Культура и образование: культурологический подход 9 страница

Все последующие способы конституирования В. к. ре­шают ту же задачу — создание совместного В. к. в качестве экзистенциального условия человеческого сообщества. Для преодо­ления ограниченности родовой жизни нужно было найти такой эталон ритма, который позволил бы согласовать жиз­недеятельность людей на больших расстояниях и создать саму «территорию». Первые оседлые культуры делали это, устанавливая связь циклов разлива рек, в долинах которых они селились, с циклами обращения небесных светил. Если члены рода для конституирования своего В. к. слу­шали «голос предка», звучащий сквозь маску шамана, то первые оседлые культуры смотрят в небо, ритм которого позволяет «синхронизировать» жизнь на земле на огромной площади и создать гигантский, по сравнению с родом, цикл В. к. Этот принцип конституирования совместного В. к. требовал сложных ритуальных механизмов и особых сооружений, важнейшее из которых — храм в качестве того места, где небо моделируется на земле. И хотя первые оседлые культуры переносят центр тяжести с прошлого на настоящее, то общее, что объединяет их с миром родов, — это циклический характер В. к.

Чтобы разорвать этот цикл, нужно было постулиро­вать возможность остановки, после которой В. к. могло бы начать свое течение заново. Это было сделано в древне-еврейской культуре благодаря субботе, которая, будучи точкой абсолютного разрыва В. к., обеспечивала возможность такой остановки и, следовательно, освобождение от власти и прошлого, и настоящего. Доминирующим ста­новится будущее. Происходящая из будущего «тяга» конституирует уже не цикличное, а линейное В. к., что означает понимание В. к. в качестве истории, в качестве пророческого слова, становящегося плотью. Т.о., исто­рия — это не постепенное выявление того, что уже пре­бывало в готовом виде в каком-либо моменте цикла В. к., а именно исполнение обетованного, творение как появ­ление нового, которое не повторяет старое, непредсказу­емо, однократно и открывается в качестве обетования Бога. Иначе говоря, историческое В. к. становится ареной божеств, откровения, и только Бог может вывести челове­ка из безостановочного круговоротного движения и да­ровать ему покой — субботу. Тогда появляется возмож­ность посмотреть на все из конца В. к. как состояния полноты творения, и это делает все частные верования и привязанности относительными. Конец В. к. выявляет смертность этих верований и привязанностей, неиз­бежно заставлявшую конституировать В.к. в качестве цикла (иначе они не могли бы сохраняться как самотождественные). Мифы «вечного возвращения», обхо­дящие смерть и устраняющие ее от конституирования В. к., скрывают все, предшествовавшее начальному мо­менту. Тем самым, на деле создавая частное отноше­ние, они маскируют его принципиальную фрагментар­ность. В условиях конституирования В. к. как цикличес­кого не может быть никакой истории, а только множе­ство «историй», ход которых направлен от «золотого века» по нисходящей линии вплоть до момента восстановле­ния первоначальной «полноты». Время истории, напротив, начинается не с частных привязанностей (например, смерть культурного героя или основание Рима), а находится «по ту сторону» всякого частного прошлого, начинаясь с сотворения Адама, а его внутреннее напряжение создается деятельностью пророков и ожиданием Мессии. Таким образом, В. к. впервые признается потенциально общим для все­го человеческого рода. Для того чтобы оно стало действитель­но общим, нужно было выйти за пределы того отдельного на­рода, жизнь которого впервые начала протекать в историческом В. к. В противном случае историческое В. к. оказывается все же частным, локальным, а не общечеловеческим. Но за пределами такого В. к. находились не только роды и первые оседлые культуры, устроенные по типу восточных деспотий. Уникальная культура Древней Греции создала еще один, четвертый и последний способ кон­ституирования локального В. к., который должен был обеспечивать общегреческое единство, т.е. согласованную жизнь на «очаговой территории» (полисы и острова). Древние греки впервые попытались устранить прину­дительность В. к., введя в его состав «свободное время», или «досуг». Принудительность В. к. означает необходи­мость служения людям, духам или богам. Ритуальные танцы рода — не досуг, а обязанность, и такими же обя­занностями являются храмовое богослужение восточных дес­потий, еврейская суббота и даже ожидание Мессии. Напро­тив, свободное время — это время, в течение которого че­ловек свободен от любых обязательств не только перед конкретными людьми, но и перед своим «делом», и, следова­тельно, не зависит от божественного и человеческого принуждения. Досуг — это время, которым «обладает» сам человек, тог­да как за его пределами В. к. «владеет» им, постоянно выдвигая перед ним различные императивы. Тем самым в культуру вводится элемент игры, а время игры обрати­мо, изолировано от серьезности и опасностей жизнен­ной борьбы. Игра, в свою очередь, составляет сущность древнегреческой школы, позволявшей путем обучения вводить учеников в чужеродные общности и культуры, и создает особый тип совместного В. к. Время игры обеспечивает как самотождественность греческой культуры, так и колони­зацию, но это абстрактное время, несовместимое с ис­торией, ее однократностью и конкретностью. Совмес­тность В. к. покупается именно ценой превращения его в абстрактное и потому обратимое.

