал я тогда ту беду Анатолия Мельникова. Да в ту нашу счастливую пору рывков вперед к коммунизму и больших светлых надежд мы многого не знали. Как не знаем еще больше сейчас. Причем куда горшего. И, пожалуй, еще и поэтому «Знаменка» стала активно воевать с чиновниками власти за лучшую долю бывших узников фашистских концлагерей.

С большой военной беды, можно сказать, началась и продолжается беспокойная, крутая жизнь Мельникова. Родился он в 1936 г. в юхновской деревне Харенки, которой, по его словам, нынче и на свете нет. Лишь в памяти еще живых людей осталась. А уйдут из жизни они, уйдет и память о ней.

Когда в Харенку пришли немцы, отца, Ивана Кузьмича, уже с семьей не было. Под Старой Руссой с врагом воевал. Вернулся потом израненный. Но не в Харенку. Семьи тут уже не было. Ее немцы угнали. В марте, в самую непогодь. Было их шестеро. Мать, Прасковья Андреевна, бабушка Анастасия и четверо детей, мал мала меньше – Анатолий, два брата и сестра. В дороге оба брата умерли.

– Еще с нами тетка Нюша была. Тоже с четырьмя детьми, – рассказывал мне Мельников. – Первый концлагерь был недалеко, в Рославле. Второй – под Кричевом. Это уже Белоруссия. Освободили нас наши только в ноябре 1943 г. Считай, полтора года были в неволе.

– Домой вернулись?

– Да как тебе сказать? Куда было возвращаться‑то? Все война разрушила. Всей семьей завербовались на Сахалин. Оттуда и в армию ушел. Но вот вернулся уже на родную Юхновскую землю. Отец с матерью жили уже в Барановке. Отец работал лесником.

– А как же попал в Беляево?

– Когда я закончил Боровское СПТУ, работал в Юхновской МТС трактористом. По путевке комсомола был направлен в совхоз «Беляево». Там меня избрали секретарем комсомольской организации. У меня было свыше ста комсомольцев. Да еще несоюзной молодежи сколько было. Знамя ЦК комсомола держали. До сих пор еще удостоверение лежит. Как передовика. В Беляеве добил 11 классов. Поступил в Тимирязевку. Поступил очно, а закончил (пошли хрущевские перемены) заочно. По специальности – общая агрономия. Тогда же в Костромской сельхозинститут махнул на курсы работников кадров.

А все же интересно вспоминать то наше время, те наши «великие» потрясения, выдвижения, передвижения, задвижения...

Особенно потянули из Мельникова жилы последние годы. В 1994 г. похоронил мать, Прасковью Андреевну. В 1997 г. схоронил отца, Ивана Кузьмича. Вернувшись со всех своих дальних работ жить в родную Барановку, Мельников был и общественным охотинспектором, и общественным инспектором рыбнадзора.

Тут еще напасть случилась. Жил он теперь в отчей Барановке, по его словам, между небом и землей. Сама Барановка под самым боком у Юхнова. На выезде к Зайцевой горе. И относится к Юхнову. Только вот что непонятно. Одна ее улица, Льнозаводская – городская, другая улица, Барановская – колхозная. И вот что от этого происходит.

– Я живу на Барановской стороне, – говорит Мельников. – Но сам не колхозник. А раз улица колхозная, я и не городской. Когда оказался без работы, меня не ставили на учет по труду. Первое. И второе. Самое интересное. Раз я не колхозник, хотя всю жизнь проработал в сельском хозяйстве, то приусадебного участка в 15 соток не имею. Хотя дом, который купил отец с матерью, имел 25 соток.

– Куда делись?

– Самозахватчики. И я теперь в результате неразберихи имею всего 7 соток вместе с постройками. Все эти годы хлопочу, ищу справедливость. Да разве ее нынче в России найдешь? Так что, Трофимыч, как был я узником в детстве, так и остался. Вечный узник я. Выходит, погибшим у нас вечная память, а нам, живым узникам – вечные муки... Выходит что так.

Записал Владимир Анпилов.