2021-09-14
41
Человеческая природа без сущности: когнитивная наука, нейрофизиология и биология тщательно исследуют человеческую природу. Их описания не основываются на классической теории сущностей. Человеческая природа концептуализируется скорее через вариативность, изменение и эволюцию, а не через фиксированный набор центральных характеристик. Множественность и изменение – часть нашей природы.
Чем не является эволюция.
Обычно люди считают, что эволюция – это борьба за выживание и продолжение рода. Такое представление имеет нормативные следствия: борьба за выживание и воспроизводство естественна. Более того, она правильна, ибо привела нас туда, где мы находимся.
Такая народная теория распространена в нашей культуре повсеместно. Она метафорически используется для оправдания рыночной экономики, образовательной реформы, правил судебных решений, ведения международной политики. В конце концов, эта народная теория во всех своих метафорических приложениях сводится к одному – естественно бороться за свои собственные интересы, выгоду, а уклоняться от неё иррационально. Нормативным следствием становится то, что общественное устройство, во всех сферах, естественно и оптимально управляется принципами состязательного интереса, а всё, что этому препятствует неестественно и аморально.
Мы можем высказать две вещи об этой народной теории и её практических приложениях. (1) Взгляд на свою выгоду, в ней содержащийся, неверен. (2) Взгляд на эволюцию, представленный в этой народной теории, основан на ложной метафоре об эволюции. И народная теория, и её приложения, таким образом, совершенно ложны.
Эгоизм против альтруизма.
Неудивительно, что вопрос об альтруизме оказался в центре многих современных попыток понять этику в контексте эволюции. Альтруизм становится «проблемой» – точнее даже «Проблемой» – морали, при наличии традиционного понимания личности, развитого со времён утилитаризма и Дарвина. Проблема вот в чём: почему кто-либо должен поступать альтруистично, когда люди по природе «рациональны», а «рациональность» означает максимизацию собственного интереса? Почему альтруизм вообще может преодолевать эгоизм?
В западной традиции длительное время рассматривали рациональность через призму эффективного осуществления своего интереса. Это можно увидеть уже у Эпикура, считавшего удовольствие и боль источниками всякого действия: разумный человек ищет удовольствия и избегает боли. Счастье есть максимизация доступного нам удовольствия.
Психология эпохи Просвещения в большинстве своём полагала, что люди мотивированы главным образом желанием максимизировать удовлетворение. Экономическая теория Просвещения восприняла эту же психологическую модель. Она продолжила исследовать рациональность целей-средств в смысле эффективной калькуляции средств для достижения чётких, исчислимых целей. Притом, что рациональность считали определяющей характеристикой человеческой природы, казалось, что люди используют разум естественно для максимизации своей предполагаемой выгоды. Утилитаристы восприняли такой взгляд на человеческую природу и пытались основать на нём утопическую нравственную систему. В этой «идеальной» социальной системе каждый будет иметь максимальную свободу для достижения своей выгоды, но при учёте того, что другие имеют такую же свободу.
Часто дарвиновскую теорию эволюции интерпретируют, а точнее искажают, как полное соответствие такому взгляду на нас – природных максимизаторов собственной выгоды. Эволюционная теория сама представляет собой описание и объяснение выживания вида через призму адаптации к экологическим нишам. Дарвиновскую адаптацию метафорически, но совершенно неверно, восприняли, как «конкуренцию», состязательную борьбу за ограниченные ресурсы, в которой способен победить только сильный и хитрый, приобретший блага необходимые для выживания и счастья. Эволюционный «успех» людей в этой конкуренции был впоследствии приписан социал-дарвинизмом человеческой рациональности: лучшие максимизаторы собственной выгоды выигрывают в состязательной борьбе.
Двойное наследие утилитаризма и социал-дарвинизма сохраняют глубоко укоренённый взгляд на человеческую рациональность как на максимизацию своей выгоды. Его математическим выражением стала модель рационального актора, обсуждавшаяся в гл. 23. Как мы видели, такая модель требует использования трёхуровневой метафоры. Она не является буквальной математизацией какой-либо предполагаемой «рациональной структуры мира» или человеческой рациональности. Ведь, как мы видели, реальная человеческая рациональность пользуется бессознательными концептуализациями, прототипами, метафорами, и т.п.
Само понятие чётко определённой, повсеместной, непротиворечивой «собственной выгоды» для какого-либо человека на протяжении какого-либо длительного срока бессмысленно. Оно опровергается следующими положениями:
1. большая часть нашего мышления бессознательна, потому, определение собственной выгоды в повседневной жизни осуществляется большей частью не на уровне сознательного выбора.
2.наши бессознательные концептуальные системы пользуются многочисленными метафорами и прототипами, в особенности в сфере метафор, касающихся добра и зла, а также должного. Так что, в большинстве случаев не существует однозначного, последовательного понятия «блага» или «наилучшего результата».
3. поскольку наше бессознательное мышление относительно «наилучшего результата» часто вступает в противоречие с нашим сознательным определением «наилучшего результата», не существует единственной единой последовательной данности «собственной выгоды».
Вкратце, природа человеческих понятийных систем не позволяет нам быть объективными максимизаторами однозначной непротиворечивой выгоды.
Теперь становится очевидным, что нравственная проблема предположительного конфликта эгоизма («рациональности») и альтруизма является следствием ложных преставлений, поскольку такое понятие рациональности эмпирически неверно: мы не являемся и не можем быть рациональными максимизаторами собственной выгоды в традиционном смысле. Более того, понятие альтруизма также проистекает из ложных взглядов. Как мы видели в гл. 14, нравственные системы задаются соответственно идеализированным семейным моделям (например, модели Строго Отца и Воспитывающего Родителя). «Альтруистическим» могут считаться весьма разные вещи в разных нравственных системах, основанных на моделях семьи.
Чтобы понять почему, давайте взглянем на простейший пример: жертвовать свои деньги и время для политического дела, которое вы считаете нравственно правильным. Согласно политически консервативной версии морали Строгого Отца, запрет на аборты будет вполне таким «нравственно правильным» делом; тогда как политически либеральная версия морали Воспитывающего Родителя будет настаивать на гарантировании женского права выбрать, что будет «нравственно правильным». С точки зрения обеих версий, жертвовать время и деньги считается чисто альтруистическим актом, осуществляемым ради нравственно правильного, ради блага других и общества в целом.
Этим демонстрируется, что даже для понимания того, что мы считаем альтруизмом в каждом конкретном случае, нам приходится обращаться к основанным на моделях семьи нравственным системам, структурирующим наше познавательное бессознательное. Изучение таких нравственных систем и их следствий, опирающееся на методы исследования когнитивной науки, играет ключевую роль для того, на чём должна сосредоточиться будущая соответствующая человеку этическая философия.