Единое совместное В. к. могло быть создано только пу­тем введения всех культур в историческое В. к. Но для этого нуж­но было включить смыслообразующую функцию конца времени в настоящее. Древнееврейскую культуру интересовали только начало времени и его конец, но следовало устано­вить непосредственное отношение каждого момента к конеч­ному смыслу В. к., т.е. сделать каждый момент встречей прошлого и будущего. Чтобы все локальные, частные формы В. к. открылись навстречу друг другу, нужно было показать, что смерть является точно таким же императи­вом будущего, как и жизнь. Христианство создает единое В. к. с помощью особых механизмов, опирающихся на смерть Иисуса Христа. Именно это событие релятивирует все предшествующие календарные системы, обеспечи­вая возможность свободного перемещения от одного рит­ма совместной жизни к другому: «...Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2:27). А это означает раз­рушение непроницаемых границ между культурами, и именно поэтому апостол Павел называет Иисуса Христа «царем веков» (1Тим. 1:17). «Век» (зон) — это и есть ритм совместной жизни, присущий отдельной локальной куль­туре, а учение об зонах становится необходимым элемен­том христианской концепции В. к. Но зон — конечный и потому преходящий отрезок времени. Христианское летоисчисление ос­новано не на перечислении отдельных моментов В. к., а склады­вается из эпох, периодов, эонов, единство и осмыслен­ность которых определяется, исходя из единого В. к. С другой стороны, время можно расчленять, только имея его предварительно в качестве чего-то целого, и лишь при этом ус­ловии множество эонов образуют полноту времени. Это дает ориентацию во времени, поскольку теперь все зоны открываются навстречу друг другу и подчиняются объем­лющему их «зону эонов». В результате, во-первых, возникает возможность свободного изменения и людей, и мира, а во-вторых, при всех изменениях сохраняется единство смысла В. к. Поэтому концепции истории Шпенглера и Тойнби,открыто противостоящие христианской концепции вре­мени, имеют ее в качестве своего предварительного условия: ана­лиз отдельных культур, объявляемых геометрически замкнуты­ми, был бы невозможен без «зона эонов» в качестве пол­ноты времени. Ведь именно принадлежность к нему не­явно приписывается историку, только благодаря этому и видящему ничем не замутненный смысл каждой ло­кальной культуры. Именно поэтому же эволюция пред­ставлений о В. к. может стать предметом детального культурологического анализа, основанного на междисципли­нарном подходе.

Однако сама христианская концепция времени, как и все элементы культуры, требует усилий для ее поддержа­ния. Поэтому неудивительно, что сопутствующим эф­фектом общего процесса секуляризации стало оживле­ние концепций цикличности В. к. — как традиционных, так и искусственно конструированных в контексте нетрадиционных религиозных и квазирелигиозных движений. Другой особенно­стью современных представлений о времени является отожде­ствление истории с физикалистскими моделями време­ни, что лежит в русле натуралистического видения человека и его мира в качестве онтологически автономных. Ли­шенное божественного и человеческого смысла время является ха­рактерным проявлением нигилизма [Культурология. ХХ век. Энциклопедия. Т.1. С.131-134].

 

ВРЕМЯ СОЦИАЛЬНОЕ — одна из форм существования общества, функционирование которого протекает во времени, неотделимо от него. С одой стороны, В.с. является временным пространством человеческой деятельности, с другой — ее мерой. В.с. характеризует также последовательность различных видов деятельности,их частоту. Время необратимо, оно течет от прошлого к будущему. В.с. представляет собой определенную, нематериальную форму богатства общества и каждого его члена. Сущность этого богатства определяется не только его величиной, но и содержанием, тем, как оно используется, какую пользу это использование приносит. В.с. имеет свою структуру, определяемую основными сферами жизнедеятельности членов общества: труд в общественно хозяйстве, труд и занятия в домашнем хозяйстве, сферы удовлетворения физиологических потребностей и сферы удовлетворения физических, духовных и социальных потребностей. Каждая из частей времени, затраченных в этих сферах, имеет свое социально-экономическое содержание. В совокупности они составляют В.с. общества. Служа пространством жизнедеятельности общества, время одновременно оказывается и ее мерой. В связи с этим необходимо различать индивидуальные затраты времени (отдельного человека, средние затраты времени социальной группы), общественно-необходимые затраты времени (определенные общественно-нормальными условиями протекания той или иной деятельности). Время неотделимо от деятельности, оно не расходуется, а складывается из продолжительности различных видов деятельности в той или иной сфере. Однако оно имеет относительную самостоятельность, прежде всего время рабочее и время свободное. Важнейший метод изучения (измерения и контроля) социального времени общества — это метод изучения использования бюджета времени и рассчитываемых на его основе балансов времени. Балансы и бюджеты времени дают объективную картину распределения и использования времени, в которой отражается реальное поведение людей. Но В.с. имеет и субъективную сторону, связанную с его восприятием, отношением к нему, удовлетворенностью его использованием. На субъективное ощущение времени оказывает влияние то, как много произошло событий в тот или иной период. Период, насыщенный событиями, кажется быстро проходящим, но вспоминается как долго длящийся. Период, не насыщенный событиями, представляется медленно тянущимся, но вспоминается как короткий по длительности. Таким образом, время текущее очень отличается от времени вспоминаемого. Субъективное время изучается с помощью "небюджетных" методов, т. е. путем выяснения мнений о нем разных социальных групп населения. Объективные и субъективные методы изучения времени дополняют друг друга и часто используются совместно. Поскольку время — форма богатства как общества, так и индивида, постольку в сознании людей оно имеет ценностную оценку. Отдельные группы времени имеют по отношению к другим определенный приоритет. Оценка времени с развитием общества может меняться. Так, с ростом культурных потребностей населения растет ценность для него свободного времени, отношение к различным группам времени (рабочему; времени удовлетворения бытовых и физиологических потребностей; свободному) определяется в конечном счете господствующими в обществе производственными отношениями. Ценность времени и отношение к нему проявляются в ценностных нормах, ориентациях и реальном поведении [Российская социологическая энциклопедия. С.79].

 

ВСЕМИРНОЕ НАСЛЕДИЕ ─выдающиеся культурные и природные ценности, составляющие достояние всего человечества. В 1972 г. ЮНЕСКО приняла Конвенцию об охране все мирного культурного и природного наследия (вступила в силу в 1975 г.). Ратифицировали конвенцию (на 1992 г.) 123 страны-участницы, и том числе Россия. В списке В.н.. 358 объектов из 80 стран (на 1992 г.): отдельные архитектурные сооружения и ансамбли ─ Акрополь, соборы в Амьене и Шартре, исторический центр Варшавы, Московский Кремль и Красная площадь (Россия) и др.; города ─ Бразилия, Венеция вместе с лагуной и др.; археологические заповедники ─ Дельфы и др.; национальные парки ─ Морской парк Большого Барьерного рифа, Йеллоустонский (США) и др. Государства на территории которых расположены объекты В.н., берут на себя обязательства по их сохранению [Новый иллюстрированный энциклопедический словарь. С.150].

 

ВСЕСТОРОННЕЕ РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ — гуманистический идеал воспитания. Как относительно целостная система взглядов сложился в эпоху Возрождения в русле культурного движения гуманизма. В. р. л. нельзя рассматривать как профессиональный принцип организации обучения и воспитания, как совокупность правил, регулирующих деятельность и общение. Корректнее осмысление В. р. л. как процесса саморазвития индивида, осваивающего главное дело своей жизни и использующего весь спектр возможностей приобщения к общечеловеческой культуре. Отвечающие идее В. р. л. подходы к организации учебной деятельности могут стать необходимыми компонентами формирования личности, однако лишь в том случае, если образование имеет целью создание условий для самостоятельного и личностно заинтересованного овладения средствами воспроизведения и совершенствования различных форм культуры. Это возможно, когда самодеятельные и в правовом отношении суверенные индивиды могут сами избирать содержание, формы, методы образования в соответствии со своими потребностями, строить общественные отношения на основе целей и средств универсальной деятельности разных общностей, не противопоставленных друг другу социально закрепленным разделением труда [Непрерывное экономическое образование: Словарь базовых понятий. С.26-27].

 

ВЫСШЕЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ─высшая ступень профессионального образования; уровень квалификации по специальности, полученный на базе полного среднего образования, формально подтвержденный дипломом об окончании вуза, характеризующийся совокупностью систематизированных знаний, практических навыков и умений, личностных качеств, которые обеспечивают возможность решать профессиональные задачи в условиях научно-технического и социального прогресса. В.п.о. имеет целью подготовку и переподготовку специалистов соответствующего уровня, удовлетворение потребностей личности в углублении и расширении образования на базе среднего (полного) общего, среднего профессионального образования [Энциклопедия профессионального образования. Т. 1. С. 174-175].

 

Высшее рабочее образование — это самостоятельная ветвь высшего профессионального образования, которое обеспечивает готовность личности к высочайшему профессиональному мастерству в сфере рабочих профессий, социальной и профессиональной мобильности, овладению высокой общей культурой [Романцев Г.М. Содержание понятия «высшее рабочее образование» // Понятийный аппарат педагогики и образования: сб. научн. тр. Вып. 1. Отв. ред. Е.В.Ткаченко. –Екатеринбург, 1995. С.143].

 

Г

 

ГАРМОНИЯ (греч. – стройность, соразмерность, связь) – 1. один из ведущих принципов древнегреческой культуры. Гармония понималась греками как основная черта бытия, как диалектическое единство борющихся противоположностей, как единство в многообразии (предельного и беспредельного, правого и левого, света и тьмы, мужского и женского и т. д.), состояние согласованности, соразмерности. Образцом для произведений искусства был космос как прекрасное, стройное, закономерное целое, воплощающее эту гармонию. Гармония была скорее характеристикой содержания и внутреннего строения явления и предмета, чем его внешней формой. Наряду с симметрией, порядком, мерой гармония составляла основу понимания прекрасного в древнегреческой культуре. Идеалы гармонии получили дальнейшее развитие в итальянской культуре эпохи Возрождения. В более широком смысле под гармонией понимают согласованность, соразмерность, единство частей и целого в художественном произведении; 2. выразительное средство музыки, основанное на объединении звуков в созвучия и на их последовательном согласованном звучании. Строится на основе лада; 3. наука об аккордах и их соединениях [Мировая художественная культура: Словарь терминов. Т.1. С.117-118].

 

ГЕДОНИЗМ (греч. – удовольствие) – этический и житейский принцип, в основе которого лежит стремление к наслаждению, чувственному удовольствию как важному условию счастья человека. Влечение к наслаждению – это естественное проявление природы человека и движущее начало его поведения, проявление свободы и путь преодоления страданий. В истории философии и культуры идея гедонизма появляется в античную эпоху (см. Античность). Так, древнегреческий философ Эпикур отмечал, что наслаждение вполне соответствует принципам разумности и морали. В эпоху Возрождения итальянский писатель-гуманист Лоренцо Валла, восстанавливая учение Эпикура, подчеркивал, что человек по природе своей устроен для наслаждений и радости, для удовольствий тела и души, и это является законом его бытия. Гедонистическая функция, наряду с другими (познавательной, воспитательной, прогностической и др.), органично присуща искусству, которое призвано нести людям подлинную радость, поднимать настроение, помогать преодолевать тоску и уныние, печаль и скорбь. Искусство – это источник эстетического наслаждения, которое рождается при погружении в мир танца и музыки, рисунка, архитектурных форм, при соприкосновении с красотой во всех ее проявлениях [Мировая художественная культура: Словарь терминов. Т.1. С.118].

ГЕНДЕР — социальный пол. Термин «Г.» понимается как представление отношений, показывающих принадлежность к классу, группе, категории. Г. приписывает или закрепляет за каким-либо объектом или индивидом позицию внутри класса, а следовательно, и относительно других классов. В значении социального пола/рода понятие Г. становится не просто описательным, а предстает как определенная когнитивная схема, включенная в анализ, и объяснение властных отношений в обществе. Смысл понятия Г. заключен, прежде всего, в идее социального моделирования или конструирования пола. Социальный пол конструируется социальной практикой. В обществе возникает система норм поведения, предписывающая выполнение определенных половых ролей; соответственно возникает жесткий ряд определений о том, что есть «мужское» и «женское» в данном обществе. Г. — совокупность социальных репрезентаций, а не природой закрепленная данность. Гендерная роль — набор специфических половых образцов поведения, которые ожидаются от мужчины и женщины. Тендерные исследования связаны с научно-социологическим изучением особенностей социально-экономической и культурной роли мужчин и женщин, влияния пола на общественное существование людей [Непрерывное экономическое образование: Словарь базовых понятий. С.30].

ГЕНЕЗИС (генез) (греч. genes – рождающий, рожденный ) - происхождение, возникновение; в широком смысле - момент зарождения и последующий процесс развития, приведший к определенному состоянию, виду, явлению [Новый иллюстрированный энциклопедический словарь. С. 170].

 

ГЕНИАЛЬНОСТЬ ─наивысшая степень проявления творческих сил человека. Связана с созданием качественно новых, уникальных творений, открытием ранее неизведанных путей творчества. Исторические воззрения на природу Г. определялись общим пониманием творческого процесса. От античности идёт взгляд на Г. как на род иррационального вдохновения, «озарения» свыше (Платон, неоплатонизм и др.). С эпохи Возрождения получил распространение культ гения как творческой индивидуальности, достигший апогея в эпоху романтизма. В 19—20 вв. развиваются психологические, а также социологические исследования различных аспектов Г. и творчества [Педагогический энциклопедический словарь. С.50].

 

ГЕОПОЛИТИКА КУЛЬТУРЫ. До конца 80-х гг. XX в. все концепции геополитики более или менее ограничивались идеологическими, во­енными и экономическими аспектами. Биполярные структуры евроцентристкого мировоззрения (капита­лизм и социализм) или священная социально-эконо­мическая триада (Первый, Второй, Третий миры) оп­ределялись именно этими критериями, исключающи­ми культуру из сферы внимания политологов. Главные трансформации двадцати последних лет — разрушение Берлинской стены и основание Европейс­кого союза — внесли существенные изменения в по­нимание роли культуры.

Прежде культурные связи рассматривались как до­полнение (или же, как замещение) практики добросо­седства. Когда политические отношения стабильны и дружественны, культура приходится кстати и воспри­нимается как если не бесплатное, то приятное прило­жение. В период осложнения политической обстанов­ки культура становится более важной и выполняет роль посредника, пытающегося сохранить и поддержать хотя бы минимальное сотрудничество.

Конечно, ось власти культуры в Новое время нахо­дилась не где-нибудь, а именно в Европе, европейская культура оказывала влияние на колонии, включая Аме­рику. В первую треть XX в. Франция, а точнее Париж был столицей мировой культуры. Зарождающийся Советский Союз существовал сам по себе как «отдель­ный полюс» (точнее как великая надежда левого кры­ла интеллектуалов всего мира).

После Второй мировой войны заметно усилилось влияние американской культуры на европейскую. В те годы это воздействие еще достаточно редко рассмат­ривалось как опасность американизации, а считалось лишь проявлением общей тенденции к массификация западного типа культуры и общества. Деколонизация, ЮНЕСКО и структурализм — каждый по-своему спо­собствовали осознанию общемировой многокультурности (мультикультурализма). При этом социалисти­ческий лагерь (включая Китай периода культурной ре­волюции) продолжал питать интеллектуальную оппо­зицию капиталистическому истеблишменту.

Все эти направления прошли длительный путь в своем развитии.

Конец коммунизма как политической системы и продолжающееся объединение Европы иной раз рас­сматриваются как первый наглядный пример победы культуры (хорошие отношения) после политики «хо­лодной войны».

Объединенная Европа в глазах многих означает окончательную гармонию в мире. Маастрихтский до­говор очертил зону, легитимирующую культурный ас­пект европейской интеграции. Само понятие «культу­ра» не фигурировало в соглашении по ЕС. В новом тек­сте появились не только соответствующая статья (128, ныне статья 151 Амстердамского варианта), но и не­сколько упоминаний в основном изложении, начиная с четвертого пункта Декларативной части Преамбулы.

В контексте Большой Европы (представленной в Совете Европы) традиционной роли культуры как свя­зующего звена всегда придавалось большое значение. На протяжении последних десятилетий соглашение по сотрудничеству в области культуры играло роль «при­емной» для будущих членов Совета Европы.

И все же бесконфликтное будущее, базирующееся на культурном обмене, представляется лишь иллюзи­ей. Культура в Европе (и везде) является не только ос­новным условием взаимопонимания, но и яблоком раздора. Этнические войны, массовые волнения, про­блемы меньшинств, религиозный фундаментализм были всегда на переднем плане истории. Конфликт цивилизаций встал на повестку дня и на рубеже тыся­челетий. Бытующие представления об универсальном спокойствии культура заменила политикой и идеоло­гией и стала источником конфликтов. Фундаменталь­ные ценности различных наций и групп стали несовместимыми. Впервые этот тезис прозвучал в молодеж­ной контр-культуре 60-х годов, обернувшейся движе­нием хиппи, кровопролитием «красных бригад» и тер­рористическими актами группы Баадер-Майнхоф. Это была политика в культурной «шкуре».

Спустя двадцать лет восторжествовала другая точ­ка зрения: культурные предпосылки, исторические тра­диции не только влияют на гуманитарное и экономическое развитие, но и определяют базисные реакции, побуждающие общество к различным переменам. В пе­риод структурных изменений (на Востоке и на Западе) культура становится главенствующей проблемой. В скрытых культурных границах открытой Европы, как и во всем мире, глобализация все более и более перепле­тается с диверсификацией и индивидуализацией. Со­перничающие и противоречивые подходы к пробле­мам культуры становятся нормой, отсюда и дискуссии по поводу исключения культурных благ и услуг из сфе­ры свободной торговли. Апелляции к мировой опас­ности глобализации в культурных отношениях стано­вятся все более и более систематическими.

Исчезновение «железного» занавеса привело к от­крытию множества междоусобных внутренних рас­колов на европейском континенте. Они были извест­ны историкам и социологам, но легко забыты поли­тиками, одержимыми идеями Восток — Запад, капи­тализм или социализм. Первый очевидный наруши­тель спокойствия — религиозный фундаментализм. Христианско- (православно-католический) мусуль­манский конфликт в Боснии — яркий пример этого движения с русско-чеченским, и французско-алжирс­ким, и американо-афганским вариантами. Внутри хри­стианства есть три базисные традиции и территории: православная (Восток и Юго-Восток), католическая (Юг и средняя часть) и протестантская (Север и сред­няя часть). К 60-м гг. XX в. в Европе началось общее религиозное возрождение, особенно ярко проявивше­еся в Восточной Европе, потому что сила атеизма и ком­мунизма была, как выяснилось, квазирелигиозной...

Религиозная нетерпимость — не только результат этого возрождения. Стало понятным, что православ­ное общество менее восприимчиво (и более враждеб­но) к экономическому либерализму, чем страны запад­ной части Европы. Протестантский мир движется бо­лее определенно к менталитету государства всеобщего благоденствия, чем другие части нашего континента. А мусульманские анклавы демонстрируют отрытое стремление к совместному принятию фундаментализ­ма на Ближнем и Среднем Востоке и Северной Афри­ке, их исторической родине.

Особенно интересен в этом аспекте британский опыт. Специфический англиканский регион сталки­вается напрямую с пакистанскими и индийскими им­мигрантами. Великобритания более открыта культур­ным связям с англосаксонским миром (бывшей Бри­танской империи, включая США), нежели с континен­тальной частью Европы.

Нельзя забывать и о том, что нерелигиозный (од­новременно культурный и экономический) раскол от­деляет север Европы от юга: дилемма каждой нации — быть частью богатого севера или бедного юга? Кон­траст этот не столь очевиден в Европе, но абсолютно ясен на мировом пространстве. Климатические усло­вия средиземноморского пояса влияли на жизнь и при­водили к различной интенсивности труда и замедлен­ному экономическому развитию, что в известной мере компенсировалось свободой самовыражения. Это, в частности, было очевидно не только между, но и внут­ри национальных государств, например Италии. Та­кая ситуация породила два направления миграции — с юга на север в поисках работы и в противоположном направлении — для досуга. Оба вектора явно культур­но обусловлены.

Известно (эта точка зрения отражена чуть ли не в каждом политическом документе), что культурное мно­гообразие рассматривается как одно из фундаменталь­ных преимуществ Европы. Ведущим звеном здесь дол­гое время были национальные государства. Культур­ная политика, как казалось, устанавливается и прово­дится в жизнь главным образом на этом уровне. Одна­ко расстановка сил в сфере культуры все более и более изменяется с появлением наднациональных структур (Европейский Союз и в меньшей степени Совет Евро­пы), глобализацией (иными трактуемой как америка­низация), с одной стороны, и региональным и локаль­ным уровнями — с другой. Если к этому добавить ле­гализацию (в первую очередь культурную) разного рода меньшинств (от этнических до сексуальных), то мозаичность общей картины станет вполне очевидной. Ре­гионализация, в свою очередь, стала последним при­бежищем историко-культурной самобытности. Алжи­рец мог получить французское гражданство (национальность, то есть стать французом), но он никогда не мог стать бретонцем или эльзасцем, турок становился немцем, но никогда баварцем или саксонцем.

Тенденция к децентрализации в полиэтничных го­сударствах федеративного образца привела к обостре­нию конфликтов и распаду. Наглядными примерами здесь стали бывший СССР и Югославия.

Роль творческой интеллигенции в национальных движениях противоречива.

С одной стороны, именно интеллектуалы форми­руют и поддерживают «национальную идею», отражая особенности периода образования «старых» нацио­нальных государств. Таким образом, они противосто­ят и европеизации, и регионализации, и глобализации.

В качестве примеров здесь можно привести интел­лектуальную поддержку сербского и русского национа­лизма, которая базировалась на могучей православной традиции (Москва — Третий Рим), или же специфичес­кую роль французской интеллигенции в формировании национального самосознания. Такой консервативный тип мышления присущ в первую очередь писателям, для которых язык определяет национальную принад­лежность, а слова формулируют абсолютные приорите­ты, в том числе и в области геополитики. Экранная куль­тура в этом плане и более демократична, и более космо­политична.

В большинстве случаев образованное сообщество, «читающая и пишущая публика» (по классическому определению, неслучайно данному именно в России в XIX в.) наряду с технологическим и экономическим развитием, добивается главенствующей роли языка в национальном суверенитете. Об этом свидетельствует и недавний опыт балтийских стран.